
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Встреча в "лагере для душевнобольных", невскрытое прошлое, которое их сюда привело, и ни одного верно принятого решения.
Примечания
Метки будут пополняться
Часть 2. Другие планы
13 января 2025, 06:26
«Там всё ещё одиннадцать или уже двенадцать?» — проносится в голове сквозь тяжёлую полудрёму.
Джисон пообещал, что на эту смену у него другие планы, и он не будет разлагаться в закрытой комнате бо́льшую часть времени, как в прошлый раз. Но на данный момент ощутимой проблемой стало отлепить лицо от измазанной слюнями подушки в первое утро.
«Давай хотя бы просто встанем, — уговаривает Джисон собственное тело. — Мы и так проспали и завтрак, и утреннюю группу, и вообще половину жизни.»
Как же от себя противно. Хорошо, что Джисон уже не помнит свои эмоции при первом пробуждении в санатории зимой — вероятно, тогда было ещё мерзостней. Или упасть ещё ниже всё-таки удалось?
Непривычно видеть здешнюю ванную без ржавых подтёков под кранами и зелёной плесневелой «решётки» между сколотыми квадратами кафельной плитки. Помещение чисто белое — всё-таки больше подходящее для больницы — но противного холода своим видом не вызывает. Может, эта ванная выглядела прилично и до ремонта — Джисон не видел, попал в этот раз в другой корпус. Джисон с Минхо поначалу собирались направиться в свои прежние комнаты, но те уже оказались заняты. На обед пришлось идти с вещами, бросив те на диванах у входа в зал. Ещё две попытки найти комнаты в одном корпусе потерпели крах. Многие приехавшие изучили заранее на сайте, как выглядят помещения после ремонта, и заявились со словами «я писал раньше, что буду здесь!» в комнату, где Джисон уже разложил половину вещей. В итоге, Минхо поселился в корпусе, где расположились его знакомые с прошлой смены, а Джисон, сделав круг по территории, остановился в последнем четвёртом. На не разложенные вещи он просто плюнул, оставив эту мороку на завтра — вдруг кто-то ещё припрётся среди ночи и заявит, что Джисона тут быть не должно.
Ему всё больше кажется, что по мнению некоторых людей, его вообще не должно существовать.
Люди — интересные создания. Сначала катят на тебя бочку за то, что ты чересчур замкнутый, не идёшь на контакт первым, не расширяешь круг знакомств, а потом после вопроса «как дела?» воротят морды — мол, кто вообще дал тебе право со мной разговаривать?! То, что я снизошёл до этого, чтоб сказать тебе «привет» ради приличия, вовсе не значит, что ты можешь подходить ко мне близко и болтать со мной своим мерзким ртом на слово больше. Покинь моё личное пространство, ред флаг ходячий!
Сейчас просто модно записывать всё больше слов и действий в эти самые ред флаги и вычёркивать из своей жизни всех, кто однажды чихнул не слишком идеально. Они же просто биологический мусор с неустойчивой психикой — таким, видимо, вообще нет места в обществе.
Социофобам этот мир в разы понятней. Если кто-то смеётся, особенно в компании, то обязательно над тобой, если на тебя смотрят, то потому что ты урод или надел трусы поверх штанов, если с тобой вежливы, то тебе лицемерят, а за спиной обливают дерьмом.
Конечно, не все люди ужасны. Но те, кто не ужасен, в жизни не посмотрят в сторону такого, как ты. Ты попросту их не достоин. Ты это знаешь, и сам тоже не будешь к ним соваться. Всё просто.
Всё становится ещё проще, когда ты ставишь на себе крест. Джисон поставил его в прошлый раз на последнюю пятницу февраля, выбрал место и даже приметил в туалете чистящее средство, которое бездумно оставляла там уборщица (разве можно не прятать такие вещи там, где потенциальные суицидники в каждой второй комнате?!). Даже состав прочитал; не понял ни слова, но сделал утешительный вывод — шансов у него нет.
А потом взял и передумал. И передумал, не потому что нашёл другой выход или жизнь стала налаживаться, а просто так. Наверное, это должно пугать ещё больше.
Обед пропускать не хочется, но есть на людях — тоже та ещё пытка, как ни уговаривай себя, что никто (по крайней мере, никто нормальный) не смотрит к тебе в тарелку и не оценивает тебя по тому, что ты ешь и как.
«Сидели же мы студентами в столовке по часу, когда какой-то из уроков отменяли. Всё же было нормально», — вспоминает Джисон, усаживаясь в голубом зале столовой. На последней работе было проще — почти всегда в смене один, вешай табличку «перерыв» и по-быстрому кидай в себя еду в подсобке.
Ладно, люди едят. Все, кто сюда пришёл. Только появился другой волнующий вопрос — где Минхо? Его соседи по корпусу здесь, четвёртый стул за их столом пустует.
Сейчас Джисону лучше подумать о пустующем желудке.
Обед (к слову, вполне сносный) заканчивается без происшествий. К Джисону даже никто не подсаживается — мест в зале гораздо больше, чем людей в смене. Джисон думает прогуляться по территории, но ноги ведут его по тропе от столовой в четвёртый корпус, дверь комнаты закрывается, а тело падает на кровать. История повторяется?
Минхо нигде нет. Джисон уже начинает сомневаться, что видел его вчера взаправду. Мир снова сжимается до размеров одной комнаты в корпусе, до того состояния, которого Джисон всегда боялся и к которому успел привыкнуть за последнюю неделю этой зимы.
Глотать пыльный воздух сдавленным горлом, скрючившись на клетчатом покрывале — единственное ожидание от подобного места, которое полностью оправдалось три месяца назад. Хотя возможность наконец-то отоспаться без кошмаров от влияния свежего воздуха и наплакаться вдоволь не в подсобке магазина — уже стала своего рода подарком.
На вечернее групповое занятие Джисон точно пойдёт, вытянет себя так же, как на обед, потащит за волосы, если понадобится. В прошлый раз он побывал только на одном и перепугался до чёртиков.
— Что для вас покой? Из чего состоит ваше «я»? С каким цветом у вас ассоциируется сидящий рядом? Что чувствуете сейчас? В какой части тела живёт эта эмоция?
— Секта преисполнившихся умалишённых, — хотелось так описать это мероприятие. К счастью (тогда), ходить на них не было обязательным условием. Индивидуальное занятие прошло куда комфортней. Толку от одного, конечно, мало; остаётся надеяться, что доктор Мин хорошо помнит своих клиентов и не придётся пересказывать всё заново.
Вчера общих мероприятий не проводили — весь оставшийся день после заезда решались вопросы с заселением и какими-то неподписанными документами.
«Внутри стен порядок навели, а во внутренних делах всё та же неразбериха.»
Возможно, не один Джисон провёл утро в кровати, и ничего страшного не случится, если он познакомится с остальными чуть позже. Тем более, никто не приходил его будить или проверять, когда не досчитались человека (а может, приходили и решили оставить в покое).
В четыре вечера смена собирается в Читальне — на деле, это что-то вроде актового зала, только без сцены. Шестиугольная комната, диваны, кресла и пуфы, стоящие кру́гом, огромные окна, много живых цветов, несколько журнальных столов по центру, если понадобится что-то писать или творить, и несколько забитых книгами стеллажей.
Что касается людей, контингент тут весьма скучный: нет ни «известных полководцев, ни маньяков, ни захватчиков мира» — в основном здесь люди, заёбанные работой, страдающие паничками и перегоревшие в творчестве. Выглядят, как люди, и ведут себя, как люди, даже странности в большинстве случаев не ощущаются чем-то удивительным — вполне можно понять или хотя бы представить, что это такое и как с этим живут. Джисону начинает казаться, будто он слишком странный даже для этого места.
Впрочем, круговорот беспокойных мыслей заканчивается, как только через пару минут после начала занятия в соседнее с Джисоновым кресло приземляется кое-кто опоздавший.
Выразительный профиль с острым носом и россыпь звёзд в кошачьих глазах. Минхо здесь! Приветствовать друг друга приходится без слов, чтобы не мешать другим, но улыбок сейчас вполне достаточно.
Джисон оказывается прав — знакомы из собравшихся ещё не все, поэтому тот факт, что ему приходится вкратце рассказать, кто он, перед тем, как перейти к основному обсуждению, не выглядит чем-то ненормальным.
Тема сегодняшней группы до безобразия простая — «Весеннее обновление». Собравшиеся толкуют о переменах в природе, своих весенних традициях и делятся главными событиями нынешней весны, которую только что проводили.
— Где чувствуете цветение?
— Где-то в голове. Цветы всходят на извилинах. Нарисую сегодня.
— У меня ничего не цвело уже долго — сад внутри засох лет десять назад. В этом году на даче решил посадить вишни. Думал, сдохнут. В итоге, белело всё. Как-то легко стало. Странно, но легко.
Через два часа занятие подходит к концу и собравшиеся выдвигаются на ужин.
— Не видел тебя сегодня, — говорит Джисон, когда они с Минхо покидают Читальню. — Решил уж было, что тебя просто выдумал, а ты не вернулся на самом деле.
— Я здесь, — Минхо отвечает с привычной ухмылкой. — И я есть. Просто в этот раз хожу на работу. Отпуск в сезон мне бы не дали. Сегодня утренняя смена в кафе, с тобой перед ней не пересёкся.
— Я проспал до обеда, — Джисон неловко чешет затылок. — Наверное, лесной воздух так действует.
— Завтра иду на вечернюю допоздна. У тебя есть шанс исправиться и поймать меня с утра. Я на ужин не пойду. У нас сегодня в последний момент отказались от заказанных стейков, и всё списали в желудки сотрудников. Можешь после прийти ко мне в корпус, если захочешь.
Этот день, что, завершается не так уж плохо? Ужин в окружении толпы уже более-менее знакомых людей без самого знакомого пережить уже не так сложно.
— Эй, подожди! — на обратном пути из столовой Феликса, идущего в свой корпус, кто-то аккуратно ловит за руку, чем заставляет остановиться и повернуться. — Ты оставил.
Позади оказывается высокая стройная фигура с отросшими обесцвеченными волосами. Феликс зависает на пару секунд на лице — он хорошо помнит этого парня с прошлой смены, но впервые видит так близко. Наконец смысл сказанного доходит куда надо, и взгляд опускается на протянутый телефон. Феликс забыл зарядить тот перед группой, и он совсем умер ещё на середине занятия, поэтому в столовой лежал неаккуратно брошенным на соседнем стуле.
Феликс кивает, прячет бесполезное на данный момент устройство в карман и уже собирается уходить, но чужие пальцы — оказывается — всё ещё держатся за его собственные.
— Извини, если лезу не в своё дело, — подошедший кусает губы, отпускает руку будто нехотя. — Я Хёнджин. Помню тебя ещё с того раза. Ты всегда был на группах, но всегда молчал. Я просто… Просто хотел с тобой получше познакомиться. Наверное…
Феликс задумывается на мгновение, недовольно косится на свой карман. На лице нового знакомого успевает появиться что-то вроде разочарования, но тут же сменяется крайним удивлением, когда Феликс начинает хлопать по карманам чужой толстовки и выуживает оттуда телефон.
— Что-то нужно? — Хёнджин недоумённо моргает глазами. — Разблочить?
Феликс, дождавшись, когда будет набран код, принимается что-то быстро печатать в «блокноте», а после просит нового знакомого посмотреть на экран.
Закончив с ужином побыстрее, Джисон приходит в корпус к Минхо. Тот обнаруживается стоящим возле дверей комнаты кого-то из соседей.
— Что-то случилось? — спрашивает Джисон, заметив немного обеспокоенный взгляд.
— В целом, ничего страшного, — отзывается Минхо, прислушиваясь. — Хёнджин узнал, что Феликс не разговаривает, и теперь плачет в своей комнате. Как видишь, не ты один не был в курсе.
И так почти круглые глаза Джисона округляются ещё больше.
— Честно говоря, когда первый раз его увидел, ещё в ту смену, — говорит он, — подумал, что тот может втащить с ноги, унизить взглядом, но никак не заплакать из-за чужой проблемы.
— Не верь глазам — он булочка. Хотя и со специфичной начинкой. А вот «втащить и унизить взглядом» говорят обычно про меня.
— Верю, — честно соглашается Джисон, хотя тут же добавляет, — но как будто знаю, что это не так.
— Ты даже не знаешь, почему я здесь, — кошачьи глаза прищуриваются.
— Мне от тебя не страшно, — говорит Джисон, разглядывая блики под длинными ресницами. — Может, я просто надумал, что у меня какие-то особые условия. Извини, я, наверное, правда… Правда, придумываю что-то. Так почему ты здесь?
— Есть кое-какие проблемы с агрессией, — отзывается Минхо пространно, возвращаясь к изучения звуков за дверью.
— Что теперь с ним делать? — интересуется Джисон судьбой плачущего за той самой дверью.
— Ты там живой? — спрашивает Минхо, повысив голос и, получив в ответ сопливое «угу», сообщает. — Мы на террасу. Можешь присоединиться, если надумаешь.
Минхо, выйдя из коридора в холл, кивает в сторону задней двери корпуса и направляется туда, Джисон следует за ним.
На террасе кроме них двоих оказывается ещё один человек, что курит, облокотившись на перила у самого угла. Снаружи гуляет ещё несколько человек. Джисон смотрит то на курящего, то на Минхо, и второй, заметив бегающий взгляд, спрашивает:
— Нужна зажигалка? Не думал, что ты куришь.
— Я? — Джисон, трясёт головой, возвращаясь из своих мыслей. — Нет. Почему-то был уверен, что куришь ты.
— Бросил недавно, — отзывается Минхо. — И начинал тоже не так давно. Оказалось, не моё, если так можно сказать.
Над последней фразой оба смеются. А после взгляд Джисона на пару мгновений застывает на другом объекте — миниатюрной девушке в светлом платье, что стоит у беседки неподалёку.
— Увидел что-то интересное? — Минхо вскидывает брови, обратив внимание, куда смотрит собеседник.
— Помню её с прошлой смены. Только глаз не был перевязан… — Джисон жестом показывает на себе повязку на пол-лица.
— Значит, всё-таки помнишь, — подмечает Минхо. — А говорил, отвратительная память.
— Не настолько же, чтобы напрочь забыть человека, — пожимает плечами Джисон. — Просто с трудом припоминаю внешность, если прошло много времени или если мы были знакомы недолго. Феликса я тоже помню и некоторых твоих нынешних соседей.
— Мина, правда, тут второй раз, — кивает Минхо. — Больше всего боится потерять свою красоту. Повязка сто процентов связана с этим. Лично под неё не заглядывал — не знаю, есть ли у неё глаз. Может быть, выковыряла в припадке, может, наделала шрамов. Может, вообще носит просто так и ничего страшного с собой не сделала.
— Думаешь, тут есть хоть кто-то, кто не делал с собой ничего страшного? — спрашивает Джисон, недоверчиво сощурясь.
— Сомневаюсь.
— Если боится потерять красоту, зачем тогда калечить себе лицо?
— Тут всё просто, — отзывается Минхо, глядя куда-то под потолок. — Всё время есть страх, что что-то случится из вне, поэтому проще сделать что-то самому — страшное, но возможно, более приемлемое. Когда уже что-то случилось, не так нервно. Это примерно, как отречься от дорогого человека, когда слишком боишься его потерять. Чтобы это не было внезапно и считалось личным решением.
***
— С первым выходным вас, доктор Мин, — улыбается директор санатория, входя в кабинет психотерапевта. — Утомительная выдалась неделька, — отвечает девушка с крашеными светлыми волосами, сидящая в кресле, укрытом махровым пледом. — Но интересная. Не хотите чаю? Очень рекомендую с лимоном и мятой. — Не откажусь, — отзывается директор, усаживаясь в клиентское кресло, стоящее напротив. — Особенно, если вы рекомендуете. Доктор Мин протягивает руку за чайником, стоящим на тумбе слева от неё, и наполняет вторую стеклянную чашку на журнальном столе. — Поделитесь чем-нибудь особенно интересным? — директор шуршит упаковкой от чайного пакетика. — Обязательно, — доктор Мин кивает и, пожевав накрашенными губами, добавляет. — Только сначала хотелось бы сообщить ещё кое-что. Есть один клиент, который беспокоит меня всё больше. — Кто же? — Ли Минхо. Директор, отпив глоток, задумывается на мгновение. — Насколько мне известно, — говорит он дальше, — вы работаете с ним достаточно давно вне санатория, и здесь он уже во второй раз по вашей инициативе. — Так и есть, — отзывается доктор Мин, глядя в чашку в руках. — С ним стало происходить что-то не то. Его удалось довольно быстро разговорить в начале терапии, но ещё в первый визит сюда я стала замечать, что он будто стал о чём-то умалчивать. Сейчас с начала смены прошла неделя, у всех своих клиентов я провела по одной индивидуальной консультации, и, кажется, с Минхо стало ещё тяжелее общаться. Я не могу, естественно, озвучить вам причину, по которой он обратился, но… Он буквально начал переводить тему со своей проблемы абсолютно на что угодно. Готов разбирать любые мелочи, но не то, что интересовало в первую очередь раньше. — Может ли быть такое, что изначальная проблема попросту больше его не беспокоит? — Такая вероятность есть, — задумчиво говорит доктор Мин, затем, подняв глаза, заключает гораздо увереннее. — Процентов десять. Остальные девяносто — она стала ещё более острой.