Making Lemonade

      Даже после того, как он ударился о землю, он не мог осознать причину боли. Его разум отказывался осмыслять это. Он догадывался, что горел, но не мог даже предположить, когда это началось и когда закончится. Время словно замедлилось.       Кто-то выкрикивал его имя с нескрываемой горечью.       (Как ему хотелось утешить этот голос, приободрить, но легкие не слушались и не позволяли даже набрать воздуха.)       Пол, и без того непрочный, не выдержал последнего потока крови и обвалился под ним. Шум, напоминающий бушующий океан, заполнил комнату. Но Джозеф не мог оставаться в сознании достаточно долго, чтобы осознать происходящее.       Цезарь был в безопасности. Все были в безопасности. Он не жалел ни о чем.       Долю секунды спустя он рухнул в волны.

***

      Джозеф обнаружил, что стоял в комнате, выложенной красно-белым кафелем, насквозь мокрый. Ванна, гладкая и белоснежная, была переполнена водой.       — Что я здесь делаю? — спросил он вслух.       — ДжоДжо, — произнес Цезарь, взявшийся из ниоткуда. — Мы сделали это. Мы победили Эйсидиси!       Его одежда была сухой.       — О, правда? — И почему он только ничего не помнил? — Потрясающе!       Цезарь схватил его за руку:       — Нам надо идти, ДжоДжо. Мы должны уничтожить остальных.       — Серьезно, прямо сейчас?       — Когда же еще? Мы знаем, где они. — Цезарь потащил его к балкону, и пейзаж перед ним совсем не походил на солнечный островок Венеции, каким его запомнил Джозеф. Снаружи бушевал снегопад.       — Должен быть способ лучше, — пробормотал Джозеф.       — Его нет, — уверял Цезарь. — Сейчас идеальное время для удара, пока солнце еще высоко и они в невыгодном положении.       — Ты дурак? Неужели ты думаешь, что они этого не понимают? Мы не можем пойти в их логово.       — Почему нет?       Джозеф моргнул от пылкого тона этого вопроса, слишком удивленный, чтобы поднять с пола свою челюсть.       — Почему ты так взвинчен?       — У них нет чести, — рявкнул Цезарь. — Они напали до того, как истек месяц. Мы должны действовать сейчас.       — Имей хоть каплю здравого смысла, — возразил он в ответ. — Они знают, где мы, и, должно быть, наблюдают за нами. Они ждут нас! Это значит, что у них есть план, как убить нас всех!       — Я не думал, что ты такой трусливый, ДжоДжо, — выплюнул Цезарь.       — Я не трусливый…       Но что-то не было не так. Что-то изменилось. Где была Лиза Лиза? Мир, казалось, закружился перед ним. Он поднял взгляд на Цезаря: на его голове не было ни перьев, ни повязки, но дело было даже не в этом. Балкон вдруг исчез, и они оказались посреди бушующей метели, но даже на этом странности не заканчивались.       Что же было не так?       — Нельзя терять время! Пока один из этих ублюдков ранен, мы должны искоренить остальных!       — Это слишком рискованно! Ты просто угодишь в ловушку!       — Это вопрос не только моей гордости, но и гордости моего отца и деда!       — Ты даже не знаешь этих чудаков! — закричал Джозеф. — Как ты можешь погибнуть за них?!       С небес падал снег, оседая на льняных волосах Цезаря и тая на его висках.       — Как тот, кто унаследовал эту кровную вражду, я думал, ты понимаешь, — его голос казался холоднее снега. — Но я переоценил тебя.       Он отвернулся и побежал от Джозефа прочь, в завихряющуюся белую стену.       — Эй! Вернись!       Пурпурная лоза, усеянная шипами, обвилась вокруг его бицепса, хлестнула по лицу и исчезла.       В его голове зазвучал голос, шелковистый и чувственный, ни мужской, ни женский:       Не беспокойся. Все Цеппели обречены, вот увидишь.       — Кто это сказал?       Это у них в крови.       — Почему ты… я убью тебя!       Его голос, отдавая эхом, становился все слабее с каждым отзвуком.       Сейчас не время для этого.       Снег захрустел под ногами, когда он помчался вслед за Цезарем. Чертова горячая итальянская кровь… Возможно, голос был прав.       Куда ты так спешишь?       Но он не смог бы смириться с этим. Сражаться с Людьми из колонн в их собственном логове было равносильно смерти.       Неважно. Ты не доберешься туда вовремя.       От снежной бури и града, смешанного с мокрым снегом, что был острее копий, у него перехватило дыхание. Градины жгли, точно пламя. Он прикрыл глаза руками, с трудом держа взгляд распахнутым.       Ты не успеешь спасти его.       И вдруг снегопад прекратился.       Красные двери раскрылись перед ним, открывая взору зал, усыпанный обломками. Ветер — совершенно неестественный — вырывался из этих дверей.       — Беги! — закричал он, хотя и не знал кому. — Убирайся оттуда! Убирайся подальше от…       Звуки какой-то медленной песни донеслись до его ушей. О бессмертной душе, плывущей над залитым кровью миром в вечное море, синее, точно разбитое сердце. Последний крик прозвенел в воздухе.       Затем наступила оглушающая тишина.       Знакомая повязка, заключенная в одинокий малиновый пузырь, парила над камнем, напоминающим по форме распятие.       Пузырь лопнул. Тонкая полоска ткани, покрытая кровью и бриллиантами, упала в его дрожащие руки.       «Нет, — думал он, падая на колени и в тщетном отчаянии пытаясь поднять камень. — Нет. Нет, невозможно. Этого не может быть. Этого не может быть…»       Ты не успеешь спасти никого из них.       Он обернулся и увидел, как на него падает еще один каменный крест. Он вскинул руки в попытке защититься, но крест растворился в снегу раньше, чем он успел выкрикнуть имя Цезаря.       Лица людей, которых он прежде никогда не видел, промелькнули перед глазами. Огненная стена, встретившаяся со стеной снега… песок, просачивающийся сквозь пальцы, попадал в глаза и рот. Поток изумрудов проносился мимо уха: зеленых, похожих на знакомые глаза. Но вдруг все вокруг замерло.       Застыло, будто само время подошло к концу.       Мир перевернулся с ног на голову со скрежетом шестеренок. Желудок скрутило от тошнотворного головокружения, дрожащего воздуха и силы тяжести, когда он снова падал в океан, что стал тверже камня.       Затем под ногами вновь появилась земная твердь, и перед ним предстал Карс: его головной убор был отброшен в сторону, обнажив копну великолепных сливовых волос. Стряхнув шикарную блестящую шевелюру, он оголил луноподобный клинок и расхохотался, когда Лиза Лиза упала перед ним. Из уголка ее рта текла кровь. Кость в форме полумесяца, отточенная почти до прозрачности, сияла, словно подсвеченная изнутри, и была красной по самую рукоять.       — Что это? — закричал Джозеф, но мокрый снег заглушил его слова.       Туда-сюда, туда-сюда, сквозь время и пространство. Старые друзья и старые враги. Они все были мертвы, до единого…       Он дотронулся до своей щеки, мокрой от слез. В горле пересохло. Ему хотелось кричать.       Ты никак не сможешь изменить это. Не в этом мире.       Завихряющийся белый водоворот поглотил его.       Где-то неподвижно лежало его тело, укрытое белым снегом.              Тебе нужно работать. Вставай.       «Это все потому, что я заглянул в ванну, — думалось ему в отчаянии, но он еще не знал, что эти слова не имели смысла. — Где Цезарь?»       Он должен был остановить его…       Голос вернулся, но теперь он больше напоминал голос того, кого он знал. Кого-то подлого и громкого:       Кто тебе сказал, что ты можешь помереть здесь?       Что-то горело. Это была его плоть. Поднеся руку к глазам, он заметил темно-красные борозды на своей коже, заметенной тонким слоем снега. Из них сочилась кровь вперемешку с гноем, окрашивая белый снег в болезненно-розовый и желтый цвета. Он мог видеть это, но не чувствовать — по крайней мере, не совсем.       Как он мог сгореть в снежной буре?       Он попытался выдавить слова, проверяя свой ослабший голос.       — Кто… — спросил он, облизывая пересохшим языком потрескавшиеся губы, — кто поджарил меня?       — ДжоДжо! — Снова этот голос, такой знакомый, полный облегчения и страха одновременно. — Ты жив! Слава богу. Спасибо…       — Что-то произошло, — медленно произнес он; слова сочились патокой, и Цезарь немедленно замолчал. — Там была ванна. У Карса были… самые красивые волосы. — Еще медленнее он поднял руку и коснулся края повязки мужчины, который стоял перед ним на коленях. — У тебя не было… у тебя не было твоих перьев.       — О чем ты? — спросил Цезарь; на его идеальном лбу возникла морщинка. — Не заставляй себя говорить, если тебе тяжело…       — Я не могу оставаться здесь, — пробормотал он. — Вы умрете. Все вы.       В зеленых глазах, впившихся в него, промелькнуло замешательство.       — Почему мы должны умереть, если ты останешься? Ты пока не можешь уйти, ты… — Мозг Джозефа с трудом понимал слова, срывающиеся с его губ. — Ты весь в ожогах. Мы пытаемся предотвратить инфекцию. Ты должен остаться здесь.       Джозеф осознал, что Цезарь не понимал его. Он не видел того, что видел Джозеф — этот багровый пузырь.       — Я серьезно, он… чуть не убил…       — Ты не в себе, ДжоДжо. С нами все будет в порядке, — твердо произнес Цезарь. — Неудивительно, что ты сейчас немного потрясен, но сейчас не время терять самообладание. Тебе нужно сохранять спокойствие.       Нет времени.       — Я серьезно, — повторил он, пытаясь сесть, хотя, казалось, ни одна часть его тела не желала подчиняться. — Ты умрешь. Я видел это.       Воспоминания уже были расплывчатыми. Где он это видел? Он не помнил, но все равно знал, что это правда.       — Мессина, думаю, ему нужно больше того, что ты ему дал, — крикнул Цезарь. — Он бредит.       В отчаянии ДжоДжо ухватился за один конец повязки, и Цезарь повернулся к нему, в его зеленых глазах промелькнул шок.       — Послушай, — пролепетал он искаженным голосом, который сам же не узнал. — Ты не должен рисковать своей жизнью. Еще не поздно сбежать. Забудь о нас и просто беги. Пожалуйста.       — О чем ты?       — Я говорю тебе спасаться.       Цезарь выглядел так, словно готов был кого-нибудь убить или расплакаться, или и то и другое. Он все еще не мог понять, и Джозеф должен был заставить его. Он снова попытался заговорить, но разразился приступом резкого кашля. Мессина подоспел к нему, чтобы направить через него Хамон.       — Тебе нужно поддерживать правильное дыхание и циркуляцию крови, — инструктировал его Мессина. — Это единственный способ исцеления. Помни о тренировках! Десять вдохов в секунду!       — Ты несешь чушь, ДжоДжо, — продолжал твердить Цезарь. — Нам все еще нужно вытащить из тебя второе кольцо и убить остальных. Никто из нас не умрет до этого. Ты выживешь. Понял? — его голос дрожал. — Так что лежи и делай, что тебе говорит Мессина, хорошо? Не смей умирать у меня на руках. — Ужас, гнев и что-то еще противоборствовали на его лице. — Я убью тебя, если ты это сделаешь.       — Хорошо, — пробормотал он, вновь закрывая глаза.       «Только если ты останешься жив.»