Понедельник, конец света

Солнце своими лучами ласково целовало глаза, заставляя невольно жмуриться. Комнату наполнял ненавязчивый аромат остывающей яичницы, стоявшей на столе. В помещении было так прохладно и свежо, а безупречная чистота будто бы звенела, отражаясь от каждой стены.  Дэмиен наконец-то открыл глаза и обнаружил себя в той самой маленькой комнатушке, залитой нежным утренним светом, который проходил через окно на довольно низком потолке. Он сел на край кровати и быстрым взглядом осмотрел помещение: большой громоздкий старый шкаф у стены, рядом с ним небольшой потрёпанный письменный столик и стул. Напротив этой мебели и находилась пружинная кровать, на которой сегодня уснул Торн. Ванная располагалась по левую сторону от него.  На столе Дэмиен обнаружил яичницу, накрытую какой-то глубокой тарелкой, а сверху неё лежала бумажка с надписью, выведенной красивым каллиграфическим почерком: ,,Приятного аппетита, Дэмиен :) Кипяток для чая можешь попросить внизу у миссис Смит". Здесь же стояла чистая кружка и чайная заварка. Посмотрев на всё это у Торна скрутило живот. Ему было так приятно противно от этой липовой(?) заботы со стороны незнакомого ему человека. Он скомкал записку и сжёг её прямо в своих руках, кроша на чистый пол серый пепел. Дэмиен взял кружку и вскипятил в ней воду из-под крана прямо в своих руках, а потом бахнул туда чайной заварки. Он быстро запихал в себя еду, выпил чай и оставил грязную посуду на столе. "— И с чего он вообще взял, что ангелы нуждаются в еде? Скорей всего он знал, что им она не нужна, но не был уверен, — думал про себя Дэмиен, открывая мансардное окно и выползая на крышу здания, — всё равно, какой же он идиот. Как он смог поверить в то, что ангела можно ранить чем-то помимо ангельского оружия? Я лишь придумал какой-то бред, буквально на отъебись, а этот полудурок сразу же поверил в мою сказку, — Торн вышел на свежий воздух и стал глотать его ртом, чувствуя всю его сладость, — Ладно бы обычный человек, но он — экзорцист, такие простые вещи должны быть ему известны." Дэмиен смотрел в бескрайнее голубое небо, которое чуть заволокли белые кучево-дождевые облака. Солнце светило ясно, и единственное, что напоминало о вчерашнем ливне — это неуспевшие высохнуть лужи на асфальте и влажный воздух, так приятно наполняющий лёгкие. Торн щёлкнул пальцами, и всё его тело в одно мгновение охватил огонь, заставив принца Ада переместиться в место, где сейчас находился Филипп.   Вместо неба над головой появился белый безжизненный потолок. Дэмиен стал осматриваться: он оказался в богато убранной комнате за тёмно-красными бархатными шторами. Торн сидел на подоконнике и в небольшую щель следил за происходящим.  На большой кровати лежал мужчина средних лет, прикрытый белыми простынями. Филипп сидел на коленях перед ней, в белом платье священника с пуговицами, повязанном таким же белым широким поясом, а на груди у него блестел золотой крест. Шептая какую-то молитву, Пиррип придавал каждому сказанному слову вес, отчего Дэмиен почувствовал, как сотрясается воздух и постепенно всё давит ему на горло, перекрывая дыхание. Но Торн остался неподвижен и лишь наблюдал за тем, что будет дальше. Филипп резко встал с колен и громко сказал: — Именем Бога Единого и Иисуса Христа заклинаю: дьявол окаянный покинь душу этого невинного человека, прекрати поганить жизнь его. Нет тебе места ни в Раю, ни на Земле, возвращайся в царство Сатаны, где и рождён ты был, — мужчина, лежащий на постели, закряхтел, его глаза широко распахнулись, он стал неистово кашлять, — побойся Бога, и не покушайся на Его творения впредь.  На подоконнике около Торна возник бес, покрытый грязно-красной шерстью с копытами и витиеватыми рогами. Сзади у него виднелись маленькие нелепые крылышки, будто бы выросшие лишь для потехи. Бес сел на колени перед Дэмиеном и взмолился: — Сын Сатаны, отчего Вы не поможете мне? Я столько отдал, борясь за душу этого поганого чёрствого человека! Прошу не позволяйте изгнать меня! — Убирайся прочь, — прошипел Дэмиен, — у меня дела поважнее тебя и твоего разросшегося эго. Как тебе вообще смелости хватило просить помощи у меня!? — он стал больно дёргать беса за его козлиное ухо. — Я понял вас, ваше высочество, — у беса навернулись слёзы, и он тут же испарился, не оставив после себя и следа. — То-то же, — хмыкнул Дэмиен и продолжил наблюдать за Филиппом. Тот стал брызгать лежавшего мужчину святой водой и вновь зашептал молитву. Наконец убедившись в своём успехе, он открыл дверь и пригласил родных, ждущих завершения обряда. — Я закончил, с ним всё будет в порядке, — улыбнулся он женщине, которая, даже не посмотрев на экзорциста, толкнула его и, рыдая навзрыд, побежала к своему мужу. Двое других взрослых последовали за ней, не промолвив и слова.  Филипп был неизмерно рад тому, что ему удалось излечить ещё одну душу. Он вышел из покоев хозяина и направился к выходу из дома. Юноша потратил слишком много своей духовной энергии, чтобы выполнить все поручения епископа, и изгнание беса оказалось последней каплей, добивающей его. Голова стала раскалываться, окружение вокруг резко поплыло, а ноги перестали слушаться. Когда Пиррип уже смирился с неизбежностью падения, его поймала чья-то рука, крепко схватившая так, что кровь в венах перестала течь. Филиппа поставили на ноги, слегка придерживая. Он повернул голову, и увидел перед собой Дэмиена, взгляд которого будто бы окатил ведром холодной воды.  — Ох, Дэмиен, благодарю вас, — пролепетал Филипп, — ваше крыло уже зажило?   В ответ юноша одарил его сильным щелбаном, который в одно мгновение привёл экзорциста в чувства.  — Ты лучше бы о себе подумал сейчас, — хмурясь, ответил Дэмиен, — хоть понимаешь, как опасно ходить без сил, а!? Ты сейчас идеальная добыча даже для маленького бесёнка! И ходишь, разгуливаешь как ни в чём не бывало. Филлип виновато улыбнулся: — Вы...так беспокоитесь обо мне, — Дэмиена вдруг как будто пробило током, — спасибо вам за это, я...редко кто думает о моём благополучии, — прежде чем Торн хотел что-либо ответить, Филипп схватил его за руку и стал выводить из чужого дома, — не хотите прогуляться? У меня ещё есть время до вечерней службы. — Пойду, если ты перестанешь тут разводить свои формальности и перейдёшь наконец-то на "ты", — в своём репертуаре зло блеснул глазами Дэмиен.  — Понял! — вновь улыбнулся Филипп, — погоди, а жители города не будут в панике, увидев ангела посреди белого дня? — Нет, я открыл свой облик лишь тебе. Филипп одарил его светлым радостным взглядом, от которого внутри всё вдруг перевернулось. Дэмиен уже не смотрел, куда его ведут, его внимание завлекала лишь мягкая рука экзорциста, его мелодичный голос и богатая речь, свойственная каким-нибудь аристократам. Этот юноша вызывал у Торна какое-то необыкновенное чувство лёгкости, и он сам не понял, когда вдруг начал ощущать всё это. — ...как-то так, — заканчивал свой рассказ Филипп, — полагаю, поэтому сейчас бесы всё больше завладевают душами людей. В последний месяц это прямо какое-то нашествие! Я не могу позволить, чтобы город был захвачен жителями преисподней, поэтому приходиться работать наизнос и рубить проблемы под корень. Они сидели на какой-то скамейке в городском парке. Сверху свисала сирень, так мягко и ненавязчиво одаривая юношей своим благоуханием. Прохлада весеннего дня окутывала их, и дышать было невероятно легко. Птицы что-то весело щебетали, и только лишь их заливистые трели были слышны в этой тиши. — А мне кажется, это всё происходит, потому что люди слабы в своей нравственности. Их стало легче одурачить, заманить, завербовать. Они чёрствые и уже потеряли остатки своей человечности. Никаких моральных принципов, жизненных ценностей в этом мире не осталось, — нарушил тишину Дэмиен. — Зря ты так, милый Дэмиен. Если бы мы действительно находились в таком печальном положении, не было бы этого прекрасного парка, не было бы школ, детских садов, больниц и церквей. Да, я не могу не согласиться с тем, что нравственность большинства надломлена, но я верю в то, что этот мир не на пороге гибели, и есть те, на которых он всё ещё держится.  — Как удобно тешить себя слепыми надеждами, — насмешливо ответил Дэмиен, — всё, что ты перечислил — пустая формальность и трата средств в никуда. Скоро подобных тебе станет гораздно меньше и мир, привычный тебе, сотрётся с лица земли.  — Но пока что вроде всё вполне хорошо, это радует, — задумчиво взглянул Филипп на проплывающие мимо облака, — и я, и, как ты говоришь, подобные мне, будут изо всех сил стараться сделать его лучше. Он аж прямо светился. Светился, всеми силами излучая веру и надежду. Этот свет будто бы обжигал Дэмиена, заставляя сердце полыхать. "— Может, сломить его не так уж легко, как мне казалось...Интересно, просто превосходно! — внутри Торна разгорался азарт, — тогда его падение будет ещё слаще, чем я думал." — Филипп, — на своё имя юноша слегка встрепенулся, — а где твои родители? — вот так, прямо в лоб решил начать свой расспрос Дэмиен. — А? Их я совсем не помню, большую часть жизни я рос в детском доме, — просто ответил Филипп, — у меня была сестра, но...Она не особа была счастлива меня воспитывать, потому и оставила меня там. — И что? Как тебе жилось в детском доме? — Ужасно, — горько улыбнувшись, честно признался Филипп, — дети ненавидели меня, и я совершенно не понимал за что. Я слаб здоровьем сейчас из-за их вечных издёвок и побоев, но через некоторое время меня забрал один очень добродушный господин! Я был так рад, ведь в шестнадцатилетнем возрасте детей редко забирают к себе, тем более такого хлюпкого подростка как я. Он был священослужителем, и я стал его учеником.  — И где он сейчас? — В лучшем месте, — ответил Филипп. — Да чтож это такое! — резко вскочил Дэмиен перед ним,— и как после всего этого ты ещё можешь верить в справедливость жизни, а!? — его волосы встали дыбом, — ты чё, принцесса из сказки какая-нибудь, вечно верующая во всякий бред!? Пиррип удивлённо хлопал широко раскрытыми глазами, не ожидая такой реакции от ангела: — Никто не давал обещаний, что будет легко, — заговорил Филипп, — тем более что сейчас всё хорошо, и я действительно счастл... — Счастлив!? Да как ты можешь быть счастлив, живя один в дряхлой комнате? — в этот раз Дэмиен не стал скрывать свои эмоции, — у тебя нет ни родных, ни друзей, люди плюют тебе в спину, а ты ходишь как ни в чём не бывало! Открой глаза, глупец. Ты просто-напросто неудачник, пытающийся верить в несбыточное чудо! Прекрати обманывать самого себя. Пиррип ничего не отвечал и лишь опустил голову. Его лицо не выражало ничего, оно побледнело и стало похоже на снег.  Вот оно. Кажется, Дэмиен попал точно в цель. Однако вместо радости из-за чужого горя в его сердце поселилось другое чувство, не похожее на те, что он испытывал раньше. " — Чёрт, что за бред!? — Торн схватился за сердце, которое будто бы проткнули острым ножом, — я ведь сын Сатаны, тогда почему...почему так больно?" Дэмиен плюхнулся на место около Филиппа. Глаза последнего, кажется, были на мокром месте, и он еле сдерживал подступившие слёзы.  Дэмиен почему-то вдруг почувствовал себя мерзко. Сейчас ему было противно от самого себя, от слов, вылетивших с его языка. Торн не понимал, что с ним происходит, ведь ранить душу человека для него было сущим пустяком. У Дэмиена не было ни души, ни совести, но что-то отчаянно пыталось достучаться до него, донести, что Филипп не заслуживает такого отношения к себе. Ведь юноша искренне пытался помочь ему, грязному самозванцу, старался изо всех сил быть верным своим устоям, несмотря на все несчастия, свалившиеся на его плечи. — Да, возможно ты прав, — вдруг заговорил Филипп, — я в действительности просто неудачник. Но я стараюсь изо всех сил быть хоть немного счастливым. Разве я не имею на это право? — кажется, он успокоился, и Дэмиену стало отчего-то легче. Торн решил ничего не говорить, ведь каждое слово сейчас могло ранить Пиррипа словно осколок стекла. Хоть Дэмиен изначально добивался именно этого, но сейчас что-то стало его останавливать, — я лучше пойду, до начала службы осталось всего полчаса. Если хочешь, можешь пойти со мной, — слегка улыбнулся он.

***

Вечерняя литургия в церкви длилась не больше часа из-за малого количества прибывших. Филипп молился так искренне, веря каждому сказанному им слову. Дэмиен же просто матался в округе, иногда поглядывая на юношу. Его слегка удивляла его верность Богу, но, учитывая поведение Пиррипа, эта его черта была вполне очевидна. Через пару часов они оба уже лежали каждый на своём месте. Филипп заснул очень быстро, видимо из-за недостатка сил. Дэмиен же сидел по-турецки на кровати хозяина и рассматривал аккуратно забинтованное крыло. В душе его шло противостояние: с одной стороны он чувствовал вину, из-за того, что чуть ли не довёл юношу до слёз, а с другой раздражение из-за упущенного шанса.  После того случая в парке Торн не раз задавал себе вопрос: ,,А правильно ли это всё?" Да, он не тот, кому нужно было оценивать правильность своих поступков с точки зрения морали. Но в момент, когда Дэмиен был близок к цели, он вдруг осознал, что в его руках сейчас находится одна из очень немногих душ, действительно способных попасть в Рай. В Ад попадают почти все, и каждый день количество грешников только увеличивается. Это редкость — найти такую кристально чистую душу. И получается очень несправедливо, что она будет сломлена не из-за жизненных тягот, а из-за глупого спора между небом и преисподней. Эти мысли давили, раздражали, от них хотелось поскорее избавиться. Голова становилась всё тяжелее от этих дум. Вдруг из размышлений Торна вывел шорох со стороны Филиппа. Казалось, что тот промерзал, ведь лежал слишком близко к холодному полу. Прошлой ночью он также ёрзал, но Дэмиен не обратил на это никакого внимания. Сейчас же ему хотелось сделать хоть что-то. Торн встал с кровати и, осторожно подняв тело Филиппа на руки, переложил его на его законное место и накрыл спящего юношу пуховым одеялом. Дэмиен вновь взглянул на лицо Пиррипа: всё такое же безмятежное и спокойное. Торну захотелось дотронуться до него, и он осторожно убрал спадающих светлые пряди с мягких щёк Филиппа. Всё в этом юноше было такое чистое, что он походил на настоящего ангела. Розовые тонкие губы Пиррипа расплылись в сладкой улыбке, словно он сейчас не спал. Дэмиен не мог отвести взгляд от юноши, и с каждой секундой по всему телу расплывалось как расплавленное железо это сладостное чувство от которого становилось всё теплее. Торн хотел бы навсегда остаться здесь, в этом моменте и ни на шаг не отходить от Филиппа. — Ни за что больше я не причиню тебе вреда