Поглощение

На этой неделе Медик дважды зажимал Скаута в уединенных местах, подлавливая его в самый неподходящий момент. Первый случай был в уединённом, холодном коридоре, где находился тупик, по воле случая расположенный за поворотом от «жилой» части базы. Скаут собирался пойти на кухню, но стоило ему неиллюзорно ощутить этот пристальный, вязкий взгляд на своём затылке – тревога вновь нависала над ним аки дамоклов меч, заставляя аппетит испариться. Медик вжал его в стену, рукой ухватил его за бок, так нетерпеливо, будто пытаясь укрепить свою власть в разуме Скаута, с каждым разом возделываясь над его волей всё жёстче и беспощаднее. Он поумилялся полной готовности к чему угодно, которая читалась в этой покорности Скаута, а затем отпустил его, никак не прокомментировав свои действия. Из-за испуга и ощущения повсеместного присутствия Медика, Скаут так и не смог поесть в этот день. А второй случай произошел во время матча: Медик завел Скаута в пустующее деревянное сооружение, под предлогом поиска боеприпасов (которые, очень кстати, закончились у обоих). Там же он и загнал напуганного парня в угол, заставив того ошалело дышать от закипевшего в крови адреналина и прерывающихся быстрых поцелуев в губы. Позволять делать это с собой во время матча было так неправильно и гадко. Скаут не мог отделаться от мысли, что без него что-то пойдет не так и они проиграют, и в итоге он окажется виноватым, все заклеймят его ленивым и бесполезным. Скаут чувствовал, как вся команда его осуждает за непостоянство и слабость, но... Что он мог сделать? Он просто позволил Медику выцеловать из себя все остатки сил, слизать так и не сорвавшиеся с губ слова о том, что им не стоит задерживаться здесь. Из страха и запутанности Скаут просто бездействовал, даже не успев обмануть себя, заставить себя поверить в то, что ему это нравится. Медик снова просто бросил его запуганным и забитым в пустой комнате, оставив приходить в себя. Скаут ещё долго не мог отдышаться и в итоге до конца матча был особенно опустошен. Позволял вражескому Снайперу подстрелить себя, нарочно бежал под свинцовый град пуль из минигана. Респавнуться и сдохнуть, респавнуться и снова сдохнуть.

✥✥✥

Снова ночь и снова сдавливающие белые стены медпункта. Сука, белый цвет уже начинал не на шутку пугать Скаута. Не было больше какой-то ассоциации с чистотой, наоборот – всё перевернулось. В белом цвете он видел грязь и боль, ощущал панический ужас. Глаза словно пронзали иглы каждый раз, когда он видел этот выжигающий радужку цвет. Хотелось отвернуться, хотелось скрыться в спасающую тьму и раствориться в ней, стать невидимым. Мысль о краже шпионских часов зудела в голове навязчиво, похуже трели утреннего будильника. Медик подозвал Скаута к себе, поманив его рукой. Тот незамедлительно шагнул к нему навстречу, бегло смотря на чужую удовлетворенную улыбку. – Ты такой послушный у меня... Неужели так скучал всю эту неделю? – Лукаво тот лил свои сахарные речи, одними только хищными глазами сдирая со Скаута кожу живьем. Боже, он чувствовал себя обнаженной, освежеванной тушкой мелкого животного, которого сейчас будут ненасытно пожирать, садистично оставляя его в сознании, дабы сделать его плоть и кровь ещё слаже. Медику мучительно сильно сводило зубы. Изначально, Скаут планировал прийти сюда, чтобы положить конец этому кошмару, но стоило ему переступить порог лазарета – вся решимость улетучилась. – Послушный...? – Разбито повторил Скаут. Он чувствовал себя настолько уничижительно меньше Медика... Он ведь уже давно не был ребенком, но тон общения извращал его восприятие, наталкивая на противнейшие мысли, прутьями впивающиеся в мозг. Какой же ёбаный стыд, ему так хотелось исчезнуть и избавиться от этого кислого отвращения к своим мыслям и ассоциациям. – Конечно – Медик махнул рукой, жестом приказывая Скауту развернуться. И тот сделал это. Автоматически, будто Медик просто потянул за нужную ниточку – Ну вот, видишь... Действительно, очень послушный – Сразу же он изрек в самое ухо. Скаут ощущал, как краснеет, как непрошеный жар проходится по его телу... Стыдно. Так до дрожи стыдно... Дыхание мужчины, стоящего сзади, вызывало мурашки. И от ужаса и от возбуждения. Страх раскрывался томлением, оборачивая перверсивным сознанием химию адреналина в крови в вожделение. Если бы Скаут был сейчас один, он бы однозначно убил себя за эти непрошенные чувства. Ему казалось, будто Медик хирургическим путем поместил этот бред в его голову. Горячие руки касались его везде. Скаут снова и снова возвращался в тот инцидент где Медик... Изнасиловал его? Боже. Он ещё и смеет возбуждаться снова. Скаут отчаянно кусает губы и сдавленно дышит, срываясь на абсолютно, блять, безбожный стон, увидев, что ладонь Медика вновь оплела его член. Ох нет, нет-нет-нет, он не смог предотвратить этого. Вся жизнь начала превращаться в одно единственное колесо мучения, в котором Скаут больше не сможет взглянуть на себя в зеркало, не видя на себе чужих рук, больше не сможет уснуть, не увидев кошмары, где Медик ампутирует его конечности, лишая всякой возможности двигаться. – Ну не молчи, Скаут. Скажи мне, как тебе хорошо – Скользя пальцами, обхватывая возбужденный ствол, давил он на свою жертву. – Ч-что... – Он жалко всхлипнул, обернувшись на Медика. Тот не стал повторять, лишь продолжил изворачивать ладонь так, что Скаут снова стал давиться воздухом – А... Вот так... Хорошо... – Тебе приятно, да? У тебя так колени дрожат, будто бы ты и сам никогда себя не трогал – Этот издевательский смешок не мог ему просто показаться. Блять, зачем он это говорит? Конечно он себя трогал, но это не было так, блять, страшно – Ты же не собираешься снова в обморок падать? Выдержишь? – Выдержу... – Умничка. Медик внимательно слушает, как Скаут дышит через зубы, шумно сглатывает и давится стонами, которые не выходит заглушить. Боже, он что, плачет? По истине завораживающее зрелище. Так сладко он всхлипывает и трясется... Медику уже не терпелось увидеть, как Скаут будет кричать в агонии. Скаут поморщился на пошлые, скользкие звуки внизу. Уши горели, сердце подпрыгивало с каждым движением. Его член сочился предсеменем, вязко пачкая пальцы Медика, который с таким удовольствием впитывал то, как Скаут зажимался от пристыженности. – М-м... Да, вижу, как тебе это нравится... – Комментировал Медик, пальцами обводя влажную головку члена, вынуждая Скаута смотреть вниз – Ничего сказать мне не хочешь? – Н-не мучай меня... Я с-сейчас... – Нет, не сейчас – И на момент Медик прекратил движения, оставляя Скаута неудовлетворенным на момент – Ты уже хочешь кончить? – Да... Хочу – Сипло и с трудом выдал Скаут. Ему казалось, будто только Медик может принести ему это удовольствие... Ему так не хотелось потерять эту возможность. Это было иллюзией, но такой правдоподобной. – Насколько сильно хочешь? – Медик всё никак не унимался. Это унижение было, блять, бесконечным... – О-очень сильно хочу... Я... Медик, пожалуйста... Я устал, у меня всё кружится... – Жалобно он пролепетал, оборвавшись на полуслове, ощутив вновь плотно смыкающуюся хватку – Мх... Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... Не прекращай, мне очень хорошо, когда ты так делаешь... Я хочу кончить. – Какой ты хороший и отзывчивый, ха-ха. Но ты ещё не заслужил. Скаут был в ужасе. Что значит «не заслужил»? Он и так уже на взводе, ещё совсем немного... Умело ласкающая рука не щадила Скаута, непреклонно принося удовольствие, которого он изначально и не просил и представить себе не мог. И он выгибался дугой над рядом стоявшей кушеткой, грешно скуля под Медиком, который уверенно доводил его до предела, но... Он остановился. – А теперь сядь. Дежавю. Скаут, усвоив урок, не стал ничего говорить, просто сел на кушетку, спиной к стене, как его и попросили. Медик в этот раз никак не прокомментировал это, отвлекшись куда-то на близстоящий стол с инструментами. Блять... Этот металлический шум. Скаут уже догадывался, что что-то плохое произойдет. Он в ужасе распахнул слипшиеся от слёз глаза, завидев скальпель в руке Медика. Скальпель в руке насилующего и изводящего его психопата. – Д-Док... Для чего это? – Скаут дернулся, но не противился приближению острой железяки к его животу. Заметив, как Скаут крупно трясётся, такой весь сломленный и запуганный, Медик приблизился к его лицу, держа ладонь на его затылке с такой обманчивой заботой... Скаут вёлся на это дерьмо каждый ёбаный раз, не понимая, осознаёт ли он сам, как подло Медик его обманывает, как цепко он обвивает его тело, словно терновыми, шипастыми ветвями. Скаут не мог двинуться, боясь пораниться об эти шипы ещё больше, ещё больнее. Истинное мученичество – испытывать на себе такое надругательство. Но он не мог перестать возвращаться сюда... Просто не мог. Это желание исправить то, что произошло однажды засело так глубоко в подсознании, что Скаут не мог его выскребсти на поверхность осознанности. – Ну не бойся, тише. Я не убью тебя, ты же знаешь... – Шустрый поцелуй в щеку и бархатные интонации в голосе отвлекли Скаута и он содрогнулся, ощутив, как легко по его животу проезжается острый скальпель, делая глубокий, горизонтальный надрез, вскрывающий тонкий слой эпидермиса. Скаут рвано вскрикнул, а Медик тихо засмеялся. – Б-БЛЯТЬ, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ... ТЫ, Ч-ЧТО... – Он прервался, глубоко и быстро задышав от острой, ужасающей боли, которая пронзила всё его тело. Медик на момент поднял на него взгляд, словно чтобы впитать его испуг. Скаут невольно уставился вниз, замечая, что на надрезе было мало крови, несмотря на то, каким глубоким он был... Примерно сантиметр в глубину. Он вцепился в плечи Медика как в спасательный круг, всё ещё боясь двинуться. Вдруг он сейчас действительно разозлится и поотрезает ему руки-ноги к хуям собачьим. Это было невозможно выдержать, невозможно было разговаривать, губы дрожали, Скаут прерывался, так и не сумев сказать что-либо. Слёзы катились ручьем не только из-за боли, но ещё и из-за того, что Медик явно не был намерен останавливаться. Этот заинтригованный взгляд за поблескивающими линзами очков так сильно пугал, может даже похуже, чем боль от всё ещё скользящего по коже скальпеля. Он продолжал медленно проводить острием по вскрывшейся тонкой жировой клетчатке, небрежно смазывая пальцем мешающую созерцать процесс кровь. Медик любовался на ровный надрез с таким восторгом, что хуже уже некуда. Эта похоть считывалась в его кривой, хищной усмешке. Клыки его стали бросаться в глаза ещё больше. И зубы его такие ровные... Это что-то абсолютно демоническое. Заметив, как сильно Скаут побледнел от болевого шока, явно грозясь упасть в обморок, когда "веселье" ещё даже не успело начаться – Медик потянулся к установленной над кушеткой лечебной пушкой, чтобы включить её на минимальную мощность. Конечно, такой мизерный процент обезболивания щадящим не будет, если Скаут его вообще ощутит, но это позволит его жизненной силе регенерировать на "допустимом" для Медика уровне. Проще говоря, такое обезболивающее ощущалось как приложенный к язве подорожник: издевательски. – Не беспокойся... Это нужно – Пролепетал тот, прильнув к ране на животе снова, чтобы с усилием раздвинуть её пальцами второй руки и в один заход прорезать гиподерму, после зарываясь скальпелем в тончайшие слои мышц живота, скрывающие под собой всё самое интересное. Скаут с шоком наблюдал за этой жестокой картиной, судорожно дыша, безрезультатно кусая губы, надеясь отвлечь свое внимание на другие ощущения, но, разумеется, это не помогало ему. Он видел сейчас даже те части слоёв своего брюха, о которых он даже не догадывался, не слышал ни разу. Это и пугало и отвращало, даже несмотря на то, что расчлененки, оторванных голов и кишков ему насмотреться довелось очень много. Это в корне отличалось от того, что с ним происходило на поле боя. Быть разорванным в клочья взрывом было и то легче перенести. Это тоже самое, что и сбросить с себя кожу. Не имело это значения ни для него, ни для врагов. Просто отлетевшая рука, просто какой-то непонятный ошметок, валяющийся в высокой траве. В отрыве от собственного тела это ощущалось почти нормально. Вот только сейчас, оставаясь живым, не будучи под наркозом и находясь под таким пристальным взором... Это было слишком. Он доверял Медику своё тело беспрекословно, а тот брал его, насыщался прикосновением к плоти, облизывал пересохшие от взбудораженного дыхания губы. Нечисть, он действительно нечисть. Скаут не мог различить в нём ничего человечного. Медик в завершение провел скальпелем внутри раны, разрезая соединительные ткани, вынуждая кровь хлынуть с новой силой, пачкая небрежно отодвинутые края одежды своей жертвы. Теперь крови было много... Медик коснулся багровеющего пореза на краснеющей коже, размазывая кровь по животу Скаута. Он уже мог видеть его мягкие, сотрясающиеся внутренности. Он вырисовывал на коже Скаута какие-то узоры, откровенно высматривая каждую деталь и мокрой, кровавой рукой, он вёл к паху, ещё больше пачкая лобковые волосы, спускаясь к обмякшему члену, обхватывая его и липко, терпко пачкая кровью. Это было мерзко... Кровь быстро высыхала доставляя ещё больше дискомфорта. Скаут кривился в отвращении и слепящей его боли, оставляя Медика довольным, но пока ещё не сытым. Он зайдёт ещё дальше... Боль не прекращалась, а Медик раздвигал рану на животе Скаута, заставляя того мучаться ещё больше. У него так сильно дрожали челюсти, Скаут опасно больно прокусил свой же язык, пытаясь что-то сказать. – Давай, Скаут... Скажи мне, как ты хочешь этого... Преодолей себя – Он просунул указательный и средний палец в его распоротый живот. Кожа сдвинулась, словно она была пластилиновой. Так гибко она слезла вниз, обнажая его внутренности. И это ужасало. Скаут не знал, какие органы он вообще сейчас видит. Конкретно тем органом, на который он уставился, была прямая кишка, которая содрогалась от слишком глубокого дыхания и судорог. Скаут почувствовал рвотный позыв и резко отвернулся. Запах крови и тепло, исходящее от собственных внутренностей пугали его и отвращали. И он молчал. Вот этого он, блять, вообще никак не мог сказать. Это было адски, удушающе. Если он скажет то, что Медик хочет, то сломается окончательно. Это будет конец для него и он никогда не оправится от этой ситуации, вообще никогда. Мучительные воспоминания будут преследовать его до смерти. И тем не менее, власть Медика над ним была столь сильна, что всопротивиться было ещё сложнее, чем подчиниться. Скаут открыл рот, прерывисто, еле-разборчиво выдав: – Х-х... Я... Да, я хочу... Э-этого... – Он не хотел. Язык не поворачивается сказать, что он не хочет этого. Гипноз был чрезвычайно сильным, Медик пустил корни в его сознании. – Ох, Скаут... Ты мой любимый пациент, самый драгоценный из всех... Ну посмотри на себя – Медик насильно повернул его голову вниз и... Скаут ощутил этот ком в горле ещё хуже. Он словно увеличивался, удушая его, причиняя столько невыносимой боли. Он и ощутил и увидел, как левой рукой Медик сминал его органы внутри. Рука была погружена вовнутрь прямо по запястье, и Скаут уже понимал, к чему это всё идёт. Он увидел и свой член испачканный кровью, и стояк в чужих всё ещё не расстегнутых брюках. Что-то Скауту подсказывало, что по-настоящему Медик возбудился только тогда, когда начал резать его брюхо. Он больно сжимал что-то внутри него и дышал так шумно, запойно и нетерпеливо. Скаут думал, что он сейчас отключится от страха, но как назло этого не происходило. И он смиренно смотрел, как Медик расстегивал брюки кровавыми, слегка дрогнувшими от предвкушения руками, высвобождая возбужденный член. Скаут попросту не верил в происходящее. Когда Медик приподнял его под колени, придвинув к себе, из раны вновь хлынула кровь. Скаут надеялся, что умрет. Медик приставил головку члена к раздвинутому порезу, содрогаясь в этом вожделении. Он резко, почти что по-зверски толкнулся вовнутрь и... Скаут закашлялся. Ему было неописуемо больно, он замер, не силясь закрыть рот. Это было так жестоко, так безбожно и нечеловечески плохо. Ему казалось в прошлый раз, что хуже боли и быть не может, но, как выяснилось, судьба решила опустить его в самый горячий адский котел, который только можно было сыскать на земле. Медик продолжал ожесточенно трахать Скаута в его горячее, обволакивающее и скользкое нутро, довольствуясь его болью, упиваясь этой вседозволенностью. Горячий член резво проходил сквозь ворох нагроможденных, переплетенных кишок, терся об них, выходил обратно, чтобы проехаться по болючей ране на коже и войти обратно в горячую плоть. Скаут лишь только и мог что жалко хныкать и реветь, глотая слезы, пытаясь вжаться в плечи Медика, чтобы задушить самого себя, но его мучителю было принципиально видеть его размазанное, изможденное лицо. Болевой шок отсылал куда-то в самые глубины ада, когда все внутренности словно стали перемешиваться в кашу, когда толчки стали ещё беспорядочнее и глубже. Скаут чувствовал, что Медик так проткнет его насквозь... Кушетка скрипнула. Скаут был вдавлен в самую неудобную позу, которую только можно вообразить. Медик заставил его согнуться, спустившись по стене ещё ниже. Подвздошная кишка вывалилась наружу, позволяя Медику вдалбливаться вовнутрь, не прерываясь. Скаут хрипло взвыл. Всё. Перед глазами начало часто рябить, заставляя его откинуться назад ещё ниже, но Медик потянул его за ворот обратно, заставив лечь лбом себе на плечо. Скаут всё ещё был в сознании, но физически... У него больше не было и толики контроля над собственным телом. Собственным... Или уже нет? Ещё один толчок, хлюпанье крови и разрывающее движение внутри живота. Всё извернулось и эта боль парализовала. Медик толкнулся в рану ещё, ещё... Горячая плоть очень плавно довела его до нужной точки, заставляя наконец-то кончить. И он остановился, чтобы отдышаться, поправить очки и запачкать их кровью ещё больше... Скаут отключился.