Reclaimed

Единственный раз, когда Амону доводилось чувствовать себя столь же потерянным и обезумевшим, утопая в бурном потоке мыслей и эмоций, был тогда, когда Сатана навсегда заточил его в Аду, принудив к роли Главного Наказующего. Воспоминания о том, как Сатана прижал его к земле, вдавив колено в шею и голову, чтобы вырезать на груди пылающий знак, вернулись с сокрушительной силой. Тогда, тысячи лет назад, это стало началом его вечного кошмара. А теперь эти образы слились с другими – теми, что теснили его разум со всех сторон. В коридоре за дверью своих покоев Амон опустился на колени. Спиной он уперся в влажную каменную стену, словно это могло удержать его в реальности. То, что раньше он мог игнорировать, то, что легко удавалось затолкать в дальний угол сознания, теперь хлынуло бурным потоком, сметая все преграды. И вернуть это обратно было уже невозможно. Он не хотел возвращать себе воспоминания. Единственное, о чем он размышлял, – вспомнить Рафаэля. Но только его. Однако, как и во всем остальном, выбор ему не предоставили. Теперь, когда всё вокруг, казалось, заговорило против него, когда воспоминания вновь разверзли бездну ужаса внутри него, а новые, нежеланные, свалились на плечи, он, шатаясь, побрел к лестнице. – Не слишком ли ты бледен для Главного Наказующего, Амон? – донесся насмешливый голос через окно двери, ведущей в камеру наказаний. Амон застыл. Он совершенно забыл о Баэле, который все это время оставался скованным внутри. Герцогу даже, возможно, повезло: два дня он фактически отдыхал. Амон знал, что остальные демоны Ада едва сдерживают презрение к тому статусу, что дал ему Кроули. Никто, кроме Андраса, не осмеливался прямо бросать вызов, но презрение было ощутимо. И всё же маленькая часть его, не готовая сдаться, задавалась вопросом: почему? Они прекрасно понимали, что он не решает, как долго кто будет оставаться в его руках. Да и понятие «делать свою работу» знали все. Но ты же знаешь, почему… знаешь, как это выглядит со стороны… Амон сжал кулаки, жестоко заткнув внутренний голос. Он знал. И это ранило. Так сильно, что сердце будто переставало биться. Но у него не было выбора. Если бы он хоть на мгновение ослабил свою защиту, позволил себе чувствовать… это было бы хуже любой пытки. А если бы он не выполнял свою работу, его ждала не аннигиляция – то, с чем он смог бы смириться, – а бесконечные эксперименты и пытки Сатаны. Гнев вспыхнул в нем, затопив все остальное. Амон медленно повернул голову к Баэлю, застывшему за окном камеры. – Что ты сказал? – тихо спросил он. Баэль замер. Ошибка, которую он допустил, только что обрушилась на него с осознанием всей своей тяжести. Без единого слова Амон открыл дверь. Каждое его шаг эхом отдавался в каменных стенах, словно звуки сами проникали глубоко в кости Герцога. Он остановился прямо перед Баэлем, оценивая его взглядом с ног до головы. Баэль задрожал, когда Амон щелкнул пальцами, призывая кандалы, и провел пальцем по его челюсти. – Н-ничего! Я ничего не говорил! Это была ошибка! – отчаянно начал выкручиваться Баэль. – Ты прав. Это была ошибка, – мягко произнес Амон. – Но ты только что солгал. Потому что это не может быть и «ничем», и «ошибкой» одновременно. Так что же это? Баэль пытался придумать ответ, но ловушка уже захлопнулась, и он не смог выкрутиться. – Вот именно, – с удовлетворением сказал Амон, его голос всё так же оставался тихим, почти ласковым. Но эта мягкость пронизывала воздух, отравляя каждый вдох Баэля страхом. Амон сделал шаг назад и обошел Баэля кругом, словно хищник, готовящийся к последнему прыжку. – За каждую провинность – дополнительное время. У тебя две новых. Как думаешь, сколько добавить? Баэль замотал головой. – Нет, ты прав, – задумчиво произнес Амон. Баэль облегчённо вздохнул. – Может, за ложь под давлением это и сойдет. Но за то, что ты позволил себе унизить меня, своего равного? За то, что воспользовался властью, чтобы высмеивать меня, когда, как тебе казалось, я был слаб? – голос Амона стал ледяным. – Два года – это слишком мягко. Баэль рухнул на колени, отчаянно моля о прощении, но Амон лишь тихо наблюдал, с удовольствием впитывая страх. – Хватит, – прервал он, когда понял, что наказание уже достигло цели. Он медленно надел кандалы на ноги Баэля, прикрепив цепи к полу, и заменил широкие наручники узкими, затянув их за спиной Герцога. Баэль попытался вывернуться, но Амон резко заломил его запястье до хруста. Герцог взвыл, но Амон даже не моргнул. Ад функционировал на определенных правилах, и одно из них гласило: все получают наказание за ошибки. А если для того, чтобы вернуть этот порядок, нужно использовать систему, которую другие сами же установили, – так тому и быть. С железным звоном цепь спустилась с потолка. Амон крепко зафиксировал её на соединительном звене между запястьями Баэля, и без единого слова начал поднимать её, вращая ворот. Баэль вскрикнул, когда его руки начали подниматься вверх и назад, вытягивая его тело, и осознал, что сейчас произойдёт. Когда боль в сломанном запястье стала невыносимой, он начал задыхаться, почти визжа. Амон едва удержался, чтобы не закатить глаза. Конечно, это больно, но после того, что он сам пережил от рук Сатаны, будучи подвешенным, и после того, что Баэль сам требовал от него делать с другими демонами, это выглядело жалкой гиперболой. — Можешь наклонить тело вперёд, чтобы снять напряжение с суставов, — произнёс он равнодушно. — Именно поэтому я оставил цепи на твоих лодыжках с достаточной длиной. Но учти: ты пробудешь здесь долго, так что, возможно, стоит проявить смекалку. Амон улыбнулся, и в этой улыбке, исполненной ледяной безжалостности, скрытой за стеной отключённой эмпатии, перемешанных воспоминаний Люцифера и свежей ненависти, проглянуло нечто ужасающее. Баэль вздрогнул, его тело затряслось мелкой дрожью. Легкий всхлип сорвался с его губ, пока он пытался выбрать меньшее зло: отдать руки, одна из которых уже горела огненной болью, или позволить своим плечам быстро выйти из суставов. Закончив натягивать цепь и заблокировав механизм, Амон медленно обошёл Баэля, словно хищник вокруг загнанной добычи. Наклонившись, он схватил Баэля за подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза. Он осторожно подтянул тело демона в вертикальное положение, максимально напрягая плечевые суставы, не доходя лишь до полного вывиха. — Запомни, — сказал он тихо, а его голос звучал как шёпот самой глубокой пропасти Ада, — Всё это только твоя вина. Ты мог бы промолчать. Ты должен был промолчать. Тогда бы ты продолжал скучать, лёжа на полу. Но теперь… теперь ты получил это. Он замолчал, давая Баэлю прочувствовать каждое слово. — И, учитывая, скольких подчинённых ты отправил ко мне с совершенно несправедливыми приговорами... Считай это давно назревшей расплатой. Наклонившись ближе, он прошептал в самое ухо Баэля: — Наслаждайся одиночеством, размышляя о справедливом добавлении к твоему сроку. Он выпрямился, шагнул назад и, не удостоив более ни единым взглядом, развернулся на каблуках и вышел, его шаги гулко отдавались по коридору. Оказавшись в коридоре, Амон почти рухнул на стену, судорожно цепляясь за холодный камень. Мир вокруг плавился в искажённые формы, и он мог поклясться, что на мгновение смотрел на лестницу сверху, словно из более высокого роста. Он закрыл глаза и тряхнул головой, пытаясь избавиться от ощущения, что его разум трещит под гнётом чужих эмоций и образов. Воспоминания… но не его. Они клубились внутри, словно рой призраков, которые несли в себе отголоски боли, ненависти и беспомощности. Это были образы Люцифера — воспоминания, которые не должны были быть его. Но теперь, став частью его разума, они грозили слить своё отчаяние с его собственным. — Ну что, тебя тоже накрыло? — прозвучал голос с откровенной насмешкой. Амон поднял голову, взгляд его был затуманен, но он быстро сосредоточился на фигуре у окна камеры. Дагон ухмылялась, уголки иё губ кривились в насмешливой глумливости. — Что, мёртвая акула всё-таки нашла чувства? — продолжила Дагон, упиваясь моментом. Внутри Амона что-то болезненно сжалось, но дрожь в его руках сменилась другой — дрожью ярости, которая вспыхнула мгновенно, как сухой порох. Без единого слова он щёлкнул пальцами, и в его ладони появился изящный нож, сверкнувший в свете адских факелов. Он направился к камере, жестом убирая дверь. Лицо Дагон в одно мгновение изменилось. Превосходство сменилось паникой, когда Амон шагнул внутрь. Без слов. Без сомнений. Без жалости. Когда нож уткнулся в горло Дагон, та уже начал молить о пощаде, но взгляд Амона, полный смертельной решимости, заставлял слова застревать в горле. — Всё, что от тебя требовалось, — произнёс Амон тихо, почти ласково, — Это не открывать рот. Или хотя бы не изливать свою мерзость. Но ты не смогла. С этими словами он с силой вонзил нож в горло Дагон, протолкнув его настолько, что лезвие вошло в каменную стену за спиной демона. — Не беспокойся, — добавил Амон холодно, — ты не исчезнешь. Лезвие расположено вдоль, так что дышать ты сможешь. Если перестанешь быть такой драматичной. Он ещё больше надавил на рукоять, заставив Дагон застонать. — Позови меня, когда научишься контролировать язык. Он вышел, оставляя Дагон пригвождённой к стене. Его тело снова дрожало, но уже неконтролируемо. Он дошёл до лестницы, чуть не упав с верхних ступенек, но не остановился. Его вела единственная цель — уйти в глубины Ада, туда, где никто не мог бы увидеть, как чужая боль и ярость раздирают его изнутри.

***

Амон шел по тусклому, холодному коридору нижнего круга Ада, почти не помня, как ступал вперед. Каждый шаг был неуверенным, как будто что-то невидимое тянуло его назад, пока он вдруг не споткнулся об обломки взорванной двери в покои Сатаны. Всполох алого цвета на полу, скрытый под грудой камней, привлек его внимание. У Амона скрутило желудок. Он почти наверняка знал, что это, и не смог заставить себя отвести взгляд. Подойдя ближе, он вытащил из-под обломков камня потертый пиджак Кроули. И хотя ему казалось, что боли уже не может быть больше, ее новая волна накрыла его с головой. Он не ожидал найти этот пиджак здесь, на полу, забытый и наполовину зарытый в пыль и щебень. Он опустился на колени, сжимая пиджак в руках, и уткнулся лицом в колени. Его руки крепко обхватили голову, словно могли заглушить звуки в его сознании. Но голос Кроули эхом разносился в его мыслях, болезненные образы того, как его друг был прижат к стене Сатаной, изувеченный и беспомощный, вновь стали невыносимо реальными. – Амон, пожалуйста! ПОМОГИ…! Он так и не смог помочь. Никогда. Не смог спасти его тогда, когда это было нужнее всего. В отличие от Кроули, который без колебаний спасал его, снова и снова, ничего не требуя взамен. Амон издал сдавленный стон и еще сильнее сжался, как будто мог укрыться от мучительных воспоминаний. Но это было тщетно. Образы всплывали с беспощадной ясностью. Он слышал холодный насмешливый голос, который, казалось, пробивал его до самого нутра: – Слышишь? Он защищает тебя, даже не зная, кто ты. "Нет… Пожалуйста, нет… "– умолял Амон свой разум, но тот лишь подбрасывал новые осколки боли. Он помнил, как другой ангел спросил Хамуила: – Если это тебя так тревожит, что ты готов сделать, чтобы это остановилось? – Все, что угодно! Пожалуйста, все! И тогда впервые за все это время кто-то заметил, что его боль существует. Кто-то другой увидел. Амон запомнил это мгновение стыда – ведь он на короткий миг отчаянно хотел, чтобы Хамуил сказал "да", чтобы забрал эту боль. И Хамуил сказал "да". Амон помнил, как мучительно слушал, как самого доброго ангела Небес истязают до беспамятства. Он не мог отвернуться, не мог закричать – ему запретили даже это, под угрозой сделать боль Хамуила вечной. Эти воспоминания не утихали, а обжигали, как раскаленные угли. Они вырывались наружу, затапливая все, пока он, пошатываясь, не ввалился в чернокаменную комнату, держа пиджак Кроули в руках. Он поднял взгляд на массивные колонны, свисающие с потолка подобно сталактитам. Его тело тут же пронзила призрачная боль, словно его спину вновь раздирали до кости. Когда-то он сказал Кроули, что в наказание за неподчинение Сатана использовал его как подопытного – экспериментировал, как связать истинную форму ангела с телом. Но он не рассказал, что именно было частью этих экспериментов. Каждое избиение, которое предназначалось Кроули, он испытал на себе – все разом, каждое новое изощренное наказание, пока Сатана снова и снова совершенствовал свои методы. Неделями. Это была лишь малая часть того, что ему довелось пережить в этой комнате. И теперь в его голове были не только его собственные воспоминания, но и извращенные образы из памяти Люцифера, которые переплетались с его сознанием, отравляя его разум. Его взгляд остановился на колоннах, и внутри поднялась волна ярости, подобная бушующему вулкану. С гневным криком он ударил по колонне с такой силой, что услышал, как камень треснул. Он скинул пиджак Кроули на пол и, не замечая ни крови, ни боли, принялся разрушать колонны голыми руками. Камень трещал под его кулаками, оставляя осколки на коже, но он не останавливался. Его кулаки разбивались в кровь, руки становились осколками боли, но его ярость была сильнее. Каждый удар по колоннам – это был вызов прошлому, вызов боли, которую он никогда не простит.

***

Марк был почти уверен, что сумел незаметно выскользнуть из той задней комнаты. Конечно, оставалась вероятность, что Архангел Рафаэль заметил его, но предпочел не вмешиваться. Однако Марк сомневался в этом. В любом случае, за ним никто не шел, а значит, это не имело значения. Тяжелая дверь в покои Амона закрылась за ним с глухим стуком, и Марк остановился в коридоре, прикрыв глаза. Он вслушивался. Как Страж Фануила на протяжении тысячелетий, он довел этот навык до совершенства. Умение безошибочно обнаруживать, различать и определять местоположение сущностей и Существ стало для него вторым дыханием. В крыле Проклятий он ощущал лишь нескольких: Рафаэля, Закиила, Кроули и себя самого, а также нескольких демонов, заключенных в камерах, занимавших примерно половину ячеек. А значит, оставался другой вариант, о котором говорил Рафаэль: нижний круг Ада. Там, как он упомянул, когда-то находился сам Сатана. Но как туда попасть? Очевидно, не через лифт — это был последний уровень, до которого лифт доходил. Марк окинул взглядом длинный коридор, уходящий в неизвестность. Что ж, нужно было выяснить, куда он ведет. Он решительно двинулся вперед, засовывая руки в карманы, зашагав уверенно и стремительно. Так сложилось, что выглядеть уверенным в себе и показывать, что он находится там, где должен быть, стало его инстинктом. Это был надежный способ избежать неприятностей и остаться незамеченным — два пункта, всегда стоявшие высоко в его списке приоритетов. Проходя мимо одной из камер, он услышал сдавленные, полные ярости звуки. Марк повернул голову, но лишь мельком взглянул на демона, пригвожденной к задней стене ножом, пробившим ей горло. Его лицо оставалось равнодушным, а шаг не замедлился. Он замер, удовлетворенно пробормотав: «Ха!», когда заметил в конце коридора винтовую лестницу, ведущую вниз. Глаза засверкали от предвкушения, и он поспешно зашагал вниз по ступеням.

***

Марк остановился у подножия лестницы, где его встретила гнетущая тишина. Она казалась почти осязаемой, заставляя его поежиться. Температура здесь была лишь немного ниже, чем в крыле Проклятий, но влажность заставляла разницу ощущаться куда сильнее. Впрочем, дело было не только в этом. Тусклый свет, не имеющий видимого источника, нависал над этим местом, добавляя зловещую нотку. Но больше всего Марка потрясло чувство глубокой печали и удушающего отчаяния, проникшее в самый камень. Вот каким он представлял себе Ад. И, что удивительно, это не вызывало в нем страха или тревоги. Лишь щемящее чувство горечи за что-то ужасное, что когда-то произошло здесь, оставив на всем этом пространстве неизгладимый след. Он снова замер и прислушался. Его слух уловил присутствие нескольких сущностей. Он не мог определить, чем они были, но знал наверняка: если хочет выжить, стоит держаться от них подальше. Странно, но он ощущал, что их смертоносность была больше результатом инстинкта самосохранения, чем хищной агрессии. Как у некоторых животных на Земле. Его охватило непреодолимое любопытство узнать больше. — Потом, — строго напомнил себе Марк. — Ты можешь размышлять об этом позже. Он сосредоточился, и спустя несколько секунд нашел Амона. Демон был далеко впереди, в комнате, расположенной рядом с этим же коридором. Засунув руки обратно в карманы, Марк направился туда с прежней решимостью. Камень стен начал менять цвет, словно коридор становился другим. По телу пробежала волна беспокойства. Не имея рационального объяснения, он почувствовал, как по спине скользит холодок. Он замедлил шаг, вытащил руки из карманов, напряг слух, а глаза начали внимательно осматривать каждый дюйм пространства. Свет впереди стал чуть ярче, и вскоре Марк понял почему. У потолка плавали несколько светящихся сфер Кроули. Подойдя ближе, он увидел каменные обломки, пробитую стену, и почувствовал, как пропитанное отчаяние этого уровня стало почти невыносимым. Черные стены периметра этой комнаты несли в себе что-то большее, чем просто мрак. Они олицетворяли безграничное горе. Марк осторожно приблизился к неровной дыре в стене. Взявшись за шершавый камень рукой, он сделал неуверенный шаг внутрь. Комната была огромной, стены черными, инкрустированными странным металлом. В воздухе висела странная угроза, но, в то же время, резко стало проще дышать.

***

Глубоко вдохнув, он сделал шаг вперед, все еще держась рукой за шершавый камень позади себя. Он остановился на мгновение, чтобы оглядеть комнату, в которой оказался. Потолок, высокий и бесконечно завораживающий — настолько, что глаза будто прилипали к этому чуду, отрываясь с огромным усилием. Черные каменные стены с инкрустациями из странного металла, и что-то вроде зазубренных, разрушенных сталактитов, наполовину спускавшихся с потолка, с остальной частью, лежащей на полу в виде груды обломков. У дальней стены, неподвижный, с неестественно свисающими на коленях руками, сидел Амон. Его тело замерло в позе, которую разум Марка отказывался воспринимать как возможную. Он бросил взгляд на демона, потом на разбитые сталактиты, и постепенно до него дошло, каким образом они оказались в таком состоянии. “Чтобы выплеснуть свои чувства,” — сказал бы Рафаэль. Но Марк понял: даже Рафаэль не осознавал, насколько глубоки были страдания Амона. Здесь было что-то большее. Что-то, что выходило за рамки просто подавленности. Во всем ощущалась странная, почти незнакомая жестокость. Раненый демон в камере с глоткой, пробитой насквозь? Теперь это? Марк снова посмотрел на его руки. Они были уничтожены. Переломы на руках выглядели особенно отвратительно. — Амон? — мягко произнес он, делая осторожный шаг в пространство, пропитанное отчаянием. Демон не шелохнулся. Даже с другого конца комнаты было видно, как его глаза смотрят в пустоту, а дыхание слишком поверхностное и частое. Подойдя ближе, Марк остановился в нескольких футах от Амона, поднял с пола куртку Кроули и опустился на колени. Вблизи картина была еще страшнее: руки Амона — месиво из крови, обнаженных мышц и костей. — Амон? — повторил он мягче.

***

Его имя прозвучало сквозь туман боли и извращенных воспоминаний. Амон медленно повернул голову и заставил глаза сфокусироваться… и замер, когда понял, что перед ним ангел. Почти в панике, он инстинктивно применил исцеление, заставляя кости встать на место. — Ты знаешь, что я бы не воспользовался твоим положением, — тихо сказал Марк. — Это не имеет значения, — прошептал Амон, с трудом подавляя волны боли. Ангел оставался на расстоянии, едва заметно показывая, что готов сократить его, если ситуация того потребует. — Ты очень… необычный для ангела, — пробормотал Амон. — Обычно это говорят с насмешкой, — отозвался Марк. — Но у тебя, кажется, другой подтекст. Хотя… если не доверяешь мне, просто скажи. Не хочу оказаться следующим… как эти столбы. Амон невольно усмехнулся: — Комплимент. Заметив, что демон немного расслабился, Марк медленно переместился ближе и сел рядом с Амоном, оставив между ними несколько футов расстояния. Амон посмотрел на него с настороженностью, но не отодвинулся. — Можно ли спросить... что это за комната? — осторожно начал Марк, устремив взгляд на потолок, чтобы хоть немного отвлечься от подавляющей атмосферы. — Ну, очевидно, она принадлежала Сатане, — добавил он. Амон лишь молча посмотрел на ангела. — Что? — спросил Марк. — Ты правда спрашиваешь, можно ли задать этот вопрос. И совершенно спокойно примешь, если я откажусь, — произнёс Амон. — Ну да, — пожал плечами Марк, будто это был самый очевидный факт во вселенной. — Никогда не задавай вопрос, если не готов к любому из возможных ответов. Если бы я не хотел принять твой отказ, я бы вообще не стал спрашивать. Так мы бы оба избежали неловкости. — Он жестом указал вокруг себя. — Очевидно, что это место хранит отпечаток ужасных событий, и хотя моя любопытная натура требует ответов, я не могу не понимать, что, возможно, эта комната связана именно с тобой. Хотя… — Марк сделал паузу, слегка улыбнувшись, — кажется, я только что сам нашёл ответ на свой вопрос. — Да, — тихо произнёс Амон, опустив взгляд на свои только что исцелённые руки. — Это была его комната наказаний. — Мне жаль, — так же тихо ответил Марк. Он снова осмотрел комнату, на этот раз медленнее, внимая каждой детали. — Какое прекрасное место для таких ужасных вещей. — Потолок, конечно, не его, — сказал Амон. — Но да, он был творцом звёзд, так что это неудивительно. Он стиснул глаза, подавляя воспоминание о том, как он однажды создал определённую сверхмассивную чёрную дыру, но нет. Он понятия не имел, как это вообще могло произойти. Так не должно было быть. Это просто не могло случиться. Амон подтянул колени к груди, уронил голову и закрыл лицо руками. — Что случилось? — спросил Марк, в его голосе звучала искренняя тревога. "К чёрту всё, какая разница", – подумал Амон. У него уже не осталось ничего, что он мог бы потерять. К тому же в Марке было что-то… смутно комфортное, что раздражало демона. Он ненавидел себя за то, что тянулся к этому чувству, ведь его замкнутый пузырь был привычным и безопасным — а в Аду безопасность была редким и драгоценным ресурсом. Но опять же, терять ему было нечего. — Я не знаю как, — его дыхание стало частым и прерывистым, — но каким-то образом я получил воспоминания Люцифера. И теперь они перемешиваются с моими собственными, и всё становится всё более запутанным. Я не знаю, как остановить этот хаос, и… — Амон сжал кулаки так сильно, что они побелели, и не смог закончить фразу. "И не превратиться в версию Люцифера. Или в нечто настолько чуждое, что я стану неузнаваемым…" Амон ещё сильнее сжался в себя. Экзистенциальный ужас, который он никогда прежде не испытывал, накрыл его с головой. На фоне собственного горя и бесконечной путаницы он чувствовал себя так, будто тонет, задыхается и падает в бездну одновременно. Часть его хотела просто исчезнуть, уйти в угол и раствориться в небытие, потому что выжить в этом не казалось возможным. Но другая часть жаждала, чтобы кто-то схватил его за руку, вытащил из этой пропасти и пообещал, что он справится. Рядом с Амоном Марк закрыл глаза, когда волна эмоций демона накрыла его, как цунами. Он посмотрел на сжавшегося Амона, чьё тело дрожало от напряжения. Марк знал, что Кроули был единственным, кому Амон по-настоящему доверял, — это было ясно с самого начала. Но он не мог просто сидеть здесь и наблюдать за его страданиями. Он осторожно обнял Амона за плечи и спину. Демон немного напрягся от его прикосновения, но, казалось, это было скорее инстинктивно, поскольку он не попытался отстраниться. Марк оставил руку там, где она была, и слегка развернулся, чтобы быть лицом к Амону, давая ему возможность либо остаться так, как есть, либо принять поддержку. Несмотря на опыт работы с человеческими эмоциями — пусть и незаметно для них, а иногда и вопреки приказам, — Марк чувствовал себя не в своей тарелке. Раны Амона, хоть и невидимые, казались настолько глубокими, что ангел не знал, с чего начать. Но он решил положиться на своё интуитивное чутьё — то, что неоднократно приводило его к успеху, несмотря на недовольство начальства. — Я знаю, что я не Кроули, — тихо сказал Марк. — И знаю, что он единственный, кому ты действительно доверяешь. — Амон слегка замер, и Марк продолжил, ободрённый: — Поэтому… это нормально? Я просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя одиноким. Но если тебе это не нужно, я пойму и просто останусь сидеть здесь. Или, может быть, мы вернёмся наверх, если ты готов? Прошла долгая, мучительная минута, прежде чем Марк услышал в своей голове ответ. "Нормально. Просто я ненавижу, что ты кажешься таким безопасным. И смутно знакомым. И совсем не небесным. Не принимай это на свой счёт." Марк улыбнулся. "Для меня это высший комплимент", – ответил он. Марк сидел рядом с Амоном довольно долго, постепенно усиливая объятие, позволяя своей руке становиться тяжелее на спине демона. Амон не пытался отстраниться и даже не напрягался; напротив, его поза становилась менее скованной, а отчаяние, ранее исходившее от него волнами, медленно ослабевало. Обычно Марку быстро становилось бы скучно до отчаяния, но сейчас он оставался на месте ради цели, а не какого-то бессмысленного правила. Да и ему представился идеальный шанс изучить всё вокруг в мельчайших деталях — чем он с удовольствием и занялся. Он внимательно рассматривал, как световые сферы были закреплены на потолке. Это было гениально! Серьёзно! Какое изящное решение: задать им набор параметров работы, а затем позволить самим сферам выполнять всю манипуляцию? Он даже представить не мог, сколько «программирования» понадобилось бы для подобной конструкции. Затем он изучил, как металл был вплавлен в камень. Это тоже было необычно! Материал не выглядел полностью твёрдым и, более того, даже не напоминал обычный металл. Правда, сам металл вызывал у Марка странное, неприятное чувство. Нет уж, спасибо! Хотя стоит признать, дизайн был великолепен, особенно контраст между его цветом и чёрным камнем. Его взгляд скользнул по крючкам на потолке, нескольким, лежащим на полу, испачканному столу у стены и сломанным кандалам. От этих деталей его передёрнуло. Но постепенно он заметил ещё кое-что — что-то, на что Амон, казалось, совсем не обращал внимания. Демон, кажется, стал значительно спокойнее, поэтому Марк решил задать более нейтральный вопрос. — Амон? — Что? — прозвучал ворчливый, но не враждебный ответ. — А в той дальней стене есть дверь? Голова Амона резко поднялась, его янтарные глаза пронзили Марка. Спина демона снова напряглась. — Что могло заставить тебя задать такой вопрос? — зло выплюнул он. Марк смутился. Он указал на стену, перпендикулярную их местоположению. — В ней есть трещина, похожая на очертания двери, — спокойно сказал он. Амон недоверчиво переводил взгляд с стены на ангела. — Как ты видишь это? — прошептал он. — Даже я не вижу. Марк опустил взгляд. — Я... был техником во время Сотворения. Нам нужно было замечать мельчайшие детали. Видимо, я так и не избавился от этой привычки. — Он поднял глаза, и в его голосе звучало искреннее сожаление: — Прости, я думал, это безобидный вопрос. Амон покачал головой. — Нет, всё нормально. Просто я подумал, что ты... что-то знаешь, но... неважно. — Он потер лицо руками. — Чёрт, я начинаю терять голову. Он взъерошил волосы и вздохнул. — Ладно, трещина... дверь... что угодно. Она ведёт в личные покои Сатаны. Вернее, то, что было его покоями. Теперь это, наверное, просто пустые комнаты. Странно даже подумать... — Может, сходим туда? — предложил Марк. — Ты спятил?! — взорвался Амон. — Ты думаешь, эта комната вызывает тяжёлые чувства? А как ты себе представляешь его комнаты? — Не знаю, — спокойно ответил Марк. — Но мы уже здесь. И, честно говоря, мне бы не хотелось возвращаться сюда ещё раз. Плюс, возможно, там есть полезная информация. — Он сделал паузу, а затем мягко добавил: — Ты совсем не обязан идти. Я даже представить не могу, если бы был на твоём месте. Амон внимательно смотрел на ангела. Он не был уверен, встречал ли он когда-либо другое существо, которое было бы столь открытым и понятным. Особенно странным это казалось, учитывая, что перед ним стоял ангел — само это слово давалось Амону с трудом. — Ладно, я пойду с тобой, — сказал он неохотно. — Нельзя же позволить Небесам разгуливать по бывшим покоям правителя Ада без присмотра. Марк усмехнулся: — Это действительно звучало бы безответственно с твоей стороны. Амон поднялся на ноги, поморщившись, когда напряжение в незаживших до конца мышцах отозвалось болью. — Ладно, покажи, где эта дверь, — сказал он.

***

Это место оказалось столь же жутким, как Амон и ожидал. С каждым мгновением становилось всё сложнее удерживать в голове нужные воспоминания. И в этом было странное сочетание логики и абсурда. Ему достались воспоминания Люцифера, а эти комнаты принадлежали исключительно Сатане. Но если Небеса никогда не стирали и не скрывали память Сатаны|Люцифера, то, в отличие от других Падших, которые могли чётко разделить жизнь на До и текущее существование, для Сатаны всё время текло как единый, непрерывный поток. У него не было двух идентичностей, была только одна — не важно, какое имя он себе выбирал. Помимо камеры пыток, в этих покоях оказалось ещё три комнаты: спальня, что-то вроде лаборатории (Амон поспешно закрыл дверь в неё), и огромный кабинет, до потолка заполненный полками с папками. Марк провёл пальцами по корешкам ближайших папок: — «Корп. Св. Ит. #10-15», — прочитал он. — Хм, интересно, что это значит? — Это аббревиатура эксперимента, — тихо ответил Амон, тут же понявший суть. — Это его записи. «Корпоративные связи. Итерации 10–15». Марк взглянул на Амона, который крепко вцепился в полку. Его взгляд был отстранённым, почти пустым. Ангелу не нужно было ничего спрашивать, чтобы понять, откуда демон знает эти детали. Он молча подошёл к нему и обнял крепко, почти отчаянно. Амон не ответил, но и не отстранился, словно цеплялся за полку, чтобы не упасть — или чтобы не потерять связь с реальностью. — Мне так жаль, — прошептал Марк, его голос дрожал от гнева, вызванного мыслью о том, через что Амон прошёл. — Ты правда можешь не быть здесь. Я закончу сам, это не проблема. Амон кивнул: — Тогда я подожду здесь, — едва слышно произнёс он. Ему казалось, что реальность ускользает, меняясь каждую секунду, и он не мог удержаться за неё. Марк отступил, внимательно посмотрел на демона, его лицо было полно беспокойства. — Я постараюсь побыстрее, — пообещал он. Амон снова кивнул, отступил к дверному проёму и, тяжело опустившись на пол, спрятал лицо в коленях. Он больше не мог. Три реальности разрывали его, и он почти потерял контроль над всем этим. Особенно над той реальностью, где он видел глазами своего мучителя. Эти знания были разрушительными, они убивали его. Амон чувствовал, как его разум постепенно катится к тому же состоянию, в котором оказался Кроули, когда ему навязали Рога Сатаны. «Почему я всё ещё пытаюсь держаться?» — подумал он. Это было слишком больно, слишком бессмысленно. Всё его существование с того момента, как его сняли с командования, было сплошной цепью подчинения и утрат. Он позволил себе надеяться однажды — глупец! Вместе с Кроули они смогли уничтожить Сатану. Они почти получили шанс на свободу. Но теперь он знал, что никогда этого не будет. Слёзы жгли его глаза. Он должен был знать, что всё это бесполезно. ~~~ Марк ощутил нарастающие волны отчаяния, исходящие от Амона. Повернувшись, он увидел, как демон сидит, прижавшись к стене, его тело дрожит в странных судорожных движениях. Ангел быстро оглядел полку и заметил папку с пометкой: «пост Дмн. В Анг. → Дмн. Альтерн.». Её смысл до конца был неясен, но от одного взгляда на неё внутри у Марка всё перевернулось. Он схватил папку и бросился к Амону. — Амон? — осторожно позвал он, приподнимая демона. — Ты должен уйти отсюда. Это место только усугубляет всё. Пойдём, ладно? Глаза Амона медленно сфокусировались на Марке. Его тело стало неподвижным, но взгляд вдруг обрёл ясность. — Мы должны идти, — внезапно сказал он и рванул через комнату к дальней двери. — Эй, подожди! — закричал Марк, быстро схватив папку и куртку Кроули с пола. Амон уже мчался по коридору. — Давай, не отставай! — бросил демон, не оборачиваясь. — Ненавижу бегать! — простонал Марк, едва не спотыкаясь. — Меньше жалуйся — быстрее добежим, — ответил Амон. — Ты… бессердечный! — А как же, — коротко бросил демон, поднимаясь по лестнице двумя ступенями за раз. Марк бежал в тишине несколько минут, яростно проклиная Амона в своих мыслях. — Можешь… хотя бы… сказать мне… кхм… ктооо… — наконец попытался заговорить Марк. — …что происходит? Чёрт! О, там… Пушистик! Амон резко обернулся: — Кто такой «Пушистик»? — спросил он, с явной тревогой и недоумением в голосе. Марк махнул рукой в сторону бокового коридора, тяжело дыша. Наконец он смог разглядеть лестницу в дальнем конце коридора, по которому они бежали. — Эта… тёмная… штука, — выдавил он, — с… колючими… штуками… о боже, мне нужен… перерыв! — Нет, не нужен, — быстро ответил Амон (в глазах Марка — совершенно бессердечно). — И ты назвал Живую Тьму «Пушистиком»?! Ты в своём уме?! — Как ты… умудряешься… кричать… и не уставать? — прохрипел Марк. — Я в лучшей форме, чем ты, очевидно, — ядовито заметил Амон. Они добрались до лестницы, и демон начал подниматься по ней двумя ступенями за раз. — И да, мы обязательно поговорим о твоём названии для Живой Тьмы позже, — добавил он строго, — А сейчас… это Кроули. Он очнулся. Или, точнее, почти. Всё сложно. Я оставлю дверь в свой кабинет открытой для тебя, — закончил он с таким высокомерным тоном, что Марку захотелось его ударить. Марк изобразил самую саркастичную ухмылку, на которую был способен, и послал её в сторону Амона. Он с удовлетворением заметил, как демон сначала недоумённо посмотрел на него, а затем покачал головой и продолжил стремительно взлетать по лестнице. Марк дал себе несколько секунд отдышаться, а затем начал медленно подниматься, шаг за шагом, к Крылу Проклятия. Без Амона, подгоняющего его, он заметил, что в правом кармане куртки Кроули чувствуется небольшой вес. Что-то там лежало? Он засунул руку в карман. Это был телефон Эрика! Марк покачал головой и слегка улыбнулся. Из всех вещей…!

***

Рафаэль поднял взгляд, когда Амон ворвался в комнату. Архангел заметил, что Марка не было, почти сразу после того, как тот вышел. Но он доверился своему инстинкту и позволил Марку отправиться на поиски Амона. Что-то подсказывало ему, что именно Марк, несмотря на все сомнения, сможет достучаться до демона и вернуть его обратно. Но, похоже, даже если Марку это и удалось, с Амоном было что-то очень, очень не так. Что-то, что демон едва сдерживал за тончайшей стеной своего сознания. Амон явно услышал то, что происходило с Кроули. Закиил сделал все, что мог, пытаясь успокоить и исцелить эхо сущности Сатаны, которое оставалось между его чертами и чертами Кроули. Но, похоже, в этом эхе оставалось одно упорное желание, которое требовало удовлетворения, прежде чем покинуть их навсегда. Именно это желание, через бессознательное тело Кроули, позвало Амона. Амон посмотрел на двух архангелов и на Кроули, который, все еще без сознания, теперь выглядел обеспокоенным, лежа на кровати. — Что происходит? — хрипло спросил он. — Я думал, он вроде бы частично очнулся. Закиил медленно поднялся с места, где сидел, и, казалось, готов был ответить. Но когда их взгляды встретились, лицо архангела омрачилось. — Мне кажется, что это я должен спросить у тебя, — мягко сказал Задкиил. — Что происходит с тобой? Он не очнулся на самом деле. Эхо использовало его, чтобы передать сообщение. Но он нуждается в тебе, Амон. Ему нужно, чтобы ты был в своем уме, чтобы ты был собой. А ты… не так ли? Амон просто смотрел на него, чувствуя, как его разрывает изнутри. Его дыхание становилось все быстрее. Здесь были только Закиил, Рафаэль и бессознательный Кроули. Марк был почти незнакомцем. И Кроули... он нуждался в нем. Но в ком-то лучшим, чем он был сейчас. Амон снова оказался бесполезным. Рафаэль, сидящий за спиной демона, чувствовал каждую деталь его агонии, и ту реальную угрозу, которая таилась за тонкой оболочкой, сдерживающей его состояние. Он понимал, что бессилен помочь или достучаться до своего старого друга. Проклиная свой дар эмпатии, Рафаэль принял одно из самых трудных решений в своей жизни. Он незаметно обошел кровать с другой стороны и осторожно вытащил сознание Кроули из глубин. Амон резко обернулся, услышав, как Кроули зашевелился. Его взгляд сразу зацепился за Рафаэля, который теперь стоял у изголовья кровати. Демон сбросил все свои ментальные щиты, и, прочитав мысли архангела, мгновенно наполнился яростью. Амон обошел кровать, схватил Рафаэля и швырнул его к стене. В мгновение ока он оказался рядом, выбил из-под него опору, несмотря на то, что архангел был выше, и прижал Рафаэля к стене. — Какого ЧЕРТА ты это сделал?! — взорвался Амон. Ярость от предательства, которую он переживал снова и снова, находясь в покоях Сатаны, вспыхнула новой болью, разрывая остатки его сознания. — МЫ ДОГОВОРИЛИСЬ, КОГДА ЕГО БУДИТЬ! МЫ ДОГОВОРИЛИСЬ! В этот момент Марк вернулся, задыхаясь после бега. Его глаза расширились от увиденного. Он поймал взгляд Закиила, и понял, что тот был так же ошеломлен и не знал, что делать. — Я доверял тебе, — произнес Амон срывающимся голосом. — Я знаю, — прошептал Рафаэлт? выглядя так, будто готов сломаться. — Почему?! — отчаянно выкрикнул Амон и снова ударил Рафаэля о стену. — ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ?! Рука легла на предплечье Амона, сдерживая его с удивительной силой. — С-с-стоп… Амон, хватит! — раздался голос, сначала слабый, но становящийся все увереннее. Амон опустил взгляд. Перед ним, опираясь на локоть, лежал Кроули, его золотые глаза пристально смотрели на друга. — Со мной все в порядке... Ну, не совсем, но достаточно, — тихо сказал он. — Отпусти его. Амон с трудом разжал кулаки, отпуская Рафаэля, и сделал шаг назад. Кроули медленно сел, и Рафаэль молча подставил плечо, помогая ему подняться на ноги. Кроули замер, чтобы дождаться, пока пройдет головокружение и туннельное зрение. Когда он, наконец, поднял голову, то увидел перед собой Амона, с самым потерянным выражением, которое он когда-либо видел. Если бы Кроули мог поклясться, он бы сказал, что Амон на такое не способен. И он понял, что перед ним — зеркало тех моментов, когда сам возвращался из каменного черного зала, когда его сознание было разорвано и разбито. Даже несмотря на то, что эхо Сатаны еще пульсировало в его собственном разуме, Кроули знал, что то, через что проходил Амон, было куда хуже. "Я знаю, чего хотел бы, оказавшись на твоем месте, если позволишь", — сказал Амон в первый день, когда Кроули на инстинктах пришел в эти комнаты. Теперь настала очередь Кроули сделать для Амона то, чего никто не сделал для него самого. Схватив Амона за воротник, он медленно повел его в самый дальний угол комнаты, отгораживая их от остального мира. Уперев предплечья в грудь друга, Кроули навалился на него всем весом, прижимая к стене с максимальной твердостью, насколько позволяли силы. Его тело служило барьером, помогая Амону сосредоточиться на дыхании. "Выдыхай, и говори со мной," — молча повторил он те самые слова, что Амон сказал ему всего несколько недель назад. — "Что случилось?" На этом этапе у Амона уже не оставалось сил или способности даже формулировать мысли о том, что с ним происходило. Он просто позволил себе облокотиться на стену, ощущая странное расслабление, несмотря на то, что неправильные мысли, воспоминания и чувства продолжали хаотично вспыхивать в его сознании, как будто они принадлежали ему. Если бы он мог просто… остаться здесь, вот так, — так, как он только представлял и отчаянно желал, но никогда не переживал на самом деле, — то, возможно, утонуть или задохнуться от этого со временем не казалось бы таким ужасным. "Просто… не уходи", — умолял он мысленно, с трудом, — "Я не хочу двигаться. И, похоже, сейчас я порчу всё, до чего дотрагиваюсь, так что двигаться мне нельзя в любом случае. Это даже удобно. Кроме Марка. Почему-то его никогда не хотелось ударить. Этот чертов ангел какой-то другой. Ты был прав. Терпеть не могу, когда ты прав." Кроули был почти уверен, что никогда в жизни не испытывал более глубокого беспокойства. Хотя он не слышал точных слов, сопровождающих мысленную форму, которую уловил от Амона, она была достаточно определенной, чтобы понять, что тот уже принял неизбежный конец. Кроули изменил хватку, теперь обнимая друга, притягивая его к себе вместо того, чтобы удерживать у стены. Одной рукой он крепко обхватил спину Амона, другой — поддерживал его голову, прижимая её к своей щеке. И, не задумываясь, Амон ответил тем же, обвив руки вокруг Кроули и цепляясь за него так, будто за единственное спасение. Они простояли так долго. В какой-то момент Кроули развернулся, чтобы опереться о стену — он все еще был измотан. Но он знал, что заставлять Амона говорить — вслух или мысленно — бесполезно, пока тот сам не будет готов. Такие вещи зависели не только от желания, но и от возможностей, и Кроули это понимал слишком хорошо. Он просто держал друга, давая почувствовать, что тот в безопасности, что о нем заботятся и что он не одинок. А для демонов это было уже больше, чем большинство из них могли бы надеяться. Со временем крайняя напряженность, окружавшая Амона, начала спадать, и его тело стало расслабляться в руках Кроули. Наконец, Амон заговорил в его голове. Его мысли звучали утомленно и абсолютно сломленно: "Я не вижу за ним ничего. И там нет света в конце". Сердце Кроули словно раскололось на части. Он крепче прижал Амона к себе, с трудом сдерживая слезы. "За кем?" — осторожно спросил он, хотя внутри уже знал ответ. Только один мог вызвать такую бездну отчаяния. Амон, обессиленный, почти полностью расслабился в его объятиях и ответил, слишком усталый, чтобы больше сопротивляться, ответил: "Люцифер. Во время нашей схватки я получил его воспоминания. И теперь они повсюду. Они — всё." Теперь всё стало на свои места, и Кроули это понимал лучше многих. "Хорошо, послушай меня", — мысленно сказал он Амону, – "Вот что мы сделаем: мы остаемся здесь. Ты не сдвинешься ни на миллиметр, держи голову там, где она сейчас. А я продолжу держать тебя вот так. Понял?" Амон едва заметно кивнул, его голова всё ещё покоилась на плече Кроули. "И я позову Клеменса — Закиила, — потому что это буквально его специализация. Он придумал человеческие воспоминания и как они работают. Он гений в этом. Он придет сюда и, не заставляя тебя двигаться ни на сантиметр, — я запрещаю тебе двигаться, — разберется с этим. Ладно?" Ещё один почти незаметный кивок. — Прости, — прошептал Амон в плечо Кроули. — За что, во имя всех кругов Ада?! — тихо отозвался Кроули, полный недоумения. — За… за то, что… никогда… что я не… когда это было важно… — попытался объяснить Амон. — Нет, — перебил Кроули, тихо, но твердо. — Что бы ты ни собирался сейчас сказать, это настолько неправда, что я даже не знаю, с чего начать. Если бы не ты, я был бы мёртв уже несколько раз. И я это говорю не ради красивых слов, я не преувеличиваю. Ты буквально встал между мной и Сатаной. Я не думаю, что бывает что-то более «важное»! Он прижал Амона крепче, его голос задрожал. — И это даже не считая всех тех невидимых раз, когда ты был рядом. Когда ты делал это для меня… Черт, даже в первый раз, когда я пришел сюда. Ты… ты вообще представляешь, от чего ты меня тогда спас? Или все те часы, что мы играли здесь? — Кроули кивнул на гитары, стоящие в углу. Его глаза наполнились слезами. — Черт возьми, Амон, что ты имеешь в виду, говоря, что «никогда, когда это было важно»? Кроули отстранился, чтобы посмотреть другу в глаза, обеими руками взяв его за шею и лицо. Его голос дрожал от эмоций: — Ты был там каждый раз, когда это было важно, ты отдавал всё, что у тебя было, и даже больше! Но на его глазах Амон, вопреки всему, сломался ещё сильнее, его собственные глаза наполнились слезами. — Ты не помнишь, — прошептал он, голосом, полным одновременно облегчения и боли. Кроули нахмурился. Всё, что он не помнил, относилось к До, к его прежнему существованию. Но если это связано с тем, за что Амон себя винит… Кроули почувствовал, как его внутренности сжались в ужасе. — Это был ты? — спросил он, невольно сжимая руки на шее Амона. Тот кивнул молча. Кроули с трудом вздохнул: — Как ты можешь винить себя за это? Если бы они не нашли этот повод, они нашли бы другой. Ты знаешь это, правда? Пожалуйста, скажи, что ты знаешь это. — Но… — Амон попытался что-то сказать, но не смог. "Ты занял мое место", – подумал он, вкладывая в эти слова всё, что мог. И всё встало на свои места. Амон, Архангел Справедливости, стал причиной того, что невинное существо (Кроули, в прошлом) приняло на себя невыразимые страдания вместо него. Его заставили наблюдать за этим ужасом, лишив возможности вернуть мучения себе. И хотя это была очевидная ловушка, всё, что произошло тогда, шло против самой сущности Амона, и он никогда не смог по-настоящему смириться с этим. Кроули прижал Амона к себе ещё крепче. "Это не твоя вина", — мысленно произнёс он с яростной уверенностью. — "И ни разу, ни на мгновение я не винил тебя за это!" Но потом его сердце упало от внезапной догадки. "Пожалуйста, скажи мне, что ты не жил с этим чувством вины всё это время?" "Только… как тень воспоминания. Не тебя лично, даже не самого события, до недавнего времени", — подумал Амон, его сознание еле держалось на поверхности. Кроули осторожно погладил друга по волосам, его собственное дыхание стало прерывистым. "Вот почему ты вспомнил, кем я тогда был, после нашего разговора, когда Азирафаэль впервые пришёл сюда? Разве не так?" Амон медленно кивнул. Кроули не сдержал слёз. Он почувствовал, как нечто огромное и неизбежное тяжёлым грузом давило на них обоих, но он не позволил бы этому сломить их. Не сейчас. Не снова. Напряжение пронизывало тело Амона, но оно постепенно ослабло, когда Кроули снова прижался головой к его голове. — Просто… ты был там, в одной комнате со мной… после… вместе с… ними… и мне пришлось… смотреть. Не на тебя конкретно… просто… — Амон умолк. Он едва заставил себя закончить эту мысль, и, похоже, его сил хватило лишь на это. Кроули не винил его ни на мгновение. Потом в голову Кроули закралась ужасная мысль. Он закрыл глаза и осторожно провел пальцами по волосам Амона. "Люцифер знал об этом?" — мысленно спросил он, стараясь вложить в свои слова как можно больше мягкости. "Нет." Кроули выдохнул с облегчением. "Но он знал, кто мы. И ему показалось невероятно смешным специально отправить тебя сюда. Именно поэтому ты почти всегда попадал ко мне, а не к Хастуру или другим мучителям, которые обычно занимаются низшими демонами. Была даже постоянная директива…" При этих словах Амон судорожно вцепился в Кроули ещё сильнее, словно пытался удержаться за единственную точку опоры в этом мире. "Я не знал… всё это время… и…" Амон вдруг задрожал, его дыхание стало неровным, он явно боролся с чем-то внутри себя. Затем он словно потерял все силы, обмякнув в надежных руках Кроули. "Я больше не могу…" — его мысли прозвучали тихо, обречённо. "И не нужно", — твердо ответил Кроули, бросив на Закиила взгляд, полный мольбы: «Помоги, прошу!» Кроули сам чувствовал, как силы покидают его. Он едва удерживал равновесие, борясь с нарастающей слабостью. Его собственные раны ещё не успели зажить, и всё нераспутанное эхо, оставшееся внутри, продолжало угрожающе тлеть, готовое вспыхнуть в любой момент. Сейчас не время, — мысленно приказал он самому себе, заглушая подступающую панику. — Мне нужно сесть, — прошептал он Амону. – Хорошо… — едва слышно откликнулся тот. Кроули осторожно опустился на пол, поддерживая Амона, чтобы тот не упал. Они устроились почти так же, как тогда, когда Кроули после исцеления держал архангел Рафаэль, только теперь всё было наоборот. Кроули теперь был тем, кто утешал. Закиил и Рафаэль опустились рядом. В этот момент Кроули ощутил странную вспышку ненависти, исходящую от Амона, прежде чем тот всем телом прижался к нему с такой силой, что Кроули стало трудно дышать. — Ты в порядке? — тихо спросил Рафаэль, склонившись к нему. Кроули кивнул, не отрывая внимания от Амона. Он знал источник этой ненависти — она исходила не от Амона, а от Люцифера, чьи воспоминания всё ещё мучили его. Это было невыносимо. Взгляд Кроули упал на Марка, сидящего неподалеку. В руках ангела была его куртка и какая-то странная папка. Как они вообще узнали, что надо идти в Ад? — мелькнула мысль. Поток осознания того, сколько всего произошло, пока он был без сознания, накрыл его с головой. Сейчас не время. Рафаэль снова коснулся его плеча: — Ты в порядке? — Пока нет, — прошептал Кроули. Он сжал в руки рубашку Амона, сосредотачиваясь на каждом вдохе. Я делал это тысячелетиями. И сделаю снова. Сейчас не время сдаваться. — Марк, — позвал он. Ангел подскочил, мгновенно оказавшись рядом. — Что нужно? — спросил он. — Приведи Азирафаэля. Три пары глаз изумленно уставились на Кроули. — Сейчас! — добавил он жёстко. — Понял! — Марк резко развернулся, но замер на секунду: — Сказать что-нибудь по пути? — Ничего до самого офиса Амона, — бросил Кроули. — Используй прямой лифт. Это официальная миссия. Он вызвал пергамент с печатью: — Это от имени Принца Ада. В случае, если кто-то попытается тебя остановить. Марк взял документ и выбежал за дверь. Амон, едва слышно, пробормотал: — Казалось, он ненавидит бегать. Закиил тихо рассмеялся: — Так и есть. — И он ужасен в этом, — добавил Амон слабым голосом. — Да, да, это так! Он принципиально отказывается бегать с тех пор, как мы ушли из дивизиона Фануэля, — подтвердил Закиил, на лице которого играла довольная улыбка. Но затем его взгляд стал глубже и серьёзнее. — Ты готов, чтобы я разобрался, что здесь происходит? Амон отвернулся. — У меня ведь нет выбора, правда… — глухо ответил он, его голос эхом отразился от вчерашней панической фразы Кроули после вывиха бедра. — У тебя всегда есть выбор, — мягко, но твёрдо сказал Закиил. — По крайней мере, со мной. И я точно знаю, что так же с Кроули и Рафаэлем. Единственное, что может меняться, — это последствия твоего выбора, если время играет роль. — Почему вы все звучите, как Кроули, когда он начинает свои лекции? — буркнул Амон. — Это нечестно. Закиил рассмеялся: — Ну, мы все занимались наукой в качестве основной задачи во время Творения. — Он сделал паузу. — Так что, можно начинать, или…? — Он оставил вопрос открытым, давая Амону возможность ответить искренне. — Да. Я не могу снова пережить его перспективу, — сказал Амон. — Но они… везде. Переплетены, обвивают всё, и… Закиил начал чертить в воздухе над короткими волосами Амона завитки, похожие на закрученные линии. — Тебе нужно расслабиться, — почти строго произнёс он, его голос напоминал тон Кроули, когда тот начинал читать лекции. — Доверься мне. Разбираться с этим — моя работа. Чем больше ты беспокоишься, тем быстрее всё смешивается и усложняется. — Конечно, блин, именно так! Почему бы и нет?! — раздражённо воскликнул Амон. Затем нахмурился. — Ты не такой милый, как Рафаэль. Рафаэль, находясь с другой стороны Кроули, с трудом удержался от улыбки, уткнувшись в плечо. Его догадки относительно причин вспышек Амона оказались верными. Но, несмотря на жалобу, Закиил ничуть не обиделся. — Терпи, — сказал он, его глаза излучали мягкость, а на лице играла тёплая улыбка, не соответствующая нарочито саркастичному тону. — Пусть Рафаэль будет милым и заботливым, пусть укутывает тебя одеялами, когда будет чинить твои руки. А пока ты со мной. Амон нахмурился ещё сильнее, исключительно из принципа. Закиил продолжал свои движения, и через пару минут Кроули заметил едва уловимое мерцание, исходящее от них. Что бы Закиил ни делал, это начало помогать: тело Амона стало расслабляться. Это не было обмякание от усталости или отчаяния — это было облегчение. Кроули наконец позволил себе откинуться назад, опираясь на стену, и его собственное изнеможение накрыло его. Ответственность за Амона была передана Закиилу, и это позволило Кроули, хотя бы на мгновение, отпустить свою тревогу. Он закрыл глаза и почувствовал, как Рафаэль садится рядом, плечом прижимаясь к его руке. Не думая, Кроули опустил голову ему на плечо. Рафаэль коснулся его лба прохладной рукой, другой подложил под его спину, и Кроули почувствовал, как нестерпимая боль в голове отступает. — Жаль, что не могу сделать больше, но стало лучше? — тихо спросил Рафаэль. — Да, — ответил Кроули, чувствуя себя настолько опустошённым, что почти не мог говорить. — Оставь руку, пожалуйста. Это помогает. — Конечно, — сказал Рафаэль, забыв в этот момент, насколько много он уже сделал. Они сидели так долгое время: дыхание Амона становилось всё ровнее, его тело расслаблялось. Закиил был полностью сосредоточен, неподвижен, словно статуя. Кроули, чувствуя руку Рафаэля на своём лбу, позволил себе не думать о болезненных воспоминаниях и сосредоточиться на весе Амона, прижимающегося к его груди, и на том, как это чувство означало, что тот в безопасности. Рафаэль, всё ещё рядом, своим присутствием развеивал страх одиночества. Впервые за долгие века Кроули почувствовал, что он не брошен. Эта мысль, яркая и обжигающая, почти ошеломила его. Кроули тихо выдохнул и спрятал лицо в плечо Рафаэля. Рафаэль обнял его крепче, и внезапная яркость стала глубокой, словно заполнила его изнутри. Потому что это было нечто большее. Среди всего ужаса, который был слишком чудовищным, чтобы даже представить, он не был оставлен. Он был замечен, услышан и поддержан. И это ощущение, несмотря на всё, что произошло, было светлым, как само солнце.

***

Михаил всё ещё находилась в кабинете Азирафаэля, даже после того как двойной сигнал устройства отслеживания чудес затих, а затем долгое время ничего не происходило. Они просто сидели и смотрели на прибор. Каждый из них был погружён в свои мысли, но оба интуитивно чувствовали: что бы ни разворачивалось в Аду, это ещё не закончилось. Слова Азирафаэля о целителях — вернее, об их отсутствии — сильно потрясли Михаил. Ни Балан много веков назад, ни Дагон никогда не упоминали об этом. Конечно, оба занимали высокие должности в Аду, что, возможно, давало им определённый уровень защиты. Но Михаил знала, что каждый хотя бы раз сталкивался с Наказателями Ада. Что это могло значить? Что они принимали страдания как данность? Как заслуженное наказание? Нет. Михаил слишком хорошо знала этих демонов, чтобы допустить такую мысль. Скорее это было что-то, что необходимо скрывать. Уязвимость, которую опасно было раскрывать. Эта мысль оказалась самой правдоподобной. И самой болезненной. Потому что… хотя бы Балан... У Михаил было ощущение, что между ними была достаточно глубокая доверительность. Оказалось, нет. Это было трезвящее осознание. И это даже не касалось причины, почему в Аду нет целителей. Михаил никогда не задумывалась об этом, но теперь понимала: ответ не будет приятным. Она решила не спрашивать Азирафаэля. Пока что. Азирафаэль, в свою очередь, цеплялся за последнее сообщение Марка, как за единственную нить в бескрайней тьме — единственное подтверждение, что Кроули всё ещё жив. Особенно после всех сигналов проклятого устройства, намекавшего на обратное. Но больше он ничего не слышал от Марка. Прошло слишком много времени. Азирафаэль не осмеливался покинуть Небеса, как бы сильно ему этого ни хотелось. Ему казалось, что ответ Небес на происходящее в Аду должен будет прозвучать в реальном времени. А если его не будет, этим займётся Метатрон. А это… это могло обернуться катастрофой. Но удержание позиций казалось ему медленным уничтожением изнутри. Он не мог отвлечься от всего того хаоса, что бушевал в его разуме. Как бы он ни ненавидел своё вынужденное заточение здесь, оно заставило его столкнуться с мыслями, от которых он всегда убегал. Знание, что Кроули собирается встретиться лицом к лицу с Сатаной, окончательно расставило всё по местам. И он это ненавидел. Тревога и страх за Кроули, разумеется, были первыми. Но было и больше. Намного больше. Азирафаэль был вынужден осознать вину за своё неведение о реальной жизни в Аду. Это не была его вина напрямую. Скорее, вина заключалась в том, что, зная больше, он мог бы облегчить душевные страдания Кроули. Мог бы быть более чутким и внимательным. Он вспомнил, как боялся, как прятался в собственных страхах. И впервые задумался: если бы он нашёл в себе смелость выйти из этих страхов, сосредоточившись на помощи Кроули, разве это не стало бы способом заботы о себе? Это была ужасная неделя. Но она открыла Азирафаэлю простую истину: если смотреть в лицо ужасам честно, как советовал Кроули, и при этом быть добрым к себе, эти ужасы не остаются невыносимыми. В этот момент Азирафаэль ощутил гнев. Гнев на манипуляции, которым он подвергался. Гнев, который расставил всё на свои места. Вспоминая доброту Кроули, Рафаэля, даже Амона, он не мог не отметить, что никто на Небесах, кроме Марка и Клеменса (Закиила), не был с ним так добр. И разве не в доброте заключалась суть Небес? Кто же тогда действительно заслуживает доверия? Внезапно слова Рафаэля «истина больше, чем одно место» обрели смысл. Михаил и Азирафаэль одновременно вздрогнули, когда устройство снова издало сигнал. Азирафаэль схватил его и уставился на него, сердце бешено заколотилось. Это не могло быть правдой. Должна быть ошибка или странный эффект от чудес, творимых в Аду. — Что? — спросила Михаил, заглядывая через плечо. Потом её глаза расширились. — Это... чудо архангельского уровня! Но я думала, Рафаэль сейчас внизу? — Он там, — сдавленным голосом подтвердил Азирафаэль. — Но это имя… я не помню такого архангела, — продолжила Михаил. — И как бы кто-то ещё смог туда спуститься? — Ты знаешь Марка? — спросил Азирафаэль. — Конечно. — Он работает на Земле с ангелом по имени Клеменс? — Да, — Михаил закатила глаза. — Кроули и его дурацкие прозвища. Азирафаэль проигнорировал это. — Клеменс на самом деле архангел с утраченной памятью. Его архангельское имя — Закиил. Марк, видимо, взял его с собой в Ад, восстановил его память и… его самого. Михаил смотрела на него так, словно мир перевернулся. — Он понимает, что теперь не сможет вернуться на Небеса, если Метатрон не исчезнет? — Не знаю, — тихо ответил Азирафаэль, закрывая лицо руками, пока сигнал продолжал звучать.

***

Марк решил сменить одежду прямо во время подъёма на лифте, ведущем с Ада на Небеса. Почему — он сам толком не знал. До сих пор такой необходимости он не ощущал: светлый оттенок брюк и рубашки вполне компенсировал его более неформальный, почти непринуждённый стиль. Но что-то подсказывало ему перестраховаться. Может, это был тот напряжённый, до предела серьёзный голос Кроули, или тот чрезвычайно официальный пергамент, который он сейчас аккуратно хранил в кармане. Как бы то ни было, когда двери лифта открылись и Марк шагнул на Небеса, он выглядел самым настоящим лейтенантом Верховного Архангела. "Черт, можно подумать, что он... дерьмо, ему, наверное, не стоит говорить... ПРОКЛЯТИЕ!" – Понадобилась целая цепочка случайных мысленных ругательств, чтобы Марк, наконец, перестал ругаться в голове в ответ на… свои же ругательства. Но он всё-таки выбрался из этого порочного круга. "Чёрт, на это ушло слишком много времени", – мелькнула мысль. – "БЛИН!" Он почти дошёл до кабинета Азирафаля, шагав по памяти: его мысли всё ещё блуждали в хаосе самообличающих монологов. Но едва завернув за предпоследний угол, он чуть не столкнулся с Метатроном, идущим навстречу. — Простите, сэр, — тихо проговорил Марк, склонив голову. — Прошу прощения. Он попытался пройти дальше, но Метатрон задержал его взглядом, оценивающе оглядывая. — Откуда-то я тебя знаю, — произнёс Голос. — Я лейтенант Верховного Архангела, сэр, — спокойно ответил Марк, внутренне благодаря всё на свете за свою правильную одежду. — А, понятно, — отозвался Метатрон, неожиданно проявляя явный интерес. Марк почувствовал, как его сердце сжалось. — Судя по всему, ты направляешься с важным поручением. Всегда приятно видеть такую целеустремлённость и преданность делу. — Спасибо, сэр. Метатрон наклонился чуть ближе, улыбаясь дружелюбно, как будто пытаясь сыграть роль великодушного начальника, снисходительно включающего младших сотрудников в «верхние круги». Марк видел множество человеческих «сериалов» с этим шаблоном, но так и не придумал короткого названия для этого дешёвого, но стандартного трюка. Ну, по крайней мере, он сразу его узнал. И вовремя понял, что лучше бы всё-таки прислушаться к тому, что говорит Метатрон. — … не знаешь ли ты, случайно, что за дело на повестке? Может, дашь нам лёгкий намёк? Марк покачал головой. — Нет, сэр. Даже мне неизвестно, что внутри. Все послания — на запечатанных пергаментах, — он вытащил свиток, что дал ему Кроули, из кармана и слегка помахал им, прежде чем снова спрятать. — Моя задача — доставить его без вскрытия. Так меньше шансов на перехват или ошибку… в случае, если, как говорится, случится «захват или катастрофа». Марк пожал плечами. — Я всего лишь курьер. Мне объяснили, что, если случится беда, послание «разберётся само с собой». Так что, если я не знаю, что там внутри… — он выпрямился и произнёс, будто цитируя скучный и строгий устав, — …то «безопасность остаётся неприкосновенной». Он развёл руками с вежливой улыбкой, как бы извиняясь. — В итоге, сэр, я просто иду туда, куда мне велено, и делаю то, что приказывает Верховный Архангел. Улыбка Метатрона чуть сузилась, но он похлопал Марка по плечу. — Молодец. Таких, как ты, нужно больше. Ну что ж, думаю, тебе лучше не задерживаться и доставить это сообщение, верно? — Да, сэр, благодарю за понимание, — Марк снова склонил голову с уважением. Метатрон жестом указал в сторону, куда шёл Марк. Тому стоило больших усилий сдерживать себя, чтобы не перейти на бег, сохраняя видимость сдержанного, но энергичного шага. Сердце его гулко стучало, а кожа покрылась холодной испариной. И он был бесконечно благодарен своему дару на ходу придумывать крайне официально звучащую, но абсолютно пустую чушь.

***

Как только Марк вошел в кабинет Верховного Архангела, он тут же отправил сообщение Азирафаэлю. Не прошло и нескольких секунд, как его схватили за запястье и буквально втянули внутрь так резко, что он едва не потерял равновесие. Он совершенно не ожидал увидеть там Михаил, и её присутствие вызвало у него лёгкое напряжение. Хотя, если быть честным, она всегда заставляла его чувствовать себя неуютно. Однако один взгляд на Азирафаэля — и сердце Марка сжалось от боли. Его лицо было наполнено таким мучением, таким вихрем вопросов, страхов и едва осмеливающихся вспыхнуть надежд, что Марк решил не терять ни секунды. — Кроули отправил меня за тобой, — сказал он безо всяких предисловий.