Бесконечное замкнутое

      Арсений сквозь умиротворяющий сон почувствовал, как ему на лицо упало слишком много солнечных лучей, что заставило его начать пробуждаться.       Едва он проморгался и сфокусировал взгляд, как услышал рядом равномерный голос Антона:       — Тебе снятся хорошие сны, Арсений.       Он ничего не понял. Мало того, что его мозг в принципе имел привычку претерпевать некое мыслительное короткое замыкание по утрам, а после вчерашних бурно проведенных часов серое вещество и вовсе коротнуло так, что вот-вот готово было, вопреки всему, полыхнуть.       О Боже...       Это всё не было сном.       Он до сих пор здесь, в этом, как его там, Закулисье, с человеком, которого он не знал еще, черт бы побрал эти странные временные рамки, пусть будет — до вчерашнего дня — хотя, по ощущениям, прошло не меньше недели его бесконечных скитаний. Бесцельных скитаний.       Ничего не кончилось.       Со стоном неясного отчаяния и растерянности он собрал в кучу конечности с пола, обнаружив, что всё это время они спали на белых плитках, какие обычно кладут в ванной, но при этом ничего от жесткости столь необычной спальной поверхности затекшей болью в теле не отзывалось.       — Что это за место? — Арсений вертел головой, рассматривая чудные по своей архитектуре белые колонны вокруг, состоящие из мелкой белой мозаики. Затем он прислушался и уловил течение, плеск и скользкий перелив воды.       — Это бассейн, уровень тридцать семь. Всего два раза был здесь. Давно ничего не снится, истощился на такие способы перемещений после того, как после последнего кошмара попал не на уровень, а в ебанный ад для человека с клаустрофобией, перемещаясь по ужасно узкой вентиляции, где даже сердцебиение отдавалось в железные листы, пока не вывалился оттуда через решетку на второй уровень.       Если в мире всего было три вещи, которые можно делать, то Арсений предпочел в этот момент смотреть, как горит огонь или слушать, как течет вода, а не слушать, как Антон нагружает его тонной новой информации о своих насыщенных путешествиях на едва ли проснувшуюся голову.       Арсений заметил, что обе его руки двигались без ограничений — значит, Антон отвязал белый кусок пояска до его пробуждения. Интересно, как давно тот проснулся сам?       — Если коротко: это безопаснейший уровень, здесь нет сущностей на обычных глубинах бассейна, а в воронки и тоннели мы не полезем, потому что нам незачем. Ты бы знал, как я спокоен сейчас от нахождения здесь, хотя бы потому, что вода здесь, типа, как валерьянка и вода Лазаря одновременно — успокаивает и исцеляет, если в ней полежать. Поэтому и говорю, что тебе снятся очень хорошие сны, Арс.       Арсений еще не находился в стадии столь долгого нахождения здесь, чтобы искриться от энтузиазма так же ярко, как Антон, взявшийся за расшнуровку ботинок.       С новым днем, точнее, по пробуждении и переваривании всего того, что уже успело случиться, он обнаружил в себе только расползающуюся в сердце черными венами дыру страха. Пока что в нее можно было ткнуть пальцем, но если она начнет разрастаться, он и вовсе бесследно испарится в ней.       Уж лучше бы он оказался в коме. С той травмой, которую он мог получить после падения с какой-то там ступеньки, он едва ли в ней пару дней провалялся бы, а здесь еще неясно, сколько ему блуждать между уровнями этими треклятыми...       Но он выберется. Обязательно. Как иначе.       — У-у, вижу, месье не в настроении после нежного пробуждения. Круассан к завтраку и не торчащие нитки под погонами на форме могли бы поправить грустную мордашку... — Антон остановился в расковыривании шнурков своих ботинок, обращаясь к нему глазами, искрящимися всё той же, никуда не девшейся за время казавшегося долгим сна, насмешкой.       — Какой у нас план действий? — Арсений не спешил поддаваться издевкам с первой же минуты, проглотив все всплывшие в голове как по сигналу резкости, которые, по правде, тут же встали поперек горла.       — Не хочешь искупаться? Глядишь, отпустит.       Арсений искривившимися губами и жестом разведенных ладоней показал, что пока откажется.       Антон снял берцы, завернул в них носки и встал, являя собой фигуру решимости отправляться в путь.       — У тебя нет арбалета. — Заметил Арсений когда тот повернулся спиной и направился к мраморно-белой лестнице, уходящей в потолок.       То умиротворение, которое Антон упомянул пару минут назад, и вправду скоро начало окутывать его махровым халатом. Либо же он, как это называлось, «раздуплился» со сна.       Его восхищали уходящие в бесконечную высь колонны, на которые неясно откуда падал теплый свет, лишь похожий на предзакатно-солнечный, ведь солнца здесь точно не было, как и не было ни одного темного угла, где скопление теней вызывало бы опасение.       Арсений чувствовал себя безопасно. Он чувствовал эмоциональную передышку.       — Да, я заметил. Это ничего, он сам меня найдет, я уже проходил это. Нам нужно будет вернуться туда, к офисам, по возможности скоро, чтобы отвести тебя к лагерю. Но прямого выхода отсюда к нему нет, поэтому посмотрим по обстоятельствам. — Антон спрыгнул с белых мелких квадратиков, которыми было устелено всё в этом месте, и начал передвигать ногами по воде.       Последовав его примеру, Арсений тоже ступил чуть ниже колена в мятного цвета воду, блестящую на этом загадочной природы свету. А еще непонятно было, откуда в бассейне имелось течение, почему вода приятно гудела, исходила рябью и плескалась, когда для этого не было никаких ни природных факторов, ни механических в виде стока, фильтров и других подобных приспособлений. В принципе, он уже почти переставал задавать все вопросы, содержащие «зачем и почему», когда дело касалось этого своеобразно-бредового места.       — Тем более у меня есть нож, не писяйся.       И как Арсений не спросил себя, когда тот снимал ботинки, куда делось лезвие, вчера не совсем привлекательно маячившее у его глаз перед сном?       Этот крендель перепрятал его опять просто-напросто куда-нибудь еще, как пить дать.       — Я заметил, что он у тебя есть. — Вся язвительность, которую он доселе попытался проглотить, начала выплевываться из него с шипящими звуками. — Ты ж с аурой главного героя в боевике, вытаскивающего из ниоткуда огнестрел, винтовку и десяток наганов посреди битвы. Надо еще твои трусы проверить, вдруг там целый ящик гранат припрятал.       Антон поднялся по закручивающейся лестнице и, расхлябанно опираясь на ее перила, вдруг подмигнул ему:       — Нет, в трусах только всё свое, что ношу с собой. Если настаиваете на проверке, всегда подле вас, месье гусар. Распоряжайтесь, как захочите.       Арсению захотелось столкнуть Антона в воду с этой лестницы, чтобы слова, произнесенные таким флирт-тоном больше никогда не покидали этого нагло улыбающегося рта. Сконцентрироваться пришлось с нечеловеческой силой воли, но голос всё равно сорвался:       — Я не буду дальше спрашивать ничего про это! И вообще, мне тоже нужно оружие. — Он дождался, когда Антон наконец отомрет от своей соблазняющей весь уровень позы, и поднялся по лестнице следом.       Как он уже упоминал, география и физика этих мест поражала. Когда они находились внизу, окруженные со всех сторон и плоскостей только просторами бирюзовой воды, потолок казался недосягаемым, но стоило им подняться по винтовой лестничке едва ли с двадцатью ступеньками, как они попали в такое же бесконечное количество бассейнов разной глубины, выстроившиеся длинными витиеватыми коридорами.       — Прости, если попадем на уровень 1812-го года, обязательно захватим тебе сабельку. А пока что ничего не могу предложить. — Антон, естественно, шедший впереди, развернулся, демонстративно разводя руками и поджимая губы.       Мысль столкнуть его в бассейн, только на сей раз более глубокий, для Арсения всё еще не менялась в степени своей привлекательности.       — У тебя шутки, как у моего бати. — Арсений нарочно со звуком поправил полы своего кителя, звеня позолоченными пуговицами и прочими нацепленными висюльками. Хорошо, что он хоть не в имеющейся у этого костюма высокой шляпе чебурахнулся, сколько бы тогда тупорылостей еще наслушались его уши от этого чуда, пахнущего цирком, вообразить сложно.       — А че ты тогда с них смеешься? — Этому засранцу даже не надо было поворачиваться, чтобы Арсений прекрасно увидел, как лукаво растянулись его губы при этом вопросе.       — Ты перепутал смех с неловким покашливанием.       Антон ненавязчиво поравнялся с ним и положил руку на плечо, аккуратно сжимая ткань кителя:       — В следующий раз обязательно буду рядом, чтобы постучать тебе по спинке.       Арсений тут же скинул с себя это очередное проявление наглости.       Сам же сказал прошлой ночью ему — не распускай свои руки — так чем он хуже?       Со смешком от столь выраженно-оборонительной выходки Антон снова ушел вперед, насвистывая что-то. Козлина.       Возможно, раздуплился он всё же не до конца.       — Что мы должны найти, чтобы выбраться отсюда? Ты так и не сказал, переводя тему на предложение поплавать. — Слушать плеск воды и ходить по теплым, прямо как и волшебная вода, плиткам было приятно, но любое удовольствие способно наскучить, если им злоупотреблять.       — А ты от него, какая жалость, отказался. — Антон остановился, развернувшись окончательно всем корпусом, чего не делал до этого.       Что Антона так в нем веселило постоянно, Арсений даже боялся спросить, но одним костюмом гусара дело точно не ограничивалось. Может, у него сопля в носу торчит, или он лишился бровей и клока волос на макушке, пока падал в это пространство? На крайняк — без объявлений о таких подставах прилипшая к жопе наклейка от батончика Баунти?       — А ты снова жульничаешь, не отвечая. — Чтобы казаться серьезным, а не чрезмерно настороженным, Арсений нахмурился, сдвигая — он верил, что целые и нетронутые, — брови.       — Почему, кстати? — Невинный взгляд Антона заставил его кольцо мышц, называющееся в простонародье очком, тревожно сузиться.       — Ты издеваешься? — Арсений фыркнул, натужно вежливо скрепляя ладони между собой. — Не хочу тратить на это время. И быть мокрым.       Антон сделал глубокий вдох, размял руки и, поставив их на пояс, обезоруживающе блеснул улыбкой.       Дело в дерьме.       Чересчур загадочное выражение лица поверх привычной маски клоуна вело их — его, в частности, — не к добру.       — Ну, времени у нас тут теперь с горой как предостаточно, а по поводу «не быть мокрым», так ты прости.       Арсений так и знал, жопу (без прилипшего фантика) ставил на то, что после этих слов тот резко толкнет его в воду.       Ничего, кроме «как же ты меня уже задрочил», он, выплывая из воды теплее, чем парное молоко, сказать про эту манду двухметровую не мог.       Однако не успел он отплеваться и убрать прилипшие к глазам волосы, как услышал, что Антон зачем-то сиганул следом.       — Ебать ты охуенный, — зло выцедил Арс, держась на плаву без движения в ту или иную сторону, только потому что в моменте пытался придумать план качественной мести этому куску самоуверенного веселья.       — Кто-то из нас должен быть таким. — Видимо, завидев, что после подобного заявления лицо Арсения приобрело несколько угрожающее выражение, Антон подтянулся к бортику и поспешил объяснить. — Отсюда нет выхода. Такого прямого, как лестницы и лифты — мы все-таки сюда из сна твоего попали. Нам надо типа утонуть.       Арсению после услышанного тоже потребовалось подплыть к бортику и найти в чем-то опору.       — Типа что, прошу прощения? — вымолвил он, не ошибаясь в том, что услышал всё, что было сказано Антоном, предельно ясно. Просто хотелось убедиться, что ему не показалось, что тот, как всегда, несет хуйню.       — Не прям утонуть, но лечь на дно бассейна и держаться там до тех пор, пока не начнем терять сознание от нехватки воздуха... Это еще в пределах адекватности для Закулисья, между прочим...       И его посыл кинуть его в воду наверняка заключался не в том, что он сам долбаеб, как Арсений думал, а потому что «быть мокрым» пришлось бы в любом случае. Он взял на карандаш, ага.       — Тот же хуй, только в другой руке. — Арсений провел рукой по влажным волосам, отмечая, как за этим действием неожиданно пристально проследили зеленые глаза.       Стушевавшись, он тут же оттолкнулся обратно в воду, готовый к тому, чтобы приступить к выполнению плана.       — Только не брыкайся, как ты любишь, окей? — шепот в спину призвал мурашки со всего тела Арсения к затылку, а уже в следующую секунду Антон, как обычно, без малейшего предупреждения обхватил одной рукой его туловище, другой — макушку, зарываясь пальцами в волосы, и погрузил их вдвоем на дно, удерживая их тела единым целым благодаря длинным рукам.       Не ожидая, что всё произойдет так быстро и подобным образом, Арсений не успел даже толком глотнуть воздуха, начав паниковать.       Железная хватка чужих рук вокруг его тела ослабла лишь в крохотный миг между реальностью и потерей сознания.

𓁹 𓁹

      Арсений с закрытыми глазами еле оторвал голову от ковра, оставившего мокрое пятно под волосами, спиной, руками и, вероятно, всем телом. Он в сонном полубреду потрогал свою одежду, обнаружив ее, как полагалось, насквозь промокшей.       Точно. Бассейн, дно, повсюду вода, чуть не попавшая в легкие, руки Антона, обвивающие тело, словно сетями водорослей...       Веки с трудом отлипли друг от друга, и глаза, вновь начавшие видеть, узрели перед собой Антона... наглаживающего... его шею?.. Или что он вообще делал, сидя перед ним?       — Пульс в норме, — тот выдохнул с облегчением.       Арсений дернулся назад, и чужая рука тут же исчезла. Как так получалось, что Антон который раз приходил в себя первым, он вновь начал спрашивать себя, не задавая вопроса вслух.       Заметив его зашуганность, Антон, прежде чем встать с колен и отойти на приличное расстояние, мягко прихлопнул его по щеке:       — Молодчик, живой.       Арсений готов был отгрызть себе указательный или любой другой палец собственными зубами, чтобы доказать свою правоту, но он лишь на короткую секунду, поймав зеленые глаза, заметил в них выражение, похожее на, о боже, волнение за него?       — Я в порядке. — Арсений сел, чувствуя лишь легкую дымку головокружения в голове.       — А вот я не очень.       Он обернулся, желая снова взглянуть в лицо Антона, чтобы обнаружить причину его не самого лучшего самочувствия, но тот в этот момент смотрел не на него, а обводил взглядом комнату. Ненароком пришлось сделать то же самое, ища подсказки в интерьере.       Существенно ничего там он не нашел. Вглядываясь в стены, покрытые позолоченными обоями и увешанные картинами, он скорее, наоборот, только сполна вкусил глазами роскоши, а не тоски.       Они будто переместились в восточный отель начала двадцатого века, картинки дорогих номеров которого он видел когда-то давно в журналах, оставленных на столиках поликлиник и парикмахерских, и в фильмах с подходящими для передачи колорита эпохи декорациями, косящими под такие богато обставленные номера. Однако он не брался спорить с тем, что вся эта мебель, по стоимости опережающая десять походов к стоматологу и пять — к психотерапевту, казалась ему неправильной и неживой. Но здесь, в Закулисье, насколько он помнил, всё наводило на него такое чувство.       — Мы в ужасающем отеле — это пятый уровень. Я был готов к тому, что нас выкинет на семерку, потому что это талассофобия, боязнь глубины, все дела, да и потому что там всё в воде, было бы логично оказаться в той же стезе, но нет... Блять, — тот шикнул и дернулся, ругнувшись.       Арсений не ожидал застать Антона в таком нервозном состоянии, поэтому не нашел ничего умнее, чем сказать:       — Да нормальный, вроде, отель, чего ты сразу «устрашающий»...       Антон повернулся к нему с улыбкой. Но не нормальной и теплой — такой у него в настройках губ вообще не было (по крайней мере, Арсений еще не видел), и не с типичной саркастичной ухмылкой, и даже не издевающимся оскалом, а с таким разрезом рта, который мог бы предвещать тот пробравший его кости смех, когда он впервые его увидел в манильской комнате, и это было чуть ли не первое, что он услышал от него с направленным в собственную голову арбалетом.       — Это достаточно сложный для выживания уровень, нам нужно покинуть его как можно скорее. Я уже закален всяким дерьмом, и мне всё равно не по себе, а у тебя вообще крышак знатно учучухать в якутские дали может. Он издевающийся, давящий без прямой опасности и нападения, выедающий постепенно, как муравьи труп младенцев. — Антон, тоже весь мокрый с момента их прошлых приключений, сел на кровать, покрытую шелковой простыней, подергал ногой, беспокойно встал, оставив характерный мокрый отпечаток своими штанами, но тот испарился прямо у Арсения на глазах, иссохнув за пару секунд.       Заметив его обескураженный взгляд и открытый рот, Антон объяснил:       — Здесь не бывает грязи и прочих пятен: она испаряется в течение, ну, минут десяти, как крайний срок, со всех поверхностей. Как будто что-то невидимое не допускает ее появления здесь и вечно убирает, убирает, убирает.       Арсений кивнул самому себе, ничуть не удивленный подобным поворотом, и вместо размышлений об услышанном, встал и начал расшнуровывать доломан, первым делом скинув с себя плащ, потом избавился от воротника, галстука и пояса, и только когда дело дошло до рейтуз, всё это время молча со стеклянными глазами отслеживающий каждое его движение Антон, на которого он всеми силами старался не обращать внимания, веря в то, что тот догадается отвернуться сам, а не по просьбе или из-за бросившегося в глаза вида смущенно загоревшихся щек, наконец соизволил встрять:       — Что ты делаешь? — спросил он, не шевелясь ни единой мышцей тела, не то что замершего с искривленными бровями лица.       — Раздеваюсь. — Впервые настолько ни к селу ни к городу доказывая свои слова действиями, Арсений, выливая из снятых ботинок воду, поставил их на пол и, сев на ту же кровать, спустил штаны, выпутавшись из ткани.       Неожиданностью для него оказалось и то, что Антон при всём этом спектакле с уклоном в эротику всё равно смотрел ему неотрывно только в самую темную часть зрачков, но делал это так напряженно, точно не пустить глаза в пляс путешествия по его телу удерживала только нечеловеческая сила воли.       — Не нуждаюсь в услугах субтитров для перевода твоих действий, у меня для этого есть глаза и мозг. Зачем ты раздеваешься?       Когда пальцы Арсения потянулись к кромке черных боксеров, Антон, закатив глаза, всё же повернул голову вбок, начав пилить взглядом изящное прикроватное бра из тонкого стекла, похожего по мутности цвета на хрусталь.       Арсений позабавил свое эго, посчитав, что выиграл игру в гляделки аж с таким неукротимым противником.       — Если у тебя есть мозг, то почему ты не мог сразу спросить зачем или зайти в переводе увиденного немного дальше верхнего слоя и понять, что я раздеваюсь, потому что хочу положить мокрую одежду на пол и подождать, пока она высохнет? — Арсений не нашел ничего лучше, чем стащить бордовую бархатную подушку с двуспальной кровати, на которую уселся, и прикрыть наготу ей. Да простит его этот кошмарный отель — или как там его называют из-за того ощущения оцепенения от страха, которое он на всех подряд наводит?       Он услышал задавленный прыск и, метнув взгляд на Антона, стоящего по-прежнему отвернувшись к светильнику. Однако даже такая не видящая Арсения во всём обзоре поза не мешала ему хихикать в кулак.       — Бля-я. — Он обратился лицом к нему, сделал два больших шага к кровати, буквально нависнув отвесной скалой, и скользнул сверху вниз не поддающимися описанию в силе полномочий над Арсением в этот момент глазами.       Бедная подушка, которую он со смятением прижимал к паху, испытала весь спектр эмоций и даже больше, когда он ладонью сжал ее, не понимая, зачем этот огромный вихрь противоречий и начавших щекотать внутри колючек так нагло примчался и нарушил его личное пространство, буквально раздавив своей высоченной фигурой.       — Трогай. — Антон поставил ногу на кровать в паре сантиметров от его оголенного бедра, сделав так, чтобы его колено оказалось на уровне застывшей без дыхания груди.       Арсений, отчаянно пытаясь понять, что все эти попытки в дешевую ролевуху значат, положил ладонь на его колено, поглаживая, потому что явно не вник во все правила этой игры — там инструкцию на каком-то кельтско-турецком положили.       Антон, искрививший брови, чтобы резко поднять их, комично округляя глаза, тоже мгновенно понял, что тот ничего не понял, нервно усмехнувшись после того, как немного понаблюдал за маршрутами его руки.       — Ничего, кхм, не замечаешь? — Лукавость его тона уже давно начала вызывать у Арсения неконтролируемый нервный тик, но в такой ситуации это уже переходило в нервное тиканье бомбы замедленной истерики.       Он прекратил весьма провокационное движение рукой по чужой коленке, обтянутой черной тканью.       А потом прислушался к своим ощущениям, и захотел задушить себя той самой подушкой на коленях, но, незадача, тогда пришлось бы жертвовать своей во всех смыслах честью и оголяться.       Одежда Антона была сухой.       Она высохла в этой атмосфере без дополнительных усилий в виде блядского в своей тупизне стриптиза.       — Отвернись, мне надо переодеться. — Язвительно цокая, он толкнул чужую коленку с кровати, прямо сейчас больше всего желая не слышать изощренно издевающегося звонкого ржача.       И ведь он стоял, смотрел, как Арсений, деталь за деталью, снимал с себя весь этот хитровыебанный костюм, даже слова при этом не сказав, пока на нем всё высыхало, как на ветру. И после такого кто из них здесь еще извращенец. Антон, конечно, ничего такого не предъявлял, но Арсений горазд додумывать за всех в одно лицо.       — Надеюсь, я тебя здорово повеселил на этом кошмарящем всё живое уровне, и мы сейчас же двинемся в путь?       Антон поковырял пальцем узор обоев с характерным звуком. Арсений почти услышал, как тот думает.       — Это пока мы здесь нам весело и задорно. — Арсений хмыкнул, как бы встряв и поправив, что одному ему здесь пока что весело и задорно, и, по прогнозам его адекватности, навряд ли что-то поменяется в будущем. — Но выходить так или иначе придется. Надо найти или лифт, или комнату с номером «4» и открыть ее, или по лестнице тупо сбежать на четвертый уровень. Что наиболее выполнимым покажется, то и сделаем.       Закончив напяливать на себя весь громоздкий комплект формы, Арсений нетерпеливо махнул рукой, направляя Антона к двери на выход.       Как сильно ему хотелось стереть с лица эту ухмылку, с которой Антон нарочно смахнул несуществующую пыль с его кителя, проверяя, всё ли на нем высохло.

𓁹 𓁹

      В коридоре гостиничного комплекса Арсений почувствовал себя неуютно уже очень скоро. Антон лишь раз проверил телефон, шикнул в экран и убрал глубоко в карман, объяснив свое недовольство тем, что он хотел проверить время, но вспомнил, что здесь оно не подчинено вообще ничему, даже законам Бэкрумса, и скачет только так — одна минута нахождения здесь могла равняться одновременно тремстам годам в реальном мире, а десять суток — одной секунде, и наоборот. Короче, неказисто и сложно. Как будто могло быть по-другому.       Ухоженность коридоров без единой пылинки и соринки на тумбах, лампах, рамках картин уже не радовали, как в номере, от которого они удалились к тому моменту километра на два, а вызывали едва ли поддающийся объяснению зуд под кожей, предвещающий нарастание неприятных мурашек.       Несколько раз они проходили мимо тумб, на которых стоял проигрыватель, откуда доносился джаз, который мог бы оказаться приятным для слуха, если бы он не играл в беспредельно пустом коридоре, каким-то образом поставленный на иглу абсолютным никем.       — Ходят слухи, что тут есть тайное общество из человек пятидесяти, состоящее только из исторических и великих лиц, попавших в Закулисье с четырнадцатого века по 1940-й год. — Иногда Антон разрывал гнетущую тишину, скрашивая звуки их шагов по красно-золотому ковру интересными разговорами. Случалось это реже, чем обычно. Он чего-то опасался, говоря едва ли вполголоса.       Арсений, отвлекаясь от обоев, в которые он старался уже не всматриваться, потому что в причудливых завитках узоров ему снова начали чудиться искаженные страданиями гримасы, подхватил беседу.       — Ты видел их когда-нибудь? — Учитывая то, как часто Антон пиздел о своих закулисных падениях и взлетах, вероятность подобного была выше ста процентов.       Но его математический расчет пал прахом, потому что Антон ни на толику не разочаровано пожал плечами.       — Нет. Мне уже тридцать один, как выяснилось, однако даже эти цифры не так близки к чему-то типа семисот или даже девяноста лет, чтобы попасть в их закрытое общество. Они встречают только своих, эпохальных. Я упоминал вскользь, что Закулисье еще и как машина времени работает, порой сюда попадают вот, типа тебя, в рыцарских костюмах, крестьянских обносках, королевских мантиях, но только на серьезных щах, а не на театральных борщах.       Арсений придал значение тому факту, что не так часто слышал от Антона что-то о себе помимо его существования за кулисами, а не реальной жизни. Он даже его полного имени не знал, раз уж на то пошло. Хотя бы возраст стал известен.       Интересным он в себе обнаружил и всплывшее само собой желание знать таких фактов о его бывшей жизни побольше.       Кто он по знаку зодиака, пробовал ли картошку фри с мороженым вместе и понравилось ли? Есть ли у него сиблинги, или он единственный ребенок в семье? Какой жанр фильмов он предпочитает? Боится ли он насекомых, а если да, то каких? И, как будто он сбежал со страниц учебника для изучения английского в средней школе, поинтересоваться, есть ли у него хобби, друзья, кем он хотел стать в детстве и что бы изменил в нынешнем мире. В их мире, стареньком и простом, а не этом. Задумался бы о том, как спасти экологию и отстроить дороги по всей стране после того, через что прошел?       Но вместо расспросов он плелся по коридорам, рассматривал золотые таблички с номерами комнат, пытаясь обнаружить среди них цифру четыре.       Честно говоря, он был бы не против пропустить ее, прикинувшись невнимательным, потому что прерывать их совместное путешествие он не хотел.       Несмотря на то, что Антон большую часть времени вел себя как засранец, ему было легко справляться с новой реальностью и привыкать к ней через его присутствие, будто вырабатывая самый стойкий иммунитет к гиперреальности через каждую его уебанскую подколку.       Он уже боялся себе представить, что бы с ним тут случилось, если бы не появилась в той комнате эта с ног до головы хаотичная путеводная звезда на его пути.       Арсений, признавая эгоистичность своего желания, не хотел привыкать к кому-то новому, а если это неизбежное событие, то всё равно не хотелось терять такого опытного странника и человека, которого он, еще чуть-чуть пережитого дерьма на их души, и смог бы назвать своим приятелем.       Антон шел очень быстро, двигаясь не с типичной непринужденностью в каждом движении его летящей походки, а напряженно, точно готов был к атаке или защите от нее в любую секунду. Он часто нехарактерно отставал на пару шагов, поднимая голову к потолку, который в некоторых местах трескуче шумел, будто за слоем штукатурки там что-то могло в обилии копошиться, что чем-то походило на галлюцинации из той желтой коробки, зовущейся «Лобби».       Первый раз особенно не по себе Арсению стало, когда дверь случайного номера открылась прямо перед его носом и тут же произвольно захлопнулась, что, к счастью, хотя бы уберегло его лоб от столкновения с крепким темным деревом. Такое повторилось не с одной, а несколькими подряд дверями еще несколько раз, но Антон не придал этому значения, и Арсений, всецело опираясь на его выраженное молчанием мнение, решил, что такие происшествия не стоят их общего внимания.       Один раз они прошли мимо двери, расположенной на потолке, вместо люстры со свечами.       После поворота в банкетный зал, пересеченный ими на удивление быстро, они нашли старого образца позолоченный резной лифт, двери которого открывались саморучно, а не автоматически.       — Это лифт перемещений внутри уровня, а не между уровнями, не радуйся. — Антон не глядя нажал первую попавшуюся на палец кнопку, привезшую их к залу со стойкой регистрации.       Было бы чему радоваться, думал Арсений.       — Я и не радуюсь.       — Это я себе.              Эти слова остались без комментария, но не без закатанных глаз.       В новом месте Арсения пугало не то, какой растянувшейся в длину на километры стойка регистрации оказалась, а то, что большинство номерков на крючках, закрепленных на стене сзади, не висело, а некоторых из тех, что висели на своем месте, покачивались, будто только что использованные.       Здесь Арсений впервые услышал отдаленные звуки, не принадлежавшие им.       Перешептывания, точно звук шел откуда-то из-за стен.       Обои вдруг перестали иметь лица, зато обрели глаза, которые выслеживали каждое его движение.       Он, весь натянутый в нервах, старался не отставать от Антона ни на шаг.       — Чего? — Замедлился Арсений, когда тот тронул его за плечо.       Вопросительное мычание в ответ явно было не тем, что он ожидал услышать.       — Ты чего-то хотел? — Он перемещал взгляд от одного угла коридора к другому, пытаясь самостоятельно найти то, куда Антон, по-видимому, хотел ему указать.       — В смысле?       Но тот, казалось, сам не понимал, где найти то, что тот искал.       — Я откуда знаю, что «в смысле», это ты меня за плечо потрогал, а не я.       — Я тебя не трогал за плечо.       Арсений сглотнул. Он точно чувствовал, как чья-то рука на какой-то миг легла на его правое плечо буквально минутой назад.       — Сложность этого уровня заключается в том, что я раз за разом должен терпеть твои тупые шуточки? Так это на каждом уровне происходит, не только на этом, прошу заметить.       Антон, ничуть не задетый язвительной вспышкой, вытянул из портупеи бутылку с мутной водицей, протягивая ему с уже открученной крышкой:       — На, глотни. Мерещится тебе. Это нормально.       Арсению захотелось затопать ногами, выплюнуть отдающую легкой сладостью и терпкостью воду прямо ему в лицо и сказать, что нехуй тут заниматься обесцениванием его чувств, потому что это всё реально, он сам устроил тут это, а теперь доказывает черт пойми что.       Может, Антон еще скажет, что не слышит тот шепот и звуки гуляний, раздающиеся где-то рядом? Разве не видит он, как меняются у них на глазах картины, пропитанные незримым присутствием чего-то, что пялится на них между мазками?       Он угрюмо всучил бутылку с миндальным настоем, или что оно там из себя являло, обратно Антону, и их путь продолжился. Вода помогла, но ненадолго.       Его начал сводить с ума треск ламп. Не ламп даже, а свечей, дающих свет — на этом этаже всё освещение исходило от стоящих на стеклянных столиках канделябров.       В конце коридора виднелись золотые ворота. По мере приближения к ним, Арсений начал не без стремительно сбивающегося дыхания замечать стоящую около них человеческую фигуру.       Ее же не упустил из виду и Антон, предупреждая:       — Это сущность, но мирная. Это дворецкий. Из всего персонала уровня он самый стабильный и дружелюбный. Отвечать на все вопросы буду я, не влезай, по возможности, а если начнешь, то будь вежлив, если хочешь остаться с башкой на плечах и непорванной сонной артерией.       Этого было достаточно, чтобы, подходя к человеку в форме, фуражке и белых перчатках, Арсений захлопнул варежку на самый крепкий замок.       — Здравствуй, — Антон наклонился к золотистому бейджу на чужой груди, — Виктор, в этот раз. — В сторону он тише добавил специально для него: — В прошлый раз был Джерри. А в первый раз, когда я его встретил, ничего, кроме «ЕО» на табличке.       — Здравствуйте, Антон. Чем я могу вам помочь?       Арсений кусал внутреннюю сторону щеки, смотря в глаза дворецкого, которые прекрасно выдавали то, что тот являлся сущностью. Он таких неживых глаз со зрачками, похожими на кошачьи, никогда не встречал. И это было причиной его поднявшейся тревожности.       — У вас не найдется ключа к воротам? Нам бы в то крыло как-нибудь попасть. — Антон играл саму вежливость, улыбаясь до ямочек, что Арсений, если бы не знал, что это фальшь, которую требовала от него не очень хорошая ситуация, нашел бы весьма привлекательным и милым.       — Не могу, Антон. — То, как сильно сущность выделяла его имя и пялилась убийственно-серыми глазами строго в лицо, пока даже грудь ее не вздымалась от вдохов и выдохов, наводило на Арсения нешуточное опасение за Антона. — Хозяин караулит лестницу. Предупреждаю вас, он может вернуться сюда в любую секунду.       Арсений боялся поинтересоваться, почему лицо Антона в этот момент приобрело оттенок мела, а нижняя губа невольно разомкнулась дрогнув.       — Спасибо, Виктор. Не подскажешь тогда, где нам найти комнату с номером «4»? Мы остановимся там, если она открыта и не забронирована другими путниками. — Голос его дрожал, он дважды за короткую просьбу споткнулся, заикаясь, и Арсению всё это не нравилось до выступившего холодного пота, стекающего по позвонкам.       — Вот вам ключи. — Дворецкий, не двигая глазами и даже головой, достал из связки сотен ключей в кольце с первой попытки нужный, протягивая его Антону. — Дверь там. Один поворот влево. Первый. — Он указал в длинный коридор, откуда они к нему пришли.       Антон с той же нервной дрожью спрятал ключи в рукаве.       — Благодарю, Виктор. Было приятно увидеться.       Тот слегка поклонился:       — Спасибо, что выбрали нас. Мы это ценим.       После обмена любезностями, когда они уже развернулись, так как им явно следовало уходить, принимая во внимание беспричинную трясучку Антона, дворецкий вдруг повернул глаза к нему и только спустя секунду следом голову, как неловкий оловянный солдатик.       — Остерегайтесь многоруких, Арсений. Их здесь развелось в последнее время просто тьма. Было приятно с вами познакомиться.       Колючее оцепенение длилось недолго, чему поспособствовал тычок в бок со стороны Антона, быстро вскинувшего бровями.       — Мне тоже, Виктор. Благодарю за совет.       Уже удаляясь стремительно рассекающими расстояние метр за метром шагами, Арсений шепотом спросил, какого хера оно — это нечто — знает его имя, если то ни разу не было упомянуто в разговоре и он не представлялся.       Антон, чуть ли не переходящий на бег, сказал, что ему сейчас совсем не об этом стоит думать, пока ему ничего не угрожает.       Что-то в разговоре с дворецким заставило его поторопиться покинуть этот уровень, но что именно, Арсений не знал.       А когда собрался спросить, было уже не до того.       На своеобразном перекрестке, где им суждено было свернуть влево, Антон, полу-шедший, полу-бежавший первым, остановился, отшатнувшись к стене.       — Твою мать. — Он тут же потянулся к ботинку с секретным ингредиентом в виде ножа.       Арсений, нагнав эти пару опережающих шагов, вышел из-за его спины.       Перед голубыми глазами предстало пугающее зрелище.       Труп путника с выколотыми глазами лежал посреди коридора рядом с диваном, будто упавший с него.       — Антон, Антон, Антон, — шепча, Арсений пытался опереться на него, чтобы найти равновесие от разрывающего картину реальности вихря забравшейся под кожу затылка паники. — Кровь. — Он повернулся к нему лицом, лишь бы не пялиться в окровавленные пустые глазницы, своей чернотой и пустотой затягивающие его в кошмар наяву. — У него стекает кровь, она не исчезла, она... ее никто не...       Антон подхватил его за локоть, слегка оттаскивая в нужную сторону.       — Минуты не прошло даже с момента.       Но не успели они двинуться с места, как за их спинами раздался звук открывающейся двери, а затем появился голос:       — Почему бы вам не пройти со мной в мой офис? Я бы хотел поболтать по поводу нашей сделки.       Антон сжал его руку до хруста.