Reclaimed

Хотя было очевидно, что Рафаэль и Закиил с огромным трудом сдерживаются, не позволяя себе высказать все, что кипело у них внутри (а Кроули отчетливо слышал, как разум Амона бурлил, становясь все темнее, ибо тот был уже на пределе и невольно проецировал свои мысли), Кассиэль не обращал внимания ни на кого, кроме Кроули. Архангел застыл на пороге, едва переступив порог задней комнаты, и его взгляд мгновенно остановился на Кроули. — Хамуил? — Его голос был едва слышен, словно дыхание. — Как…? Я думал… Кроули медленно поднялся на ноги, его тело напряглось, а тень в глазах стала глубже. Рядом с ним Амон тоже выпрямился, перестав опираться на спинку кресла, и его лицо стало совершенно непроницаемым. — Я пришел, чтобы потребовать тело Люцифера, — ровным голосом сказал Кассиэль. — Я не думал… Он заметно перевел дыхание, но не успел закончить — Кроули и Амон уже пересекли комнату и встали прямо перед ним. — Слушай меня очень внимательно, архангел, — Кроули подался вперед, голос его дрожал от ярости. — Единственная причина, по которой ты еще цел, — это то, что тебя привел сюда Амон. А это значит, что он хотя бы в какой-то мере доверяет твоим намерениям. А я доверяю ему больше, чем кому-либо в этой комнате. А это, поверь, многое значит. Так что у тебя есть ровно десять секунд, чтобы объяснить, с какого дьявола ты позволил себе произнести имя, за которое меня сожгли заживо. И откуда ты вообще знаешь, что нужно требовать тело Люцифера? Кассиэль молчал, не находя слов, но Кроули не собирался смягчаться. — Ты назвал Амона тем именем, которое было выжжено из его сущности, после того как бежал с того же поля битвы, где сражались вы оба? — Кроули говорил жестко, беспощадно. — Нет, — Кассиэль едва смог выдавить этот ответ. Голос его был тонок и полон боли. — Почему же? — Кроули надавил сильнее. — Ты ведь узнал его, не так ли? Или это было бы уже слишком для твоей совести? Потому что я точно знаю: Рафаэль тоже испытывает вину за то, где оказался, но, по крайней мере, он пытался. И у него хотя бы осталось его имя. А ты бежал, верно? Вот почему ты не мог назвать Амона по имени? Потому что ты должен был пасть вместе с ним, но не пал? Поэтому ты так тщательно прятался, что даже Азирафаэль не смог тебя найти? Поверь, если даже он не нашел ни малейшего следа, кроме неопределенного «Земля», это многое говорит. И у тебя была на то веская причина. Кроули знал, что говорит больше, чем следовало бы, и бьет сильнее, чем нужно, но ему было все равно. Он устал. Устал объяснять истины ангелам, которые в лучшем случае невежественны и бездумно вторгаются в самые болезненные темы, а в худшем — ведут себя так, будто знают лучше него. И от этого было так больно, что он даже не мог решить, какая из ран резонирует сильнее. Каждый раз это было похоже на удар локомотива, несущегося в тишине, чтобы сбить его и швырнуть в раскаленную бездну, из которой приходилось выкарабкиваться слишком долго — и из которой он, в сущности, даже не выбирался сам. Он ненавидел то, что мог назвать каждого ангела и обозначить, какой именно способ причинения боли они выбрали. Ненавидел, потому что не хотел видеть их такими. Потому что так становилось еще больнее. Тишина в комнате становилась невыносимой. Кассиэль, ошеломленный, не мог вымолвить ни слова. А Кроули не собирался уступать ни на йоту. — Я… я даже не знаю, с чего начать… — наконец заговорил Кассиэль, голос его срывался. Кроули покачал головой. — О, только не надо… Но Амон перебил его: — Нет, он говорит совершенно буквально. Он думает, как ты. Его мысли вращаются в бесконечных слоях, и он не может выделить… — Амон вдруг осекся, раздраженно оглядел обоих и всплеснул руками. — Да ради всего святого, вы оба мыслите одинаково! Это делает невозможным для каждого из вас сформулировать вслух, что именно вы хотите сказать! И вы даже не осознаете этого! Он указал на Кроули, собираясь продолжить, но замер. Кроули все еще смотрел на Кассиэля, но выражение его лица изменилось. Что-то в словах Амона задело в нем глубинную струну. — Ты тоже не понимал, зачем другие говорят слова вежливости, когда они их не чувствуют… — голос Кроули стал глухим и прерывающимся. За спиной Кроули Азирафаэль почувствовал, как сжимается его сердце. Эти слова словно вышли из глубины тех признаний, что он когда-то слышал от Марка — о том, что творилось в Небесах. Азирафаэль и подумать не мог, что Кроули пережил нечто столь похожее. И теперь все встало на свои места: его неуверенность, его сомнения в своем праве на собственные творения, его внезапная потеря уверенности в себе, когда они впервые встретились… Все это обретало иной смысл. И стало ясно, насколько рано и насколько лично он узнал, на что способна двуличность ангелов. Теперь было совершенно понятно, почему Кроули сказал ему тогда: «Я понимаю. Кажется, даже лучше, чем ты сам». Амон назвал этот тип мышления «вращающимися слоями» — и да, как бы Кроули мог объяснить все, что переполняло его, если его размышления уходили так глубоко, что касались не только Падения, но и того, кем он был задолго до него? Неудивительно, что его лицо тогда отразило абсолютный ужас, когда Азирафаэль заговорил… обо всем. Азирафаэль заставил себя вернуться в настоящий момент, хотя больше всего на свете хотел забрать Кроули куда-нибудь подальше и наконец начать разбирать ту боль, что стояла между ними, как непреодолимая пропасть. На лице Кассиэля мелькнула едва заметная, но искренняя улыбка — почти надежда. — Я все еще не понимаю, — прошептал он. — И мне так жаль… Я не хотел произносить твое прежнее имя. Просто не мог представить ничего более противоположного… и в момент шока… это был единственный образ, что остался высеченным в каждой ниточке… Амон устал. — Все. Хватит. Я, как официальный посредник, заявляю: если у вас обоих нет серьезных возражений, я вас воссоединю в памяти — или как бы вы это ни называли, — потому что это нелепо. Достаточно сложно справляться с одним из вас, — он бросил выразительный взгляд на Кроули, — а когда вы оба одновременно думаете и говорите мимо друг друга, еще и со всеми этими… — Амон сделал неопределенные жестикуляции, — …многослойными мыслями, которые, черт возьми, не прекращаются, на фоне всех остальных в комнате — у меня буквально болит голова! — Воссоединение в памяти?» — удивленно спросил Кассиэль. Но ответом ему стало лишь то, что Марк быстро подтащил один из высоких стульев прямо за его спину, а Амон сурово посмотрел на него. — Садись! — приказал демон. Кассиэль послушно сел. Но Марк, видя полное замешательство, нервозность и даже легкий страх на лице нового архангела, наклонился к нему и шепнул: — Амон собирается провернуть свою штуку, чтобы Кроули снова тебя вспомнил. — О-о-о, — тихо ответил Кассиэль, моментально избавляясь от нервозности. — Спасибо! Марк подтащил еще один стул для Кроули, и теперь Амон кивнул в его сторону: — Если позволите, господин. Кроули вздрогнул от небрежного употребления нового титула, но все же медленно сел, пытаясь скрыть, насколько сильно он не хотел, чтобы это происходило. Однако он знал, что Амон прав — нелепо держать между ними такую преграду, если ее можно убрать. Он уже начал вспоминать, почему Кассиэль был для него важен, но не хотел возвращать себе эти конкретные воспоминания. Однако они просачивались, как капли кислоты сквозь разрушенную стену, и он не был уверен, что сможет вынести еще один пласт… — Кассиэль тогда был для тебя кем-то вроде Клеменса, не так ли? — тихий, но проницательный голос Марка прервал его темный водоворот мыслей. — Пожалуй, да, — едва слышно ответил Кроули. — Да. Всё в теле Марка смягчилось, как если бы он только что прочитал финальную страницу книги и осознал все до мельчайших деталей. Он протянул руку и сжал плечо Кроули в сочувственном жесте. — Но тогда почему…? — мягко спросил Азирафаэль, искренне недоумевая, почему воспоминания о таком друге были столь тяжкими. К невероятному облегчению Кроули, Марк ответил за него: — Потому что иногда что-то хорошее кажется хорошим только в сравнении с чем-то невыносимым. Или, возможно, если это воспоминание лучше оставить в прошлом. И в этот момент Амон осознал, почему и как его воспоминания о послетрибунальном мучении в Раю были стерты. В тот момент, когда Кроули заступился за него, это значило для него так много, что Небеса, в своей спешке, просто заметили высокую положительную корреляцию между его и именем Кроули|Хамуила– и удалили всю связь. Но поскольку их держали вместе все остальное время… Вот оно. И поскольку Кроули не позволили знать, что он говорил именно за Амона, тот, в сравнении, помнил каждую мучительную деталь. Что-то темное и за гранью ярости закружилось внутри Амона, когда он увидел подавленные плечи Кроули, его сжатые в кулаки руки и это вымученное, обреченное согласие сделать то, что было необходимо, — чувство, которое теперь пронизывало каждую его мысль. В отличие от Рафаэля и Кассиэля, у Амона был опыт худшего из Ада, а также его собственные наклонности, позволяющие превратить закипающий гнев в искусство управления. Он шагнул вперед, схватил Кроули за лацканы его пиджака и резко выпрямил его. Лоб к лбу, он тихо заговорил: — Слушай меня. Я знаю, что у тебя не было даже возможности перевести дух. Но Ад смотрит на тебя. Ты должен подняться туда, в Высшие Сферы, как новый правитель демонов, и переделать Ад так, чтобы мы выжили и не сгорели вновь… Кроули издал болезненный звук и попытался отвернуться, но Амон не отпускал его. — И я знаю, что ты не хочешь, потому что это не твоя суть, — продолжил он. — Но Сатана сделал с тобой то же, что и со мной — он поместил тебя в противоположную роль. И я покажу тебе, как справиться с этим, как сделать так, чтобы это было не так уж противоположно. И если бы это не было абсолютно необходимо, я бы сейчас не настаивал. Понял?» Он внимательно всмотрелся в лицо Кроули. — Ты не один. Понял? Кроули неохотно кивнул. Под его руками Амон почувствовал, как Кроули сам выпрямляет спину. — Делай, что нужно, — прошептал он. Это заняло не так много времени, и когда все было закончено, Кроули вновь узнал архангела, с которым когда-то работал, который не только уважал его вклад, но и, похоже, действительно понимал его. Очевидно, что ни один из них не знал, что сказать. — Что случилось? — наконец спросил Кассиэль, с легким наклоном вперед и весом в голосе. И если нужно было доказательство того, что восстановление памяти Кроули вернуло им способность общаться, оно проявилось в полной мере. Казалось, они продолжали разговор, прерванный час назад. — Я задавал вопросы, — с презрением ответил Кроули. — И из-за этого тебя постоянно отправляли на всё более долгие одиночные задания? — уточнил Кассиэль. — Полагаю, да, — мрачно подтвердил Кроули. Это одиночество, в конце концов, сделало его единственным архангелом, который был достаточно отчаянным, чтобы бросить кости вместе с Люцифером. Кроули насильно загнал эти мысли как можно глубже… но не раньше, чем Амон успел их уловить. — Это было не совсем так, — резко сказал Амон. — Люцифер выбрал именно тебя, потому что знал, что ты разделяешь его недовольство, и больше никто не подходил. — Просто заметил одну вещь с прошлого разговора, — плавно добавил Рафаэль. Амон прищурился, подозрительно глядя на эту парочку. — Ладно, — сказал он. — Я вам не верю, но времени у нас мало, так что двигаемся дальше. Кассиэль? — У Рафаэля эмпатия — второстепенный атрибут. У меня — первостепенный, среди… скажем так, довольно хаотичного набора качеств, которые в целом создают нечто сложное. В любом случае, если кратко — поскольку я не мог попасть в Ад, я оставил себе возможность хотя бы чувствовать, если кто-то из вас троих… умрет. И да, я знаю, как это прозвучит — ужасно и предвзято, но я действительно, по-настоящему надеялся, что хотя бы ни один из вас двоих этого не переживет. — Это не звучит ни ужасно, ни предвзято, — спокойно заметил Кроули. — Но почему тебе так важно его тело? Кассиэль посмотрел на него немигающим взглядом. — Чтобы отнести его к Иисусу, чтобы он мог передать его Богу. Чтобы показать Ей цену Ее ошибки. Наступила полная, оглушающая тишина. — Ээээ… ладно, — наконец протянул Кроули. — Во-первых, откуда ты знаешь, где Иисус, и где это вообще? Во-вторых, почему ты думаешь, что это хоть как-то заставит Бога обратить внимание? И в-третьих… это звучит как отсылка, которую ты обязан пояснить прямо сейчас. Кассиэль пожал плечами, — Он в человеческом Раю. Об этом прямо говорится в Библии, но найти это место было проблемой. Его скрыли. Нам туда путь закрыт. — Ну, конечно, — проворчал Кроули. — А как же, — кивнул Кассиэль. — Но я все-таки его нашел. После того, как разобрался, как обнаруживать и разворачивать многоуровневые чудеса восприятия. Это было… чудовищно сложно. — Он передернул плечами, затем устало улыбнулся Кроули. — Должен признать, не раз желал, чтобы ты был рядом и помогал мне с этим. — Но он действительно там? — вмешался Азирафаэль. — Еще бы! Наслаждается жизнью, строит что душе угодно. Сейчас, например, вручную сооружает невероятно сложный горный велосипедный маршрут. Без чудес, все по-честному. Говорит, что у него теперь бесконечно много времени — благодаря вам двоим, — он кивнул на Кроули и Азирафаэля, — И столько «рабочих рук», сколько ему нужно. Да, он сказал это с явным намеком, глядя на себя, но почему — не знаю. — Это была игра слов!» — радостно выпалил Марк. — Ха! Он столько времени провел в человеческом Раю, что начал делать каламбуры! Амон устало закрыл лицо рукой, прижавшись к плечу Кроули. «Почему… Кроули, ну почему?» — простонал он из глубины души. Азирафаэль тоже выглядел так, будто его пронзила головная боль. — Каламбуры? — переспросил Кассиэль, не понимая, о чем речь. — Нет, не надо… — попытался остановить его Амон, но было уже поздно. — Преднамеренно плохая игра слов, — пояснил Кроули. — Эпически великолепная игра слов, ты хотел сказать, — с горящими глазами поправил его Марк. — Мне нужен пример, — сказал Кассиэль, все еще в замешательстве. Амон, Азирафаэль и Кроули испепеляли Марка взглядами, но тот не обращал внимания. Он подался вперед, сложив руки на коленях, будто раскрывая великую тайну. — Слушай, Кассиэль, на прошлой неделе я пытался изобрести новый карандаш с ластиками с обеих сторон, но понял, что у него… нет смысла. Две секунды в комнате царила тишина. Затем Азирафаэль застонал и уронил голову, Амон выглядел так, будто готов убивать, а Кроули протянул руку и легонько стукнул Марка по затылку. Марк расхохотался. Кассиэль несколько раз моргнул, обрабатывая услышанное, а затем, осознав, в чем суть, чуть не свалился со стула. — Ластики с обеих сторон… нет смысла… О, это ужасно! Просто… нет! — А потом до него дошла вторая шутка. — Так, «рабочие руки»… о Боже… Это еще хуже! Это ужасно на всех возможных уровнях! — Теперь ты понял, — удовлетворенно сказал Амон, сверля взглядом Марка, который теперь лениво развалился на стуле, сияя от удовольствия. Он ткнул в него пальцем. — И ты — катастрофа. Хотя… — он ухмыльнулся, хоть и неохотно, — Я бы взял тебя в Ад с почестями. Азирафаэль с внезапной ясностью понял, что никогда раньше не видел Марка таким счастливым и гордым собой. И это был отрезвляющий момент. Сколько таких же «Марков» томилось в Раю? Сколько ангелов были сломлены, отвергнуты, загнаны в рамки, и если бы получили свободу быть собой, с радостью бы ушли в Ад? Он вспомнил, как через века Кроули всегда поддерживал его, вдохновлял. Это было теплом, которого он не получал от Рая. И теперь он старался передавать это своим ангелам, но понимал, что делает недостаточно. Он заметил, что Кроули снова замкнулся, откинулся назад и замолчал. — Что случилось? — тихо спросил Азирафаэль. — Ты ответил только на один вопрос», — сказал Кроули, вперив взгляд в Кассиэля. — И это был самый легкий. Он подался вперед. — Так почему, черт возьми, ты думаешь, что передача Бога тела Люцифера заставит Ее хоть что-то почувствовать после всего, что уже случилось? Опять наступила тишина. Амон даже перестал дышать. — Потому что, судя по тому, что я узнал от Иисуса, при всей Её зацикленности на «невозвратных потерях», — Кассиэль выдержал паузу, — Аннигиляция… это то, чего Она не ожидала. — Ты хочешь сказать, что все остальное — ожидала?! — взорвался Амон. — Не то чтобы это меня удивляет, но все равно… ЧЕРТ ВОЗЬМИ! Неудивительно, что Люцифер…! Он прервался, сжимая кулаки. Рафаэль нахмурился и сложил руки на груди. — Синдром невозвратных потерь, помнишь? — тихо сказал Кассиэль, повернувшись к Амону. — Я не оправдываю Ее, но все, что произошло, теоретически можно «исправить». Но уничтожение — это первая по-настоящему необратимая вещь. — А все «обычные» ангелы, погибшие на войне? Они ничего не значили?! — резко вмешался Азирафаэль. Кассиэль горько улыбнулся. — Для Неё? Вряд ли. Скорее всего, Она просто пересоздала их души и заполнила Рай новыми ангелами. Азирафаэль замер, ошарашенный. — Она называет это «игрой», Азирафаэль, — мрачно сказал Амон. — Если тебе нужен еще один намек на то, как Она относится ко всему творению. Азирафаэль судорожно вдохнул. — Но… а как же… Как тогда объяснить, что Ее атрибуты воплощают… ну, объективное добро? Рафаэль пожал плечами. — Может, Бог пришла откуда-то еще. А истина — она больше, чем одна вселенная. Просто здесь Она хреново справляется со своей ролью». Он усмехнулся. — Посмотри-ка, кто теперь задает вопросы. Азирафаэль вспыхнул от смущения. Кассиэль с интересом посмотрел на Амона: — Откуда ты это знаешь? Мне пришлось тайком проникнуть в человеческий Рай, напоить Иисуса до беспамятства и включить все свои атрибуты Сострадания и Эмпатии, чтобы вытянуть из него хоть крупицу информации. — Мне случайно достались все воспоминания Люцифера, — ответил Амон ровным, бесстрастным голосом, давая понять, что вопросов на эту тему он не принимает. Кассиэль застыл. Рафаэль медленно подался вперёд: — Ты недавно говорил, что нужно начать с самого начала. Кажется, сейчас самое время — чтобы мы наконец оказались на одной странице и собрали весь этот хаос в связную картину. Амон уставился в пустоту, взгляд его затуманился, будто он смотрел куда-то сквозь время и пространство. — Она называет это игрой, — сказал он наконец. — Это и есть её Великий Замысел. Точнее, его подобие. Нарочно созданный фальшивый план, просто чтобы посмотреть, кто из нас это заметит и осмелится возразить. — Испытание Великого Герцога у Вельзевул, — выдохнул Кроули. — Только они провели его правильно, а Бог… всё загубила. Амон горько усмехнулся: — Вот уж действительно… — Какое ещё испытание? — поинтересовался Рафаэль. Кроули ответил: — Когда Вельзевул была Принцем Ада, она иногда устраивал такую проверку. Пускал слух о том, что в Аду появилось новое место — Великий Герцог. Только вот этой должности не существовало. Её никогда не было и не будет. Это была ловушка, чтобы выявить демонов, готовых рвать глотку за продвижение вверх, даже не зная, за что борются. Чтобы вычислить тех, кто падок на власть, но при этом наивен и глуп настолько, что поверит в любую чушь. — Подождите, — встрял Азирафаэль, ошарашенно моргая. — Но именно этот титул Вельзевул предложила Шакс в то утро, перед тем как покинуть Ад с Гавриилом! Значит, Шакс никогда не была законным Принцем?! Амон и Кроули переглянулись. — Как ты думаешь, почему Сатана сверг её, заставил меня занять место Принца, а весь Тёмный Совет отдал под суд Амона? — ровным голосом ответил Кроули. Лицо Амона на мгновение омрачилось, и лишь Марк заметил, как он незаметно щёлкнул пальцами, спрятав руку под согнутой в локте рукой, плотно сжав губы. Их взгляды встретились, и Амон едва заметно покачал головой. — И чем тогда этот тест связан с Божьей игрой? — уточнил Зафкиил. — Это одно и то же, — с отвращением ответил Амон. — Только Вельзевул хотя бы предупреждала демона, когда тот с треском проваливал испытание. Она не давала всему зайти так далеко, чтобы это превратилось в настоящий кошмар. А Она… — Он замолчал и покачал головой. — Она просто ушла, — мрачно произнёс Кроули, вспоминая, как услышал эти слова от самого Сатаны. — Потому что провал был настолько грандиозным, что Она просто не знала, как это исправить. — Откуда ты знаешь? — прищурился Амон. Кроули стиснул запястье левой руки правой, будто пытаясь унять боль. — Я… кое-что недоговорил, когда впервые рассказал тебе, что случилось, — выдавил он, не обращая внимания на огонь, вспыхнувший в его левом предплечье. Барьер Рафаэля, конечно, работал, но фантомная боль осталась. — Когда Сатана едва не разорвал меня в клочья, я просто отчаянно пытался отвлечь его разговором. Спросил, почему он так зол. Не ожидал получить ответ, но он сказал: «Всё пошло не так, как Она ожидала. Это была игра, но Она не сделала ничего, чтобы её исправить.» Кроули сделал паузу, словно вновь слыша эти слова в своей голове. — А потом он сказал: «Она — Бог. Если Она не хотела, чтобы это случилось, то должна была это остановить.» Наступила тишина. — Так значит, всё, что произошло… всё это Она либо устроила, либо позволила случиться? Это были просто проверки? — с омерзением уточнил он. — Похоже на то, — подтвердил Амон. — Именно поэтому Люцифер считал, что у него есть шанс. Он всё просчитал, знал допустимые пределы. Он не был наивным. Он точно знал, что Метатрон не имел права препятствовать его встрече с Богом. И он полагал, что если Метатрон выйдет за рамки, Бог вмешается. Амон устало потер виски, с усилием сдерживая растущую головную боль. — Понимаешь, когда Вселенная только создавалась, наши архангельские атрибуты имели смысл. Люцифер был не просто Верховным Архангелом — он был создателем звёзд. Кроули и Кассиэль изобрели все законы физики. И вдруг Бог заявляет, что после появления людей наша главная функция — просто представлять Её перед человечеством. Люцифер счёл это оскорбительным. И честно говоря… я его понимаю. Амон кивнул в сторону Кроули: — А в это же время у тебя начался тот самый экзистенциальный кризис, потому что «конец мира через шесть тысяч лет» был частью проверки. Кассиэль подался вперёд, подхватывая мысль: — Да. Потому что ты и Люцифер должны были задать Богу эти вопросы. В этом и был смысл игры. А Люцифер должен был потребовать встречи. Ему, возможно, не понравились бы ответы, но он не должен был быть отвергнут. Он повернулся к Амону и Зафкиилу: — И вы оба тоже должны были заметить, что всё идёт не так, и восстать против этого. — Но если смотреть с Её точки зрения, — задумчиво добавил Рафаэль, — то если «Падение» означает потерю архангельских атрибутов, то… оно на самом деле не было таким, каким его представлял Метатрон. — Он указал на Кроули и Амона. — Они сохранили всё. Даже сами этого не осознавая. Кассиэль усмехнулся: — О, я в курсе. И если уж на то пошло… Метатрон пал ещё до Восстания. В комнате уже так долго длилась попотрясённач титиша, что Азирафаэль не был уверен, сколько еще они смогут вынести, но свежая порция откровений определенно заслуживала эту тишину. — Как…? — выдохнул он едва слышно. — Он ведь должен быть Гласом Божьим, так? — уточнил Кассиэль. — Но Бог не говорил с ним с самого начала Восстания. Метатрон самовольно взял на себя право толковать ранее сказанное Ей, а потом начал либо отказывать ангелам в ответах, либо выдавать свои слова за Божьи, если считал их вопросы неподобающими. Это продолжалось уже давно. И это подпадает под истинное Падение сразу на нескольких уровнях — он самозванно занял место Бога, говорил от Его имени, лгал, действовал с гордыней и абсолютным самовластием. — Но ведь свободная воля означает именно это, верно? — продолжил он, задумчиво качая головой. — Поэтому его и не свергли, как думал Люцифер. А Бог… просто надеялась, что со временем он сделает правильный выбор, через намёки в этих испытаниях? Думал, что, лишившись своего атрибута, он смирится и откажется от власти сам? Не знаю… Кроули никогда еще не испытывал такой ярости. Он знал, что его изгнали несправедливо, но узнать, что он не просто не совершал ничего дурного, но, напротив, поступал правильно раз за разом… Он прошел Её дурацкую Игру, а в награду получил взрыв собственного нимба внутри черепа, прежде чем его вырвали по кускам, пока он кричал и умолял… а затем его сбросили в Озеро, чтобы гореть заживо. И всё это — за то, что он был прав. И сделал это с ним Архангел, который сам уже пал. Кроули вдруг понял, почему некоторые решения, принятые совсем недавно ставшим Сатаной, теперь казались ему оправданными. И что истинное значение Рогов, помимо их символического статуса, теперь вызывало у него не отвращение, а лишь бесконечную скорбь. Гнев исказил лица Амона и Зафкиила. Зафкиил выглядел так, словно не знал, как справиться с тем, что теперь кипело внутри него. Азирафаэль больше не удивлялся, слыша новое о Метатроне. Ему из прошлого, относительно недавнего, было бы проще просто закрыться в отрицании. — Люцифер знал это? До того, как начал войну? — Не до конца, — покачал головой Амон. — Он подозревал, что Метатрон что-то скрывает. Догадывался, что Бог не говорит со Своим Гласом, раз Ему самому запретили Её видеть. Но когда он узнал наверняка… Тут информация сильно размыта. Думаю, это произошло, когда он заключил то самое пари насчёт Иова с Богом. Хотя как ему это удалось — понятия не имею. Наверное, потому что вся история с Иовом была Игрой в два уровня — для людей и ангелов. Бог был страшно доволен Своей изобретательностью. — Голос Амона дрожал от презрения. Он и Кроули демонстративно избегали взглядов друг друга. И только сейчас, впервые с тех пор, как Кроули свалился к нему в кабинет несколько недель назад, Амон вспомнил — не просто логически, а всеми чувствами — всё, что он был вынужден сделать с Кроули после поражения Сатаны. Он слышал в ушах его крики, снова ощущал пустоту внутри. Он помнил это разумом и раньше, но вот так, всей кожей, — впервые. Голова разламывалась от боли. Он хотел, чтобы все исчезли. Прямо сейчас. — А имеет ли всё это хоть какое-то значение? — вырвалось у него. — Я не в обиду, Азирафаэль, но в Раю никто не поверит ни единому слову из всего этого, так что какая разница? Может, просто решим, отдаём ли мы тело Люцифера Кассиэлю, согласимся сообщить тебе, когда можно раскрыть Небесам правду о Сатане, и на этом закончим? Пожалуйста? Его голос дрожал, почти срывался. — Она его не получит, — резко сказал Кроули. — Если всё это — Игры, и я, по сути, оказался едва ли не единственным ангелом или демоном, который прошел Её невидимые тесты… Господи, даже Потоп, наверное, был одной из таких «Игр», да? Кассиэль промолчал. — Я так и знал! — Кроули всплеснул руками. — Она просто позволила утонуть тысячам людей, детям, невинным, просто чтобы посмотреть, будут ли ангелы бездумно выполнять Её приказы?! И даже когда поняла, что они готовы идти до конца, не вмешалась?! — Всё было ещё хуже, — мрачно вставил Азирафаэль. — Трое архангелов пытались возразить. Кроули застыл. — Но ведь… Потоп всё равно… — Да. Потому что Метатрон стер им память за попытку воспрепятствовать. Разиил, Муриэль, Ремиэль и Иофииль. — Это… Это… И Бог всё равно ничего не сделала?! — Нет! Она не получит его тело! — Кроули стиснул кулаки. — Сатана не удостоится почестей в Аду, но он принадлежит именно этому месту. — Но что ты…? — начал было Кассиэль. Кроули не ответил. Он резко поднялся, схватил рюмку рядом с бочонком «Талискера» и повернулся к Рафаэлю: — В какой камере ты его держишь? — Вторая от конца, слева от лестницы, если стоять к ним лицом, — спокойно ответил архангел. Кроули развернулся и вышел, с силой хлопнув дверью. Амон медленно опустился на пол, прислонился спиной к одной из кроватей, обхватил колени и уткнулся в них лицом, пытаясь заставить себя забыть слишком многое. Гул в голове лишь усиливался. Марк и Зафкиил тихо заговорили, обсуждая, насколько реально обоим перебраться в Ад — явная попытка Марка отвлечь Зафкиила от накатывающей бездны. Рафаэль, тем временем, вышел в кабинет и принес ещё один стул для Кассиэля, поставив его рядом с Азирафаэлем. Кассиэль с благодарностью пересел с жесткого табурета, а Азирафаэль, не сдержавшись, тут же начал засыпать его вопросами о жизни на Земле, о том, как он скрывался от Небес, как сумел найти Человеческий Рай и ещё тысяче других вещей, которые до этого с трудом удерживал в себе. Рафаэль с улыбкой наблюдал за происходящим, затем сел рядом с Амоном, за которым уже некоторое время следил с тревогой. — Я так и не успел исправить твои руки, — с сожалением заметил он. — И у тебя снова болит голова, верно? — Да… — почти неслышно ответил Амон, не двигаясь ни на миллиметр. — Мне нужно, чтобы стало снова тихо, — прошептал он. — И чтобы ты не обязан был следить за всем сразу? — осторожно предположил Рафаэль. — Да… — Тело Амона напряглось в резкой вспышке боли. — Позволишь? — Рафаэль чуть приподнял руку над его головой, ожидая согласия. — Да… Спасибо… Они сидели в молчании, пока боль не отступила настолько, чтобы Амон смог говорить. — Прости за… то, что было раньше, — наконец произнёс он. — Ты сделал единственно верный выбор в той ситуации, а я едва не растерзал тебя за это. Рафаэль покачал головой, вспоминая, какой болью исказилось лицо Амона, когда тот решил, что редкое доверие, которое он осмелился оказать архангелу, было предано. — Откуда тебе было знать, что Зафкиил уже всё устроил? — сказал он. — Особенно учитывая, с чем тебе самому пришлось иметь дело… Тебе не за что извиняться. Амон посмотрел на него с оттенком самоуничижения, но в глазах мелькнула благодарность. Они снова замолчали, и Рафаэль вернулся к лечению его рук. Ощущая остаточные повреждения, он невольно вздрогнул, представляя себе их первоначальное состояние. Амон отвернулся и сильнее прижался лбом к коленям. — Прости, — тихо произнёс Рафаэль. — Просто… я не могу представить, какую боль ты испытывал. — И в каком состоянии должен был быть, чтобы её получить, — тихо отозвался Амон. — Не пытайся смягчить правду. Рафаэль вздохнул. Усталость наваливалась на него с новой силой, сознание словно рассыпалось на осколки, не давая сосредоточиться. — Знаешь… я тоже был один последние шесть тысяч лет, — сказал он, голос его был ещё тише, чем у Амона. — И мне тоже чертовски тяжело. Амон сжался ещё сильнее, и Рафаэль почти физически ощутил, как из демона хлынула волна самокритики и ненависти к себе. Это его озадачило. Он не собирался упрекать Амона — всего лишь объяснял, почему сам не справляется так, как должен. — Эй, — мягко позвал он, — это не из-за тебя… — Из-за меня, — приглушённо возразил Амон, не поднимая головы. — Всё стало слишком… ярким, резким, реальным. В голове вдруг оказалось сразу две жизни, пусть даже они не смешались. Вы все здесь, все одновременно, и это слишком… слишком громко… А ещё я не могу перестать думать о том, что сделал… — Его голос, и без того почти неслышный, оборвался. — Это слишком… И Рафаэль с тревогой заметил, как Амон внезапно обмяк, словно его отключили. Он встряхнул его за плечо. — Ты в порядке? Прошло несколько секунд, прежде чем Амон медленно выдохнул: — На полу… трещина… Рафаэль напрягся ещё больше. — Дай знать, когда Кроули вернётся… — едва слышно добавил Амон. — Конечно, — поспешно ответил Рафаэль, чувствуя, как горло перехватывает тревога. Он был почти уверен: Амон отключился не от усталости, а потому что просто не выдержал. Рафаэль не мог представить, до какого предела его пришлось довести, чтобы он дошёл до такого состояния. И он понятия не имел, как ему помочь. Кроули вернулся через полчаса, держа в одной руке рюмку с каплей тёмной крови, а в другой — несколько обломков чёрного камня. Рафаэль собирался что-то сказать, но Кроули уже заметил их первым. Его взгляд тут же устремился на руку архангела, всё ещё покоившуюся в волосах Амона, поддерживая хрупкий баланс, сдерживающий боль. Не обращая внимания на любопытные и тревожные взгляды остальных, Кроули быстро подошёл к ним, аккуратно поставил свои вещи и мягко тронул друга за плечо. — Эй, что случилось? Амон вздрогнул, глубоко вдохнул и едва заметно повернул голову. — О, это ты… — в голосе его звучала невыразимая усталость. — Здесь слишком громко… Кроули заметил, как в его глазах вспыхнула почти экзистенциальная мука. — Всё ещё слишком громко?.. — Я не могу это выключить… Всё застряло… Кроули усмехнулся. — Что? — спросил Амон, раздражённо. — Да так… Ты описываешь состояние, очень похожее на моё иногда. Ну, не совсем то же самое, конечно, — поспешно добавил Кроули, заметив недовольный взгляд демона. — Но слова, которыми ты это объясняешь… они могли бы описывать и мой мозг. Интересно… — Что? — А если тебе попробовать тот же метод, что и мне? Сконцентрироваться на чём-то одном. Но не так, как ты сейчас, — он кивнул на его согнутое в коленях тело. — И на чём же? — раздражённо буркнул Амон. — Мне нужно кое-что сделать, и это потребует максимальной точности и сосредоточенности. Почему бы тебе не попробовать сфокусироваться только на том, что происходит у меня в голове, пока я работаю? Может, это вытеснит остальное или хотя бы выбьет тебя из этого зацикленного состояния. — Твоя работа… Ты хочешь, чтобы я следил за тем, что творится в твоей голове, пока ты возишься с каким-нибудь сложным механизмом?! — в голосе Амона прозвучал явный ужас. — Нет! Я так вообще забуду, как дышать! — Вот это обидно! — усмехнулся Кроули. — А вдруг это окажется… не знаю… дзен? Даже не поднимая головы, Амон выразительно послал ему взгляд «ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ЭТО НЕ ТАК». Кроули рассмеялся, уселся прямо рядом с ним и слегка прижался боком, создавая успокаивающее ощущение присутствия. — Может, тебе будет удобнее в кресле? — пробормотал Амон, снова ощущая укол вины. — Нет, — твёрдо ответил Кроули. — Сейчас просто постарайся сосредоточиться, пока всё не придёт в норму. Как только остальные уйдут, станет легче. Без обид, Рафаэль, — добавил он. — Но если тебе нужно место, где остановиться, я могу подготовить для тебя соседнюю комнату. Рафаэль улыбнулся. — Никаких обид. И, знаешь, может, я действительно воспользуюсь этим предложением. А что ты собираешься делать? — Увидишь, — ответил Кроули, концентрируя поток энергии, чтобы создать самый большой светящийся шар, на который он только был способен. — Объяснять слишком долго. — Но это ведь действительно кровь Сатаны? — уточнил Амон. — Да, — подтвердил Кроули. — И ты правда спустился в самые глубины, чтобы добыть этот черный камень? — добавил Марк. — Да! — раздраженно отозвался Кроули, которому начали надоедать расспросы. Он резко повернулся к Азирафаэлю. — Ангел, мне нужен твой золотой перстень. — Зачем?! — воскликнул Азирафаэль, прижимая кольцо к себе, не особенно желая расставаться с ним. — Просто нужно. Давай! Неохотно, с видимой тревогой, ангел снял кольцо и вложил его в протянутую ладонь демона. Кроули сосредоточился. В его ладони начала формироваться сияющая сфера — в три раза больше тех, что он создавал раньше. Кассиэль наблюдал, завороженный. Это не было сложнее, чем раньше, просто требовало больше времени. Когда шар, наконец, сформировался, Кроули аккуратно положил его на вытянутые перед собой ноги, чуть выше колен. Тепло мгновенно разлилось по телу, окутывая его, словно мягким внутренним одеялом. В комнате стало светлее, и у Кроули появилась идея, как можно приглушить свет. Он взглянул на Рафаэля: — Можешь передать мне три маленьких шара с кровати? Рафаэль не задавал вопросов — просто ловко подбросил их Кроули, а тот, в свою очередь, засунул их прямо под рубашку Амона. — Ч-что ты…! — Амон дернулся от неожиданного жара. — О, не ной, — отмахнулся Кроули. — Позже поблагодаришь. И правда — спустя каких-то двадцать секунд Кроули заметил, как плечи Амона расслабились, а спина утратила напряженность. Удовлетворенно улыбнувшись, он вернулся к работе. — Ладно… Теперь начинается самое сложное… Ну, не самое сложное из сложного, но… Взгляд Кроули сосредоточился на кольце Азирафаэля. Оно сначала расплющилось, затем разомкнулось, словно разрезанное, а после вытянулось в тонкую золотую полоску, удлиняясь на глазах. — Как…?! — начал было Азирафаэль. — Манипуляция частицами? — полувопросительно, с восторгом в голосе, предположил Кассиль. — Если так, то это просто невероятно! Кроули молча кивнул, все еще сосредоточенный на процессе. Из вытянутого золота выделилось одиннадцать кусков — десять неровных, неправильной формы и один, длинный и ровный. Последний свернулся в круг и вновь слился в… Ангел ахнул. Это был крошечный нимб. «Тогда каковы же были десять оставшихся фрагментов?» — Вопросы в конце, — раздался голос Амона. — Ты же должен сосредотачиваться только на мне, — напомнил ему Кроули. — Ой, — с абсолютно нулевым раскаянием протянул Амон. Кроули отложил золотые фрагменты и взял в руки куски черного камня, раздумывая. Затем бросил один Кассиэлю: — Как думаешь, если я сильно его нагрею, он станет пластичным? Или сразу рассыплется в пыль и лаву? Потому что я уже расплавлял их до лавового состояния с помощью удерживаемой молнии, так что это, по крайней мере, возможно. Кассиэль внимательно осмотрел камень. — Думаю, станет, — ответил он наконец. — Но проблема будет в том, чтобы придать ему форму при такой температуре. — Это не проблема, — отмахнулся Кроули. — Это же просто огонь, а не чистая Адская энергия, порождение Сатаны и пламя Преисподней. Я просто скажу ему, что он меня не обжигает, и он послушается. В комнате воцарилась тишина. Все, кроме Азирафаэля, который привык к странностям Кроули, уставились на него с выражением потрясения. — Что? — недоуменно спросил демон, заметив эти взгляды. — Именно так я пересек Огненное кольцо Одегры на M25 и довел горящую «Бентли» до конца пути. Я просто сказал машине, что она не горит, и ей пришлось мне поверить. Единственная сложность была в том, что приходилось поддерживать эту реальность слишком долго. Любой из вас смог бы так же, если бы у него хватило воображения. Это не вопрос силы. Он протянул руку, принимая камень обратно от Кассиэля. — Спасибо за подтверждение. Засучив рукава, Кроули взялся за нагрев камня с помощью молний. Работенка предстояла жаркая. В прямом смысле. — Кроули… — раздался голос Азирафаэля. Он был тревожным, но не жалостливым. Кроули замер. О нет. Только не это. Он слишком поздно понял, что засучил рукава безо всякой мысли. Вопрос прозвучал мгновением позже: — Что случилось с твоей рукой? Обычного жалостливого тона в голосе ангела не было. Только тишина, в которой слышалось настоящее беспокойство. Это было странно. Легче, чем Кроули думал. — Один из подарков Сатаны, — тихо ответил он, не поднимая глаз, продолжая удерживать разогретый черный камень. — Это не медь, а особый сплав, который он придумал. И да, он был вживлен именно так, как ты себе представляешь. Он судорожно вздохнул, краем глаза проверяя, достаточно ли прогрелся камень. — Голубая аура вокруг — барьер, который создал Рафаэль, чтобы нейтрализовать… скажем так, дополнительные эффекты. Теперь этот металл хотя бы полезен — прекрасно проводит молнию. Так что, знаешь… даже в этом есть свои плюсы. Он не ждал ответа. Да и не было смысла отвечать. Азирафаэль задал вопрос без сочувственной жалости, просто из искреннего интереса. Но вдруг он оказался рядом. — Я не помешаю, если сяду с тобой? — спросил ангел. Кроули удивленно поднял голову. Азирафаэль хотел этого — это было очевидно. Но еще очевиднее было то, что для него это шаг в неизведанное, требующий храбрости. — Не знаю, ангел, ты мне скажи? — с совершенно невозмутимым выражением ответил Кроули, но уголки его губ дрогнули в улыбке. Азирафаэль моргнул. Затем сделал двойной дубль, будто осознав подвох. — Ох ты ж…! — возмутился он, но уже усаживался рядом. Кроули довольно ухмыльнулся. А потом к нему пересел Кассиэль, желая рассмотреть процесс вблизи. Следом примостились Марк и Зафкиил. — Это что, Час «Сядь-рядом-с-Правителем-Ада»? — пробормотал Кроули, смахивая пот со лба. — Ты просто нравишься людям, — спокойно заметил Азирафаэль. Кроули смутился и заерзал. — Ладно, — пробормотал он. — Только не приставайте. Это вам не урок труда. Когда он закончил лепить из черного камня острые, знакомые Рафаэлю формы, Амон, наконец, заговорил: «Я наконец-то смог отключить все… кроме этого последнего кусочка, конечно. Я собираюсь трансформироваться и остаться рядом. Надо было додуматься до этого раньше.» Кроули улыбнулся. «Конечно, я не против. И да, не знаю, почему нам это раньше не пришло в голову. Наверное, просто не привыкли. Но тебе ведь начинает нравиться, верно?» «Может, и тебе стоит попробовать почаще!» — огрызнулся Амон. «Я думал, волки ненавидят змей. Не хочу, чтобы ты меня загрыз.» «Это жалкая отговорка! Ты же знаешь, что мы не теряем рассудок, ты, чертова медуза!» Кроули едва сдержал смех. «Медуза?! Откуда это вообще взялось?» «Не знаю, первое, что в голову пришло! Отстань! Ах да, Кроули…» «Да?» «Никому даже в голову не должно прийти меня гладить», — голос Амона был темен, как ночь перед бурей. — «И скажи Марку, что если он дотронется до моих ушей, я откушу ему пальцы.» На этот раз Кроули не смог удержаться и рассмеялся легко и беззаботно. — Что-то, чем можно поделиться? — спросил Азирафаэль, радуясь редкому звуку. — Да, даже должен. — Кроули повернулся к остальным. — Амон предупреждает: никто не должен его гладить. И Марк, если ты прикоснешься к его ушам, он откусит тебе пальцы. Все, кроме Рафаэля, внезапно осознали, что совершенно не обращали внимания на Амона. Демон уже давно не издавал ни звука — и теперь лежал, свернувшись волком, подложив морду под левую ногу Кроули. — Он же… ты же… это же… — Марк заикался, потрясённый. — Ну вот теперь я точно хочу! Раньше мог бы и не задуматься, но теперь… Это нечестно! Кроули усмехнулся и вернулся к работе. Тепло и вес Амона, прижавшегося к нему, были утешительны — он бы никогда не признался в этом вслух, но, учитывая, чем он сейчас занимался, это было особенно ценно. Он закончил формировать десять заостренных кусочков из черного камня и разложил их перед собой. Рафаэльпосмотрел на них, прищурился, а затем перевел взгляд на Кроули. — Это…? — его голос внезапно стал тише. — Да, — подтвердил Кроули, и по его спине пробежал холодок. — Это что? — Азирафаэль не отставал. Кроули не ответил. Вместо этого он сложил детали в три концентрических круга: сначала «нимб», затем десять отдельных золотых фрагментов, а затем остроконечные камни. Зафкиил, которому эта картина была знакома не понаслышке, понял первым. — Это нимб Люцифера… до того, как он стал Рогами, да? Кроули кивнул. — Я собираюсь подвесить всё это в центре сферы. — Каким образом? — спросил Марк. Кроули и Кассиэль переглянулись. — Многослойные электромагнитные…? — начал Кассиэль. — …сочленённые поля с относительной привязкой, ага, — закончил Кроули. Рядом с ним послышался лёгкий вздох, и Кроули почувствовал, как Амон ещё сильнее прижался к его ноге. Чем глубже демон погружался в технические детали своей работы, тем больше все термины и понятия превращались в однообразный фоновый шум. Белый шум. Идеальный, потому что был его голосом. Потому что заглушал всё остальное. Именно этого Кроули и хотел. Остальные, напротив, зачарованно наблюдали за каждым его движением, пока он брал созданную им светящуюся сферу и балансировал её на скрещенных ногах. Он глубоко вдохнул и поднял золотой нимб. — Ну что ж… — пробормотал он. — Поехали. Он осторожно погрузил нимб в центр сферы, замедляя пространство вокруг, чтобы легче управлять полем. Он не делал этого со времён самого Творения, но тело помнило, как дышать. Незаметно для себя Кроули слегка улыбнулся, расставляя под нимбом золотые осколки в изломанном круге. Рафаэль в этот момент осознал всю глубину значения этих осколков. Ему стало так плохо, что он чуть не покинул комнату. Он был в том зале Суда. Видел последствия принудительного снятия нимбов. Годы он задавался вопросом, почему раны были такими разными. Теперь он знал. И это осознание было мучительно. Руки архангела дрожали, разум отчаянно пытался отключиться, чтобы не представить весь процесс, через который прошли Люцифер, Кроули и Амон. Особенно Кроули, когда он ещё был Хамуилом. Ведь из них троих именно он чувствовал эмоциональную боль предательства сильнее всех. И всё же… Рафаэль посмотрел на картину, разыгрывающуюся перед ним. Кроули, сосредоточенный и погружённый в работу, рядом с ним свернувшийся клубком Амон, ангелы, сидящие вокруг в молчаливом ожидании. Демон, созидающий нечто столь сложное, столь прекрасное — и столь ужасное, что Рафаэль не мог найти слов. Кроули взглянул на свою правую руку, задержав взгляд на несколько долгих секунд. Затем его лицо дрогнуло, и он склонил голову. — Ну, это должно было случиться рано или поздно… — тихо выдохнул он. Рафаэль мгновенно узнал тот же оттенок отчаяния, который охватил Кроули несколько дней назад, когда он случайно поранился. Сейчас оно не было столь сильным, но ощущалось тем же самым. И архангел вдруг задумался, насколько часто Кроули приходилось жить в этих рамках. Он перевел взгляд на Кассиэля и увидел, что тот думает о том же. Кассиэль подался вперёд и мягко положил ладони на колени Кроули. — Всё будет хорошо. Я знаю, что это не так, но, хочешь верь, хочешь нет — сейчас ты окружён только друзьями. — Он кивнул на Амона, который прижался к Кроули ещё сильнее. — И он, похоже, никуда не собирается. Амон в ответ издал тихий, но весьма значительный вздох и сильнее уткнулся мордой в ногу Кроули. Кроули коротко кивнул, зарывая пальцы в шерсть Амона, а другой рукой крепко сжав ладонь Кассиэля. Он не посмотрел ни на кого. Просто собрался с духом и раскрыл свою Истинную Фому. Рафаэль усилием воли заставил себя не реагировать слишком бурно, но это было невероятно сложно. Он не мог больше делать вид, что Ад не оставил на Кроули неизгладимых следов. Металл исчез с его руки — он существовал лишь в телесной оболочке, но на его месте остались свежие, зловещие шрамы, повторяющие тот же узор. Рога — Кроули уменьшил их, скорее всего, чистым упрямством. А под рубашкой угадывался силуэт выгравированного на груди знака. Тишина, накрывшая комнату, была другой. Она признавала реальность. Кроули недавно с горечью бросил, что никто из них не представляет, что значит жить с этим. Теперь они видели. И никто не знал, как встретить его в этом чужом, болезненном пространстве. Кроме Кассиэля. Он даже не пытался ничего сделать. Просто оставался рядом — спокойный, уверенный, без тени жалости, дышащий мягким состраданием. Он видел всё. То, что их Истинные Облики почти невозможно оставить в шрамах, разве что в самых чудовищных обстоятельствах. То, как зловеще выделялись метка на груди и рога. То, как обнажённые участки кожи на груди демона покрывали глубокие ожоги. Он видел всё это как единое целое — и знал, что ему не дано понять до конца. Но и не нужно было. Рядом с Кроули уже был тот, кто понимал. Тот, кто прошёл через то же. Кассиль знал этот особый, нерушимый клей, связавший Кроули и Амона, ещё в тот момент, когда впервые увидел их вместе. Он не пытался что-то исправить или дать пустые утешения. Ему нужно было лишь встретить этот момент в самой его глубине — в страхе, стыде, отчаянии — и стать для Кроули опорой. Тем, кто увидит и примет. Этого было достаточно. Он придвинулся ближе, так что его колени оказались по обе стороны от ног демона. Кроули не поднимал взгляда, но сжимал его руку слишком сильно, а дыхание сбивалось. Кассиэль протянул свободную ладонь к затылку Кроули. — Иди сюда, — тихо сказал он, бережно притягивая его к себе. Кроули подчинился без тени колебания, по-прежнему наклоняясь вперёд, защищая своим телом Амона и светящийся шар у себя на коленях. Он уткнулся лбом в плечо Кассиэля, скрывая лицо от остальных, и сжал его руку ещё крепче. Дыхание становилось всё тяжелее, неравномернее. Кассиэль обнял его, прижимая к себе. — Я знаю, — прошептал он. — Знаю. Это никогда не станет по-настоящему… нормальным, правда? Кроули молча покачал головой. Где-то под его рукой Амон тихо всхлипнул и ещё сильнее прижался к нему. — И пути назад нет, — выдохнул Кроули, голос дрожал, срывался, будто он отчаянно пытался сдержать неизбежное. Кассиэль осторожно высвободил руку из-под его пальцев и обвил демона обеими руками, защищая от чужих взглядов. — Я знаю, — повторил он, и в его голосе звучала собственная боль. — Это… Это нормально, если ты не можешь всё удержать внутри. Никто этого не ждёт. Никто из нас бы не смог. Он склонил голову, мягко касаясь своим виском плеча Кроули, медленно, но непреклонно даря разрешение. — Это нормально. И тогда что-то внутри Кроули сломалось. Что-то, что он сдерживал слишком долго, что становилось всё тяжелее с каждой секундой. Он вцепился в плечи Кассиэля обеими руками, спрятал лицо у него на груди, и, несмотря на то что слёзы были беззвучными, они наконец полились. Кассиэль прижал его ближе. Его пальцы легко скользнули к затылку Кроули — и неизбежно коснулись того, что обвивало его голову. Кроули вздрогнул, напрягся… но Кассиэль не сделал паузы, не дал ни малейшего знака, что заметил что-то странное. Просто нашёл путь между рогами так, словно они всегда были там, и накрыл его голову ладонью, крепко удерживая в своих объятиях. Кроули сжался ещё сильнее. Его лицо горело, плечи сотрясались, он не мог остановить это — и, возможно, уже не хотел. В стороне Рафаэль понял, что больше не может прятаться в отрицании. Он сражался с Сатаной. Он вытащил руки мёртвого Люцифера из груди Кроули. Он видел Амона, висящего в цепях, с глазами, в которых было слишком много боли и пустоты, чтобы их когда-либо забыть. И слышал крик Кроули, когда его жгло изнутри… Рафаэль сжал колени, спрятал лицо в согнутых руках и затрясся в беззвучных рыданиях вместе с Кроули. Он был истощён. Опустошён. И, что сильнее всего вонзалось в сердце, мучительно одинок. Хамуил когда-то был его опорой, его Амоном. Но теперь… Чья-то рука легла на его плечо. — Прости, — раздался тихий голос, — я должен был понять раньше. Ты был там, с ними, не так ли? Рафаэль кивнул, не в силах говорить. Рука сжала его крепче. — Я мог бы тебя потерять, — прошептал Зафкиил. Он посмотрел вверх, быстро моргая, чтобы не дать слезам пролиться. Это не был вопрос. Это было осознание. И Рафаэлю не нужно было отвечать. Зафкиил стёр лицо рукавом и коротко хмыкнул. — Тебе, правда, стоит перестать кидаться в спасение этих двоих, — пробормотал он. — Я бы хотел, чтобы ты остался. Рафаэль издал нечто похожее на судорожный смешок. Да. В этом мраке нужно было найти хоть какую-то опору. И чёртово чувство юмора Зафкиила сейчас оказалось именно тем, что ему было нужно. Он был истощён, раздавлен и разбит на части. Но кто-то увидел это. Кто-то рядом. — Иди сюда, — тихо сказал Зафкиил. И Рафаэль, как и Кроули, оказался прижатым к чужому плечу, чтобы не тонуть в одиночестве. Отстранённый от переживаний присутствующих Архангелов, Азирафаэль сидел, скрестив ноги, погружённый в глубокие раздумья. Он понимал: путь назад отныне закрыт. Истина о Боге, о прошлом и настоящем Небес была обнажена перед ним, и словно порыв могучего ветра разметал последние сомнения, что ещё теплились в его душе. Но затем он взглянул на окружающее его зрелище. Вот каким они должны были быть — поддерживать друг друга, каждый по-своему, уникально и самобытно. Неужели в этом заключался и Божий замысел для людей? Конечно же! И вот оно — ангельское имя Кассиэля, которое люди называли иначе — Ангел Слёз и Одиночества. Сам Кассиэль говорил, что его нарекли так из-за полного невмешательства в людские дела. Однако его присутствие становилось ощутимым в моменты горя, утраты, невыносимой печали — молчаливый свидетель страдания, несущий тихое утешение. Люди видели в этом проявление Божественного сострадания, помогающего душе очиститься и начать исцеление. Азирафаэль вновь удивился, как часто люди оказывались правы в своих догадках. Он чувствовал лёгкую зависть: неужели Бог открывал им больше, чем собственным ангелам? Внезапная мысль пронзила его, и впервые он ощутил подлинное сочувствие… к Люциферу. Он поднял голову, когда рядом с ним возник Марк. — Ты не против? — тихо спросил ангел, присаживаясь рядом. — Я знаю, каково это — оставаться в одиночестве. Азирафаэль улыбнулся: — Совсем нет. И понял, что рад компании, хотя и не осознавал до этого, как ему не хватало простого присутствия кого-то рядом. Что это говорило о нём? Что он был так одинок, что даже перестал замечать свою изоляцию? Азирафаэль сглотнул ком в горле. Пора было что-то менять. Если слова Марка оказались правдой, и простые ангелы охотнее последуют за ним, нежели за Гавриилом — потому что он был одним из них, жил их жизнью и не забывал об этом — значит, он имел влияние. Возможно, даже большее, чем он сам осознавал. — Небеса скоро станут опасным местом, не так ли? — негромко спросил Марк. — Возможно, — ответил Азирафаэль. — Или, по крайней мере, потребуют осмотрительности и предельной осторожности. — Что ж, — Марк усмехнулся с лёгкой грустью, — похоже, для меня это всего лишь продолжение старых привычек. Он замолчал, а затем, словно говоря сам с собой, добавил: — Но ведь всё станет хуже, прежде чем станет лучше, верно? — Боюсь, что так, — с тяжестью в голосе произнёс Азирафаэль. Марк кивнул, принимая этот неизбежный факт. Тем временем Кроули, всё ещё ослабленный, приподнялся, вытирая лицо изгибом локтя. — Я… — начал он. — Не надо, — перебил его Кассиэль, осторожно касаясь его лица ладонью. — То, что с тобой произошло, невозможно вынести, но ты выстоял. Ты здесь. Кассиэль убрал руку и поднял мерцающий световой шар. — И несмотря на всё, ты творишь саму Суть Мироздания. И если это не чудо, то что тогда? Он передал сферу Кроули. — Это не то, за что нужно просить прощения. Тебе следует завершить начатое. Он внимательно посмотрел на него. — Ты сменил Облик не просто так. Кроули взял сферу и глубоко вздохнул. — Да, — тихо сказал он. Затем, собравшись с духом, вызвал на кончике пальца жидкую серу и позволил трём большим каплям упасть в центр сферы. Как только он убрал её, его лицо исказилось от боли, и он инстинктивно сжал руку. — Мне посмотреть? — предложил Рафаэль. — Не надо, — покачал головой Кроули. — В этом Облике легче призывать адские элементы, и боль не такая сильная. Сам справлюсь. Когда он снова поднял руку, ни следа ожога не осталось. Никто не задал лишних вопросов, хотя в воздухе висели невысказанные мысли. В тишине Кроули продолжил работу, ловко манипулируя замедленным пространством и энергией. Он разливал жидкую серу так, что она становилась похожей на бурлящую поверхность Ожерелья, и размещал чёрные рога из обсидиана прямо под расколотыми золотыми фрагментами, создавая иллюзию, будто они поднимаются из глубин. Рафаэль понял. — Чёрт возьми… — выдохнул он, резко отворачиваясь. — Что? — Азирафаэль в замешательстве посмотрел на него. — Я объясню позже, — тихо сказал Кроули, не отрываясь от сферы. Он взял сосуд с кровью Сатаны и сделал так, чтобы она застыла в падении, обволакивая осколки золотых нимбов. Затем, держа сферу перед собой, он пристально всматривался в неё, и вдруг по её краю вспыхнул тонкий силуэт змеи, извивающейся в бесконечном движении. — Спасибо, — прошептал Кроули. Азирафаэль смотрел на него, чувствуя, как сердце сжимается от невысказанной боли. — Это осколки нимбов… — пробормотал он. Кроули кивнул. — Нам их вырывали, один за другим. Без пощады, без объяснений. Азирафаэль замер. Слова застряли в горле, потому что слов не существовало. — Вам нужно избавиться от своих нимбов, — тихо сказал Кроули, осматривая присутствующих. — Метатрон наверняка попробует вернуть практику Падения. А это… это то, что можно предотвратить. Все молча кивнули. Прошло несколько минут, прежде чем Рафаэль заговорил: — Люцифер разместил Рога прямо над местом, откуда вырвали его нимб, так ведь? — Да, — подтвердил Кроули. — Он навсегда запечатлел то, как он выглядел, когда выбрался из Озера. Азирафаэль закрыл глаза. Он представил картину, что нарисовал Кроули словами, и содрогнулся. — Что нам делать, Азирафаэль? — прошептал Кроули, его голос дрожал. — Даже Люцифер, с целой армией, не смог победить Метатрона. Какая у нас надежда? Азирафаэль посмотрел на него и слабо улыбнулся. — Ты победил Люцифера без армии. Возможно, дело не в силе, а в том, что ты несёшь с собой, — сказал он. Кроули долго смотрел на него, а затем крепче сжал его руку. И в этот момент Азирафаэль понял: они всё ещё держатся друг за друга. И, может быть, в этом и заключалась их главная сила. Значит, вот и всё. По крайней мере, когда речь шла о том, чтобы Азирафаэль видел их с Кроули вместе в долгосрочной перспективе. Он с самого начала оказался прав — просто друзья, как и прежде, и ничего большего. Кроули думал, что был готов к этой знакомой боли отвержения. Ошибся. На этот раз было хуже — потому что это казалось окончательным. Но вдруг он оказался прижатым к кровати, а губы Азирафаэля — на его губах. Одна рука ангела скользнула от щеки к затылку, пальцы утонули в его волосах, другая судорожно сжимала ворот его рубашки. И Азирафаэль целовал его так, будто завтрашнего дня могло не быть. Часть Кроули не хотела принимать происходящее. Потому что если он поддастся, а затем всё рухнет снова, как это всегда, всегда бывало, он не знал, как пережить эту боль и собрать себя по осколкам. Но Азирафаэль держал его так крепко, что Кроули чувствовал дрожь в его пальцах. Ангел не отстранялся. И Кроули ждал этого так долго, что не мог не утонуть в поцелуе. Он ответил, чуть подался вперёд, вдыхая, ощущая, запоминая каждую микросекунду — тепло руки на своей щеке, невообразимую мягкость губ, горячее дыхание на коже… если вдруг это всё, что у него будет. Он сжал руки в кулаки, не позволяя себе обнять Азирафаэля, не позволяя себе вплетать пальцы в его волосы, притягивать его ближе, требовать от этого момента больше, чем ему могли предложить. Потому что тогда он не смог бы остановиться. И не смог бы пережить последствия. Но он больше не мог так. Не мог продолжать сдерживаться, не мог довольствоваться крошечными осколками, когда теперь знал, каково это — не притворяться. Быть собой. Сколько бы боли это ни стоило, он отстранился. Азирафаэль не сказал ни слова. Но и не отпустил. — Не начинай то, что не можешь закончить, — тихо, сломленным голосом попросил Кроули. Ангел судорожно вздохнул и закрыл глаза, опуская лоб к его лбу. — Нет таких слов, которыми я смог бы это объяснить, — выдохнул он. — И нет такого «прости», которое было бы достаточно большим. Утром ты попытался выразить словами то, что слишком велико для слов, а я… я, наверное, никогда себе этого не прощу. Горло Кроули сжалось. Азирафаэль поднял голову и посмотрел прямо в его глаза. — Но если есть «прости», которое может хоть что-то исправить, то оно в том, что я не начинаю ничего, что не собираюсь довести до конца. Это… это мой способ сказать тебе без слов, что я хочу нас. Так, как ты хотел тогда утром. Больше всего на свете. Я хочу, чтобы мы вместе проходили через всё. И да, впереди нас ждёт бесконечность объяснений, разговоров, попыток разобраться, и они важны, и мы к ним ещё вернёмся. Но если говорить коротко — это всё, что тебе нужно знать. Кроули замер, переваривая каждое слово. Суть была проста: Азирафаэль сделал и сказал столько невозможного, столько того, о чём Кроули не посмел бы мечтать даже за миллионы лет, что теперь — к чёрту детали. Он решил верить. Он потянулся вперёд, его пальцы зарылись в волосы Азирафаэля, его руки обвили ангела, прижимая к себе. Он развернул его, коленями обхватил его бёдра, пока спиной тот не оказался прижат к кровати, и впитывал, вбирал, ощущал жар его тела, пламя его губ, безмерность его ответа. И каждая нервная клетка Кроули вспыхнула, горя этим прикосновением. И он знал, что хочет большего. Что ему нужно больше. И что всё равно — этого никогда не будет достаточно. Но этот огонь — в нём он мог бы гореть вечно.

***

В главном зале Рафаэль заметил, как лицо Амона скривилось от какого-то внутреннего раздражения. — Что такое? — поинтересовался он. — Не существует в мире таких мысленных подушек, которые могли бы заглушить… это, — раздражённо бросил Амон, метнув взгляд в сторону задней комнаты. — Что? — удивился Рафаэль. — Я чувствую лишь радость, наконец-то. Кассиэль кивнул, соглашаясь, но вдруг уловил что-то ещё, и в его глазах вспыхнула искорка веселья. Марку понадобилась всего секунда, чтобы сложить воедино несколько пазлов, после чего его лицо озарилось понимающей ухмылкой. — Подожди… они что, занимаются этим? — Он многозначительно изобразил в воздухе недвусмысленный жест рукой. — НЕТ! — Амон выглядел так, будто его только что обдали ледяной водой. — Но то, как они громко целуются в пределах слышимости, уже само по себе ужасно! — Ну, технически, слышимость-то только ментальная… — задумчиво заметил Кассиэль. — Закрой рот, — рявкнул Амон, угрожающе ткнув в него пальцем. Затем рывком распахнул дверь задней комнаты ровно настолько, чтобы просунуть туда голову. — А вы не могли бы делать это чуть менее восторженно?! — рыкнул он. В ответ Кроули молча схватил подушку с кровати и запустил в него. — СЛИЗКИЙ МЕДУЗА! — взревел Амон. — МЁРТВЫЙ ОСЬМИНОГ! — огрызнулся Кроули, припоминая старую шутку с их самой первой встречи, когда Амон жаловался, что пол слишком жёсткий для сна. Амон с грохотом захлопнул дверь и развернулся к остальным, встретив их отчаянные попытки не расхохотаться. — Да, это — новый Повелитель Ада и Верховный Архангел Небес, — сухо объявил он. — Грозный ужас всех измерений, по версии Метатрона. И, конечно же, нарушители всех возможных канонов мироздания. Он пожал плечами. — НО МОЖНО ЛИ НАРУШАТЬ КАНОНЫ ПО-ТИШЕ?! — заорал он через плечо. Ох, ему срочно нужно было остаться наедине с Кроули, хотя бы до тех пор, пока он не вернёт себе душевное равновесие. И с Рафаэлем — они уже решили, что его комната будет примыкать к их общей, и Амон был более чем доволен этим. Но на этом всё! Все остальные — на противоположную сторону Крыла Проклятия! Точка. Конец истории. Этот беспредел окончательно убедил его в правильности решения, особенно когда в голову вдруг закралась мысль о том, что Марк и Эрик могут оказаться в непосредственной близости… Вся его сущность сжалась в предчувствии ужаса, отвращения и заранее накопленной злости. ПРОТИВОПОЛОЖНАЯ. СТОРОНА. КРЫЛА. ПРОКЛЯТИЯ. Амон громко постучал в дверь задней комнаты. — Вы уже закончили там? Или мне вызвать надзирателя, пока не стало неловко?! — крикнул он. — Потому что здесь осталось всего пара ничтожных мелочей, которые нужно решить. Например, кто будет разыскивать остальных архангелов с выжженными воспоминаниями и как, потому что исчезновение Закиила, разумеется, ни у кого не вызовет вопросов… Ах да, и ещё… как мы собираемся сообщить Небесам про Люцифера. В общем, полнейшая ерунда! Дверь приоткрылась, и из-за неё высунулся Кроули, растрёпанный, с горящими яростью глазами. — Только попробуй прислать ко мне какого-нибудь… надзирателя, — прошипел он, — и я лично начну откусывать пальцы. С ядом! У Амона дёрнулся уголок губ. — Всё это ждало столько времени, — Кроули сузил глаза, — ещё пару минут подождёт. И с грохотом захлопнул дверь. — Почему ты выглядишь разочарованным, Марк? — с любопытством спросил Кассиэль. — Ты же не из тех, кто рвётся обратно к делам, без обид. — О, да какие обиды! — Марк отмахнулся. — Дело не в этом. Просто… — Просто…? — подстегнул его Кассиэль. — Он всё ещё был в рубашке, — печально вздохнул Марк. — Это, конечно, не исключает ничего, но… Амон схватил ту самую подушку, которую Кроули запустил в него несколько минут назад, и с силой швырнул её прямо в Марка. — Кроули был прав! — возмутился он, когда тот ловко увернулся, весело расхохотавшись. — Ты — безнадёжный развратник, как для ангела!