Reclaimed

Азирафаэль был на пределе раздражения. Уровень его фрустрации, усугублённый всем, что произошло и что он узнал за последние несколько дней, медленно перерастал в тревожный, обжигающий гнев. Совсем недавно, готовясь к предстоящему совещанию всех A(a)рхангелов, он решил сделать самое элементарное — получить список всех A(a)рхангелов и их текущих обязанностей. Это казалось рутинной задачей, но он должен был предвидеть, что что-то настолько простое и невинное вызовет у него головную боль и породит ещё больше вопросов. В этом была его вина. Он мог бы просто попросить писца предоставить актуальный список. Вначале он так и сделал. Но любопытство взяло верх. Спонтанно он спросил, можно ли получить ещё и «исторический список». Зачем он это сказал? Азирафаэль и сам толком не понимал. Он знал, что любые A(a)рхангелы, которые пали, не будут включены даже в список времён до Восстания, поскольку имена всех падших ангелов были стерты из архивов. Даже задним числом. Поэтому теоретически любой исторический список должен был совпадать с текущим. И всё же. Что-то заставило его задать этот вопрос. Подсознательное подозрение, интуиция? И, как оказалось, его внутренний голос оказался прав. — Какой исторический список вам нужен, сэр? — уточнил писец. — Самый старый, который у вас есть, — ответил Азирафаэль. Писец сверился с архивами. — Сразу после Восстания, сэр. — Тогда его, — решил Азирафаэль и добавил: — Из любопытства, а почему нет записей до Восстания? Это значит, что их не существовало, или к ним просто нет доступа? — Их не существует, сэр, — ответил писец. — Видите ли, это касается всех ангелов. Исторических списков личного состава, предшествующих Восстанию, просто нет. С одной стороны, Азирафаэль знал, почему так. С другой — он никак не мог понять, что могло быть настолько ужасным, чтобы даже перечень павших ангелов был засекречен. Было ли это связано с их количеством? Или с их статусом, который Высшее руководство не хотело раскрывать? Вероятно, и то, и другое, мрачно подумал он. При беглом взгляде, брошенном на оба списка по пути из кабинета писца, Азирафаэль ощутил, как его живот сжался от дурного предчувствия. Списки не совпадали. Они должны были совпадать. С момента Восстания никто больше не падал. Списки A(a)рхангелов обязаны быть идентичными! Он тут же развернулся и вернулся к писцу. — Да? — с любезной улыбкой спросил тот. — Что-то не так? — О, нет-нет, всё в порядке, — ответил Азирафаэль, хотя мысленно кричал: "ДА, ВСЁ НЕ ТАК! ВСЁ УЖАСНО, И НИЧТО НЕ ИДЁТ КАК НАДО, А СИТУАЦИЯ СТАНОВИТСЯ ВСЁ ХУЖЕ!" Вслух он добавил: — Просто хотел уточнить… Когда эти списки официально обновляются? — Только при изменении состава. — Когда они обновлялись в последний раз до появления текущей версии? — продолжил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Позвольте взглянуть, — сказал писец. — А, вот! Последнее обновление было сделано в земном 3004 году до нашей эры. Хотите получить и эту копию? Азирафаэль кивнул, чувствуя, как пересохло в горле, а живот скручивался всё сильнее. — Есть ли ещё версии, кроме этих? — спросил он, надеясь, что его голос звучит ровно. Писец аккуратно пролистал записи, сверяясь с архивами. — Да, сэр. Похоже, есть ещё три списка. Два из них относятся к времени сразу после Восстания, а один датирован 3930 годом до нашей эры. В груди Азирафаэля возникло неприятное сдавленное чувство. — Полагаю, вы хотите получить и их тоже? — уточнил писец. — Если можно, — пробормотал Азирафаэль, опасаясь, что голос может сорваться. Теперь он сидел в самом дальнем, уединённом углу архива, перед ним были разложены все пять списков A(a)рхангелов. Он сравнивал их, перепроверяя имена, которые уже пытался найти в общих архивах. Первый список, составленный сразу после Восстания, содержал двадцать два имени. Затем шли два списка без дат, каждый из которых был на одно имя короче предыдущего. В списке за 3930 год до нашей эры не хватало ещё одного имени, а в списке за 3004 год исчезли ещё три A(a)рхангела. Как шесть архангелов могли исчезнуть, и никто этого не заметил?! Азирафаэль был по-настоящему удивлён, что вообще нашёл такие записи. Возможно, эти списки случайно уцелели, потому что их просто упустили из виду? Или всё дело в том, как эти A(a)рхангелы исчезли? Были ли они разжалованы? Он точно знал, что их не изгоняли — в таком случае их имена были бы мгновенно удалены из всех архивов, даже из записей прошлого. Он сверился со своими пометками, где уже записал исчезнувшие имена. Всё совпадало: Йофиил, Разиил, Закиил, Ремиил, Зафкиил и Иеремиил. Если они были указаны в прошлых списках, почему о них не осталось никакой информации в архивах? И тут Азирафаэль вспомнил, что сказала ему Михаил на том секретном острове, когда Дагона уже ушла: — Если ты захочешь узнать больше о Рафаиле, найди Гавриила и спроси его. Азирафаэль был готов поспорить, что Гавриил знает куда больше, чем только о Рафаиле. Теперь важность встречи не только с Вельзевул, но и с Гавриилом резко возросла. Оба члена изгнанной пары наверняка обладали информацией, которую Азирафаэль чувствовал себя обязанным заполучить как можно скорее. Но ничего нельзя было сделать, пока не закончится это проклятое собрание. Разговоры с ними могли занять недели, если не месяцы, а он даже не был уверен, что удастся уговорить их поделиться столь чувствительной информацией. Он снова взглянул на списки. В настоящее время оставалось всего пятнадцать A(a)рхангелов, включая Рафаила, который с самого Восстания находился в добровольной изоляции. Азирафаэль пробежал глазами имена. Михаил, Уриил, Сандалфон, Саракаил и Метатрон — их он знал слишком хорошо. Однако его взгляд задержался на имени Метатрон. Ещё одна неожиданность. В списке Метатрон значился как обычный Архангел, без каких-либо звёздочек, особых пометок или категорий. Азирафаэль впервые задумался: ведь, по сути, Метатрон действительно был всего лишь одним из A(a)рхангелов. Да, у него уникальная должность, но его статус, строго говоря, не выше остальных. Более того, во всех списках его имя упоминалось как "Метатрон" — не титул, а именно имя. Азирафаэль отметил этот нюанс для дальнейшего изучения. Из оставшихся имён он знал Ханиэля ещё с дней создания Земли и человечества, а Рагуила — из-за их роли в системе правосудия Небес. Однако остальные имена были ему знакомы лишь отдалённо, по слухам и репутации. И одно имя — Касиэль — он вообще видел впервые. Оценивая ситуацию, Азирафаэль начал понимать, что его новая инициатива может оказаться гораздо сложнее, чем он ожидал. Особенно если учесть влияние таких фигур, как Самаэль и Фануил. Он мог только надеяться, что их вес в кругу A(a)рхангелов окажется не слишком значительным. Собрав записи и копии списков A(a)рхангелов, Азирафаэль поднялся на ноги. Решив вернуться в свой кабинет, он надеялся хоть немного упорядочить мысли и успокоить нервы перед собранием, до которого оставалось три часа. Метатрон всё ещё не дал о себе знать — ни по поводу нового приказа, ни касательно самого собрания. Эта затянувшаяся тишина натягивала нервы Азирафаэля, словно струну скрипки. Он был уверен, что Метатрон появится раньше, и теперь каждое мгновение жил в ожидании, что тот явится внезапно, чтобы обрушить на него гнев и оспорить его дерзость. Азирафаэль всё сильнее подозревал, что Метатрон готовится устроить неприятный сюрприз прямо на собрании. — Верховный Архангел! Сэр! Он обернулся и увидел ангела, который, запыхавшись, спешил к нему по длинному коридору. Но что больше всего поразило Азирафаэля, так это внешний вид этого посланника. Вместо привычных для небесных существ белых одежд тот был одет в… хаки брюки с чёрным ремнём, рубашку цвета морской пены с закатанными рукавами, чёрный галстук и тёмно-серые ботинки. Добравшись до Азирафаэля, ангел опёрся руками на колени, отдышался, затем выпрямился и потянул плечи назад, словно вытряхивая усталость из своего тела. — Ух, мне бы побольше бегать, — сказал он, шумно вздохнув. — Хотя я терпеть этого не могу. Бег — это ужасно скучно! Никогда не понимал ни людей, ни ангелов, которые делают это по своей воле. Ну, знаете, есть ещё такие, кто бегает на выносливость? По пустыням, через дикие леса, на 50, 100, 200 миль? Это, конечно, впечатляет. Но тренировки для этого? Нет уж, увольте. Даже за миллион лет не согласился бы. Он снова шумно вдохнул и, понизив голос, добавил: — Хотя, знаете, демоны, наверно, тоже никогда не бегают по своей воле. Или наоборот, делают это, чтобы наказать себя. Хотя, скорее всего, используют бег как ставку в пари: «Проигравший пробежит 50 кругов вокруг Адской ямы». На что бы они поспорили? Может, на то, что Бетховен действительно написал десятую симфонию? А он, кстати, написал, знаете ли. Вы знали? Вот такой ужасный этот бег. — Ангел скривился, словно от самой мысли, и сделал ещё один глубокий вдох. — Фух, вроде лучше! Азирафаэль смотрел на него с изумлением. За всю свою долгую жизнь он ещё не встречал такого ангела. Хотя… где-то в этом потоке слов и сумбурных мыслей слышались отголоски Кроули. Когда демон чувствовал себя в безопасности и мог расслабиться, он тоже порой начинал увлечённо рассуждать о чём-то, будь то позитивное или негативное. Кто же этот ангел? — Чем могу помочь? — наконец спросил Азирафаэль, когда незнакомец продолжал раскачиваться на пятках, лениво покачивая руками и, кажется, напевая что-то себе под нос. — Что? А, точно! — ангел моргнул и, словно вспомнив о своей миссии, снова обратил внимание на Азирафаэля. — Я же с поручением. Только для вас! Ни в коем случае не для Михаила. Это особенно подчеркнули, когда я упомянул, что обычно такие дела решаются через неё. Но нет, только для вас. Он сказал, что только вас будет слушать. — Он? — переспросил Азирафаэль, нахмурившись. — Да, он. Такой странный тип с причудливой причёской! — ангел поднял руки и изобразил два пучка, будто указывая на стороны своей головы. — У него была шляпа, которая расплющила волосы посередине. И голос, как у человека с вечным переломанным носом. Ужасно неприятный звук, но я бы сказал, что мне его жаль. Ангел замолчал и с искренним любопытством посмотрел на Азирафаэля, словно ожидая, что тот скажет, знает ли он этого странного посланника. Азирафаэль не мог отвести глаз. Ангел перед ним не останавливался ни на мгновение, непрерывно размахивая руками вперёд и назад, словно дирижируя собственной речью. Даже когда он говорил, его жесты служили живыми иллюстрациями, подчеркивая каждое слово. Внезапно Азирафаэль представил, каким мог бы быть Кроули, если бы он не пал. Эта мысль словно тяжёлый якорь осела у него в груди, и ком подступил к горлу, не давая вымолвить ни слова. Ангел наклонил голову набок, посмотрел на него с неожиданной мягкостью и глубоким пониманием. — С вами всё в порядке? — осторожно спросил он. Азирафаэль внутренне встряхнулся, стараясь вернуть себе ясность мыслей. — Да. Да, конечно. Просто… вы так сильно напоминаете мне одного человека. — Он улыбнулся, чуть скованно, но искренне. Глаза ангела удивлённо расширились. — Правда? Это впервые! Обычно я слышу обратное. — Он скорчил кривую улыбку. — Обычно мне говорят: «Не припомню, чтобы я встречал кого-то вроде тебя». Его голос был очевидной пародией на то, как эту фразу произносили другие, но Азирафаэль уловил в глазах этого существа тень боли, а в уголках рта — горькую линию обиды. — Ну, тот, кого вы мне напоминаете, — это самый потрясающий человек из всех, кого я знаю. Так что продолжайте быть собой на сто процентов, — твёрдо сказал Азирафаэль. Ангел опустил взгляд на пол, но затем вновь посмотрел на Азирафаэля, и его лицо осветилось широкой улыбкой. На его щеках проступил румянец, добравшийся даже до кончиков ушей. — Правда? — тихо спросил он. — Абсолютно! — подтвердил Азирафаэль. — Здесь определённо не хватает энергии и энтузиазма. Кстати, как вас зовут? На мгновение уголки рта ангела изогнулись в улыбке, которая очень напомнила Азирафаэлю хорошо знакомое выражение. Именно так выглядел Кроули, когда в голове у него уже сформировался план шутки или очередной каверзы, и он тайно наслаждался предвкушением её исполнения. КТО ЖЕ ЭТОТ АНГЕЛ? — мысленно воскликнул Азирафаэль. Но ангел быстро посерьёзнел. Глядя Азирафаэлю прямо в глаза, он с подчёркнутой серьёзностью произнёс: — Можете называть меня Марк. Азирафаэль застыл, будто его ударил гром. В его голове эхом отозвался голос Кроули: «Это был вечер открытого микрофона, и я только что научил Клеменса и Марка играть достаточно хорошо, чтобы выйти на сцену. Ну как тут не попробовать?» «О, их облики напомнили мне Марка Твена, поэтому я назвал одного Клеменсом, а другого Марком. Это было проще, чем их настоящие ангельские имена. Им показалось это ужасно смешным». Его рот несколько раз открылся и закрылся, прежде чем он схватил Марка за запястье и потащил за собой, резко прошипев: — В мой кабинет. Сейчас же. Он стремительно зашагал по коридору, так быстро, что Марку пришлось почти бежать, чтобы не отстать. — Я думал… мы уже решили… что бег… это ужасно, — протянул Марк с нарочито тяжёлым дыханием. Азирафаэль ничего не ответил, но его плечи напряжённо сжались от откровенно весёлой наглости в голосе ангела. — Сегодня я уже сделал свои 12 тысяч шагов, — объявил Марк, махнув запястьем с фитнес-трекером. — Думаю, каждый из этих шагов стоит засчитать за два. Как вы вообще умудряетесь делать такие длинные шаги? Вы же не такой уж и высокий! Это же что-то неестественное! Это у вас какая-то суперархангельская способность? Апгрейд? Длинные шаги? Хотя, знаете, это действительно полезно. Вы бы могли стать отличным марафонцем! Может, вам стоит записаться на… Азирафаэль резко остановился и обернулся, чуть не столкнувшись с Марком, который буквально дышал ему в спину. — Ты явно не испытываешь проблем с тем, чтобы поспевать за мной, раз можешь всё это время говорить без остановки! — обвиняюще бросил он. Глаза Марка искрились едва сдерживаемым восторгом от того, как удачно ему удалось задеть Азирафаэля. Азирафаэль пристально посмотрел на него, задумавшись. — Тебя, похоже, совсем не смущает моя должность, — заметил он, скорее с любопытством, чем с упрёком. — Смущает? Нет, — пожал плечами Марк, продолжая идти рядом. — Хотя я вас уважаю, честно. Я бы в любой момент встал за вас и последовал бы за вашим решением. Не уверен, что смог бы сказать то же самое про Гавриила. Думаю, дело в том, что вы заботитесь о нас не только как о частях небесного целого, но и как о личностях. Они добрались до кабинета Азирафаэля. Тот жестом предложил Марку пройти первым, а затем вошёл сам, запечатывая за ними дверь. — Ну, ещё недавно я был одним из вас, — сказал Азирафаэль, садясь за стол. — Я стараюсь не забывать, каково это. Он наблюдал, как Марк опустился в одно из больших кресел. Тот не развалился в нём так театрально, как это умел Кроули (впрочем, никто и не мог), но всё же устроился с определённой небрежностью. И снова сердце Азирафаэля сжалось болезненной тоской. — Итак, — заговорил он, резко меняя тон на серьёзный, — какой это должен быть посыл, и кто его отправитель? Марк выпрямился, подавшись вперёд, оперся локтями на колени. — От регента ада. Он сказал, что его зовут Фурфур. Всё, что он передал, это просьбу встретиться на нейтральной территории. И пообещал не приводить зомби, если вы тоже придёте один. Зомби же не существуют, верно? Это же просто выдумка из людских страшилок? Азирафаэль бросил на него выразительный взгляд. — Что? — с любопытством спросил Марк. — Зомби вообще-то не должны были стать реальностью, — мрачно заметил Азирафаэль. — Изначально они были частью религиозных традиций африканских рабов, которых начали привозить на Гаити в XVII веке. А потом, как это часто бывает с духовными верованиями коренных народов, зомби превратились в элемент, как это сейчас называют, "поп-культуры". — Он покачал головой. — Самое абсурдное и раздражающее в зомби с нашей точки зрения — это то, что Ад взял человеческий миф и решил иногда превращать его в реальность, в буквальном смысле анимации мертвых. Видимо, какие-то демоны посчитали это смешной шуткой в духе "двойного юмора". И время от времени, вместо того чтобы отправить наверх одного из своих, они обманывают человеческую душу, уверяя, что она сможет вернуться к жизни, если согласится на какую-то задачу. Но человек не знает, что вернётся в мир живых в виде постоянного разложения. Могу поспорить, найдутся демоны, которые будут убеждать вас, что это они придумали зомби, и именно поэтому люди включили их в свои религиозные традиции. Но нет, всё было наоборот — это я знаю точно. — Понятно, — задумчиво произнёс Марк, переваривая услышанное. Затем, не меняя тона, сухо добавил: — Звучит как что-то, что нашёл бы смешным Сандалфон. Неожиданность и точность замечания выбили Азирафаэля из равновесия — он громко фыркнул от смеха. — Да, пожалуй, ты прав! — согласился он, всё ещё улыбаясь. Марк расплылся в довольной улыбке, явно гордясь, что смог вызвать у Азирафаэля искренний смех. — Фурфур сказал, где и когда вы с ним встретитесь? — спросил Азирафаэль, внезапно вспомнив, что тот назвал себя "регентом-принцем Ада" — званием, которого, насколько он знал, в иерархии Ада не существовало. Азирафаэль потянулся за блокнотом на своём столе и записал себе напоминание спросить у Михаила о возможных изменениях в адской иерархии. — Э-э, да, — ответил Марк, внезапно заёрзав и явно ощущая неловкость. — Прямо у главного входа в Ад через пять дней. Азирафаэль недоверчиво поднял палец, сигнализируя, чтобы Марк подождал. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы проверить свою память. — Мне показалось, или ты сказал, что он хотел встретиться на нейтральной территории? — Именно это я ему и предложил! — горячо возразил Марк. — Но он утверждает, что в радиусе пятидесяти футов от главных входов в Ад и Небеса объявлена нейтральная зона. Якобы какая-то предохранительная мера. Ангел посмотрел на Марка ещё более скептически, а тот в ответ поднял руки в невинном жесте. — Эй, — оправдывался Марк, — я тут только посыльный. Я сказал ему, что вам придётся всё перепроверить, потому что я никогда о таком не слышал. Поэтому он назначил встречу через пять дней, чтобы у вас было время на подтверждение. Когда я спросил, почему мы не можем встретиться у входа в Небеса, если оба места считаются нейтральными, он посмотрел на меня, как на идиота, и заявил, что встреча только с вами и только у Ада, потому что он, — Марк загибал пальцы, перечисляя, — знает о файлах наблюдений за Землёй и не верит, что на Земле, даже в нейтральных точках, не будет слежки. И что Кроули ясно дал ему понять, что вы — единственный ангел, который точно не окажется, — Марк сверился с маленьким блокнотом, который вытащил из кармана рубашки, — "абсолютным, убийственным ублюдком, который попытается предать его при первой же возможности". Марк убрал блокнот обратно. — Кажется, в Аду уже пошли слухи о том, что сделал Метатрон с Кроули перед тем, как передать его Сатане. Так что Фурфур не видел причин не верить словам Кроули о Небесах в целом. Азирафаэль почувствовал, как дыхание стало рваным, а пальцы все сильнее сжимали ручки кресла. Как и в тот раз, когда Дагон явился в ту далекую "хижину для секса" на острове, поток информации, обрушившийся на него с рассказом Марка, оказался настолько переполнен значениями и последствиями, что голова и чувства ангела закружились, словно шторм над неспокойным морем. Только когда ангел прорвался сквозь этот хаос, он заметил, что Марк смотрит на него с тем самым глубоким, вопросительным выражением. — Вы в порядке? Сэр? Принести вам что-нибудь? — Нет… нет, я… наверное… — голос Азирафаэля звучал сбивчиво, а мысли метались от одной детали к другой, каждая из которых казалась не менее важной, чем предыдущая. Как только он пытался сосредоточиться на чем-то одном, его внимание тут же скользило к следующему, потому что оно тоже было важно, ведь связано с третьим, которое, возможно, даже еще важнее, потому что оно влияло на… На Кроули. — Может быть, чаю? Эти ноты, прозвучавшие в голосе Марка, были настолько неожиданными, что весь этот хаотичный вихрь разлетелся вдребезги, словно разбитая чашка. Азирафаэль застыл, подавленный неожиданной волной эмоций, поднявшейся от столь невинного, на первый взгляд, вопроса. Глаза его едва заметно засияли, несмотря на все усилия сдержаться. — Ты действительно проводил время с ним, — прошептал он едва слышно. Марк кивнул молча. Затем, совершенно внезапно, его глаза тоже наполнились слезами. — Простите, — сказал он сдавленным голосом. — Мы должны были быть осторожнее. Азирафаэль еле сдержался, чтобы не выдать резкое: Да, должны были! Марк попытался заговорить, но осекся. Он отвел взгляд, собравшись с мыслями, прежде чем продолжить: — Клеменс пытался сказать, что это слишком опасно — так открыто показываться на публике, но Кроули отмахнулся, мол, все будет хорошо. А я так хотел поиграть… просто выйти и почувствовать себя живым. Понимаете? Здесь ведь ничего такого нет. Ничего! Я думал, Небеса — это место радости, света. А оказалось, что проблема во мне. Ну, я так думал. Что это я какой-то не такой, раз не нахожу счастья, как ни стараюсь. Он сделал паузу, и голос его стал резче: — Но это не так. Это место — адски одинокое. Даже чертовой фоновой музыки нет, не говоря уж о чем-то большем! Так что я пошел за уверенностью Кроули, не задумываясь. Если бы я тогда послушал Клеменса, нас бы там просто не было. И нас бы не схватили… Марк опустил голову, сцепив пальцы на затылке, но когда снова взглянул на Азирафаэля, его лицо было полным отчаяния. — Это моя вина, — прошептал он. — Нет, — твердо сказал Азирафаэль. Он, возможно, на мгновение захотел переложить часть своего раздражения на Марка, но никогда не позволил бы тому взять на себя хотя бы крупицу настоящей вины, которая лежала исключительно на Метатроне и его интригах. — Это абсолютно не твоя вина. Во-первых, Кроули прекрасно понимает, что делает. Он осознанно играет в опасные игры на грани уже тысячи лет. И если бы я знал об этом раньше… Я бы уже давно нашел способ заставить его пересмотреть свои методы, чтобы сохранить свои нервы. Он вздохнул и продолжил: — К тому же, если бы это не произошло тогда, Метатрон нашел бы другую возможность. Может, неделя, месяц или год — но это было неизбежно. "Потому что ты оставил его одного," — шепнула ему предательская мысль. — "Интриги могли быть Метатрона, но у Кроули не было никого, кто мог бы защитить его." "Я думал, что смогу всё предусмотреть", — попытался оправдаться он перед самим собой. — "Думал, смогу заранее распознать угрозу". "Действительно ли? Или это была всего лишь красивая отговорка, чтобы уйти туда, где тебе хотелось быть?" Теперь, однако, было не время для самокопания. Ангел отложил эти мучительные размышления на потом. — Как ты догадался спросить про чай? — спросил он, сбивая неудобные мысли. Марк поднял взгляд, и впервые с момента их знакомства Азирафаэль увидел, что тот, кажется, не знает, с чего начать. — Он… ну, мы все, но особенно Кроули, однажды изрядно напился. Думаю, на тот момент мы были на Земле совсем недолго, и уж точно еще не научились обращаться с алкоголем. Хотя, после той ночи процесс пошел намного быстрее, о да! В общем, когда он достиг определенного уровня… — Марк прочистил горло и, картинно помедлив, спародировал пьяную попытку Кроули выговорить сложное слово, — «Иннбребрее… иннеб-биб… иннеебиб… иннбребиб… ИНН-БРИ-БРИАЦИЯ!» — он торжествующе выкрикнул, подняв палец вверх. Это было настолько похоже на Кроули, что Азирафаэль не удержался и начал хихикать. Он мгновенно ощутил острый стыд за эту… глупую реакцию — хихикать? Правда?! — но одновременно с этим едва сдерживал слезы. — Он начал говорить о твоих любимых винах. А это привело к разговору о твоих других предпочтениях. И прежде чем мы с Клеменсом успели опомниться, он рассказывал нам обо всех твоих причудах, о том, что из этого его раздражает, а что, по его мнению, милое или смешное, или мило-смешное. — Марк сделал паузу. Азирафаэль замер, словно статуя из мрамора. — Потом он внезапно замолчал, и я увидел настоящие слезы в его глазах. Он просто сидел, а потом наконец тихо сказал: «Я бы все отдал, только бы снова увидеть, как он пьет свой нелепый бездонный чай». Марк выдержал еще более длинную паузу, прежде чем тихо добавить: — Это был единственный раз, когда я видел, как он сломался. А потом он резко объявил, что вечер закончен, показал нам, как протрезветь, пригрозил расправой, если мы хоть раз вспомним об этом, и пропал на почти неделю. Азирафаэль закрыл лицо руками, ошеломленный до глубины души. Да, он сознательно разорвал все связи с Землей, боясь той невыносимой боли, которая шла рука об руку с вечным разрывом между двумя мирами. У него даже не было времени, чтобы придумать, как передать сообщение демону, не связанному с Адом. Да и риск — после того, что случилось с Гавриилом, чьего положения оказалось недостаточно для защиты, — был слишком велик. Всё это вместе объясняло, почему он сам никогда не пытался связаться с Кроули. Но ведь если бы Кроули попробовал отправить сообщение, Азирафаэль точно бы ответил. У Кроули не было таких ограничений, или, по крайней мере, они не были столь серьезны. И всё же, несмотря на их болезненное расставание, в глубине души Азирафаэль ждал. Ждал, что рано или поздно услышит хоть что-то от него. Сначала он пытался себя убеждать, что это просто осторожность Кроули, желание оставаться незаметным (хотя это, как выяснилось, было далеко от правды). Но со временем разочарование росло, а внутренний голос предательски шептал, что, возможно, Кроули в конце концов просто… перестал заботиться. Что все те страсти в книжном магазине были лишь мимолетным порывом. И самая глухая часть разума начинала нашептывать: а вдруг это было всего лишь искушение? Ведь если бы Кроули действительно так сильно о нем заботился, он бы нашел способ связаться. Он бы нашел. Правда? Но всё, что только что сказал Марк, опровергало эти мысли. Кроули запомнил до мельчайших деталей странности Азирафаэля, его привычки и предпочтения, словно записал их в неприкосновенный каталог. И эти мелочи ему нравились — ну, по крайней мере, большая их часть. Кроули знал его. И, казалось, Кроули любил его. На уровне, о котором Азирафаэль раньше не до конца осознавал. "Или ты просто не позволял себе осознать это", — прошептал тот самый внутренний голос. — Потому что никто не тоскует по тому, чтобы увидеть, как кто-то пьет чай, если этот кто-то не значит для него ничего." Азирафаэль это понимал. Но тогда почему же он… Азирафаэль погрузился в раздумья, которые, к счастью, прервал вопрос Марка. — Так это правда? Вы двое были… ну, вы знаете… Азирафаэль не смог заставить себя взглянуть на Марка, отвечая: — Нет, — сказал он, и впервые почувствовал прилив стыда от этого ответа. — То есть, да. Но не… не так. — О, — удивился Марк, но так, словно в его голове внезапно сошлось множество пазлов. Затем он добавил: — Это из-за него я вам напомнил о нем, да? — Да, — признался Азирафаэль и вдруг выпалил: — Ты что, привязался к нему, как утенок к первому увиденному существу, когда встретил его на Земле? Марк громко рассмеялся. — Нет! Хотя Клеменс тоже заметил у нас несколько схожих черт, так что это не только вы. — Его лицо внезапно стало серьезным, и он резко посмотрел на Азирафаэля. — Но для вас это не просто несколько манер, правда? Азирафаэль кивнул. Марк внезапно наклонился вперед, и в его глазах появилось что-то отчаянное. — Пожалуйста, что это? Потому что, как только я его увидел, он показался мне знакомым. Так, словно я уже знал его, хотя абсолютно не помню, откуда. И я пытался понять. Мысли Азирафаэля начали путаться, словно застигнутые врасплох бурей. Он не знал, в каком направлении двигаться, или какое решение принять. Должен ли он рассказать Марку, что тот напомнил ему Кроули до Падения? ...Будет ли это пересечением некой границы? Границ? ...Слоев границ, о которых Азирафаэль не знал точно, но которые совершенно не хотел нарушать? Какие выводы мог бы сделать Марк? О себе? О Кроули? Может ли это вызвать воспоминания, которые не должны были быть вызваны? Но разве эти воспоминания не следовало вернуть, если они были украдены? А если украдены — зачем? Была ли на то веская причина? Украденные воспоминания редко бывают оправданными, но что, если последствия их возврата были бы слишком серьезными? Не поставит ли он Марка под угрозу, если расскажет ему то, что тот не должен знать? И вообще, должен ли он это знать? Или забытье — это естественный результат того, как изменяется сущность ангела, превращающегося в демона? Но разве это должно стирать их прежнее существование? Или, может быть… ЧЕРТ...! Азирафаэль стиснул виски, внутренний монолог разрывался в нем с новой силой. — Сэр? Азирафаэль вздрогнул, почувствовав осторожное прикосновение к своей руке. Он обернулся и встретил обеспокоенный взгляд Марка. — Вы в порядке? Честно? — спросил тот так мягко и искренне, что Азирафаэль, прежде чем успел себя остановить, выпалил правду. — Нет, не совсем, — сказал он. — Это то, о чём вы можете говорить? Азирафаэль посмотрел на свои руки. Они слегка дрожали. — Отчасти, да, — он поднял взгляд. — Но я не уверен, что могу заставить себя говорить об этом сейчас. Остальное… я честно не знаю. Я не знаю, что мне позволено рассказывать, а о чём лучше молчать, чтобы не подвергнуть тебя опасности... Я просто не знаю. — Ну, я, знаете ли, могу за себя постоять, если потребуется, — отозвался Марк. — Честно говоря, к чёрту все эти "возможные риски". Простите, с уважением, Верховный Архангел, сэр. Но разве это не мой выбор — решать, на что я готов рискнуть? Простите, — Он тяжело вздохнул, заметив ошеломлённое выражение лица Азирафаэля от его неожиданного выпада. — Это прозвучало резче, чем я хотел. Просто в последнее время всего стало слишком много. Да и раньше было не особо легче. — Я понимаю, — мягко сказал Азирафаэль. Они сидели в тишине, которая длилась бесконечно долгую минуту. Азирафаэль разрывался между желанием открыть душу этому столь необычному, но абсолютно незнакомому ангелу и страхом, что это может обернуться неведомыми последствиями. В конце концов, он задал себе вопрос: «А что бы сделал Кроули?». И ответ был очевиден: доверился бы интуиции. А она говорила, что этому ангелу можно верить. — Хорошо, — сказал Азирафаэль, наклоняясь чуть вперёд в кресле и ближе к столу. — Очевидно, я не знаю, почему вы с ним так похожи. Возможно, это просто совпадение, хотя, с учётом последних событий, я бы не стал на это ставить. Но, знаешь, ты напоминаешь мне Кроули до Восстания, — его голос стал тише. — До того, как он пал. Марк открыл рот, чтобы задать вопрос, но Азирафаэль предвосхитил его, качнув головой. — Нет, дело не только в том, что ты… ты — ангел. Это… — взгляд Азирафаэля стал отстранённым. — Знаешь, я почти не знаю тебя, но дело в твоей неугомонной энергии, в том, как ты не можешь усидеть на месте, в манере строить предложения, в этой… искре, которая, кажется, готова вот-вот выпрыгнуть и разлететься вокруг. Марк надолго замолчал. — Обычно мне говорят, что всё это раздражает, что я должен «вести себя тише». Клеменс, пожалуй, единственный, кто не возражает, чтобы я был… ну, просто собой. А ты — единственный, кто представил это как нечто положительное. И это то, в чём мы с ним похожи? — Его голос осёкся, а взгляд стал рассеянным. Затем он пробормотал: — Интересно, может, именно поэтому… — Почему? — спросил Азирафаэль, когда Марк не закончил мысль. — О! Да так, ничего. Просто пару раз я замечал у него странное, напряжённое выражение лица, когда он смотрел на меня, думая, что никто из нас этого не заметил. Тогда я решил, что, наверное, его раздражает что-то, что я сделал. Обычно кто-то обязательно бывает раздражён. Но так как это выражение или тон никогда не появлялись при прямом общении, я предпочёл не придавать этому значения. Но теперь думаю, не было ли у него того же мучительного, неуловимого чувства узнавания, о котором вы говорите. Он издал неясный звук разочарования. — ААААХ! ДА ЭТО ЖЕ НЕ ДАСТ МНЕ ПОКОЯ! Азирафаэль не смог сдержать смешок, увидев выражение чистой ментальной агонии на лице Марка. — Это будет грызть тебя изнутри, верно? — с улыбкой предположил он. — Да, — прорычал Марк, откидываясь в кресле с чрезвычайно мрачным видом. И тут Азирафаэлю пришла идея. — Чем ты занимался до завершения творения? — О, я был просто членом межзвёздной строительной бригады. Ничего особенного. Мы были чем-то вроде дополнительных рук, как те, кто держит край обёрточной бумаги, пока ты рвёшь кусок скотча. А что? Почему ты улыбаешься? — Марк снова подался вперёд. — Кроули создавал Звёзды. Марк просто уставился на него. А затем взорвался, размахивая руками: — ТЫ ШУТИШЬ!!! ПОЧЕМУ Я ТОГДА НЕ ПОМНЮ ЕГО НОРМАЛЬНО?! Азирафаэль вздохнул и устало потер переносицу. — Я не знаю. Это один из пунктов в моём списке «очень подозрительных тайн». Который, между прочим, продолжает расти. От Марка исходила почти ощутимая волна ярости, переплетённой с решимостью. — Ну всё, я официально присоединяюсь к твоей миссии по расследованию этого списка. Всё, что тебе нужно сделать — в какой бы отдел ты ни направил меня, какие бы риски это ни подразумевало, мне абсолютно плевать. — Никакой развратной лексики в офисе Верховного Архангела! — строго одёрнул его Азирафаэль, но сказал это с подмигиванием и улыбкой, которая медленно расплылась на его лице. — Ладно, начнём с простого. Как ты вообще до сих пор официально числишься на Земле после всего случившегося? И где твой напарник, Клеменс? На лице Марка смешались торжество и лёгкое чувство вины. — Кроули задержали только после того, как мы разошлись по домам, а мы с Клеменсом заранее обсудили, как будем отвечать на вопросы на интервью, если именно такая ситуация когда-нибудь случится. — Какое интервью? — Азирафаэль записал себе заметку в блокнот, чтобы потом изучить список вопросов. — Это, по сути, серия вопросов, чтобы выяснить, подвергался ли агент демоническому влиянию или зомбированию. Азирафаэль резко посмотрел на Марка. — И это чисто устное интервью? — уточнил он. — Да. А что? Азирафаэль выдохнул с облегчением. В последнее время он не был уверен ни в чём. Его также задело любопытство: почему он никогда прежде не слышал об этом интервью, учитывая, что он сам был агентом на Земле тысячи лет? Особенно странно, ведь его и Кроули считали деловыми партнёрами. У него возникло неприятное подозрение, что эту процедуру ввели после его возвращения в Небеса именно из-за них с Кроули. Хотя, с другой стороны, это могло быть связано с Гавриилом и Вельзевул. Более вероятно, подумал Азирафаэль с мрачной улыбкой. Они ведь ушли вместе, а он остался, как добропорядочный ангел, чтобы исполнить свой долг. Нет, его интервью заключалось только в одном — согласии вернуться в Небеса, несмотря на всё, что сказал Кроули. Больше никаких проверок не понадобилось, потому что он уже прошёл главный тест. Его грудь болезненно сдавило, как будто в ней образовался вакуум. Он заставил себя сосредоточиться на том, что говорил Марк. — Вопросы довольно шаблонные, — говорил Марк. — Поэтому было несложно подобрать ответы: немного полуправды, немного лжи. Мы убедили интервьюера, что якобы использовали Кроули, чтобы лучше разобраться в человеческих обычаях и современной технологии, а заодно пытались отследить схему демонической активности в городе и его контакты. Интервьюер никогда не бывал на Земле, так что провернуть это оказалось проще простого. Нас одобрили для возвращения к обязанностям. Сейчас Клеменс в нашей квартире на Земле, ждёт моего возвращения. Азирафаэль смотрел на Марка с чем-то, напоминающим благоговейное изумление. — Что? — спросил Марк, озадаченно нахмурившись. — Вы с Клеменсом занимались с Кроули явно неофициальными делами, которые не могли быть истолкованы как рабочие. И ты хочешь сказать, что тебе легко удалось выдать это за прикрытие? — Да, — пожал плечами Марк. — Главное — не зацикливаться на этом заранее. Нужно иметь общую идею, но позволить словам сложиться в моменте, иначе всё прозвучит как заученная ложь. Ну, и ещё помогло то, что интервьюер сам не знал Землю на практике. А почему ты спрашиваешь? — О, просто так, — тихо ответил Азирафаэль, сосредоточенно глядя на блокнот и ручку, которая парила над строками. Дело в том, что, судя по всему, все остальные, кто вёл двойную жизнь из-за безумства Небес и Ада, были значительно лучше подготовлены к этому — как внутренне, так и внешне, — чем он. Сначала Михаил, теперь Марк (и, вероятно, Клеменс). И, если верить словам Михаила, даже сам Кроули справлялся лучше. А он, Азирафаэль, заплатил за это — и заставил заплатить Кроули — слишком высокую цену. У него перехватило дыхание, и он почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Всё накапливалось слишком долго. Он не останавливался с тех пор, как впервые отправился в тот сарай на острове Скай, где… Его грудь сжалось, и он отчаянно пытался захлопнуть двери, за которыми бушевали воспоминания. Но, как бы он ни боялся позволить себе остановиться и дать волю эмоциям, его разум больше не мог справляться с этим наплывом. Мир вокруг растворился в статическом шуме, поглотившем его сознание. Всё сузилось до туннельного зрения: он видел лишь стол и блокнот перед собой, размытые от слёз, которые вновь наполнили его глаза. Он осознавал, что дышит, но казалось, будто воздух слишком тяжёлый и пустой одновременно. И он не мог двигаться — замер в неподвижности, ощущая лишь медленное, неглубокое движение своей груди. И вдруг он почувствовал, как чьи-то руки мягко легли ему на запястья, осторожно сжали их. Это был почти шок: он понял, что за четыре года, что он был здесь, не испытывал осознанного прикосновения другого существа. Тем более такого заботливого. Ему показалось, что он совсем перестал дышать. Слёзы потекли сами собой, и он не мог их остановить. " Чёрт"… — подумал он с горечью. —" Не сейчас. Не здесь. Не с этим ангелом, которого я едва знаю". — Всё в порядке, — услышал Азирафаэль тихий, почти невесомый голос Марка. Эта мягкая уверенность, казалось, только усилила тяжёлую пустоту в груди. Он одновременно пытался вздохнуть на поверхности волны и тонул в глубине океана, не замечая, как его взгляд полностью расфокусировался. Только когда он осознал, что Марк обошёл стол, повернул его стул боком и встал на одно колено перед ним, он увидел его серо-зелёные глаза, внимательно смотрящие в его собственные, и ощутил руки Марка на своих предплечьях. — Всё в порядке, — снова повторил Марк. — Смотри прямо на меня. Вот так. Просто вдохни. Один раз. Потом ещё. Всё будет хорошо. Одна из рук Марка переместилась на его плечо, и Азирафаэль, словно инстинктивно, ухватился за предплечье другого ангела, как за якорь в этом бурном шторме, который слишком долго зрел внутри. С трудом заставив себя сделать глубокий вдох, Азирафаэль почувствовал, как внутри что-то треснуло, как будто наконец оборвался последний хрупкий барьер. Вся боль, которую он долго подавлял, хлынула наружу: скорбь по Кроули, который был так далеко, почти потерян; отчаяние от того, что он видел, через что Кроули пришлось пройти до того, как его забрал Сатана; и беспомощность от осознания, что он, Азирафаэль, не в силах его спасти. Он рухнул вперёд, уткнувшись в плечо Марка, и, раз слёзы всё равно были не остановить, позволил им течь. Марк, похоже, не чувствовал никакого дискомфорта от этой ситуации. Он ничего не спрашивал, не пытался выяснить причину. Казалось, он просто понимал — понимал достаточно, чтобы быть рядом. И этого было достаточно.

***

Тем временем в Аду Кроули проливал свои собственные слёзы беспомощности, пока Сатана продолжал медленно, с болезненной тщательностью рассекать плоть его правой руки, обжигая и проникая до самого костного мозга, несмотря на отчаянные мольбы о пощаде. Левая рука и нога уже превратились в чудовищную, разорванную массу боли, такую глубинную и неутихающую, что Кроули хотел бы просто избавиться от этих частей тела, лишь бы не чувствовать. Но он не мог. Он ничего не мог. Единственное, что оставалось, — существовать под не-милосердием Сатаны. Сатана методично двигался по руке, начиная с плеча. Кроули дышал быстро и неглубоко, почти захлёбываясь, его сознание умоляло о побеге, об отключении, о возможности исчезнуть — сделать что угодно, лишь бы не быть здесь и сейчас, не ощущать, как он раз за разом разрывается и горит. Но ничего из этого было невозможно. А Сатане, конечно, было всё равно. Более того, он наслаждался тем, как доводил Кроули до полного разрушения, с садистским удовольствием переламывая его через край. И Кроули никогда прежде не испытывал такого уровня паники, безысходности и отчаяния. Какая-то отдалённая часть его сознания пыталась осмыслить, что изменилось. Он ведь знал, чего ожидать. Это был не первый подобный опыт. Он даже не был здесь так уж долго. Ему казалось, что он находится в лапах Сатаны уже месяцы, но в реальности прошло всего несколько дней. Или… меньше? И тогда когти Сатаны зацепились за выступающий край сломанной кости на его руке, чуть ниже середины плеча. В мгновение ока его тело охватило изломанное пламя — расплавленная лава пронзила руку, а ужасающе острая боль, словно кинжал, пробила место перелома. Паника, уже до того запредельная, взвилась до неистовства. Мысли Кроули рассыпались в хаотичный поток — он больше не мог думать. Слова отчаянных мольб срывались с его губ, шаткие, едва различимые сквозь туман невыносимой агонии, которая пожирала каждую частицу его сущности. Пока рука Сатаны не сомкнулась на его горле, обрывая не только голос, но и дыхание. Кроули перестал дышать, но ему было всё равно. Не имело значения. Он хотел только одного — чтобы это закончилось. Чтобы всё наконец закончилось. Чтобы он наконец исчез. Ох... Чёрт. Это было что-то новое. И всё же, если это — или что-то в этом роде — было единственным, что его ожидало, разве смерть не могла бы стать последним актом милосердия? Добротой от самого безжалостного из миров. Ему даже не пришло в голову задуматься о том, сколько времени он был искусственно удержан в этом состоянии — заперт в момент, когда его телесная оболочка должна была погибнуть. О том, какой разрушительный урон это нанесло не только его телу, но и истинной сущности. О том, насколько это влияло на его разум и способность сопротивляться. — Я предупреждал тебя! — прогремел голос Сатаны, в то время как Кроули, обмякший и неподвижный, лежал под его рукой, даже не пытаясь вдохнуть. — Ты не имеешь права говорить «не могу» здесь, когда тогда, в момент истины, ты не сказал этих слов! У тебя нет права диктовать мне, что делать, когда ты сам решил за меня, что лучше для вселенной, и украл всё! — Голос Сатаны стал тише, но его зловещий резонанс был глубже любой пропасти. — Или всё это было ради тебя и твоего ангела? Его хватка на горле Кроули осталась столь же неумолимой. В глазах демона начало темнеть, и яркие золотые пятна вспыхивали перед его взором, словно звёзды, вспыхивающие и угасающие в ночи. «Пусть это будет концом. Пусть меня отпустят», — молил он мысленно. Сатане он не был нужен ни для чего, кроме мести и игры в козла отпущения за любые сорванные небесами планы. Небеса презирали его. Земля даже не подозревала о его существовании. А Азирафаэль... Кроули мельком вспомнил тот миг, когда Азирафаэль попытался его остановить в том сарае. Когда их руки почти соприкоснулись. Когда в этом жесте, едва уловимом, была надежда. Но он также знал, что Азирафаэль мог просто уйти. Он уже так поступил. Кроули надеялся только на одно: чтобы Азирафаэль увидел его смерть как милость, которой она была. Сатана наклонился, и тяжесть его руки усилила давление на подъязычную кость в горле Кроули. Мир перед глазами демона вспыхнул хаотичными искрами и начал растворяться в пестроте угасающих цветов. — А где же твой ангел теперь? — насмешливо бросил Сатана, больше утверждая, чем спрашивая. — Это стоило того? Он замолчал, будто действительно ожидал, что Кроули сможет ответить. Но хватка на горле не ослабла даже на мгновение, и это предположение выглядело абсурдом. — Стоило того?! — рявкнул он, поднимая голову Кроули, только чтобы с треском ударить его затылком о пол. Комната вокруг закачалась, размывшись в бесформенные пятна. Боль от трещины в черепе, наложившаяся на уже изнуряющую пульсацию от ранее сломанной скулы, вспыхнула с новой силой. И вдруг голос Сатаны затих, а его рука ослабила хватку на горле. Он осторожно отвел пряди волос Кроули с его лица, убирая их из глаз. Сердце Кроули сжалось, и отчаяние заклубилось в нем с новой силой. Значит, это еще не конец. Ему не позволят милости, не позволят покоя. Никогда. — Ты знаешь, я тебя понимаю, Кроули, — тихо произнес Сатана. — Ты не хотел быть один. Но и я тоже. А Небеса сделали это с нами обоими. И они тоже заслуживали наказания. Кроули сжал веки, чувствуя, как слезы вырываются из уголков глаз. Страх и безысходность сковали его сильнее, чем любые крики. С яростью он мог справляться. Это было внешним, осязаемым врагом, чем-то, против чего можно бороться хотя бы в мыслях. Но это... Эти мягкие, мнимо заботливые слова выбивали у него из-под ног последнюю почву. И всё потому, что, когда Сатана делал что-то, притворяясь понимающим и сочувствующим, Кроули не мог не желать, чтобы это был Азирафаэль. Чтобы это его рука мягко коснулась его лица, чтобы именно он с нежностью отодвинул волосы с глаз. Ирония была в том, что Азирафаэль никогда не инициировал таких интимных прикосновений. Кроули мечтал об этом, особенно в те моменты, когда возвращался с очередного наказания в Аду, будь оно долгим или коротким. Те ночи, когда он боялся спать на кровати, прячась в углу под потолком, опасаясь, что его снова утащат вниз. Те ночи, когда сердце колотилось, а каждый неожиданный звук заставлял его замереть в ужасе. Воображение, этот одновременно дар и проклятие демона, неизбежно рисовало ему сцены боли, возвращая его туда. И именно в такие моменты он жаждал тепла Азирафаэля, его рук на своем лице, на шее, обнимающих его плечи и грудь, говорящих без слов: Ты не один. Я вижу тебя. Ты важен. И всё же... Даже после всего Кроули продолжал хотеть его. Продолжал жаждать быть желанным им. Это было безумно, потому что он знал: этого никогда не будет. Потому что он позволил себе слишком долго надеяться на то, чего быть не могло. Потому что он всё ещё хотел этого так сильно, что физически болело. Он думал, что они были вместе не только в обстоятельствах, но и в их потребности друг в друге. Он видел, как Азирафаэль светился, когда Кроули хвалил его, даже самым малым образом, даже просто подбадривая. Эти моменты всегда приносили Кроули тихую радость: знать, что он может зажечь в ангеле такой свет. И одновременно это наполняло его яростью — яростью на Небеса, которые ломали своих ангелов страхом перед ошибкой. Кроули вспомнил тот раз, когда он с восхищением отреагировал на то, как Азирафаэль взорвал нимб, а затем заверил его, что тот справится с ситуацией, в которой собрались лидеры Рая и Ада. Как это придало Азирафаэлю сил, как ангел из испуганного превратился в строгого воспитателя, раздающего наказания непослушным детям. Кроули всегда гордился, что это он стал источником этой уверенности. Но прежде чем Кроули успел окончательно потеряться в своих мыслях, воспоминание об Азирафаэле, рассказывающем, как он использовал свой нимб, пробудило другое, давно забытое. Когда их сбрасывали с Небес, нимбы у каждого из падших вырывали насильно. Это было ужасно: несколько ангелов наваливались на него, обездвиживая, пока не выдрали нимб с корнем. Раньше нимбы были лишь способом хранить божественную энергию — на случай, если ангел, создавая вселенную или перемещаясь между измерениями, вдруг оказывался отрезанным от источника небесной силы. Но с появлением демонов ангелы быстро поняли, что эта энергия, безобидная для них самих, оказывалась разрушительной для их падших собратьев. И нимбы стали оружием. Демоны, в свою очередь, попытались создать демоническую версию нимбов, используя адскую силу. Но это оказалось невозможным. Ведь нимбы создала не ангельская воля, а Сам Бог. А Бог, как известно, не делилась Своими секретами. Кроули никогда не хотел таскать с собой скрытую "ангельскую гранату". Но идея запасного источника энергии казалась ему крайне полезной. Кто знает, как сложится жизнь? Вместо того чтобы копировать нимб, он придумал что-то новое. Причем, никому об этом не рассказывал — доверять другим демонам было неразумно. Он разрабатывал это втайне, параллельно создавая "систему червоточин" для Сатаны. И, в конце концов, довел идею до завершения. Правда, поскольку использовать изобретение ни разу не пришлось, он о нем попросту забыл. Но сейчас... Сейчас ситуация была куда серьезнее. Он был истощен, едва не лишен сил, но у него всё ещё оставался тщательно спрятанный резерв, скрытый глубоко внутри него, как миниатюрная, искрящаяся звезда. Кроули проверил ещё раз. Да, источник был на месте. Всё, что требовалось, — это потянуть за "веревочку" узла, удерживающего балансирующую силу. Однако действовать следовало осторожно. Прорыв энергии не мог дать ему возможность сбежать. Единственное, на что он мог рассчитывать, — это облегчение, которое позволит выдержать пытки и, если возможно, сделать их менее разрушительными. Достаточно ли этого, чтобы перехитрить самого Сатану? Его мысли всё ещё путались под гнетом агонии, каждая более сложная, чем образы или смутные концепции, ускользала. Хотя, может, именно это и было его отправной точкой — вернуть способность думать. Но где найти этот якорь? Как можно изменить своё положение, чтобы добиться этого? Сатана, закончив свою тираду (Кроули не слушал ни слова), убрал руку с его лица и возобновил медленное вырезание узоров на его изувеченной руке. Мысли, словно перегруженный корабль, разлетелись в клочья. Но не все. Из последних сил, собирая волю и энергию по крупицам, Кроули пробился сквозь боль, чтобы вернуться к недавно обнаруженному резерву. В его сознании мелькнуло образное движение — протянуть трясущуюся руку и потянуть за конец узла, сдерживавшего энергию. На миг он задумался, стоит ли это делать, ведь Сатана наверняка почувствует всплеск силы. Но затем Сатана развернул его руку, изломанную в трёх местах, и повернул запястье, раскрошенное до состояния мелких осколков. Все сомнения исчезли. Уцепившись за нити сознания, Кроули дернул за "узел". Он не мог больше терпеть. Эта боль, её интенсивность и неумолимость, оказалась слишком разрушительной. Это был предел. Узел развязался. Защитное поле исчезло, как и должно было. И адская энергия заполнила его. Сатана резко остановился и с недоумением посмотрел на Кроули, ощутив вспышку силы. Кроули, ощущая, как смерть отступает, но всё ещё не имея сил пошевелиться, встретился взглядом с Сатаной. И инстинктивно, даже не думая, сделал то, что казалось невозможным. Он остановил время. Одной лишь мыслью, во всей чёрной каменной комнате Сатаны.