Балласт

Юнги тяжело опускается в офисное кресло и ослабляет галстук делового костюма, анализируя последний час своей жизни. Постукивает пальцами по подлокотнику, стимулируя мыслительный процесс, и закрывает глаза, ощущая, как сердце ускоренно бьётся в груди, качая насыщенную адреналином кровь. Усталость пока не чувствуется, напротив, альфа порядком взволнован, энергичен и возбуждён. Он был хорош, безусловно. Однако в делах, подобных этому, никогда не обходится совсем уж без последствий. Это был очень тяжёлый час его жизни. Как и предшествующие ему тринадцать с половиной. Юнги лениво открывает глаза, когда покинутый на столе телефон оповещает о непрочитанных уведомлениях ненавязчивой вибрацией. Альфа жмёт на кнопку блокировки и чувствует, как болезненно щемит сердце, а губы трогает печальная улыбка. На заставке — Чимин и Джихёк, беззаботно поедающие мороженое на заднем дворе. Юнги помнит этот день и момент, когда рука непроизвольно потянулась к телефону в бесконтрольном порыве запечатлеть прекрасное мгновение. Знает даже, что в кадр попала и Холли, правда, прямо сейчас её не видно из-за скрывающей часть экрана плашки с уведомлениями о пропущенных вызовах. Пять штук. Вам звонил Ким Намджун. Юнги удивлённо приподнимает бровь и тут же спешит перезвонить, откидываясь на спинку кресла под звук монотонных длинных гудков. — Хэй. Прости, я давал комментарии прессе. Просто сумасшедшее утро. У тебя что-то срочное? — Да, — голос Намджуна в трубке неожиданно серьёзен. Юнги взволнованно распахивает глаза шире, ощущая, как в груди нарастает беспокойство от того напряжения, которым пропитано это простое и ёмкое «да». — Чимин. Он сейчас немного не в себе, и… тебе нужно приехать, Юнги. Я вколол ему диазепам, но… — Постой, — жёстко обрывает альфа, сужая глаза и ощущая, как тревога бесконтрольно затапливает уставшее тело. — Что с ним? И какой нахрен диазепам, Намджун? Он в положении, ему нельзя ничего, кроме чёртовой валерианы! — Юнги. Ты должен приехать. — Что-то случилось с ребёнком? — альфа поднимается на ноги и напряжённо ожидает ответа, чувствуя собственный пульс в висках и пятках одновременно. — Да. Случилось. Юнги медленно закрывает глаза и с силой стискивает зубы, всё глубже погружаясь в отчаяние в давящей тишине динамика. Предшествующие этому моменту четырнадцать с половиной часов вдруг кажутся альфе сущим пустяком. Юнги доезжает до клиники за полчаса, во многом благодаря водителю, что послушно топит педаль газа в пол на каждом участке дороги, где это хоть сколько-нибудь безопасно. Альфа влетает в помещение с совершенно безумными глазами и взбегает на нужный этаж по лестнице, заставая Намджуна одного в его просторном светлом кабинете. — Где Чимин? Он в порядке? Что, чёрт возьми, случилось, Джун? — Юнги опускает любезности и переходит сразу к сути, даже не пытаясь скрыть нервозность и дрожь своего обычно такого ровного и спокойного голоса. Намджун поднимает на друга полный горького сожаления взгляд, и альфа столбенеет, ощущая, как мир вокруг фрагмент за фрагментом осыпается к его ногам сухой штукатуркой. — Он уснул в одной из палат на третьем этаже после конской дозы успокоительного. Я оставил с ним акушера, за ним присматривают. — Что всё это нахрен значит? Какое успокоительное? Какой акушер? Что, блять, происходит, ответь мне! Юнги не хочет верить, не хочет принимать навязчиво пульсирующее в висках предположение, а потому уходит в отрицание, пока его уставший мозг усиленно пытается придумать новую версию произошедшего, чуть более безопасную для психики. Юнги не хочет верить, но где-то в глубине души уже знает, что он услышит в ответ. Намджун тяжело вздыхает и шумно сглатывает под гнётом почти вопящего взгляда друга. За десятки лет своей головокружительной карьеры он так и не привык к этой вынужденной роли гонца, приносящего плохие новости. Особенно когда дело касается близких ему людей. — Во время осмотра я заметил, что размер его матки немного не соответствует норме для его срока. Мы сделали скрининг и… диагностировали антенатальную гибель плода. Ваш ребёнок… умер внутриутробно. Мне очень жаль. Юнги замирает, чувствуя, как каждое слово врезается в сердце, высекая букву за буквой прямо по живому. Слышит их раскатистым эхом в черепной коробке и чувствует отдачу в виски. Что-то в груди в одну секунду обрывается, когда дурное предчувствие приобретает реальную форму, разрастаясь до размеров чёрной дыры, и оставляет его один на один с плотной и вязкой пустотой. Нет. Нет. Нет. Этого не может быть. Этого, блять, просто не может быть. — Ещё раз. Наш ребёнок… что? Юнги не может произнести это вслух, не может выдавить из себя этот блядский синоним неотвратимости. Его язык не поворачивается, губы не складываются, голос застревает в горле, а челюсть не хочет двигаться. Это ведь просто дурной сон. Фокус его дурацкого подсознания в ответ на переутомление. Сейчас он проснётся в своём кабинете, облегчённо выдохнет и отправится домой, к семье. Обнимет сына, обсудит визит к Намджуну с Чимином и спокойно поговорит с ним о том, что случилось вчера. Ведь так? Так ведь? Намджун поднимается на ноги с тяжёлым сердцем и сочувственно поджимает губы, когда видит этот безжизненный взгляд друга, направленный внутрь себя. Альфа болезненно морщится и оказывается рядом с Мином в два широких шага, тут же сгребая мужчину в крепкие объятия. Юнги ощущает себя безвольной марионеткой, не способной пошевелить ни рукой, ни ногой. — Мне так чертовски жаль, Юнги. Я знаю, что ты чувствуешь, и знаю, что никакие слова сейчас не могут быть достаточными, чтобы утешить. Но вы всегда можете положиться на нас с Сокджином, если… — Нет… — голос Юнги сдавленный и дрожащий, альфа шмыгает носом, не ощущая, как слёзы бегут по лицу, и недоверчиво качает головой, теряя связь с реальностью. — Нет. Это невозможно. Как это вообще возможно?.. Осознание догоняет спустя несколько секунд, накрывает с головой вместе с ощущением ткани намджунова халата под пальцами и влаги на собственных щеках. Юнги издаёт громкий истошный вопль и крепче хватается за плечи друга, давая волю чувствам. — Я всегда здесь, дружище, я здесь, если ты захочешь поговорить об этом. Я знаю, что ты чувствуешь, и мне так жаль, что вам приходится проходить через это тоже. — Я обещал, что буду беречь его, что положу весь мир к его ногам, буду заботиться, любить, сдувать пылинки, сделаю всё, о чём он попросит, — голос Юнги дрожит от безостановочных слёз, надтреснутый и пропитанные горечью настолько, что сердце Намджуна мучительно сжимается в груди. — Я должен был оградить его от всего дерьма, не допустить той встречи… а он носил те тяжёлые сумки, терзал себя и… так перенервничал, когда я не справился с эмоциями. Я такой уёбок, это я… — Нет. Это не ты. Никто из вас, — Намджун пытается звучать мягко, но уверенно, не позволяя другу провалиться в чувство вины так, как это было с Чимином. Ким будто всё ещё слышит тот душераздирающий вой, заглушающий любые попытки успокоить и привести омегу в чувства. — Это случилось около недели назад. Причиной могут быть гормональные нарушения, структурные перестройки хромосом, или даже антифосфолипидный синдром. Я назначу анализы и проведу все необходимые обследования, когда мы извлечём плод, чтобы установить более точную причину и помочь вам избежать повторения ситуации, только, прошу тебя, не ищи виновника в себе или в Чимине, Юнги. Сейчас это последнее, что вам нужно. Извлечём плод. Так просто. Юнги поджимает губы и с силой жмурит глаза, пытаясь сдержать внезапную вспышку злости, но погружает просторный кабинет в свой кислый подавляющий запах. Это не просто плод. Маленький человек, что мог бы в будущем стать врачом, футболистом, певцом, учителем, актёром, кем угодно. Тот, кого альфа трепетно любил всем сердцем с самого первого дня, даже без возможности коснуться или увидеть. Тот, знакомства с которым так долго и отчаянно ждал, чтобы дарить ему заботу и любовь. Тот, кто никогда не сможет назвать его отцом и подарить ему нежное воспоминание о своей первой улыбке и несмелых шагах. — Чимин, — выдыхает, наконец, Юнги, когда его заторможенный мозг выдёргивает знакомое имя из внушительной речи Намджуна. — Пускай меня проведут к нему. Я хочу… побыть с ним. Мин вспоминает те мерзкие слова, что сорвались с губ омеги вчера во время их ссоры, и с силой закусывает внутреннюю сторону щеки, ненавидя себя за секундную мысль о мгновенной карме. Чимин не заслужил такого. Никто не заслужил. К тому же, если верить словам Намджуна, гибель наступила примерно за неделю до случившегося. Гибель. Юнги выворачивается из крепких объятий друга и надавливает на веки нижними частями ладоней до мерзкой ряби перед глазами, судорожно выдыхая. — Конечно, пойдём. Я сам собирался зайти к нему ненадолго. Нам нужно… обсудить план дальнейших действий, — Намджун подаёт голос и мягко похлопывает Мина по плечу, прежде чем уложить руку на его широкую спину. Юнги ощущает себя в сомнамбулическом трансе, пока идёт в задаваемом ладонью Намджуна направлении по широким лестницам и светлым коридорам центра. Останавливается, наконец, возле нужной палаты и, пользуясь тактично предоставленной другом возможностью, делает несколько глубоких вдохов, прежде чем нажать на холодную ручку и потянуть дверь на себя. В помещении царит искусственный полумрак от закрытых ставней жалюзи и выключенного верхнего света. Молодой крепкий акушер с ровной осанкой сидит на мягком пуфе возле единственной постели, загораживая собой примерно её половину, и тихонько читает вслух с телефона, не отвлекаясь даже тогда, когда за спиной раздаётся скрип двери. Лишь оборачивается на вошедших и делает знак глазами в сторону матраса, позволяя Юнги, наконец, рассмотреть лежащую на нём фигуру. Чимин выглядит безжизненным, бледным, потухшим, опустошённым. Его красные после недавней истерики глаза смотрят в одну точку сквозь пространство без чёткого фокуса, тело абсолютно неподвижно, а губы слегка приоткрыты. Юнги чувствует, как болезненно сжимается сердце от вида такого омеги. Судя по всему, Намджун не врал, когда говорил о конской дозе успокоительного. — Чимин, — Юнги говорит тихо и не особо надеется быть услышанным, но ошибается. Омега реагирует медленно, но всё же переводит взгляд на супруга и тут же раскрывает глаза в немом ужасе, цепляясь непослушными пальцами за белый халат акушера. Даже в самых кошмарных снах Юнги никогда не хотел бы видеть такую реакцию мужа на своё появление. — Милый… Альфа делает несколько шагов вперёд на ватных ногах и опускается на колени у изголовья кровати, перехватывая лицо Чимина ладонями. Глаза омеги вновь полны слёз, губы дрожат, а дыхание сбивается на рваные вдохи и выдохи. Какое-то время он ещё пытается вывернуться, отстраниться, отшатнуться, но Юнги не позволяет, прижимаясь ко лбу мужа своим. — Тихо, тихо, не нужно. Посмотри на меня. Родной… Юнги чувствует, как слёзы вновь подкатывают к горлу, и, не ощущая в себе сил сдерживаться, позволяет им вырваться наружу с очередным жалобным стоном. — Ненавижу… — едва слышно выдыхает Чимин дрожащим от слёз голосом. Юнги на мгновение кажется, что жизнь его рушится повторно. — Я себя ненавижу… это я… — Мой маленький. Не нужно. Иди ко мне… Альфа поднимается с колен и тут же усаживается на кровать, спеша притянуть меланхолично пускающего слёзы Чимина к своей груди, дабы немного убаюкать его снова. Краем глаза Юнги замечает, как Намджун и плечистый акушер переговариваются о чём-то шёпотом, стоя к ним спиной, и мысленно благодарит друга за эту сдержанную тактичность. — Я не знаю, как это пережить. Не знаю, не знаю, не знаю… — сокрушённо признаётся Чимин, повторяя одно и то же, будто в бреду, и прячет лицо в ладонях, сотрясаясь от подкатывающей к горлу истерики. — Я тоже, — честно сообщает Юнги, шмыгая носом, и повержено качает головой, прижимая омегу ближе к груди, дабы напомнить: он здесь, рядом. — Но я придумаю что-нибудь. Постараюсь. Больше они не говорят, молча разделяя одно на двоих горе. Юнги покачивает мужа в крепких объятиях и продолжает беззвучно лить слёзы, что растворяются где-то между линией челюсти и светлой чиминовой макушкой. Сил омеги не хватает надолго. К моменту, когда ткань рубашки Юнги успевает напитаться чужими слезами, Чимин проваливается в чуткий беспокойный сон, обильно потея. Альфа с опозданием замечает, как Намджун присаживается на пуф возле кровати, но сохраняет молчание, дожидаясь, пока на него обратят внимание. — Что теперь? — уточняет Юнги, глядя куда-то сквозь друга. Вопрос, очевидно, касается их дальнейших действий с медицинской точки зрения, но звучит куда более глобально. Намджун в очередной раз сочувственно поджимает губы. — Дальше нам нужно извл… — Не произноси это больше, — Юнги едва не рычит, и Ким послушно замолкает, кивнув. — Как это будет происходить? — Чимину придётся остаться здесь минимум дней на пять. Сегодня я позволю ему немного прийти в себя, а завтра и послезавтра дам ему по таблетке Мифепристона. Он должен вызвать сокращение матки и спровоцировать искусственные роды. Возможно… — Роды? — взгляд Юнги становится более осмысленным по мере того, как он окончательно понимает, что именно их ждёт. — Чимин… будет в сознании всё это время? Будет… рожать нашего… мёртвого ребёнка? Намджун тяжело вздыхает и коротко кивает. — Других вариантов нет, Юнги. Если только кесарево, но после него его ждёт очень сложное восстановление. Я бы не рекомендовал делать это без серьёзных на то показаний. Двадцать пять недель — слишком большой срок для вакуум-аспирации. Ему придётся… родить этого ребёнка. Мин крепко зажмуривает веки и сокрушённо качает головой, с силой закусывая губу. Всё это похоже на ад. Кромешный ад, в котором его омеге придётся провести что-то около четырнадцати часов в болезненных схватках и потугах, заведомо зная, что по завершении он не услышит пронзительный детский плач. — Возможно, после двух таблеток ему также потребуется дополнительная стимуляция, вроде палочек Ламинарии или капельницы с окситоцином, всё будет зависеть от того, как быстро будет происходить раскрытие. В моей практике бывало всякое. У нас также есть толковый анестезиолог на случай эпидурального обезболивания. Я обещаю тебе, Чимин здесь в надёжных руках. Сейчас я подготовлю всё, что необходимо для его госпитализации, и подыщу ему лучшую палату в родильном отделении. — Мне нужно отвезти Джихёка за город, к семье, — произносит Юнги, ощущая, как мозг понемногу приходит в тонус по мере того, как ему подкидывают чёткий план, и начинает продумывать дальнейшие ходы. Поставив собственное горе на паузу, альфа, наконец, вспоминает о том, что всё ещё является родителем, несущим ответственность за одно маленькое божье создание. — Найди нам двухместную палату, пожалуйста. Намджун медленно облизывает губы и косится на друга с сомнением. — Ты уверен? Я понимаю твоё желание быть с ним рядом и разделить этот тяжёлый момент, но… — Я уверен. Я… — Юнги запинается и снова чувствует, как предательски щиплет глаза от вновь подкативших слёз. — Я обещал ему, что буду присутствовать на родах. И я сдержу обещание.