Антигерой

Виноградная плантация раскидывалась на склоне холма, часто утопая в ласковых лучах солнца. Ряды виноградных лоз тянулись до самого горизонта, их зеленые листья были обвиты сладкими гроздьями с сочными ягодами, готовыми к сбору. В воздухе витал аромат спелых виноградин, смешивавшийся с нежным запахом трав и земли. Весь пейзаж был залит золотистым светом, создавая атмосферу уюта, которую мог бы оценить каждый, кроме Панталоне. Он выглядел усталым и изнеможенным. Работая на Ди-Люка, который никогда не проявлял особой заботы о своих рабочих, делец не раздумывая сгибал спину и начинал собирать урожай. Солнце било в лицо, заставляя пот течь по лбу, а руки отчетливо ощущали грубость лоз. Лоне вновь и вновь тянулся к гроздьям, отрывая их с ладонями, покрытыми соком винограда. Каждый день эта рутина становилась все более и более изматывающей, и с каждой гроздью он чувствовал, как уходит его радость. Рядом с ним, как бы в контраст к его тяжким усилиям, беззаботно нежился его белый кот — Альбинос. Ласково свернувшись клубком, он устроился на теплой земле, позволяя солнцу греть свою шерсть. Альбинос не беспокоился о сборе урожая, его жизнь была полна простых удовольствий. Писатель часто смотрел на своего кота, и эта картина дарила ему краткое облегчение, заставляя на мгновение забыть о своих заботах. Он завидовал своему пушистому другу — у Альбиноса не было обязательств, только бесконечное наслаждение. Несмотря на свою усталость и разочарование, Панталоне не мог не улыбнуться, глядя на своего питомца. Простая жизнь Альбиноса шептала ему о том, что, возможно, однажды он тоже сможет отдохнуть от всех своих забот и наслаждаться простыми радостями. Но сейчас он продолжал работать, ощущая тяжесть каждого дня, и лишь надежда на лучшее подбадривала его душу. Панталоне тяжело вздохнул, всматриваясь в бескрайние ряды виноградных лоз, которые, казалось, тянулись в бесконечность. Его взгляд стал моментально туманиться, и он, не замечая этого, заглянул в свою душу, где заблудились яркие образы и чувства, навеянные его настоящим миром. Забыв о сложной реальности сбора груза со спелых гроздей, он начал шёпотом зачитывать строки из одной из своих историй, словно искал утешение в словах, которые когда-то дарили ему радость и вдохновение. —…И когда наступила ночь, звезды словно высыпались из чаши небес, озаряя мир своей волшебной красотой. Главный герой — Эфир, потерянный в своих раздумьях, пытался найти путь среди темноты. Он чувствовал, как его душа жаждет свободы, как ветер шепчет ему на ухо, обещая неизведанные дали и рискованные приключения… Его голос стал тихим, настолько что уносил его к воспоминаниям о том времени, когда он сам был творцом своих рассказов. В его истории все шло так, как он это представлял: яркие встречи, страсть, неожиданные повороты. Но теперь, в этом долгом, утомительном дне на плантации, писатель понимал, что реальность неумолимо уводит его от его мечтаний. —Но, как всегда, он был связан невидимыми нитями с прошлым… — продолжал он, помимо себя погружаясь в мир слов, который создавал, вдохновлялся и жил. Он моментально освоился в этом мире, оставив позади зной и усталость, но в душе его таилась настойчивая тоска по собственным вратам жития, которые теперь закрылись. Внезапно, прямо над его шепотом, раздался голос: —Это ты сам придумал? Девятый резко повернулся и застыл, уставившись на Альбиноса, который важно выпрямился, будто бы в ответ на вопрос. Его белоснежная шерсть сверкала на солнце, и кот смотрел на него с неподдельным любопытством, как будто понимал каждое слово. Лоне помотал головой, чувствуя, как его разум начинает сбиваться с курса. —Ну, конечно, он не может говорить,— пробормотал он, немного разочарованный, но потом невольно усмехнулся, осознав, насколько странно звучит его собственная мысль. Это могло быть лишь иллюзией, результатом длительного пребывания на солнце и монотонного труда. Человек, уставший от работы, начинает слышать и видеть вещи, которые не существуют. Он вернулся к своей мысли, стараясь не зацикливаться на голосе, который, казалось, прошептал ему вопрос, который он так долго ждал. Но ощущение легкой глупости уже не покидало его. Панталоне снова взглянул на своего кота, который уже устроился обратно, как будто ничего и не произошло. —Наверное, мне пора сделать перерыв, — произнес он вслух, размывая границу между реальностью и фантазией, которая так часто спутывалась в его голове. Может быть, это и есть настоящий вдохновляющий момент — задаться вопросом о тех историях, которые он создает, и о том, как они влияют на его жизнь. Писатель, ощутив нарастающую усталость, потянулся к своей корзине и, оставив там последние гроздья винограда, решительно направился к тени старого оливкового дерева. Ему нужно было немного отвлечься, перечеркнуть монотонные рутинные заботы, хотя бы на несколько минут. Он знал, что иногда стоит просто уйти, оставить дела и дать себе время на раздумья. Альбинос, оставшись на месте, уставился следом за уходящим хозяином. В его ярких глазах застыло чувство вины и отчаяния. —Почему я?! — думал он, проклиная себя за этот непростительный поступок. В момент, когда он заговорил, он нарушил невидимый договор, который сложился между ним и Дотторе. Он, кот, самый обычный кот, должен был оставаться молчаливым свидетелем и верным спутником. Но внезапно, в порыве чувств, он нарушил правила. Его голос пробился сквозь привычное молчание, когда он поинтересовался, создан ли этот мир сюжета лишь воображением Лоне. Он понимал, что не имел права на такие слова, особенно в тот момент, когда делец искал утешение. Омега закрыл глаза, погрузившись в мир самобичевания. Он чувствовал, как растет его горечь, что нельзя разрушать гармонию, которая установилась между ними. —Я не должен был это говорить, — шептал он про себя. — Я — просто кот. Как я мог надеяться, что мои слова вообще достойны внимания? В его уме возникали образы тех дней, когда он играл роль безмолвного защитника, когда его присутствие давало Панталоне небольшое утешение, не требуя ничего взамен. Вздохнув, питомец, открыл глаза и взглянул в сторону своего хозяина, который уже скрылся в тени дерева. Он ощущал укол стыда за свою легкомысленность. В этом мире, наполненном заботами и стремлением к великим мечтам, он был просто поклонником, свидетелем, наблюдавшим за тем, как его Лоне пытается найти себя. А теперь, благодаря ему, всё стало сложно. Альбинос понимал, что его легкомысленный шаг повлечет за собой последствия, которые могли бы быть ужасными. Если бы Дотторе узнал о его проступке, его гнев был бы неописуемым. Образ этого строгого и непреклонного человека сразу же встал у него перед глазами. Он не играл в шутки и не оставлял проявления слабости без внимания. Омега знал, что Дотт ценил порядок и молчание — и любое отклонение от этого был бы воспринят как предательство. —Если я хоть раз упомяну, что заговорил с Лоне, — размышлял кот, — Создатель превратит мое лицо в фарш, не задумываясь ни секунду. Эта мысль вызывала в нем дрожь. Образ его разорванной на кусочки сущности, как будто он уже ощутил холодное лезвие ножа на своей шерше, стал невыносимым. Маг, с его холодным, проницательным взглядом, всегда вскрывал любые несоответствия. «Ты — просто кот, Омега», — говорил бы он с тем присущим ему пренебрежением, бодро шагая к нему с намеком на расправу. И с каждым словом гнева, сжимая кулаки, он бы, вскоре, не оставил бы от Альбиноса ничего, кроме кусочков его гордости и молчаливой преданности. Клон понимал, что его существование зависело от баланса, который он сам же нарушил. Смотрев вдаль, куда ушел Панталоне, он ощутил, что та невидимая нить, связывающая его с хозяином, могла потерять свою прочность. Но в то же время, ему не хотелось бояться. Он молчаливый защитник, его призвание было оставаться в тени, но в этот момент, между мыслью о возможном наказании и желанием быть рядом с тем, кто понимал его без слов, он оказался на грани. Эта мысль не оставила его в покое, жизненно важная правда: его место здесь, рядом с Панталоне, было единственным спасением от гнева Дотторе. Но теперь, когда он сам сделал шаг к нарушению редкой гармонии, он не знал, что его ждет в будущем — лишь одна мысль беспокоила его: как снова вернуть все на свои места, прежде чем станет слишком поздно. Но в этом внутреннем смятении одна мысль все же подавляла другие — Писатель, возможно, просто подумал, что ему показалось. —Если бы он только знал…— шептал себе Альбинос, утирая лапкой морду. Эта надежда, хоть и хрупкая, давала ему необъяснимое успокоение. Может быть, Панталоне не запомнил его вопрос, не связал его с живым голосом, а просто воспринял как нечто, извивающееся в своей фантазии, как и многие вещи, которые его воображение выдаёт, когда он погружён в свои размышления. Омега старался зацепиться за эту мысль, как за спасательный круг в бурном море.