Поглощение

Время шло. Скаут по-прежнему чувствовал себя отвратительно, но теперь ещё и искал утешения, которого недополучил тогда в лазарете. Хотя, утешения он по какой-то причине стал искать там же. Мысли, время и разум будто застыли внутри медпункта, периодически отпуская Скаута погулять куда-то за его пределы. А за пределами белых стен и холодного кафеля было много чего. Много чего, что он будет усиленно игнорировать из-за того, как фиксировался на этой дурацкой потребности. Что Медик вообще вытворяет с ним? Он извращает и изворачивает его разум, абсолютно бессовестно и так умело... Так тошнотворно, что сводит желудок, что начинает трясти. Скаут и не ел второй день из-за этого. Блевать даже было нечем, кроме как обжигающей глотку желчью, в которой он захлебывался снова и снова каждый раз, когда клубок воспоминаний распутывался чуть больше допустимого. И он корил себя за эту слабость, за то, что он такой жалкий и сопливый в моменте. И спать у Скаута не получалось. Лишь лежать с широко распахнутыми глазами и пялить в стену, пока силы не покинут его тело окончательно. Да и то, в этом полу-сне он ощущал руки Медика на своей шее, когда на самом деле уснул лицом в подушку, случайно начав задыхаться снова. Только теперь... Это начинало возбуждать. Абсолютно случайно. Скаут отгонял все эти липкие мысли, но они словно бумерангом возвращались ему во снах. Это было так ужасно. Он не мог скрыться от Медика буквально нигде и никак. Они работают вместе, живут в одном здании и он теперь ему ещё и снится. Медик будто проник в его кости, обвивая их, словно хищная змея. Или вовсе как... Паразит. Боже, блять, что угодно лучше этого.

✥✥✥

Скаут проснулся мокрый и дрожащий после беспокойного сна. Сон был настолько глубокий, что даже утренний вой Солдата не смог вызволить его из царства Морфея. Это был выходной. Супер. Забиться в темный угол и поплакать или пойти пострелять по картонкам? Может пробежка (Там есть возможность споткнуться и сломать себе позвоночник)? Выбор пал на третий вариант. Вот только Скаут был полностью изможден. Из-за того, что он впервые за долгое время отоспался, у него кружилась голова, а из-за непроизвольно объявленной самому себе голодовки он чувствовал невыносимую слабость и немощность. И он знал, что нужно было поесть, да, обязательно нужно было поесть, но он просто не мог. Скаут ждал, пока аппетит не вернется сам. Заставлять себя есть это тоже своего рода пытка, хоть и во благо. Всё тело ломило, мышцы ныли, моля о движении. Скаут потянулся ослабшей рукой к стакану воды, принявшись его осушать мучительно мелкими глотками, чтобы не стошнило. С каких пор нахождение в теле стало настолько проблематичным и почему? Сколько он себя помнил, не доводилось испытывать такого сильного разотождествления разума и плоти. Чёрт, да он даже и не думал, что такое бывает. И что бывает такое яростное и зудящее отвращение к самому себе тоже. Всё так... Поменялось. Будто по щелчку пальцев. Недавно сошедшие с кожи следы вновь начали саднить.

✥✥✥

– Больно? – Заинтриговано спросил Медик. – Немного – Сдавленно прошипел Скаут, брыкаясь на кушетке. – А так? – АЙ... АЙ! ДА, БЛЯТЬ, ЭТО ПИЗДЕЦ КАК БОЛЬНО ПРЕКРАТИ, ОТПУСТИ А- – Тише-тише... У тебя такой низкий болевой порог, ха-ха – Заинтересованность в его голосе пугала, отвращала. Кто в здравом уме будет так делать. Медик склонился над Скаутом, держа его за выворачиваемое им же предплечье. Скаут чувствовал, как сплетаются его мышцы и вены под кожей. Медик, кажется, даже не прилагал особых усилий, будто он делал это сотни раз до него. Ломал чужие кости. Скаут с ужасом обнаруживает, что когда тебе ломают что-то так медленно, это ощущается ещё в пять раз больнее. Он рыдал и вскрикивал, пока сильные руки изворачивали его тело как вздумается. Это было настолько больно, что осознать своё положение было невозможно. – Давай, потерпи для меня ещё немного – Он сказал ровно тоже самое час назад, когда вывернул ему колени и вторую руку. Пообещав восстановить, естественно. И выворачивал он кости каждый раз по-разному. Перелом последней конечности он смакует особенно долго, упиваясь тем, как каждый раз Скаут звучит по-разному. Он был словно бездна нескончаемых звуков на разной тональности. Из груди вырвался мучительный крик, когда локтевой сустав начал трещать из-за того, что Медик потянул вывернутую руку Скаута в сторону. – ...Умница – С придыханием и зловеще он заключил, пока Скаут пребывал в болевом шоке. И не двинуться. Это был кошмар. Он обездвижил его самым жестоким и садистским образом. Медик оставил его лежать на кушетке, зачем-то отойдя к столу, насвистывая незатейливый мотив. Скаут горел. Его сломали теперь ещё и в прямом смысле. Он ожидал, что Медик издевательства ради выйдет из кабинета, чтобы потом вернуться спустя два часа, но нет. Долго лежать не пришлось. Медик наконец-то направил на него лечащую пушку. Скаут вообще не мог вспомнить, чтобы на поле боя он хоть раз оказался с переломанными руками и ногами сразу. Зато в кабинете своего же Медика – получите распишитесь. – Ох, не плачь, у меня сердце кровью обливается, когда ты делаешь такое лицо – Медик приложил руку к щеке Скаута, вновь наклоняясь к нему, шепча льстивые слова прямо в ухо, обжигая хуже и больнее огня – Ты мой единственный и самый бесценный пациент, что же я буду делать, если ты будешь так сильно страдать каждый раз? Так хочется отпустить тебя на волю. Капкан схлопнулся. Больше. Господи, пусть он говорит больше, пусть он обнимет его и утешит. Это сейчас так нужно, до дрожи в уже восстановившихся руках. В этом бессилии, в этой невозможности хоть что-то сделать, Скаут был просто никем перед безграничной властью Медика. Скаут в глубине души презирал его, но находясь рядом... Словно гипноз вёл его. – Тебе было так больно... – Убаюкивал его Медик, нежно оглаживая измученную сегодня правую руку Скаута. Тот растерялся, замешкался. Медик снова так близко к нему, сердце начало биться так сильно, что кажется это было слышно в любом углу комнаты. Медик усмехнулся, целуя Скаута под линией челюсти – Я должен как следует тебя наградить в следующий раз. И снова целует, ласкает его шею. Скаут мелко дрожал, выпуская судорожные вздохи. Как Медик мог делать ему так больно в один момент и так хорошо в другой? Да, это ощущалось слишком хорошо, особенно после вывихнутых костей. Скаут прильнул поближе, желая этой нежности. Медик гладил его, уделяя особое внимание поврежденным коленям, от них поднимаясь к бедрам. Скаут, кажется, задохнулся. Медик будто приучивал его к этому всему. К адским страданиям, за которыми следуют ещё одни адские страдания, но теперь от своей совести. Совести, которая говорила уйти, говорила, что и вовсе не были эти прикосновения приятными, что они были грязными. Что Скаут был грязным. Это действительно уже становилось привычным. Может Скауту казалось в моменте, но хотелось больше. Ещё. Медик отстранился, напоследок проведя рукой по животу своего драгоценнейшего пациента, с удовольствием замечая, как тот чувствительно дернулся. – Можешь идти. Зайди ко мне ночью перед следующим выходным. – Перед субботой? Почему? – Поднявшись с кушетки, Скаут принялся поправлять свою одежду, так же изверченную и помятую в процессе. Сегодня был вторник. – Ну а как ты хотел? У меня ещё куча других дел и экспериментов. К сожалению, ассистировать в некоторых ты не сможешь – Скаут уже чувствовал себя как-то странно от этой фразы. Почему-то стало горько от этого чувства... Ненужности. – Аргх, ладно... – Он раздраженно отвел взгляд к двери, собираясь уходить. – Не расстраивайся. Это не так уж и долго – С улыбкой в голосе проговорил Медик. Он был доволен тем, что Скаут уже не скрывает своего желания вернуться в капкан.

✥✥✥

Уходя от Медика, Скаут заметил, как менялся вектор его мыслей в направлении уже ненависти к своему мучителю. Не из-за того, что тот сказал прийти в субботу, отложив следующую сессию на потом. Он ненавидел Медика за то, что он делал с ним. За то, как извернул и изуродовал его сознание, подчинив своим садистским пристрастиям. Скаут опять непроизвольно вспоминал всё произошедшее в хронологическом порядке и... Сначала его кости начали саднить, а потом его снова начало адски тошнить. Блевать, нужно срочно проблеваться. Добежать до туалета было легко, а вот отпустить себя и начать блевать, так и не проверив, есть ли кто-то поблизости... Скауту хотелось избежать вопросов любой ценой. Если его спросят о том, что с ним, то он просто впадет в ступор. Он не был готов принять тот факт, что скорее всего его состояние является заметным. Он корчился в муках, сотрясаясь от того, как много усилий требуется телу, чтобы вытолкнуть отраву из себя. Скаут вспоминал, что когда-то Медик ему рассказывал об этом, когда он отравился. После рвоты приходит облегчение не только из-за того, что перестают так неприятно содрогаться мышцы, но и потому, что организм вырабатывает эндорфины. Скаут так и не понял, что это значит, но вроде как это что-то, что заставляет чувствовать себя хорошо, спокойно и пусто. Что ж, сейчас, кажется, никаких эндорфинов ему не видать. Даже выблевав всё, чем ему довелось перебиваться с утра, а именно парой галет, больше которых в сузившийся желудок больше ничего не помещалось – рвотный рефлекс не прекращался. Непонятно, что из него пыталось вытолкнуть тело... Явно что-то неосязаемое. Блевать было уже нечем, рефлекторные сокращения внутри стали приносить особо болезненный дискомфорт, заставляя глубоко дышать и в итоге всё же выжигая глотку желчью. Скаут закашлялся, морщась от того, насколько это чувство было противным и болючим. Всё жгло, затрудняя дыхание через нос. Каждый раз, когда он глубоко вдыхал, жжение усиливалось, высушивая горло. Начал чудиться вкус крови... Больно. Хотелось воды... Боже, как же хотелось воды. Скаут запомнил, что в прошлые разы при тошноте пил воду крупными глотками, надеясь тем самым подавить рвоту, но рефлекс наоборот сработал, причём моментально. Прикрыв рот рукой, он стал глубоко дышать через нос. Бля... Задумываться о том, что стоило помыть руки было абсолютно необязательно. Это лишь накидывало ещё больше отвращения к себе и к своей уязвимости: телесности. Скаут сжимал саднящее колено, отвлекаясь на то, как больно впивались собственные ногти в кожу. Дыша глубоко, откинувшись спиной на стенку кабинки, он смотрел на потолок и медленно успокаивался, ощущая как всё тело расслабляется. Ощущение такое, будто отмыться от этой грязи можно было только кислотой, попросту содрав с себя шкуру. Отвратительно. Скаут, дрожа, поднимается на ноги. Слабость и головокружение цинично окутали его тело, заставляя ударится спиной о незакрытую дверь. Его просто размазали по стенке. Нужно было доковылять до умывальника и содрать грязные бинты, помыть руки... Сходить в душ и почистить зубы. Н-да. В таком состоянии это, конечно, задачка не из лёгких.

✥✥✥

Вычищая зубы всеми возможными способами: и горизонтально и вертикально, Скаут смотрел на себя в зеркало неотрывно и ему казалось, будто его лицо плывет и искажается. На самом деле, это было просто из-за того, что он пялился в одну точку и не моргал. Это было ему совсем не свойственно. Тело ощущалось иначе. Двигалось оно тоже по-другому, не так резво, как раньше. Руки забывали, что они что-то держут, а язык прилип к нёбу, не давая дерзить перед матчем или пререкаться. Вот и сейчас, кисть руки Скаута расслабилась сама по себе, выронив зубную щётку в раковину. «Бля, ладно, всё равно уже почистил...» – Подумал он, набирая в рот воды и выплевывая её уже кровавой. Видимо, он всё же разодрал дёсны, усиленно пытаясь очистить рот от привкуса рвоты. Как обычно перестарался. А ведь это всё Медик виноват. Скаут снова начинал мучить себя за то, что пошёл к нему, даже не помня как он на это решился и как вообще оказался на кушетке, уже согласившимся на многочисленные переломы костей просто ради удовлетворения садистской потребности доктора. Но он ведь нарочно сделал ему больно. Было так трудно донести до себя же мысль, что Медик ему вредил... В моменте, Скаут почему-то думал, что ему это очень нужно и что иначе ну никак нельзя. И даже тот инцидент казался приятным, когда он происходил. Вот только было так только рядом с Медиком. Когда его не было, Скауту словно было... Хуже? Направляясь на кухню, чтобы попить воды, Скаут думал о том, что он должен поговорить с Медиком в субботу и положить конец этому всему. Внутри грудной клетки что-то начинало щемить от мысли о том, чтобы противостоять своему мучителю. Скаут налил воды из под крана в стакан, брезгливо поежившись. Он вообще никогда не был брезгливым. Тем не менее, воду он выпил. Обернулся и испуганно взвизгнул, заприметив кого-то у дверного проема... Ну, как кого-то. Массивную фигуру Хэви было трудно спутать с кем-то другим. М-да... Скаут облегченно вздохнул, поняв, что своего товарища Хэви так не притащил с собой. Будь Медик с ним вместе, то наверное нашёл бы как смутить и пристыдить Скаута при нём. На такую бурную реакцию тот лишь сурово повёл бровью, подозрительно сложив руки на груди. – Всё нормально? – Скаут уже давно выучил эту упрекающую интонацию в голосе Хэви, которая на деле упрекающей и не была. Таким тоном и таким басом он действительно интересовался его состоянием. – ...Нормально. Хэви продолжил выжидающе смотреть на Скаута, который мысленно молился, чтобы ему не пришлось объясняться. Своё состояние он и сам себе никак растолковать не мог. – Ну смотри... – Хмуро тот изрёк, особо не рассчитывая услышать развернутого ответа – Ты не заболел случаем? У вас, маленьких людей, и так очень плохой иммунитет, а ты и не ешь последнее время. Может к доктору? Скаут ЧУДОМ задавил в себе реакцию на упоминание Медика, но Хэви так внимательно смотрел ему в глаза излучая глубокое спокойствие и сосредоточенность, что он, наверное, заметил, как предательски у него дернулось нижнее веко. – Не надо к Медику – Произносить это своим ртом было особенно больно, будто иглы жевать. Тем более, сказав «Медик» вместо привычного «Док». Наверное, он выглядел подозрительнее некуда – Я в порядке, правда. Это из-за проигрыша всё... Хэви хотел бы возразить и напомнить, что проиграли они целых два матча назад, выигрывая последующие, но не стал. Скаут настаивал, а докапываться до него, вероятно, не стоило. Он лаконично кивнул ему, удалившись куда-то по своим делам, оставляя Скаута наедине со своими мыслями. Даже если бы он хотел поделиться, он бы не смог... Ему бы точно никто не поверил.

✥✥✥

Нет, ну это было, блять, невыносимо. Нельзя вынести такое сокрушающее, раздавливающее чувство собственной ничтожности и виновности. Скаут, вздохнув злобно, ощущая омерзение к себе за то, что буквально недавно желал заполучить тепло именно от Медика – несся по коридору бездумно, с дичайшим порывом сделать уже хоть что-то, чтобы его мозг просто выключился, перестал гудеть, генерировать множество болезненного стыда и отвращения. Он выбежал на улицу, споткнулся, почувствовал раздражение в месте, где кожа больно содралась о нещадящий грунт – на ладони. Больно... Но недостаточно больно, чтобы мысли отошли на второй план. Если он виноват в том, как ему плохо, значит есть смысл причинить себе боль, да? Это же логично...? Может, это спасёт его от этого кошмарного самопоедания. Скаут вновь поднимается (который раз за день) и видит перед собой привычные, холодные, бетонные стены, стоящие так безразлично, так крепко. И он подходит ближе, словно под гипнозом. Прикасается раздраженной, поцарапанной кожей ладоней к этим холодным стенам и... Глубоко вдохнув, со всей дури бьёт кулаком по твёрдой поверхности. И вспышка боли была настолько яркой, что она затмила его разум, сподвигнув удержать себя, продолжив бить снова. Пострадала правая рука. Пострадала левая. Скаут бил стену без разбора, вспышка за вспышкой – разум мутнел, заедая, словно поломанная пластинка, на одном алгоритме: ударить, ощутить боль, повторить. Дышал он глубоко и быстро, не замечая уже боли как... «Боли». Она просто заняла всё его сознание, став такой естественной частицей разума, такой спасающей и милосердной... И Скаут не мог остановиться. Он продолжал бить бетон, вкладывая в каждый удар всё накопившееся дерьмо. Всю агрессию и ненависть, всю обиду, униженность. Боль успокаивала, боль давала это ощущение пустоты, боль изничтожала его виновность. Костяшки были содраны в мясо, мышцы неприятно ныли, суставы ослабли, а в голове воцарилась тишина. Добившись полного бессилия, Скаут ударил по стене ещё пару раз, но уже слабее. Он выдохся, ощутил, что завершил этот «ритуал», сняв с себя вину. Руки, понятное дело, болели. На серой стене красовались багровые следы, которые, по какой-то причине, приносили удовлетворение... Словно бетон обратился в холст, который был предназначен для воссоздания этой кровавой картины, словно он должен был вобрать в себя все эти чувства, отплатив удовлетворением и покоем. Скаут теперь мог вернуться к себе и поспать. Поспать... Может, даже поесть. Какая роскошь, не правда ли?