Ми́лан

      Но вот судьба звала Стефана и Милана дальше: утром следующего дня округу заполонили суета и скрип повозок. Не зря вещи были собраны по рюкзакам, а дом, в принципе, готов для прощания — церемониальная процессия Ксалты надолго задерживаться не стала и передохнула у реки около четверти часа. Этого хватило, чтобы взять вещи, закрыть окна и ставни (дабы ни одна мошка не залетела, сказал Стефан, изведший за это время Милана своими капризами и приказами убить очередное насекомое), а потом добежать до реки. Милан коротко обернулся к дому перед тем, как он исчез за холмом, и мысленно поблагодарил это место за все приятные впечатления и моменты. Стефан, заметив его промедление, всё понял по грустной улыбке и тоже поглядел назад. «Хотел бы я сюда когда-нибудь вернуться! А это очень странно, сам понимаешь…» — и Милан понимал: даже брезгливость Стефана отошла на второй план, всё затмила их бурная, привыкающая друг к другу любовь.       Процессия Ксалты выглядела мощно и ярко, но обычным людям, скорее всего, напоминала нарядных артистов, шедших на какой-нибудь фестиваль — такие нынче проводились и в Черногории, когда обстановка в стране становилась чуть менее напряжённой. К счастью, все конфликты Милан застал только в виде новостей… Свита Ксалты состояла из сотни хранителей зверей: стражники, обслуживающий персонал, близкие и друзья. Саму принцессу повидать в первый день не удалось — её палатка всегда стояла в центре импровизированного поселения, и никак к ней было не подступиться из-за толпы.       Хранители зверей внешне выглядели как люди — может, только более крепкие и статные. В сравнении с ними «цветы» казались тоненькими беззащитными созданиями, способными сломаться от одного взмаха. Тем поразительнее воспринималось их долгое угнетение братского народа… Как же хорошо поработал принц Кассиан, чтобы довести нежных цветов до воинственно-исступлённого состояния, когда любой враг по плечу! Одевались хранители зверей по-разному, но обычно и неброско: штаны, рубахи, кафтаны; женщины — в простые платья с незатейливыми узорами. На головах — ободки из перьев, поверх одежды — накидки и пояса с кинжалами. Щёки разукрашены геометрическими символами. Сами хранители были смуглы, плечисты и сильны; даже женщины отличались силой. Воины носили кольчугу. Если бы не чудаковатые перья и разукрашенные лица, их можно было принять за средневековых крестьян, сошедших с полотен ван Эйка.       Стефан вручил главе стражников приказ от принца Вивиана, где им разрешалось сопровождать принцессу до самого Котора; ещё раз эту бумагу они показали стражникам цветов, которые были присланы сюда в количестве двадцати человек, чтобы обеспечить дополнительную защиту. Имя Драгана опять сыграло не последнюю роль, и глава цветочных стражников выделил им хорошие места в приличной палатке и рассказал о плане поездки: от Котора их отделяли два дня, если идти неспеша и делать остановки. Принцессу везли в повозке, кто побогаче — ехал на лошади, остальные шли пешком. Милану и Стефану даже предложили воспользоваться чужими лошадьми — глава стражников легко бы сбросил с них простых вояк, но ребята отказались: такое поведение казалось им чересчур жестоким, а много ходить они привыкли. По задачам тоже всё было очевидно: при малейшем намёке на опасность защищать принцессу. Стефан и Милан быстро влились в середину процессии и двинулись вслед за большой, но простой и безыскусно украшенной повозкой Ксалты.       Стефан нервничал и шёпотом полагал, что именно сейчас, во время поездки, принцессу могут запросто украсть. Милан тоже постоянно оглядывался и плохо спал, пробуждаясь от любого звука. Но, к их удивлению, два дня пролетели незаметно, а само путешествие прошло гладко. Ксалту они увидели на следующий день своего пребывания в команде и, хотя её окружала толпа стражников, успели разглядеть густые каштановые волосы, небрежно обрезанные под каре, простое серое платье, красные линии на смуглых щеках, воинственный взгляд синих глаз, несчётные браслеты-кольца на руках и повязку с перьями на голове.       Несмотря на острый любопытный носик, гибкое тело и даже особую, диковатую миловидность, Ксалта не производила впечатление избалованной принцессы и дворцовой девочки — а ею казались все цветы, порой даже независимо от пола. «Она может и армию за собой повести», — поделился потом со Стефаном Милан. «Думаю, что как раз-таки этого она хочет менее всего», — мудро заметил Стефан в ответ. Принцесса любила читать, тратя и так короткое время на остановках, и общаться со своим народом, даже с самыми простыми стражниками, приглашая их за длинный обеденный стол. Стефан и Милан удостоились чести сидеть за ним во время второго ужина и даже успели переброситься парой фраз с Ксалтой. Девушка выглядела дружелюбной и спокойной, лишь изредка по её лицу пробегала тень волнения, свойственная в её возрасте перед событием такого масштаба!       С Деяном и Андреем они поговорили только раз, когда вечернее время и мимо лежащая деревня с проведённым телефонным проводом наконец-то совпали. На сей раз Андрей вышел на связь, и, хотя чувствовалось по голосу, что между учителем и учеником ещё остались недомолвки, примирение маячило уже близко. Деян утаил подробности своих бесед с Луизианой, дабы не спровоцировать ревнивое юношеское сердце, но туманно намекнул, что ничего полезного и интересного для команды у него нет. Стефан, вздохнув, предложил встретиться уже в городе и там нормально обсудить. После прибытия процессии останется два дня до торжества; у них будет мало времени.              В ночь перед свадьбой никто толком не спал. Напряжение возросло так, будто кто-то из них должен был или ехать в повозке, или ждать принцессу в соборе. Что творилось в цветочном дворце — лучше даже не знать; Деян, приносивший оттуда охапку свежих новостей, рассказывал, что залы превратились в муравейник, который залило водой и его жители хаотично носились туда-сюда, надеясь выжить. Сверху это безумие было приправлено острой специей из любви цветов к ссорам и мелким конфликтам. На Деяна, просто шедшего по залам, успели трижды накричать и чуть не порвали рубашку. Вивиан логично не принимал никаких гостей, даже кузину осмелился выставить за дверь, как проказливую девчонку.       К свадьбе все подходили в самом «лучшем» расположении духа!       Принцесса Ксалта жила в цветочном дворце, но в отдельном его крыле, набитом стражниками до зубов. Стефан верно рассудил: если планировалось какое-то похищение, то случится оно уже во время церемонии. Пока гости будут наслаждаться пышностью убранства, они должны проявить самое чуткое внимание! Вивиан уже давно выдал им особые приглашения на места недалеко от себя — их передали Андрею и Деяну, пока те упражнялись в дворцовых интригах, которые, как показалось сначала, ничему не помогли.       Плана у них не было, да и когда его придумывать? Действуем по обстоятельствам — так сказал Стефан, явно отвыкший от приказов и размягчённый негой природой. Деян на них обоих поглядывал с доброй усмешкой, но более ни одним словом не смущал. Они вернулись как будто прежними, но всё-таки другими, вдохновлёнными, повзрослевшими. Милан потом осознает, что цель их поездки к пастушьему домику и резкая перемена Стефана в решении будет очевидна всей команде… кроме них самих.       Праздничный пир начинался в два дня, так что сама церемония должна была пройти раньше. И хотя по расчётам принцесса должна тронуться в путь до церкви около одиннадцати, в тот день они стояли наготове, в парадных отглаженных брюках и накрахмаленных рубашках, уже в семь утра. Милан чувствовал себя бодрым и радостным, в отличие от ребят, ненавидевших ранние подъёмы: Андрей чуть снова не закатил истерику — остановило только едкое замечание Деяна, что так он станет сильнее похож на ненавистную им Луизиану; Стефан же держался лишь на кофеине. Бледные, с полузакрытыми глазами и ещё мокрыми после душа волосами, они всё равно выглядели стильно и роскошно, так что даже в такой ранний час немногие прохожие с восхищением оглядывались на их компанию.       Милан собрал прилично отросшие локоны в тугой короткий хвостик, из которого уже падали на лицо чёрные завитки; перед выходом Стефан заметил, как его преображала эта причёска и даже чем-то напоминала его самого. Пока Деян и Андрей возились на кухне, Стефан глубоко и страстно поцеловал его. От прилившей страсти даже закружило голову — уже много дней они воздерживались от уединения. Милан кое-как отстранил его за плечи; Стефан трепетно ласкал поцелуями его шею, пока мог, но затем всё-таки одумался и с неохотой отпустил. «Как только эта чёртова свадьба закончится!..» — прошептал напоследок Милан и соблазнительно улыбнулся. Стефан покраснел до кончиков волос и, отвернувшись, громко прокашлялся, чтобы прийти в себя.       На всякий случай они пронесли с собой кинжалы во внутренних карманах пиджаков, которые перебросили через руку — погода стояла уже тёплая. Стефан настоял на этом: всё же за свадьбой крылась опасная ситуация… Гостей распределяли у входа в церковь: менее знатные оставались внизу, на площади, оттеснённые толпой, другие вставали длинной стеной по бокам от ворот собора, а счастливчики удостаивались места на верхней открытой галерее, расположенной между двумя башнями. Оттуда весь путь принцессы по городу открывался, как на ладони! Милан думал, что семья принца Вивиана, и так немногочисленная, присоединится к ним наверху, но Луизиана со свитой почему-то осталась у входа в собор.       На каменной галерее расставили удобные стулья с мягкими сиденьями, но церемонию всё равно пришлось смотреть стоя — так лучше было видно. Народ постепенно прибывал: и цветы, и звери. Затем в праздничной повозке, украшенной гирляндами из роз, приехал сам Вивиан и под легкомысленное жужжание оркестра поднялся к своему трону, стоявшему посреди галереи. На другом конце города вспыхнули два цветных фейерверка из россыпи конфетти; это был сигнал к началу торжественной процессии!       Путь роскошной повозки с Ксалтой знали все, однако стражники в несколько рядов маршировали спереди и сзади, а ещё пара человек шла по бокам. Если кто и решится на кражу принцессы, это будет самым безумным поступком в мире… Невозможно пробить столь плотное кольцо из хорошо вооружённых воинов! Девушка сидела на мягких подушках, вся усыпанная свежайшими цветами; бело-золотое платье на ней выглядело особенно изумительно, а плотная фата, скреплённая на голове круглым ободком, полностью закрывала лицо. Простые жители Котора оглядывались на чудную процессию и, вслед за странными ряжеными, коими были хранители, расположившиеся кто где, чтобы поближе посмотреть на невесту, кричали поздравления и радостно улыбались. Они даже понятия не имели, что рядом с ними ступали существа, отличные от них, и воспринимали эту свадьбу очередным праздником, которые обожали устраивать иностранцы в их красивом городе с изысканно средневековым духом.       Всюду процессия тянулась по открытым местам и относительно широким улицам. Колёса тяжело погрёмывали по нагретому отполированному камню, рыжая черепица слепила глаза на солнце, а синие тени старых тучных домов замедляли даже выносливых коней, запряжённых в повозку — так всем хотелось отдохнуть от всепроникающей терпкой жары, спускавшейся с гор мутной душной плёнкой. Милан и ребята стояли пока что в прохладе, но близость полудня раскаляла церковь трескучей духотой.       Однако было на пути Ксалты одно место, в котором потенциально могла случиться кража, если не что похуже. На подходе к площади, где стоял собор, тянулась извилистая мрачная улочка, старая, закопчённая, повидавшая немало интриг и свершённых преступлений. Дома вокруг стояли под стать: из грубых каменных блоков, потемневшие от времени, разъедающей соли и мха, зато всё ещё с претензией на далёкую готику умершей Венецианской республики — строгость выточенных узоров, отделки и статуй. И вот между двумя такими домами некто, возомнивший себя местным дожем, возвёл собственный мост Вздохов, а точнее, нелепую его копию: тёмную перемычку с одним окном. Проход получился не широким, но достаточно просторным, чтобы на добрые десять секунд принцесса могла там скрыться — учитывая неторопливую скорость движения повозки… Вивиан приказал на этом клочке дороги особенно тщательно охранять Ксалту. Казалось бы, волноваться не о чем, а в груди всё равно неприятно скрипело, когда процессия приближалась к злополучному месту…       Стефан заранее просчитал приемлемое время, которое должна затратить принцесса, чтобы проехать мост. Теперь, с поправкой на скорость повозки, он шепнул команде: пятнадцать секунд, не более. Сам же он и вызвался следить за временем по наручным часам, а ребята должны были во все глаза наблюдать. Край повозки скрылся за мостом, и отсчёт начался.       Милан от волнения и жары так напрягся, что в глазах даже потемнело, но когда принцесса снова выехала из тени, паника отпустила его. Он приглядывался по-всякому, но всё казалось прежним: и наряд, и поза Ксалты, даже цветы ветром не сдуло. В лице Деяна застыли недоумение и даже как будто бы слабая надежда на хороший исход, однако Андрей… Андрей поразил всех! Несколько мгновений он, страшно бледный, искажённый ужасом, глядел на повозку, распахнув свои красивые синие глаза во всю ширь. А затем рванул к балюстраде, перегнулся через перила и поглядел на кого-то внизу, у самого входа в собор. На него никто не обратил внимания, только шикнули поскорее убраться от перил — когда принцесса подъедет к площади, всем хотелось глядеть на неё без мельтешащего перед глазами паренька. Андрей же, пошатываясь, отбежал от края галереи и вернулся к ребятам — удивлённый, испуганный, но решительный.       — В повозке не Ксалта, — вопреки дрожащим глазам и бисеринкам пота на лбу, голос звучал ровно и строго. — Остановите церемонию, срочно! Её подменили во время прохода под мостом…       — Ты… точно уверен в этом, Андрей? — первым опомнился Деян и поймал его беспокойный и всё равно сосредоточенный взгляд. Мальчишка кивнул, тряхнув копной пшеничных волос. — Как ты это понял? Ничего ведь не изменилось!       — Ты понимаешь, что принц Вивиан уничтожит нас, если мы дадим ложную тревогу? — побледнев сильнее Андрея, спросил Стефан и развернул его за плечи к себе. — Они эту свадьбу ждали сотни лет! Если сорвётся, нам всем конец… Будет за счастье, если успеем сбежать!       — Кто, чёрт возьми, занял место Ксалты в таком случае? — это Милан бросил свой камень в огород вопросов, посыпавшихся на бедную голову Андрея. Но тот, хоть и подрагивал от нервов, глядел на них спокойно и размеренно. Повозка выехала на площадь.       — Нет времени, — жёстко отрезал он и рванул к принцу. Из-за того, что он часто мелькал во дворце, его лицо запомнили и без преград пустили к Вивиану. Андрей так мгновенно оказался около него, что ребятам пришлось только догонять; Стефан вовремя подхватил спутанную речь младшего лекаря и подтвердил:       — Если вы хотите жениться на правильной девушке, лучше остановите свадьбу и устройте проверку. Андрей, расскажи внятно, почему ты так считаешь, — Стефан сверкнул гневным взглядом на парня, потому как Вивиан очевидно занервничал и раскраснелся — от подступающего гнева, нетерпения и ужаса. Андрей, наконец, выдал чёткую тираду:       — В повозке не Ксалта, потому что…       — Это невозможно! Я сойду с ума! — тут проступила тонкая, капризная натура принца, и он нервно подскочил с места и забегал по галерее. — Если есть хоть какие-то сомнения, давайте остановим свадьбу! Если я выйду за ложную девушку, это будет крах!       Советники и ближайшие придворные, услыхав о подмене, тут же подняли суматоху. Гвалт поднялся такой, что объяснения Андрея, безусловно важные, растаяли в воздухе, оставшись тайной на какое-то время. Толпа засуетилась, забурлила, и компания даже оказалась оттеснена друг от друга резко хлынувшими к лестнице «цветами». Милан понял, что выискивать правду сейчас бесполезно, и позволил потоку вынести себя к воротам собора. Туда уже подъезжал экипаж принцессы…       Стражники, сопровождавшие Ксалту на всём пути, помогли ей спуститься на землю; расправив длинную фату, вслед за девушкой двинулись маленькие девочки, державшие прозрачную ткань — одна из цветов, другая из зверей. Лицо скрывалось под плотной тканью, не давая даже смутных очертаний; но по фигуре Милан точно бы определил, что это Ксалта — всё-таки они два дня провели в путешествии… С каждой секундой этого торжества крепчало опасение: Андрей что-то напутал. Но вернуть свадьбе прежнюю размеренность было уже невозможно — Вивиану, искрившемуся от нервов, хватило одного слова, чтобы растормошить всех вокруг. Стефан, только-только выбежавший из собора, видно, ужасно себя ругал — зря он вообще взялся пересказывать беспокойному принцу их глупые догадки, учитывая свою способность убеждать!       — Прости, моя милая… — Вивиан выбежал перед Ксалтой, уже начавшей подъём по лестнице. — Ты знаешь, как для нас двоих это важно! Я вынужден просить тебя показать лицо… Это не будет против правил, мы ничего не нарушим!       Девушка, тяжело вздохнув, покорно склонила голову и протянула руки к вуали. Милана бросило в ледяную дрожь: человек, прикидывающийся кем-то, не стал бы так просто соглашаться и раскрывать свой обман! Всё это значило только одно…       Под вуалью скрывалось лицо Ксалты. Смуглое, удручённое, с острым носиком и стёртой краской с щёк. Но определённо это была она! Тёмные синие глаза смотрели испуганно и смущённо. Принц вздрогнул, отшатнулся назад и облегчённо хлопнул себя по лбу. Прошептав сдавленное «Прости» возлюбленной, он обернулся к компании Стефана, уже собравшейся вместе. Лицо его налилось краской и гневом, розы на голове встопорщились опасными шипами. Он подошёл к ним и, едва сдерживая ярость, злобно выплюнул:       — Вы понимаете, что натворили? Да я из-за этой ложной тревоги чуть не засох! Только не говорите мне о предосторожности — по итогу вы всё равно сорвали торжественную церемонию и испортили настроение всем. Взгляните на бедную Ксалту — я никогда не видел её такой растерянной! — Вивиан перевёл дыхание и добавил чуть тише, со злобой глянув на Стефана: — Ты же понимаешь, что вы почти лишились шанса получить кусочек диадемы?.. Только если моя будущая жена окажется так милостива, что простит вам эту выходку!       Стефан стоял, бледный и униженный, но достойно принимал удары судьбы. Андрей же, раскрасневшись от спёрших дыхание слов, выступил вперёд и разразился с типично скомканной, подростковой манерой речи, но при этом говорил так громко, что слышали его и в толпе зрителей:       — Всё равно это не Ксалта! Это иллюзия! И я даже знаю, кто скрывается за ней, — Андрей набрал воздуха в грудь и поверг всех в мертвенную тишину: — Луизиана, кузина принца! А знаю я это, потому что у собора стоит ненастоящая Луизиана — она так не двигается, так себя не ведёт! — Андрей смело направился к рассеянной девушке в пышном платье, стоящей недалеко от ступеней. Её свита, напугавшись решительности иноземца, рассыпалась по сторонам. Луизиана теперь стояла одна, однако её лицо… не выражало ровным счётом ничего нового, кроме прежней тихой радости и блаженства! Она как будто даже не заметила перемены настроения вокруг и приближающегося к ней паренька…       — Луизиана, расскажите, о чём вы говорили с нами вчера после ужина? — громко спросил Андрей, но девушка, продолжая глупо улыбаться, смотрела сквозь него и выглядела так, словно не услышала вопрос. Тогда Андрей позволил себе дерзость по меркам дворцового этикета и схватил её за руку. Никак не отреагировав, Луизиана просто… исчезла! Растаяла, как поздний весенний снег, как мираж, как наваждение! По толпе прокатился удивлённый, вопросительный, испуганный гул; все тут же, как по приказу, повернули головы к взошедшей на площадку Ксалте.       В свадебном платье, с фатой на голове, там стояла Луизиана. Завитки её цветочных волос небрежно топорщились из-под вуали, щёки лихорадочно раскраснелись; дыша часто и судорожно, она оглядывалась вокруг себя и ужасалась каждой секундой происходящего: её обман вскрывался, все теперь видели не иллюзию, а её саму! Вивиан, вскрикнув, сначала отпрыгнул от неё, а потом, побледневший, бросился к ней, схватил за хрупкие плечи и грубо встряхнул.       — Так это ты, кузина? Ты… притворилась моей возлюбленной? — с каждым вопросом грудь его вскипала от ярости, обиды и презрения; с каждым вопросом всё сильнее являлась ему сущность близкого человека, мерзкая и гнилая. Оттолкнув девушку так, что та не удержалась на слабых ногах и упала прямо на каменные плиты собора, Вивиан спросил ледяным голосом: — Где ты её спрятала? Отвечай!       Луизиана заплакала, спрятав лицо в ладони от позора, и глухо всхлипнула:       — Она в моих покоях. С ней всё в порядке… О, Вивиан! — девушка приоткрыла лицо и поглядела на него влажными глазами. — Прости меня! Я ведь была ведома только любовью — искренней любовью к тебе… Никто бы не смог любить тебя так, как я! Никто бы не разделил все твои горести, мысли и чувства так, как это сделала бы я!..       — Замолчи! — Вивиан даже отошёл от неё на расстояние, чтобы в порыве гнева не допустить ошибок, ещё более низких, чем поступок его кузины. — Не хочу слышать никаких оправданий! Стража, — позвал он и повернулся к свите, — сходите в покои Луизианы и найдите мою настоящую невесту. До тех пор я не могу считать свою кузину кем-то иным, кроме… истязательницы, мучительницы! — на его слова толпа охнула, тяжело зашепталась и сникла под назревающей трагедией. Вместе со стражниками во дворец рванули и приближенные Ксалты, чтобы первыми узнать о положении своей принцессы. На минуты — долгие, невыносимо жаркие и текучие, как струйки пота по их лицам — около собора повисла удушающая тишина. Белый камень, раскаляясь на солнце, ослеплял и пыхал горячим воздухом, тогда как хотелось прохлады и тени. Неловкая сцена, когда красивую заплаканную Луизиану, так и не вставшую с пола, окружили стражники, а принц, стянув расшитый камзол и расстегнув рубашку, бессильно опустился на ступени, разыгрывалась в настоящем духе комедии дель арте: юмор обернулся в трагедийный плащ, все вокруг надели белые одинаковые маски, выражающие недоумение и скорбь, а драматичное напряжение выписывали на коленке в последние минуты перед выходом на сцену.       Милан никогда прежде не испытывал такого желания разбить сценарий хотя бы дурацким словом!       На помощь пришёл всё тот же Андрей. Вопросов стало гораздо больше, и, пока Луизиана отказывалась говорить, он вернулся к команде и наконец пояснил, как ему удался этот поразительный трюк:       — Всё очень просто… я ведь так растерялся вначале и толком не смог объяснить именно из-за того, что и объяснять-то нечего! — теперь Андрей смущённо почёсывал затылок и прятал взгляд, потому как ребята сомкнулись вокруг него восторженно-благодарным кольцом и только ждали, когда можно будет наброситься с объятиями и криками. — Просто за то время, что мы общались с Луизианой — точнее, много общался Деян, я только сидел и наблюдал издалека — я подметил её привычки, повадки, манеру двигаться и говорить… Всё это у меня выходит и так невольно, но тогда я решил к ней присмотреться на всякий случай ещё внимательней — фигура-то непростая для дворцовых интриг. И вот, пока где-то там бушевал знатный флирт, — Андрей кинул быстрый и пока немного обиженный взгляд на Деяна, — я всё запоминал и отмечал. Саму Ксалту я знал мало, видел лишь издалека, но мне сразу показалось, что она — очень спокойная и умная девица, — наклонившись к ним ближе, он прошептал так, чтобы никто вокруг не услышал: — Что не скажешь о её возлюбленном! — добрая усмешка поползла по их губам — Вивиан в силу своего происхождения имел характер неустойчивый, капризный и очень нервный. Но и винить его в излишней экспрессии тоже не стоило — эта свадьба имела сакральное значение…       — Так вот, пока она ехала в повозке до того моста, всё было хорошо. Но сразу после него я понял — по мелким раздражённым движениям, дрожащим пальцам и непрерывному покачиванию головы, что это не она! Не может так резко человек поменяться за считанные секунды… — Андрей задумчиво склонил голову и вдруг, поражённый собственной мыслью, воскликнул: — О нет, мы, наверное, уже упустили кого-нибудь важного, кто помогал Луизиане на том мосту!       — Я послал стражников и туда, но, думаю, это бесполезно… — принц, всё ещё растерянно сидевший на ступенях, устало ответил на громкую реплику младшего лекаря, долетевшую до него. — Кузине придётся назвать имена всех, кто участвовал в заговоре, — прошипел он, уничижительно глянув на девушку. Та по-прежнему молчала, уронив голову на грудь и сдерживая рыдания; мягкое, бело-золотое облако вокруг неё пылало горьким светом, а серебряные нити фаты блистали на солнце, обрамляя тонкое, измученное лицо. Милан изредка посматривал на неё и не мог избавиться от мысли: неужели она и правда хотела обманом заставить брата жениться на ней и наплевать на непрямую, но всё же родственную связь? Неужто она… любила его, как положено любить не брата, но молодого избранника ей под стать?       — Я считаю так, — снова обратился к ним Андрей, уже тише. — Она не могла провернуть это в одиночку. Ей помогли с иллюзиями. План был прост, и тем не менее много в нём неясно и мне: во время прохода под мостом подменить невест, при этом использовать иллюзию, чтобы замазать ошибки и неточности. Даже предположили, что кто-нибудь захочет убедиться в подлинности невесты и поправили лицо! У собора поставили всего только мираж Луизианы, я потому и глянул на него, после того как понял, что в повозке не Ксалта. Фальшивая Луизиана выглядела умело сделанной куклой; потому, наверно, она и осталась внизу, чтобы здесь не привлекать внимания и разговоры. Как бы то ни звучало, но план был устроен почти идеально… А мы знаем, что идеальных планов не существует! — закончил Андрей и вытер пот со лба — даже если он верил в свои силы и наблюдательность, сомнения одолевали его каждую секунду этого торжества и подтачивали нервы. Когда фальшивая Ксалта подняла вуаль и обнажила вроде бы своё лицо, Милан решил, что они все здорово облажались. Теперь же облегчение текло раскованным теплом по их телам… Если бы не глаза Андрея, зоркие и внимательные, торжественная процессия, итога которой ждали сотни лет, обратилась бы в фарс, достойный тех же венецианских комедий.       — Спасибо тебе, Андрей! — ласково улыбнулся Стефан и потрепал светловолосую макушку. Он умел благодарить искренне, так что человеку, получившему от него похвалу, сразу становилось светло и радостно на душе. — Без твоей наблюдательности мы бы точно пропали.       — Я уже говорил, что учился у лучших, — Андрей задорно подмигнул Милану, а тот повторил движение Стефана и усмехнулся:       — Ты во много раз превзошёл учителя!       Безмолвным остался только Деян, но его взгляд — восторженный, нежный, почти влюблённый — говорил больше слов. Он подошёл к ученику и мягко обнял его. Андрей, поначалу дёрнувшийся, всё-таки расслабленно и, Милан заметил, с довольной улыбкой положил подбородок учителю на плечо.       — Сколько раз я должен извиниться, чтобы ты меня простил и поверил в то, что у Луизианы, как видишь, не было на меня планов? — прошептал Деян в солнечное сплетение волос. «Да, так и есть, Луизиана хотела просто найти себе союзников в лице прибывших из Мараца, — размышлял Милан, продолжая слова друга. — Но ведь кого-то она всё же нашла! И этот некто оказался иллюзионистом…» Любопытную мысль прервало затянувшееся объятие учителя и ученика; отрывались они друг от друга как-то неохотно, в груди даже засвербело от неловкости и смущения. Правильно ли это, что учитель извиняется перед учеником за псевдо-заигрывание с девушкой?.. Как ни крути, звучало странно, что-то здесь уже давно волновало Милана… Но не сейчас! Внезапно выдрав их из уютного мирка дружной команды, голос подала очнувшаяся Луизиана:       — Вивиан, послушай… Я полностью признаю свою вину! — крикнула она, едва принц, измождённый и злой, обернулся к ней, чтобы напомнить об ужасном проступке, едва не приведшем к кровосмесительному браку и разбитым сердцам. — Я виновата перед всем королевством, и только ты мне судья: хочешь — убивай, хочешь — затачивай в тюрьму… Однако позволь мне объясниться! Объяснение моё будет простым и коротким: это моя любовь, — девушка прижала ладони к тяжело вздымающейся груди и склонила голову; пара розовых лепестков печально упала с её головы. — Всю жизнь, что я себя помню, были только мы вдвоём, и никто не мешал нам наслаждаться дворцом, светскими развлечениями и юностью. Да, наши родители покинули этот мир рано, но друг у друга всегда были мы, и этого хватало… Ни одна придворная красотка не трогала твоё сердце, со всеми ты казался учтивым и вежливым. Но со мной, — она грустно улыбнулась, — со мной ты был ласков и нежен, так что я с трепетом подумала: неужели мои самые потаённые желания возможны? Неужели ты питаешь ко мне слабость, но боишься признаться? А любила я тебя всегда, мой милый Вивиан, — печальная усмешка прозвенела в воздухе серебряными колокольчиками. — Теперь не вспомню и секунды, чтобы я жила без любви к тебе… Да, у меня бывали мимолётные увлечения, но всё оттого, что наши отношения могли существовать только в запретном, скандальном и порочащем тебя свете. Я думала, так останется навсегда: ты холост, я вечно при тебе, тоже не замужем, и мы будем жить тихой, светлой, чуточку грустной жизнью, и всё-таки вместе. Но вот я узнала, что у тебя роман с Ксалтой… И если все слухи о прошлых интрижках были только слухами, которыми питаются у нас во дворце на завтрак, обед и ужин, то на сей раз всё оказалось серьёзно и правдиво. И я сошла с ума… Я поняла, мой братец, что не смогу отдать тебя в руки диковатого народца, что расшибусь насмерть, обреку нас двоих на целительные страдания, но сделаю, что должно существу, которое тебя любит! — Луизиана воинственно вскинула голову, поглядела прямо на Вивиана, и в её глазах, красиво переливающихся, часто сияющих беспечностью, горел убийственный пламень жажды. Так смотрят безумцы перед тем, как прыгнуть в жерло бурлящего вулкана и доказать, что они смогут стать богами — или бесславно умрут, растворившись до последней косточки в лаве. И Луизиана уже прыгнула, зависла в воздухе; считанные секунды отделяли её от позорного конца, от того, чтобы понять: божественное не ищется в безумии. Так же, как в безумии нет места здоровой любви…       Принц Вивиан, поначалу вздрогнувший от её дерзкой речи и жгучего взгляда, вскоре пришёл в себя и, сильно растерев виски, поднялся со ступеней. Толпа перед собором вновь притихла, ожидая реплики своего правителя; драма разыгрывалась на импровизированной сцене перед ними, и действо уже давно обрело театральный оттенок. Когда ещё разразится скандал, замешанный на жестокой любви прежде ветреной Луизианы к своему кузену?       — Ты бредишь, сестра, — выровняв голос после стольких волнений, криков и приказов, Вивиан перешёл на сдавленный хрип; заложив руки за спину, он бездумно бродил по площадке. — И теперь, отринув гнев и обиду, я искренне сожалею, что такое несчастье приключилось с тобой… Это не любовь, поверь, — он повернулся к ней, дрожащей и бледной; каждое его слово, по сути безобидное и спокойное, резало её сердце ножом. — В любви нет места тем ужасным жертвам, на которые ты хотела обречь не только себя или меня, но ещё и сотни, тысячи существ — живущих ныне и пока не рождённых! Все ждали, когда наконец закончится этот мерзкий конфликт, но сегодня… сегодня должен быть день не просто перемирия, а торжества любви надо всем злом в мире! Впервые за долгие годы так совпало, что двое из разных народов полюбили друг друга — искренне и по-настоящему, без надобности жертвовать своими сердцами и судьбами… — Вивиан печально улыбнулся, чем до боли напомнил свою жалкую кузину: те же капризные губы, вдруг способные на глубокое, чувственное движение, коего лишены наивные особы. — А ты хотела это разрушить, Луизиана. Вот за что я никогда не смогу тебя простить… вовсе не за скандальную любовь или тысячи твоих вечных капризов, которые я всегда, ты знаешь, терпел и прощал. Я любил тебя, но чистой, братской любовью; она теперь забыта навсегда, — говорил он, закрыв лицо ладонями и пряча свою обнажившуюся душу — по слезинке, по крупице горечи она начала исторгать из себя настоящее понимание того, что прошлое утрачено навсегда. Прошлое, в котором у него был близкий человек…       — И вот ты говоришь про зверей, будто они совершенно дикий и неотёсанный народ, — продолжил Вивиан после короткой паузы и развернулся к Луизиане, сдержанный, возрождённый, откинувший скорбь по безмятежным денькам до свадьбы. — А между прочим, они храбры, честны и прямолинейны, чего, признаюсь, не хватает нашим придворным! Да, местами они кажутся чуждыми, неэлегантными и простоватыми, но многие из них ринутся на помощь любому, не глядя на смертельные опасности, и, между прочим, они не чураются образования, любят изучать разные культуры и науки… Во время визита к зверям, но ещё до знакомства с местной принцессой, я отправился на прогулку вокруг озера, — хрупкая, мечтательная улыбка оживила истощённое нервозами лицо Вивиана, разом избавив его от бледности. — Но совершенно позабыл, что местность там мало пригодна для беззаботных прогулок, и набрёл на болотистые берега… Хотел выбраться, сменить направление, а в итоге лишь сильнее углубился в трясину и оказался по колено в грязи. Паника захлестнула меня, и я перестал понимать, куда идти, как правильнее поставить ногу и выкарабкаться из ловушки. И чем дальше шёл, тем хуже становилось: вот уже болото затянуло меня до пояса, и я вдруг остро почувствовал, что так и умру, задохнувшись тиной, и никто никогда меня не найдёт… Когда грязь смыкалась уже около моего горла и я пытался придумать, чем облегчить себе смерть, на помощь пришла она — сама принцесса Ксалта! Не обращая внимания на тщательно подготовленный к официальной встрече наряд, она ринулась за мной, но аккуратно и со знанием дела: бросила тугую сплетённую верёвку с петлёй и приказала стянуть ею кисти. Потом долго и медленно тянула, и, наконец, я выкарабкался по пояс; тогда стало легче… Честно признаюсь, до того мне казалось, что я уже никогда не выберусь, а принцесса здесь, чтобы запечатлеть мою смерть и донести горькую весть до моего королевства… Из таких трясин, говорила мне потом Ксалта, выбираются редко. Но вот мы с ней, с ног до головы в вонючей тине, уставшие, продрогшие, познакомились как подобает, и она рассказала мне, что заметила фигуру, явно принадлежавшую кому-то из прибывшей делегации, вдалеке, уходящей к опасному и болотистому месту озера. Она кричала, звала, пыталась привлечь внимание, но этот некто был так глух и мечтателен, да ещё резво бегал, что все её попытки оказались тщетны. Тогда она рванула следом, надеясь успеть и отыскать глупенького туриста, пока он не попал в болото; заводей там было много, поэтому она долго искала и прибежала буквально в последнюю минуту до того, как исправить было бы уже ничего нельзя… Ужасней первой встречи двух будущих возлюбленных и не придумать! — Вивиан усмехнулся и откинул чуть увядшие цветы со лба — от жажды и дикого солнца они чуть-чуть завяли. Публика, обожавшая такого рода истории, подхватила его усмешку одобрительным и умиляющимся гулом.       — Но мы быстро нашли общий язык, я узнал, насколько добрая и ласковая девушка скрывалась за суровой, вечно вынужденной быть сильной Ксалтой… Трудно рассказывать дальше, как развивались наши отношения. Увы, это не что-то книжное, хотя родом оттуда — мы были разными, и по характерам, и по вкусам, а всё же вместе умудрялись сходиться в некоторых мнениях и встречали бесконечную поддержку друг в друге. После пережитого в болоте мало что могло смутить нас! Так и зарождается любовь — случайно, нежно, исцеляюще… У твоих чувств, сестрица, мало общего с истинными, — напоследок уколол её Вивиан, и Луизиана бессильно уронила голову на грудь — выключилась, обмякла, словно брошенная марионетка без хозяина. — И если бы ложная свадьба состоялась, я бы никогда не взглянул на тебя с любовью, никогда бы не смягчил свою ярость и не привык бы к тебе. Всё, чего ты добилась бы этой свадьбой, моё бесконечное страдание!       Когда Вивиан обретал спокойствие и здравый рассудок, он умел пригвоздить одной фразой любого. На смену панике и беспокойству приходили обретённые явно в знакомстве с Ксалтой порядочность и трезвость. Милан даже почувствовал невольное уважение к принцу — его образ до этой минуты искрил фонтанирующим потоком капризных слабостей, присущих цветам.       На этой высокой ноте и следовало перейти к следующей сцене — по всем правилам драматического искусства: к собору вернулась группа стражников, а среди них — настоящая Ксалта, живая, здоровая, в простом подпоясанном платье без рукавов, повязкой из перьев и блестящей гармошкой из браслетов на руках. Курчавые пряди лежали аккуратными волнами, а в одном ухе блестела серёжка в виде полумесяца. Девушка шла сама, казалась спокойной и капельку смущённой от такого внимания толпы, устремившей взгляды только на неё. Быть центром споров и восхищения она явно планировала в более подходящем виде; красивое свадебное платье пришлось снять из-за его ужасной пышности и оставить во дворце. Вблизи Милан разглядел, что тень волнения изредка пробегала по её точёному смуглому лицу — видно, она уже распрощалась с идеей увидеть своего возлюбленного и стать его женой… Принцесса была не из робкого десятка, много чего пережила и увидела, но против собственного похищения так ничего и не смогла сделать. Оставленная пленницей под надзором купленной стражи, лишённая прежнего оружия и уязвимая, она уже решила, что её точно убьют, ведь зачем ещё похищать её со свадьбы… Милан искренне сожалел о том, что пришлось перенести этой пусть стойкой, но всё равно молодой девушке.       — Вивиан!       — Ксалта! — толпа расступилась, давая широкий коридор для возлюбленных. Они бросились друг к другу в объятия — трепетная, нежная развязка для разыгравшейся здесь драмы! Короткий, целомудренный поцелуй скрепил эту чистую солнечную любовь — на радость публике. Вивиан задал сотню вопросов, внимательно глядя на Ксалту и взяв её лицо в лодочку из своих ладоней. Девушка смеялась, отшучивалась и неизменно повторяла, что не ранена и даже не получила ни единой царапинки. Принц, наконец успокоившись, галантно протянул ей руку и довёл до церкви. Там Ксалта увидела упавшую на колени и окружённую стражниками Луизиану в своём свадебном наряде и сразу всё поняла. Как окажется потом, момент похищения пролетел для неё так быстро, что она даже не успела опомниться, как уже лежала связанная на полу того моста между домами. Затем её отвели в неизвестные дворцовые покои, следуя запутанной сетью подземных ходов, и заперли в комнате — окна там были плотно закрыты ставнями. Да даже если бы она взломала их, то всё равно не спрыгнула: по ощущениям, её долго вели сквозь разные лестницы. Там, от тоски и страха, она принялась рыться по шкафам и с удивлением обнаружила своё обычное платье, для повседневных дел — а она считала его утерянным… Луизиана выкрала его то ли в рамках своего безупречного плана, то ли из вредности — неясно, она легко могла поступить как угодно.       Когда Ксалта завершила скомканный, неловкий рассказ о злоключениях в коротком и глупом плену, публика разразилась осуждающим гулом и обвинениями в сторону кузины принца. Похитила невесту, перепугала всех до смерти, хотела выдать себя за неё и открыться как-нибудь попозже! Но когда? И не боялась ли получить хлёсткую ненависть Вивиана в ответ? План, вначале звучавший идеально, с каждым новым разбором казался всё фантасмагоричнее и безумнее. Если сама кража невесты вышла изумительно, даже с налётом лживого романтизма, то вот идея в целом — подменить собою Ксалту — выглядела нелепо и ужасно.       Принц твёрдым жестом показал толпе замолкнуть и, выдержав паузу с мрачным взглядом в сторону виновницы, задумчиво выдал:       — Во мне борются два человека, дорогая кузина: капризный принц, который желает покарать тебя в назидание всем, кто когда-либо решится разрушить чьё-то счастье, и твой любимый брат, у которого засыхают и опадают все лепестки с головы, когда он думает о твоём наказании, пусть и самом мягком. Поэтому для начала… — он хмыкнул, — я бы хотел вызнать у тебя имена всех стражников и помощников, которые только участвовали в этом отвратительном похищении. Если ты не назовёшь, сестра, поверь, я вызнаю их сам и накажу с ещё большей жестокостью, чем мог бы сейчас. Ты ещё способна сохранить чью-то судьбу, пусть и недостойную… так сделай это! — Вивиан скрестил руки на груди и подошёл к Луизиане — ближе, чем во время их предыдущих разговоров. Девушка стянула с себя помявшуюся фату, разбрызгав пятна розовых лепестков вокруг, и затравлено посмотрела на любимого и столь далёкого сейчас брата. Потом тяжело вздохнула, опустила голову и шёпотом попросила цветочной амброзии — чтобы промочить сухое, обожжённое безумными словами горло. Милан буквально прочитал по губам её ироническую усмешку — «Возможно, я пью её в последний раз!».       Ей понадобились долгие минуты глупого разглядывания пола, чтобы собраться и начать перечисление красивых витиеватых имён прислуги, друзей и стражников. Дариан, их первый знакомый среди цветов, удостоился чести записать всех предателей на своём длинном свитке и расположился прямо на ступенях, недалеко от авансцены. Луизиана называла имена не быстро, но ритмично, однако юный умелый секретарь отлично справлялся и фиксировал каждого, перелетая от одной строчки к другой. Компания Стефана успела только перекинуться с ним приветственно-благодарными взглядами перед тем, как на добрые десять минут он ушёл в бумагу.       Когда имена кончились, Луизиана попросила ещё амброзии и умолкла. Стефан для чего-то внимательно вслушивался в этот вычурный фонтан из незнакомцев, а по его окончании только хмуро и недовольно свёл брови. Улучив момент, он шагнул к девушке и холодно поинтересовался:       — А кто же помог тебе с иллюзиями? Они ведь были почти главной составляющей твоего плана! — Милан по его голосу сразу понял, кто именно в его семействе пал под подозрения; тем острее они нуждались в имени или хотя бы скудном описании. Но вот если Луизиана намеренно утаила эту деталь!.. Стефан не мог настаивать или даже просить Вивиана как-то разговорить девушку; да и не пытать же её, в самом деле…       Но сама Луизиана, услыхав вопрос, равнодушно глянула в их сторону и, хмыкнув, выдала:       — Помощник был, но имени его я не знаю… Он просил звать его безымянным иллюзионистом. И да, ты не совсем прав, Стефан из Мараца! — её измождённое лицо только на миг сверкнуло живым, искристым задором. — Мой план мог вполне сработать и без иллюзии, надо было только подкупить ещё больше стражников, а не застилать им глаза туманом под тем мостом… Я даже нашла похожую на себя девушку из придворной свиты и планировала загримировать её под себя, чтобы она стояла внизу и играла мою роль! Вивиан в таком случае смог бы распознать, что это не его сестра, но я и здесь всё продумала: по легенде, Луизиана специально осталась внизу, дабы «рассмотреть все наряды получше» — это было в моём характере. А тот защитник нашёл меня сам и предложил помощь безвозмездно. Думаю, у него всё-таки была цель — кто же теперь сделает что-либо за просто так — только какого-то иного характера: личного, а может, и более масштабного…       «Он хотел одного: чтобы мы не получили частички диадемы, которые, видимо, хранятся всё-таки очень надёжно, и сорвать наш план, — думал Милан, пока Луизиана, следуя строгим вопросам Стефана, покорно описывала внешность его младшего дяди. — Он понимал, что если свадьба века сорвётся, что если двое влюблённых не отсекут мрачные дни перепалок между их народами, то всем будет плевать на группку приезжих защитников, которые пытаются что-то там собрать! Гениально! Вот только… зачем?» Может быть, такой вопрос звучал нелепо, учитывая психическое состояние Константина, а может, причина тут была куда глубиннее, чем все они думали… Стефан, тревожно скрутивший в пальцах кончик хвостика, посмотрел на Милана. «Почему Константин хочет помешать возможному раскрытию какой-то важной тайны о своём возлюбленном?» — спрашивали льдисто-голубые глаза. Милан бы перефразировал: как именно Константин связан с этой тайной? И не потому ли, что он и явился причиной грехопадения Лиярта, теперь любое стремление обнажить уязвимое прошлое он желает изничтожить на корню? А они-то думали, что-то вечно скрывал один лишь Драган…       Между тем, двое новобрачных тихо и в сторонке о чём-то совещались, эмоционально жестикулируя; спор, конечно, шёл мягко, а лихорадочность шёпота объяснялась взвинченным настроением обоих. Наконец, они о чём-то договорились, и вперёд вышел Вивиан, чтобы объявить народу их общее решение:       — Я ощутил абсолютную безысходность, когда узнал, что планировала моя кузина. Поэтому выбрать для неё наказание — наказание уже для меня, ведь это очень сложно! Тогда я попросил мою будущую наречённую высказать своё мнение об этом и решить, как быть с предательницей… Мы знаем, что в прежние времена за такое преступление грозила смертная казнь — или вечное заточение в тюрьме, но зло будет порождать только зло. Ксалта мудро решила, и я с ней согласен, что Луизиане и всем, кто ей помогал, стоит покинуть пределы королевства. Навсегда, — спокойно отчеканил Вивиан, заметив нарастающий ужас на лице кузины. — И запретить приближаться к нашему дворцу. Такова цена любви, сестра… — голос его искренне дрогнул, и в глазах заблестели слёзы. — И я надеюсь, ты когда-нибудь поймёшь, с каким милосердием это было сделано… Стража! — он смахнул влагу с лица и повернулся к толпе. — Помогите Луизиане собрать все её многочисленные вещи в повозку и сопроводите до окраины Котора.       Вивиан подождал, пока неловкие стражники поднимут обмякшую, разочарованную, отрешённую девушку и, схватив под руки, проведут мимо. Едва слышное прощание между некогда самыми близкими людьми слетело с её губ печальным отрывком. Она только в последний раз взглянула на него, запоминая и вычёркивая одновременно; когда-то ей станет равно больно и от воспоминаний, и от их отсутствия.       — Теперь же перейдём к хорошим новостям! — чуть громче и радостнее возвестил принц, и толпа, погружённая в невесёлые думы, разом отряхнулась и подняла на него взгляды. — Мы с принцессой Ксалтой также посовещались и о том, что делать со свадьбой. Я склонялся к тому, чтобы всё отменить, перенести торжественный обед на другую неделю и немного прийти в себя от случившегося. Однако моя возлюбленная предложила кое-что получше: всё-таки довести церемонию до конца, стать официально мужем и женой, подписать мирный договор, а потом уехать праздновать в её королевство. Это позволило бы нам забыть те горечи, что мы испытали здесь… Она пошлёт туда сообщение заранее, чтобы её придворные успели подготовиться. Всех своих подданных я тоже зову ехать следом за нами и отлично провести время среди прекрасных видов на Скадарское озеро! Только вот моя любимая переживает, что, в сравнении с нашим пиром, у неё будет скромно и просто, ведь у хранителей зверей нет даже дворца, — Вивиан с любовью посмотрел на Ксалту, которая смущённо теребила длинную серёжку. — Не волнуйся! Это пустяки. Я приглашу с собой лучших поваров, и они с радостью приготовят нам что-нибудь изысканное. А простота покоев цветам даже полезна — мы иногда слишком привыкаем к роскоши! — толпа одобрительно закивала, оценив тонкую иронию и посмеявшись над своими недостатками.       — Как только церемония бракосочетания состоится, мы начнём сборы и отправимся в путь уже завтра, — подытожил принц. — Кто захочет — езжайте вместе с нами, насчёт повозок я распоряжусь. Но мне жалко стараний наших поваров, которые не покладая рук готовили сегодня всю ночь, — заметил Вивиан и внимательно оглядел толпу. — Брать с собой их изысканные блюда — бессмысленно, еда быстро испортится, а потому я предлагаю всем гостям насладиться вечерним пиршеством и отдать должное всей нашей кухне! — хранители цветов и зверей радостно загудели — хорошая еда задавала концовке спектакля напыщенный, яркий оттенок, подкрепляя изголодавшиеся от нервов и тревоги тела. Вивиан помолчал, а затем обернулся к команде Стефана, подошёл ближе — чтобы их никто не мог услышать (хотя толпа уже вовсю перекликалась впечатлениями от сегодняшнего безумного дня), и, склонившись в благодарности, произнёс:       — Я приношу свои извинения за то, как повёл себя с вами, друзья… Мне нет оправданий, и, тем не менее, я чувствую, что вы уже вошли в моё положение, — Вивиан поглядел на Стефана: тот улыбнулся и кивнул. — Такой день никому не пожелаешь! Ещё бы чуть-чуть, и случилась катастрофа… Я искренне благодарю вас всех, — он перевёл взгляд на Андрея, вновь накинувшего на себя облик скромняги-тихони, и ласково улыбнулся. — Особенно тебя, доблестный юноша! Твоя наблюдательность спасла нас от краха, спасла сотни и тысячи жизней… Думаю, в тебе раскроется талант видеть гораздо больше, чем остальные, — Вивиан лукаво подмигнул смущённому ученику. — А это полезнейший навык! В благодарность я хочу не только исполнить свою часть договора — завтра утром мои поверенные принесут вам обе частички диадемы, ведь до свадьбы я попросил Ксалту привезти свою реликвию, но и преподнести вам небольшой подарок… — принц заговорил тише, чтобы прозорливые подданные не услыхали его слов. — Я осведомлён о том, что, будем честны, вы живёте в стеснённых обстоятельствах: вас целых четверо взрослых юношей, а хоть какие-то деньги имеет только один! Поэтому завтра мои поверенные принесут не только частицы диадемы, но и хорошую сумму, которой вам хватит на остаток путешествия, чтобы не бедствовать… У нас тут тоже ходят динары, если что, очень удобно! — Вивиан улыбнулся, ещё раз тепло поблагодарил их за помощь и удалился к своей будущей невесте. А команда Стефана так изумлённо встретила его предложение, что очнулась только спустя минуты, когда толпа двинулась внутрь собора, чтобы наконец-таки досмотреть церемонию бракосочетания.       Вивиан говорил правду: деньги у них отчаянно заканчивались. Планируя побег, Стефан, со всем своим умом и сообразительностью, всё же позабыл о материальном положении: им двигала высшая цель, революционный дух! А к комфорту он настолько привык, что даже не подумал, будто где-то может быть по-другому, чем у него дома… Деян и Андрей, готовясь сбежать из Мараца, вряд ли рассуждали о деньгах и крыше над головой: они перенесли много невзгод под открытым небом, так что опыт у них был. Один лишь Милан вовремя сообразил, но обналичить наследство, оставшееся от матери, не успел, а его домик у моря всегда отличался скромностью и блаженной пустотой…       — Что ж! — значительно проговорил Стефан, хмыкнув и качнув головой. — Такой поворот событий нас устраивает, верно? — спрашивал он это вовсе не из-за надобности, а от простого воодушевления. Руки, скрещённые на груди, то и дело беспокойно взлетали к подбородку, чтобы придать виду задумчивости. Ребята единогласно кивнули — ещё десять минут назад они зависли на краю ужасной, реющей огнём пропасти, но вот теперь они уже были победителями! Стефан облегчённо выдохнул и рассмеялся — лёгким, знойным смехом, который мгновенно подхватила его команда. Желанная развязка, полная светлой радости и обещаний идеальной жизни — чем не достойный финал комедии масок? Можно наконец стаскивать их с лиц и становиться самим собой!       Они последовали за толпой внутрь собора: все хорошие места уже заняли, но могло ли это испортить им настроение? Даже зажатые со всех сторон и с трудом видевшие макушки новобрачных, они окунулись в атмосферу счастья, трепетной любви и благополучия двух помирившихся народов. Оркестр играл громко и резво, умолкнув только на тихих, но уверенных словах клятвы, произнесённых равно хриплыми и восторженными голосами. Милан выхватил кусочек самой необычайной свадьбы в мире: одетая в простое, хоть и тоже белое платье без рукавов Ксалта, в грубых сандалиях и с перьями на голове, и красавец Вивиан, сбросивший с себя богато расшитые пиджаки и сюртуки и оставшийся в тонкой рубашке с пышным воротом. Прежде уложенные, цветок к цветку, волосы растрепались во все стороны. Но Ксалта этого не видела — ей было всё равно, как он выглядит и хороши ли они сейчас оба; она глядела на него с истой, нежной любовью, и это замечали все, даже самые дальние зрители… Тем слаще казалось их воссоединение! До сего момента некоторые придворные мало верили в искренность вспыхнувших чувств между столь разными существами…