Лисий танец

…Тогда Вэй Ин поймал взгляд Лань Чжаня и, лукаво улыбнувшись, отступил к постели, медленно развязывая пояс алого свадебного ханьфу. Прекрасная ткань с шелестом заскользила вниз, соблазняя и словно подсказывая, что следует делать дальше. И Лань Чжаню не нужно было повторять дважды. Он нагнал Вэй Ина, настиг его, поцеловал в шею. На миг лишь прервался — чтобы установить купол тишины. Запахи кружили голову, прикосновения и поцелуи распаляли, и когда Вэй Ин оказался обнажённым на постели, сдерживать уши и хвосты никто из них уже не пытался. С одной стороны, они уже касались друг друга со всей откровенностью, с другой — ещё не опробовали всё, что хотели. Но если прежде дерзость и смелость слишком быстро сменялись смущением, то сегодня они уже были супругами и перед людьми, и перед Небесами, и ничто уже не могло их остановить. Вэй Ин не запомнил точно, в ком из них первой взыграла страсть. Лань Чжань ли устал быть нежным, или он сам полоснул его когтями, чтобы поторопить, но во мгновение они вспыхнули единым пламенем, переплелись, не только целуя, но и кусая друг друга. Может, Лань Чжань хотел быть с ним особенно мягким — в первую ночь, когда они только-только стали супругами, чтобы навечно закрепить союз, чтобы доказать бесконечность своей любви, — Вэй Ин мог бы такое представить, но у него не получилось. У них обоих не получилось. Взаимно опалённые, они стали торопливыми, резкими, жадными. Они оба. И даже Лань Чжань, чьё терпение было вышколено правилами клана, не сумел удержать себя в узде, не вспомнил об осторожности. Сколько в такой любви оказалось боли, а сколько безудержной радости? Всё в итоге смешалось в огненный вихрь, выжигающий любые ощущения, кроме наслаждения. И, совсем обессилев, они осознали в полной мере, насколько стали едины… *** …Неумолчно журчала вода, а холодный воздух напоминал, что вовсе не летним вечером они — обнажённые — оказались на берегу ручья. Стылая ночь дышала в затылок, и оставаться дольше в её объятиях было чревато. Вэй Ин торопливо надкусил собственный палец, кровью на ладони начертал талисман перемещения и ударил о землю, чтобы они вдвоём с Лань Чжанем за один взмах ресниц исчезли с холодных камней, едва укрытых лепестками сброшенных одежд, и оказались в тепле собственного цзинши. Обжигающая ледяная вода, а после — опаляющая сладость поцелуев призваны были стереть из памяти тяжёлый и полный беспокойства день хоть ненадолго. Во взаимной любви Вэй Ин хотел забыть, как пахнет смерть, потому что аромат её как будто бы забился в нос и не собирался исчезнуть. Вэй Ин мечтал раствориться в неге и наслаждении, чтобы перестать снова и снова вспоминать лицо Оуян Синя — и как тот занёс клинок, чтобы убить совсем ещё крошечного лисёнка. Вряд ли в заполошных прикосновениях, в настойчивых и похожих на укусы поцелуях Лань Чжань читал все эти эмоции. Но Вэй Ин и не хотел того. Он не собирался делиться, жадно собрав внутри себя всю эту ярость, всю боль, всю черноту, которую увидел в чужих душах, пока говорил перед всеми кланами. Он выдержал Совет, пока Лань Чжань удерживал в пальцах тонкую ниточку жизни старшего брата. И беспокоить его сильнее Вэй Ин не собирался. Нет! Каждый из них сделал свою часть работы, так к чему сваливать на плечи супруга тревоги и печали? «Любое чувство можно опознать по запаху, любую эмоцию…» — так Вэй Ину говорила мать, и он преуспел в этом искусстве. Но даже зная, что Лань Чжань уступает в подобном, спешил спрятать за искренней любовью собственный гнев, направленный на устоявшиеся порядки. И всё же Лань Чжань поймал его за запястья, притянул к себе на грудь, заставил улечься — кожа к коже, тело к телу. Улизнул от очередного поцелуя. — Вэй Ин, — прошептал он, — Вэй Ин, подожди. Вэй Ин чувствовал, как бьётся его сердце. «Ты жив — и я жив, — слышалось ему в каждом ударе. — Ты и я, мы оба — мы живы». Но он хотел большего, мечтал об ослепляющем удовольствии, сравнимом с весенним дождём, от которого пробуждается мэйхуа, с бурным потоком, мчащимся с горных вершин, с… — Вэй Ин, — повторил Лань Чжань снова. — Не торопись. Приподнявшись на локтях, Вэй Ин заглянул ему в лицо. Цзинши освещалось лишь мутным сиянием снега, проникавшем сквозь окно: возможно, над Облачными глубинами встала луна. Жаровни исправно дарили тепло, но угли в них спрятались под седым пеплом. И всё же острого лисьего зрения было достаточно, чтобы рассмотреть во всех подробностях, ни одной черты любимого лица не упустить, впитать красоту, запомнить момент навеки. Вэй Ин хотел о чём-то спросить, узнать, зачем Лань Чжань его останавливает, чего просит, но по одному только взгляду всё прочёл и понял. И следующий поцелуй оказался неторопливым и мягким, полным нежности. Когда же он оборвался, Вэй Ин скользнул ниже так стремительно, что Лань Чжань не успел его удержать. Вэй Ин пробежал пальцами от его колена к бедру и выше, снова отстранился — чтобы посмотреть, как почти невинное прикосновение заставляет Лань Чжаня взволнованно задержать дыхание. Не прозвучало ни слова, и Вэй Ин наклонил голову ниже, пряди волос заскользили по светлой коже Лань Чжаня, пока он целовал его грудь, обхватывал губами сосок. Не грубо, нет! Пряча клыки, чтобы не задеть, не поранить. Ладонь Вэй Ина неторопливо скользила по животу Лань Чжаня, пока не добралась до потяжелевшего напряжённого члена. Всё ещё пытавшиеся пробиться воспоминания, пережитые тревоги, неприятные моменты — всё разом исчезло, потому что Вэй Ин сосредоточился только на том, чтобы подарить наслаждение и самому насладиться. — Вэй Ин… — прозвучало с придыханием, со стоном, и хоть это не было ни просьбой, ни озвученным желанием, Вэй Ин рассудил по своему, жарко обхватив губами головку. Комната тонула в тенях, даже луна перестала бросать скупые лучи сквозь окно, стыдливо спрятавшись за облаками, но ни Вэй Ину, ни Лань Чжаню не нужен был свет. Они видели красоту друг друга пальцами, чувствовали друг друга не только всем телом, но всей душой. Вэй Ин двигался равномерно и неторопливо, помогал себе ладонью, не столько лаская, сколько дразня. Привстав на локтях, Лань Чжань заворожённо смотрел на него, возбуждённо вздрагивая всякий раз, когда Вэй Ин выпускал его член, чтобы провести языком по головке. Пламя его взгляда ощущалось, как невесомые касания, и Вэй Ина пьянило это сильнее, чем если бы сейчас он сделал глоток вина. В какой-то момент ладонь Лань Чжаня вплелась Вэй Ину в волосы, и эта мимолётная ласка заставила тихонько взрыкнуть. «Не торопи, не останавливай», — пронеслась мысль как вспышка. Вэй Ин не хотел доводить Лань Чжаня до пика прямо сейчас, вот так, но не удержал — и не удержался сам. Инстинктивно выгнувшись, подавшись ему навстречу, Лань Чжань простонал, мгновенно изливаясь и позволяя выпить себя до капли. И снова они оказались лежащими друг на друге. Вэй Ин улыбнулся, потянулся, чтобы прикусить мочку Лань Чжаня, и тут же ощутил, как ладонь обхватывает его член у основания. — Разве это всё, чего ты хотел?.. — в голосе Лань Чжаня ещё звучал отзвук того стона, с которым он выплеснул семя. Этот голос подсказывал — ни один из них не удовлетворён по-настоящему. — Лань Чжань… — Вэй Ин выдохнул, прикрывая глаза. Обычно именно Лань Чжань вёл его за собой, Лань Чжань удерживал контроль, но сегодня Вэй Ин не мог следовать привычными им путями. Пусть каждое мгновение вместе отдаляло тяжёлый день, тот всё ещё нависал мрачными тучами над горизонтом, чувствовался подступающим ураганом, что готов скатиться по горным склонам. Между подушек Вэй Ин отыскал флакон масла, выпачкал пальцы, устроился чуть ниже и так близко, чтобы слышать биение сердца, чувствовать дыхание. Изменившиеся запахи выдавали волнение — будто бы снова их первая ночь после свадьбы, а алые одежды остались забытыми на полу. Это странное ощущение заставило Вэй Ина быть осторожным и чутким. Он скользнул ладонью между ног Лань Чжаня, сначала поглаживая, лаская ягодицы и такую чувствительную кожу между ними. Касания выходили особенно мягкими, оставляли влажный след, и Лань Чжань трепетал под ними, отчего желание в Вэй Ине стало только ещё крепче и насыщеннее. Чуть позже он настойчиво толкнулся, входя пальцами и тут же замирая. Лань Чжань принял его, лишь закрыл глаза, выдохнул, как будто едва подавив очередной стон. И Вэй Ин принялся исследовать дальше, увлёкся, выискивая в теле супруга те же потаённые точки, что так ярко отзывались в его собственном. Снова и снова, то ускоряя движения, то замедляя, пока не услышал хриплое: — Вэй Ин, прошу, — Лань Чжань, двинувшись навстречу ласкающим пальцам, выдохнул его имя с такой нежностью и любовью, что отказать ему было бы невозможно. Вэй Ин уступил — он и сам слишком хотел уже слиться, прочувствовать всё, познать супруга и с такой стороны. На миг только замер, когда навис над Лань Чжанем, а затем подхватил его под колено и вошёл рывком, сразу же обнимая и целуя, прижимая к постели. Он и теперь остался нежен, удержал себя, чтобы ритм был мягким, обволакивающим наслаждением, будто волна, хотя мышцы от напряжения совершенно закаменели. Он помнил ещё, что Лань Чжань не привык к этому, что для него — это впервые. Оттого Вэй Ин вёл мягко, по стонам и судорожным вздохам, по прокатывающейся дрожи, по тому, как Лань Чжань запрокидывал голову, понимая, что следует, а чего не следует допускать. Но наступило мгновение, когда лавину чувств и ощущений сдержать было больше невозможно. Лань Чжань спровоцировал его — впился зубами в плечо, и Вэй Ин сорвался. Движения стали размашистыми и жаркими, и дойти до пика им обоим не составило труда… Не тысяча шагов привела их к вершине, и, может быть, они слишком опустошили друг друга, вместо того чтобы скопить силы и исцелить тревоги, но в миг, когда их закружило в звёздном водовороте, они одновременно выдохнули: — Люблю тебя. *** Утром Вэй Ин долго не хотел пробуждаться. Вчерашний день виделся мутным сном, в котором произошло слишком много, о чём и вспоминать не хотелось. Но Лань Чжань тихонько потряс его за плечо. — Вэй Ин, нам нельзя разлёживаться. — Почему нет? — Вэй Ин всё же открыл глаза, чтобы посмотреть на супруга, пока он не успел привести себя в порядок, собрать волосы, отыскать их налобные ленты. — Хоть немногим дольше останься в постели. Мягкий свет кутал комнату, подсказывая, что в Облачных глубинах опять снегопад. Угли в жаровнях прогорели, и было немного зябко. — Нельзя, — Лань Чжань выдержал взгляд. — Хоть Мэн Яо и пришёл в себя, сегодня брат останется рядом с ним. Нам придётся подменить его на месте главы. Продолжить Совет, отослать к ним лекарей… Вэй Ин накрыл его губы ладонью, заставив замолчать. Нега схлынула, и оказалось, что недолгое забытье в любви не избавило от проблем, только позволило отвлечься. — Не говори мне об этом, — попросил Вэй Ин, когда ощутил, как губы Лань Чжаня оставляют поцелуй посреди ладони. — Ни о чём не говори мне, дай посмотреть на тебя и вспомнить, как мы друг друга любили этой ночью. А потом я для тебя сделаю, что пожелаешь. И Совет не посмеет мне перечить. — Вэй Ин… — Лань Чжань привлёк его к себе и поцеловал, ничего больше не добавив. …Одевались они, помогая друг другу, и хоть немного опоздали к завтраку — отдавали распоряжения, никто из глав не сделал им замечания, даже Цзян Фэнмянь не уличил в неуважении, хотя то было его право как Верховного заклинателя. Как и предполагали правила Облачных глубин, ели все в глубоком молчании, только и слышно было шуршание снегопада да шорох порывов ветра. Никто из присутствующих здесь ещё ничего не знал. Главы кланов нет-нет, а бросали взгляды на Вэй Ина и Лань Чжаня. Вопросы, которыми они задавались, можно было понять и без слов. Отчего они не надели траур? Почему не велено повсюду развесить белые флаги и фонари? Только снег будто бы помнил о печали и кутал всё траурной белизной. О, сколько осуждения читалось в лице главы клана Яо! Наконец настало время отправляться в Главный зал. Вэй Ин удержал Лань Чжаня за запястье, заставив пропустить вперёд всех остальных, и спросил: — Ты скажешь им или я?.. — Это мой долг, — отозвался Лань Чжань. — Если позволишь. Вэй Ин кивнул, соглашаясь. На миг они задержались взглядами друг на друге, вспомнили о проведённой вместе ночи, одновременно вспыхнули от смущения, а потом, тесно переплетя пальцы, двинулись сквозь снегопад.