Хочешь стать казэкаге

***       На вторую попытку, в которой Шинки пообещал быть более напористым, они договорились через неделю — Канкуро уходил в запланированный поход с юными чунинами в пустыню, так что у них имелась в запасе тройка абсолютно свободных и безмятежных вечеров (если только не случится форс-мажора), которые можно смело тратить на их и без того затянувшееся сближение.       Возвращаясь домой после рабочего дня (без сына и брата, в сопровождении штатных телохранителей), Гаара поймал себя на том, что взволнован почти так же, как в тот вечер у самой двери в ванную. Но тогда он решил, что не уверен в выборе последовательности действий, которое предложил сын, а сейчас понимал, что это самая обычная трусость: глупое, почти забавное чувство, идущее рука об руку с любопытством. До сих пор второе упорно перевешивало, но, чем дальше заходил парень в своих действиях, тем явственнее в мужчине пробуждался страх неизвестности.       «Хотя это странно, учитывая, что до сих пор мне было исключительно приятно», — готовя лёгкий ужин, размышлял каге. — «И, по всеобщим заверениям, развязка должна быть ещё более головокружительной. С другой стороны, для меня почти всё поле личной жизни — непроглядная тьма».       Хлопнула входная дверь. Мужчина непроизвольно улыбнулся, но не стал отрываться от своего занятия — позволил сыну подкрасться сзади, чтобы заключить в уже привычные объятья.       — С возвращением, Шинки.       — Я дома, — он нежно провёл носом по шее любимого, уложил поверх узкого плеча свой подбородок. — Ещё не принял душ?       — Как раз собирался, — Гаара кивнул на лук, который осталось нарезать для салата.       — Тогда иди, я закончу, — отпустив отца, сын ловко перехватил нож и, сделав шаг в сторону, подвинул к себе разделочную доску.       — Хорошо, — Пятый завис на секунду, подумав, что сейчас уместно совершить какое-нибудь ответное нежное действие (хотя бы коснуться спины), но, так и не выбрав, что стоит сделать, молча удалился.       Ополоснувшись, он вышел из ванной в задумчивости суша волосы полотенцем. И уже, было, отправился обратно на кухню, когда заметил, что дверь в спальню Шинки приглашающее открыта.       «Ему там, наверняка, удобнее»,— мужчина снова замер на пороге, охваченный странным ознобом. — «А мне?»       — Предпочтёшь другую комнату? — словно прочитав его мысли, рядом материализовался сын.       Гаара в замешательстве осмотрел своего мальчика — такого высокого, красивого, выглядящего как никогда счастливым.       «Я буду испытывать то же самое, даже если мы запрёмся в песчаном гробу», — со вздохом покачав головой, мужчина шагнул внутрь.       Пока он шёл до кровати, парень плотно закрыл дверь — кроме них дома никого не было, но желание (пусть символически) отрезать себя от мира старший хорошо понимал.       Шинки перехватил его у самого изголовья — развернул, прижал к себе и, склонившись, с улыбкой прошептал:       — Как настрой?       — Пока сомнительно, — признался Гаара. Он почувствовал, как кровь прилила к лицу, но в слабом освещении настольной лампы это едва ли было заметно.       Где-то внизу что-то, кажется, шевельнулось.       — Сейчас исправлю, — одной рукой обхватив затылок любимого, парень поцеловал его так, как тому больше всего нравилось: нежно, медленно, глубоко.       Когда младший отстранился, Песчаному оставалось только жадно вздохнуть и, сглотнув, прошептать:       — Шинки…       Тот, торжествующе хмыкнув, продолжил: уделил внимание шее и ключицам, игриво вытащил футболку из брюк. Несколько раз умело провёл по груди и животу, так что у каге затвердели соски.       Гаара не заметил, но его дыхание участилось куда быстрее, чем в предыдущий раз. Шинки же отметил про себя, что его предположение оказалось верным и раздевание отличный катализатор для создания подходящей атмосферы. Подарив мужчине ещё один глубокий поцелуй, сын нежно надавил ему на бёдра, давая понять, что пора занять кровать.       К удивлению Пятого, Шинки не сел рядом и не навис над ним, а опустился на колени, тут же недвусмысленно потянув на себя резинку штанов. В считанные секунды Гаара остался в одной изрядно помятой футболке и трусах.       — Так сразу? — успел обронить каге прежде, чем лишиться и нижнего белья.       — Я обещал быть более напористым, — парировал сын, без всяких дополнительных разрешений положив правую ладонь на внутреннюю сторону бедра и ласково сжав её.       От неожиданности мужчина смущённо ойкнул, тут же впав в ступор от того, что способен издавать подобные звуки — они будто принадлежали кому-то незнакомому, отдалённо напоминая странные сцены, ухваченные краем глаза в телевизоре. Партнёр же заминкой только воспользовался, левой рукой принявшись нежно, почти невесомо гладить член старшего.       Ощущая, как кровь закипает, Гаара отчаянно боролся с тем, чтобы не сжаться в комок, оттолкнув парня. Да, ему и в прошлый раз было горячо, и сердце глухо стучало в ушах — но не так жарко, не так громко, не так смущающе, как сейчас.       «Понятно, замечания Шинки на счёт напора оказались весьма правдивыми», — зажмурившись, Пятый попытался взять под контроль скачущее дыхание и сконцентрироваться на приятной части происходящего, которая, стоит признать, была куда… пикантнее первого раза и оттого быстрее и сильнее затягивала в себя. — «Мне почти хочется рассыпаться, но, в то же, время, любопытно… слишком… мне хочется узнать, что будет…»       Почувствовав, как молодой шиноби лизнул низ живота, где-то совсем близко у основания полового органа, каге всё же крупно вздрогнул и попытался сгруппироваться.       — Шинки!       Сын удержал его, но только так, чтобы тот не опрокинулся на кровать навзничь.       — Тебе не нравится? — обеспокоенно спросил парень, смотря на старшего снизу вверх.       Его возбуждённый, взбудораженный вид, с несколькими мокрыми прядками тёмных волос, успевших прилипнуть ко лбу, заставил Гаару устыдиться собственной робости. Сын ведь так старается, чтобы ему было хорошо — мужчине захотелось хоть как-то загладить вину и дать себе время успокоиться, но он сам не понимал, как это сделать и что конкретно его выбило из колеи. Так и не найдя слов, Песчаный принял самое верное решение, которое только было доступно в этой ситуации: позволил эмоциям вести себя.       Желание протянуть руки к лицу любовника было спонтанным, ничем не объяснимым. Но, определённо, на этом неизведанном поле боя любви и страсти сын понимал происходящее куда лучше отца: когда Шинки вслед за зовущим жестом приблизился достаточно, чтобы провести носом по щеке старшего, мужчина почувствовал облегчение и с благодарностью обнял парня за шею. Неловко поцеловал в уголок губ.       «Руки его так не смущают», — сделал мысленную отметку молодой шиноби и, немного изменив наклон тела, чтобы им обоим было удобно в этом полусидячем положении, аккуратно обхватил ладонью приподнявшийся ствол возлюбленного.       — Я продолжу? — на громкий шёпот Гаара просто кивнул.       Первый раз, пусть и старался концентрироваться на новых ощущениях, Пятый слишком чётко воспринимал окружающую обстановку: ванную, спальню сына, мокрые простыни, их тела слишком близко. Его одолевало любопытство и некий потаённый страх неизведанного, но он оставался почти привычным собранным собой. И, очевидно, именно это помешало мужчине расслабиться, открыть путь для чувств, столько лет запертых под замок. Поэтому же у Шинки не вышло достичь желаемого результата, несмотря на все приложенные усилия.       Но (до сих пор тщательно сдерживаемым) напором, а не тактичной осторожностью, парню удалось «переключить» партнёра в то состояние, в котором он действительно открылся иным, непривычным чувствам. Только когда он настолько потерялся в обстановке, что отбросил столь въевшийся в натуру контроль— а именно он, неусыпный зверь, охраняющий и сохраняющий жизнь каге, был главной причиной эмоционального застоя — передал бразды правления другому, что-то начало действительно складываться. И то, что всё происходило именно в исполнении приёмного сына, играло немаловажную роль.       Шинки по поведению старшего разобрался в ситуации быстро: он сталкивался с подобным сбито-смущённым состоянием внутри себя, когда первый раз мастурбировал— и именно этот опыт позволил ему уверенно провести возлюбленного дальше.       Раз Гааре не понравилась перспектива минета, парень без проблем переключился на руки и, позволив мужчине занять удобную позу, принялся нежно, но настойчиво его ласкать.       В мечтах молодой шиноби был уверен, что первый же довольный стон любимого сорвёт ему ограничители окончательно, но, к его собственному удивлению, эффект оказался полностью противоположным. Когда прямо у уха раздалось потерянно-восхищённое «ах», разум Шинки стал работать кристально чётко и осмысленно.       «Сейчас стоит ускориться»,— Гаара в его руках в ответ на действия извернулся, но явно не с целью вырваться, и протяжно-тихо застонал. — «Вот так, а теперь чуть сильнее», — ещё один стон в сопровождении ногтей, что слишком сильно впились в спину — очередной показатель правильного направления.       Шинки не забывал ни про смазку, ни про поцелуи и редкие вопросы, хорошо ли его мужчине. Раскрасневшееся лицо каге выражало сложную гамму эмоций стыда, непонимания и удовольствия, но он так ни разу и не попросил прекратить. И пусть довести Гаару до первого оргазма стоило любовнику гораздо дольше времени, чем даже ему самому в первый раз, в конце концов вершина была покорена, а крепость пала.       Бережно уложив растрёпанного мужчину на подушки, сын аккуратно обтёр его и, накрыв простынью, с улыбкой устроился рядом. Он оказался настолько сосредоточен на любимом, что совсем забыл про себя — и, что самое странное, ему не стало от этого плохо, хотя парень, определённо, был почти всё время возбуждён.       «Его состояние для меня куда важнее», — осторожно поправив мокрые прядки, сын тихо произнёс:       — Как ощущения?       Гаара, уже вернувший себе и привычный цвет лица и равномерное дыхание, но, судя по нахмуренности, ещё сохранявший состояние вне обыденного самоконтроля, медленно повернулся к нему:       — Почему я так устал?       Спустя пару секунд Пятый осознал, что это совсем не то, что стоит говорить партнёру после первого секса, но тот, нежно хмыкнув, ответил:       — Особенности человеческого организма. Гормоны. Даже после мастурбации клонит в сон.       — Ужасно. Подкашивает выносливость. Это настоящая угроза для миссий, — пока сын смеялся на справедливые (пусть и не совсем уместные) замечания, Песчаный поднял руку и, ласково погладив парня по щеке, ответил на настоящий вопрос: — Мне понравилось. Думаю… даже очень понравилось. — Он ненамеренно сделал паузу, даже в тусклом свете настольной лампы очарованный счастливым блеском в малахитовых глазах. — Но это всё так смущает… не потому что это ты, а в целом, — Гаара снова почувствовал себя сбитым с толку, но пересилил сбой и быстро добавил: — Ты вообще единственный, кто может видеть меня таким.       Шинки снова рассмеялся — и, несмотря на абсурдность ситуации, звук напомнил отцу именно детский смех — таким радостным и искренним он был.       — Стыд пройдёт, — перехватив ладонь мужчины, парень крепко прижал её тыльной стороной к своим губам. — Никакой неловкости не будет, если заниматься сексом чаще. — Он замолчал, с такой любовью смотря на мужчину, что тот в очередной раз покраснел. — А быть твоим единственным для меня честь и наивысшее счастье.       — Шинки…       Прежде чем он собрался с мыслями продолжить, парень встал и, оправив одежду, быстро направился к выходу.       — Я наберу ванну, нам стоит вымыться. И поесть. — Открыв дверь, Шинки обернулся и подмигнул: — Обещаю сегодня больше к тебе не приставать. Если только сам попросишь.       — Не сегодня, — странно хмыкнув, Пятый откинулся на подушку и закрыл глаза. — Но кто знает, что будет потом.       «Твой сын влюблён в тебя, Гаара», — в тишине спальни всплыли в памяти слова брата, — «…его любовь настоящая, искренняя, сильная. Пусть и извращённая».       — Именно так…       Сейчас, как никогда раньше, Гаара понимал, как и насколько сильно его любит Шинки: всего, без исключений, без остатка. И мужчине нравится, по-настоящему важно и тепло от того, что он любим. Именно так, именно этим человеком.       Пусть, даже спустя столько разговоров и сподвижек, каге всё ещё беспокоит то, что он может дать преемнику взамен на столь сильные чувства — всё ещё не уверен, что сможет полюбить сына хотя бы вполовину его всеобъемлющего чувства.       К тому же положение, статус, роли в обществе по-прежнему мешают им.       «Но теперь, без сомнений, я точно могу его любовь принять. Не переступая себя, не делая одолжений, не из жалости. Быть любимым им, потому что хочу».