Роза пустыни

      В момент, когда тяжёлые двери, ведущие в главный зал Академии, закрылись за спиной Тигнари, Сайно впервые смог выдохнуть спокойно. Он хотел уже было вернуть разговор в деловое русло, но мудрецы решили не отступать так просто.       Один из них, с даршана Кхаршевар, тихо заметил:       — Даже не знал, что генерал махаматра якшается со всякими… танцорами.       Последнее слово слетело с его губ, так же, как вылетает яд из пасти кобры, пытающейся ослепить жертву. Сайно дёрнул бровью, сдерживая вставшее поперёк горла желание начать спор.       — Ну точно, — едва слышно пробормотал он, развернувшись к мудрецам спиной, чтобы подойти к ошарашенному Джаваду. — Змея.       Учёный, до этого молча наблюдавший за развернувшимся представлением между тремя сторонами, вдруг понял, что наступил и его черёд предстать перед судом. Ледяными ладонями он вцепился Сайно в запястье, бормоча себе под нос что-то о прощении. Это ничуть не удивляло — в народе слагали целые легенды о жестокости генерала махаматра. Пусть даже половина из них не была правдива, слухов вполне хватало, чтобы уберечь многих из научного сообщества от нарушения правил.       — Помните, что я вам говорил? — Сайно подвёл совсем обессилевшего Джавада ближе к мудрецам. — Ничего не скрывайте.       Мудрецы, после недолгих перешёптываний, вновь обратили свой взор на Сайно.       — Генерал, так вы поведаете нам, как же вышло, что вы познакомились с господином Тигнари?       Сайно сцепил зубы, плавно выдохнул сковавшее лёгкие напряжение через нос. Он ни в коем случае не должен был себя выдать: ни взглядом, ни жестом. Мудрецы, восседающие на своих изящных креслах с высокими спинками, смотрели на каждого вошедшего сверху-вниз и сейчас мерещились какими-то божествами.       В память осколком врезалось обрывистое воспоминание о театральном выступлении в трактире. О божествах, пославших на собственный народ беду из-за своих эгоистичных побуждений. О танце, просящем о милосердии. О свержении.       Конечно, никто из мудрецов не был богом, до конца их дней им предначертано оставаться обычными людьми. Но кожей Сайно почувствовал, что скрытое за печатями и дверьми гробницы сейчас просто детский лепет по сравнению с этим многоликим и многоруким чудовищем, отдающим приказы и решающим судьбы всего лишь по щелчку пальцев. И в этот раз Архонт вряд ли явится, чтобы помочь.       — Не понимаю, — процедил он, криво ухмыльнувшись, — Какое это имеет значение. Лучше объясните, почему вы, господа, без всякого расследования доставили сюда Тигнари и заставили объясняться?       — У нас не было оснований не доверять господину Кахарману, — мудрец с даршана Амурта, сухой и жилистый, с дряблым лицом, вдруг наклонился вперёд, сложив руки в замок. — В конце концов, все мы смертны и иногда совершаем ошибки. Уверен, ни у одной стороны нет претензий друг к другу.       Скрипнув зубами от рвущейся наружу злости, Сайно перевёл взгляд на мужчину, стоящего поодаль. Ему хотелось рассмотреть его лицо чуть внимательней, но Кахарман рывком надвинул капюшон своей мантии на лоб и сделал шаг назад, скрываясь в тени.       Бессилие медленно растекалось по венам. Сердце с силой стукнулось в рёбра, и Сайно впервые с момента вступления в должность махаматра подумал, что ему хочется оказаться кем-то другим.       Посреди молчаливых размышлений раздался тягучий скрип медленно открывающихся дверей, и Сайно обернулся через плечо. В зал вошли двое матр. Кивком головы они поприветствовали присутствующих и быстрым шагом направились к Джаваду и Сайно.       — Простите за опоздание, генерал. Новость о вашем возвращении оказалась громом среди ясного неба, — один из матр развернул свиток и, пробежавшись по строкам взглядом, свернул его обратно и добавил: — Все документы с доказательствами, заверенные подписью секретаря, у нас на руках.       — Хорошо. Вы явились как раз вовремя, ничего важного не пропустили.       — И правда, — подтвердил мудрец с даршана Амурты, — вы пропустили нечто занимательное, но совсем неважное. Главное, что генерал махаматра полностью сосредоточен на своей работе и относится одинаково справедливо ко всем. Уверен, при необходимости он вынесет приговор, и рука его не дрогнет, даже если виновным окажется друг или… любимый человек.       Матры покосились на Сайно с неприкрытым любопытством. Их взгляды проедали кожу, пытаясь забраться поглубже в поисках разъяснений такого странного изречения, и Сайно пришлось медленно перевести взгляд на подчинённых. Те в ту же секунду выпрямились как по струне и смотрели прямо перед собой.       Джавад же, услышав о приговоре, тут же ослабел в коленях и, если бы Сайно не поддерживал его за локоть, то просто свалился бы прямо на мраморный пол.       — Послушайте! — Выпалил Джавад, крепко схватившись пальцами за ворот своей одежды. — Я клянусь, что не имел дурных намерений. Да разве мог я, обычный человек, без роду, без племени, который получил свою должность потом и кровью, так рисковать?! Я лишь хотел воспользоваться шансом заработать денег.       Матра развернул свиток и начал быстро записывать речь Джавада в документы. Сайно на секунду опустил взгляд, тайно понадеявшись на такую роскошь, как быстрое окончание этого дела. Сердце было не на месте, и разум метался из стороны в сторону: не получалось полностью сосредоточиться на словах Джавада, потому что в голову лезли яркие картинки с серьёзным взглядом Тигнари, но и погрузиться в размышления было невозможно, ведь иначе можно было упустить нечто важное в показаниях.       Сайно поднял взгляд на мудрецов — те, судя по их то ли скучающим, то ли раздражённым выражениям лиц, в отличие от Сайно, упустить важные детали совсем не боялись.       — Во время исследовательской работы в одной из книг я просто увидел вкладыш с древними письменами и картой, — настаивал Джавад, — и посчитал это благословением Архонта!       Лицо одного из старейшин на короткое мгновение озарила перекошенная улыбка, и Сайно сощурил глаза, пытаясь высмотреть хоть ещё одно едва уловимое изменение, но мудрец оставался невозмутим.       — Кажется, тут всё ясно, — заключил мудрец с Кхаршевара. — Дорогой наш друг, вы больше не можете считаться учёным, ведь ваш разум затмило желание наживы! Каждый из умов Академии должен и сердцем и душой принадлежать только науке. Все, кто сбиваются с этого пути, обречены влачить жалкое существование и побираться на улицах, занимаясь мерзостью вроде танцев или музыки…       Сайно почувствовал на себе пару жалящих, насмешливых взглядов, но не позволил ни единому мускулу на лице дрогнуть. Он давно знал, что верхушка Академии считает любое направление искусства занятием второсортным, бессмысленным и уже давно пытается превратить Сумеру в город, состоящий только из учёных и их помощников. Видимо, то, что генерал махаматра вступился за недостойного, по их мнению, человека, ещё долго не даст им покоя. К собственному счастью, Сайно чужое мнение нисколько не волновало, и до сердца обидные речи никак не могли дотянуться.       Джавад же, услышав такие слова, вдруг напрягся и впал в отчаяние.       — Как же так?! — заорал он, и голос его отозвался эхом от стен. — Я же просто нашёл записи в книге из библиотеки! Я нуждался в деньгах и…       — Господин Джавад, — прервал его Сайно, — даже если предположить, что у вас не было дурного помысла, вы, вместо того, чтобы передать находку кому-то из матр или просто вернуть записи обратно в книгу, решили действовать самостоятельно, не получив никакого разрешения. Вас никто не заставлял нарушать правила Академии, вы сами решились на этот шаг.       Джавад, взглянув на Сайно, сомкнул губы в тонкую бледную линию и едва заметно кивнул, приняв своё поражение.       — Итак, пожалуй, начнём… — Сайно вновь обернулся в сторону мудрецов и выставил перед собой раскрытую ладонь.       В огромном зале повисла тишина, которую нарушало лишь тихое потрескивание молний, медленно окутывающих предплечье Сайно. В воздухе образовалась фигура, напоминающая весы, и сверху на одну из чаш медленно приземлилось фиолетово-чёрное перо. Сайно выставил раскрытую ладонь, и Карим вложил в неё свиток с доказательствами. Сайно, повертев свиток в руке, положил его на вторую чашу. Весы тут же пришли в движение, и пёрышко поднялось выше свитка с обвинениями на второй половине. Те, кто видел это впервые, могли бы подумать, что это обман — ведь, конечно, перо будет легче свитка! Но мудрецы и матры постоянно присутствовали на судах и собственными глазами видели, как иногда невесомое на вид пёрышко вставало вровень с огромным свитком. В такие моменты генерал махаматра брал в руку свиток с обвинениями, и тот сгорал в чёрном огне, а подсудимого признавали невиновным. Но случалось такое крайне редко.       Каждый в Академии знал, что сам генерал не мог оболгать обвиняемого и подстроить результаты, ведь ценой тому послужила бы его собственная душа. Именно поэтому должность генерала махаматра считалась опасной и тяжёлой: каждый, кто претендовал занять её, подвергался смертельным испытаниям, долго учился в уединении в Пустыне и заключал контракт с потусторонними силами. Кто-то говорил, что это был контракт с самим Богом Правды, за нарушение которого гончие разрывали душу нарушителя на мелкие куски. Так что легенда о жестокости генерала махаматра выросла из мнения, что его собственное сердце ему не принадлежит.       — Аиша, уведи господина Джавада в камеру, а затем иди к господину Аль-Хайтаму, подпиши протокол с показаниями, которые он дал.       Девушка кивнула головой, затем обратилась к мудрецам:       — Мы пойдём. Хорошего вам дня.       Джавад с остекленевшим взглядом, спотыкаясь на ровном месте, проследовал следом за Аишей из Академии в сторону двери, за которой находился лабиринт коридоров, ведущих к темницам.       — Похвально, господин генерал. Вы, как всегда, беспристрастны, — заявил мудрец с даршана Кшархевар. — Странно теперь и вспомнить время, когда Академия существовала без генерала махаматра. Как много ошибочных приговоров удалось бы избежать…       «Змея», — пронзительно зазвенело у Сайно в голове, но он лишь коротко кивнул головой и равнодушно сказал:       — Можете об этом не беспокоиться. При необходимости я вынесу приговор, и моя рука не дрогнет, даже если обвинение придется выдвинуть кому-то из вас. До встречи, господа.       Прежняя безмятежность и равнодушие тут же стёрлась с лиц мудрецов, явив миру неожиданную настороженность. Но Сайно вовсе не страшился тех, кто восседал на своих импровизированных тронах и не переживал о собственной судьбе, что было гораздо важнее…       Он вдруг осёкся и развернулся в сторону дверей, жестом позвав с собой Карима. Матра беспрекословно подчинился и зашагал рядом, нервно поправляя рукава.       Когда они вышли из приёмного зала, Карим с облегчением выдохнул и обратился куда-то в пространство:       — И почему у мудрецов такая странная манера речи? Им же не по двести лет… Наверное…       Сайно усмехнулся и едва слышно сказал:       — Нам нужно выяснить, каким образом в книге, которую взял Джавад, появилась карта с шифрами.       — Думаете, это могло быть спланировано? — изумился Карим.       — Я не знаю, — честно ответил Сайно, а затем быстро щёлкнул застёжкой на своём балахоне и надел капюшон на голову. — Но всё слишком удачно складывается… учёный, изучающий древние языки, нуждающийся в деньгах, вдруг находит в библиотечной книге зашифрованный ключ к открытию гробницы и карту. Благословение ли это небес?       — Возможно, это просто совпадение.       — Будет замечательно, — тихо заметил Сайно, — если это действительно так.       В тяжелом молчании они оба спустились по лестнице. Сайно остановился на развилке, которая разделяла пути в библиотеку и в город и, взглянув на Карима, смягчился:       — Прости за то, что заставляю ещё поработать, но мне нужно идти. Есть важное дело, я должен разобраться с ним как можно скорее.       Карим удивлённо округлил глаза.       — Генерал Сайно, вы что, извиняетесь перед подчинённым? Не нужно. Всё равно на вас лежит больше работы и ответственности, чем на всех нас вместе взятых.       Он прижал свиток поближе к себе и, кивнув вместо прощания, развернулся и отправился прямиком в библиотеку.       Сайно, оставшись наедине с собой, вдруг понял, что его горло уже давно будто сдавило чьей-то невидимой рукой. Он судорожно выдохнул через нос и прикрыл на мгновение глаза, пытаясь обуздать окутавшую его тело тревогу.       Дорога до таверны показалась сплошным смазанным пятном. Всё вокруг было как в тумане, и сердце нервно заходилось от любой мысли о предстоящей встрече с Тигнари. Пытаясь подобрать правильные слова, Сайно понял, что последние пару дней в конец его вымотали и опустошили. Ему хотелось спросить о Глазе Бога Тигнари, о том, как он связан с даршаном Амурта, узнать, по какой причине он расстался с учёной средой, но какой-то частью своей души он просто желал увидеться с Тигнари наедине, чтобы вновь почувствовать себя живым человеком с настоящим сердцем.       Увидев знакомую полотняную вывеску с названием таверны, Сайно поспешил пересечь улицу и схватился за ручку, распахивая настежь дверь. Зайдя внутрь, он окинул взглядом полупустое помещение. Внутри было спокойно и малолюдно, и тишину нарушали лишь позвякивающие о край чашек ложки и пара голосов на незнакомом Сайно языке. Хозяин таверны в это время стоял возле стеллажа с расписными блюдцами и протирал одно из них полотенцем. Неслышно Сайно прошёл вдоль стены к двери, ведущей на задний двор. Он не был уверен, что Тигнари там, но именно об этом месте подумал в первую очередь. Оказавшись снаружи, он взглянул в сторону беседки и тут же встал как вкопанный, вцепившись в ручку двери. Тигнари сидел к нему спиной, склонив голову чуть вперёд и, судя по всему, читая какую-то книгу. Никогда прежде Сайно не мог бы подумать о том, что окажется в ситуации, подобной этой — ведь прямо сейчас больше всего ему хотелось подбежать к Тигнари, заключив в объятия, но решимость растворилась прямо в воздухе, наполненном тонким ароматом цветов. Его преследовало ощущение, будто ему переломали ноги. Будто он не имел права вообще здесь находиться. Будто именно он был преступником.       Но Тигнари, как и всегда, слишком быстро заметил чужое присутствие и обернулся через плечо, не давая Сайно возможности для отступления. Взглянув на него, застывшего возле двери, он нахмурился и отвернулся, а затем сказал громко, но спокойно:       — Господин Сайно, вам не положено быть в таком второсортном месте, вы же генерал махаматра.       Услышанное выбило Сайно из оцепенения, и он тут же сделал несколько шагов в сторону Тигнари. Тот, не оборачиваясь, торопливо поднялся со своего места, закрыв и отложив книгу на стол, и быстрым шагом направился в сторону оранжереи.       — Подожди… да постой же, — Сайно схватил Тигнари за руку и развернул к себе. — Ты злишься за то, что я снова помог, когда ты не просил?       Сайно взглянул на Тигнари, но вовсе не злость читалась в чужом выражении лица: брови болезненно изломились, губы сжались так крепко, что осталась лишь тонкая линия, и взгляд блуждал по лицу Сайно слишком растерянно.       — Ты разве не слышал, что обо мне сказали? — Тигнари аккуратно высвободил руку из чужого захвата. — Генералу махаматра не стоит видеться с таким, как я.       — Это всё пустые слова, они меня никак не касаются. Почему я должен слушать кого-то, особенно мудрецов?       Тигнари на мгновение будто задохнулся летним, разряженным воздухом. Повисла пауза. Наконец, шумно выдохнув, Тигнари опустил голову и уставился куда-то под ноги. Кажется, он размышлял над тем, что стоит сказать, чтобы Сайно понял, почему ему здесь не место, но сам Сайно не унимался:       — Я просто беспокоился о том, что тебя могут ложно обвинить.       — Откуда ты знаешь, что эти обвинения ложные? Может, я и правда очаровываю всяких глупцов и делю с ними постель?       Сайно на секунду замер, опешив.       — Ты сейчас пытаешься меня обмануть? Зачем? Я же знаю, что это всё неправда.       Тигнари снова поднял на Сайно взгляд, но ничего не сказал. Лишь крепко сжал руки в кулаки и отвернулся. Схватил стоящую на земле лейку и подошёл к ряду нежно-розовых цветов.       Сердце противно сжалось, а шею обдало холодом.       Сайно хотелось бы думать, что Тигнари ещё немного позлится, и через несколько минут они вместе посмеются над этим, словно над глупой шуткой, но одна лишь мысль о том, что этот разговор может стать их последним, причиняла душе море беспокойства.       Легенды гласят, что сердце генерала махаматра ему самому не принадлежит… и он сам впервые в жизни готов был с этим согласиться.       — Нари… — тихо позвал Сайно и сделал ещё один шаг в его сторону.       Тигнари замер с лейкой в руках, а потом вдруг расслабил плечи и спросил, продолжая аккуратно поливать цветы:       — Почему ты так беспокоишься о том, что тебя не должно заботить?       — Но меня заботишь ты.       — Что это значит?       — Что я не хочу тебя терять. Никогда.       Тигнари, поставив лейку обратно на землю, отряхнул ладони и развернулся, пряча лицо, собираясь пройти мимо Сайно, чтобы выйти из оранжереи, но тот вновь перехватил его ладонь.       — Почему ты сбегаешь?       Тигнари выдернул руку и взглянул на Сайно со всей серьёзностью, сжимая руки в кулаки.       — Ты не должен быть рядом. Академия тебе этого не простит.       — Мне всё равно на это, я…       — А ещё мне ужасно страшно.       Сайно замер на полуслове, сбитый с толку. Нахмурившись, он начал вглядываться в чужое лицо.       — Я не понимаю…       Тигнари на мгновение зажмурил глаза, а когда открыл их, то прижал уши к голове, и сделал резкий шаг навстречу. Обхватив лицо Сайно ладонями, приблизился. В момент, когда их губы едва ощутимо соприкоснулись, всё застыло. Сердце испуганно ударилось в рёбра, так громко и ощутимо, словно было размером со всю грудную клетку. Сайно стоял, раскрыв руки для объятий, но не смел прикоснуться к Тигнари и пальцем. Дыхание застряло где-то в лёгких, и только едва уловимый запах сумерской розы вперемешку с цветочными ароматами оранжереи окружили голову.       Тигнари медленно отстранился, продолжая держать лицо Сайно ладонями и тревожно заглядывая тому в глаза.       — Кажется, я познал седьмой грех… — тихо сказал Сайно, почувствовав, что мир вокруг снова медленно начинает приобретать значение.       — Что? — Тигнари наклонил голову чуть вбок. — Я думал в правилах Академии их всего шесть.       — Верно, — Сайно обхватил рукой Тигнари за запястье и нежно прильнул щекой к чужой ладони, — ведь седьмой — это мой личный грех. Седьмой — это ты.       — Какая… глупость, — Тигнари неверяще покачал головой, а затем мягко улыбнулся и, сощурив глаза, добавил: — Но это довольно мило, генерал.       Происходило, кажется, невозможное. Сайно замер, молча наблюдая за тем, как солнце, ещё не коснувшееся горизонта, залило оранжерею ярко-оранжевым светом, придавая всему вокруг тёплый, насыщенный оттенок. Луч, разделённый узором стекла, бросил тень Тигнари на кожу, и только тогда Сайно заметил, что задержал дыхание. Лёгкий выдох сорвался с губ, а в гортани всё запершило прежде невиданным и неизведанным чувством лёгкого волнения, давящим на грудь. Это ли называют душевным трепетом? Или то золотая нить, обвитая вокруг сердца, решила разрезать его на мелкие части?       Впрочем, Сайно был бы совсем не против. Намного лучше погибнуть так, чем отдать душу тому, с кем у него заключён контракт или быть пронзённым вражеским кинжалом.       Тигнари, мягко погладив Сайно пальцами по щекам, вдруг отстранился и начал поправлять и без того аккуратно уложенные волосы.       — Теперь ты не будешь от меня убегать? — с искренним интересом спросил Сайно.       Тигнари нервно дёрнул ухом и закатил глаза, будто Сайно снова рассказал ему идиотскую шутку.       — Не буду, — ответил он, как-то обречённо вздохнув. — Но тебе всё равно придётся держать это в тайне… По крайней мере, до лучших времён.       — Не волнуйся, — сказал Сайно, взяв Тигнари за руки и крепко сжав их в своих ладонях. — Я никому не скажу.       — Кажется, ты был прав, — Сайно плотно закрыл дверь в свой кабинет, перед этим убедившись, что поблизости никого нет.       — Я во многом прав, если вообще не во всём, так что можно капельку конкретики? — Кавех, сделав оборот, вдруг приметил место, куда можно сесть, и двинулся прямо туда.       Усевшись за рабочий стол, он развернул стул боком, в сторону Сайно, и закинул ногу на ногу, а затем поднял любопытствующий взгляд.       — Я обещал не говорить, — Сайно сложил руки на груди, но приподнял брови, смотря на Кавеха в ответ.       Тот прищурил глаза и скривил лицо, давая всем видом понять, что в его планы не входило решать ребусы и загадки с самого утра. Но Сайно продолжал настойчиво молчать и сверлить Кавеха взглядом.       Не выдержав, Кавех непонимающе развёл руками:       — Что?! Знаешь, если в тот момент я немного выпил, то могу вообще никогда и не вспомнить, что такого сказал!       — Ты не ошибся в своём предположении касательно меня, — сказал Сайно и сжал челюсть, пытаясь сдержать свой порыв стукнуть «светоч Кхаршевара» по блондинистой макушке.       Улыбка медленно сползла с лица Кавеха. Он открыл рот в изумлении и указал пальцем на Сайно. Затем резко перевёл палец в сторону окна, а потом обратно. Повторив это движение несколько раз, Кавех, наконец, снова обрёл дар речи.       — Ты это… про Тигнари, да?       Сайно медленно закрыл и открыл глаза и едва заметно кивнул.       — Так и что было? — Кавех приподнял одну бровь и откинулся на спинку кресла. — Надеюсь, вы слились в страстном поцелуе, а потом неудержав…       — Он и правда поцеловал меня, — перебил Сайно, — просто прикоснулся губами к моим на несколько секунд, не надо выдумывать лишних деталей. И теперь я просто… не знаю, что делать.       — Ох…       На лице Кавеха вновь расцвела улыбка, но тяжело было прочитать в его выражении искреннюю радость. Он бросил на Сайно долгий и скорбный взгляд.       — Сайно, разве тебе не повезло? — Кавех заправил прядь волос за ухо. — У вас же всё так красиво началось и вот теперь очень красиво продолжается.       — Он сказал, что ему страшно из-за Академии.       — Да что эти старые хрычи понимают! Только болтают о том, какие все вокруг ничтожества и лишь они достойные люди, ага, как же. Но всё же… не думаю, что Тигнари боится Академии. Скорее тебя.       — Меня?       — Ты же знаешь, человеческое сердце изменчиво…       Сайно неосознанно приложил ладонь к груди. Там, за сводом ребёр равномерно билось сердце. Могло ли оно измениться? Сайно тяжело это было представить. Конечно, он не мог ничего обещать, но прямо сейчас ему казалось, что это навсегда.       Кавех, заметив чужую задумчивость, вдруг сказал:       — Ладно, не будем сразу о печальных исходах. Лучше пригласи его на свидание.       — Я не знаю, как это…       — Господин генерал, как вы жили все эти годы? Только работой? Тогда пригласи с нами на ужин. Я позову Аль-Хайтама, а ты Тигнари. Если будешь вести себя странно, я просто дам тебе знать.       — Каким это образом?       — Просто доверься мне.