Камень с твоим портретом

      Кэтнеп лежал на кровати, словно брошенный кукольный манекен, лишённый жизни и воли к движению. Его тело, хоть и казалось расслабленным и полностью обмякшим, на самом деле было сжато внутренним напряжением. Будто каждый его мускул отчаянно сопротивлялся осознанию реальности. Грудь с трудом поднималась и опускалась в тяжёлых, прерывистых вдохах, словно даже дыхание стало для него невыносимым усилием.       Его взгляд, был закрыт от всего мира. Он был устремлён в бесконечную пустоту стены, в которой он искал спасения, но находил только отражение своей боли. Каждый вдох отдавался глухой болью внутри, словно воздух разрывал его изнутри. Его пальцы бессознательно теребили край простыни, выдавая остатки нервного напряжения, которые он не мог сдержать.       Слёзы уже давно иссякли, но оставили следы на его шерсти и подушке — немые свидетельства бурных часов отчаяния. Иногда он всхлипывал, издавая тихие, рваные звуки, которые было невозможно спутать с чем-то иным, кроме как с чистым страданием. Каждая секунда, проведённая в этом состоянии, ощущалась для него как вечность, наполненная ненавистью к самому себе за то, что он не может вернуться в прошлое и всё исправить.       Его мысли были как нескончаемое эхо боли: воспоминания о счастливых моментах с Догдеем сменялись мрачными картинами утраты. Он корил себя за то, что не смог сделать больше, не смог спасти того, кого любил. В его голове то и дело звучали его собственные обвинения, раскатывающиеся громом внутри тишины.       Кэтнеп был поглощён своим горем так глубоко, что казалось, он утратил способность чувствовать что-либо, кроме боли. Даже звуки окружающего мира доносились до него словно сквозь толстую вуаль, а каждое слово, каждая попытка утешить его, казались ему пустыми и бессмысленными.       Кот совсем не был глупым зверем. Где-то глубоко он знал, что прошлого не вернуть. Лунный прекрасно всё понимал. Для него совершенно не было секретом, в каком отвратительном положении он находился. После смерти Догдея вся его жизнь пошла под откос.        Сначало он полностью перестал посещать пары в университете и даже не пришёл ни на один экзамен. После его отчислили, уволили с подработки, выселили из съёмной квартиры. А что он? А ему было плевать. Когда на одной чаше весов была смерть, а на другой мирские проблемы, последние просто блекли. Они становились пылью, чем-то неважным и невесомым. Чем-то на что можно было и не обратить должного внимания.       И где он сейчас? Лежит на кровати ,не в силах сделать хоть что-либо, даже самое простое действие. Живёт на окраине города, в самой дешёвой однокомнатной квартире, на которую ему скидываются друзья, которые думали, что состояние Кота продлится пару месяцев. Как наивно. Уже полтора года он сидит у них на шее, являясь обузой, от чего ему самому стыдно. Но та яма страдания, на дне которой он был до сих пор, заглушила другие чувства.       В сердце зверя может жить только два чувства – любовь и ненависть. Они постоянно вытесняют друг-друга, борются, соперничают. Догдей умер с чистой любовью в своём сердце. Любовью к друзьям, своим хобби, к родным и конечно же к Кэтнепу. А последний был полон ненависти к этому миру. Как вообще можно было допустить смерть его солнца?! Почему именно его любимый, а не любой другой зверь подвергся этой участи?! Виноваты были все, включая его самого.       Раздался стук в дверь, который заставил Кэтнепа дрогнуть. Это Бобби.       Наверно как обычно что-то забыла или ей нужно что-то сказать Лунному. Да, если нужно было донести какую-то информацию до Кота, то нужно было говорить ему лично. Всё это из-за того, что он полностью отключил себя от интернета. Уже давно разряженный телефон лежал где-то в уголке комнаты. Это и лишало возможности кому-либо до него дозвониться. Так что там хотела Медведица?             – Кэтнеп? – Бобби даже не стала разуваться. – Я не знала отдавать тебе это или нет...но всё же решила что ты нуждаешься в этом больше всех из нас.       Она подошла к кровати Лунного и протянула ему фотографию. Это был их общий снимок, где была вся их компания. Фотография лежала на лапах Кэтнепа, слегка помятая, с еле заметными заломами по углам. На ней была запечатлена их компания из пяти зверей, улыбающаяся так искренне, будто перед объективом собрались самые счастливые создания на свете. На переднем плане стояли Догдей и сам Кэтнеп. Пёс обнимал Кота за плечи, а тот едва заметно прижимался к нему боком, слегка смущённый, но довольный. Их улыбки, такие яркие и беззаботные, казались совсем не принадлежащими тому, кем Кэтнеп был сейчас.       Позади стояли Бобби, Чикен и Бубба, каждый со своей особенной улыбкой: кто-то хитрой, кто-то застенчивой. На фоне виднелся парк, сочно-зелёный, залитый тёплым солнечным светом. Всё на этом снимке кричало о том, насколько счастливыми они были в тот момент, о беззаботности, которая больше никогда не вернётся.       Но для Кэтнепа этот снимок был не просто напоминанием о прошлом. Это было зеркало, отражающее то, что он потерял. Его сердце сжалось, когда он посмотрел на улыбку Догдея – такую радостную, такую настоящую. Кэтнеп не мог отделаться от мысли, что тот день был одним из последних, когда они оба были по-настоящему счастливы. Теперь же это счастье обернулось мучительным укором.       Грусть от фотографии была тихой, но всепоглощающей. Она словно холодный туман окутывала его разум, заставляя вновь и вновь прокручивать в голове образы прошлого. Он злился на себя за то, что не смог удержать это счастье, за то, что не ценил каждый момент достаточно сильно, пока у него была возможность.       А разочарование было даже сильнее. Оно горело в груди глухим огнём, напоминая ему о том, каким слабым он стал. Ему казалось, что он предал память Догдея своей беспомощностью и апатией. Вместо того чтобы продолжать жить и бороться, он лежал в этой холодной, одинокой квартире, пока его друзья вынуждены были заботиться о нём, будто о ребёнке.       Фотография медленно намокала от новых слёз, которые, казалось, текли сами по себе. Он прижал её к груди, надеясь, что сможет впитать в себя хоть частичку той радости, которую она когда-то несла. Но радость не приходила – оставались лишь пустота и боль.       Что-то ёкнуло в груди Кота. Ещё больше воспоминаний о покинувшем его возлюбленном нахлынули на него. Из глаз снова полились горькие слезы, а сердце начало обливаться кровью. Он согнулся в дугу закрывая мордочку лапами и пытаясь взять себя в руки. Но не выходит.             – С-скажи мне... Бобби. Я-я не понимаю почему это произошло именно с нами? – хриплым голосом сказал он. – Мне стыдно, что ты и остальные должны меня обеспечивать, потому что я ничего не могу. А от этого стыда, становится ещё хуже. Я уже не вижу смысла своему жалкому существованию.             – Кэтнеп. – пытаясь проглотить тот ком в горле, что застрял у неё от напряжения, девушка попыталась собрать свои мысли в кучу. – Ты не представляешь насколько будет больно всем нам, если мы потеряем и тебя. П-пожалуйста, прошу... Не нужно делать глупостей. Я договорилась и нашла тебе подработку два через два. В четверг у тебя собеседование. Может быть ты хоть по чуть-чуть, но начал бы вливаться в эту жизнь?             – Хорошо... Я постараюсь. – У Дрёмы не было выбора ответить по-другому. Он полностью зависел от других финансово. Конечно его состоянии эта работа вообще ему не сдалась. Но может ли он что-то сказать против? – Ты очень хорошая подруга. Спасибо тебе.       Внезапно, Медведица заключила Лунного в объятия. Для неё это было важно, а Кэтнеп тем временем не почувствовал ничего. Никакого тепла от посторонних или поддержки ему не нужно было. Он просто хотел прямо как на той фотографии снова ощутить себя в его объятиях...             – Мне нужно побыть одному. – вытирая слёзы об рукав свитера сказал Кэтнеп. – Спасибо за фотографию.             – Хорошо. Я поняла тебя. – ответила девушка, отстраняясь. – Только не забудь про собеседование. – она вздохнула и вспомнив, что совсем не разувалась, поспешила уйти прочь.             – Не забуду. – хриплым слабым голосом сказал он ей вслед.       После недолгой возни, послышался звук закрывающейся двери. И вот снова Кэтнеп на едине с собой... Держа в трясущихся лапах фотографию, его окатывал то гнев, то разочарование, то безразличие. Страданию не было предела и такое ощущение, что оно не закончится никогда и будет преследовать Лунного до конца его дней.