Моя королева, найди меня

      Меня держала за ноги земля,

Голая, тяжелая земля,

Медленно любила, пережевывая.

И пылью улетала в облака,

Крыльями метала облака

Долгая дорога, незнакомая.

Дорога-Аукцыон

      Роза наощупь выбирался из синих лап пещеры. Правая рука скользила по гладким и сырым стенам пещеры, единственный ориентир в кромешной черноте. Но даже с ним белокурый все равно натыкался на сколы в камнях, почти падая носом в темноту, или же стукался бедрами об лежащие на дороге валуны, которые впивались в плоть словно звери. И вновь каменистое острие воткнулось в коленку, да так резко, ведь белокурый, как ему казалось, уже обошел все препятствия и шел быстрее, что тому пришлось опереться о стену. Ногу на мгновение свело судорогой, болезненной, громовой. Воин прижался щекой к холодной стене, пережидая унимающийся разряд боли. Прохладная, влажная стена мягко обвила его лицо и воспоминания о мерзком, скользком змеином языке, что касался его всего несколько минут назад. Сдерживая в глотке комок рвоты, Роза постарался забыть об этом, хоть и было невозможно. Чертыхаясь, он наконец добрел до выхода; легкие световые лучи переливались в нескольких дюймах от воина, слышался вой ближних деревьев и рык речки. Улыбнувшись, белокурый нацепил на переносицу очки, что до этого таились в ладони. По левому стеклу аккуратным шрамом поперек тянулась трещина, которая стала видна при выходе из темноты.       — « А жаль, хорошие, блин, были стекляшки,» — подумал Роза, рыская глазами по округе, ища Грачевича и принцессу.       И отыскал под тенями деревьев, растущих чуть поодаль от каменной пещеры. Девушка что-то оживленно рассказывала Юрию, обнимая его. Она в его объятиях казалась еще более крохотной, чем была на самом деле; на лице ее цвела скромная улыбка, или же Розе только казалось из-за расстояния. И только белокурый стал сокращать его, как рыжая заметила его, отрываясь от советника, вежливо кивнув головой. Быстрыми, маленькими шагами она приблизилась к нему, оставляя пару дюймов допустимого расстояния, даже если вытянуть руку, то не достанешь до нее. Длинное голубое платье, достающее до лодыжек, к низу трепыхалось от слабого ветерка; талию подпоясывала ткань черного пояса, ярким акцентом сидя на одежде и подчеркивая фигуру девушки. Рукава его почти доходили до локтей, не скрывали руки, усеянные веснушками, так же как и лицо, переносица и под глазами. Рыжие волосы на местах, куда попадали неяркие солнечные лучи, светились ярче, словно излучали солнечную энергию. А глаза, глубокие как озера, добродушно изучали парня, но всего пару мгновений. Холодное отвращение и тревога кристаллами ползли по ее взгляду и, Розе показалось, васильковые глаза зацепились за его щеку и дернулись в сторону. На мгновение ветер стал сильнее, но был он не холодный и обжигающий, а мягкий, как девичье прикосновение, отбрасывая светлые пряди, в сторону куда дернулись девичьи глаза, от лица, оголяя длинную рану на лице. Девушка сделала полу движение к белокурому, но тут же остановилась, заводя руки за спину, пряча все эмоции, обретая гордый, холодный вид. И только сейчас Роза понял, что не представился, тут же припадая на колено перед ней.       — Воин ордена Багровой, блин, Розы-Роза, пришел, блин, сопроводить вас домой, — проговорил белокурый, прижимая правую руку к сердцу. От штанов шел едкий металлический запах крови, и парень понял почему девушка с таким отвращением смотрела на него: ей явно не приятно смотреть на человека, чья одежда испачкана в пятнах крови, да и который сам выглядит неопрятно.       — Не нужно формальностей, — ответила она. Голос ее чуть дрожал и некоторые звуки двоились в ее речи. Роза слышал как зашелестела ткань платья. — Яша.       Белокурый поднял голову. Девушка аккуратно протянула свою тонкую, белую руку, усыпанную солнечными ожогами, веснушками, так же смотря глазами-океанами. Роза мягко взял тонкие пальцы, целуя их почти невесомо, поднимаясь.       — Так, все, уносим скорей отсюда ноги, — раздался голос вервольфа, который бесцеремонно встал между принцессой и воином, недоверчиво поглядывая на Розу.       — Да с радостью, блин. Только мне бы смыть с себя эту змеиную, черт побери, кровь.       И не услышав возражений, белокурый пошел к шумевшей вблизи речке, идя чуть медленнее, чтобы девушка успевала за ним (Юрий уже привык к быстрой ходьбе воина, так что Роза не сомневался в нем). Яша, аккуратно перешагивая через длинные, расползшиеся корни все же иногда запиналась об них, почти клюя носом в землю и хваталась ладонями за идущего впереди белокурого; извинялась звеняще-ледяными, неживыми словами, но глаза выдавали ее: посреди васильково-синего цвета холода мелькали теплые искорки неловкости. Роза видел их и улыбался. Глупо это, держать гордый тон и говорить глазами.       Бесконечный лес расступился перед путниками и в уши ударил грозный рык горной реки. Широкая, течением бьющая об камни, скрывающиеся в голубой воде, она бежала из бесконечности темных-туманов и широких деревьев и скрывалась далеко в лесных глубинах, разнося эхом громкое рычание. Впереди в темных облаках виднелись горные холмы, растворяющиеся с расстоянием, а перед ними огромным черным пластом сидели, которые к вечеру еще больше погружались во мрак, на земле. В нос ударил ледяной речной воздух, забиравшийся под кожу, царапаясь мелкими осколками в крови. Роза, скидывая обувь, ступил на мокрую высокую траву, наслаждаясь приятным холодом, бежавшим по телу. Резво обернувшись к своим спутникам, белокурый, улыбаясь, спросил: — Ну кто, блин, со мной?       Но только ему была по душе ледяная свежесть. Грачевич, окидывая белокурого осуждающим прищуром, пробурчал что-то едкое и, спросив у девушки то, что воин не мог расслышать, хлопнув крыльями, скрылся в темных ветвях. А Яша, обхватив плечи руками крест-накрест, мягко шагая по зеленому ковру маленькими шагами, пыталась согреться. Ее летнее платье было слишком тонким, чтобы сохранять тепло, потому она грелась как могла. Недолго думая, Роза огромными шагами направился к девушке, снимая с плеч накидку. Да, теплой она не была, но уж точно лучше тонкого льняного одеяния. Становясь лицом к лицу к ней, белокурый накинул на ее плечи накидку с гербом, осторожно завязывая на шее. Темно-бардовая ткань мягко укрыла небесное платье, все еще трепыхаясь подле земли. Девушка мельком огляделась и подняла мягкий, теплый взгляд на Розу.       — Спасибо вам, — девушка улыбнулась кончиками губ, закутываясь в накидку.       — Это мой долг, я за вас, блин, головой отвечаю. Буквально, — проговорил белокурый. — И давай на «ты». Могу же я к вам, черт побери, так обращаться, пока мы не вернемся? Так же удобнее, блин, будет.       Яша метнулась глазами в то место, где несколько мгновений назад стоял Грачевич, нервно поправляя волосы. Она почти молила его о возвращении, не решаясь сказать и слова, но сдалась. Вздохнув, девушка ответила: — Д-да, наверное…       — Супер! — улыбаясь, ответил Роза, быстрым шагом ступая по земле, а после запрыгивая на мокрые от воды камни, чтобы добраться до воды. — Только сядь, блин, куда-нибудь поближе, а то Грачевич бурчать будет, что плохо исполняю свои обязанности, блин.       Проследив за тем, как девушка элегантно садиться на огромный валун, одиноко лежащий около течения реки, так что мелкие капли могли прыгать на подол ее платья, белокурый, закатав штанины до колен, медленно ступил ногами в воду. Она, леденящая душу, покрывала все тело своей морозью, скользила между пальцем ног, оставляя в них мелкие осколки, проникающие далеко в кожу. Точно такими же она осыпает лицо, когда Роза проводит ладонями, полными холодной воды, по нему, всего на мгновение зацепив очки за белые пряди на голове. Одним резким кивком он вновь спускает их на переносицу, оборачиваясь на Яшу. С намокших волос по щекам скатывается ледяная вода, осколками падает на грудь, оставляя незаметные порезы. Белокурый заправляет их за уши и замечает кристально-чистый синий взгляд. Всего какое-то мгновение. Молниеносное, быстрое. И девушка тут же вглядывается в прозрачную водную гладь, оставляя в ней ярко-ультрамариновые разводы. Роза рассматривает ее еще несколько секунд: хрупкая, статная, чуть неровная и от чего-то задумчивая. Рассматривает и, внезапно почувствовав неприятно-болючее покалывание в ступнях, принялся как можно быстрее затирать багровые пятна крови на ткани.

***

      В пальцы легкой прохладой отдается шершавая поверхность гладкого камня. Яша, садясь на ткань плаща, обняла колени и принялась смотреть за воином. Роза, заходя в воду, с каждым шагом вздрагивал от холода, но, продолжая улыбаться, сливался с ней все больше. Уже не брала его холодная вода, он только только растворялся в ней постепенно, как туман в утреннем солнце. Парень почти играл с холодной горной водой, которая так хотела сбить его с ног. Шаркая ногами в холодной реке, Роза казался таким маленьким и не таким уж грозным, каким показался на первых секундах знакомства: широкая спина и плечи, из-за которых он казался больше, манера общения, довольно резко режущая слух девушке, которой всегда нужно следить за своей речью, потому что так обязывает статус, и черные очки из-за которых не видно его глаз тоже не внушают доверия: глаза-зеркала души, сквозь них можно понять, что представляет из себя человек. И в тоже время от него за версту веет свободой, которая впиталась в его душу и, кажется, стала ей. Свободой, которой нет у Яши. Положение, с самого детства преследующее ее, обязывает делать только то, что хотят от нее или что положено. Воспитание отца, полностью построенное на одних запретах, горько отзывается в голове девушки. Они не может вспомнить ни одной вещи, за что он не упрекал ее. Возможно она хотела бы побродить в холодной речушке, но что-то в голове останавливает девушку.       Холодный ветер забирается по рукам, заставляя девушку поежиться. Зябко. Яша, укутавшись в плащ посильнее, мягко чертит тонкими пальцами в воздухе дугу. Прозрачная, пенящаяся вода, подхваченная сильным внезапным ветром, точно такой же дугой выгибается и продолжает течь над землей. Девушка дергает четырьмя пальцами правой руки и ветер подносит водную гладь ближе, почти к коленям девушки. Яша аккуратно, самыми кончиками пальцев левой руки, касается рычащей реки и ледяная морозь проноситься по ее телу, отдаваясь мгновенной приятной дрожью. Она улыбается приятному холоду в теле. Но через несколько секунд на ладонях крупной дрожью селиться тремор, резью отдающийся в суставах. Яша, ни секунды не думая, прижимает ладони к груди, унимая их. Вода громким шлепком ударяется об землю и камни, и возвращается в свое русло, вымачивая подол голубого платья. Девушка, на пару мгновений зажмурившаяся, открывает глаза и в ту же секунду к ней обращаются темные стекла очков. Роза, запустив руку в мокрые волосы, высматривал то, что могло создать такой хлесткий удар. Он махнул девушке ладонью, точно убеждаясь, что в все в порядке. Яша, почти мгновенно отводит взгляд, высматривая в воде что-то. По ладоням продолжает бить сильная дрожь, которую она старается унять, пока белокурый не заподозрил неладное.

***

      По каменистым стенам громким цоканьем разносятся уверенные шаги. Девушка, знающая эти коридоры как свои пять пальцев, с приподнятым настроением шла вдоль сгущающейся вокруг нее темноты. В руках у нее была не скромная добыча: пять буханок свежего хлеба и корзина овощей. Не даром она была на слуху у местных жителей, девушка умело обирала добродушных стариков и ребятишек, пока те были отвлечены деревенскими разговорами. Скинув наживу с рук, уложив ее на широкую деревянную доску, вбитую в стену пещеры, она зорко, по кошачьи, огляделась. В непроглядной тьме Роза не могла разглядеть знакомую мужскую фигуру. Да и не помнила она, чтобы хоть когда-то волшебные огни, расставленные по территории их пристанища, гасли. Чувствуя сердцем что-то недоброе, девушка широкими шагами стала обходить холодную комнату. С каждым шагом напряжение внутри росло до запредельных масштабов, словно сама вселенная замедляется с каждым мгновением. Тишина начинает давить на уши, прорезая в них расщелины, чтобы пробраться далеко в мысли, выедает глаза невидимым дымом.       Нога наступает во что-то вязкое, отдающее металлическим запахом. В одно мгновение девушка понимает, что это кровь и, не медля ни секунды, бросается бежать за сухой травой, служившей им кроватью. Уже на бегу вынимает свои излюбленные кинжалы и высекает между ними искру, поджигает пучок травы и несется вновь к месту, откуда так несет гнилым запахом крови. Всего за мгновение Роза освещает лицо мага, лежащего в луже собственной крови. Небольшой, нельзя сказать, что луже, в маленькой лужице, но не ожидавшей девушки она казалась целым озером. Роза вскрикивает, почти роняя огонек. Всего на мгновение в ее груди селиться страх за любимого, такой обычный, девичий страх, но она тут отметает его. Аккуратными, женскими ладошками она начинает трясти его за плечи, откидывая траву прочь от себя. Но сколько бы девушка не пыталась привести черного мага в чувства-все было тщетно. Грубые, широкие плечи ни разу не колыхнулись, ни одна жилка не дрогнула на его лице. И Роза сдается: осторожно, трепетно укладывает мужчину на каменный пол, проводя рукой по его скулам. На душе у нее безграничная пустота, ничему кроме нее нет места в ней. Проливать слез по нему девушка не будет: понимает, что ими делу не поможешь; придется обходиться без мужского плеча рядом.        И только Роза хотела подняться с холодного камня, как нежданное желание пришло ей в голову. Немедля ни секунды, девушка со всего размаху бьет по щеке мага. Такой хлесткий удар еще пару мгновений отбивает ритм о стенки пещеры, не хочет рассеиваться. Все таки Роза не сможет простить ему такую глупую смерть, ведь он тот, о ком слагают ужасающие легенды и баллады. Но проходит всего мгновение и мужчина открывает свои ярко-зеленые, змеиные глаза и с быстротой молнии садиться. Вровень с тем, как Кобра пришел в себя, магические огоньки просияли по периметру пещеры и остались на своих законных местах.        — Могла бы и поласковее, — проговорил маг, потирая покрасневшую щеку. Едкая ухмылка засияла на его лице.       — Подумаешь, нежный какой, — отворачиваясь проговорила девушка, поправляя волосы. Роза хотела уже демонстративно уйти, но, поддавшись чувствам, прижалась к губам черного мага. Так нежно и трепетно, как молодая, девятнадцатилетняя девушка. Пара мгновений и эта молодецкая взбудораженность и чувственность вновь гибнут в ее холодном, повидавшем жизни взгляде.        Он ведь помнит ее, маленькую, еще юную девушку-казачку, наткнувшуюся на него в темной чаще. Голодная, с торчащими костями, собранными в причудливую прическу волосами и ободранной юбкой, Роза предстала перед ним, скалившаяся на него как хищный диковинный зверек. Но не смотря на это, так умело держала в руках кинжалы и была готова в любой момент кинуться на него и живьем разодрать. По ее рассказу в ту пору ее насильно хотели выдать замуж, а она с боем, но умудрилась сбежать и уже который день скиталась по чащам. С той поры так и жили рука об руку уже около шести лет, приручил хищного зверька маг, да и привязался. А Роза сменила девичью юбку на широкие, черные шаровары и белую рубаху, распустила длинные вьющиесячерные волосы и, поняв, что одурманила черного мага, по сей день играется с ним. Не зря все-таки горячая казачья кровь течет в ней. И хоть и вышла из того молодецкого возраста и посерьезнело ее лицо, а редко-редко да проскочит в ней что-то нежное и давно забытое.       Проводив своего ненаглядного зверька взглядом, Кобра прикоснулся к ноющему затылку. Черные, как ночь, волосы склеились от горячей, липкой крови и встали колом на голове.        — Мы еще не доиграли, Роза, — проговорил змий, хищно облизывая губы и вспоминая лицо белокурого воина. — Есть и более радикальное решение.