Костяшки в кровь и сердце в руки

V Изучи поражённого противника

      Уже в детстве было понятно, что Джин вырастет прекрасным и абсолютно очаровательным омегой. Его мягкие черты лица были, пожалуй, даже слишком умилительными и сводили с ума не только завидующих такой внешности детей, но даже взрослых альф, которые сюсюкали Сокджина намного дольше положенного. Джун никогда не забудет их первую встречу. Ему шесть, а Джину уже восемь. На маленьком омежке тогда была пудрово-розовая тонкая кофточка и свободные бриджи ниже колен, а маленькие пальчики ног забавно шевелились на краю сандалий, пока внимательные темные глаза разглядывали нового знакомого. Намджун чувствовал себя отвратительной какашкой рядом с таким красивым цветком, как Сокджин, поэтому смущенно отводил глаза и цеплялся за штанину отца, который добродушно улыбался.       – Сынок, ну что ты, это же просто Джин. Мы с их родителями хорошо знакомы. Ты тут впервые на все каникулы, – альфа погладил темные волосы, чуть наклонившись. – Ну же.       Первый шаг сделал Сокджин. Он выступил вперед и ярко улыбнулся, коротко поклонившись:       – Меня зовут Ким Сокджин. Папа о тебе рассказывал! Рад, наконец, познакомиться. Ты похож на моего плюшевого мишку.       Джун тогда опешил:       – Мишку?       – Да, – Джин полез в карман своих бридж и достал маленький дешевый телефон раскладушку, нажал несколько кнопок и развернул экран к стесняющемуся альфе. – Смотри!       С экрана на Намджуна своими глазами-бусинками смотрел пушистый светло-коричневый мишка в полосатой бело-синей футболке. Несмотря на простоту, игрушка была довольно милой, а Джун себя таким не считал, потому что его дразнили такояки из-за его круглого лица и пухлых щёчек. Такояки были вкусными, но от этого ему не становилось легче.       – У него футболка как у меня, – Намджун кивнул и, наконец, отпустил штанину отца. Тот ободряюще ему улыбнулся сверху вниз.       – Да нет же! – Сокджин был чересчур эмоциональным в детстве, а потому всегда активно жестикулировал, когда был на эмоциях. – Ты же такой же плюшевый!       Джун от крика снова спрятался за ногу отца.       – Джин-и, ты его пугаешь, – папа осторожно тронул сына за плечо и омежка тут же сдулся, извиняясь:       – Прости. Я имею в виду, что ты такой же милый.       Это был первый в жизни Намджуна комплимент от омеги, и он запомнил его навсегда.       Сокджин оказался открытым, но воспитанным ребенком. Несмотря на свою привычку громко разговаривать и размахивать руками в порыве как можно точнее передать свои чувства, он был хорошим и понравился Джуну, который буквально за месяц расцвел рядом с омегой, перестав стесняться своего круглого лица. Джину очень нравились его ямочки на щеках, а со временем Намджун понял, что ему нравится Джин.       Альфе было всего шесть, когда он по-детски наивно влюбился, пусть и не понимал этого. Уезжал Джун с еле сдерживаемыми слезами на глазах, а Сокджин долго махал ему вслед, широко улыбаясь. Позже Намджун случайно подслушал разговор своего отца с отцом Джина и узнал, что омега вечно спрашивает, когда он еще приедет, а иногда даже плачет. Плохо, что Джун был рад чужим слезам, но это было так.       Приехал альфа только на следующие, более короткие, каникулы, а по истечению года, наконец, получил свой первый телефон и обменялся с Сокджином номерами.       Спустя еще год, когда Джину исполнилось десять, а Намджуну восемь, произошло то, что кардинально изменило жизнь омеги, пусть он и сам не был в курсе (даже во взрослом возрасте). Джуну должно было быть стыдно за свой поступок и его последствия, но на самом деле он никогда ничуть не жалел о нем.       – Я люблю тебя, хён, – Намджун жутко краснел ушами и своими пухлыми щечками, пока это говорил, сидя у подножия чужой постели в крохотной комнате Сокджина.       – И я тебя люблю, Джун-и, – омега мягко улыбнулся, отрываясь от какой-то книги, и сел на постели в позу лотоса.       – Нет, хён. Я не так тебя люблю, – Намджун помотал головой.       – А как тогда? – Сокджин свел брови домиком от непонимания.       – Так, как мой отец любит папу. Я хочу, чтобы, когда мы вырастем, мы вышли замуж друг за друга. Но ты такой красивый и хороший, хён... – Джун опустил голову, смотря в пол. – Поэтому я не успею достаточно вырасти, чтобы сделать тебя своим мужем. Но я бы хотел, чтобы ты знал.       Чужой смех показался проклятием. Намджун сразу же возненавидел и себя, и Джина, думая, что теперь тот будет насмехаться над ним.       – Глупенький, – омега отложил книгу, подполз к краю постели и осторожно погладил спутанные волосы Джуна. – Я тебя подожду. Потому что ты очень и очень хороший, Намджун-и. Ты достоин того, чтобы тебя ждали. И я это сделаю.       В тот момент маленький альфа вскинул голову и почувствовал, как сердце ускоряет свой ритм, норовя выпрыгнуть из груди. Зародившаяся ненависть сразу же увяла и рассыпалась пеплом, не оставив после себя и следа.       – Ты врёшь, хён, – Джун сжал ткань своих шорт.       – Не вру, – мягко улыбнулся и спустился на пол. – Что мне сделать, чтобы ты мне поверил и больше не переживал? – склонил голову к плечу.       Намджун на мгновение задумался, а потом просиял:       – Дай мне укусить тебя! – он помнил, как папа объяснял ему, что означают метки и почему они так важны для партнёров. Если Сокджин правда хочет быть с ним, то он согласится. Но Джин замешкался, стесняясь и краснея шеей. – Ты не хочешь, – Джун поник так же быстро, как и загорелся.       Сокджин занервничал:       – Нет! Что ты! Я не отказываюсь от своих слов. Просто, – он сглотнул, – отец говорил, что укус в шею очень важен и что мне еще нужно вырасти, иначе я могу заболеть.       – И правда. Папа тоже говорил мне что-то такое. Что омега должен полностью сфиму... сформо... – Намджун осёкся, нахмурился, собрался с мыслями и проговорил по слогам: – Сфор-ми-ро-ва-ться. Вот. А ты еще маленький. Тебе должно быть хотя бы четырнадцать. А лучше шестнадцать.       – Но это очень долго! Я не хочу, чтобы ты думал, будто я вру, – Джин напрягся, думая, как выйти из ситуации, и через пару минут тяжелого молчания почти подпрыгнул на месте. – Я придумал! Нельзя кусать в шею. Но куда-то в другое место наверняка можно! Давай сюда, – он протянул к лицу альфы свое левое запястье и уверенно кивнул. – Кусай.       – Точно? – Джун коснулся худого локтя и уставился на тонкие синие вены, проступающие через светлую кожу. У него отчего-то зачесались дёсны.       – Точно, – омега мягко улыбнулся, а в следующее мгновение болезненно промычал.       Клыки Намджуна уже достаточно сформировались, и скоро их должны были подпилить, чтобы у него не испортился прикус, поэтому их острые кончики легко вошли в кожу, прокусив ту без особых усилий. Едва уловимый и только формирующийся запах Сокджина как омеги на мгновение взорвался яркой вспышкой и тут же затих, смешиваясь с вспрыснутыми в кровь через клыки гормонами альфы. Джун издал неясный удовлетворенный звук и попытался зализать кровоточащие ранки.       – Хён, – довольный собой Намджун поднял на друга глаза и замер в ужасе.       Джин был бледнее мела, его кожа будто бы стала хрупким фарфором, как и он сам, отчего бьющая явно в ознобе дрожь пугала до смерти.       Намджун смутно помнил, как кричал, зовя на помощь, и как виновато и испуганно плакал, пока перепуганный папа омеги почти в истерике звонил в скорую, умоляя их приехать побыстрее.       Сокджина нельзя было кусать, в десять лет организм омеги еще слишком слаб к альфьим гормонам, и их выходка могла обернуться не только гормональными нарушениями и гинекологическими болезнями, но даже бесплодием для Джина, будь Джун старше всего на год. Ведь организм альф начинает формировать клыки и гормональные железы для того, чтобы пометить пару, очень рано, намного раньше, чем к этому может быть готов потенциальный партнер, поэтому уже к одиннадцати, теоретически, альфа может оставить избраннику супружескую метку.       Все обошлось. Врачи сказали, что произошедшее никак не скажется на Сокджине, ведь Намджун еще был недостаточно взрослым, чтобы у их выходки были серьезные последствия. Папа омеги выдохнул с облегчением, а Джун почувствовал себя обманутым и брошенным.       Вскоре каникулы закончились, и маленький альфа уехал домой. В первые месяцы учебы он тайком подслушивал разговоры отца, который иногда звонил родителям Джина, спрашивая как тот. Ответ всегда был один: «Хорошо, все обошлось». Намджун никак не мог взять в толк, почему взрослые вообще были против их будущих отношений, и где-то глубоко внутри обижался и злился на отца, не понимая этого. А еще скучал. Очень и очень сильно скучал по Сокджину. Пускай им и сказали, что укус ни на что не повлиял, но что-то будто все равно изменилось, и Джун это отчетливо чувствовал, отчего и не мог дождаться следующих каникул, чтобы вновь увидеть своего омегу.       Вот только на следующих каникулах дверь в знакомую квартиру открыл незнакомый пожилой мужчина, а позже отец выяснил, что семья Ким съехала.       Несмотря на то, что, казалось бы, это детская любовь, детские чувства и игры, пора бы пережить все это и просто вырасти из подобного, вырасти не получилось совсем. Оставленная Намджуном метка тянула в прошлое, даже когда он встречался со своим первым парнем после школы, а когда он узнал, где Джин, то переполошился так, что месяц не давал Bangtan спокойно выдохнуть...       – Герой-любовник, не помешала бы помощь. Я из-за тебя эту бандуру тащу! – Юнги недовольно шипит, и альфа отмирает, выныривая из воспоминаний.       – Прости, – Джун подходит к водоналивному манекену, наклоняется и помогает передвинуть на помеченное на полу место. – Готово.       Мин, наконец, выпрямляется, тяжело выдыхая, и утирает лоб запястьем:       – Блять, какого хуя я вообще с этим помогаю? – он поплёлся к дивану и плюхнулся на него, но вместо того, чтобы расслабиться, неожиданно напрягся. – Вы же тут не...       Намджун ухмыляется:       – Только целовались.       – Здесь? – Юнги тыкает в диван у себя между ног.       – Нет, чуть левее, – тихо злорадствует, потому что на самом деле омега сидит ровно там, где они и сорвались.       – Ну и заебись, – Мин откидывает голову на спинку дивана, растекаясь по нему как мороженое. – Так, напомни, нахуя мы тащили сюда этого ебаного Германа и почему я?       – Потому что Чимин патрулирует, Хосок на работе, а у Чонгука гон. Вот почему, – Джун плюхается на свободное место рядом с другом и довольно смотрит на проделанную работу: они освободили угол общей комнаты, передвинув немного тумбу с телевизором и пару ящиков, и появилось пространство, которое позволяло поставить манекен и тренироваться. – Джину понравится.       – Погодь, так это для него, что ли?! – Юнги дёргается вперед, но тут же лениво приклеивается обратно к дивану.       – Да.       – Ну ты и сволочь, – омега недовольно фыркает в потолок. – Я еще подумал, куда тебе еще больше тренироваться. Ты же и так шкаф.       – Рён сказал, что этого Германа спишут из-за и так длительного срока эксплуатации, но он же нормальный. Еще года полтора послужит. Чего не забрать, раз предложили? – Намджун довольно улыбается, разглядывая свой «подарок», который, он надеется, Сокджин оценит, и не замечает, как странно на него косится Мин.       – Ты так изменился, – говорит тот и тяжело выдыхает, обреченно закрывая глаза, будто признаёт поражение.       – И в чём же? – альфа скептически ухмыляется в никуда.       – Стал таким же, каким был в самом начале пути Bangtan, – садится прямо и ждёт, пока Джун посмотрит ему в глаза, не выдержав пристального взгляда. – Счастливым.       У Кима сердце проваливается в живот, словно звучно бухнувшись в кислоту желудка.       – Как будто ты снова веришь в людей и что миру можно помочь. Твои глаза. Они, – Юнги запинается и неопределённо машет рукой в воздухе, – посветлели?       – Просто Джин любит светлое, я подстраиваюсь, – Намджун отшучивается. Ему больно вспоминать, каким он был до их «работ», и он совсем не хочет ворошить прошлое, получая ложную надежду. Поэтому все, что остаётся – бежать. Бежать и не оглядываться.       Мин об этом знает и позволяет, потому что устал бороться:       – И где эта принцесса?       Альфа закатывает глаза:       – Эта принцесса уложила тебя на лопатки, может хватит его так звать?       Хищным оскалом Юнги можно резать бумагу и убивать людей:       – Я сам решу, когда хватит. Так где?       – На маникюре, – Джун готовится услышать идиотские и неуместные комментарии, и не зря. Омега не подводит.       – Ой, сейчас сделает себе дизайн с цветочками и стразиками, наверное, и придет хвастаться. А тут я. Будем лучшими друзьяшками! – Мин наигранно хлопает ресницами и говорит писклявым голосом, дуя губы уточкой.       – Перестань! Джин так не говорит. Ты изображаешь какого-то гиперболизированного дурачка, – Намджун чувствует легкий укол где-то глубоко внутри и с удивлением обнаруживает, что сущность альфы недовольна тем, что его партнера высмеивают.       «Партнера?» – Намджун теряется от этой мысли.       – Он хотя бы знает слово «гиперболизированный»? – Юнги скептически хмыкает.       – Знает, – недовольно бубнит обиженный Джун, и они замолкают на какое-то время, сидя в тишине.       У каждого в голове вертятся свои мысли, и почему-то именно сейчас поделиться ими кажется чем-то нереальным, словно они живут в разных мирах, пускай на самом деле это и не так.       – У нас новый «заказ».       Альфа тяжело выдыхает и наклоняется вперед, упирая локти в колени:       – Какой?       – Чхве Юн Бём.       Намджун вскидывает голову и широко распахивает глаза:       – Нет.       – Да. Аванс уже выслали, как проведут по оффшорным счетам, скину твою долю. Нам нужно разработать план по тому, как его выманить. Сейчас у нас есть значимый козырь, и мы можем его использовать, – Юнги невольно кусает нижнюю губу, что-то обдумывая.       – Мы не будем использовать Сокджина в качестве козыря, – Джун не сдерживает злого утробного рычания, которое непроизвольно рвется откуда-то из нутра.       Мин отвечает не менее воинственным рыком и скалится на альфу. Его поза вмиг становится напряжённой и едва ли не боевой:       – Ещё раз зарычишь на меня в таком тоне, и я вырву тебе глотку, – угрожающе шепчет.       Намджун тут же тушуется, отводя взгляд.       Юнги выдыхает:       – Нам нужно это сделать. Ты знаешь, что Бём единственный из всех лидеров ввязался в продажу оружия. Пока есть он и его банда, угроза вооружённых разборок или даже войны будет всегда. Это повлечет за собой жертвы и огромные. Не только среди банд, но и среди гражданских. Джун, я понимаю, что ты влюблен, это очевидно. Но, прошу тебя, не теряй голову. Помни, зачем ты вообще создал Bangtan. Нас чертовски мало, и без нашего лидера мы не справимся. Ты вёл нас столько лет, – омега придвигается ближе и касается напряжённой спины, поглаживая, – продолжай вести и дальше. Хорошо?       Джун шумно вдыхает и с затяжкой выдыхает, выпрямляется:       – Хорошо, – смотрит на Юнги и едва заметно улыбается, но улыбка явно натянутая. – Ты прав.       Мин, удовлетворённый чужим ответом, кивает.       В прихожей тихо открывается дверь. Слышится недолгое, но торопливое копошение.       – Джун-и! Я вернулся! – Сокджин на мгновение замирает, заметив лишнюю пару незнакомой обуви, принюхивается и невольно цокает – Юнги. – И тебе привет! Бро!       – Да завались уже! – вопит Мин и подскакивает на ноги одновременно с тем, как Джин показывается из-за угла.       – А что не так, бро? – омега выгибает бровь и всовывает руки в карманы своей розовой толстовки.       Глаза Юнги расширяются, а брови взлетают вверх, когда он присматривается к чужой одежде и вспоминает, как Намджун советовался с ним насчёт того, стоящая ли это вещь. Мин тогда ответил, что да, фирма хорошая, но толку от неё, если она им не по карману.       – Так вот зачем, – Юнги оглядывается на хмурого альфу. – Ты серьёзно купи...       – Мин, – звучит сурово. Джун почти никогда не обращается ни к кому из банды по фамилии, только когда зол или хочет, чтобы кто-то заткнулся. Как сейчас, например.       Юнги поднимает руки, сдаваясь.       – Какие-то проблемы? – ехидно уточняет Сокджин. – Бро-о-о, – и ухмыляется.       Мин взрывается мгновенно, подлетает к омеге и цепляет за локоть, удерживая на месте, склоняется почти вплотную к лицу и угрожающе шипит в него:       – Слушай сюда, принцесса, ещё раз так меня назовёшь, и я так тебя отмудохаю, что родной отец не узнает.       Джин раздражённо скидывает руку резким жестом и смотрит в ответ на яростный прищур не менее недовольно:       – Начнем с того, что ты первый это начал, бро, – подчеркивает обращение, стараясь разозлить как можно больше. – Продолжим тем, что это я тебя отмудохаю так, что ни один, ни второй твой ебырь тебя не узнают, а закончим на том, что мой отец умер, когда я был подростком, – последнее едва ли не выплёвывает с явным оттенком ни то всплывшей из воспоминаний боли, ни то ненависти.       Юнги тут же отступает, теряя весь запал, и растерянно оглядывается на Намджуна:       – Ты ему сказал?       Альфа мнётся и молча кивает.       Мин впивается зубами в свою нижнюю губу едва ли не до крови и растеряно смотрит в пол. Сердце бешено колотится в ушах, и звуки вокруг становится слышно будто сквозь вату.       – Хосок и Чимин не мои ебыри. Я их люблю, чтобы ты знал. И в отличие от некоторых, – находит в себе силы поднять взгляд, – я хотя бы умею любить.       На этот раз Юнги ждёт, пока Сокджин подвинется, чтобы пройти, потому что ему не хочется касаться омеги даже пальцем. Он молча обувается дёрганными движениями и уходит, громко хлопнув дверью. Кажется, им придётся менять замок после такого.       Джун раздражённо трёт лицо:       – Прости его за отца, – шумно вздыхает и смотрит на растерянного омегу. – Но и ты перегнул палку. Чимин с Хосоком для него очень важны. Я рассказал тебе об их отношениях не для того, чтобы ты его осуждал или подначивал.       Джин виновато супится и натягивает на голову капюшон толстовки:       – Я извинюсь перед ним при следующей встрече, – омега внутри него невольно склоняет голову перед желанием своего альфы и легко подчиняется чужому недовольству, желая как можно быстрее исправить допущенную ошибку.       «Своего альфы? – Сокджин хмурится. – Но Намджун не мой альфа».       Джун же в этот момент улыбается и хлопает по месту рядом с собой:       – Иди сюда. Покажи, какой маникюр ты сделал.       Джин легко его слушается, садится рядом и неловко показывает девственно чистые руки: без покрытия, украшений и рисунков. Намджун смотрит непонимающе:       – Ты же хотел маникюр. Я думал, ты сделаешь гель-лак или типо того.       – Маникюр – это необязательно с покрытием. Это и просто ухоженные ногти, – он едва заметно улыбается, разглядывая свои руки. – Или ты хотел бы какой-то цвет? – улыбка исчезает, а сам он весь напрягается.       – Нет, – Джун мотает головой и осторожно касается чужой кисти. – Если тебе нравится, то и мне тоже, – он рассматривает аккуратные пальцы. – У тебя красивые руки, нежные, – на пробу осторожно массирует центр ладони обоими указательными пальцами.       Омега смущается, но виду не подает, хотя ему едва ли не урчать хочется от такой ласки.       Намджун приподнимает руку, заставляя Сокджина придвинуться ближе, и, склонившись вперёд, по очереди целует тёплые костяшки, едва касаясь кожи губами. У Джина замирает сердце, а мысли всполошно бьются о череп, разлетаясь брызгами.       – Джун, не надо, – едва ощутимо отстраняется, но его крепко держат, не давая отодвинуться. Альфа продолжает целовать, поднимаясь к тыльной стороне ладони. – Намджун, стоп.       Тот мгновенно замирает, в последний раз гладит мягкую кожу и отстраняется отпуская.       Сокджин в непонимании хлопает глазами: «Он правда... остановился?» – и прижимает руки к груди.       – Извини, – Джун зло ерошит волосы. – Я увлёкся, – отводит взгляд.       – Ничего, – омега мотает головой и оглядывается, пытаясь отвлечься. – А это что? – наконец замечает манекен и лёгкую перестановку.       – Это тебе, – Намджун улыбается, наблюдая за тем, как Джин встаёт и подходит к Герману, рассматривая его. – Нравится?       Омега встает в стойку и бьёт Германа в корпус, довольно улыбается и аж подпрыгивает от радости:       – Да!       – Теперь сможешь тренироваться когда захочешь, не выходя из дома. Но если хочешь, то, конечно, можешь ходить в зал! – альфа неопределённо машет руками.       – Нет, – Сокджин отрицательно мотает головой. – Дома мне будет комфортнее.       Джун замирает, поражённый, а потом расплывается в глупой счастливой улыбке:       – Дома и правда лучше, – катает на языке это будто новое слово, которое особенно мягко и тепло звучит из чужих уст. – Добро пожаловать домой, – склоняется вперёд и подпирает щёку кулаком.       Джин, кажется, и сам не до конца понял, что сказал, поэтому удивлённо замер, а потом улыбнулся в ответ:       – Да. Я дома, – ямочки от улыбки Намджуна сводят его с ума.       С тех пор прошло почти две недели. И альфа уже успел не только порадоваться чужому счастью, но и пожалеть о собственном решении.       Сокджин с завидным рвением принялся за тренировки и совсем не стеснялся заниматься при Джуне, которому с каждой минутой наблюдения казалось, что он сходит с ума всё больше и больше. Что-то внутри него как будто надламывалось с каждым уверенным ударом Джина по манекену, словно Джин бил его, а не Германа. Оболочка Намджуна трещала по швам, надламываясь хрупким стеклом. Он чувствовал себя слабым и беззащитным перед этим потрясающим и сильным омегой, который казался нерушимой скалой, когда его кулак врезался в мягкий корпус. Но рядом с Сокджином было спокойно, несмотря ни на что. Мир вокруг сходил с ума: Юнги требовал как можно быстрее разработать план и привести его в действие, Чонгук с Чимином решили расширить территорию влияния банды и взялись за это дело основательно; из-за чего Джуну приходилось организовывать и посещать кучу переговоров не только с владельцами территорий, но и жителями; своей деятельностью Bangtan перекрыли один из путей перевоза наркотиков банде Черепа, и те наступали на пятки, пытаясь либо договориться, либо провезти втихую, что, конечно, они позволить не могли; а ещё у Тэхёна на носу были экзамены, и он умолял Намджуна помочь подтянуть английский. И Джун разрывался. Ему казалось, что все эти дела и вся суета рвут его на мелкие кусочки, что собрать себя назад не выйдет, хоть потрать на это тысячу лет...       Но, когда открывалась дверь его дома, Намджун попадал в тепло и безопасность, оказывался в полных уюта и покоя комнатах, где пахло вкусной едой или средствами для уборки, а иногда потом и чужим ароматом. Джин всегда мягко улыбался и казался таким надёжным, что внутри всё расслаблялось после длительного напряжённого дня, полного беготни, нервов и лёгкой паники. Джуну казалось, что он может доверить омеге всё, даже свою жизнь, и тот ни за что не подведёт, оправдав любые, даже самые странные ожидания.       И в конце концов Ким Намджун решился на важный шаг, который, возможно, изменит их отношения навсегда: укрепит или разрушит.