Костяшки в кровь и сердце в руки

VII Приручи противника

      Юн Бём щёлкает колёсиком зажигалки и лёгким движением руки поджигает сигарету. Он шумно затягивается и выдыхает дым в потолок, запрокинув голову. Позади слышится тихое копошение и шуршание простыней. Его кадык накрывает тёплая рука, а макушки касается нежный поцелуй. Чхве блаженно прикрывает глаза и откидывается назад, опираясь о чужое тело.       – Доброе утро.       Хриплый ото сна и ночных стонов голос нежно шепчет на ухо, и у Бёма по спине бегут мурашки наслаждения – давно ему не было так хорошо и спокойно. Даже непривычно.       – Утро, – Юн Бём нехотя отстраняется и тянется за пепельницей, но Минсонг настойчиво не отпускает полностью и утыкается носом в заднюю сторону шеи, подсев ещё ближе:       – Как спалось, Бём-и? – мягко целует выпирающую косточку позвонка и зарывается в отросшие волосы на затылке, глубоко вдыхая терпкий аромат вперемешку с дымом сигарет.       Чхве мечтательно улыбается в никуда:       – Тепло, – и тушит сигарету вовсе, отставляя пепельницу на прикроватную тумбу.       Сонг тут же утягивает его на постель, забирая в объятия. Юн Бём уютно устраивается щекой на горячей груди и чувствует, как под кончиками пальцев бешено колотится обеспокоенное сердце:       – Тебе плохо? – он упирается подбородком в рёбра и разглядывает гладкий подбородок альфы.       – Нет, – Минсонг накрывает чужую руку своей и сцепляет их пальцы в замок. – Наоборот. Очень хорошо. Мечтал об этом минимум три года.       – Мы знакомы пять лет, – Бём потирается щекой о кожу и замирает, наслаждаясь крепкими объятиями и звуком жизни, который продолжает бить ключом в клетке рёбер. – Кто нравился остальные два года?       – Никто. Узнавал тебя получше, – шепчет неразборчиво и отчасти стеснительно. – Ты обычно мёрзнешь ночью?       – Да. Джин всегда спит на краю постели. Я его так научил.       Сонг слепо гладит чужое плечо и вплетает пальцы в спутанные волосы, массируя кожу головы:       – Зачем, если тебе холодно?       – Так, – Чхве запинается, подбирая слова. – Так будет правильнее.       Они ненадолго замолкают, наслаждаясь тёплыми объятиями и дыханием друг друга. Мгновение лёгкого и почти безграничного от простоты происходящего счастья кажется почти бесконечным.       – Всегда хотел спросить: зачем ты выставляешь его крутить задницей перед альфами? – в тоне Минсонга неожиданно проскальзывает совсем неуместная сталь. Он явно злится. – Это, – запинается, обрывая слово «мерзко» в последний момент, – неправильно.       Момент единения разрушается, как карточный домик.       Юн Бём хмурится и пытается отстраниться, но его крепко держат, не давая этого сделать.       «Всё же он альфа», – смутно мелькает в сознании, и Бём больно кусает подчинённого в грудь, отчего тот ойкает, а он, воспользовавшись заминкой, садится, уходя от объятий.       – Не твоё собачье дело, – тянется за сигаретами и закуривает, сразу же нервно стряхивая пепел прямо на пол после большой затяжки.       – Ты можешь определиться: любишь ты его или нет? – в тоне альфы скользят такие боль и тоска, что Бёму становится не по себе и он ведёт плечами. Сонг же садится и, неожиданно смутившись собственной наготы, тянется за одеялом, прикрываясь.       – Хочу ли я вернуть его, люблю ли я его... Ты что, пытаешься понять есть ли у тебя шанс? – Юн Бём хмурится и разворачивается к альфе, садясь полубоком, чтобы краем глаза видеть чужое лицо.       – А если так? – Минсонг сжимает одеяло в руках почти до скрипа.       Чхве кривится в усмешке:       – Ты альфа. А я глава одной из крупнейших группировок не только в нашем городе. Не думаю, что ты сменишь пол ради меня, – он затягивается, опирается о ладонь, выставив её вперёд, и выдыхает дым в нахмуренное сосредоточенное лицо.       – А если сменю? И вообще, пойду на что угодно ради тебя, – Сонг тянется ближе и кладёт руку на впервые за долгое время розоватую, а не бледную щёку, рассеяно поглаживая в нежной ласке, от которой у Бёма знакомо ёкает сердце и он спешит отсесть как можно дальше:       – Ты дурной? – недовольно бубнит под нос и снова затягивается.       – Я люблю тебя, – признание слетает с губ альфы легко и звучит почти музыкой в тишине комнаты, которая пропахла их смешанными запахами. Минсонг так долго терпел, хранил втайне и держал в себе, что подобные слова даются ему просто и его накрывает долгожданное облегчение. – Неужели это непонятно?       Юн Бём тяжело вздыхает и стряхивает пепел на пол снова:       – Зачем?       – Что «зачем»?       – Зачем ты любишь меня? – Чхве пристально смотрит в чужие растерянные глаза и нервно смеётся. – Ладно. Это бессмысленный вопрос. Но рекомендую разлюбить меня ради своего же блага.       – А Джин? Джина тебе не жалко? – Сонг покусывает щёку изнутри и прячет взгляд, Бём кажется ему чокнутым. Особенно сейчас. А себя он чувствует использованным, как дешёвую доступную игрушку, которая сама прыгнула в грязные руки. – Зачем всё это? Почему ты хочешь вернуть его и при этом спишь со мной? Что его возвращение тебе даст, если ты его не любишь?       – Ким Сокджин – мой. Я его нашёл и выходил. И так просто не отдам то, чем можно гордиться. Такое дерьмо как Намджун никогда не заслужит подобную жемчужину, – Юн Бём встает с постели и тушит сигарету о стекло пепельницы, берёт свой телефон, смотря на время. – А отвечая на твой вопрос, всё просто. Это месть, – ухмыляется и ищет в контактах номер Джуна, нажимая на вызов.       – Кому? – Минсонг удивлённо таращится на альфу, окончательно потерявшись в происходящем.       – Джину. Он спал с Намджуном. На этот раз он заслужил, – Чхве прикладывает динамик к уху, слушая длинные гудки. – Око за око.       – Ты сошёл с ума... – Сонг отбрасывает одеяло и подползает к краю, касаясь чужой руки. – Твоя гордость лишает тебя рассудка. Прошу тебя, остынь, прежде чем предпринимать что-то.       – Это не твоё дело, – Бём хмыкает и вплетает пальцы в чужие волосы, больно дёргая подчинённого ближе к себе. Тот тихо ойкает. – И для тебя я господин, – тычется вялым членом в приоткрытые от удивления губы. – Соси.       Минсонг издаёт задушенный всхлип и жмурится. Все тепло и наслаждение от утра исчезают, покидая сердце. Он жмурится, лепеча одними губами: "Да, господин Чхве" и берёт головку в рот, сразу пропуская её как можно глубже.       «Если Джин всегда терпит подобное, – Минсонг едва ли не давится, но продолжает ласку и сжимает чужие бёдра, впиваясь в кожу ногтями, – то я удивлён, что он еще раньше не сбежал».       Сам Сокджин в этот момент с трудом продирает глаза, проснувшись от настойчивой вибрации чужого телефона где-то на постели рядом с его рукой. Он жалобно и едва слышно стонет и с трудом поднимает каменную от напряжения и тяжести руку ко лбу. Голова у него раскалывается. Вчера начался тот самый тип течки, который случается у каждого омеги раз в год. Банальный гормональный сбой в организме, и вместо постоянного вожделения омега получает температуру, дикую боль во всём теле и животе, скачущее давление и, в случае Джина, потери сознания и озноб. Он вообще смутно помнит, что было после того, как сказал Намджуну о течке. Кажется, тот расплатился и вызвал специальное такси для течных омег с глуховой перегородкой между водителем и пассажирами, потому что на мгновение Сокджин очнулся в чём-то тесном и явно движущемся, пролепетал неясные извинения и опять отключился. Дальше была абсолютная каша. Он помнит, как его касались, кажется, раздевая, как кожи касалось что-то влажное и холодное, помнит, что ему давали что-то выпить, после чего стало легче и он отрубился. Возможно, это было жаропонижающее.       Рядом слышится недовольное бухтение, и Джин поворачивает голову, замечая, что на второй половине постели поверх одеяла спит явно измождённый Джун. Его лицо выглядит осунувшимся и бледным, а под глазами залегли глубокие тени. Альфа что-то пытается сказать сквозь сон, но терпит неудачу и лишь сползает чуть ниже, меняя положение. Рядом с ним Сокджин замечает использованные охлаждающие пластыри, которые, скорее всего, раньше были на его голове. От осознания, что Намджун наверняка не спал всю ночь, заботясь о нём, и старался облегчить тяжёлую течку, на душе становится как-то до жути тепло. В очередной раз Ким Намджун кажется идеальным, но уже не только альфой, а и возможным отцом. Почему-то Джину кажется, что если Джун узнает о беременности (если он вообще забеременеет), то сделает всё, чтобы остаться рядом и участвовать в жизни ребёнка. И это греет сердце.       Сокджин кое-как приподнимается и садится с тихим кряхтением. Чужой телефон продолжает надрываться вибрацией, и Джин без зазрения совести тянется к нему, чтобы выключить будильник или сбросить настойчивых рекламщиков. Однако, на удивление, звонит забитый контакт с простым и ёмким именем «Чхве». У омеги всё внутри мгновенно поджимается от страха и осознания того, кто может быть на том конце провода.       – Мало ли у кого такая фамилия, – рассеянно лепечет Сокджин, и звонок прекращается. Он успокоено выдыхает и уже тянется убрать телефон обратно на тумбу, но тот снова начинает вибрировать. Омега мысленно ругается и принимает вызов, поднося смартфон к уху.       – Привет, Намджун. Надеюсь, с нашего последнего разговора ты осознал свою ничтожность и отдашь мне Джина подобру-поздорову, – Бём звучит настолько наиграно дружелюбно, что паника Сокджина сменяется злостью и он звучно скрипит зубами, стиснув челюсть от неожиданно накатившей ярости и презрения. Он выпаливает чёткое беспрекословное «нет» прежде, чем успевает себя остановить.       На том конце наступает тишина, нарушаемая лишь смутными хлюпающими звуками.       – Детка? – звучит удивлённо и до боли знакомо.       У Джина всё поджимается внутри:       – Да. Это я, Юн-и, – он жмурится, заставляя себя перестать бояться, что его вырвут из чужого дома прямо сейчас.       – Развлекаешься? – Чхве роняет саркастичный смешок, и Сокджин невольно задыхается в каком-то тупом возмущении:       – О чём ты?       – Я видел вас вчера в ресторане. Твоя измазанная тональником шея была весьма красноречива. Неужели ты думал, что незаметно?       – А ты, я смотрю, тоже развлекаешься? – Джин разбирает, как Бёма кто-то едва слышно зовёт «господин», и невольно кривится от ебанутости всей ситуации, в которой оказался: он сидит в постели Ким Намджуна в свою болезненную течку, весь обхоженный и ухоженный этим альфой, и хочет от него детей, пока Юн Бём звонит Джуну, требуя вернуть его собственность, и явно самозабвенно трахает чей-то рот.       – А ты думал, что тебе можно, а мне нельзя? Какой хитрый. Этим ты мне и нравишься, детка, – Чхве заставляет Сонга взять до самых яиц, и тот давится, когда головка упирается ему в дальнюю стенку горла.       – Разонравлюсь, – Сокджин передразнивает его дружелюбный тон и слышит, как альфа недовольно цокает.       – Что-то ты совсем распустился. Намджун на тебя явно плохо влияет, – задумчиво мычит, что-то решая. – Но ничего, скоро я заберу тебя. Вернёшься в старый ритм, и всё будет как раньше.       Как раньше.       Это именно то, чего так боится Джин. Его новая жизнь рядом с Джуном кажется такой правильной и приятной, привлекательной, особенно на фоне его жалкого прошлого. И Намджун под боком кажется таким же нужным и правильным, как и новая жизнь. Сокджин не хочет возвращаться, но где-то глубоко внутри него забитая сущность омеги всё еще боится Бёма и того, что тот может сделать.       – Передай Джуну, что я ему звонил, – Чхве сбрасывает раньше, чем Джин успевает что-то ответить, и растерянный омега тупо смотрит на чёрный экран. Он тяжело выдыхает, откладывает телефон на тумбочку и переводит взгляд на сопящего Джуна. Сокджин приподнимает уголки губ и тянется к чужому плечу, осторожно поглаживая и перебирая пальцами ткань безразмерной футболки. Голова начинает болеть, и Джин мысленно готовится к новому приступу боли, а пока наслаждается коротким мгновением спокойствия и чужой близостью.       Намджун неразборчиво кряхтит и резко открывает глаза, так же резко садясь и коротко вскрикивая:       – Я не сплю!       Сокджин отшатывается, испугавшись, а потом расплывается в улыбке и заливисто смеётся:       – Да спи, спи. Я не против, – прижимает левую руку к груди, ведь, как только прервал касание, запястье начало нещадно жечь, а боль поползла выше, постепенно распространяясь на всё тело.       «Да что ж такое», – ругается сам на себя Ким.       – Джин, тебе лучше? – Джун хмурится, подсаживаясь ближе, и касается тыльной стороной ладони чужого лба. – Температура всё ещё держится, но вроде не такая большая, – отстраняется и садится на край постели, свешивая ноги на пол, а затем встаёт и тянется, хрустя суставами и зевая. – Я принесу тебе чего-нибудь тёплого попить, – смотрит через плечо. – Может хочешь чего-то?       Сокджин отрицательно мотает головой:       – Мне получше, спасибо. Но скоро снова станет плохо.       Намджун обречённо вздыхает:       – Да, я знаю. Мне жаль, что я никак не могу облегчить твою боль.       – Когда ты рядом, мне легче, – Джин выпаливает, даже не задумываясь о том, как это может звучать. С Джуном так легко и просто, нет необходимости притворяться, увиливать, изображать из себя другого человека или делать то, что не нравится. С ним хочется быть максимально честным и открытым, и Сокджин отпускает себя, позволяя своему омеге быть ещё более слабым в такой уязвимый момент.       А Намджун принимает это – все правила игры, ограничения и неясности между ними – спокойно и не задаёт лишних вопросов. Джин чувствует себя маленьким капризным ребёнком, и ему отчасти стыдно за своё поведения и метания из крайности в крайность.       – Хорошо. Тогда я постараюсь надолго не отлучаться, – Джун мягко улыбается ему, словно уверяет, что всё будет хорошо. – Я на кухню и обратно.       Сокджин кивает и сползает ниже по постели, ложась обратно, тупо смотрит в потолок. Он рассеянно поглаживает свой живот сквозь одеяло, надеясь, что там зарождается новая жизнь.       Вообще, Джин не планировал детей, потому что Чхве никогда их не хотел, однако Ким Намджун разрушил все его планы, ворвавшись в жизнь подобно урагану и перевернув всё с ног на голову. Омега признаёт чужие власть и авторитет над собой, несмотря на открывшиеся ему силу и возможности. Он покорно принимает новые желания и чувства, которые в нём будит этот альфа, и, кажется, готов ради него на что угодно. Сейчас тщетные попытки сопротивления накатившей симпатии и невозможной тяге к Джуну кажутся смешными, потому что Сокджин буквально надеется забеременеть от него и родить милых малышей с его прелестной улыбкой и ямочками...       В уличную дверь кто-то настойчиво стучится. Джин дёргается, выпадая из грёз, и весь сжимается внутри. Почему-то думается, что Юн Бём мог прислать за ним кого-то из своих подчинённых и его просто заберут насильно. Это пугает и даже ужасает, ведь Сокджин просто в отвратительном состояние и вряд ли сможет встать самостоятельно, а что с ним сделает Чхве, когда увидит, не хочется даже предполагать.       – Иду! – Намджун кричит из кухни и пробегает мимо двери спальни.       Джин открывает рот, чтобы попросить его не открывать, но слова застревают в коме, вставшим в горле. Сокджин пытается сглотнуть его, но не может. Пальцы на ногах поджимаются от накатывающей паники, а руки дрожат. Джин отчаянно потеет, борясь со страхом и желанием зарыться в ворохе одеял, спрятавшись, как от подкроватного монстра в детстве. Хочется позвать Джуна и заползти в его объятия, укрываясь от враждебного мира. Сокджину неожиданно кажется, что ему снова пять лет и он ищет защиты в папиных объятиях, перекладывая ответственность за себя и свои чувства на других. Вот только папа давно мёртв, Бём ненадёжен, а Намджун не его родитель, чтобы ограждать от возможного пагубного влияния или тяжёлых событий, пускай он и в болезненной течке.       «Я решил, что моя жизнь в моих руках, и должен сам распоряжаться ею. Если я хочу быть достойным партнёром, то должен быть самостоятельным, – Джин жмурится и садится в постели, заставляя себя перестать сжиматься в привычном подчинении лишь от одной мысли о Чхве. – Юн Бём не мой хозяин, а я не его раб», – омега уверенно кивает сам себе и распахивает глаза, когда слышит чьи-то уверенные приближающиеся шаги.       – Привет, принцесса, – Юнги салютует, криво ухмыляясь, и замирает на пороге. – Чего такой воинственный?       – Бро, – потеряно выдыхает Сокджин и весь расслабляется от накатившего облегчения: подтягивает колени к груди и утыкается в них лбом, переводя дыхание. Он признаётся себе, что до ужаса боялся, что за ним пришёл кто-то из банды Чхве, что его заберут и уволокут в болото прошлой жизни силой, не дав и шанса на спасение, что он лишится полученной свободы и открывшихся возможностей на пресловутое «долго и счастливо».       – Эй-эй, плохо? – Мин бросает рюкзак на пол и мгновенно забирается на постель. – Тошнит? – касается задней стороны чужой шеи. – Ох, блять. Ты очень горячий. Нужно выпить лекарство, – срывается с места, возвращаясь к своим вещам, и копошится где-то в недрах, перебирая разноцветные блистеры с таблетками.       Джин с трудом поднимает отяжелевшую голову и улыбается:       – Даже без подколов?       Юнги выпрямляется, держа в руках бело-синюю коробочку с жаропонижающим специально для тяжёлых течек:       – Если ты думаешь, что я конченый, то ты, конечно, прав, но не настолько же, – выдавливает таблетку на ладонь. – Я принёс говяжий бульон с овощами и суп-пюре, а ещё заварил имбирь с мёдом. Джун сейчас принесёт, – садится на край постели. – Ложись. Тебе нужно отдыхать по максимуму и не перенапрягаться.       – Спасибо за заботу, – Сокджин слушается и заползает под одеяло, ложась на бок. Ненадолго забытая головная боль возвращается и бьёт по черепу с новой силой.       – Не обольщайся. Я всё ещё тебе не доверяю, но Намджун очень просил помочь, потому что он сильно беспокоится о тебе, – Мин отводит взгляд. – Только попробуй сделать ему больно. Я тебя по стенке размажу, понял? – зло щурится, косясь на Джина, а тот лишь улыбается в ответ, опуская свинцовые веки:       – Ни за что на свете, – неразборчиво шепчет.       Юнги не задерживается. Он помогает покормить обессиленного вновь накатывающей температурой и болью Сокджина, оставляет необходимые лекарства и говорит, что делать, если будет совсем худо. Джун его внимательно слушает, задаёт уточняющие вопросы и даже что-то записывает в заметки на телефоне. Мин желает им удачи, бросая пару ласковых, просит не трахаться или хотя бы не оставлять таких очевидных следов их занятий сексом, какие он наблюдал сегодня, и удаляется, хлопнув входной дверью.       Джину становится получше после еды и лекарств, но облегчение так же быстро сменяется снова навалившейся тяжестью и неприятным тянущим чувством внизу живота, которое позже дополняется влажными задницей и нижним бельём.       – Намджун, – Сокджин жалобно скулит, ёрзая на постели, откидывает край одеяла и впивается пальцами себе в живот. – Болит.       Обеспокоенный альфа берёт телефон, ища в записанном подсказку о том, как можно облегчить чужую боль. Он быстро пробегается глазами по буквам, надеясь найти решение, но с каждым прочитанным словом понимает, что его, скорее всего, нет. Это Джину придётся просто пережить, перетерпеть. От осознания собственной никчёмности и абсолютной бесполезности в этой ситуации Джуну хочется выть. Его любимый человек страдает, а он никак не может ему помочь.       Омега снова скулит, сведя брови домиком, поворачивается на бок и тянет к Намджуну руки:       – Иди сюда.       Джун откладывает бесполезный смартфон, выдохнув от отчаянья, и забирается в чужие объятия, прижимаясь к распаренному температурой и влажному от пота телу:       – Сильно болит? – он слепо нашаривает одеяло и натягивает его выше, чтобы Сокджин не остывал.       – Скорее очень тянет, и от этого болит. Неприятные ощущения, – Джин зарывается носом в чужие волосы, жадно вдыхая терпкий аромат. – Но сейчас полегче, – прижимается ещё теснее, обхватывая взъерошенную голову руками. – Бём всегда уезжал на несколько дней, и я справлялся сам. Было очень тяжело, я даже ходить толком не мог, – говорит едва слышно и будто сам себе. – Мне очень приятно, что ты оказываешь мне такое внимание. Для меня это важно, – пускает пальцы за ворот футболки, поглаживая тёплую кожу.       – Тебе стоит благодарить Юнги. Вчера, когда я привёз тебя, то был в дикой панике и не знал, что делать. Я никогда не переживал с омегой его болезненную течку и испугался. Хорошо, что у меня хватило мозгов позвонить ему, – недовольно бухтит сам на себя и утыкается носом под кадык, украдкой обнюхивая чужую шею. – Ты пахнешь иначе. Не так, как обычно, – в тоне Намджуна скользят явные беспокойство и нервозность.       Сокджин расплывается в улыбке от осознания того, насколько его состояние заботит Джуна.       – Из-за стресса и тяжёлой течки. Это нормально, не переживай так, – кончиком ногтя выводит круглые узоры на выпирающей косточке чуть ниже шеи и трёт большие пальцы ног друг о друга, неловко прикусив губу. Противное липкое ощущение в нижнем белье нарастает, а стянутость заменяется горячим комом, который словно двигается по всему животу вверх-вниз, обжигая органы. Джину хочется жалобно скулить с каждым мгновением всё больше и больше, но он решает попробовать другой вариант. – Намджун, ты можешь мне помочь? – отстраняется, чтобы заглянуть альфе в глаза.       – Чем?       – Помоги мне кончить, – шепчет одними губами и жмурится от вновь накатившей боли и слепого возбуждения. Сокджин протяжно мычит, впиваясь пальцами в чужие плечи.       Джун обнимает омегу за талию, крепко прижимая к себе:       – Тебе станет легче? – обеспокоено разглядывает чужое скрюченное лицо.       – Возможно, – Джин касается тёплой руки и смещает её ниже, устраивая ладонь Намджуна на своей ягодице. – Пожалуйста, альфа.       Джун неразборчиво урчит и отодвигает край его боксеров:       – Всё, что пожелаешь, – придвигается ближе и тянется губами к шее, запечатлевая под кадыком нежные и медленные поцелуи.       Сокджин слепо водит руками по крепкому телу, словно ища опоры, и облегчённо стонет, когда юркие пальцы заползают между ягодиц и надавливают на сочащийся густой смазкой сфинктер.       – Расслабься, малыш. Я всё сделаю.       Джин теряется в мягком движении и смешанных ощущениях лёгкого дискомфорта, жжения где-то в животе и постепенно накатывающего облегчения. Намджун переворачивает его на спину и снимает с него нижнее бельё, устраиваясь между широко разведённых ног и проталкивая в горячую узость уже третий палец. Он наклоняется вперёд, покрывая поцелуями-укусами тяжело вздымающую грудь, и покусывает вставшие соски, играясь с ними языком       Сокджин мечется по постели, вплетает пальцы в чужие волосы в попытках удержаться на грани, неразборчиво мычит и рвано стонет.       – Альфа, я... – он задыхается и кончает с протяжным полустоном-полускулежом.       Джун нежно выцеловывает горячее тело, продлевая оргазм и приятные ощущения, и замирает, когда Джин успокаивается, прикрывая глаза.       – Тебе лучше? – Намджун рассеянно гладит омегу по животу, размазывая вязкую сперму.       – Да. Живот больше не жжёт, – Сокджин неразборчиво лепечет охрипшим голосом и сводит затёкшие ноги вместе. – Так правда лучше, – блаженно улыбается и смотрит на Джуна блестящими глазами.       Тот улыбается в ответ:       – Я рад, – наклоняется и целует омегу в колено. – Я протру тебя, сменю постель и напою бульоном. Сможешь немного посидеть?       Джин уверено кивает, так как его отпустило. Теперь боль не такая пронзающая, а скорее пульсирующе-тупая, и с ней уже проще справиться.       Намджун уходит за тазиком с тёплой водой и полотенцем, возвращается и осторожно протирает уже до боли знакомое тело, тщательно проходясь по каждому сантиметру светлой кожи в незамысловатой ласке. Он даже помогает Сокджину переодеться и лишь потом меняет постельное бельё на свежее, пышущее приятным ароматом кондиционера.       Джин не может перестать улыбаться от чужой заботы, несмотря на накатившие усталость и вялость. Он с готовностью принимает всё, что ему дают, и, несмотря на бледность, выглядит довольным жизнью котом, который объелся сметаны.       Идиллию разрушает телефон Джуна, когда альфа собирается набрать Юнги и видит список входящих:       – Бём звонил?       Разморённый тёплыми объятиями Сокджин даже не сразу понимает в чём дело и, когда до него доходит суть вопроса, хмурится:       – Да, – он сильнее вжимается в чужое тело, боясь, что его оттолкнут.       Но Намджун, как всегда, удивляет. Он как можно крепче сжимает талию Джина и звучит напряженно, если не напугано:       – Ты принял вызов?       – Да. Он просил передать, чтобы ты ему перезвонил, – Джин поглаживает крепкую грудь, рисуя кончиками пальцев поверх футболки неясные узоры. – Но ты можешь не торопиться. Бём там с кем-то отрывается. Видимо, из мести. Вчера он всё же был в ресторане и видел нас. Я надеялся, что его запах мне почудился.       Джун не отвечает, лишь задумчиво мычит, что-то обдумывая.       – Из-за него у тебя началась течка, да? – спустя несколько минут молчания спрашивает Намджун.       Сокджин обречённо выдыхает:       – Из-за стресса. Я так сильно испугался, что организм, видимо, включил самый глупый из возможных защитных механизмов: притворись мёртвым, – роняет смешок, пытаясь разрядить обстановку.       Джун улыбается:       – То есть течка началась не из-за него?       Джин заторможено угукает, а потом непонимающе хлопает глазами и резко подскакивает, заглядывая в сосредоточенное лицо:       – Погоди, ты что, – немного теряется, – ревнуешь?       Намджун отводит взгляд, поворачивая голову на бок. Кончики его ушей едва заметно краснеют:       – А не должен?       Сокджин запинается в возмущении, осознавая, в каком они положении. В конце концов то, что он симпатичен Джуну как омега и потенциальный партнёр, очевидно даже слепому. Однако в их отношениях, стараниями Джина, совсем нет ясности, поэтому ревность вполне оправдана.       – Я идиот, – Сокджин ложится обратно, прикипая к своей живой подушке. – Прости.       – Ничего, – Намджун осторожно поглаживает широкие плечи. – Всё хорошо. И не называй себя так, ладно?       Джин нервно смеётся:       – Ты хоть где-то не идеален?       – Что?       – Ничего. Перезвоним ему завтра, ладно? – трётся щекой о ключицы и замирает, расслабляясь и буквально растекаясь лужицей покоя.       Джун смещает руку к задней стороне чужой шеи и поглаживает её в интимном ласковом жесте:       – Конечно.