Making Lemonade

      Взгляд Элизабет остановился на часах. Всего несколько минут назад Мессина сообщил ей, что Джозеф поправился достаточно, чтобы возобновить тренировки. Если ее предположения были верны, скоро тот отправится на поиски Цезаря.       Из верхнего ящика стола она достала зажигалку и серебряный портсигар, где хранила свои любимые марки сигарет, и взяла одну из них. Прикурив, она неторопливо сделала затяжку. Сперва она даст им минуту, а затем поговорит с ними обоими по отдельности.       За Элизабет числился только один грешок — курение. Она начала курить вскоре после смерти мужа. Это успокаивало ее как ничто другое. Мягкое послевкусие изысканного табака могло сравниться разве что с лучшими винами. Теплый пряный аромат никотина утешал ее и придавал уму странную ясность.       Она не могла не заметить, как это сказалось на ее выносливости, уменьшив потенциал ее Хамона вдвое. Но она научилась преодолевать собственные границы возможностей, превращая слабость в силу. Ущерб, нанесенный ее здоровью, заставил ее тренироваться еще усерднее, чтобы соответствовать собственным требованиям.       Клубящиеся узоры, которые образовывал в воздухе дым, стали ее верными спутниками. Со временем она научилась определять по одному завитку, сбилось ли ее дыхание с ритма. Благодаря знаниям в области целительства она умела быстро восстанавливать свои силы, используя пепельный дым как катализатор. И, в конце концов, ей удалось усилить свой Хамон, что был и без того гораздо более разрушительным, чем у многих опытных практиков. Ее Хамон стал сильнее в три раза по сравнению с тем, что у нее был, когда она мстила.       Месть. Теперь она могла трезво посмотреть на себя в ту ночь, когда она уничтожила убийцу своего мужа. Ей потребовалось меньше секунды, чтобы решиться на это, и жалела она лишь о том, что оставила свидетелей. Она отдалась гневу, и ее собственная опрометчивая ошибка лишила ее всего.       Взвешенно обдумывая это на холодную голову, она поняла, что офицер не лгал ей. Война, которая позволила зомби избежать правосудия, действительно убила Джорджа. Офицер годами жил среди людей и оставался незамеченным. У него все еще сохранилась рациональность, и с ним можно было договориться. Его самым большим страхом было раскрытие правды. Она могла бы передать улики его начальству и отомстить законным путем. Но это не дало бы ей никаких гарантий…       Нет смысла зацикливаться на прошлом, решила она. Элизабет давно избрала свой путь, и ей придется смириться со своим решением.       Ее прежнее «я» умерло там, вместе с Джорджем, и родилась новая женщина: ожесточенная, циничная, движимая единственной целью. Вместе со свободой она отказалась от своего имени, обручального кольца и любого права называть себя матерью. Она поставила перед собой задачу не только искоренить наследие Брандо, но и коррупцию в мире. Несколько высокопоставленных чиновников сомнительной морали и происхождения исчезли в разных странах, и вслед за этим по миру поползли слухи о таинственном, модно одетом убийце.       Она выдохнула дым, и он окутал ее губы теплой, призрачной лаской.       В голове всплыли старые разговоры:

      — Скажи ему, что я умерла. Не хочу, чтобы он думал, что я бросила его.

      — У тебя не было другого выбора, кроме как уйти, — с сожалением говорил мистер Спидвагон. — Кстати, за тобой охотится еще один из его дружков. Возможно, тебе стоит собрать вещи.

      Обычные методы расслабления не помогали ей. Хотя бы потому, что то дерьмо, через которое она прошла, вряд ли можно было назвать обычным. Поэтому она курила: это было то немногое, что позволяло ей сохранять видимость спокойствия.       За эти годы она сколотила небольшое состояние из разных источников: как приятных, так и не очень. Она купила остров у берегов Италии и посвятила немногочисленные свободные часы, бросая вызов самой смерти и оттачивая свои навыки. Кроме того, она обучала других. Однако были те вещи, которым она не могла научить. Техники медитаций и внутреннего покоя давались ей с трудом. Тогда на помощь ей пришли Мессина и Логгинс — опытные, сплоченные и добродушные. Этими качествами она не обладала даже до инцидента. Она не посвящала в свои проблемы других, но все же остро переживала неудачи.       Когда молодой итальянец впервые пришел к ней — этот испуганный, потерянный подросток, испытавший боли больше, чем многие люди не узнали бы за всю жизнь, — она поняла, что судьба дает ей шанс смыть некоторые из кровавых пятен с ее имени. Она никогда не была знакома с его отцом, пусть и была наслышана о Цеппели. Тогда она узнала, что Марио сделал со своей семьей.

      — Тебе не нужно прощать его, — говорила она.

      — Я тот, кто нуждается в прощении, — настаивал Цезарь. — Взгляните, в кого я превратился. Научите меня, тренер! Научите меня быть похожим на вас! Мне нужен ваш талант…

      — Талант — ничто. Обучение — все.

      — Тогда я буду тренироваться! И я отомщу…

      — Не будь опрометчив, — предостерегла она. — Месть может показаться тебе единственным выходом, но она не принесет тебе ничего, кроме страданий. Есть и другие пути. Обдумай это.

      — Я так и сделаю, — пообещал Цезарь, но его взгляд говорил ей об обратном.

      Цезарь был убежден и непреклонен, что его отец поступил правильно, когда оставил свою семью, считая его дело праведным. Элизабет задумалась на мгновение, сложилась бы жизнь ДжоДжо так же, если бы он остался с кем-нибудь другим, кроме Эрины и Роберта.       В течение долгих, одиноких лет своего изгнания она иногда вспоминала о мальчике, которого оставила позади.       Путешествуя, Элизабет всегда брала с собой портреты старой семьи и покойного мужа, но не сохранила ни одной фотографии ДжоДжо. Она знала, что если бы сделала это, то не выдержала бы и недели и вернулась домой. Она рисковала угодить в тюрьму, поэтому никогда не позволяла себе расспрашивать Роберта о чем-то, кроме безопасности сына.       В свободное от работы время она часто задавалась вопросом: какое было его первое слово? Бабушка? Дядя?       «Что это было?» — спрашивала она себя.       Ей было интересно, плакал ли он на грустных фильмах, как Джордж. Унаследовал ли он тихий героизм своего отца, стальное достоинство бабушки и безусловное благородство дедушки. Она задавалась этими вопросами, но никогда не показывала, насколько сильно ей хочется знать ответы. Если бы она хоть раз показала свою слабость, то разрушила бы свой авторитет, который тщательно поддерживала, а также уважение, с таким трудом заслуженное. Она уже видела, что может случиться с теми, кто давал слабину, особенно с женщинами.       Когда она узнала, что все ее попытки уберечь Джозефа от печальной судьбы, постигшей их семью, оказались тщетными, она перестала удивляться.       ДжоДжо вырос грубым и несносным подростком с непочтительным отношением ко всем, кого не звали Эрина Пендлтон-Джостар. Он испытывал отвращение к коровам из-за их слюнявости, но своими манерами за столом превзошел их. Он отказался учить итальянский, посчитав это «пустой тратой времени», и сразу же воспользовался этим временем, чтобы сбежать с тренировки.       Но… У него были ее волосы и частичка ее железной воли. Хоть и небольшая, но она была там, ощутимая и осязаемая.       Когда она услышала, что он чуть не погиб, пытаясь спасти мирных жителей и отомстить за своего дядю, думая, что Роберт погиб, она нарушила свое обещание и навестила преступника. Ее отца. (Она уже давно отбросила все уточняющие прилагательные.) Она задала ему только один вопрос: «Зачем?»

      Ты выглядишь ни на день старше тридцати, — сказал он в ответ. — Помню, когда ты была вот такой, — он развел руки примерно на полметра друг от друга. Его улыбка была горько-сладкой.

      Она ушла, не проронив больше ни слова.       Маска стала вторым доказательством. Она видела, как ДжоДжо отчаянно боролся с ней поначалу, видела следы ногтей на его коже там, где проходили края ремней, и видела неприкрытое страдание в его налитых кровью глазах. Он старался продлить перерывы, которые у него были, как можно дольше… но в конце концов всегда позволял надеть ее обратно. Он изображал беззаботность, но в глубине души боялся за свою жизнь и жизнь своих близких.

      — Научи меня, Лиза Лиза!

      Атака Эйсидиси изменила планы или, по крайней мере, ее взгляд на них. Их врагам не хватало предсказуемости, на которую, как она думала, можно было положиться. Ее подготовки оказалось недостаточно. Она… чуть не потеряла (столько времени прошло с тех пор, как она думала о нем в таком ключе) своего сына.       Их обоих.       Приятно было видеть, как они заботились друг о друге. В другой вселенной она могла бы способствовать расцвету их любви, как сделали это Стрэйтс и Эрина для нее и Джорджа. Но если бы они любили друг друга и вполовину так же сильно, как она любила Джорджа, последствия могут стать ужасными. Они могли позволить своим чувствам отвлечь их от надвигающейся опасности, отвлечь их внимание. И если они не смогут сосредоточиться… они действительно могут погибнуть.       Если эти двое растворятся в своих чувствах друг к другу прежде, чем все закончится, они могут потерять нечто большее, чем свои жизни. Она знала это лучше кого-либо другого и могла лишь наблюдать, как они идут по еще более темному пути, чем ее собственный. Все ее плохие привычки отражались в каждом их шаге.       И она не могла их остановить.       С годами стало проще игнорировать противоречие, что она мать сироты. Чувство вины не покидало ее, но она понимала, что в ее жизни нет места для растущего ребенка: постоянные переезды через континенты и смертельные враги, которые наступают ей на пятки, стали ее извечными спутниками. У Джозефа не могло быть той жизни, которую они с отцом хотели ему дать, но до сих пор у него была самая лучшая жизнь из всех возможных.

      — Работай усерднее, — говорила она ДжоДжо, когда они встретились. — Ты не можешь пропустить ни дня тренировок.

У него были глаза отца.

— Ты все равно можешь умереть. Этот риск — ничто.

Джозеф смеялся совсем как он.

      Если бы только они могли встретиться при более благоприятных обстоятельствах…       Докурив сигарету до конца, она затушила ее в пепельнице. Щелчком она открыла портсигар, а затем, после недолгого колебания, вновь закрыла его.       Она знала, что есть вероятность их гибели. Такой риск был всегда. Но она сделает все, что в ее силах, чтобы свести этот шанс к нулю.

***

      Лиза Лиза отвернулась к стене, изучая портрет мужчины в форме. Ее длинные волосы разметались по плечам. В стеклянной пепельнице на ее столе тлели остатки сигареты.       Часы на столе мирно тикали, приближаясь к полудню. Цезарь моргнул, приходя в себя. Казалось, прошли столетия с тех пор, как он проснулся.       — Мастер? — позвал ее Цезарь через мгновение.       — Мы обсуждали наш следующий шаг, — сказала она без лишних предисловий. — Люди из колонн, очевидно, ускорили свои планы, и мы должны отреагировать соответствующе.       — Д-да, я согласен.       — Прости, что мы не обсудили планы с тобой. Мы чувствовали, что ты был… удручен.       Он склонил голову, а Лиза Лиза, впервые за время их разговора, повернулась к нему лицом и вздохнула.       — Думаю, что мы зашли в тупик. Мессина и Логгинс хотят провести совместную атаку и не привлекать вас двоих. Я отклонила их предложение. Глупо врываться в бой без нашего лучшего оружия.       Он оцепенело кивнул, и его сердце сжалось от осознания, что его собственные инструкторы настолько потеряли веру в него, что готовы были не допустить к предстоящему сражению. Но чего еще он мог ожидать? В последнее время он совершал слишком много ошибок.       — У тебя есть какие-нибудь предложения? — Лиза Лиза выдернула его из раздумий.       — Только Хамон и сильный ультрафиолетовый свет, вроде солнечного, могут навредить им, — вздрогнув, медленно ответил он. — Нам нужно больше людей, владеющих Хамоном. Или технология, которая может создавать постоянный ультрафиолетовый свет.       — И? — она открыла свой серебряный портсигар, достала одну сигарету и щелчком закрыла его. — Скажи мне что-нибудь еще, кроме совершенно очевидного.       — Фонд Спидвагона производит ультрафиолетовые излучатели с момента своего основания, — сказал он. — Для использования против вампиров.       — ДжоДжо это не понравится. Если мы завербуем Роберта, он станет легкой мишенью.       — Знаю. Но он должен согласиться, что нам необходима его помощь, — он поднял глаза. — Что еще мы можем сделать? Мы не справимся в одиночку. И мне не хотелось бы привлекать посторонних.       Лиза Лиза молча обдумывала его слова, зажав незажженную сигарету между пальцев. Чем больше Цезарь размышлял об этом, тем больше убеждался в своей правоте. Они должны были действовать незамедлительно. К нему вновь вернулась энергия, ведь теперь он знал, что с Джозефом все будет в порядке. Желание искоренить Людей из колонн и положить конец их злодеяниям вновь захлестнуло его, подобно приливной волне. Он должен был заставить их заплатить за все смерти, за всю боль, что они принесли. И он не смог бы сделать это в одиночку. Теперь он понимал это.       — Как ты? — небрежно поинтересовалась она.       Но Цезаря не обманешь — он узнал этот тон.       — Я знаю, что разочаровал вас…       — Я волновалась, — перебила она. — За вас обоих.       Он запнулся, так и не успев договорить свои извинения.       — Сядь, Цезарь.       Он подчинился. Тяжелый стул заскрипел по потертому красному ковру, когда он выдвинул его. Цезарь и не осознавал, насколько устал, пока не опустился на сиденье. Как всегда, его тренер знала его слишком хорошо.       — Твои переживания из-за травм ДжоДжо были понятны, и твоя преданность достойна восхищения. Мне приятно видеть, что вы оба столь преданы нашему делу. И друг другу.       Цезарь ждал критики или порицания, но это не было похоже ни на то, ни на другое.       — Я уже много лет не видела тебя таким увлеченным, и ты вдохновил ДжоДжо следовать твоему примеру, каким бы невероятным это ни казалось. Похоже, вы готовы пожертвовать собой, чтобы защитить друг друга.       Он поморщился при словосочетании «пожертвовать собой».       — Но тебе не следует заходить так далеко. Ты совсем не заботился о себе. Если бы ты продолжил в том же духе, то был бы не в состоянии что-либо делать или кому-то помочь, в том числе ДжоДжо, — объяснила она. — Ты ведь знаешь об этом. Ты не дурак.       — Мне очень жаль.       Она покачала головой, и в ее глазах блеснул холодный огонек.       — Я уже говорила тебе, что ты не можешь позволить себе поддаться эмоциям. Время для этого у тебя будет после того, как мы победим Людей из колонн. Я понимаю, что ты очень заботишься о ДжоДжо, и я уважаю это, но сейчас не время для интрижек, которые отвлекают тебя от обязанностей…       — Я же говорил вам, что я не думаю о нем так! — он резко выдохнул, ущипнул себя за переносицу и добавил: — Простите, учитель. Я не хотел кричать.       И тут он услышал глухой звук за дверью. Оба обернулись и увидели Джозефа, беспечно прислонившегося к дверному косяку и делавшего вид, что не подслушивал.       — О, — пробормотал Джозеф очень тихим голосом. — Не думаешь, значит, — он откашлялся и, прихрамывая, вышел к ним, игнорируя суровый неодобрительный взгляд Лизы Лизы. — В смысле, так о чем вы говорили?       Лиза Лиза отпустила их взмахом руки, прикуривая сигарету. На этом собрание внезапно завершилось.       Цезарь поднялся со стула и, когда дверь за ними закрылась, сказал:       — Мы хотим, чтобы мистер Спидвагон помог нам.

***

      — Спидвагон? — переспросил Джозеф.       Цезарь кивнул, сомкнув челюсти и глядя перед собой. Казалось, он избегал смотреть Джозефу в лицо.       «Наверное, из-за шрамов и отсутствия маски», — подумал Джозеф.       Без нее он выглядел и чувствовал себя странно, но Мессина запретил ее надевать, пока Джозеф не восстановится полностью. Нельзя сказать, что он был сильно разочарован этим.       — Но зачем? — осторожно спросил Джозеф. — Почему мы должны атаковать именно сейчас?       — Ты видел, на какую низость был готов пойти Эйсидиси, чтобы стереть нас с лица земли, — ответил тот. — Забыл, как он устроил нам засаду? И что, по-твоему, они планируют делать дальше? Мы не можем больше верить, что они сдержат свое слово. Никогда не могли, — в его голосе звучала горькая убежденность. — Время ожидания прошло. Они думают, что мы все еще не оправились, в то время как у них погиб один воин. Мы должны действовать сейчас, когда они этого не ожидают.       Ты никого не спасешь вовремя.       — Но почему Спидвагон? — не унимался Джозеф. — У него и его людей нет Хамона. Только какие-то модные игрушки — и все.       — Его помощи может быть недостаточно, но у него есть ресурсы: человеческие и технологические. Они могли бы изменить ситуацию в нашу пользу. Скорее всего, мы недостаточно сильны сами по себе. Нам нужно больше огневой мощи, — рассеянно ответил Цезарь, хотя вид у него был такой, словно ему было неприятно произносить эти слова.       — А мы не можем создать собственную технологию борьбы с Людьми из колонн?       Цезарь непонимающе уставился на него.       — А у тебя есть предложения?       — Ну, нет, — ответил он. — Но если Спидвагон вмешается, то Люди из колонн могут начать охоту за ним. Они могут убить его лишь за то, что он замешан в этом деле.       Челюсть Цезаря сжалась сильнее, и он повернулся, чтобы уйти.       — Я понимаю твое нежелание, но наша цель важнее, чем твои опасения. Если ты не присоединишься ко мне, я сделаю это сам. Один, если понадобится.       Один.       Что-то было не так с этим словом «один». В нем было что-то настолько глубоко неправильное, что ему стало физически плохо.       — Это полная херня.       Цезарь остановился как вкопанный.       — Прошу прощения?       — Это полная херня, — повторил он. — Ты никогда не продумываешь план до конца. Я не гений военной стратегии, но если ты не можешь гарантировать победу со всеми нами, как ты сможешь победить один? Ты не справишься в одиночку.       — Мне это нравится не больше, чем тебе, но что ты предлагаешь? — Цезарь развернулся к нему лицом. — Если ты не хочешь впутывать сюда Спидвагона, что еще, по-твоему, у нас остается? Попытаться убедить остальной мир в существовании вампиров и демонов, которые их создали? — спросил он. — Мы не можем полагаться на помощь извне.       — И что теперь?       «Только не говори, что идешь один, — подумал он. — Не говори так больше никогда.»       — А то, что у нас нет людей. У Спидвагона — есть.       Цезарь не отрицал, но и не говорил «Ты, конечно, пойдешь со мной». Он действительно собирался броситься в бой один, если потребуется. Но он не мог.       — Да ладно, Цезарь, мы можем сразиться с Людьми из колонн вместе, не привлекая Спидвагона, — нотка чистого отчаяния промелькнула в его голосе. — Слушай, единственная причина, по которой я не взял его с собой, заключается в том, чтобы он не оказался втянутым в это дерьмо. Не хочу, чтобы он даже приближался к нему. Дядя Спидвагон не заслуживает того, чтобы быть принесенным в жертву этой войне.       — Есть вещи и важнее, ДжоДжо, — произнес Цезарь с явным раздражением в голосе. — Я не должен был тебе этого говорить.       — Спидвагон не сможет защититься от Людей из колонн! — потеряно воскликнул Джозеф.       — А другие невинные смогут? — зеленые глаза Цезаря загорелись от гнева. — Мы должны остановить их: с твоей помощью или без. Если без — единственный вариант противостоять им в одиночку! Каждую секунду, которую мы тратим впустую, они проявляют свое насилие и жестокость. И они не остановятся на людях, они будут уничтожать все живое. Они хотят править этим миром, подчинить его себе…       — И ты хочешь сразиться с ними в одиночку?       Цезарь поджал губы, помедлив с ответом. Затем он заговорил:       — Нет. Мне нужен Спидвагон. Это был всего лишь пример, гипотетический наихудший сценарий на случай, если ты не захочешь попросить единственного человека, который нам нужен, помочь нам.       — Ублюдок… — тихим обвиняющим голосом выплюнул он. — Тебя не волнует, что Спидвагону придется подвергнуть себя опасности.       — Я уже говорил: мне нравится это не больше, чем тебе. Но Люди из колонн причинят боль тысячам других людей, если мы не уничтожим их! — Цезарь указал прямо на нос Джозефа. — Пока мы говорим, они могут быть в засаде и готовиться воспользоваться нашими слабостями. Мы здесь — легкая добыча. Поэтому мы должны нанести удар первыми, и мы не сможем сделать это без помощи! Такова наша судьба, ДжоДжо. Пути назад нет.       Он прав, прошептала Судьба так тихо, что Джозеф этого не услышал. Нет.       — Я знаю, что мы не сходимся во мнениях по многим вопросам, — Цезарь схватился за голову. — Но неужели мы не можем хоть раз забыть о разногласиях и вместе противостоять Людям из колонн?       — Я мог бы, но… — он стиснул зубы. — Не стану, если это означает подвергнуть Спидвагона опасности. Я не позволю тебе.       Цезарь выглядел ошеломленным.       — Я не могу тебе поверить…       — И дело не только в нем. А что насчет тебя? Если ты отправишься на их базу и узнаешь, что у них есть зомби, вампиры и другие твари, сможешь собрать армию из каждой гребаной страны на планете, даже так ты можешь проиграть! Все, что ты приведешь с собой — это еще больше нежити. И ты думаешь, что сможешь справиться в одиночку?       — Следи за языком, ДжоДжо. Не сомневайся в моей решимости, — итальянец сохранял раздражающе спокойное выражение лица. — Пока тебя не было, я тренировался. И я намного сильнее, чем ты сейчас. И готов сделать все, что потребуется. Даже отдать свою жизнь, если до этого дойдет.       Джозефу показалось, будто его ударили под дых, и на секунду у него перехватило дыхание. Он смог лишь пробормотать:       — Нет, это не.. нет, нет, это неправильно. Нет.       — Если не хочешь, можешь не вмешиваться в это. Я не стану позорить тебя.       Что-то внутри него оборвалось, и он отшатнулся, точно от пощечины. Неужели Цезарь считал его мокрой курицей?       — Ах ты, мелкий…! — заорал он. — Я…       Призрачный мелодичный голос дразняще зазвенел в ушах Джозефа, такой же неуловимый, как водяной пар:       «Не строй из себя героя, Цеппели. Для тебя это плохо кончится, и твой отец достаточное тому доказательство, — голос становился все более суровым. — И что ты собираешься делать? Испортить свое ангельское личико? Я думал, ты делаешь это из любви.»       Джозеф вскинул голову, оглядываясь, но больше никого в холле не увидел.       — Кто это сказал?       — Кто сказал что?       — Ничего, — он озадаченно почесал за ухом. Джозеф мог бы поклясться, что кто-то заговорил с ним. Каким-то образом его гнев на Цезаря испарился или, по крайней мере, рассеялся, как воздух, выпущенный из воздушного шарика. — Не ходи один. Пожалуйста.       — Рад, что мы пришли к единому мнению, — отчеканил Цезарь холодным тоном. — Я позвоню Спидвагону завтра.       — Стой, — проворчал Джозеф, прижимая пальцы к вискам. — Должен быть другой способ.       — Нам нужно победить их. Неужели ты не понял? На кону судьба всего человечества! Почему ты не понимаешь?       — Не читай мне проповедей. Он и бабуля Эрина — единственная семья, которая у меня осталась. Единственная… — он почувствовал, как в горле пересохло. — Ты гордишься своим дедом, которого даже никогда не видел. Ты любишь свою семью, не так ли? Так почему ты не понимаешь?       — Мы не допустим, чтобы они причинили вред не только ему, но и твоей бабушке и их народу, — твердо сказал он. — Я позабочусь о том, чтобы защитить Спидвагона и других невинных людей.       — Эта кровавая война забрала обоих наших дедов, наших отцов. Она заберет и тебя, если ты будешь пытаться. Ты недостаточно силен, чтобы защитить хоть кого-то, — выпалил он. — Твой дедушка не смог защитить даже себя.       — Ты… — лицо Цезаря побелело от ярости, его брови сошлись под еще более резким углом. — Как ты смеешь? Как ты смеешь?       — Я… — Джозеф сделал шаг назад.       Цезарь двинулся на него, и на его виске начала пульсировать вена.       — Думаешь, ты единственный, кто может спасти мир? Ты настолько ослепительно самонадеян? Ты действительно думаешь, что сможешь добиться чего-то большего, чем моя семья?       — Я знаю что смогу.       Цезарь дернул его за воротник, заставив захлебнуться воздухом.       — Что, блядь, ты хочешь этим сказать?       — О чем вы скандалите? — Лиза Лиза выпорхнула из своего кабинета, нахмурившись от раздражения, когда она обвела их взглядом. — Цезарь, живо отпусти ДжоДжо. Что на тебя нашло?       Цезарь даже не посмотрел в ее сторону.       — Объяснись, — прорычал он искаженным от ярости голосом. — И будь осторожен в своих словах. Сегодня у меня не хватит терпения выслушивать твою чепуху.       — Они мертвы, — не моргая, Джозеф смотрел Цезарю в глаза. — Мертвы, потому что не смогли защитить даже себя. Они никому не смогли помочь. И ты тоже не сможешь, — уверенность в его собственных словах росла в нем, словно дикий сорняк. — А я смогу.       Цезарь отпустил его, сжав руки в кулаки.       — Цезарь, — предостерегающе сказала Лиза Лиза.       Через мгновение она шагнула к ним и оттащила Цезаря назад. Ее хватка выглядела обманчиво легкой, но она удерживала его достаточно крепко, чтобы он не смог вырваться. На мгновение Цезарь замер с искаженным яростью лицом. Джозефу даже показалось, что он был высечен из мрамора.       — Так и есть, — пробормотал наконец Цезарь. — Ну что ж. Иди и защищай их сам. Я закончил.       Он повернулся и зашагал по коридору прочь.       Это у них в крови.       «Вот так все и закончилось, — подумал Джозеф. — Не взрывом, а пшиком.»       Он ощутил, как напряжение покидает его тело, и внезапно почувствовал себя обессиленным. Их отношения закончились, даже не успев начаться.       Лиза Лиза поджала губы. Взглянув на Джозефа, привалившегося к стене, она покачала головой и зашагала обратно по коридору.       В его горле образовался ком, но он проигнорировал его. Нет смысла оплакивать то, чего не было.       До тех пор, пока все оставались в безопасности.