Двенадцать сессий Одри.

Одри нервно перебирала карточки: она ждала Малека. Глаз привык уже настолько, что даже не цеплялся за изображенные на карточках человеческие лица: симпатичные и не очень. После несчастья, что случилось с Рут, комиссия по врачебной этике ясно дала понять: на тормозах произошедшее спустить не получится. Да, Рут не была пациенткой Малека, но все-таки говорила с ним в ночь перед… перед тем, как добровольно покинула этот мир. Комиссия негодовала: как такой дипломированный специалист, уважаемый А, член-корр. В, заслуженный С и проч. и проч. доктор Малек Синнер не смог подобного предотвратить. Возможно, для лишения лицензии, самоубийство бывшей подружки - основание недостаточное, но чтобы «усомниться в квалификации» - вполне. Так, волей председательницы комиссии, Малек оказался «клиентом» Одри. Ведь профессор сам недалече как несколько недель ратовал за Одри всеми правдами и неправдами, утверждая, что она прекрасный специалист, его бывшая и самая лучшая ученица и проч. и проч. Кому доверить переподготовку, как ни ей? Тем более, что у комиссии были рычаги давления - всегда можно было пересмотреть дело Артура, которое и послужило поводом отобрать лицензию уже у самой Одри. Другого квалифицированного специалиста поди-заставь проводить еженедельные сессии целый квартал бесплатно и без возможности выбрать пациента самостоятельно. Так что Одри предстояло «принять» Малека порядка дюжины раз. После каждого полагалось составить отчет и направить его прямиком на рассмотрение комиссии. Дело ответственное. Одри пыталась убедить Малека настряпать липовых отчетов и раз в неделю просто-напросто их засылать - без сессий - но Малек, неожиданно и полностью противореча своей собственной натуре, вдруг заявил, мол, о лицензии своей он заботится и рисковать ей совсем не намерен. Да и «почему бы не провести время в компании красивого и талантливого доктора медицины Одри Браун». Что ж, если Малек хочет настоящих сессий, он их получит. Если он думает, что из последующих двенадцати занятий, все будут проходить, как первое (скорее даже нулевое) - пробное - и они вдвоем просто обойдутся разговорами по душам, то профессор сильно заблуждается. Хочет пригласить на свидание - пусть зовет в ресторан (нормальный, а не с сумасшедшим шеф-поваром, нарушающим все возможные Французские законы) или в шато на дегустацию вин, тогда и получит личное общение. А психиатрическое консультирование останется в рамках профессионализма. (У Одри были некоторые подозрения, не попросил ли Малек сам председательницу комиссии о подобном «наказании» - уж очень она любезно относилась к провинившемуся профессору, да и «наказание» таковым оказалось скорее для Одри). Так, к первой их настоящей сессии Одри готовилась практически всю неделю. Перебирала разные методики, позволяющие оценить личность человека, который был таким же «оценщиком» сам. Задача не из простых - Малек наверняка знаком практически со всеми опросниками и знает, как в них лгать. Поэтому Одри пришлось изгалиться: подобрать методику, которой соврать просто невозможно. И остановиться девушка решила на тесте Сонди. Да, профессор наверняка рассмеется, когда увидит рисованные портреты - классический тест Сонди давно признали псевдонаучным. Но. Это не значит, что он не работает вовсе. Кое-что выяснить все же поможет, тем более Одри его доработала. Она не будет предоставлять Малеку выбор из наборов по шесть лиц, она попросит его описать эмоции, вызванные каждым. Это поможет сделать выводы об эмоциональном интеллекте, да и даст посмотреть, насколько профессиональная деятельность въелась в его душу. И хоть был намечен строгий план, Одри не могла не переживать: как все пройдет? Мялась, изводила себя, то и дело глядела на стрелки часов. Нарезала круги по комнате: от двери к окну и обратно. То открывала, то закрывала последнее, не в силах разобраться: то ли ее бросает в жар от волнения, то ли в помещении и впрямь жарковато. Парнишка в синем костюмчике, что монтировал высоковольтные провода, даже стал косо поглядывать в сторону вечно хлопающей форточки: с придурью, мол, хозяюшка. Тревожности прибавилось - еще эти работы во дворе! А если решатся сверлить? О нормальном приеме тогда можно забыть… В дверь позвонили - Одри вздохнула. Какая-то часть ее до последнего надеялась, что профессор не придет. В последнее время между ними все так непонятно и сложно… Они договорились на секс без обязательств. Потом Малек сказал, де, ему Одри наскучила, и попросил ее отъебаться. И вот, на той самой «пробной» сессии вдруг выясняется: он отчего-то к ней привязался и его это пугает. Одри испытывала то же самое. Он ей нравился и, кажется, теперь ей хотелось с ним не только ебаться. - Профессор Синнер, рада Вас видеть. Проходите, - Одри натянуто улыбнулась и жестом пригласила Малека внутрь. - Взаимно, - а Малека ситуация забавляла. Веселили и попытки Одри сохранить профессионализм. Интересно, надолго ее хватит? Устраивать сеансы в гостиной Одри не решилась - не хотелось, чтобы кто-либо из Астрейцев зашел ненароком. А потому выбора особенно не было: им с Малеком пришлось расположиться в ее собственной комнате. Благо площадь и обстановка позволяли. Одри даже притащила из Икеи нечто, похожее на кушетку. - Я подготовила несколько методик для оценки Вашего психологического состояния, мистер Синнер. Хочу разобраться: кто Вы на самом деле? Хочет любезничать? Ну пускай. Чем бы дитя не тешилось - лишь бы не вешалось. Впрочем, в свете последних событий - не самая удачная поговорка. Малек решил подыграть: - Делайте, что считаете нужным, доктор Браун. Одри засуетилась в попытках вынуть одну из карточек. - Можете описать, что Вы видите перед собой? Малек вгляделся в картинку. Она же это несеръезно? Нет, Одри слишком умна, чтобы применять методики пятидесятых годов, иначе она только и лечила своих пациентов, что лоботомией. Скорее всего, у нее свои скрытые мотивы. Малек привык быть оцениваемым, но под пристальным взглядом Одри все казалось другим. Когда оценивает она, почему-то результат становится так важен... Малек вгляделся в карточку: - Что я вижу перед собой? Мм… Красивую девушку - я сейчас рискую, давая подобный, явно позитивный, комментарий, да? - так или иначе, девушка объективно красивая, сосредоточенная. Взгляд направлен вправо - что это может значить? Может, всего-навсего, ее oculus dominans - правый, и мозг предпочитает сигналы правого полушария… - Одри молча фиксировала, все сказанное Малеком. Девушка на изображении, которое она показывала, действительно была ничего такая. Грустная, внимательная. Малек отвечает точно, не распыляется, однако, предпочитает научную медицинскую терминологию простой человеческой. Думает, она глупая и наивная бывшая студентка, не казавшая носа на лекции, но что-то она да умеет. По крайней мере вывод, что скрывать эмоции для Малека - не цель, а привычка, она уже сделала. Он сразу дал оценочное суждение «красивая» - знал, что большинство людей мыслят так, и решил обозначить позицию, чтобы отделаться. Но нет, дорогой, не выйдет. Малек же продолжал: - А может, что она стесняется посмотреть прямо перед собой и встретиться с кем-то глаза в глаза? В общем, занимательная дама, она мне нравится - так же нужно отвечать в этом тесте, да? О, и еще: у этой девушки в руках портрет какой-то давно скончавшейся психически больной. Щеки Одри немедленно вспыхнули. - Как непрофессионально: флиртовать с собственным психиатром, доктор Синнер… - Не нужно стараться быть святее Папы Римского, Одри. Из уст девушки, которая однажды пришла на прием под предлогом несуществующих синяков, якобы нанесенных во сне, подобные фразы совершенно неуместны. - Я клянусь! - Одри всплеснула руками, карточки посыпались на пол, украшая палас россыпью глаз, носов и ртов. - Синяки были! Я не пыталась тебя соблазнить! - Ну разумеется… С Малеком так всегда. Все, что планировала Одри, опять покатилось в тартарары - когда рядом он, игра, как бы Одри не старалась, идет на его поле, по его правилам. Какой уж тут профессионализм?! Малек снова вывел ее на эмоции: надавил на больное, на те странности, что время от времени происходили с ее психикой. Или не психикой? Каков же черт. - Чего ты добиваешься, Малек? Я предлагала тебе накалякать отчетов без сессий - ты отказался. Не хочешь рисковать лицензией! Хорошо, я подготовилась: подобрала методики… - Малек ухмыльнулся. - Но ты рушишь все границы профессионального отношения. Я тебя не понимаю. Профессор лишь пожал плечами: - Я тебя тоже. Разве не понятно, чего я добиваюсь, Одри? Тебя. Мне почему-то нравится с тобой разговаривать. Хочу узнать тебя чуть ближе, вот и все. - Погоди, проверю, заперла ли комнату для бли́зкого знакомства, - вернулась Малеку его же шутка. Да с какой страстью и пылом! Одри ждала подобной возможности целую вечность, и теперь удовлетворенно наблюдала за жертвой собственного юмора. Но профессор ничуть не смутился, лишь цокнул. И одарил нежным кошачьим прищуром. Удовлетворение с лица Одри постепенно начало стекать, как грим отпахавшей смену танцовщицы. Хорошо, снова победил ты, рад? Признавая поражение в словесной перепалке, она опасливо поинтересовалась: - Но мы же и так говорим… Зачем все это? - Одри, я хочу узнать тебя, а не содержание учебника Мéлона. Говорим не «мы с тобой», как ты выразилась, говорят две сборных солянки из статей, пособий и монографий. Ты, думая что узнаешь «меня», задаешь «мне» вопросы. Я, пытаясь отгадать «тебя», подбираю к ним ответы, сообразно своим знаниям, и смотрю за «твоей» реакцией. Это бесконечное перетягивание каната, бесконечная Платоновская пещера. И, со всем уважением, но мне кажется, у меня опыта будет побольше. Но я не хочу канат, Одри. Я хочу тебя. - В каком смысле? - обессиленная, она ляпнула лишь бы сказать хоть что-то, заполнить пустоту, одновременно с этим принявшись поднимать с пола злосчастные карточки. - Господи, Одри, да во всех. Ее руки дрогнули, так что все листы чуть не просыпались вновь. Только чудо и нежелание упасть в грязь лицом перед Малеком помогли ей в последней момент удержать стопку. «Н-да, слова «Малек» и «лицо» вместе вызывают совсем другие ассоциации… Боже, Одри, о чем ты только думаешь?» - мелькало в голове. В мире же материи она собрала все свои дюжинные актерские способности, чтобы подойти к профессору с безразличным лицом. Как можно ближе - как любил делать он, беспардонно вторгаясь в личное пространство собеседника. - И ты еще говоришь, я́ тебя соблазняю? - их лица в десятке сантиметров друг от друга. Малек даже усмехается: по-доброму, отечески гордо: «этому я ее научил!». - Я никогда не утверждал, что процесс односторонний. Впрочем, кожаная юбка явно перетягивает одеяло на тебя, - Малек облизнулся и подался вперед. Пять. Только пять сантиметров. Одри хочет отпрянуть - с такого расстояния даже зрение сфокусировать невозможно! - но одергивает себя. Нет, она не спасует. Заставит его сдаться первым. - Одеяло? Что, под ним грехов не видно, да? - она сглатывает, во мельчайших подробностях - вплоть до запаха и звуков - представляя эти самые «грехи». Движения гортанного выступа быстро выдают ее волнение, но Малек не замечает. Какая же у нее все-таки изящная шея! Кончики пальцев пронзает неприятное покалывание - так хочется прикоснуться… - О каких грехах речь? Бьюсь об заклад, не о чревоугодии. И он тысячу раз прав. Угождать сейчас Одри хотелось отнюдь не чреву. Еще чертов Малек принялся поправлять галстук. Он выше ее, так что смотреть оставалось либо на легко расправляющиеся с узлом руки (Одри даже закусила губу: блять, эти руки с другими узлами должны работать, с нервными. Ее нервными узлами…) либо опустить взгляд, вперившись… ниже. Туда, где в тусклом свете комнаты поблескивала бляшка ремня. Между ними столько произошло, и ей - видит Бог - хочется поговорить, хочется провести нормальную сессию!, но Малек доводит ее до состояния тремора. Намеренно. Еще немного, и от вожделения начнут трястись ноги. - Ты хорош в теологии, профессор Синнер. Скажи мне, что это за грех: когда человек отчаянно что-то внутри себя скрывает, не решаясь показать никому. Прячет себя за маской: похоти ли, отстраненности, еще чего. Тщеславие? Самооправдание? Ослепление ума? - Не знаю, Одри, - Малек наклонился совсем близко, не осталось и тех пяти сантиметров. - Тебе виднее: каково это? Хотеть чего-то, желать так отчаянно, но претыкаться о собственную гордость? - его губы замерли в миллиметре от ее, рука плотно легла на бедро. Одри так хотелось, чтобы она скользнула под юбку - и не хотелось одновременно. Правильно сказал, черт - она «претыкается о собственную гордость». Стоит ему обнаружить, насколько намокли ее трусы - вся спесь слетит с нее моментально. И вот, когда он уже почти… нежный серебристый тенор-баритон прямо ей на ухо шепчет: - Постони, Одри. И громко. Что? И он вот так ее попросит? Вместо того, чтобы застáвить стонать? Но с ним спорить невозможно. Окончательно вынеся свою гордость на помойку, Одри протяжно и нежно стонет, одновременно покрываясь пунцом. Плавно ведя своими руками, прижимает ее к стене. И вновь тихо так говорит, мягко и приторно: - Прости мне маленькую шалость, - руки сразу привычным жестом направляются по карманам. Будто ничего и не было. А… А дальше? - Хотел смутить твоего поклонника. Но, кажется, не удалось - он стал смотреть лишь внимательней. Аккуратно погляди в окно - через зеркало. На монтажера. Видишь? Он, кажется, за тобой следит. Что, у бедняжки Артура появилась достойная смена? Одри покосилась на зеркало. Теперь они стояли так, что со стороны их не видать - и паренек уже открыто пялился в окно. В окно ее спальни! Блять. Только этого ей не хватало. Опять слежки, интриги, опять что-то происходит. А ведь она только понадеялась наладить свою личную жизнь…