Ни одного верного решения

В носу противно щекочет. От теснящихся в воздухе чужих запахов, от надоевшего чая с имбирём, от неискоренимой пыли, но не от подступающих слёз, как хотелось бы. Как планировалось. Залиться слезами было бы очень кстати, но их нет, как назло и как всегда в подобные моменты. От этого ещё противней. Комната, будто пропитавшаяся жёлтым светом старой лампочки, пустует с приоткрытой дверью. Джисон сидит на подоконнике в коридоре, сбросив тапки на мохрящийся по краям ковёр. А собирался в это время, наглотавшись какой-нибудь дряни для чистки унитазов, уже лежать на полу этой самой жёлтой комнаты, в которой почти безвылазно провёл последние полторы недели, пока все остальные заняты дурацким прощальным мероприятием в не отделанном толком зале столовой. Здесь это сделать было бы лучше, чем в съёмной квартире, из-за чего потом злилась бы хозяйка. Если для гостиниц, как Джисон слышал, самоубийства в номерах — обычное дело, их потом просто отмывают и сдают следующим гостям, то уж для подобного места подавно. Ну, не уследили за очередным умалишённым, нехорошо, конечно, но бывает ведь, на то они и умалишённые. «Лагерь для душевнобольных», — тут же перефразировал Джисонов мозг, когда доктор выписал ему путёвку в загородный санаторий с психотерапевтической программой. Хотя вроде бы здесь обстановка куда мягче, чем в больнице, где пациентам не доверяют даже вилки и керамические чашки, которые можно разбить в острые осколки при желании. Выходит, Джисон не такой уж безнадёжный. Сей факт и радует, и нет. Ибо если не безнадёжен, значит кому-то ещё хуже, значит, хуже бывает, и он ещё может упасть гораздо ниже. Смена короткая — десять дней, дальше санаторий закрывают до лета на работы по благоустройсву. Первый день — заезд, и Джисон добрался до комнаты только в обед. Последний будет завтра, останется пережить здесь только утро, чтоб собрать вещи, а дальше все укатят домой. Кто-то своим ходом, кто-то на заказном автобусе. Джисон, конечно же, лох и поедет автобусом. За окном тёмно-синий полог неба, фонарные столбы, растущие из сугробов, и ёлки с заснеженными вершинами. Послезавтра закончится февраль, но тех, кто сыплет снег, похоже об этом не предупредили. Или они просто не выполнили план по снегопадам в декабре и отрабатывают его сейчас. Весну обещают затяжную. Джисону повезло, что он любит зиму. Ещё больше повезло наблюдать зимнюю погоду в таком месте, а не в городе. С плюсами на этом, пожалуй, всё. Хотя вот ещё один — Джисон не умер от холода. Отопление здесь полностью заменили к зиме. Но косметический ремонт в комнатах после этой замены провести пока было слабо. Как вообще можно лечить депрессию, с коей тут большая часть гостей, в таком месте, которое выглядит так, как больной с этим диагнозом воспринимает вообще весь мир? Нет, уважаемый директор санатория, решение запускать сюда смену сейчас явно не было вашим лучшим. Ладно, есть и третий плюс — путёвка на эту ущербную смену стоила в три раза дешевле обычного. «Нет», — Джисон смеётся себе под нос и качает головой. Он же решил, совершенно точно решил, что на этом всё — он отживает свой отпуск и в последнюю пятницу зимы прощается со своей этой долбанной жизнью. Но почему-то умирать вот прямо сейчас не хочется. Жить не хочется тоже и в такой же степени. Ему что, страшно? Или, может быть, просто лень? Джисон прирос к подоконнику не в силах встать. Прилип пухлой щекой к стеклу. Снаружи, наверное, выглядит так себе. По спине внезапно скользит чья-то тень — Джисон чувствует её физически. Раздумья резко обрываются, голова сама отлипает от измазанного стекла и поворачивается в сторону холла. Там кто-то есть? Тоже не торопится на прощальное мероприятие? Джисон поднимается с нагретого подоконника (зачем-то) и (тоже зачем-то) идёт посмотреть, кто ещё остался в корпусе, который, как он думал, пустует. Джисоновы шаги всегда бесшумны; это и суперспособность, и проклятье — никогда не знаешь, в какой момент снова напугаешь кого-то своим внезапным появлением. Но в этот раз пугается сам Джисон. В холле, как сначала кажется, никого. Джисон обводит помещение взглядом по верхам. Подумав: «Неужели, показалось?» — он опускается на ближний диван, стоящий спинкой к коридору, откуда Джисон только что вышел. Ещё бы не мерещилось всякое, если всегда быть одному и по своей воле, и нет. — Снова никуда не идёшь? — долетает до ушей вопрос, едва Джисон успевает завершить тяжёлый вздох. Голова снова поворачивается сама. На том же диване обнаруживается ещё один человек. — А… Э… Да, — хотелось бы Джисону ответить внятно, но выходит то, что выходит. — Думал, я тут один, — возможно, у неловкой улыбки есть шанс исправить положение. А не выглядеть сейчас нелепо было бы очень кстати — рядом с Джисоном сидит человек, с которым тому больше всего хотелось пообщаться хоть раз, но так и не получилось. Вернее, у Джисона не получилось толком пообщаться вообще ни с кем здесь, ибо он предпочёл игнорировать примерно все групповые занятия, но… Есть тут какое-то «но». Встречаются же, в конце концов, люди, к которым тянет больше всего без каких-то объективных причин! — Спешить некуда, — отзывается сидящий рядом. — И я, признаться, тоже думал, что тут больше никого. Ну или что ты опять не покажешь носа из комнаты. От последней фразы оба поёживаются. «Он заметил меня и то, как я себя веду, и решил, что я конченный псих, — заключает в голове Джисон. — Всё как всегда. Хотя на самом деле, в чём он не прав?» — Прости, если сказал что-то не то, — незнакомец снова подаётся голос, кусая обветренные губы. Правда, боится, что мог задеть? — Всё в порядке, — отмахивается Джисон (нет, не в порядке). — Просто состояние не очень. — Это понятно, — кивает собеседник. — Здесь все такие. — И обстановка тоже не очень… — продолжает Джисон, комкая на коленках ткань штанов. — Всегда боялся попасть в больницу, потому что лежавшие описывают её примерно вот так. Меня от такого ломает ещё больше. Благо, время прошло быстро. И ещё хорошо, что столовая уже закрыта. На то, про что мне рассказывали, я бы даже смотреть не смог, не то что есть. — Мне пришлось лечь в больницу в детстве, — с кривой улыбкой подхватывает тему незнакомец, когда Джисон уже начинает думать, что чересчур заболтался. — И именно так там и было, и столовской еды с маргарином за липкими столами пришлось отведать, — выходит со смешком. — В целом, всё не слишком страшно. Но лучше без этого. — Да уж, — Джисон тоже нервно смеётся, и вдруг до него доходит. — Я ж не представился даже… Хан Джисон. Он протягивает руку. Незнакомец шарахается. Совершенно явно. Хотя, похоже, тут же ловит себя на этом и пытается собраться снова. — Ой, извини-извини, — Джисон готов провалиться. — Я навязываюсь? Или лезу тут с лишней тактильностью. Забылся немного. Он уже успел напороться на одну местную, что устроила скандал из-за того, что тот подошёл спросить что-то слишком близко. Личное пространство — вообще-то три метра вокруг. Какого чёрта какой-то Джисон настолько не уважает чужие границы?! — Ли Минхо, — собеседник жмёт руку, которую Джисон всё ещё держит в воздухе. — Всё нормально. Задумался. Может, всё-таки присоединимся к остальным? Сегодня никто не будет мучить нас копанием в душах. Джисону буквально всё, что тут происходит, кажется глупым, но оставаться сейчас в корпусе почему-то видится ещё глупее. Переодевание и дорога до здания столовой под ночным снегопадом вовсе не откладываются в памяти — Джисон просто в какой-то момент обнаруживает себя сидящим в кругу примелькавшихся лиц. Возможно, он сейчас возьмёт обратно часть слов, сказанных об этом месте. Все входы внутри завешаны плёнкой, но обеденный зал почти закончен. Удивительно, что стены здесь выкрашены в приятный голубой, а не больничный зелёный, от которого хочется покрыться плесенью и свернуться на кровати в клубок. В таком же цвете выполнены новые стулья. Еда на столах всё ещё привозная, окна пока выглядят голыми из-за отсутствия штор, но впервые помещение на территории санатория ощущается уютно. Молодой с виду директор с аккуратными усами и в затасканном пиджаке нараспашку вещает перед собравшимися о планах на нынешнее лето, что-то о вложенных средствах и о том, как весна, что уже одной ногой на пороге, способствует обновлениям в уме и теле. — А также для всех гостей завершающейся смены будет действовать скидка на следующую путёвку, — говорит он с широкой улыбкой. «Сомнительное удовольствие — снова оказаться в лагере для душевнобольных. Даже по большой скидке», — мысленно ворчит Джисон, заметно кривясь. Мероприятие заканчивается в половине первого ночи. Джисон успевает пожалеть, что пришёл, не пожалеть, снова пожалеть, стащить кое-что со стола и поговорить с Минхо, который всё это время сидит рядом с ним. Всё же кошачьи глаза нового знакомого смотрят на Джисона очень странно. Минхо будто, даже находясь в полуметре, умудряется держаться на расстоянии. Или просто Джисон снова ловит панику на пустом месте? Удивительно, кстати, что за весь сегодняшний вечер и половину ночи в толпе и разговорах с едва знакомым человеком, паника даже не думала в самом деле вцепиться в Джисоново горло. «Мы наконец-то познакомились. Страшно хотел заговорить с ним, но боялся подойти всё это время. Всё случилось в последний вечер смены. Невовремя, конечно, иначе быть не могло. Кажется, мы могли бы поладить… — Джисон недавно оставил очередную попытку вести бумажный дневник, потому теперь строчит четырёхтомники в своей голове, пока загружает вещи в багажное отделение автобуса; от этого тоже становится немного спокойнее. — Нас приглашают на следующую смену в июне после открытия. Многие обещали вернуться. Люди всегда обещают обязательно вернуться, но никогда этого не делают. Особенно если говорить о подобных местах». Он хорошо знает, о чём рассуждает сейчас. В детстве дедушка часто брал его с собой на турбазу, где работал. Там каждое лето находились друзья, каждое лето разные. А они тоже обещали… Все. Минхо в салоне автобуса (ожидаемо) нет. Теперь его тоже можно записывать в конце длинного списка обещавших, но навсегда потерянных. — Всех отправили, — выдыхает девушка с большими глазами, рухнув на стул. — Как тебе гости в этот раз? — Официально самая безнадёжная смена за два года моей работы здесь, — отзывается её рыжеволосая коллега, параллельно заполняя какие документы. — Она просто слишком короткая, — не соглашается первая, по-детски надув губы, — люди даже познакомиться толком не успели. Посмотрим, вернётся ли кто летом. Обещают, что здесь будет хорошо.

***

Два часа дороги с мелькающими за окнами полями и музыкой в наушниках, что то и дело перебиваются неказистым беспокойным сном. Джисон хотя бы половину пути в общей сложности просмотрел в окно в отличие от его соседа, который проспал, упав лицом на рюкзак на коленях, от момента выезда до самого прибытия. Джисон, с трудом переставляя затёкшие ноги, выбирается наружу. Вещей при нём всего лишь сумка, что ехала с ним в салоне, хоть та и набита под завязку, а вот большинству остальных прибывших приходится ещё отвоёвывать свой багаж из брюха автобуса. Из всей территории санатория знакомым выглядит только забор; во-первых, Джисон никогда не видел это место летом, во-вторых, не особо-то разглядывал в прошлый раз, в-третьих, здесь и правда произошли существенные изменения. Джисон безучастно наблюдает за копошением ровно до той секунды, пока не слышит знакомый голос. Знакомых голосов, по правде говоря, слышится много, включая голоса директора и его жены, но этот помнится лучше всего. Идея с поездкой на вторую смену до этого момента казалась Джисону абсолютно бредовой, как и увольнение с прежней работы, на которое он решился вместо отпуска, как и попытки завести хоть одного нового друга после выпуска, как и все его идеи в последние полгода, а может, за всю жизнь целиком и полностью. «Я не принял ни одного верного решения, чтобы в итоге встретить тебя снова. Забавно», — на лице с пухлыми щеками сама собой появляется улыбка. У Джисона невероятно красивая улыбка. Когда-нибудь ему об этом скажут, молчать о таком — преступление. Но сейчас она через мгновение стирается усилием воли — кажется обладателю нелепой. Недалеко от главных ворот Минхо с черноволосым худым парнишкой (он тут был в прошлый раз; Феликс, кажется) изучают что-то на экране телефона. Говорит только Минхо, но Джисон не вслушивается, что именно, второй кивает несколько раз и, спрятав телефон в карман джинсов, уходит по выложенной брусчаткой тропинке. — Всё-таки ты снова здесь, — говорит Джисон, подойдя ближе. — Рад меня видеть или уже надумал ехать обратно? — Минхо улыбается кошачьими глазами, подбирая сумки с земли. — Рад, конечно. Никак не ожидал увидеться снова. И сам до последнего не собирался. — Да тут почти вся смена вернулась, смотри-ка, — Минхо кивает в сторону приехавших. — Правда? — Джисон щурится, вглядываясь в разбредающуюся толпу. — У меня отвратительная память на лица. Джисон ещё в прошлый раз приметил, как много в глазах Минхо бликов, похожих на осколки звёзд. Но сейчас все будто разом исчезли на секунду. Джисону точно виделось, как эти глаза открылись пустыми и погасшими, пока Минхо не моргнул в очередной раз. — Вот как, — отзывается он чуть тише. — Да я и не старался запомнить, — Джисон чешет затылок. — Со мной даже никто не разговаривал толком. Может, поэтому не помню. — Кто именно не разговаривал? — Минхо тут же возвращает привычный тон и громкость. — Феликс? Так он вообще не разговаривает. Надо дождаться, когда в телефоне наберёт. — Даже не подумал о таком… — Джисон теряется на мгновенье, но Минхо в ответ отмахивается. — Узнаете ещё друг друга, если у тебя на нынешнюю смену другие планы. Ты в тот же корпус пойдёшь или новое место присмотришь? — Думаю, всё равно, — пожимает плечами Джисон. — Не заблудиться бы для начала.