Кайрос

      — Что-ж…       Поджидая Кассандру с контрольно-пропускного пункта, Луиза Шерронс стучала коротко обстриженными ногтями по перилам лестницы.              — Отныне — добро пожаловать в департамент внутренней безопасность США, мисс Аломар.              Удержаться от широкой благодарной улыбки не вышло — несмотря на нервы, что никак не хотели успокаиваться даже после получения именного пропуска, Аломар впервые постаралась улыбнуться искренне.              — Благодарю!       Но вышло, вероятно, довольно криво — если учесть, что ответной улыбки от мисс Шерронс не последовало.              — Что могу сказать…              Экономная к своему и чужому времени, Луиза принялась дальше подниматься куда-то на второй этаж темпом, присущему скорее легкоатлету, нежели женщине на каблуках.       Девушке не оставалось иного, как поспешить за ней.              — Работа в архиве — пыльная, но простая. И, видимо, это одна из причин, по которой многие, кто числится в архиве, спустя пару недель начинают работать из рук вон плохо, потому что всё «слишком просто», — даже очки с толстой оправой не скрыли того, как резво метнулся взгляд мисс Шерронс в сторону Кассандры: — Но, я надеюсь, что не совершила ошибку, взяв тебя на это место?              Аломар потратила лишь секунду, чтоб подумать над ответом, какой бы устроил Луизу, и того даже было много — то прямо-таки в воздухе висело камнем.              — Никак нет, мисс Шерронс, — ей оставалось только махнуть головой в ответ, а Кассандре — сломать эту самую голову в попытках понять, как угодить этой женщине и не чувствовать себя виноватой в каждом слове и движении. — Я хотела поблагодарить, что вы выбрали именно меня. Я постараюсь вас не разочаровать.              — Это будет сложно, Кассандра, — Луиза вдруг усмехнулась. В тот момент начальница показалась не такой грозной — вопреки её собственным словам. — В департаменте ещё не было человека, которым бы я была полностью довольна. У меня довольно высокие требования.              Кассандра кивнула, а сама закусила изнутри щеку в задумчивости: и что из этого было причиной, а что — следствием?              — И, раз уж речь зашла про требования…       Мисс Шерронс остановилась с ней на широком лестничном пролёте, и Аломар оставалось только вытянуться по стойке «смирно»; пульс превратился в скачущую косинусоиду, когда цепкие глаза начальницы окинули её внешний вид.       — В департаменте нет определённой униформы для штатских работников… Но придерживаться официального дресс-кода обязательно.              От упрёка, к которому не была готова, Кассандра сама себя окинула взглядом и раскрыла рот, — не столько затем, чтоб спорить, сколько оправдаться — но мисс Шерронс такой возможности не дала:              — Ты должна понимать, что структура, куда ты подалась — преимущественно мужская, — и даже не замялась, когда тончайшим намёком кивнула на её юбку: — А ты — женщина.              Аломар никогда сильно вызывающих вещей не носила, — всё цивильно, сантиметров семь от колена, не больше, — но в моменте вдруг почувствовала себя голой.       Руки как-то сами по себе поправили сумку, чтоб та прикрывала колени.              — Ноги у тебя красивые — это факт, — мисс Шерронс лишний раз даже не моргнула. Кассандра же на миг аж обомлела, не поняв, было то комплиментом, констатацией факта или обвинением. — Но их лучше всем подряд тут не демонстрировать — если не хочешь лишнего внимания, — но сразу же оправилась: — Даже если и учесть, что тебе их в архиве показывать будет толком некому.              И чуть наклонилась к лицу внимающей Аломар, понижая тон голоса ещё на несколько децибел:              — Но, думаю, ты понимаешь, что в военной структуре работают не те мужчины, которые привыкли бросать дело после первой неудачи?       И намёк был таким понятным, что Кассандра даже не думала себя обманывать — со стороны мисс Шерронс была чуть ли не настоящая угроза.              — Я поняла вас.       Аломар только разочарованно закусила губу: в попытках не вызвать у Луизы раздражения, Кассандра, напротив, косячила чуть ли не в каждом своём действии.       — Больше такого не повторится.              Тяжёлый вздох Луизы едва не кричал о том, каких усилий ей стоило протянуть:              — На первый раз… закроем глаза. Но напомню — юбка должна быть по колено, край — на пять сантиметров выше. Рубашка тоже… застёгивается на все пуговицы.              Кассандра только кивнула…              

***

             …Но Алексия Фишер — работница архива, на пару с которой отныне Аломар предстояло головой за документацию департамента отвечать — только выразительно фыркнула в ответ на всё, что мисс Шерронс сказала новой сотруднице.              — Пф-ф, нашла ещё, кого слушать!..              При взгляде на Фишер, — которая ходила, да, в белой рубашке и чёрной юбке, но рубашке, расстёгнутой почти до середины груди, и юбке, что была значительно выше колена даже в сравнении с юбкой Кассандры, — можно было подумать, что за заслуги перед великой Америкой ей выдали карт-бланш, разрешающий ходить на службу так, как того бы пожелала душа Алексы.              А желала она, видимо, дерзко и даже нахально.              В пустом архиве, где на новом рабочем месте Кассандры уже лежала стопка из старых дел, какие надо было привести в порядок и перенести в электронный формат государственной базы, им с Алексией было некого стесняться — и, что важнее, некого было стеснять.       Фишер это, видимо, знала лучше всех.              — Ты её вообще видела? Ходит, словно у неё вечный Хэллоуин… — а потом, откинувшись на спинку компьютерного кресла, коллега выразительно протянула кричащим шёпотом: — Луизе скоро пятый десяток пойдёт, а она ни разу ещё даже замужем не была. Конечно, она тебя будет в паранджу кутать — хотя бы для того, чтоб ты глаза не мозолила.              Постепенно узел напряжения в груди ослабевал — от осознания, что хоть с кем-то в департаменте можно было поговорить без страха показаться слишком несерьёзной, даже дышать выходило глубже:              — У тебя с ней какая-то договорённость насчет внешнего вида? — словно лёд прощупывала, смотря, где у Фишер была та тонкая грань между дружеским перемыванием костей и оскорблением, карающимся вендеттой.       Глаза Алексы, накрашенные помимо туши ещё и стрелками, закатились глубоко под потолок.       — Какой там. До сих пор выговоры мне строчит…       Фишер из подставки под канцелярские принадлежности достала пилочку для ногтей.       — Ну, она меня один раз выбесила, я ей и сказала, чтоб дала мне ручку с бумажкой, заявление об уходе написать — мне-то вообще без разницы, где сидеть и пыль глотать. А вот её отдел встанет — и без того работать некому, а ещё она тут мозги делает этими выговорами…              — А она что? — Кассандра аж рот приоткрыла; в сравнении с выходкой Алексии утренняя дерзость Майерза показалась детской шалостью.              Архивистка фыркнула, с тем вместе сразу сдув с опиливаемого ноготка пыль:              — А что она… «Хамкой» назвала и дверью хлопнула. Но, как ты видишь, — девушка выразительно развела руки в стороны: — Я все ещё здесь! Так что…       Симпатичное лицо Алекс скривилось, что аж промеж выщипанных бровей пролегла морщинка; внимательность, с которой она ногти подпиливала, остро балансировала с дотошностью:       — Пошла она. Ходи, как хочешь — если жёстко не накосячишь, Луиза тебя ещё на руках носить будет.              Кассандре в это хотелось верить — хотя, проверять мисс Шерронс на терпение хотелось чуть ли не меньше всего.              — Да и, по-хорошему если говорить…       Алексия так резко качнула головой, что конский хвост перекинулся с одного плеча на другое; тёмные отросшие корни выдавали в ней крашенную рыжулю.       — С учётом того, как Шерронс на мозги капает… Этот дресс-код вообще надо упразднить — за счёт моральной компенсации. Но, вообще, в одном она, сука старая, всё-таки права… — и острым кончиком пилки принялась кутикулу убирать с ногтей, от усердия только не высунув уголок языка:       — В архив заходят раз в столетие. Скука смертная. Так что… Красивыми ногами хвастаться нам тут только друг перед другом, Кэсси.              Небрежно сокращённое «Кэсси» возвращало Аломар в школу — когда пиком бунтарства был невыученный пересказ параграфа по физике.              — Ты при параде сегодня в честь моего первого рабочего дня, надеюсь?              Алекса глаза подняла — ресницы напоминали иголки.              — Ты ещё не видела меня при параде, Кэсс, — и красная подошва лабутенов скрипела о пол, покрытый ковролином, когда Фишер качнулась на кресле из стороны в сторону. — В первую очередь, я для себя такая красивая.              Зацарапало горло; Кассандре ненадолго сделалось малость даже завидно от самооценки Фишер — себя она любила так хорошо и обстоятельно, что не получалось даже в теории допустить мысль, чтоб Алексу кто-то смог переубедить в её превосходстве.              — А во вторую очередь?              — Во вторую очередь, — Фишер, умиленная этими расспросами, улыбнулась и из-под слоя туши метнула в Кассандру взгляд, что был — как стрела Купидона: — Так и быть, для тебя — и твоего первого дня на новом месте.              — Что, — слова не подбирались, и вопрос показался лишним, дурацким ещё до того, как Кассандра его завершила: — Военные не в твоём вкусе?       Заливистый смех Алексы походил на гомерический гогот; ручка с оправленным маникюром прижалась к груди.              — А ты, что, уже приглядела себе кого? — только чудом Фишер на заколола себя пилкой для ногтей, когда повернулась на Кассандру:              — Ну, а если серьёзно… В моем вкусе не военные, а военный — один определённый.              И элегантным движением левой ручки продемонстрировала Кассандре кольцо на безымянном пальце.       Хватать её за руку, чтоб вблизи рассмотреть камень на полосе золота, Аломар сочла некультурным и бесполезным сразу — крупные прозрачные, как слёзы, как лёд, бриллианты сияли на кольце полосой.              — О… — Кассандра втянула воздух с нежностью и лаской, не сдержав улыбки; Алексия ей, конечно, была чужим человеком, но что-то тёплое и радостное она всё равно испытала — видать, приступ женской солидарности: — Ты давно замужем?              — Свадьба ещё только будет через полтора месяца. Десятого октября, — Фишер вдруг стала до невозможности счастливой, когда затараторила и перевесилась через подлокотник:       — Прикинь, да? Какая дата будет красивая: десять-десять!.. Ну, клёво же!              — В таком случае, — особого восторга перед красивыми датами Кассандра не испытывала, но не поддержать радостный настрой Алексии не вышло:              — Свадьба тоже должна быть, как дата — десять из десяти.              — О, да-а!.. — протянула Фишер с довольным стоном и развернулась к рабочему компьютеру, который удосужилась включить лишь к одиннадцатому часу утра — когда уже как час шёл рабочий день.              Под шум экрана загрузки и стук клавиш, вводящих пароль, Алексия кинула, будто к слову сказала:              — Нравишься ты мне, Аломар!.. — и Кассандра с лёгкой улыбкой принялась за личное дело №А-67, вооружившись рабочей канцелярией.              По всей видимости, день всё-таки обещал стать идеальным.       

***

             И постепенно… это всё вошло в привычку.       Привычно вставать утром, с каждым днём рассвет наблюдая всё позже; привычно завтракать на ходу, после себя оставляя тушь у зеркала в ванной и кружку с чаем, на которой отпечатком губ остаётся след от помады; привычно уезжать на окраину в департамент в полусвободном автобусе — к третьему дню работы Кассандра повадилась садиться на место за спиной у водителя и рассматривать дорогу в попытке сосчитать красные машины на пути в центр Омахи.              К следующему понедельнику, когда Аломар в пятый раз за последнюю неделю перешла через турникет контрольно-пропускного пункта в восемь-тридцать девять, можно было сказать почти смело, что всё вошло в привычку — подниматься на третий этаж в левом крыле; снимать на вешалку у входа лёгкий плащ; включать заранее компьютер; заваривать чай на себя и Алексию, влетающую в архив ровно к девяти утра; перебирать дела до обеда, отрываясь на изредка — не раз в столетие, конечно — заходящих в архив гостей, которые приносили новые документы, просили выписки и справки из личных дел…              Иными словами, мисс Шерронс не соврала — работа была, да, монотонная, но лёгкая.              На календаре было шестое сентября, то был очередной рабочий день. Кассандра старательно уменьшала стопку папок на столе, — за каждое архивированное дело она на самоклеящемся стикере рисовала чёрточку. «Зазубринки» своим количеством приблизились к восемнадцати, — когда на голову спонтанно упал головной убор с крупным козырьком, почти накрывшим глаза Аломар.              — Доброго дня.       Ласковая мужская улыбка была первым, что сбитая с толку Кассандра увидела, когда взялась за козырёк и приподняла фуражку выше на лоб.              Она не знала его — как и не знала почти никого; за все дни, проведённые в департаменте, в лицо Кассандра запомнила только Алексу, мисс Шерронс и Стефана Майерза — и-то, последнего узнавала только за счёт того, что он каждое утро её встречал на пункте досмотра.       Остальные люди, друг на друга одновременно похожие и совершенно разные, для Аломар оставались серой массой.              Но, видать, один из военных, забросивший локти на стойку её рабочего места, решил, что хочет из серой массы выделяться.       И, откровенно говоря, ему было не сложно это сделать — по широченной, чересчур белозубой улыбке мужчину можно было запомнить без труда.              Военную фуражку, рухнувшую на её темя, тоже было бы сложно не запомнить:              — Ой, — смущённая, но убор взявшая всё-таки в ладони, Аломар рассмотрела парадную фурнитуру — швы, строчки, позолоченные элементы…       Было в этом что-то красивое.       — Здравствуйте.              — Капрал Маршалл Уильямс, мисс, — военный в кителе продолжал улыбаться — лампочка на потолке перестала казаться яркой в сравнении с блеском его неестественно идеальных зубов — и приложил ладонь к груди: — К сожалению, руку к непокрытой голове не прикладывают, поэтому ограничусь словами — рад знакомству с вами, мисс…              — Аломар.       Архивистка, напоследок погладив мягкую обивку фуражки, её вернула хозяину.       Маршалл намёк увидел там, где его не было, и сразу же на себя надел фуражку, отдавая ей честь со всё той же улыбкой.              Она довольно скоро стала казаться Аломар пластмассовой.              — Так, — неловкий хруст её пальцев напоминал треск, с каким должна была треснуть физиономия Уильямса: — Что у вас, капрал?              — У меня — выполненное задание, — вряд ли он хотел хвастаться, — в военной среде, как Кассандре казалось, априори выполненное задание, как что-то само собой разумеющееся, не бывало тем, чем сильно кичились, — но вышло так, что Маршалл будто бы красовался, когда на рабочую стойку её опустил лист с множеством печатей и подписей.       — Внесёте документ в моё дело, мисс Аломар?              — Разумеется.              На столь прекрасной ноте взаимодействие с военными, заглядывающими в архив от силы пару-тройку раз в день, заканчивалось. Иногда кто-то сильно вежливый благодарил за работу, кто-то желал хорошего дня; если уж совсем везло, могли сказать и то, и то.              Но капрал никуда не делся.              — Это было сложное задание, мисс Аломар… — он говорил так же медленно, как поправлял свои погоны на пиджаке: — В Южной Америке много вещей, с которыми нам ещё предстоит долго сражаться, прежде чем мы сможем их победить, но… на наше счастье, всё кончилось наилучшим образом.       Лишние подробности, что ей знать не хотелось — да, и по статусу в структуре и вовсе было не положено — сбили где-то в животе неприятный комок:              — Виновники наказаны, справедливость восторжествовала. И… если вы ещё не нашли компанию на сегодняшний обеденный перерыв, мисс Аломар, я бы с радостью рассказал вам о своём командировании в Буэнос-Айрес.              Скользящее вверх и вниз по позвоночнику, как по лифту, напряжение потеснило лёгкие; это было то самое, о чём предупреждала мисс Шерронс?       Вряд ли — Кассандра специально для департамента из глубин шкафа отрыла юбку ниже колена.              — К сожалению, — пластиковый корпус шариковой ручки перекатывался промеж пальцев, только чудом не высекая искры: — Я договорилась ходить на обед вместе с мисс Фишер. Так что, капрал, не выйдет. Извините…              И архивистка подняла на военного глаза. Сердце тогда неприятно как-то кольнуло, что в перестукивании пальцев Маршалла по стойке Кассандра услышала щелчок, с каким захлопывалась мышеловка.              Он прищурился.       Аломар знала этот прищур.              — Что ж… — капрал не казался очень расстроенным, и по следующим его словам стало ясно, почему: — А что насчёт вашего вечера? Если бы я составил вам компанию по пути в Омаху…              Кассандра вытянулась в струнку, подбираясь в животе, раньше, чем Уильямс договорил — да, и смысл какой дослушивать? Всё было уже на поверхности…       Смотреть на капрала расхотелось — но она посмотрела; хотя бы для того, чтоб отказать со всей настойчивостью, что была в ДНК Аломар. То, что этого бы не хватило, превратило язык всё равно, что… в сухую губку для мытья посуды — такой же пористый, бесполезный и скукоженный кусок поролона.              — Маршалл.              Им с Уильямсом вздрогнуть пришлось одновременно; внимающая пульсу в собственных ушах и рою мыслей в голове, Кассандра не услышала даже, как в архиве раздались чужие шаги.       Мистер Кеннеди плавно, но твёрдо стащил локти капрала со стойки Аломар.              Он едва прищурился — не так, как это сделал сам Уильямс.       Маршалл играл — а с Кеннеди было уже не до игр.       Солдат не заставил ждать никого из присутствующих, когда сказал чуть не через сжатые губы:              — Вивьен ждёт тебя на контрольно-пропускном.              — Вивьен? — вряд ли у капрала было время, чтоб насладиться солнцем Аргентины, но в тот момент Уильямс сделался совсем бледным. — А она-то что тут делает?              Кеннеди только головой качнул чуть — Кассандра начинала уже думать, что мышцы лица у него попросту были атрофированы, ибо мужчина даже бровью не дёрнул:              — Майерз не стал спрашивать, — и, не отпуская его плеча, едва подтолкнул капрала к выходу из архива. Не ясно, что помогло Кеннеди даже не усмехнуться, когда он протянул:              — Иди, покажись жене — пока она департамент не затопила.              Капрал обвёл пространство архива, откуда его вывели так тихо, что он того даже не сразу понял. Взор этот был таким потерянным, что архивистка не удержалась от мягкой улыбки незадачливому Казанова — «казалось бы, счастье было так близко, да, Маршалл»?              Он, уходя, эту улыбку поймал. И с тяжелым выдохом, что стала белым флагом, Уильямс надел фуражку.              Смотря на неё, фуражку, со стороны, Кассандра почти была уверена, что на ней она смотрелась так же абсурдно, как на щеках капрала выглядел пристыженный румянец.              — Так он ещё и женат…       Аломар хмыкнула больше себе, чем Кеннеди — тот на Уильямса, уходящего с пустыми руками и таким же свободным вечером, не смотрел.              — Третий год, — подтвердил односложно солдат и на рабочую стойку из кармана выложил пропуск.              Сидеть перед ним девушке почему-то уже не хотелось, — то казалось непочтительным — и архивистка поднялась со стула.       В горле царапало — вряд ли от обиды, и уж тем более не от горечи разочарования…              — По крайней мере, — оправился Кеннеди, не поднимая глаз от стойки. — Думаю, сейчас он должен вспомнить о том, что женат.              И как бы Кассандра не ненавидела угадывать чужие мысли, как бы не могла терпеть додумывать за других, она только вскинула взгляд на мужчину, чувствуя, как рот приоткрылся в удивлении, а глаза — в немом вопросе…              Вопрос — вплоть до риторики элементарный — не нуждался в ответе.              Кеннеди не повёл даже ухом, но Аломар по очертанию поджатой челюсти вдруг поняла — жена Уильямса могла сейчас быть где угодно, кроме как пропускного пункта департамента.              Улыбки Кассандра не успела сдержать, как и не остановила себя от:              — Спасибо, — произнесённого мягким смехом в сопровождении такого же мягкого кивка головы.              Кеннеди взглянул так, что Аломар осеклась дальше что-то говорить.       И, вроде, не она, кольцо нося на пальце, с кем-то заигрывать начинала, но почувствовала себя чуть ли не такой же виноватой, как и капрал Уильямс.              — Могли не благодарить, — бросил солдат, будто бы к слову, словно бы ни к делу, а ощущение было такое, что простого «спасибо» оказалось недостаточно.       Прежде, чем Аломар всё-таки выдохнула напряжёнными лёгкими, Кеннеди добавил:       — Срок действия пропуска закончился. Продлите?              — Да, разумеется.              Порядок продления пропуска Кассандра до автоматизма ещё не довела — приходилось подглядывать в небольшую бумажку, какую наклеила неподалёку от монитора компьютера. Положить пропуск на специальную панель, открыть программу, распечатать договор о продлении, отдать на подпись, отсканировать, продлить…       Что и требовалось доказать — легко, но муторно. Аломар во внимании аж прикусила себе щёку, когда сверяла в документе данные военного с теми, что были занесены в базу — код военного жетона, отдел службы, номер батальона, дата рождения, имя…              Леон Скотт Кеннеди, значит…       Глаза сами как-то убежали в сторону лица солдата, когда Кассандра отдала ему на подпись договор о продлении пропуска ещё на три года.              В сравнении с тем же капралом Уильямсом… за Леоном хотелось смотреть. Хотелось искать на лице-кастете проблески случайных эмоций вопреки мысли, что это ей не удастся, но… интерес был сильней.       Аломар ему, своему интересу, проигрывала чуть ли не всухую; глаза, казалось, только что разглядывающие небольшие покраснения на костяшках пальцев военного, убегали в сторону сразу же, едва начинало казаться, что за одну секунду архивистка могла попасться…              Но проходила ещё одна секунда, и взор возвращался — и снова на те же костяшки.              Писк электромагнитной панели, сопровождаемый сигналом зелёной лампочки и резким подскоком плеч Аломар, уведомил — продление прошло успешно.              — Пожалуйста, — выдав бумаги, она на стойку положила магнитную карточку с именем и фото солдата. — Ваш пропуск, мистер Кеннеди.              Он ограничился кивком, а Кассандре ужасно захотелось стукнуть себя ладонью по лбу; официальное «мистер» было предписано, разумеется, по разнице их должностей в департаменте, но… Аломар чувствовала себя дурой оттого, что назвала его так в слух.              Щёки с шеей чувствовались горячими — хоть прикуривай.              — Спасибо, Кассандра.              Архивистка дежурно улыбнулась прежде, чем Леон покинул архив, но улыбка сползла сразу, как пришло осознание — при Кеннеди её по имени никто не называл.              Ни то страх, ни то интерес стянули нервные окончания в узелки, когда Кассандра осознала — спину военного она провожала до тех пор, пока из поля зрения не пропала его тень.