Роза Ветров

Поймав солнечный луч на кончик клинка, Изабелла опустила саблю на шею пытающегося подняться бандита, и Алонсо отвернулся, чтобы не видеть, как фонтан крови окончательно убивает её когда-то красивое голубое платье. Впрочем, она ведь фрейлина Её Величества… Ей позволено носить цвета королевы. Он проткнул бедро ближайшему врагу и собирался закончить начатое, когда раздался выстрел. Голова несчастного разлетелась на кусочки, забрызгивая кровью и мозгами и так изрядно пострадавший генеральский мундир. Алонсо бросил взгляд туда, откуда прилетела пуля, и застыл на месте, наблюдая потрясающую картину: невесть откуда взявшийся Карваль стоял с пистолетом в вытянутой руке, а рядом, приложив саблю к его горлу стояла Изабелла… Неужели подумала, что целью был он? — Ты ранен, генерал? — спросил он, опуская оружие, и она нехотя убрала саблю. — Кажется, я вовремя… — Ты никогда не был так прав, полковник, — Алонсо повернулся к сестре и та скорчила невинную гримасу, словно это не она чуть ни зарезала их главного союзника в этих неспокойных землях. — Сестра, знакомься… — Никола Карваль, — маленький полковник церемонно поклонился, и сестра сделала неловкий реверанс, насколько позволяло вымазанное в крови платье. — Счастлив иметь честь наконец познакомиться с вами… Ваш брат много говорил о вас, — он бросил взгляд на Алонсо, и тот почувствовал себя неловко. Солнечный луч пробрался сквозь листву, заставляя её волосы сиять. Алонсо выдавил из себя улыбку. — Изабелла Алва, — улыбнулась сестра, и капля крови упала с её острого подрободка, стекая по груди. — Вы слишком добры, Никола…

***

— Не ждал увидеть вас здесь… Герцогиня Алва медленно обернулась, даря гостю одну из своих обычных жемчужных улыбок. Свободная длинная коса сползла с её плеча, демонстрируя слегка загорелую кожу на ключицах. Даже в простом кэналлийском платье Эмильенна выглядела живым воплощением святой Октавии. И была столь же прекрасна. — Робер, — небесные глаза смотрели на него тепло и приветливо. — Я тоже вас не ждала. Иноходец привык быть единственным посетителем в этой маленькой церкви. Не потому, что до сих пор верил в милосердие Создателя — от этого его избавили правнукт Кабиоховы — но по одной простой причине — цветные витражи, что собрали солнечный свет и сияли, как тысячи звёзд, успокаивали не хуже вкусного обеда и отвара из четырёх трав, которые готовила Мэллит. Бедная Мэллит… Что ещё древние силы ары могут с ней сделать? А с Алонсо? — Это место успокаивает меня, — сказал он вместо этого и присел на скамью рядом с герцогиней, цепляясь взглядом за лежащую на животе ладонь. — Как будто какие-то боги действительно присутствуют здесь… Эмильенна подняла голову и прикрыла глаза рукой, глядя на цветастые витражи. — Да-а, — протянула она, слегка улыбаясь. — Знающие люди строят храмы, которые располагают к молитвам… Даже таких безбожников, как я. Робер откинулся назад, выпрямляя затёкшую спину. Давно он не ощущал себя таким постаревшим. Впрочем, он так давно в гостях — или в плену? — что впору состариться… — О чём молятся безбожники? — спросил он больше себя, чем её. — О тех, кто на самом деле важен, — ответила она так просто, будто это что-то само собой разумеющееся. — Безбожники поют своим любимым, а не богам… — Рокэ всегда делал именно так? Это был риторический вопрос, и гордая герцогиня не собиралась ему отвечать. А опальный маркиз не собирался продолжать тему. Цветные огни витражей и правда успокаивали, так что Робер прикрыл глаза и откинулся назад, запрокидывая голову через спинку церковной скамьи. Если бы Эмильенна хотела его убить, сейчас это было бы просто до неприличия. — Солнечный день, — тихо запела она вместо этого. — Только пули свистят над водой, только ветер гудит в облаках, тускло волны мерцают. Робер попытался вспомнить хоть что-нибудь, что когда-то знал о Фельпе и Бордоне. Если нудный ментор, имени которого Иноходец не смог бы вспомнить даже под угрозой смерти, не врал, обычно их столкновения и правда происходили на воде. — В солнечный день ты, любимый мой, вновь не со мной, — продолжала Эми, и Робер на мгновение вспомнил то стихотворение о певчей птице, что не так давно попало ему в руки. — Но я верю, что ты обо мне средь боёв вспоминаешь. Иноходец вспомнил те холодные осенние ночи, что он провёл рядом с Вороном. Ричард не дал бы соврать, маршал вспоминал о своей жене по три раза на дню по самым разным поводам. — Как я люблю, — Эми облизнула губы. — Глубину твоих ласковых глаз… Как я хочу к ним прижаться сейчас губами! — в голосе её звучала неподдельная тоска. — Солнечный день разделяет, любимый мой, нас… И молчание долгим путём пролегло между нами. Робер в недоумении почесал висок, глядя на то, как её руки сами складываются в давно забытый молитвенный жест. Разве они не пишут друг другу? — Верю в тебя, — это все больше походило на молитву. — В бесконечную радостью мою… Эта вера от пули тебя в каждой битве хранила, — так вот где источник его удачи, теперь Иноходцу было всё понятно. — Радостно мне, ты спокоен в смертельном бою… Знай, я встречу с любовью тебя, что б с тобой ни случилось. Эпинэ отвел глаза, ловя взглядом два синих лепестка в короне святой Октавии. Рокэ будто выглядывал из-за её головы… И улыбался. — Смерть не страшна, — сильный голос дрогнул и в нём снова послышалась тревога. — С ней не раз мы встречались в морях, — и в любом другом месте, естественно. — Вот и теперь над тобою она кружится, — бросив взгляд на сидящую рядом женщину, он заметил слезу на её щеке. — Я тебя жду… И я верю — все это не зря, — тем не менее, она улыбалась. — И поэтому, знаю, с тобой ничего не случится! Робер качнул головой и, недолго думая, сжал острое плечо, прикрытое лишь тонким кэнналийским платьем. — И поэтому знаю, с тобой, — повторил он тихо. — Ничего не случится! Если Ворон посмеет погибнуть, Иноходец найдёт его даже в Закате.

***

Вода взялась ниоткуда, то есть, конечно же, из моря. Там этой воды было в избытке, но вот внутрь «ызарга» она проникала не через несуществующие пробоины, а через щели. Сляпанный на скорую руку кораблик разваливался на ходу, а Дерра-Пьяве с Муцио и в ус не дули. Может, не заметили? Там, на носу, настил, когда вода доберется до капитана, будет уже поздно. Марсель украдкой глянул на Рокэ, но тот был совершенно спокоен. Музыканты продолжали бухать в свои тарелки, вторя барабанам в его голове, гребцы — ворочать вёсла, а Андрес — метаться вдоль банок, светя до неприличия красивым телом и поднимая тучу тёплых брызг. Весь в отца, никаких представлений о приличиях! Виконт вздохнул. Прослыть трусом не хотелось, но тонуть не хотелось ещё больше. Они ведь даже выплыть не смогут — попробуй выберись из этой лоханки, взбреди ей в голову пойти ко дну. — Успокойся, Марсель, — Алва вынул пистолеты и принялся их осматривать. — Эта посудина потонет ещё не сейчас. Нечего сказать, утешил… Что значит «не сейчас»? Это через час или к вечеру? — Проверь оружие, — усмехнулся он, не глядя на собеседника. — Оно тебе понадобится. Ворон говорил чрезмерно небрежно, но Валме принялся лихорадочно перезаряжать пистолет, сидящие рядом абордажники тоже взялись за мушкеты и сабли. Проныли трубы, бухнул сдвоенный залп, ставшую привычной музыку сменила барабанная дробь. Гребцы разом спустили вёсла, тормозя разогнавшийся корабль. Зазвенел доселе молчавший корабельный колокол, и тут же раздался капитанский рёв. — Крючья! — потребовал Дерра-Пьяве. — Крючья, сотню крабов вам в задницу! Откуда-то вынырнул Муцио, на груди его красовалась узорчатая кираса, голову венчал шлем. Рокэ в своей тоненькой рубашке рядом с ним выглядел хрупким и беззащитным. Видимо, так же заметив это, Скварца нахмурился: — Вы не должны так рисковать собой! — В самом деле, — проворчал Валме, замечая, как за спиной у отца появился Андрес, у которого не было даже этой защиты. — Нельзя же так! Рокэ бросил взгляд на сына, затем — на Марселя и, прикрыв глаза, накрыл тонкими длинными пальцами вышитого на груди воронёнка. На мгновение это было похоже на молитву. — Бросьте, — улыбнулся он, обращаясь ко всем и ни к кому одновременно. — Ничего со мной не случится.

***

Тонкие тёплые пальцы закрыли ему глаза, и Арно облегчённо рассмеялся. Баата здесь, а это значит, что можно переживать так сильно. — Где ты был? — странно было обращаться к любимой женщине в мужском роде, но с этим пришлось смириться. — Мне надо было подумать, — оставив лёгкий поцелуй на его щеке, казар облокотился на ближайшее дерево, которое по чистой случайности оказалось ясенем. — Поговорить с человеком, который понимает меня. С Лионелем… Конечно же. Савиньяк возвёл очи к небу и собирался уже спрашивать, да что ему это, но Баата недовольно цокнул языком. — Твоя ревность беспочвенна, — тёплые глаза цвета морисского ореха смотрели на него с заметным осуждением. — Где ты видел пару, что неотличима, как близнецы? Арно пристыженно опустил голову. В этом был здравый резон, всё же его брат и возлюбленная оба были холодными расчётливыми змеями… Вместе им было бы понятно и спокойно, но невыносимо скучно. — На твоём месте я бы переживал о другом, — казар облизнул губы, и Арно пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не поцеловать их. — Я всё ещё женат, помнишь? Он помнил, и отчего-то это вызывало куда меньше противоречий в его душе, чем безграничное доверие Бааты к Лионелю… Не потому ли, что тогда, в их первую ночь эти же самые губы произнесли «я не чувствую к ней желания»? Неужели всё дело в этом? Арно почесал взъерошенный затылок, чувствуя, как сжимается сердце. А что если дело вовсе не в Салихат, не в том, что она женщина, а лишь в её беременности? Быть может, в считанные месяцы всё изменится? — Что ты собираешься делать? — спросил он, глядя в любимые глаза и чувствуя привкус шадди на языке. — Пока — ничего, — Баата тяжело вздохнул. — Я не готов рисковать ребёнком ради честности… Но после — сам понимаешь. Ну конечно, будущий сын… Единственный шанс иметь законного наследника. Савиньяк был бы счастлив когда-нибудь завести своих детей, но… Видимо, не судьба. — Ты выглядишь так, будто сейчас заплачешь, — заметив это, Баата оглянулся вокруг и, не найдя наблюдателей, коснулся пальцами его щеки. — Прости меня, солнце… Арно сжал его ладонь и уткнулся носом в тонкое запястье. Оно пахло шадди. И почему-то — персиком. Хотелось плакать, кричать, бороться… Но что он за мужчина, если решил сражаться с беременной женщиной? — Это ты меня прости, — прошептал он, вдыхая любимый аромат. — Я слишком многого хочу… Баата взял его за подбородок и припал к пересохшим губам в быстром, но настойчивом поцелуе. — Болван, — прошипел он. Тёмные обычно глаза сияли в солнечных лучах.