Только б не мучиться

      Ваня прищурился, разглядывая мизансцену за панорамным окном кафешки с какими-то призывными надписями, обещавшими лучший кофе и невероятные скидки. То есть он ещё не до конца понимал язык, но разве на кафешках пишут что-то другое?       На улице худой черноволосый парень смешно бегал вокруг дерева — их тут вообще росло много, через улицу сплошные аллеи, что и раздражало, и, наоборот, вызывало какое-то щемящее чувство в груди. Так вот, парень бегал, народ проходил мимо сначала, а потом начал останавливаться и смотреть с интересом. Парень их игнорировал, его всецело занимали пляски вокруг тополя, а ещё он задирал голову, из-за чего с него уже дважды слетала панама. На третий раз он скомкал её и кинул в сторону, не перестав выполнять свой ритуал.       Ваня затянулся, выдохнул горячий дым. Сегодня он никуда не торопился, никаких встреч ему никто не назначал, от идеи постримить отказался, едва открыв глаза в час дня; сходил в соцсети, но там было слишком скучно. Собственно, так и оказался здесь, в маленькой кафешке в центре Белграда рядом с книжным магазином для русских, с тополями за окном и забавным парнем. Хотел порифмовать, даже блокнот с собой захватил вместо куда более привычного айпада, но нет. Снова нет.       Зато на парня залип.       Вон какая бариста суетилась за стойкой, готовя ему кофе, сиськи навыкате, жопа пружинит, а он всё равно нашёл себе чернявого очкарика. Не лечится это, видимо. Зря некоторые надеялись.       Догадавшись проследить направление взгляда парня, Ваня не сдержал смешок. Оказалось, дело было вовсе не в ритуальном призыве дождя (хотя это было бы весьма к месту), а в мелком рыжем коте, котёнке даже, залезшим на ветку и явно собиравшемся провести там остаток жизни. Судя по кругленьким бочкам, ухоженной короткой шёрстке и презрительному взгляду, животина была домашней. Это подтверждалось ещё и шлейкой в мелких стразиках; а поводок обнаружился намотанным на запястье паренька.       Так-так. Похоже, этот гений решил выгулять кота, но что-то пошло не так. Что же могло пойти не так, действительно! Сербы порой поражали Ваню своими взглядами на жизнь. Какой из кота гуляльщик-то? То, что кто-то выгуливает чихуах с йорками, ещё не говорит о том, что план повторить это с котом выгорит. Даже наоборот: эти-то тварюшки поумнее будут.       Рыжик вообще-то залез не то чтобы высоко, он устроился на довольно крупной нижней ветке тополя. Другое дело — что эта ветка находилась вне зоны доступа парня. То ли он ростом не вышел, то ли что… Ваня попробовал прикинуть рост бесплатного КВНщика, но тут же отмахнулся: когда он такое умел-то. Публика собралась тоже разномастная, но дяди Стёпы среди них тоже не было, что для Ваньки было удачей: можно смотреть сколько влезет на представление.       Толпа вокруг дерева тем временем росла. Кажется, посыпались советы: хоть услышать Ваня их и не мог, но вполне догадывался по жестикуляции, а у некоторых и по лицу — из тех, кто стоял этим самым лицом к кафе. Парень держался стойко: ничем его было не пробить. Возможно, ему просто нравилось бегать, таким был его утренний моцион.       Ваня вот не бегал. И не хотел. Он вообще-то и без того красавчиком был, зачем ещё себя утруждать?       Бариста принесла кофе, улыбнулась от уха до уха, сверкнув идеально-белыми зубками, слово бы случайно обтёрлась о плечо Вани бедром. Он постарался выдавить что-то приличное в ответ, но не особо преуспел. Зато целую секунду думал о том, что бегать можно не только куда-то, но и от кого-то.       Из-за соседнего столика махнули, и бариста отошла. Ваня выдохнул, глотнул кофе. Вдавил в пепельницу прогоревшую сигарету и прикурил свежую, мимоходом отметив, что так засмотрелся, что вообще не заметил, как первая закончилась.       Кофе был средненьким, круассан — разогретым в микроволновке, к тому же то, что в меню называлось солёной карамелью, больше напоминало мамин манник из глубокого детства. С другой стороны, тут такое в телевизоре показывали, что можно было и потерпеть маленькие неудобства.       Пока Ваня отвлёкся на чужой флирт, парень за окном, похоже, отчаялся. Он замер на месте и смотрел на кота. Кот в ответ не смотрел, он, похоже, вообще познал дзен и вылизывал переднюю лапку. Парень вытянул руку — алкающую длань, услужливо предложило воображение — и почти сразу уронил её. Между его пальцами и веткой тополя было сантиметров двадцать разницы. Ему бы подпрыгнуть… но как тогда схватить кота? Если только зацепиться, подтянуть жопу, залезть, усесться рядом, как воробушки на жёрдочке. И пусть кто-нибудь следующий бегает вокруг и пытается снять уже двоих.       Вообще, конечно, проблема могла быть решена гораздо проще: если бы подошёл кто-нибудь повыше ростом и с руками подлиннее. Например, Ваня. Только он не говорил на сербском, а парень мог не понимать по-английски… вдруг подумает, что он кота хочет похитить. Не хватало ещё свести излишне близкие отношения с местными полицейскими.       Ваня отхлебнул ещё кофе, покосился на блокнот. Записывать ли длань эту? Или ну его к чёрту? Хотя другого в принципе на ум не приходило. Значит, надо писать, а там, глядишь, оно и раскрутится…       Он поискал ручку. На столе её не лежало; он заглянул под — там его ждали только собственные пыльные кроссовки. Похлопал по карманам. Сунулся в рюкзак, откуда на него выпала куча мусора: чеки, обёртки, скомканные флаеры, несколько вырванных тетрадных листов, исчёрканных до неразличимости.       На моменте извлечения чего-то совершенно непознаваемого телефон разразился недовольной трелью.       Ваня вздохнул. И кому он понадобился?       Телефон узнал его по помятому личику, услужливо вывел полный текст сообщения от контакта «di»: «Ванька есть маза полночь комитет бетон целую надеюсь жду».       Он невольно улыбнулся: вообще-то все мазы от Ди заканчивались весело. Хотя, конечно, не всегда запоминались, но это, наверное, было и к лучшему. В любом случае с ней ему было хорошо; и, главное, она принимала его со всеми его заёбами. Не то что некоторые.       Ваня отстучал ответ — разумеется, положительный, — снова обернулся к окну. Парень, как ни странно, всё ещё тусил возле тополя, только теперь он развернулся к нему спиной и сполз по стволу, пока не сел на жопу. Весь его вид фонил отчаянием даже на таком расстоянии, и Ваню что-то кольнуло в районе кишок.       Пойти помочь? Вроде бы он должен был дотянуться. Да и котиков любил. И пацан симпатичный. Понятно, что без всякого этого, но не сидеть же тут и не наслаждаться, пока кому-то другому плохо. Обычно было по кайфу, но тут…       Однако он успел только встать из-за столика. К пацану внезапно подрулила какая-то каланча двухметровая — причём, кажется, буквально. Высоченный лохматый мужик в тёмных очках протянул руку и почти что играючи снял котёнка, который даже коготочками зацепиться не успел, не то что мявкнуть. После этого мужик наклонился к хозяину котика, потрепал его по плечу и что-то сказал, наверное.       Пацан резко вскинулся, вцепился в своего кота, кинулся обниматься с двухметровым и застыл, уткнувшись лицом тому в подмышку.       Народ поаплодировал и стал расходиться. Ваня расплатился и вышел на улицу. Помогать было уже некому, но он всё равно проследил, как каланча и пацан с котёнком, теперь надёжно спелёнутым ветровкой, уходят вдаль.       Жаркое марево над Белградом поглотило их, как не бывало.              Оказалось, что маза Ди — проводы её нового бывшего в жопу. Возможно, на хуй. В самом крайнем случае — в замуж. Ди путалась в показаниях, но смеялась заразительно, шоты опрокидывала один за другим и танцевала так, что слюной на неё капали все, за исключением, конечно, самого Вани.       Потому что Ваня-то как раз видел: Ди больно, Ди плохо, Ди в истерике. Ди считает, что она не достойна лучшего на свете Димы. Может, Серёжи. Или даже Глеба. Имя тоже менялось, но смысл оставался тот же.       — Чего куксишься? — перекричала музыку Ди, подплывая к Ване с новым сетом настоек. — Давай по одной!       Из-за её спины вынырнул не замеченный ранее официант и поставил двойняшку сета на стол перед Ваней. Ага, значит, по одной — это по восемь шотов на нос. После пива, в целом, самое оно.       — Я не кукшусь! Не куксюсь! — заверил Ваня Ди, которая пританцовывала и постреливала глазками по сторонам. — Не…       — Не кукусик, — фыркнула Ди. — А ну быстрей! Пока вон тот бугай в малиновом не выебал меня по кругу на парковке!       Кого именно она имела в виду и как он должен был отксерокопироваться, Ваня не понял, но послушно опрокинул по очереди все восемь стопок — и в чём разница вкусов, не ответил бы и под пытками. Мир сразу расцветился невероятными красками, музыка из глупой превратилась в заводную, о очень скоро Ваня понял, что танцует с Ди, а она показательно вертит всеми выступающими частями тела и даже иногда ими к нему притирается.       Наверное, после этого бугай в малиновом понял, что ему ловить нечего.       По крайней мере, когда они с Ди в районе пяти утра вывалились на ту самую парковку, их там никто не ждал. Совсем никто — даже ни одной машины такси, хотя «Убер» у Вани в телефоне уверял, что водитель уже на месте и мечтает довезти их бухие жопы до дому до хаты.       — Если жить до завтра-а-а, — пропела Ди и попала во все ноты, несмотря на состояние, — есть причина вери-и-ить…       Откуда она взяла эти строчки, Ваня не знал и знать прямо сейчас не хотел, его больше волновали поиски их такси. Может, услышала. Или зарифмовала сама, услышав подходящий биток в клубе. Она всегда рифмовала лучше Вани, к тому же петь умела, и это было поводом для его искреннего восхищения.       — Да где ты, блядь, — пробормотал Ваня, поднимая телефон повыше. Может, связь сбоила?       — Ла-ла-ла, ла-ла-а-а… — продолжила Ди.       Ага, то есть всё-таки придумывала на ходу.       Этого он тоже не умел, хотя она старалась научить. Уже лет десять. Или двенадцать? В сентябре будет.       Машинка в приложении вдруг мигнула — и оказалась сразу через три улицы.       — Мудак уехал… — пробормотал Ваня.       — Ну и похуй! Мы пойдём пешком! И следы наших кроссовок… М-м-м… Помогать будешь, братюнь?       Ваня зачем-то вспомнил, как они познакомились: он на спор снял джинсы и залез на преподский стол в большой поточной аудитории, а она зашла, хлопнула его по жопе и посоветовала сначала отрастить, а потом трясти. Общество студентов взорвалось хохотом — кажется, содрогнулось всё здание института; а она как ни в чём не бывало поднялась по лесенке и села рядом с его рюкзаком с таким видом, будто именно для неё тут место и занимали.       Сегодняшняя Ди тоже с трудом удерживала руки при себе, и Ваня то и дело отцеплял её тонкие пальчики от своих задних карманов. Против он не был — знал прекрасно, что это просто потребность трогать его, потому что так ей было спокойнее, но прямо сейчас ему важнее найти всё-таки такси.       Белград, конечно, не самый большой город, особенно после родного Питера, но он вообще-то на фитнес не подписывался.       Потянуло гнильцой — ветер принёс со стороны Дуная ароматы, и Ваня вспомнил, что они вообще-то рядом с набережной.       — Или давай поплаваем на кораблике!       Похоже, они правда мыслили синхронно, как им говорили в универе. «Один мозг на двоих, и тот у Диляры», — недовольно качала головой Мария Семёновна, неодобрительно рисуя ему в зачётке «удовл» и гордо выписывая Ди её «отл».       Видела бы она их теперь.       Вторая и третья попытка вызвать такси тоже кончилась ничем: приложение покрутило колёсиком, нашло машинку, машинка сделала усилие, устала и отменилась. Ваня от такой череды неудач даже слегка протрезвел, но, конечно, не настолько, чтобы появились силы спорить с Ди.       И они пошли пешком.              Утром добрым не просто не было. Утра в принципе не было.       Проснулся Ваня от того, что ему стало нечем дышать. Пошарил рукой по кровати, но наглый пузырёк с каплями всё уворачивался. Попробовал открыть глаза, не преуспел: их кто-то как будто склеил.       Уточнил у организма, не хочет ли тот провалиться обратно в беззаботный омут сна, но тот решительно воспротивился и намекнул, что после залитого неплохо бы уже и слить чего-нибудь.       Застонав, Ваня перекатился на бок — и тут же смог начать дышать и даже почти видеть. Оказалось, он просто как упал лицом в подушку, так, видимо, и провёл в той же позе часы забытья. Не разделся… Линзы не снял…       Левый глаз немилосердно зудел, а правый просто отказывался фокусироваться. Сколько раз себе говорил, что нельзя до таких чертей напиваться… Ну и столько же раз напивался, да.       Насравших во рту кошек — совсем не таких миленьких, как тот на тополе — хотелось выгнать первым же делом, поэтому Ваня собрал все свои мощи в руки и попёр их в ванную: полоскать всё, что имелось в наличии. Там он тяжело упал на унитаз (хорошо хоть штаны снял) и сунул в рот зубную щётку, справедливо решив, что так будет, пожалуй, побыстрее.       Где-то в квартире зазвонил телефон. Ваня поморщился, но с места не сдвинулся.       Мало ли кому там что приспичило. У него тоже могут быть дела. Он вполне может быть занят. Ничего, перетопчутся. Отложат своё неотложное. Желательно до конца месяца.       Потому что выходить из дома раньше этого срока он был не готов. Слишком уж отлично они провели время с Ди…       Из ванной он выполз минут через сорок: чистенький, но ничуть не посвежевший. Голова болела нещадно, в висках издевательски пульсировало, а посреди лба, казалось, появился разлом, как в какой-нибудь древней горе, и оттуда вот-вот полезут страшные подземные… червяки. Вряд ли в Ваниной голове мог поместиться кто-то побольше.       Придерживая полотенце на бёдрах и роняя капли с повисших сосульками волос, он протопал обратно в комнату, служившую заодно и кухней, и спальней, и рабоче-игральным местом, и даже балконом. Можно было бы вернуть что-нибудь про траходром, только за последние, должно быть, полгода никого тут никто не видел.       И вовсе даже не потому, что опять куда-то очки дел.       Очки, к слову, никуда и не девались, так и лежали на подоконнике, скромно поблёскивая стёклышками. Ваня нацепил их на нос, поморщился от привычного секундного головокружения, проморгался. Увернулся от солнечного света, как и положено графам дракулам, и решительно зашторил окно.       Без внешнего мира, пожалуй, он правда сегодня обойдётся.       В холодильнике на верхней полке грустила одинокая заветрившаяся сосиска; зато на нижней, где, по словам Ди, нормальные люди хранили овощи, притаилось целое сокровище — контейнер с яблочными оладушками. Что, как ни нежный вкус сладкого теста, разбавленный лёгкой кислинкой яблока, лучше лечит похмелье? Да ничего.       Ваня разве что не застонал от удовольствия, сунув оладушек в рот целиком. И то, что он был ледяной, только добавляло гастрономических и целительных свойств этой пище богов.       — Шпашибо, о великая! — пробормотал Ваня невнятно.       Оладушки ему позавчера привёз курьер, выглядевший крайне недовольным от самого факта того, что он куда-то приехал, и на Ванино «хвала» покосился так, будто тот смертельно оскорбил не только его, но и его маму вместе с её лучшей подружкой.       А подружки у местных мам, надо сказать, были теми ещё… сюрпризами с гранатой.       После завтрака полегчало, и Ваня уже почти прямоходящим образом переместился обратно на своё ложе, вознамерившись почитать последние новости и вздремнуть ещё чуть-чуть. Хотя на кой они ему сдались, только расстраиваться… С этой здравой мыслью в обнимку Ваня отрубился, чтобы уж точно пропустить всё, что могло бы случиться в мире за последние двадцать четыре часа.              Бодрость и небывалый прилив сил настигли Ваню глубокой ночью. Он открыл глаза и понял, что спать больше не хочет от слова «совсем». Полежал ещё немного, надеясь на чудо; но оно являться не спешило.       Полотенце самостоятельно совершило прыжок с кровати, которому позавидовал бы и опытный десантник, и Ваня, к своему удивлению, обнаружил, что мелко дрожит — так холодно ему стало. Он уже и забыл, что так бывает.       Одно дело — просыпаться на исторической родине в тот самый прекрасный день отключения отопления, когда после двух недель с плюс пятнадцать вдруг началась метель; и совсем другое — внезапно замёрзнуть в Белграде. Да как такое вообще возможно!       Сюрреалистичности происходящего добавляла ещё и абсолютная звенящая тишина. За окном никто не ругался, не радовался, не гавкал и не мяукал, а ещё не подвывал сиреной и не визжал шинами. Ваня задумался: может, именно это его и разбудило?       Замотавшись в одеяло, он дошлёпал до чайника, ткнул в кнопку. Где-то были у него чайные пакетики, Ди вроде привозила; а если нет, ему и кипяток сойдёт, лишь бы поскорей согреться.       Пыхтение чайника показалось громом небесным во всей этой тишине. Передёрнув плечами, Ваня отдрейфовал к окну, выглянул за штору, но ничего необычного за ней не увидел. Ночь как ночь, истерически мигает вывеска внизу дома напротив, фонарь светит, люди спят, один Ваня не спит, как долбоёб.       Он пожал плечами, заварил чаёк, прикурил сигаретку, вернулся на диван. Поднял телефон, но тот на движение не отозвался; потряс его с тем же результатом; раздражённо ткнул в верхнюю кнопку и только тогда сообразил, что тот полностью разрядился. Ещё бы — он же зарядки не видел больше суток, а какой уважающий себя телефон может продержаться так долго?       — Ну и иди на хер, — вынес вердикт Ваня. — Не очень-то и хотелось.       Но шнурок, конечно, нашёл и вставил телефону по самые гланды — ну так, для профилактики, чтобы не сильно расслаблялся.       Заняться было решительно нечем. Ваня поболтал ногой, но холод ещё не отступил, поэтому пришлось её втянуть обратно в одеяльный кокон. Сигарета быстро закончилась, окурок пришлось воткнуть в горшок с дохлым кактусом. Компьютер всем своим видом демонстрировал готовность вкатиться в любую катку, но Ване было так лень…       Опять попасть в лобби к идиотам, начать им коллить, а потом мощно просрать, потому что у всех в ушах бананы вместо наушников — плавали, знаем, спасибо, без нас.       «Так и состариться недолго», — с сочувствием к самому себе подумал Ваня.       С другой стороны, на компе у него были и мессенджеры. Неплохо было бы узнать, как дела у Ди. Он её проводил прямо до двери квартиры, чтобы никто не украл такую красоту, но на порог она его не пустила. Произойди это с кем другим, наверное, Ваня обиделся бы за неоценённую галантность; но это же Ди, она ещё со времён универа могла им вертеть налево и направо. Наверняка ведь, в отличие от непутёвого друга, пришла в себя гораздо быстрей, полечилась таблеточкой и минералочкой и пошла сворачивать горы в своей галерее современного искусства. Или оттуда она уволилась месяц назад?       В голове вдруг всплыло воспоминание о том, что днём кто-то пытался дозвониться до него. Учитывая довольно ограниченный круг людей, которые могли это сделать, Ваня готов был поспорить на что угодно, что это как раз Ди и трезвонила. Может, помирилась со своим Петей-Борей-Мишей и спешила поделиться новостью. Или опять с кем-то познакомилась, кого надо немедленно представить Ване, а то он снова пропустит «будущую любовь всей своей жизни»…       На экране телефона наконец вспыхнуло яблоко.       Практически задержав дыхание, как юный девственник при виде училки, случайно наклонившейся своим декольте ниже необходимого, Ваня следил за тем, как яблоко сначала доходит до максимальной яркости, потом немного потухает и наконец сменяется его собственной заставкой — их с Ди фоткой, которую он своими собственными руками не только снял, но и зашакалил почти до неузнавания.       Правда, полюбоваться на их прекрасные пиксельные лица он не успел: мессенджеры, разом обрадовавшись, высыпали кучу уведомлений — окошечки всплывали одно за другим, кто не помещался, падал куда-то за пределы экрана. Аватарки Ваня разглядеть не успевал, но понял, что далеко не все сообщения от Ди.       Финальным аккордом из арии «Уведомления» стал сигнал о прибытии смс. Такой древности в этом телефоне не случалось уже год полтора — и Ваня почему-то снова вздрогнул, хотя вроде уже успел согреться.       Батареечка в верхнем углу всё ещё стыдливо краснела, намекая, что при отсоединении от сети в сознании долго не продержится; но, как на зло, шнурок был слишком короткий, чтобы можно было взять телефон в руки, не снимая его с зарядки. Обычно никому это не мешало, тем более что где-то… где-то… видимо, где-то в соседней галактике валялась павербанка.       Ваня вздохнул и понял, что слишком часто вздыхает этой ночью.       Ну чисто барышня в ночь перед Рождеством в ожидании суженого или хотя бы Володьки-кузнеца из соседней деревни.       Не расставаясь с одеялом — не голыми же яйцами по полу елозить! — он сполз вниз, разблокировал телефон и принялся изучать пропущенное.       Сообщения приходили… да от кого только не приходили. Ну, то есть от одного конкретного человека правда не приходили — но вот остальные как будто дружно ёбнулись и возжелали узнать о Ванином самочувствии. Он быстро пролистал уведы: старые приятели, новые знакомые, один одноклассник даже, тёть Таня из Краснодара, бывшие коллеги, сокурсники, какие-то ещё родственники, сохранённые в контактах чисто для того, чтобы случайно не ответить… И барменша из бара, в котором он лет пять назад отжигал по полной. Как только вспомнила вообще.       В принципе, это всё был бред и совершенно не нужная информация, поэтому Ваня безжалостно посмахивал всё это, дав себе зарок прочитать всё, когда настанет приличное утро. Ну или никогда не прочитать, что его тоже устроило бы.       Пришедшее смс оказалось «бомжом» — ещё более древним реликтом древней эпохи, и не абы от кого, а от Ди. Она, судя по отчёту в их переписке, мелочиться не стала, а набрала ему ровно… Ваня прищурился, считая. Ровно двадцать три раза. Что же такого случилось-то? Чтобы Ди, которая ненавидела звонки, голосовые и всякие модно-молодёжные кружочки, вдруг начала обрывать телефон?       Шанс узнать представился даже раньше, чем Ваня додумал мысль.       Видимо, Ди тоже не спала, а его коварный телефон, едва включившись, отчитался ей о совершённом подвиге, в результате чего подруга набрала и в двадцать четвёртый раз.       — Алё, — сказал Ваня, сразу врубая громкую. — Малыха, ты чего бузишь?       — Ванька…       Ди говорила очень тихо, а ещё чем-то шуршала, и половину фразы он даже не услышал. Поморщился — неужели успела чем-то обдолбаться?       — Ди, убери гондон от микрофона, — попросил Ваня. — Ни хуя же не…       — Ванька! — повторила та и, кажется, всхлипнула. — Ванька, Мирон собирался к родителям съездить…       Удержаться от немедленного нажатия красной кнопочки удалось лишь чудом — потому что это было бы не так круто, как схлопнуть раскладушку в конце разговора. Ваня, сцепив зубы, поинтересовался:       — А мне какое дело до него?       Ди его словно не слышала. Она повторила:       — Вань, он же к ним собирался… Они же в Лондоне… Он поехал…       Не договорив, она зарыдала уже в голос, и тут-то до Вани дошло: случилась какая-то невероятная жопа, раз железная Ди звонит ему ночью и рыдает в трубку. Он же никогда не видел её слёз! Она проявляла любые другие эмоции щедро и бесконтрольно, но хоть бы раз всплакнула. Даже когда ей влепили тройбан за недостаточно раскрытую тему в её поэме, она только и сделала, что вышла во двор универа и демонстративно сожгла распечатку.       — Ванька!       — Да здесь я… — проговорил он заторможенно, одновременно страшась услышать продолжение и нестерпимо этого желая.       — Лондона больше нет. Англии больше нет. Это бомба, я не знаю, я не понимаю, атомная, биологическая, электрическая… Ванька! Я звоню уже сутки, Мирон не отвечает! А он ведь поехал уже к ним, он… А если его тоже нет?! А они скинули её прямо туда… И всё, больше там ничего нет… Лондона…       Ди захлебнулась слезами. Ваня сглотнул, перевёл взгляд на окно, где штора так и висела немного отодвинутой.       Занимался рассвет.