Приложи руку, сделай шаг

      Снег белым ковром ложился на землю, покрывая всю территорию парка. Детские площадки, скамейки, ларьки с горячим шоколадом — всё было погребено. Фонари тускло освещали улицу, отчего казалось, что в воздухе витали серебристые искры.       Мира за пределами парка не существовало.       Субин недоумённо моргнул, резко обернулся и застыл, зацепившись взглядом за маленькую кофейню. Деревянная таблица около витрины обещала вкуснейшее горячее какао с маршмеллоу и любое пирожное на вкус. Гирлянды внутри помещения мигали ярко-красным, привлекая внимание прохожих. Субин нахмурился, внимательно оглядел себя с ног до головы и сделал очевидный вывод: это сон.       Он никогда не был в этом месте и уж точно никогда не видел столько снега.       Со стороны кофейни донёсся заливистый смех, такой искристый и радостный, что Субин повернул голову туда, ведомый непривычным любопытством.       И в тот же миг забыл, как дышать.       Слишком знакомые и в какой-то степени приевшиеся розовые волосы, наполовину скрытые красной шапкой; зажмуренные в полумесяцах глаза с задорными искорками; широкая улыбка, которую Субин никогда раньше не видел.       Неужели Ёнджун мог так улыбаться? С такой нежностью во взгляде?       Субин подошёл ближе маленькими неуверенными шагами, замер прямо напротив и судорожно вдохнул, почувствовав слабый запах вишни и горьковатого миндаля. Снег медленно и плавно приземлялся на шапку и шарф, мягко ложился на чужие ресницы. Ёнджун походил на снежного принца. Он держал в руках зелёный бумажный стаканчик с каким-то горячим напитком, поджимал пальцы и прижимал их по бокам, видимо, грея замёрзшие ладони.       Такой раздражающе цепляющий. Субин даже не мог понять, что его так трогало в этом человеке, вызывало столько противоречивых чувств, что запутывали его всё больше с каждым разом.       Это всё из-за того, что они связаны? Чувства порождены не ими самими, а правилами?       Ёнджун в этом сне выглядел слишком мягким, тёплым и ласковым — олицетворением зимы и уюта. Лисьи глаза не казались надменными и дразнящими, как при первой встрече, голос не сочился ядом, пробирая до костей.       Интересно, как бы пролетело время рядом с такой версией Ёнджуна?

***

      Субин резко распахивает глаза, тупо смотрит в потолок, после чего долго вдыхает и так же протяжно выдыхает. Невероятно, этот кретин ему теперь ещё и снится. Окно по-прежнему настежь открыто, благо одеяло не валяется на полу.       Это какой-то иной вид мазохизма — позволять холоду поглощать дом, не пытаясь окружить себя теплом.       Он вчера так и не починил кофемашину.       Субин стонет в подушку, едва находит в себе силы подняться с кровати и семенит босыми ногами до ванной.       Вновь смотрит на злосчастное зеркало, кривится от собственного отражения. Грязные взъерошенные волосы, опухшие слипающиеся глаза и помятая футболка с пятном от жира. Он такой неопрятный, неприятный. Его тошнит от себя.       Нет, ему жизненно необходимо принять душ — не явится же на работу в таком виде.       Телефон начинает вибрировать, когда он уже заходит в душевую кабину, поэтому Субин не обращает на это никакого внимания, справедливо откладывая разговор с неизвестным собеседником на потом. Это точно не начальник — он не звонит в такое время.       Горячие струи воды приятно расслабляют тело, и Субин протяжно выдыхает, прикрывая глаза. Небольшая часть усталости смывается, возвращается способность свободно дышать. Взяв в руки мочалку, он проходится ею по рукам, шее и спине, но замирает, дойдя до ключиц. Смотреть на чернильную надпись всё так же болезненно. Трогать, оказывается, тоже.       Кожа начинает гореть, стоит к ней прикоснуться, и Субин сжимает губы в одну полоску, проглатывая шипение.       Ясно лишь одно: творится полная чертовщина.       После душа холод ощущается ещё сильнее, Субин ёжится и еле унимает дрожь, укутавшись в полотенце. Вода капает с волос на экран телефона, когда он берёт его в руки и проверяет уведомления. Как-то пусто: все его разговоры ограничиваются начальником и Бомгю. Родители перестали звонить ещё со старшей школы.       Где-то там светит своим единственным звонком Ёнджун.       Неважно, это совершенно неважно — стоит забить большой и тяжёлый болт, пока есть возможность. Кто там звонил ему до этого?       Только он собирается открыть вкладку, как экран загорается нелепой фотографией Бомгю, на которой его лицо измазано фисташковым мороженым. Уголки губ дёргаются, но Субин не улыбается.       — Да?       — Открой дверь, хён.       И сбрасывает трубку.       Субин пару секунд ошалело пялится в своё отражение в зеркале, переваривает услышанное, после чего его накрывает паника. Если Бомгю увидит, в каком состоянии находится квартира, прибьёт его и глазом не моргнув.       Он срывается на бег, неуклюже хватает концы полотенца, чтобы оно не слетело, и закрывает окно в спальне. В шкафу чистой одежды маловато, поэтому Субин напяливает на себя первые попавшиеся треники и растянутую серую футболку с логотипом какой-то рок-группы. Это подарок от одногруппника на девятнадцатый день рождения, лица которого Субин не может вспомнить, как бы ни старался.       Спустя несколько минут беготни он наконец подходит к двери и задерживается, непонятно почему испытывая волнение. Мрачные мысли отходят на второй план, так всегда случается, когда Бомгю влетает в его будни.       Однако за дверью стоит вовсе не Бомгю. Точнее, он там не один.       Кровь стынет в жилах, когда Субин встречается со взглядом лисьих глаз, видит розовые волосы и чувствует шлейф вишни и горького миндаля.       Он захлопывает дверь перед их лицами, отшатывается назад и упирается спиной в стену. Дыхание спирает то ли от запаха из сна, то ли от кофейных глаз, смотрящих на него с нескрываемым любопытством и потаённым волнением.       Какого чёрта? Нет, он не собирается впускать этого чудика в дом.       Телефон вновь вибрирует, и Субину приходится поднести его к лицу. Фотография Бомгю на весь экран немного остужает его, но он не спешит брать трубку. Никто не предупреждал, что будут незваные гости.       Первый звонок он пропускает. Второй игнорирует тоже.       А потом ему звонит Ёнджун.       Субин давится воздухом от неожиданности, крупно вздрагивает и поджимает губы. Интересно, что он скажет? Разве ему есть что сказать?       Интерес перевешивает логику; он замирает на секунду, затем тянет иконку вправо.       — Эй, — зовёт хрипловатым голосом Ёнджун, пуская мурашки по спине, — мистер недотрога, впусти в дом. Тут ужасно холодно.       Грубо. Бестактно. Надменно. Всё в стиле этого чудика. Что Субин вообще ожидал?       — Хён! — кричит Бомгю на фоне, и Субин слышит тихий смешок Ёнджуна прямо возле своего уха. — Мы принесли еду, я уверен, что ты не кушал. Впустишь?       Сердце сжимается: всё ещё есть люди, которым не всё равно на него.       Субин отлипает от стены, неуверенно хватается за ручку двери, но пересиливает страх и медленно тянет её вниз. Он вновь встречается с лисьим взглядом и слабой улыбкой, внутренне вздрагивая. Бомгю внезапно падает на Ёнджуна, а тот без промедления ловит его за живот, не меняясь в лице. Субин удивлённо хлопает глазами от такой картины. Когда они успели так сблизиться?       Бомгю ярко улыбается, щурится и шелестит пакетами с едой. Запах жареной курицы будит давно спящий аппетит. Бомгю беспардонно перешагивает через порог и налетает с объятиями, повисая на его шее. Субин тихо выдыхает, накрывает ладонями чужую спину и несильно прижимает ближе. Он давно не обнимался, в последний раз это было в скейт-парке с тем же Бомгю.       Ёнджун стоит в стороне, с интересом наблюдает за ними и наклоняет голову вбок, когда Субин смотрит на него.       Его глаза несправедливо красивые.       — Ладно, — на выдохе говорит Субин, отстраняясь от Бомгю, — заходите уже.       Это было адресовано скорее Ёнджуну, ведь он единственный, кто остался за порогом.       Бомгю по-хозяйски заходит на кухню и начинает разбирать пакеты. Субин видит, как он кидает взгляд на холодильник, но не подходит к нему, справедливо полагая, что при всём желании ничего там не найдёт. Курица выглядит так вкусно, что Субин впервые за несколько дней ощущает голод.       Он сглатывает.       — Бомгю, — неуверенно зовёт он, боясь поднять взгляд, — мне надо на работу.       Дом становится гораздо теплее с появлением этих двух, холод отступает ненадолго, снисходительно позволяя насладиться мимолётным теплом. Однако Субин не может. Ему нужно идти на работу, жить в своей рутине и не высовываться лишний раз. Не выходить из зоны комфорта, даже если она ничерта не комфортная. Так удобнее, привычнее. Безопаснее.       Ёнджун рядом цокает.       — Ты вчера не пошёл на работу, — в его голосе просачиваются скучающие нотки, — в чём проблема сделать так и сегодня?       Субин хмурится.       Куда делся вчерашний мягкий Ёнджун, который вытянул его из толпы, привёл в тихое место, купил банановое молоко и даже предложил пойти с ним? Субину теперь интересно, куда его хотели увести. Опять противоречия; он так устал от этого.       — Хён, — несправедливо мягко тянет Бомгю, прекрасно зная, как такой тон голоса на него влияет, — тебе стоит отдохнуть. Хоть раз.       Ощущение, будто Субин давится. Непонятно чем, но давится так сильно, что возможность дышать кажется каким-то нереалистичным сном.       Ему чудится, что взгляд Ёнджуна смягчается, плечи расслабляются, и уже нет той бестактной грубости. Субин ненавидит запутанный клубок из собственных чувств, который невозможно распутать.       Он такой голодный. Возможно, это касается не только еды.       — Ладно.       Маленький кусок горы на его плечах отламывается и ухает куда-то вниз.

***

      — Джуни-хён! — драматично восклицает Бомгю после того, как они уже поели и прибрались. — Я опаздываю на собеседование!       Ёнджун поворачивает к нему голову и скептически вздёргивает бровь. Он сидит на диване, полностью расслабленный и безмятежный, будто находится у себя дома. Субин почему-то не может оторвать от него взгляд.       — Я тебя предупреждал, — говорит Ёнджун, но не злорадствует, как ожидалось.       Подождите. Собеседование?       — Что за собеседование? — недоумённо спрашивает Субин, впиваясь взглядом в Бомгю.       Улыбка на его губах застывает, и что-то внутри Субина холодеет от этой картины.       — Я забыл тебе сказать, — неловко начинает Бомгю, вплетая пальцы в свои густые отросшие волосы. — Наткнулся на объявление в интернете. Вот решил попробовать.       — А что за работа?       — Воспитатель в детском саду.       Субину требуется секунда, чтобы переварить услышанное. Бомгю и воспитатель в детском саду. Бомгю и дети.       Катастрофа.       — Ну и чего ты сидишь? — вклинивается Ёнджун, скрестив руки на груди. — Тебе бы бежать уже со всех ног.       Бомгю впопыхах собирается, обнимает Субина на прощание и шлёт воздушный поцелуй Ёнджуну, который тот ловит и бездушно бросает на пол. Для полноценной драмы не хватает лишь слёз и клятв вечной любви.       Дверь за Бомгю захлопывается слишком громко, после чего следует звенящая тишина.       Они с Ёнджуном остались вдвоём. Наедине.       — Я пойду, — незамедлительно кидает он, после чего встаёт с дивана и скованными движениями направляется в прихожую.       Субин замечает, как Ёнджун наблюдает за ним и будто отслеживает каждую эмоцию на его лице. Всё это время он думал о себе, волновался тоже только о себе. Субин — тот, кто отрицает их связь и пытается найти отходные пути, не желая и мысли допускать о нити, связывающей их. Только теперь он задумывается о том, каково Ёнджуну. Возможно, ему тоже эта связь не сдалась. Иначе как объяснить его противоречивые действия? Сначала делает одно, а затем ведёт себя совершенно по-другому.       Даже сейчас его тянет к Ёнджуну так сильно, что находиться рядом с ним почти физически больно. Невыносимо.       Когда чужая фигура застывает возле двери, а пальцы сжимают ручку, Субина душит желание предложить проводить, пройтись вместе до круглосуточного супермаркета, поглазеть на небо, да даже посидеть на бордюре под тусклым освещением мигающего фонаря.       Субин не понимает, кто этого желает: он сам или проклятые законы мира, связавшие двух абсолютно разных людей?       Поэтому он проглатывает все слова, которые могут вылететь из него, и стойко смотрит в спину Ёнджуна. Чувство, будто он снова давится, противится судьбе.       — Мистер недотрога, — приглушённо зовёт Ёнджун, чем гасит давящие ощущения и разжигает искру раздражения. Вот это уже больше похоже на то, что испытывает сам Субин. — Пойдёшь со мной?       Нет, он берёт свои слова обратно. Субин задыхается.       Он ненавидит Ёнджуна. То, каким голосом это было сказано, с каким придыханием вылетело это предложение, окончательно придавливает его тело к земле. Зачем? Просто зачем?       Хочется прогнать.       — Не пойду.       В прошлый раз Ёнджун принял его ответ, развернулся и ушёл, ни разу не посмотрев на него. Сейчас он всё так же стоит к нему спиной, и Субин всецело уверен, что в этот раз ничего не изменится.       Однако Ёнджун оборачивается.       Смотрит на него грустными глазами, ничего не говорит, но ощущение такое, будто Субин слышит его мысли.       Почему ты так поступаешь?       Судорожный вздох срывается с губ, но он упрямо молчит, не отводя взгляда. Противостоять становится всё сложнее с каждой секундой зрительного контакта, ему кажется, что он готов сдаться.       — Пойдём со мной.       Шёпот, проникнувший в душу, разбивает одну из его выстроенных стен.       Субин зажмуривается, закусывает губу и опускает голову, не желая показываться в таком состоянии. Сердце трепещет — это больно. Страшно.       Доверять Ёнджуну так страшно.       Когда его ладони касаются чужие холодные пальцы, Субин вздрагивает и отдёргивает руку, отходя назад. Боже, он даже не услышал шагов в свою сторону — совсем потерял бдительность.       Ёнджун стоит прямо напротив, внимательно вглядывается и молчит. Его лицо расслаблено, брови не нахмурены, взор не разочарованный. Он будто понимает и ждёт, даёт время свыкнуться и принять решение.       Когда Ёнджун так близко, кожа не горит. Давящее чувство тоже куда-то испаряется, стоит им оказаться ближе друг к другу.       Ёнджун протягивает ему раскрытую ладонь, намекая вложить свою руку в его. Субин поднимает глаза и смотрит на него так внимательно, как не делал ни разу раньше.       Уголки его губ слабо поднимаются, и это та самая улыбка, которая мерещится Субину всё время.       Он вкладывает свою руку в чужую, вздрагивая от внезапного жара. Соприкосновение кожи к коже ощущается феерично. Область ключиц приятно покалывает, Субин не удивится, если чернильная надпись начнёт светиться.       Ёнджун сжимает его руку и тянет за собой на выход.       Плевать, что он выходит на улицу в растянутой серой футболке с логотипом неизвестной рок-группы.       Неужели они действительно соулмейты?