Там, где цветы распускаются в вечном ожидании

Неизвестный месяц неизвестного года

Тьма. Непроглядная и нерушимая, словно чернота беззвёздного неба. Будто Аматэрасу всё же сумела прогнать Цукуёми с небес вслед за их братом. В какую сторону не посмотри, она окутывала чёрным полотном, стирая даже такое понятие как горизонт. Но она абсолютно не вызывала ужаса. Ведь стоило сделать шаг навстречу, и под ногами цветы, кои были, оказывается, абсолютно повсюду, раскрывали свои бутоны, расцветая мягким свечением и прогоняя тьму. Раскрываясь, лепестками они тревожили и соседние растения, отчего спешили проснуться и те, расстилаясь поляной мягкого света. Ничего подобного Эри никогда ранее не видела. Цветы мало походили на те, которые могли расти на её родине или даже в Китае и Чосоне - и это не говоря о свечении. Единственный раз в жизни, когда она видела что-то похожее, был в их с отцом поездку в Эттю. Тогда маленькая Эри, наблюдая за плавающими у берега синими огоньками, действительно думала, что это какая-то магия или проделки богов. Но свечение растений было мягче и разнообразнее. Большей частью всё устилали зелёный, бирюзовый и светло-синий цвета. Но были в этом "океане" и проблески других цветов - сердцевины некоторых горели оранжевым и красным, словно сноп искр или тлеющие угольки в темноте. Лепестки некоторых цветов переливались фиолетовым. Эри не понимала где она и сколько вообще времени она тут провела. Вокруг не было ничего кроме этих, казалось бы, бесконечно стелящихся вдаль цветных полей. Не было неба над головой. Хотя она отчётливо ощущала в воздухе дождевую влагу. И это волшебным образом придавало спокойствия. Дождь всегда её успокаивал. А если верить старейшине, это именно то, чего так не хватает её сердцу и душе уже очень давно. Изрядно побродив, японка решает, что смысла в этом не так уж и много. Поэтому просто садится, приминая цветки, которые, как оказалось, ничуть не страдают, даже если по ним пройтись. Удивительное место. За медитативным покоем Эри, хоть и не до конца, но, кажется, удаётся прояснить голову и отвлечься от боли, что, как ненасытный кровожадный зверь, преследует её уже долгие месяцы, терзая больную душу даже сквозь сон. Вести счёт времени здесь не получается. Кажется, что здесь оно замерло. Или же оно и вовсе не властно над этим местом. Под такие мысли девушка ложится на землю спиной, раскинув руки в стороны, ощущая как цветы и трава щекочут кожу. Повернув голову, она подмечает и маленькие ростки, которые ещё не стали полноценными цветами. Интересно, а они понимают, что расцветают только, чтобы бесконечно ждать и ждать? Ведь сюда никогда не придут холод и снега способные их погубить, чтобы дать родиться вновь. Чжуо тоже была подобна такому цветку. Но её нежную душу беспощадные холода всё же настигли. И как это несправедливо - едва та успела по-настоящему расцвести всей своей красой. От вновь нахлынувшей боли Эри хочет кричать, но внутри почти ничего не осталось. Даже слёзы давно не собираются в уголках глаз - только жгучая режущая боль. В бессилии она закрывает глаза, желая просто раствориться или слиться с теми же цветами, которых их вечное ожидание не тяготит. Если время здесь и есть, то оно проходит мимо всех ощущений японки. И она не может уловить разницы между секундой и часом. Сколько она здесь? День? Месяц? Год? Или может всего час? Эри продолжает лежать, уже не прислушиваясь ни к чему - ни к цветам вокруг, ни к собственному телу или разуму. В какой-то момент кажется, что не здесь нет неба - это в ней самой уже ничего нет, кроме непроглядной тьмы пустоты. И когда до слуха доносится что-то новое, чего здесь слышно быть точно не должно, она игнорирует звук, смирившись с мыслью всё же сгинуть или сойти с ума. Но сделать это ей не дают. - Эри. - кожу щеки словно жаром обдаёт, когда на ней чувствуется нежное, словно лепесток розы, касание пальцев. Такое знакомое. Такое тёплое. В испуге Эри распахивает глаза, подрываясь с места и вновь тревожа затихшие цветы. Потерянный взгляд мечется во все стороны, пытаясь прорезать непроглядную темноту. Нет, ей не могло показаться. Она руку на отсечение отдаст - голос любимой она не спутает ни с чем. - Чжуо! - голос, хриплый и севший, едва нарушает тишину "вечного сада", тут же растворяясь в ней. Воин замирает, вслушиваясь, пытаясь выцепить хоть намёк на знакомый голос. Но проходит минута. Другая. Всё продолжает молчать, словно ничего не было. Эри обессилено оседает на землю, обхватывая голову руками. Похоже, с ума она сойдёт раньше, чем рассчитывала. Но впасть в отчаяние она не успевает. Среди свечения взгляд ловит маленький голубой огонёк, не похожий ни на один из цветков. И сначала Учинага глазам не верит, зачарованно наблюдая за взмахами небольших крыльев. Ладони сами складываются вместе, стоит бабочке начать порхать ближе. Насекомое сразу же доверчиво садится в протянутые руки. Тонкие лазурные крылья с блестящей чёрной окантовкой продолжают трепетать, но улетать бабочка не спешит. - Эри. - вновь раздаётся, будто на самое ухо, и Эри готова поклясться, что почувствовала дыхание на коже. - Чжуо... - срывается с губ шёпотом, на глаза вновь наворачиваются слёзы - Я найду тебя вновь, обещаю. Лишь после этих слов, словно убедившись в чём-то, бабочка позволяет себе оставить любимые руки и под печальным взглядом улететь прочь, постепенно растворяясь в темноте.

Наши дни

Эри просыпается, чувствуя как тело покрывает липкий пот. На лице уже высыхают влажные дорожки, которые она спешит стереть ладонью. Как же давно она не плакала. В какой-то момент ей начало казаться, что она физически больше на это неспособна. И "вечный сад" не являлся ей во снах уже пару сотен лет. А это значит, что подошла она слишком близко. Боль сковывает голову тугим кольцом. Она не понимает как вообще допустила это - предчувствие всегда говорило ей, если она оказывалась на верном пути. А вчера в груди не было ни единого ощущения, никакого намёка на неладное. Воспоминания вчерашнего вечера прорезаются наружу, словно заточенное лезвие катаны - стремительной вспышкой. Мейчжуо. Её Чжуо. И почти не изменилась. Всё те же большие чёрные глаза, смотрящие прямо в душу. Изящная тонкая фигура, которую не скрыть ни пышному ханьфу, ни мешковатой толстовке. Плавные и осторожные, но при этом лёгкие движения. Одним словом - благородная лань. И подобно лани, улизнувшей от нерадивого охотника, она ускользнула, едва Эри успела что-то осознать. Минджон без сомнений сказала бы ей, что надо было погнаться за девушкой. Но японка даже не помнит как домой добралась. Или куда по приходу закинула ключи и телефон. После нахлынувших воспоминаний остаток дня прошёл для неё словно в тумане. Придя в себя, она обнаружила, что девушка сбежала, бросив все свои вещи. Пожалуй, только рюкзак и стал доказательством того, что ей всё это не привиделось - грубая ткань под пальцами немного отрезвила сознание, пребывающее в полном смятении. Когда с кухни доносится какой-то грохот, а затем смех, Эри решает, что надо пересилить себя и встать наконец с кровати. Телу такая перспектива не нравится, отчего голова отзывается тупой болью, а желудок предупреждающе сжимается. Не утруждаясь переодеться, девушка лишь быстро умывается в попытке согнать сонливость и тяжесть из головы и выходит на кухню, откуда уже и музыка доносится. Минджон быстро пристрастилась к современной музыке. В любую эпоху это не составляло ей труда, учитывая её любовь к веселью. Какие же гулянки без музыки? Эри, напротив, в каждой из эпох нужно было время, чтобы найти что-то близкое для души. Что уже проблематично, учитывая, что ближе сякухати к её душе подбирался разве что гучжэн, игрой на котором сопровождала её медитации Чжуо. - Она всё-таки ещё жива. - приветствует её со смешком Минджон, не отвлекаясь от готовки. - Доброе утро, Эри! - японка не удивляется, когда помимо подруги её встречает и девушка той. Как часто Ким пропадала у Джимин, так же часто Ю бывала и у них. Скорее всего она просто не захотела бросать подругу одну, зная, что та вряд ли будет утруждать себя приготовлением завтрака и просто уйдёт на работу пораньше. Потому она сейчас, забавно собрав короткие волосы банданой, возилась с рамёном и овощами, пока Джимин украдкой делала фотографии(над которыми они с Эри будут очень долго шутить). От запаха еды всё внутри перехватывает - не понятно, голодна она или же её тошнит. - Неважно выглядишь. - подмечает Ю, откладывая телефон, когда Эри молча садится рядом. Заботливая рука аккуратно поправляет взлохмаченные волосы, мягко почёсывая. Было в девушке и её отношении что-то такое родное и по-матерински тёплое, отчего сразу же становилось спокойнее на душе. И дело даже не в том, что она чертовски похожа на её мать. - Плохо спалось. - отмахивается Учинага, придвигая стакан, который Ким между делом поставила перед ней, не отвлекаясь от суеты. - Ну и гадость. - морщится Ю, когда японка залпом осушает полстакана. Несмотря на сходство зелёной жидкости с чаем, она знала, что это - противную горечь на языке она не забудет никогда. И для неё оставалось загадкой как Минджон с Эри могли пить кудин в чистом виде, ещё и крепким. - Зато полезно. - пожимает плечами Ким. В армии такой "чай" был самым безобидным(да и самым роскошным, честно говоря), чем ей приходилось лечиться, чтобы после суток караула в дождь на следующий день не свалиться с ног и не умереть от испепеляющего жара и лихорадки. - Закончишь тут без меня? - просит свою девушку Минджон, вытирая руки - Мы отойдём поговорить. Джимин охотно подскакивает с места, принимая главенство на кухне. А Ким это только умиляет и она оставляет мимолётный поцелуй на чужой щеке, тут же подмечая смущение девушки. - Ну так что случилось? - в лоб спрашивает Минджон, стоит им оказаться на балконе - Не знаю, что тебя вчера так напугало, но я думала, что у меня самой сердце остановится. Май вступил в силу пару недель назад, но до обеда весенняя прохлада давала о себе знать. И от взгляда на голые ноги японки становится как-то зябко. Даже по меркам того времени, когда их свела судьба, способность девушки переносить самые суровые условия была невероятной. Выудив сигарету из пачки, Минджон ждёт ответа, крутя в руках зажигалку. За последние сто лет она часто возвращалась к этой вредной привычке. В то время как Эри бросила, стоило только кисэру выйти из моды. - Я встретила её. - не видит смысла утаивать Эри. Ким не подаёт вида. Но то, как в её руках дёргается зажигалка, едва не гася пламя, говорит за неё всё. Да и чувства они всегда делили на двоих - не могла подруга не почувствовать смятения близкого сердца. Далее следует тишина - они продолжают стоять во взаимном молчании. Эри, склонившись, бездумно наблюдает за утренней городской суетой, Минджон - гипнотизирует свой взор прозрачным едким дымом. Никому из них уже очень давно не верилось, что этот момент может настать. - Последуй дарованной судьбой, пока разбитая душа не поглотила тебя. - внезапно припоминает давно забытые наставления Минджон, зажимая сигарету между пальцев, пока белёсая дымка, покидая лёгкие, касается губ. Когда-то давно на её плечи пала ответственность стать голосом разума, путеводным огнём для доблестного воина. И случилось это ещё задолго до благословения Шангри-Ла. Но, судьба свидетель, не всегда это было просто. Учинага, видя печаль на дне чёрных глаз подруги, чувствует как губы трогает горькая усмешка. Идти в бой с уверенностью, что он последний, было просто. Но ещё никогда воину не было так страшно идти навстречу своей судьбе, зная, что впереди ждёт отнюдь не смерть. /// После обеда галерея кажется Эри нетипично многолюдной. Студенческая выставка началась совсем недавно, но успела привлечь немало внимания. Со всех сторон слышится то гомон, то шёпот посетителей, привлечённых той или иной картиной. В основном на глаза попадаются сами молодые художники и их друзья или семьи, пришедшие поддержать. В некоторых Эри узнаёт преподавателей и даже пару искусствоведов-рецензоров, которые не раз оценивали организацию их выставок. Сама атмосфера уносит девушку далеко в прошлое. В то время, когда они с отцом, прогуливаясь по столице, наткнулись на уличный спектакль, устраиваемый небольшой любительской труппой. В тот день было пасмурно и солнце почти не выглядывало из-за туч, а толпа зевак своим галдежом едва не перебивала актрис. Но именно в тот день тринадцатилетняя Эри поняла насколько женщины великолепны. То была небольшая сценка с не самым умелым музыкальным сопровождением, но подростку было абсолютно всё равно. Ведь актриса, что играла роль бесстрашной Томоэ Годзэн, делала это так, что дух захватывало. Казалось, что перед ней не просто игра талантливой актрисы, а самый настоящий бой. Огонь в глазах девушки был ярче того, с которым шли сражаться истинные воины. А с оружием она управлялась с ловкостью опытного самурая. Эта маленькая шаткая сцена и была её полем боя. Это не могло не восхищать. И Эри никогда не жалела, что именно та самая актриса, прославившаяся на всю столицу пару лет спустя, приняв её приглашение выпить вместе, показала ей, что такое "женская чувственность". - Сакура была рождена для сцены. Любовь для неё не более чем игра. - мечтательно протянула Учинага, вдыхая табак через трубку, рассказав Минджон эту историю, когда они впервые пили вместе, спрятавшись у императорских конюшен. Пожалуй, это одно из немногих воспоминаний, которые заставляют японку искренне улыбаться, а не прятать боль глубоко в сердце. Первая влюблённость, первое влечение - это было лишь приятным воспоминанием, обволакивающим разум и душу тёплой розовой дымкой, а не серостью такой привычной её натуре. - Извините! - оклик заставляет Эри выпасть из прошлого и в испуге замереть на месте. Зарождаясь в груди, а затем стремительно растекаясь, тело охватывает липкая паника. Японка чувствует себя загнанной в угол и не знает в какую сторону броситься. Загнанным зверем вместо неё мечется собственное сердце в груди. Разум судорожно пытается придумать, что ей делать. Бежать? Прятаться? Ответить? Сделать вид, что не заметила? Видя такую трусость дочери, отец уже давно отрёкся бы от неё. За тревожными вопросами она не сразу замечает, что девушка уже стоит перед ней, вопрошающе глядя. Глядя своими большими глазами, что от освещения кажутся чернее ночи. Вчерашнюю толстовку сменила клетчатая рубашка и чёрная кожанка. Ярко-красные волосы свободно спадали до лопаток, переливаясь на свету - словно лепестки паучьей лилии, что росла в императорских садах, где Чжуо когда-то любила засыпать на её коленях под тихое чтение, утомлённая палящим солнцем. Руки девушка прятала в карманах, неловко переминаясь с ноги на ногу. Интересно, что было бы, узнай она, что девушка, от которой она сейчас едва не прячет взгляд, когда-то преклоняла перед ней колени? - Тебе... Вам что-то нужно? - расправив плечи и стараясь держать голос ровным, интересуется Эри. Сердце буйной птицей грозится выпрыгнуть из груди, а руки, спрятанные за спиной, трясутся будто она вцепилась ими в оголённый провод. Чудо, что ноги пока не подводят, ещё не подгибаясь в коленях - одного точного слова будет достаточно, чтобы свалить её. Горло и язык грозят пересохнуть окончательно, не позволяя вымолвить и слова. Сменив панику, смесь облегчения, счастья и дикого страха липкой слизью окутала все внутренности. И японка свято надеялась, что по её глазам девушка не поймёт ужаса, заполнившего всё тело и разум. Учитывая с каким интересом её вдруг стали разглядывать, страх вполне оправдан. "У меня что-то на лице?", - про себя думает Эри, не понимая и боясь такого внимания. Взгляд Чжуо с самой первой встречи проникал ей в душу, даже если она сама того не осознавала. Выворачивал её на изнанку, выпуская все слабости и страхи наружу, чтобы потом их залечить. - Да. - более уверенно отвечает китаянка, уже не стесняясь пристально, хоть и удивлённо, рассматривать собеседницу - Я хотела извиниться за вчерашнее. И поблагодарить вас. - Поблагодарить? - Да. Раз меня не сняли с выставки, значит, вы не стали сдавать меня. Поэтому спасибо вам. Эри чувствует, как своим искренним тоном и улыбкой девушка буквально заставляет "птицу" в её груди затихнуть и перестать неистово биться о свою клетку. Это тоже вызывает смятение и непонимание. Почему внезапно ей стало так хорошо и спокойно? - Я честно ничего плохого не собиралась делать. - тут же переходит к оправданиям художница, заправляя за ухо спадающие волосы - Мне просто нужно было нанести дополнительный слой краски на одно место, но я поздно про это вспомнила. Вот и пришлось так... Эри особо не вдумывается, следя за чужим тонким запястьем и аккуратными пальцами. Когда-то и она могла так запросто касаться. Играть с шелковистыми прядями, пальцами перебирая каждый волосок, когда принцесса засыпала на её коленях или просила расчесать ей волосы после долгого дня. - Можно было просто попросить об этом сегодня утром до открытия выставки. - находит в себе силы беззлобно посмеяться Учинага. От такой, казалось бы, очевидной мысли девушка застывает на месте. И без того большие глаза раскрываются ещё шире в беззвучном удивлении, как и губы, с которых, возможно хотели сорваться ещё какие-то слова. Отчего та становится похожа на ребёнка, впервые узнавшего, почему идёт дождь или падает снег. И в этот момент Эри действительно видит в ней ту самую Мейчжуо - добрую и открытую миру. Радующуюся и удивляющуюся всем мелочам мира вокруг. Порой наивную и непосредственную, но оттого настоящую. Ту, что вызывала на её, застывшем маской серьёзности, лице искреннюю улыбку и смех. И сейчас японка не может сдержать этот смех, так и рвущийся наружу от нахлынувшего облегчения. Даже если она абсолютно не знает кто эта девушка, она уже знает её душу. И этого ей достаточно, чтобы осмелиться сделать ещё один шаг навстречу пугающей судьбе.