Костяшки в кровь и сердце в руки

III Уничтожь противника

      Чонгук задумчиво кусает губу и мнет в руках футболку, не решаясь надеть. Мысли бьются о черепную коробку запертыми птицами, и он никак не может уцепиться за какую-то конкретную, продолжая тонуть в хаосе собственного сознания.       – Хей, Куки, – Тэхён касается его локтя, сжимая. – Ты чего? – смотрит обеспокоенно снизу вверх.       – Я просто задумался о Джине, – мотнул головой, отгоняя наваждение, и наконец натянул футболку, неловко растягивая, чтобы она не казалась настолько мятой. – Как думаешь, он уже один из нас?       Хосок, завязывающий шнурки, скептически хмыкнул и выпрямился, вставая с лавочки:       – Знаешь, очень вряд ли. Слишком мало времени прошло, – попрыгал на месте, проверяя, насколько ему удобно. – Я вроде и не против, но, блять. Столько лет с Бёмом и всего три недели с Намджуном. Маловато. Вам не кажется?       – Да это пиздец мало! – встрял Чимин, пока завязывал волосы на затылке в малюсенький пучок. – Джин хороший. Очень. Но если Джун и правда ему что-то ляпнул, то мы проблем не оберёмся от Чхве. Серьёзно. Пока что он только нарушает границы нашего района и пытается пропихивать свой товар, но кто знает, что на самом деле он задумал. Как бы до вооруженного конфликта не дошло такими темпами, – поправляет выбившиеся отросшие пряди, заправляя их за ухо, и удовлетворенно кивает своему отражению в запылённом зеркале раздевалки.       – И зачем только прихорашиваешься, – бубнит Тэхён, пока тянет Гука ближе и обнимает сбоку, всё ещё сидя на лавочке, тычется щекой ему под рёбра. Чон пускает пальцы в короткие волосы, поглаживая альфу по голове. – Мы сейчас будем месить груши и друг друга. От твоей причёски ничего не останется.       – Завидуй молча, – Пак показывает язык, дразнясь, и складывает руки на груди. – А вообще, – хмурится, становясь серьёзным, – если и правда дойдёт до оружия, то вмешается полиция. И пизда. Я даже не знаю, что и как будет, потому что начнётся полный передел сфер влияния. Возможно, какие-то кварталы и вовсе будут потеряны навсегда.       Все замолчали, погружаясь в раздумья о вероятных событиях. Чонгук задумчиво перебирал волосы Кима, пока тот тихо пыхтел от переживаний. Хосок бегал глазами по тёмно-зелёным стенам с облупленной краской и напряжённо кусал левую щёку изнутри. Чимин постукивал указательным пальцем по сгибу локтя и разглядывал пыльный пол. Из-за приоткрытой двери доносился шум спортивного зала и крики тренеров с боксёрами, были слышны тихие удары перчаток о груши и шум прыжков, негромкие разговоры.       – Что толку говорить об этом сейчас? – Тэхён прерывает напряжённую тишину и, отстранившись от Гука, встаёт. – Как Намджун решит, так и будет, в конце концов. Но я надеюсь, что он не будет спешить. Сейчас и правда слишком рано для, – неопределённо машет рукой, – всего этого.       Хосок заторможено кивает и задумчиво чешет подбородок:       – Никто из нас сейчас в полной мере не доверяет Джину. Да и вообще, странно это всё: Бём так просто его поставил, проиграл и до сих пор ничего не сделал. Ему что, реально плевать на своего омегу?       – Может это какой-то план? Ёбнутый, конечно, но всё же, – Тэхён жмёт плечами и всовывает руки в карманы штанов – сам он не верит в то, что говорит, но другого объяснения в голову как-то не приходит.       – Ёбнутый – это мягко сказано, – Чимин скептически хмыкает, в последний раз смотрит в зеркало и идёт в сторону зала. – Ладно, пошлите. Юнги с Джуном с нас шкуру спустят. Мы должны были начать ещё семь минут назад. А ещё разогреться надо.       Хосок посеменил за Паком, исчезая за пределами раздевалки и вливаясь в шум и вскрики. Тэхён уже двинулся следом, но Чонгук перехватил альфу за руку и требовательно заглянул в глаз.       – Ну что такое, Куки? – Ким улыбнулся, отнял кисть и сплёл их пальцы.       – Но ведь Джин правда хороший. Пускай он и из банды Чхве. Намджун стал таким, не знаю даже, довольным, – Чон тяжело выдохнул, одолеваемый сомнениями.       – Куки, он не из банды. Бём не признаёт омег как членов, ты это знаешь. Он просто его парень. Ни больше, ни меньше. Если бы он был в банде, то Джун его бы не взял. Мы все это знаем и понимаем, а потому настроены не настолько враждебно, как могли бы, – осторожно чмокает омегу в кончик носа. – Ну, кроме тебя. Тебе все нравятся, – Тэхён роняет смешок, когда слышит недовольное бухтение в ответ, и тащит омегу за собой, сетуя, что пора тренироваться.       Раздевалка пустеет, и Сокджин наконец-то решается открыть дверь полностью и зайти внутрь. Спортивная сумка кажется ему невообразимо тяжелой, будто там с сотню кирпичей, и тянет вниз, отчего сводит плечо. Он бросает её на пол и резким движением стягивает с себя кофту, кидая её на лавочку. Зло шипит на собственную импульсивность, потому что промахнулся, и теперь одежда валяется под ногами. Стягивает кроссовки рваными бешеными движениями – в груди неприятно печёт.       «Они правы. Они во всём правы, блять. Почему я обижаюсь?» – стягивает штаны, кидая их к кофте, и замирает, пытаясь отдышаться.       Джин уже успел пожалеть, что вообще напросился на общую тренировку Bangtan, когда Намджун сказал, что опоздает к ужину. На что он вообще рассчитывал? Что его примут? Захотят с ним подружиться? С чего вдруг? Он ведь и правда всегда был под крылом Юн Бёма и, логично, несмотря на проигрыш и то, что он приз Джуна, по сути, всё ещё остаётся под ним, потому что все районы и все банды знают: Ким Сокджин – собственность Чхве Юн Бёма. Неприкосновенная, драгоценная собственность. И только сам Бём может ей распоряжаться. Ну, распорядился он выкинуть эту собственность на помойку, полностью обесценив так оберегаемое им сокровище, с кем не бывает! В конце концов, сам подобрал – сам и бросил. Вот так просто. Какой смысл переживать об этом, думать, ждать чего-то, надеяться?       Чхве не придёт за ним. Если бы хотел, давно пришёл бы или хотя бы, чёрт возьми, написал, позвонил, узнать как дела, но он этого не сделал, а продолжил пакостить Джуну и его банде как пятилетний ребёнок, у которого отобрали любимую лопатку в песочнице. Но ведь это нестрашно. Он всегда может завести новую. Сокджин и есть та самая лопатка, которую Намджун забрал, и то не факт, что навсегда. Может ему вообще нравятся грабельки. В таком случае, зачем тогда держать бесполезного Джина под боком? Для чего? Ради информации? Плотских утех? Красивого личика? Тогда это ничем не отличается от того, что было с Юн Бёмом. А Сокджин больше так не хочет.       – Не хочу? – омега удивлённо хлопает глазами, чётко осознавая эту, новую для себя, мысль. – Почему? – впивается ногтями в кожу прямо над бешено колотящимся сердцем, а зубами – в нижнюю губу, по ощущениям, почти до крови.       – Да! Сейчас! – Намджун толкает тяжёлую железную дверь и красный и запыхавшийся вваливается внутрь. – О, – неловко улыбается при виде Джина и невольно облизывает взглядом его крепкое стройное тело, ведь тот так и не оделся и всё ещё стоял в одних носках да трусах. Последние, кстати, он купил как раз, когда у них с Джуном был шоппинг. – Я считал, ты передумал и просто не пришёл, – прочищает горло и идёт к своему рюкзаку, стоящему на самом краю, роется в нём, ища чистые полотенца.       Омега тут же дёргается, осознавая свой внешний вид, и лезет в одолженную сумку, доставая штаны и футболку:       – Нет, просто задержался. Хотел доделать кимчи до своего ухода, – надевает футболку и, балансируя на одной ноге, натягивает штаны.       – О-о. Кимчи. Уже слюнки текут, – альфа замирает с парой сухих серых полотенец в руках и мечтательно улыбается.       Сокджин не сдерживается и возвращает такую же мягкую улыбку:       – Ага. Но подожди пару дней. Ему надо настояться, – опускает глаза ниже, натыкаясь на уже почти зажившие костяшки. Корочка давно отвалилась, и теперь видно новую розовую кожу, которая постепенно светлеет, почти сливаясь со старой. Отличия лишь в мягкой границе перехода, чётко обозначающей шрамы. Джин не уверен, что Намджуну не больно, и поэтому его удивляет, что сегодня он пришёл тренироваться наравне со всеми. С одной стороны это вызывает восхищение, а с другой кажется, что альфа просто идиот, который не бережёт себя и не понимает необходимость спокойного восстановления. Но не Сокджину об этом судить и не ему указывать, что делать Ким Намджуну. В конце концов, он ему никто. Они ведь даже не друзья.       – Эм, – Джун прокашливается и медленно перекатывается с пятки на носок. – Я пойду. Выходи, как будешь готов. Ринг увидишь сразу. Мы все неподалёку от него. Познакомишься с ребятами поближе. Они будут рады тебе, – улыбается, приободряя, и разворачивается, возвращаясь в зал, потому что уже слышно, как выкрикивают его имя.       Джин скептически хмыкает:       – Вот уж вряд ли они будут рады, – наконец нормально надевает штаны и меняет обычные носки на спортивные, после чего переобувается в кроссовки, одолженные у Намджуна, оказалось, что у них почти одинаковый размер.       Омега делает несколько движений, чтобы размяться перед выходом в зал хотя бы немного, и вспоминает, чему его учил Дак Хван – его тренер по «боевым искусствам» из банды Соми. Вообще, конечно, было очевидно, что в спорт зал на границе банд будут ходить участники обоих, и поскольку Бём хорошо и даже дружески общался с её лидером Ён Соми, то и члены тоже относились друг к другу с должным уважением. Все знали, чей Сокджин парень, и едва ли не кланялись ему в пояс при встрече, особенно члены Соми. Каждый раз тому было неловко, но он кланялся в ответ, оказывая ответное уважение, которому все удивлялись, ведь зачастую главы выбирали себе в партнёры довольно ветреных и легкомысленных омег (это была не закономерность, скорее просто частое явление).       Конечно, кроме фитнес-зала, в здании был ещё и боксёрский зал с грушами, и как-то раз Джин даже пытался поднять тему занятия полноценным боксом с Юн Бёмом, но тот повторил своё извечное: «Я не хочу, чтобы ты дрался, детка», однако вот курсы по самообороне одобрил легко. Правда после них Сокджина так сильно понесло, что он почти на коленях умолял Дак Хвана научить его драться как положено, как дерутся на улицах. Альфа долго упорствовал, но видел, какое желание и способности пропадают, и всё же рискнул. И не зря. Джин был внимательным и старательным учеником и уже спустя одиннадцать месяцев дрался с Хваном на равных, а ещё через шесть и вовсе уложил его на лопатки, пусть и с большим трудом. Повезло, что тогда Бём был в отъезде, и Сокджин смог спокойно залечить все свои синяки и ушибы от спарринга, чтобы не вызывать подозрений. Безусловно, Джин понимал, что одно дело – зал, а совсем другое – реальность, где в куча-мала ты с трудом отличишь, где чужой, а где свой. Вряд ли у тебя будет достаточно времени оценить всю ситуацию и пространство для замаха, но всё же основы всегда остаются основами, которые необходимо знать каждому, кто выходит на улицу и потенциально может попасть в драку. Если только он не хочет оказаться в нокауте в первые пять секунд, являющимися чаще всего решающими, ведь кто быстрее сориентировался – тот и победил.       Сокджин не бросал силовые тренировки и те самые основы: стойки, замахи, удары, прыжки. Периодически повторял их, когда Джуна не было дома, поэтому сейчас, выходя, он чувствовал себя вполне в своей тарелке. Разве что за исключением того, что Дак Хван специально составил их расписание так, чтобы они с Джином всегда были наедине, а потому тот больше привык к пустому залу, чем полному. И абсолютно точно он не привык к десяткам направленных на него заинтересованных взглядах. И заинтересованных отнюдь не в сексуальном плане, как обычно, а просто заинтересованных.       На мгновение омега стушевался, ощущая повисшее в воздухе напряжение и ловя резко наступившую тишину, нарушаемую лишь потрескиванием старых ламп под потолком. На него, кажется, смотрели абсолютно все. И подбадривающий взгляд Намджуна никак не помогал.       «Зато он точно никого не предупреждал, что я приду, – хмыкнул про себя Сокджин. – Как я и просил», – и полез в карман штанов, доставая ярко-красный кумпур¹, новый, ни разу неиспользованный. И тоже одолженный у Джуна. Джин до сих пор не верил, что ему доверили такое сокровище из качественных материалов, да ещё и фирменное. Потому что сам он раньше пользовался боксёрскими бинтами Дак Хвана, ведь боялся покупать себе собственные: вдруг Бём найдёт, когда будет рыться в его вещах.       – А принцесса умеет хотя бы на скакалке прыгать, чтобы приходить сюда?       По просторному помещению прокатился тихий одобрительный смех, отбивающийся от стен эхом.       Сокджин поднял глаза и столкнулся взглядами с Мин Юнги, перегнувшимся через канаты ринга с боксёрскими лапами на руках.       «Ну да. Кто же ещё», – Джин зашуршал упаковкой кумпура, вскрывая её. За Юнги он заприметил запыхавшегося Хосока. Наверное, в раздевалке Сокджин провёл больше времени за размышлениями, чем он думал.       – Что это? Гимнастическая лента? – Мин всё не отставал и с каждым мгновением звучал всё насмешливее и насмешливее. Поддержка со стороны остальных присутствующих его явно лишь раззадоривала. – И почему ты тогда не в купальнике, м?       На этот раз смех был более отчётливым и ярким. Джин заметил, что и Чимин с Тэхёном улыбнулись, пусть и попытались скрыть это. Метаемые Намджуном злые взгляды оставались не замечены примерно никем. Кроме Сокджина, которому они не предназначались.       – Просто мои размеры кончились, бро, – Джин перекинул один кумпур через плечо, а второй начал обматывать вокруг левого запястья вслепую, что говорило о том, что он делал так уже десятки раз. Ким продолжал смотреть Юнги в глаз, стойко выдерживая скептический злой прищур. – Но в следующий раз я обязательно приду в нём специально для тебя.       На этот раз смешки были не в поддержку Мина, и того это явно вывело из себя, отчего он, кажется, едва ли не сплюнул прямо на ринг, но отступил, оставляя Сокджина в покое. Пока что. Тому и этого было достаточно, потому что почти все сразу же потеряли интерес к его персоне и вернулись к тренировке. Ну, кроме Джуна и Чонгука, которые оторвались от своих и сразу же подошли к нему.       – Джин, ты прости Юнги, он обычно не такой. Просто у него видимо… – Гук лепетал, не прекращая, потому что ему было до жути неловко за старшего и он не знал, как это исправить. Всё же делать из Джина врага Bangtan не стоило, но Мин явно этого и добивался.       Однако сам Сокджин определённо был настроен вполне спокойно, если не вовсе дружелюбно, а потому улыбнулся, вызвав у Чона ступор:       – Не имей привычки извиняться за других, Чонгук. Это не имеет никакого смысла. Я просто пришёл потренироваться, а не собачиться с Юнги. Так что, какое мне до него дело? – омега начал заматывать и вторую руку, подмечая, с каким непониманием и любопытством следит за этим Намджун. – Я попросил Джуна не говорить, что приду. Думал, может меня и не заметит никто, но явно тщетно. Я что, настолько божественно красив, что все потеряли дар речи и возможность двигаться?       Гук сдавленно прыснул, а потом тихо засмеялся, прикрывая рот ладонью:       – Это просто ужасная шутка, Джин.       – Но ведь поэтому ты и смеёшься, – Ким проверил, хорошо ли он обмотал руки и не стесняют ли ленты движения слишком сильно, и остался доволен.       – Так, ладно. Вижу, ситуацию с Юнги мы прояснили, – Намджун улыбнулся. Было заметно, что он рад присутствию Сокджина, и у того от этого сердце было не на месте. Опять. – Чонгук, тогда покажешь ему основы? Я ещё с Чимином не закончил.       – С радостью, – Гук приподнимает уголки губ и осторожно берёт Джина под локоть, уводя собой.       «Почти дежавю», – скептически хмыкает Ким и встаёт напротив свободной груши неподалёку от ринга. Он краем глаза следит за происходящим, замечая, как Мин прикрикивает на Хосока, говоря бить сильнее, Джун что-то показывает и объясняет Чимину, а тот повторяет, а Тэхён отрабатывает удары на груше неподалёку. Весь остальной зал рокочет, полный возни, резких движений, выкриков, мата и скрипа кроссовок или мягкого покрытия матов².       – Так, давай, наверное, начнём с элементарных стоек, – Гук встаёт рядом, показывая самую простую стойку, которую Сокджин и без него отлично знает. – Обычно опорной является ведущая нога, чаще правая, её нужно отвести назад и...       Джин без колебаний принимает нужную позицию на выверенном расстоянии и проводит нехитрую комбинацию джебов³, завершая всё это неплохим кроссом⁴ и апперкотом⁵. Груша от его ударов едва колышется, не успевая сдвинуться с места, и лишь после шатается под потолком из стороны в стороны.       Сокджин поворачивает к Чону голову. Тот смотрит на него широко открытыми глазами, будто увидев приведение.       – Ещё что-то? – Джин стряхивает напряжение с рук.       – А, – Гук прокашливается, мотнув головой. – Может какие-то более сложные комбинации?       Сокджин уверенно кивает, делает шаг назад, шумно выдыхает, на мгновение прикрыв глаза, и срывается вперед, буквально выбивая из груши несуществующую жизнь, отчего цепь, на которой она держится, натужно скрипит. Джин бьёт выверено и чётко, каждый раз попадая в цель и строго под нужным углом. Он совмещает удары с уклонениями от воображаемого противника и редкими перескоками, а в конце ударяет несчастный спортивный инвентарь коленом сбоку, заставляя мелкую вибрацию распространиться по всему весу груши. Ким отступает и тянет носом воздух, чтобы отдышаться, смотрит на Чона:       – Кхм. Гук-и, может я и сам справлюсь? Я, возможно, похож на принцессу, но отнюдь не она и вполне могу организовать собственную тренировку сам. Можешь вернуться к своим делам, – неопределённо машет рукой, и Чонгук заторможено кивает.       – Да. Как скажешь, Джин. Хён, – немного нервным движением поправляет волосы.       Сокджин ему улыбается, стараясь успокоить (ну, не напугал же он его, правда?):       – Можешь звать меня просто по имени. Я не против.       – Да. Хорошо, – возвращает улыбку и становится чуть увереннее. – Тогда оставлю тебя, – обходит его и идет к Тэхёну, который замер, наблюдая за происходящим. Поймав взгляд омеги, Тэ ярко улыбнулся и показал два больших пальца вверх, после чего вернулся к своей тренировке, пока Гук пристраивался неподалёку для отработки движений.       Джин несколько раз прыгает на месте, стряхивая тяжесть в мышцах, занимает оборонительную стойку и возвращается к отработке джебов, кроссов и хуков⁶. По телу разливается до боли знакомое чувство сосредоточенности, которое он полностью направляет в своё тело, заставляя его подчиняться и делать всё в точности так, как он хочет. В конце концов, основа основ – это возможность контролировать собственное тело: руки не должны разъезжаться и дрожать, ноги же должны держать тело крепко и уверенно, и нужно, чтобы каждая конечность была готова к резкому изменению положения, дабы не получить увечья в драке. Именно этому Сокджина учил Дак Хван первые месяцы – реакции. Реакции на любое, даже самое, казалось бы, незначительное движение, взгляд и даже вздох. В драке один на один, два на один, три на один и больше именно это может спасти жизнь – реакция и умение читать противника. Так работает улица. Если ты не огромная гора мышц, к которой заведомо никто не полезет (а если и полезет, то сильно пожалеет, ведь просто будет раздавлен габаритами), то тебе нужно быть внимательным, расчётливым и хитрым. Если у тебя нет выдающейся физической подготовки и многолетнего опыта в драках, после которого ты умудрился выжить, то твоим главным оружием остаются глаза и ум. У Джина не было накаченных банок и крупного телосложения, которое он мог бы выставить напоказ. Широкие плечи оставались единственным внушительным размером в его теле, не считая роста, а потому ему приходилось развивать другие сильные стороны, чтобы быть уверенным в том, что всегда сможет дать отпор. Хотя, пока Сокджин был с Бёмом, он точно знал, что это никогда не понадобится, потому что альфа всегда маячил за спиной незримым стражем нерушимой защиты, авторитета и репутации. Но теперь? Теперь осталось ли у Чхве что-то из наработанного им годами? Не пал ли он в глазах окружающих из-за проигрыша так низко, что теперь Джин лишён не то что призрака, а самого дуновения безопасности? И, в конце концов, может ли вообще Сокджин думать о том, что он под опекунством Юн Бёма? Ведь он всего лишь проигранный приз.       Джин в последний раз изо всех сил бьёт грушу и замирает, чтобы отдышаться. В груди печёт от нехватки кислорода и очередного приступа разочарования и боли. Только на этот раз не от случившегося, ситуации или отношений с Чхве. А от самого себя.       «Я всю жизнь полагался на Бёма. Всегда ждал, когда он спасёт меня, знал, что он защитит. И будто разучился быть сильным сам. Но это не так, – Сокджин выставляет руку, тормозя разбушевавшийся инвентарь. – Я сильный. Я это знаю. Если бы не был, то не дожил бы до своих семнадцати. Я бы не вынес смерть папы и Су Хёна, несмотря на помощь Бёма. Тогда почему? Почему я переложил всю ответственность за себя в чужие руки? Почему даже сейчас, когда я свободен, я позволяю Намджуну главенствовать? Почему я жду от него защиты?» – омега скрипит зубами. В животе собирается тугой ком злости, вскоре разрастающийся почти до вулкана. Тот кипит, едва-едва не взрываясь. Джин впервые в своей жизни так сильно злится на себя и свою бесхребетность, свою слабость.       – Я что, совсем ни на что не годен? – почти выплёвывает это себе под нос, делает шаг назад, задирает ногу и бьёт по груше стопой со всей силы. Та отлетает чуть ли не к потолку. Сокджин чувствует, как на него смотрят, но ему плевать.       – Полегче, принцесса.       «Блять», – мелькает в голове у Джина, и он поворачивает голову, сталкиваясь взглядом с Юнги. Тот стоит в паре шагов и обматывает кисти боксёрскими лентами тёмно-зеленого цвета. Те поношенные и явно видели лучшие времена. Вразрез с кумпуром Сокджина.       – Я понял, что ты умеешь бить грушу. Но она не может дать сдачи. А с живым соперником справишься? – Мин фиксирует ленты.       Джин кривит рот в усмешке. Его глаза опасно блестят:       – Да.       Юнги с трудом прячет завозившийся в груди страх, не понимая, откуда тот вообще взялся, ведь очевидно, что Сокджин совсем зелёный и ни разу не участвовал в реальной уличной схватке.       – Тогда пошли, – Мин манит омегу за собой кивком и идёт к рингу, вокруг которого вертится обеспокоенный Чимин не уверенный в том, что им стоит заниматься подобным за спиной у Джуна. За спиной в буквальном смысле, потому что сейчас он отвлёкся от тренировки на подошедшего менеджера зала Рёна – симпатичного молодого омегу с подтянутым стройным телом и округлыми формами, которые выгодно подчёркивали спортивные штаны и приталенная футболку. Они стояли чуть в отдалении, в углу, и Рён весьма однозначно щебетал с альфой, уложив руку на крепкую грудь, заглядывая в глаза, елейно улыбаясь и хихикая. Конечно, Джин это заметил. Заметил и сам не сразу понял, почему его омега внутри буквально взвыла, рвясь разнять парочку. А когда понял, едва не зарычал вслух.       «Намджун – не моя вещь. Он вообще не мой. Я не должен злиться, – Сокджин поднял канаты, забираясь на ринг. – И Бём никогда не был моим», – эта горькая мысль резанула по сердцу ножом. Жаль, что для того, чтобы дойти до неё, понадобилось долгие восемь лет.       Чхве подобрал Джина, когда ему было семнадцать, заявил, что они в отношениях, но сказал, что будет ждать, когда омега будет готов. И он правда ждал. Целых два года Юн Бём не заходил дальше комплиментов, объятий и поцелуев. Он старался быть обходительным и понемногу перекраивал Ким Сокджина под себя, делая из него идеальную «детку». Бём терпеливо и постепенно менял чужой гардероб, прощупывал сломленный нрав и лепил из него нужный и удобный ему, мелкими шажками перестраивал неокрепшее после потерь сознание, давая понять, что только рядом с ним безопасно и тепло. И Джин повёлся. Израненный, уставший и измученный жизнью омега сам вручил себя в чужие руки, надеясь на комфорт, и даже не заметил, как потерял именно то, что так рьяно желал иметь.       Та единственная измена Бёма сломала Сокджина пополам, сделав безвольным и податливым, как влажная глина – бери и лепи, что хочешь. Прямо перед своим днём рождения Джин забежал к альфе в офис посоветоваться о цвете ногтей перед маникюром, узнать, какой тот хочет видеть на нём, но вместо совета получил незнакомый аромат, смешанный с запахом Чхве и явственные нотки возбуждения, витавшие в воздухе. Юн Бём пах вкусно. Вкуснее обычного, но этот отвратительный сладкий посторонний запах смешивался с чужим, таким знакомым, почти родным, и Сокджину было нетрудно сложить два и два, чтобы понять, что происходит и где находится его источник, а едва различимый хлюпающий звук был весьма однозначным.       Минет под столом в рабочее время, да ещё и когда кто-то вошёл – довольно банально.       Чхве хотел нежно-зелёные ногти со стразами. Джин такие и сделал. И за прошедший год он полностью изменил себя, чтобы нравиться Бёму, чтобы такого больше не повторилось, чтобы он был нужен. Всё лишь бы его не выгнали и не бросили. И на этот раз повёлся уже Юн Бём. Как только Сокджину исполнилось девятнадцать, у них начались полноценные серьёзные отношения, которые продлились шесть лет. Пускай не было любви, лишь подростковая влюблённость, но Джин думал, что ему вполне хорошо в них, безопасно и комфортно. Однако сейчас, стоя на ринге напротив Юнги в защитной стойке, омега понимает, что нет, не было. Он пошёл наперекор себе и попытался стать тем, кем не являлся, но за долгие восемь лет так и не смог сломить свои личность и индивидуальность полностью, чтобы на все сто соответствовать Бёму.       Настоящий Сокджин упрямо вылезал то там, то тут, портя идеальную картину, и, в конце концов, вырвался из сдерживающих его цепей полностью буквально пару мгновений назад, когда Джин ступил на ринг.       Они с Юнги стояли друг напротив друга в оборонительных позициях и ждали первого шага противника, намёка на агрессию. Ким подмечает, как сильно отросли его ногти, отчего нежно-голубой маникюр теперь смотрится абсолютно ужасно, тем более в контрасте с красными лентами. Сокджину совершенно не нравится.       – Не зевай, принцесса, – Мин так быстро бросается вперёд, что Джин толком ничего не успевает понять, растерявшись, отчего падает от простой подножки и толчка в спину, впечатываясь лицом в холодный грязный брезент. Юнги давит сверху, больно вжимая локоть между лопаток.       – Эй, полегче, – неуверенно начинает Хосок, но замолкает, когда его затыкает Мин простым «Не лезь».       Сокджин поворачивает голову, чтобы отдышаться, и снова видит Джуна с Рёном. Омега уже приобнимает Намджуна за талию, смотря в глаза снизу вверх, ведь он ниже и значительно милее Джина. Рён – тот самый идеальный тип, который нравится всем. Такой и был нужен Бёму, такой нужен Намджуну. А Сокджин ему совсем не соответствует: он, пусть и до безумия красивый, но высокий, крепкий и широкоплечий, совсем не мягкий и уютный, скорее даже наоборот. И Джин не может вести себя достаточно слащаво, чтобы компенсировать все свои недостатки. Он вообще мало что может и мало кому интересен таким, какой он есть.       – Неприятно, да? – Юнги шепчет откуда-то сверху, и у Сокджина непроизвольно руки сжимаются в кулаки не только от тона, но и от жжения в груди. – Когда твоё трогают. Как думаешь, какого нам осознавать, что Джун так легко променял Bangtan на тебя? Что он всё на кон поставил, а нас даже не спросил. Что разгребать будем мы, а не ты.       – Юнги, – осторожно пробует Чон, который вжался в ринг, вцепившись пальцами в канаты, готовый в любой момент подняться и оттащить разбитого Джина от Мина.       – Заткнись, Чонгук, – Юнги зло зыркает на него, и омега тушуется. – Ты знаешь, что я прав. Я хочу услышать, что он скажет, – он ослабляет давление, и рёбра Сокджина наконец перестают болеть. Между лопаток всё ещё жжёт от чужого локтя, а в груди – от обиды. Обиды на себя и свою слабость перед происходящим, Мин Юнги и Рёном, который трогает Намджуна. Джин чувствует себя бессильным.       – Котёнок, – неясно и едва слышно откуда-то лепечет голос Чимина, зовя.       Юнги ощутимо вздрагивает, и Сокджин это чувствует, отчего сердце в очередной раз обливается кровью. Пак говорит так тепло, просяще, с таким отчаяньем, что всё внутри сжимается. К Джину никогда так не обращались. Он просто сухое и пошлое «детка». И даже намджуново «малыш» не было настолько мягким и ласковым, сейчас он чётко это ощущает, и ему так жаль. Безумно жаль себя и свою отчаявшуюся от безысходности омегу.       – Я так и знал, – Мин хмыкает отстраняясь. – Тебе просто нечего сказать, – поднимается, выпрямляясь, и отряхивает штаны. – Не вставай, — насмешливо ухмыляется, и это чётко слышно.       У Сокджина стучит в ушах: «Не вставай, не вставай, не вставай», – по телу бежит горячая дрожь, и он дёргается, упираясь ладонями в пол, приподнимается.       – Я сам решу, что мне делать, – Ким медленно садится, а после и поднимается, оборачиваясь и смотря в чужую спину. – Бро.       Юнги замирает и смотрит на него через плечо флегматично-пофигистическим взглядом:       – Я не твой бро, блять.       Джин кривит рот в оскале, занимая оборонительную стойку:       – Ты первый начал.       Мин смотрит, выгнув бровь:       – Что ты делаешь?       – А не очевидно? – поднимает руку, подзывая к себе. Ладонью вниз. Так обычно зовут кошек и собак, поэтому для человека это до жути оскорбительно и уничижительно.       Хосок рвано выдыхает от напряжения, а Чимин скрипит зубами. Юнги срывается мгновенно:       – Ах ты ублюдок! – бросается вперёд бешеным быком, среагировавшим на движение.       На этот раз Сокджин с легкостью уворачивается, подмечая чужую проворность. Мин ниже ростом и не такой внушительный со стороны, но компенсирует это крепким телом и скоростью с прыткостью. Если Джин хочет победить, то ему придётся быть быстрее:       – Намджун не мой, – легко отклоняется от ещё одного бешеного выпада и толкает Юнги в плечо, выводя из себя еще больше. – И он никогда не выберет меня вместо Bangtan. Я даже рядом не стою.       Мин немного успокаивается и наконец берёт под контроль свою агрессию, возвращая себе самообладание:       – Да ну? – скептически фыркает и занимает открытую стойку, призывая нападать.       Сокджин намёк улавливает, но не спешит. Он кривит губы и легко роняет слова, болью правды бьющие под дых его же самого:       – Никто не выберет меня, – парой стремительных прыжков оказывается перед противником и замахивается обманным финтом, который разгадывают уклоняясь. Юнги тянется сделать подножку, но Джин твёрдо стоит на ногах, и опрокинуть его не получается. Их лица совсем близко, Ким шепчет почти в чужое ухо: – Никому не нужен мусор.       Глаза Мина широко раскрываются, и Сокджин отталкивает его, расходясь с ним в разные углы. Он видит, как Юнги бегает глазами, ища наиболее выгодную позицию для удара, и позволяет ему это, прикрывая на мгновения глаза и за доли секунд прогоняя в голове сотни и тысячи воспоминаний своей жизни с Бёмом и последних недель с Намджуном. Когда Джин поднимает веки, слева от Мина мельтешит образ Чхве, а справа – Джуна. Оба альфы непоколебимы, сильны и подобны скале. На задворках сознания голос Юнги бесконечно повторяет пресловутое «Не вставай». Сокджин не слушает. Он встает и смотрит на два возможных в своей жизни пути, которые могут разрушить его, его личность и надежды до самого основания. Думает, решая.       Мин бросается вперёд, петляя и путая. Джин выдыхает, полностью отпускает себя и рвущуюся вперёд сущность, делает шаг, срываясь с места, и ловит Юнги за запястья, избегая прямого удара в челюсть. Тот теряется.       «Я не слабый, – думает Сокджин, отбрасывая чужую руку и впечатывая ладонь, чтобы смягчить удар, в живот Юнги резким толчком. В завершение выставляет ногу, делая подножку. Мин всплёскивает руками, пытаясь устоять, но валится назад всем весом, падая на ринг и ударяясь спиной и затылком. – И я выбираю себя».       Образы Юн Бёма и Намджуна рассыпаются стеклянной бликующей пылью, растворяясь в воздухе. Джин остается один – из двух возможных путей он выбрал третий.       Юнги дёргается, намереваясь подскочить. Сокджин оказывается рядом в мгновение ока и ударяет стопой по локтю, роняя омегу обратно, смотрит на него свысока и говорит ёмкое и чёткое:       – Не вставай.       Мин смотрит побитым щенком долгие пять секунд, которых Джину хватает, чтобы понять – он победил. Ким тянет противнику руку, склонившись над ним, чтобы помочь встать. Юнги бьёт его по раскрытой ладони и садится сам, ухмыляется:       – У тебя футболка задом наперёд. Принцесса, – звучит громко, подобно оглушающему раскату среди ясного неба. Наверняка это слышат все.       У Сокджина внутри что-то обрывается с громким треском, рассыпаясь в труху. Он зло дёргает челюстью и с трудом сдерживает слёзы обиды и разочарования от собственной ошибки – Джин не победил, он проиграл. Сам себе и Юнги. Не физически, но духовно. И прямо сейчас Ким чувствует, что не способен выдержать чужие взгляды, мысли, которые словно повисли в воздухе тяжёлой завесой дыма, и насмешки. Насмешку в глазах напротив. Сокджин сказал, что он мусор. Он признал это, чем Мин воспользовался, показав, что, даже если его уложили на лопатки, он выше. Выше, потому что знает собственную ценность. А Джин нет. Джин вообще больше ничего не знает, потому что он не нужен Бёму, не нужен Намджуну, не нужен кому-либо, кроме себя. Но научиться любить себя, просто себя, без кого-либо под боком, себя как целое – не так просто. Особенно, когда ты осознал собственное одиночество буквально полчаса назад...       Сокджин сдергивает футболку, бросая её на ринг, и чуть не сваливается с него, пока перелезает через канаты. Он летит в раздевалку и ему плевать, что это выглядит, как трусливый побег, потому что это он и есть. Джин натягивает кофту, цепляет свою сумку и выбегает прочь. Ему хочется как можно быстрее покинуть это чёртово здание, вернуться домой, лечь в постель, спрятавшись под одеялом, и не вставать ближайшие два дня. Всё внутри воет от разочарования. Сокджин победил и тут же проиграл, пав ещё ниже, чем был.       Джун неловко провожает омегу взглядом и замирает у ринга, смотря на всё ещё сидящего Юнги:       – И что это было? – альфа никак не мог отделаться от Рёна (ну не толкать и бить же его в самом деле), а потому не смог прекратить начавшийся поединок и теперь пожинал его результаты.       Донельзя довольного Мина и, кажется, убитого и выжатого, несмотря на победу, Сокджина.       – Думаю, можно сменить «удовлетворительно» на «хорошо», – Юнги наконец поднимается.       Намджун с трудом сдерживает яростное утробное рычание и лишь бросает ёмкое: «Ебанутый» – прежде чем следует за Джином.       Тэхён тяжело выдыхает, наблюдая за тем, как лидер скрывается за дверью раздевалки:       – И зачем?       – Что зачем? – Мин опирается на предложенную Чимином руку, спускаясь вниз.       – Не придуривайся, – Тэ неопределённо машет кистью. — Ты попросил Рёна подкатить к Джуну, когда Джин пришёл. А потом вызвал его. Чтобы что? Чего ты добиваешься? Да, может Джин и не один из нас, но он ничем не заслужил подобного отношения. Ему же нравится Намджун. Зачем ты так?       – Как раз за этим, – Юнги садится на принесённый Хосоком стул и осторожно ощупывает живот – Сокджин и правда ударил не так сильно, как мог, да ещё и не кулаком. – Теперь точно понятно, что ему не совсем насрать на Джуна. Может что и выйдет. Кто знает, – жмёт плечами и благодарит Чимина за влажное полотенце, которое он прикладывает к затылку. – А принцесса умеет драться, – самодовольно хмыкает. – Но пусть не задирает нос. Рано ему ещё.       Тэхён запрокидывает голову и обречённо стонет:       – Намджун прав. Ты просто ебанутый, Мин.       Юнги в ответ лишь сумасшедше улыбается:       – Именно поэтому лидер он, а не я.       Сам Джун в этот момент буквально бежит за ускоряющимся омегой, постепенно нагоняя. Тот будто определённо хочет сбежать от произошедшего и прилагает к этому все силы.       – Джин! Джин, подожди! – альфа догоняет идущего широкими шагами Кима и ловит за запястье, мягко сжимая вокруг него пальцы. – Куда ты так летишь? Эй, ты что, так сильно расстроился? – мягко тянет, пытаясь развернуть к себе, но Сокджин не поддаётся. – Прости Юнги. Он правда обычно не такой. И он не настолько плохой, каким показался тебе.       Джин роняет смешок:       – Так вот из-за кого у Чонгука привычка извиняться за других, – оборачивается, и Намджун видит в потемневших карих глазах застывшие слёзы, которые, однако, так и остаются непролитыми. – Не проси прощения за другого человека. Твои слова, якобы из его уст, не имеют никакой ценности и абсолютно бесполезны, – отнимает руку, прижимая её к саднящей от тупой и бессмысленной ревности груди. Джун ему ничего не говорил, не обещал и даже не давал намёка. Сокджин не может рассчитывать на симпатию, которой нет. Секс в гон и ночные объятия из-за чужой грусти ничего не значат.       Альфа тушуется:       – Извини.       – За что?       – За, – Намджун смотрит в убитый, но до ужаса мягкий взгляд, теряясь. – За всё. Ты в последнее время такой подавленный, грустный. А я ничем не могу помочь.       Джин начинает движение в сторону дома, не хочет стоять на месте. Ким следует за ним.       – А чем ты можешь мне помочь, Джун? Мои чувства и ожидания – это мои проблемы. Мне с ними и разбираться, – крепче сжимает лямку сумки.       От Намджуна не ускользает этот напряжённый жест:       – Не говори так. Не всем плевать на тебя и твои чувства.       «А кому не плевать? Тебе что ли?» – но Сокджин не решается спросить, просто не хочет знать ответ. Поэтому до дома они доходят в ледяном и горьком молчании, от которого под конец пути чуть ли не звенит в ушах.       Уже внутри омега сбрасывает кроссовки и сумку, делает несколько шагов в сторону гостиной и замирает. Джун шуршит за спиной, разуваясь и стягивая толстовку. А Джин думает. Думает и не может отогнать эти назойливые пугающие мысли.       Если Сокджин никому не нужен, если всё так, как он думает, то почему бы ему не взять желаемое, лежащее прямо под носом? Ему ничего не будет, ведь его желания – это лишь его желания и они важны только ему самому, другим до них нет дела, а если и есть, то не так сильно, как он воображает.       Джин выбрал себя: свой путь, свои испытания и проблемы, но это не значит, что он не может на пару мгновений свернуть, чтобы украсть другого путника к себе на тропинку. Хотя бы на немного, на несколько минут или часов. И если это его путь, его решение, если рядом нет Бёма, который говорит, что ему делать, чувствовать, хотеть, то Сокджин вполне может пойти на поводу у самого себя. В конце концов, почему нет? Кто ему запретит действовать? Да и с чего кому-то вообще запрещать? Чхве здесь нет, а больше действия Джина ни для кого и не имеют значения. Даже если его желание продиктовано не им самим, а ситуацией с Рёном, то почему нет, если хочется?       – Эй, ты в порядке? – Намджун звучит обеспокоенно и стоит прямо за спиной. Его едва уловимый аромат щекочет ноздри, и омега шумно вдыхает. – Может быть те... – Джун замолкает и широко открывает глаза, когда чувствует чужие губы на своих. Сокджин так резко развернулся и притянул его к себе, что тот даже не понял, что происходит, и в целом не понимал до сих пор.       А Джин цепляет зубами нижнюю губу, прикусывая, оглаживает широкие плечи и поднимается касаниями выше, запуская пальцы в волосы. Он чувствует, как Намджун рефлекторно отвечает ему, и внутренне ликует, ведь Рён так бы не смог. У него не вышло бы так легко взять и поцеловать альфу – тот просто не дался бы. Сокджин точно знает, а потому упивается своей властью и толкается языком глубже.       Джун рвано выдыхает и давит омеге на талию, пытаясь отстранить. Джин не поддаётся и с силой оттягивает тёмно-серые пряди на затылке. Намджун скулит от этого, а Сокджин звучно рыкает и кусает альфу в челюсть.       – Ты, – Джун цепляется за ткань чужой кофты на животе. – Ты чего? – запрокидывает голову, поддавшись чужому движению, и позволяет покрывать свою шею влажными кусачими поцелуями. Дышать трудно.       – Хочу тебя, – Джин зализывает следы и трётся носом о место у основания шеи, где располагается пахучая железа. Аромат альфы постепенно усиливается, туманя сознание.       – Что? – тупо переспрашивает, не соображая до конца, что происходит.       – Я хочу тебя, блять, Ким Намджун. Не тупи, чтоб тебя, – выпускает его волосы и льнёт к крепкому телу, обхватывая его. Руки ползут под край одежды, оглаживая поясницу.       Джун вздрагивает от касаний и обнимает омегу за шею:       – Серьёзно?       – Нет, сука, я пошутил, – Сокджин почти рычит в чужую кожу, упиваясь её запахом, и царапает отросшими ногтями низ лопаток. – Конечно я серьёзно, еблан.       Намджун расплывается в улыбке и наклоняет голову, давая Джину больше места:       – Снова ругаешься.       – А ты снова тормозишь.       Они потные, грязные и немного вонючие после зала, поэтому сначала решают принять душ. Вместе. Сокджин с трудом находит в себе силы отлепиться от альфы, а потому постоянно трогает его везде, где может дотянуться, и едва ли не порыкивает от возбуждения и чужого вида. Потому что Джуну тоже не нужно слишком много, ведь у него и так каменно стоит, отчего Джин почти захлёбывается собственной слюной и желанием отсосать прямо в душе, чего всё же не делает, ведь кабинка очень маленькая и он банально не поместится, если встанет на колени.       Уже в комнате Сокджин припечатывает Намджуна к постели, вжимаясь в его тело, трётся о него, показывая, насколько сильно он хочет, и кусает широкие плечи и крепкие ключицы. Джун всё ещё растерян, а потому лишь принимает грубые ласки и ослабевшими пальцами хватается за чужие предплечья.       – Джин, – он невольно гнётся в пояснице, когда омега вжимает свой пах в его и больно кусает в шею.       – Да? – тот отстраняется, садясь на бёдра, устраивается прямо над пахом и проезжает по твёрдому члену ягодицами.       – Ох, блядский ты!.. – Намджун задыхается, когда чувствует, насколько Сокджин влажный из-за него и того, что он его хочет. Эта мысль сводит с ума, заставляя хотеть близости ещё больше.       Джин ухмыляется:       – Договаривай. Я знаю, что ты хочешь, – приподнимается, берёт эрегированный орган и направляет в себя, позволяя войти только головке, покачивается вперёд-назад, дразня.       Джун напряжённо жуёт губу, глядя на омегу из-под полуприкрытых век: – Ты течёшь, как ебучая шлюха, чтоб тебя. Так сильно хочешь? – рассеянно поглаживает его бёдра ласковыми движениями и с трудом сдерживается, чтобы не толкнуться вверх и войти в горячую влажность до упора. Если Сокджин хочет поиграть, они поиграют.       – А сам-то? У тебя стоит колом, будто два года не ебался, – Джин сжимает в себе головку, вызывая тяжёлый выдох, и резко опускается вниз, принимая весь член за раз. Он роняет тихий стон удовлетворения от ощущения заполненности и лёгкой боли – так хорошо.       Намджун испускает почти вой, довольный и полный обожания:       – Вообще-то, до тебя да. Почти два года, – цепляется за бёдра, удерживая на месте.       Омега позволяет ему это и лишь крепче сжимает в себе горячий член:       – Теперь не такой джентльмен? – смотрит в глаза и на пробу елозит, пытаясь понять, насколько свободны его движения. В животе горячо и до жути хорошо, по телу разливается то самое больное желание обладать, показать, что его и больше никому так просто не достанется. Сокджин хочет подчинить Джуна, заставить быть послушным и податливым, чтобы он плавился от его касаний, как тёплое масло, и подстраивался, как мягкий пластилин. Джин хочет альфу Намджуна себе, хочет, чтобы чужая сущность обнажила перед ним глотку, подчиняясь. Эти мысли и стремления пугают. Они ужасают, но прямо сейчас, в моменте, когда Сокджин наконец начинает движение, наслаждаясь горячей близостью, жёстким сексом и сводящим его с ума запахом, от которого пульсирует пахучая железа и отчего-то левое запястье, он позволяет себе их. Позволяет себе хотеть быть главным, ведущим, а не ведомым, позволяет сознанию мечтать, что однажды он будет выбирать, а не его. Пусть это и нереально, буквально невозможно, ведь «никому не нужен мусор»...       В агонии страсти и секса, бешеного возбуждения, бьющего по мозгам волнами удовольствия, громких неразличимых стонах и влажных хлюпающих звуках, где-то в прихожей едва слышно вибрирует телефон Джина, лежащий на дне сумки. Номер неизвестен, а Сокджин никогда не берёт с незнакомых номеров и не перезванивает – Бём так велел. Вот только на этот раз на том конце он сам.       – Не взял, – альфа тянет смартфон через стол, и тот осторожно забирают, склонившись в лёгком поклоне.       – Я могу оставить Вам свой телефон. Попробуете ещё раз позже, господин Чхве, – выпрямляется, неуверенно смотря на босса.       – Нет, – Юн Бём вяло машет рукой. – Моя детка умница. Я всегда говорил ему не брать с незнакомых номеров и не перезванивать, – нежно улыбается, покачиваясь в кресле.       – Простите за вопрос, но почему Вы не позвоните со своего? – альфа неловко впихивает устройство в задний карман джинс.       Бём цокает:       – Я проиграл его. Я полностью опозорен и унижен. Я должен вернуть его честным путём, чтобы снова сделать своим. А до тех пор он мне не принадлежит. По-хорошему, я вообще не должен был звонить ему, но не удержался, – жмёт плечами, отворачиваясь к окну. – Ты свободен, Минсонг. Можешь идти. Спасибо за помощь.       Сонг топчется, не решаясь уйти, ему кажется, что босса лучше не оставлять одного, но не может противиться приказу:       – Я уверен, что у Вас всё будет хорошо. Доброй ночи, господин Чхве, – глубоко кланяется, пусть и знает, что его не видят, и быстро покидает кабинет, тихо прикрыв дверь.       Бём тут же поворачивается обратно к столу. На его лице читается лишь опустошение, когда он тянет тихое и никому не нужное: «Спасибо, Сонг-и». Чхве скользит взглядом по гладкой поверхности и цепляется им за утончённую фигурку величественного тигра, разевающего пасть в оскале. Юн Бём тянется к ней, беря в руки, ведёт кончиками пальцев по морде, жёсткой шерсти и хвосту, разглядывает мелкую надпись на брюшке, перевернув ту.       «От Джина с любовью».       Бём резко подскакивает и со всей силы кидает несчастного тигра на пол. Тот разбивается на пять крупных кусков: голова, хвост, тело в паре мест и лапы. Фигурка становится отдельными частями, и Чхве невольно вспоминает, как Сокджин улыбался, когда дарил её ему на день рождения, и как аккуратно и бережно она была запакована. Этот момент раскалывается так же, как и сам тигр всего мгновение назад.       – Да что это я? – альфа падает на колени и дрожащими руками собирает остатки разбитого себя, потому что Бём – означает тигр. И именно поэтому Джин подарил и выбрал эту фигурку.       «Ты мой самый грозный защитник», – мелькает где-то в воспоминаниях голосом омеги, и Чхве смотрит на сломанного тигра в своих ладонях, не замечая, как в полутьме кабинета на пасть с оскалом падает одинокая капля.