(не) горячий нерд

Сильный морозный сквозняк, проникающий в просторное полупустое помещение, создаёт звонкий трепещущий шум, что красиво гармонирует с приятной тихой мелодией фортепианной игры. Чимин уже некоторое время молча следит за движениями ладоней парня, что сидит за грациозным инструментом, восхищаясь его исполнением. То, как его подушечки пальцев будто совсем невесомо порхают над черно-белыми клавишами, создавая ласкающий уши звон, зачаровывает Пака, заставляя думать, что игра на фортепиано для этого юноши ничто иное, как простой детский пазл, который он собирает за считанные секунды, не прилагая никаких усилий. Юнги выглядит таким приземленным, таким спокойным, с такой легкостью перебирает пальцами по клавишам, будто это действительно то, что не вызывает у него никаких трудностей. Он обманчиво убеждает зрителя в том, что фортепиано — самый простой и податливый инструмент из всех возможных, который освоить и приручить — дело пары недолгих минут. Чимин поражен до глубины души, он и не представлял, насколько этот парень удивителен в музыке. Но теперь ему не нужны никакие другие доказательства его профессионализма. Его бескрайней любви и воодушевленности. Лишь услышав эту безумно чувственную, волшебную игру, в которую Юнги, несомненно, вкладывает всего себя и свое сердце, Пак понимает — более влюбленного в музыку человека он в этой жизни никогда не встречал и вряд ли когда-либо сможет встретить. Композиция тихая, но местами высокая и звонкая, она так точно выражает ураган эмоций, удивительно красиво описываемых одними только нотами. Весь спектр бушующих чувств можно ощутить благодаря одним лишь ушам, прикрыв веки и погрузившись в эту атмосферу. Атмосферу безудержной тревоги и накатывающего отчаяния, уже давно привычной боли и раздирающей душу тоски, не знающей конца печали и предательского разочарования. Чимин все слышит, все чувствует, все понимает, он в эти минуты не способен на какие-либо сторонние мысли и тревоги. Он погружается в тяжелую трепещущую мелодию, а в его голове само собой вырисовывается хореография. Как многолетний танцор, он не просто не может контролировать этот процесс — не смеет даже. Мозг сам, абсолютно непроизвольно, придумывает каждое движение его тела, любой взмах блондинистых прядей над головой и даже удар пушистых ресниц о мягкие веки. Только услышав приятную музыку, неважно где, когда и как, есть ли время или Чимин безбожно опаздывает, он моментально погружается в нее, машинально начиная ставить танец, хочет он того или нет, нуждается он в этом или это не имеет значения. Если Мин Юнги бесповоротно влюблен в музыку, то Пак Чимин давно женат на танцах. И оба не представляют своей жизни без искусства. Мелодия затихает, композиция медленно подходит к концу. Шум сквозняка звучит приглушенно, почти неслышно, будто Юнги и им, самим ветром, управляет, будто и его смог приручить. Пару секунд едва слышных ужасающих нот, неожиданный грохот удара дверцы окна от сильного ветра и громкий, облегченный, слегка уставший выдох. Тишина. Лишь по истечении нескольких минут Чимин отмирает. Всплывает из той прострации, в которую его загнали так нагло и без предупреждения, моргает три раза подряд, пытаясь прийти в себя, и издаёт удивленный вздох. Поднимает глаза на Юнги, с которого, как казалось, даже и не сводил взгляда, и смотрит в его ничуть не удивленное лицо. — Наконец-то пришёл? — слегка улыбнувшись, совсем тихо спрашивает Мин, поворачиваясь на бархатном табурете к парню. Ему не требуется излишняя громкость — эхо в зале повторяет за ним несколько раз. Сегодня их освободили от первых трех уроков в пользу репетиции, о чем Чимину написала миссис Уилсон, но никто не был уверен, придёт ли он. Когда он не объявился на первом уроке, у Мина, очевидно, пропала надежда увидеть его сегодня. Но Чимин пришёл. Правда, лишь в середине второго урока, но причина проста — он проспал. — Никогда ещё я не чувствовал себя подобным образом после чьей-либо игры на музыкальном инструменте, — не отвечает он на вопрос, растерянно глядя на шатена, чьё лицо моментально приобретает краску в районе белоснежных щек от легкого смущения. Чимин действительно чувствует себя странно. Он не понимает, как это объяснить, что это за ощущение такое — в голове ни единой мысли, сердце как-то слишком громко и быстро бьется в грудной клетке, отдаваясь пульсацией в ушах, а дыхание неожиданно становится будто слишком громким и частым, и, казалось, его слышит даже Юнги, несмотря на приличное расстояние между ними. Его голова кажется необычайно лёгкой и в то же время такой тяжелой, будто из него выжали все тревоги и переживания, но вместо них оставили ужасающую пустоту весом в несколько тысяч раз больше прежнего груза. И это сильно давит на вроде бы опустошенную голову, создавая непонятный контраст, некое противоречие. И тут Чимин вспоминает слова миссис Уилсон: «Никто не сыграет так же хорошо, как ты. Чтобы после того, как гости покинут зал, у них осталась приятная пустота внутри, будто из них выжали все чувства и эмоции.» В точку. Именно это он и ощущает. Поразительно. Чимин кивает сам себе несколько раз, поднимая на Юнги теперь уже понимающий взгляд, будто до него дошло озарение. Так оно, собственно, и было. — Так вот что имела в виду миссис Уилсон, — улыбается он. — Это отчасти приятно, но слегка пугает. Мин усмехается и встает со своего места, двигаясь к Чимину, который, как зашёл в зал, все также оставался рядом со сценой. Юнги садится на ее край, свесив ноги вниз, и мягко улыбается парню. — Спасибо, — тихо благодарит он. — Это правда очень ценные слова для меня, — положив руку на сердце, искренне добавляет. Чимин улыбается ярче, радуясь, что Юнги на него, видимо, не сердится за все прогулы и, походу, очень хорошо настроен по отношению к нему. — Давно ты тут стоишь? — интересуется шатен, наклоняя голову чуть вбок. Пак на пару секунд задумывается и пожимает плечами. — По ощущениям — вечность, на деле же где-то минуты две-три. Мин кивает, пытаясь скрыть явное смущение, потому что блондин смотрит на него слишком восхищенно, будто на какого-то идола или мифические существо, которое прямо перед ним совершило что-то фантастическое. — Нет, правда, как ты это сделал? — не успокаивается Чимин. — Ты прямо приворожил меня, зачаровал, не знаю. Удивительно. В чем секрет? — В глазах его блещет искреннее, почти детское любопытство, которое Юнги не смеет игнорировать. Не помогает и очарование этого парнишки, который всегда казался Мину обаятельным и приятным человеком. Поэтому он вздыхает и отвечает: — На самом деле, я и сам не знаю точно, — пожимает он плечами, на что Пак недоуменно поднимает брови. — Она происходит само, понимаешь? Когда я играю, я делаю это не пальцами, не головой и не чем-либо ещё физическим и механическим. Оно как будто происходит от души, не знаю. Пальцами я чувствую не гладкую глянцевую поверхность клавиш, нет. Я чувствую ноты, их звучание ощущается прямо на подушечках. Я никогда не мог объяснить себе или другим, что это такое, но, кажется, именно ты можешь меня понять. Должен понять, — говорит, подняв взгляд на Чимина, который, походу, действительно понимает. — Ты же тоже такой, как я. Тоже танцуешь не телом, а душой, не думаешь во время какого-то движения, оно само собой происходит, будто должно исходить из тебя, будто не память управляет тобой и твоей хореографией, не мозг, а сердце. Ты чувствуешь музыку и чувствуешь каждый изгиб своего тела, каждый волос на своей голове и каждый палец на ноге, — так чертовски точно описывает он, каждым словом попадая в цель. — Я ведь прав? Юнги много раз доводилось видеть, как Пак танцует. И он уверен, что никто ещё до этого парня не вкладывал в это дело столько чувств, эмоций и сил. Поэтому он и так знает, что прав. Чимин, завороженный его красивым объяснением, кивает. Он только сейчас понимает, что, несмотря на глубокое уважение к этому парню, которое всегда оказывал, он его недооценивал. Он и представить не мог, насколько этот человек удивителен. И это кажется такой некрасивой ошибкой с его стороны, что хочется тут же исправиться, подружиться с этим парнем и узнать о нем как можно больше, чтобы в дальнейшем не сметь считать его неизвестным другом Чон Чонгука, который Пака не интересует. — Вау, — лишь выдыхает он, не способный выразить свои чувства. Юнги снова улыбается и кивает, болтая ногами. Ему нравится смотреть на ярко выраженный мыслительный процесс на лице Пака. Он выглядит мило и немного растеряно. — Теперь я понимаю, почему Ганс по уши вляпался в тебя, — вдруг озвучивает Чимин пробежавшую в голове мысль, не подумав. Мин удивленно поднимает вверх брови, приоткрывая рот и переставая двигать ногами. Он быстро хлопает глазами, не веря своим ушам. Заметив, что Чимин резко поджимает губы, понимает, что не ослышался. Не то чтобы он не замечал этого, но услышать подтверждение о заинтересованности им одного из популярных парней школы не был готов точно. — Извини, я.. — закусывает нижнюю губу Чимин, пытаясь подобрать слова. — Не подумал, — заканчивает, кивая сам себе. — Впрочем, Ганс не особо скрывался, так что я полагал, что ты знаешь. Юнги кивает и вздыхает. Пак прищуривается и подозрительно оглядывает его. — Наверное, — отвечает шатен и отводит взгляд в сторону, не желая, чтобы Чимин так пристально на него смотрел. — Эй, если ты думаешь о нем плохо, то, пожалуйста, не надо, — предполагает Пак. — Он хоть и кажется несерьезным тупым качком, но он милый, добрый и хороший парень, правда. Мин верит, честно. Верит и Чимину, говорящему о добродушности этого парня, и нежным глубоким глазами кучерявого брюнета, которые не скрывают его мягкого и веселого характера. Но этого недостаточно. — Ты что, рекламируешь мне своего друга? — усмехается он, пытаясь отшутиться. Пак его поддерживает: — Возможно, — улыбается он. — А работает? Юнги возвращает внимание Чимину, вглядываясь в его карие глаза, что немного сузились из-за улыбки. Вглядывается и пытается понять, что делать, что отвечать и, главное, как поступить. Будто в его глазах есть ответы на волнующие Юнги вопросы. — Возможно, — парирует он. — Он правда без ума от тебя, — добавляет блондин, из-за чего Мин, почему-то, вздрагивает. — Чимин, — почти устало выдыхает он. — Нет, — качает головой в разные стороны, заставляя Пака нахмуриться. — Передай ему, что может перестать за мной бегать и все остальное. Ничего не будет. Пак непонимающе оглядывает вдруг погрустневшее лицо парня и, имея подозрения, все равно спрашивает: — Но почему? Юнги вздыхает и поднимает взгляд наверх, обдумывая, как сказать, чтобы не обидеть Пака. Ведь Ганс его близкий друг, его определенно могут задеть неправильные слова о парне. Мин уже давно думает над действиями и словами этого несносного недоухажера, которого после той встречи во дворе начал чаще встречать в коридорах школы. Раньше он не видел его так много, но после того дня стал ощущать на себе постоянные взгляды. И, оборачиваясь, всегда натыкался на красивые голубые глаза, пристально наблюдающие за ним. Это пугало и будоражило одновременно, но Юнги не мог быть слабым перед этими глазами, хоть и очень хотелось. Просто нельзя было. И есть. — Я не хочу.. — начинает он, пытаясь подобрать слова. — не хочу переспать разок и разойтись. — вздыхает. — Одноразовый секс не в моих принципах и желаниях. Догадки Чимина подтверждаются. Знал ведь, что похождения этого парня не закончатся ничем хорошим. Он же видит, что Ганс тоже нравится Мину, но репутация парня оставляет желать лучшего. Ни разу у него не было серьезных отношений, лишь быстрый перепихон после каждой вечеринки, которую он посещал. А посещал он много тусовок. Тут бы и Пак не стал рисковать своим сердцем. Поэтому он понимает Юнги. — Я не буду тебя убеждать и все такое, — говорит он, кивая, чтобы показать, что все в порядке. — Но, возможно это немного поднимет этого придурка в твоих глазах, поэтому скажу, что после встречи с тобой он не согласился ни на один поход в клуб и больше ни с кем не спал, — рассказывает, чуть нежно улыбаясь. — Да простит меня Ганс, что выдаю его секреты, но вместо тусовок он оставался лежать у себя дома и скроллить ленту твоего инстаграма, периодически написывая нам о том, какой ты красивый, милый и все такое, — смеётся Пак. — Скажу честно, даже немного надоел. Ни в коем случае не оправдываю его и прекрасно понимаю твои переживания, поэтому не смею убеждать тебя в чем-либо. Возможно, мы не так близки, но любой твой выбор я поддержу, даже если он будет не в пользу моего друга-идиота. Юнги не заметил даже, что слушал Чимина, задержав дыхание. Слова парня пульсом отдавались в его голове, заставляя ее слегка болеть. Он не хотел сейчас загружать себя этими мыслями, поэтому решил оставить на потом, улыбнувшись Паку. — Чонгуку повезло с тобой, — отвечает он, заставляя блондина вздрогнуть, сложив брови домиком. — Он этого просто ещё не осознал. Чимин удивленно рассматривает Мина, пытаясь разобраться в его словах. Юнги только что типа благословил их? Намекнул на то, что у Чона тоже есть чувства к нему? Это вообще возможно? Когда-то он ревновал Чонгука к этому парню, а сейчас он так просто говорит такие вещи, подтверждая, что ни в каких романтических отношениях они с Чоном не состоят. Пак подозревал, что это лишь выдумки его собственнической натуры, тем более замечая симпатию Юнги к Гансу, но только сейчас смог облегченно выдохнуть, убедившись в том, что Чонгук свободен. Если, конечно, нет кого-то помимо Юнги. И если Юнги под своими словами имел в виду возможность Чимина стать парнем Чона, а не другом. — Итак, — шлепнув ладонями по своим ногам, встает с места Юнги. — Думаю, пора наконец-то начать репетировать, осталось меньше двух недель. Пак согласно кивает и запрыгивает на сцену за Мином, ощущая непонятное тепло в груди от такого короткого, но приятного разговора с ним. Он неожиданно очень сильно хочет подружиться с Юнги, даже не подозревая, что уже ступил на эту дорожку, а Мин ему уже доверился. ••• В огромной столовой стоит привычный шум, тут и там разговаривают ученики, кричат и смеются. Все это сливается в целый гам, который уже каждый привык игнорировать, сосредоточиваясь на своих делах. Друзья сидят за своим столиком чуть в стороне от центра столовой, напротив них, как обычно, расположилась баскетбольная команда в своих фирменных зеленых бомберах. Именно они чаще всего были самыми громкими и постоянно гоготали, но сегодня, на удивление, над их столиком царит относительная тишина. Лишь изредка слышатся короткие смешки и не особо активное обсуждение всяких мелочей. Ещё одним необычным моментом является Вильям — он не обращает никакого внимания на Чимина. Не то чтобы парня это не радовало, наоборот, это хорошо, что он наконец-то перестал каждый раз в столовой бросать на него взгляды и флиртовать. Но Пак просто боится, что такое изменение связано с тем вечером, когда он нагрубил баскетболисту. Насколько бы этот парень не бесил его и не надоедал, Чимин никогда не хотел его обижать. — С шестого и седьмого ещё освободили многих, вообще чилл сегодня, — говорит Ганс. Пак обращает внимание на друзей, которые за один урок и пару минут перерыва уже успели постебать его насчёт всего на свете, начиная с его прогулов и заканчивая тем, что он пришёл в школу сразу же после того, как узнал, что Чонгук его ищет. — А че это? — спрашивает он. Бэй, как обычно, ухаживает за Кэми, перекладывая ей еду из своей тарелки, в чем абсолютно нет никакого смысла, потому что девушка так много школьной еды не ест и все равно возвращает все своему парню, который, наоборот, сметает всю еду на своем пути, как пылесос. Но сейчас он, вроде как, на сушке. Хотя кто его знает, этих качков не поймешь. — Миссис Уилсон попросила парней перетащить стулья из актового зала, чтобы освободить пространство к балу, — объясняет Бэй, на что Пак понимающе хмыкает. — На это хватило бы урока? — выгибая бровь, спрашивает Кэми, которая отсутствовала, когда парням делали объявление. Джексон ей кивает, ковыряя вилкой свою пустую тарелку. Он, как обычно, съел все быстрее всех и теперь лишь периодически попивает сок из трубочки. — С шестого она освободила много парней, а с седьмого только нас, чтобы мы пошли на школьный склад и поискали материалы для украшения зала. А если чего не хватает или у нас новые идеи, то составили список покупок, — говорит он. — Короче говоря, начали уже все подготавливать, потому что, цитирую: «У нас осталось не целых две недели, дорогие мои, а всего лишь две недели! Чувствуете разницу? Мы категорически не успеваем.» Девушка смеется, зная, какая миссис Уилсон королева драмы, хоть они и не в такие короткие сроки все успевали сделать. Чимин улыбается, наблюдая за своими друзьями, но вдруг чувствует тычок в ребра локтем. Он шипит и поднимает недовольный взгляд на сидящего рядом Тэхена, который кивает в сторону. Пак прослеживает за его глазами и резко выдыхает весь воздух из лёгких, неосознанно задерживая дыхание. Чонгук в упор смотрит на него. Он сидит за привычным столиком в конце помещения, в углу, напротив него расположился Юнги, который что-то увлеченно смотрит в своём телефоне, а Чон… Чон откровенно пялится на Чимина и скрывать этого, видимо, не намерен. Когда они сталкиваются взглядами, чёрные глаза его будто чуть теплеют и смотрит он уже не так напряженно, а чуть более мягко. Или Чимин придумывает? Это его воспаленный от влюблённости мозг уже сочиняет всякое, да? Чонгук не отводит своих невероятных глаз, Пак этого не делает тоже. Он не тот, кто когда-либо посмеет прервать зрительный контакт с этим парнем первым. Взгляд Чона будоражит все его естество, кожа под свитером покрывается мурашками, а в животе приятно ощущается такое привычное тепло, на фоне которого летают уже полюбившиеся Чимину бабочки, которые со дня появления этого парня в его жизни стали частыми гостями между его ребер. Чон смотрит пристально, безотрывно и, казалось даже не моргает. Он никаких знаков не подаёт, никак не меняется в лице, лишь смотрит. Просто смотрит, а у Чимина голова готова пойти кругом от его внимания. Неужели Чонгук действительно его вспоминал и скучал, пока его не было? Ему правда было интересно, где Пак и что с ним? Возможно, он потеплел к нему и теперь хочет с ним общаться? Эти вопросы крутятся в голове Чимина и отчетливо выражаются на его лице, в его глазах, но глаза Чонгука молчат. Они большие, глубокие, такие огромные и готовы вместить в себя ответы на все волнующие Пака вопросы, но они предпочитали молчать, заставляя Чимина гадать о его чувствах, мыслях и желаниях. Пак хочет рассмотреть Чонгука, узнать, во что он одет, что ест, как сидит, но он не может. Не может оторвать взгляд от этих глаз, не смеет даже. Они его не отпускают, не дают вздохнуть полной грудью, держат в своём плену заставляя дрожать от предвкушения, но чего именно — неизвестно. Весь мир вокруг будто останавливается, Чимин больше не слышит ничего, нет ни шума столовой, ни разговоров его друзей, ни чего-либо еще. Он перестает не только слышать, но и, черт возьми, видеть. Будто бы помещение вмиг опустевает, оставляя его наедине с Чоном. Он не замечает никого вокруг, его глаза видят только эти завораживающие глаза напротив, будто они не на расстоянии длинною в несколько метров, а совсем близко, на уровне вытянутой руки, подними её — коснешься. В эти минуты на свете не существует ничего и никого, только он и Чонгук, только его глаза и глаза Чонгука, которые сталкиваются в непонятной борьбе, в неизвестном танце, что напоминает самбо, но является чертовым танго. Они оба будто вспыхивают, не знают, за что борются, но продолжают неотрывно смотреть, оба не понимая, куда делась изначальная растерянность и тепло. Теперь в их глазах плескались черти и, казалось, дурман возбуждения накрыл обоих ужасающим вихрем. Существуют только они, в мыслях раздевающие друг друга, но на деле сдерживающие все свои эмоции. Готовые тут же сорваться и накинуться друг на друга, но продолжающие сидеть на своих местах, будто не хотят взорваться синим пламенем на глазах у всей столовой. У Чимина никогда и ни с кем не было такого зрительного контакта. Чтобы ты смотрел и лишь от одного взгляда плавился, готовый сейчас же скинуть с себя всю одежду и подарить себя человеку, с кем вы знакомы всего ничего, но чёрные глаза которого убивают в тебе всякое самообладание, превращая в бессвязную тряпку. Чонгук смотрел все также непонятно, все также завораживающе, в его глазах играло столько чувств и эмоций, каких Чимин никак не мог распознать, что это буквально заставляло его пищать и одновременно выть от отчаяния, потому что он действительно не понимал и не знал, что вообще происходит и что ему следует делать. Казалось, его больное воображение играло с ним злую шутку, заставляя думать, что Чонгук, тот самый Чонгук, в которого он окончательно и бесповоротно, в которого он по самое не хочу, по самые уши, с которым уже не простых отношений хочется, а чертовой безумной любви до гроба, который ему уже не просто нравится, который уже не просто человек, в которого Чимин влюблен, а от которого он сходит с ума, тот самый Чон Чонгук, который отвергал его так долго, возможно, хочет его. Хочет Чимина. В том самом смысле, в котором его так сильно хочет Чимин. И эти мысли делают его таким слабым, что хочется тут же испариться, пропасть, исчезнуть. Провалиться сквозь землю и не ощущать пылающих алых щек, которые сейчас обжигали его лицо. Он уверен, что со стороны выглядит, как умалишенный, но ничего не может поделать, когда Чонгук так нечестно и грязно играет с его сердцем, заставляя верить, что у них все может быть взаимно, надеяться, что Пак ему тоже небезразличен, молиться, чтобы они были вместе. Чимин никогда не был человеком религиозным, но уверовать готов, если это означает, что Чонгук будет его. Только его и ничей больше. Из них двоих силы прервать эту борьбу появляются у Чона. Он будто совсем легко отрывает свой взгляд от карамельных глаз напротив и переводит его на Юнги. На секунду Чимину кажется, что он слегка улыбнулся. Совсем чуть-чуть нежно. Кажется. Из прострации его вырывает очередной тычок в ребра от Кима, который шепчет ему на ухо, чтобы он не вёл себя так странно. Чимин возвращает внимание на друзей, которые что-то бурно обсуждают, и пытается не думать о Чоне. Пытается. Отмаргивается, глубоко дышит и вслушивается в диалог ребят. Что только что произошло? — Нет, серьезно, он вечно мне отказывает! — возмущается Джексон, указывая на Ганса. — Я его уже не узнаю. Раньше мы каждую пятницу и субботу проводили где-то за пределами города у кого-нибудь на хате до самого утра, а сейчас он в одиннадцать часов уже спит! Представляете? В одиннадцать!! Брюнет на его слова только закатывает глаза и пожимает плечами. — Я просто, в отличие от тебя, вырос наконец-то из того возраста, когда хотелось вечных тусовок, — говорит он, приподняв палец. Друзья усмехаются, и Чимин уже было открывает рот, как за него его мысли озвучивает Кэми. — А причину этого взросления не Юнги зовут, случаем? — улыбается она, на что парень обреченно вздыхает и кладет голову на поверхность стола. Пак умиляется такой реакции Ганса, он давно не видел его таким очаровательным. Очаровательно влюблённым. Кажется, такого вообще никогда не было. Парень действительно влип в Юнги намертво. И мысли о том, что Мин вряд ли даст ему шанс, заставляют Чимина ощущать грусть. Он бы очень хотел, чтобы Ганс наконец-то был счастлив с любимым человеком и перестал трахаться со всеми подряд, пытаясь найти тепло в чужих койках. Пак знает, что парень чувствует себя не так хорошо, как может показаться остальным, кто с ним не знаком. Все могут считать его поверхностным несуразным идиотом с хорошим телом и крепким членом, и Чимину очень жаль, что они так думают. Потому что, кажется, Ганс один из самых глубоких и добрых людей из всех, кого Пак знает. И он заслуживает большего. Они очень близки. Как-то так вышло, что они вдвоём позже всех пьянели, не поддаваясь алкоголю, поэтому, когда вся компания собиралась набухаться, им двоим приходилось всех в конце вечера укладывать спать, ставить тазики, разносить по комнатам минералки с таблетками и все такое. Такими ночам они часто разговаривали по душам или просто болтали ни о чем, в итоге засыпая чуть ли не в обнимку. У Чимина особое, очень трепетное отношение к этому парню. Он, несомненно, любит всех своих друзей, но к Гансу он относится, как к своему младшему брату, всегда хочет его оберегать и заботиться. У них действительно особенные отношения, очень доверительные и нежные. И Чимин бы хотел, чтобы партнёром Ганса был такой же добрый и милый человек, как он сам. К примеру, Юнги. Чимин вздыхает и вдруг слышит вибрацию телефона. Что странно, ведь он, вроде как, отключил уведомления. Он поднимает телефон со стола, когда друзья потихоньку начинают собирать свои тарелки и подносы, и хочет уже повторно поставить телефон на беззвучный, как краем глаза замечает знакомый никнейм. Сердце пропускает удар. Он снова неосознанно задерживает дыхание и читает такие волнующие уведомления: Пользователь jungkook jeon одобрил ваш запрос на подписку. Пользователь jungkook jeon подписался на ваши обновления. Чимин, перечитав пару раз, моргает быстро-быстро, но наваждение не сходит, а на экране все также высвечиваются все те же уведомления. Пак тут же поднимает голову, бросая взгляд на столик в дальнем углу в надежде получить ответы на свои вопросы, но там никого не оказывается. В эту же секунду звучит чересчур громкий звонок на урок, но, кажется, Чимин его не слышит, потому что бешеное сердцебиение заглушает абсолютно весь посторонний шум. Руки, что держат телефон, слегка дрожат, и Пак вдруг думает, в какой момент свернул не туда и как пришел к тому, что имеет. С каких пор он так плывёт от какой-то подписки, которых у него в день по несколько сотен? С каких пор он дрожит от такого простого действия, будто ему только что интимно прошептали на ухо? С ним творится абсолютная чертовщина и он не намерен с ней бороться. Его все удивительно устраивает. ••• — Да куда ты лезешь, долговязый, в другую сторону надо! — возмущается один из баскетболистов, когда в него врезается его сокомандник, который тащит другой ряд стульев. В помещении стоит шум, играет громкая музыка, слышатся случайные удары мебели о паркет, старшеклассники громко переговариваются и смеются, кто-то играется с друзьями, ученики бегают по залу и веселятся. Абсолютно все парни рады освобождению с ненавистных уроков. Чимин вместе с Гансом и Тэхеном выносит длинный ряд черных бархатных стульев, периодически закатывая глаза на шутки друзей и незаметно улыбаясь. Где-то по школе ещё идут Бэй и Джексон с другим парнем из параллели, Джорданом, они иногда сталкиваются в коридорах или зале. Почти все зрительские места переносят в пустой хореографический зал этажом ниже, поэтому приходится слегка попотеть на лестнице, стараясь не мешать друг другу. Миссис Уилсон сказала оставить только пару рядов и передвинуть их к стенам помещения, чтобы гости могли там посидеть и отдохнуть, а рядом поставить столы для напитков и закусок. Актовый в их школе просто огромный, поэтому перемещение стульев занимает достаточно много времени и сил. Пак с друзьями сделал всего несколько кругов по этажам, но они все почти выдохлись. Парни возвращаются из хореографического в значительно опустевшее помещение, Тэхен и Ганс обсуждают какой-то бой в их тренажерке, Чимин же пытается отдышаться, следуя за ними. — Перерыв, я сейчас кишки выплюну, — говорит он, на что ребята кивают. Чимин идёт в другой конец помещения, к сцене, где стоят бутылки воды, колы, спрайта и даже холодного чая. Миссис Уилсон позаботилась о них и заранее закупила много напитков. Открыв простую воду, он залпом выпивает половину и глубже дышит, оглядывая зал, который сейчас больше напоминает муравейник. Тут и там снуют парни, перетаскивая стулья, а где-то между ними ходит сама учительница, отдавая приказы и подбадривая учеников. Пак кидает взгляд в сторону высоких окон, убеждаюсь, что они открыты. Иначе в зале сейчас было бы нечем дышать. Вдруг его взгляд задерживается на знакомой фигуре слева от него, что опирается локтем о пол сцены. Парень, походу, тоже решил передохнуть и попить. Чимин решает, что подойти к нему точно надо. Обязательно объясниться и извиниться. И этот момент кажется самым подходящим, потому что рядом с баскетболистом нет его друзей и подружек. Пак с простой, слегка неловкой улыбкой подходит к Вильяму, который тут же его замечает и улыбается во все тридцать два, поднимая руку в знак приветствия. Совсем не выглядит как человек, который мог бы на него обидеться. — Салют, принцесса, — по-доброму говорит он, когда Чимин останавливается совсем рядом, потому что иначе они друг друга не услышат из-за громкой музыки и шума учеников. — Что могло произойти, что твоё королевское величество удостоило меня своим присутствием? Ты впервые подошёл ко мне сам, — шутит Вильям, заставляя Пака закатить глаза и тоже улыбнуться, но уже искренне. Этот парень действительно очень хороший. Когда-то Чимину было жаль, что он не испытывает к нему никаких чувств, даже лёгкой симпатии. — Привет, — тихо отвечает блондин, из-за чего баскетболисту приходится чуть наклониться к нему, чтобы услышать. — Продолжишь ерничать, я развернусь, — угрожает с улыбкой он, на что парень тут же поднимает руки вверх, сдаваясь. Вильям внимательно оглядывает Пака, как делал это всегда, и чуть задерживает взгляд на пухлых губах, как, опять же, делал всегда. — Так что случилось? — интересуется он чуть серьёзнее, действительно не имея предположений, почему его объект симпатии, который игнорировал его на протяжении стольких лет, подошел к нему первым. Но, даже не зная причины, он готов помочь, чем сможет, если Пак о чем-то попросит сейчас. Чимин глубоко вздыхает и его плечи чуть опускаются, что заставляет Вильяма беспокойно нахмуриться. — Хотел извиниться за грубость, — отвечает Пак, на что баскетболист непонимающе поднимает вверх брови. — О чем ты? — почти растерянно спрашивает он. И после этих слов Чимин окончательно понимает, что этот парень действительно на него не обиделся. Более того, он, видимо, даже не помнит этого. — За тот вечер дней шесть назад, во дворе школы, — объясняет Пак и Вильям задумчиво сдвигает брови к переносице, что свидетельствует о том, что он пытается вспомнить тот день. — Я тогда некрасиво тебя заткнул и ушёл. Прости за это, не знаю, что на меня нашло, весь день был без настр.. — Постой, — прерывает его баскетболист, положив ладонь на плечо блондина. — О чем ты говоришь? Разве ты грубил мне? — искренне не понимает он. Чимин удивленно поднимает брови и кивает несколько раз. — Да? — неуверенно тянет он. — Я подумал, что ты мог обидеться на меня и все такое, поэтому.. Вильям снова его прерывает, усмехаясь: — Я? На тебя? — выражая всю абсурдность этого предположения, выгибает он левую бровь. — Принцесса, я на тебя не то что не могу обижаться, не имею права даже, — улыбается он нежно. — С чего ты вообще решил, что я мог обидеться? Я тогда даже не заметил ничего такого, ты часто меня так отшиваешь. Пак от его слов чувствует себя еще хуже, совсем паршиво, а щеки его заливаются небольшим румянцем от стыда. Он и не думал раньше, как часто некрасиво общался с этим парнем, что тот даже привык к этому и теперь не замечает ничего плохого. Он поднимает голову выше и смотрит в эти добрые улыбающиеся глаза, понимая, что не достоин, чтобы этот человек был в него влюблен. — Тогда прости за все разы, когда я так тебя отши.. И снова Вильям не даёт ему договорить. — Чушь, я на тебя не обижаюсь, — качает он головой. — Но ты не смотрел на меня и я подумал.. — О, я просто решил перестать тебе навязываться, — объясняет баскетболист. — Давно стоило, но вот только осмелился. Пак удивленно приоткрывает рот и хлопает глазами, не зная, что и сказать. — Не переживай, мне не на что обижаться, — продолжает парень. — Кажется, наоборот, это ты должен быть на меня зол, потому что я постоянно тебя достаю. На твоём месте я бы отвечал ещё грубее. А ты всегда спокойно меня отшивал и старался не задевать. Ты хороший человек, Чимин, добрый, с большим сердцем, поэтому и понравился мне, — нежно улыбаясь, наклоняет голову чуть вбок. — Твоему будущему парню очень повезет с тобой. Пак теперь краснеет ещё сильнее, но на этот раз от смущения. Он никогда не думал, что нравится Вильяму как личность, как человек. На самом деле, он вообще не особо размышлял о природе чувств этого парня и списывал его симпатию на то, что сам является очень популярным парнем с красивой внешностью и фигурой. Многие его ухажеры именно на это и велись, совсем не зная его. И теперь Пак понимает, почему именно Вильям продержался дольше всех — он влюбился в самого Чимина, а не в сына прокурора с большой задницей и кукольным лицом. Это осознание заставляет почувствовать приятные мурашки по телу. И одновременно заставляет сжаться сердце, потому что он не может почувствовать чего-то в ответ к этому доброму человеку. — Который, кажется, сейчас проделает во мне дыру, — уже шепотом с усмешкой добавляет баскетболист, наклонившись к уху блондина. Пак его слов не понимает и хмурится, поднимая взгляд на парня. Тот только кивает куда-то в сторону и, улыбаясь, отходит от него. Чимин, проследив за движением его руки, понимает. Он натыкается взглядом на стоящего неподалеку Чонгука, который плечом опирается о колонну в углу помещения и неотрывно смотрит на него, сложив руки на груди. Чимин выдыхает весь воздух из лёгких и удивленно смотрит на парня, который, заметив его внимание, тут же отводит глаза на стоящего рядом Юнги. Пак ощущает, как сильно ускоряется биение его сердца. Он даже не подумал о том, что Чон тоже может быть здесь. Конечно, миссис Уилсон забрала почти всех парней из двенадцатых классов, так что где ему ещё быть? Чимин наблюдает за парнем, который, кажется, слегка смущен? Он одет в привычные чёрные вещи — толстовка и широкие джинсы, на голове капюшон, в руках он держит бутылку воды. Пак очень хочет подойти, но видит, что Мин что-то увлеченно рассказывает другу, поэтому решает не прерывать их. В голове вдруг всплывают слова Вильяма, на которые он не обратил внимания пару минут назад. Получается, даже он замечает влюбленность Пака в Чонгука? Чимин вздыхает. Кажется, уже абсолютно каждый человек в этой школе знает, что он сходит с ума по Чону, кроме самого парня. Это удручает. От разглядывания брюнета Пака прерывает миссис Уилсон, которая подходит к нему и начинает возмущаться, что они ничего не успевают, остаётся так мало времени и так много дел, потом спрашивает, как обстоят дела с его дуэтом с Юнги, радуется, что они уже почти подготовили номер. Чимин её внимательно слушает и с удовольствием отвечает на все её вопросы. Женщина периодически прерывается, чтобы отчитать учеников, которые дурачатся вместо работы, и чтобы выпить воды. Спустя пару минут она приказывает Чимину идти за кулисы и вынести оттуда все лишние коробки, чтобы потом не забыть об этом, и уходит дальше следить за школьниками. Пак оглядывает зал, не замечая Чонгука, но видит Ганса и Тэхена, которые отобрали у Джексона Бэя и теперь втроём выносят стулья. Решив, что они прекрасно справляются без него, он поднимается по ступеням на сцену и идёт за кулисы. Темнота тут же окутывает его, как только он оказывается по ту сторону от высоких плотных штор, поэтому приходится включить фонарик на телефоне и поставить его на маленькую табуретку в углу. Чимин рассматривает совсем небольшое пространство, которое переполнено коробками разных размеров, и решает сначала их отсортировать по степени тяжести и удобно сложить, а потом только вынести. Он аккуратно поднимает самую верхнюю маленькую коробочку и несёт её к табуретке, чтобы положить рядом. Внутри он замечает всякий хлам по типу разноцветных ленточек, ниток, шаров и всего остального. Эти вещи собирались в школе годами, когда актив устраивал разные мероприятия и скупал подобные штучки. Передвигая коробки, Чимин все думает об одном единственном человеке, который волнует его сердце так сильно и долго. Пак понимает, что сейчас его интересы немного изменились, а если точнее — стали глубже. Первое время после того, как он только узнал о загадочном нерде с телом греческого бога, он не хотел чего-то масштабного и душевного. Ему хотелось узнать его чуть ближе, понять, почему не встречал его раньше, почему этот парень почти неизвестен, если имеет такие превосходные внешние данные. После слов Ганса о той странной теории, его начало волновать и это — возможность переспать с тихим ботаником и узнать, каков же он в постели. Чимин никогда не был сторонником одноразового секса с незнакомыми людьми, но с Чонгуком ему этого вдруг захотелось. Что было странно, ведь в его окружении было так много парней с такими же телами и не менее красивыми лицами, которые еще и ухаживали за ним, но он никогда не хотел их так же, как тогда захотел Чонгука. Долгое время он возвращался к мыслям о перепихоне с этим очаровательным парнем, и даже не заметил, как со временем эти мысли пропали вовсе. Сейчас ему хотелось большего. Когда-то его будоражила возможность оказаться в этих сильных руках, в объятиях этого сексуального спокойного нерда, теперь же его волнует другое. Он вспыхнет чертовым фениксом не от простых касаний парня, что не влекут за собой никакого смысла, никаких эмоций, а от осознания того, что Чонгук чувствует к нему нечто большее, чем симпатия, большее, чем влюбленность. Если Чимин узнает, что Чон чувствует к нему то же, что и сам Пак к парню, то вот тогда он расплавится и готов будет умереть. Потому что другого ему сейчас и не надо. Но это кажется таким невозможным. Раньше недосягаемым казалось потрахаться с Чонгуком, но хотелось до чертиков, сейчас — любовь Чонгука, которую все также хочется неимоверно. Он и не заметил, как его желания кардинально изменились. Даже подумать не мог, что это зайдет так далеко. Хотя, казалось, это должно было быть очевидно. Ведь даже в самом начале Чонгук был единственным, кто вызывал в нем такие противоречивые, не подходящие его принципам чувства и желания. Чимин, переложив маленькие коробки, приступает к большим, которые, на удивление, оказываются очень тяжелыми. Даже интересно, что в них такого увесистого. Аккуратно отложив в сторону одну из нижних коробок, парень тянется к верхней, надеясь, что она не свалится на него и не придавит. Его роста немного не достаёт, чтобы ухватиться за края картона, поэтому приходится слегка подпрыгивать. Он кончиками пальцев дотрагивается до нижнего уголка коробки, улыбается победно и хочет уже её потянуть на себя, когда появляется беспокойное ощущение, будто эта гора странно шатается. Пак обреченно охает, понимая, что до падения коробок остаются считанные секунды и у него нет особого выбора — либо продолжать держать этот злосчастный краешек картона, но на него свалится вся эта тяжёлая гора, либо быстро отойти в сторону и все равно попасть под удар, но уже без верхней коробки в руках. В которой, судя по звукам стекла, находится что-то хрупкое. Не успевает Чимин принять решение, как его тут же хватают за локоть и отодвигают от шаткой конструкции, которая моментально обрушивается на паркет с ужасным грохотом, заставляя Пака вздрогнуть в кольце знакомых больших рук. Резко поднимается пыль, а телефон, что стоял на табуретке, тут же падает фонариком вниз из-за сильной тряски. Повисает тишина. Двоих парней, что стоят вплотную, бедра о бедра и грудь к груди, чуть ли не в объятиях друг друга, окутывает темнота. Лишь свет из зала создает небольшую видимую зону чуть в стороне от них, но мало чем помогает. Лишившись одного органа чувств, все ощущается острее. Чимин слышит звон в ушах и чувствует тепло ладоней на своей пояснице и на запястье. В нос ударяет знакомый запах кокоса и полевых цветов. Он боится поднимать голову выше, и так зная, кто является хозяином этого приятного аромата и этой крепкой груди, что находится прямо перед его носом и часто вздымается от сбитого дыхания. Чимин слышит его короткие вздохи, что в тишине небольшого пространства звучат так громко и отчетливо. Никакая шумная музыка, что играет по ту сторону плотных штор, не способна сейчас заглушить эти еле слышные звуки. Сердце в грудной клетке, казалось, бросалось из угла в угол, пытаясь разорвать мягкие ткани, сломать ребра и вырваться наружу, чтобы упасть прямиком в горячие ладони Чонгука. Чимин подумал, что оно стучит настолько гулко и быстро, что его, несомненно, слышно и самому Чону. Потому что в ушах ощущалась сильная пульсация, не давая Паку сосредоточиться ни на чем больше, кроме своего сердцебиения и чужого тёплого дыхания, которое касалось его кожи в районе лба, будто мягко целуя, нежно перебирая блондинистые пряди и легко поглаживая напряженную складку между бровей. Чимин глубоко вздыхает, что определенно не делает лучше, потому что нос вбирает в себя еще больше приятного аромата, что исходит от тела напротив. Он кружит Паку голову, заставляя ее болеть. Хотелось присесть, отдышаться, отстраниться. Но в то же время было безумное желание сильнее прижаться к этому парню, уложить щеку на его накачанную грудь, руками обвить мощную шею и столкнуться крепкими бедрами как можно плотнее. Чимин вдруг ощущает, как большая ладонь совсем невесомо сжимает ткань его свитера в районе поясницы. Мурашки тут же расходятся по разгоряченной коже, что сейчас казалась оголенным нервом, к которому стоит лишь прикоснуться — и он заискрится, готовый взорваться от такого количества приятных ощущений. Его тонкое запястье все также обвивала вторая ладонь Чонгука, и тепло его пальцев вокруг кисти было таким отчетливым и таким важным прямо сейчас, что Чимин боялся упасть в обморок, если он уберет свою руку. Будто единственное, что сейчас держало его разум в себе — это Чонгук. И в то же время именно он заставлял этот же разум плавиться, растекаясь лужицей у своих ног. — Не посмотришь на меня? — хрипло спрашивает Чон, заставляя Чимина вздрогнуть от неожиданно прерванной тишины. Он и не представляет, сколько по времени они стоят так, но ему не хочется этого менять. Пусть даст ему надышаться собой перед тем, как снова окунет головой в реальность, где их дороги все также болезненно параллельны друг другу. — Чимин, — тихо, почти шепотом произносит Чонгук его имя. Пак готов поклясться, что именно в этот момент его сердце перестало стучаться в груди и, кажется, замерло навеки. Услышать свое имя из этих уст, оказывается, было его давней мечтой. — Снова будешь злиться на меня из-за моей беспечности? — сам того не осознавая, спрашивает блондин, наконец-то поднимая взгляд. И тут же сталкиваясь с большими, просто огромными глазами, что смотрят на него так непонятно, так загадочно, как и, впрочем, всегда. От этого хочется обреченно вздохнуть. Чимин без страха рассматривает любимые глаза напротив, сам не зная, откуда в нем просыпается такая уверенность, если еще минуту назад он боялся смотреть выше груди этого парня. Чонгук разглядывает его каким-то потерянным взглядом, наклонив голову, чтобы, очевидно, быть ближе к его лицу. Руки его все также покоятся на пояснице и запястье Чимина. И он бы мог соврать, что такой расклад ему не нравится и сильно беспокоит, но не станет. Потому что да, беспокоит, волнует и будоражит, но ни в коем случае он не посмеет способствовать тому, чтобы эти руки убрать со своего тела. Никогда. — Ты обижен на меня? — задает вопрос Чон, кажется, наклоняясь еще ближе. Чимин очень старается в его глазах не тонуть, но с позором проигрывает себе в своей же битве. Глаза Чонгука все те же. Все такие же удивительные, такие же волшебные. В зрачках, казалось, светились звезды. Свет был чересчур приглушенным, но это нисколько не мешало Паку разглядеть каждую полюбившуюся ресничку на веках, нежную родинку под нижней губой и даже незаметный шрам на щеке. Чимин все смотрел и смотрел, даже не подозревая, что Чон так же не может оторвать от него взгляда. В плохом свете, что окружал их, Пак выглядел невозможно. Нереально. Атмосфера была такой спокойной, такой интимной и волнующей, но Чонгук не спешил ее прерывать. Он не мог отвести своих глаз от глаз, что были напротив. Нежные, светлые и добрые. Карамельный окрас их радужек так сильно подходил только ему, Чимину, своей мягкостью и сладостью. Казалось, никакой другой цвет не был бы так же хорош, как этот. А пушистые чёрные ресницы, что невинно хлопают прямо перед ним, делают его таким слабым, что Чон больше не может отрицать очевидного. Потому что он тоже. Тоже окончательно и бесповоротно. — На что? — наклонив голову чуть вбок, не понимает Чимин, хмуря свои красивые прямые брови. Так получается, Тэхен был прав? Чонгук думает, что он обижен на него? Пак, с этой его растерянностью на таком совершенном лице, выглядит чересчур очаровательно и мило, что Чон еле сдерживает себя, чтобы не сжать его в своих тисках. — На меня, — отвечает он, заставляя Чимина закатить глаза, и тут же слегка улыбается. — За то, что накричал тогда. В зале, — все же объясняет. Он упрямо делает вид, что не замечает ничего странного. Что это не его руки сейчас покоятся на теле Пака, что это не он еле ощутимо поглаживает большим пальцем чужую кисть. Чимин ощущает. И тоже делает вид, что все в порядке, что не происходит ничего из рук вон, что они оба на своих местах и делают все правильно. Разве нет? — Нет, — качает головой в знак отрицания он, из-за чего пряди челки падают на брови и чуть лезут в глаза. Он уже хочет смахнуть их тем же движением головы, как ощущает пустоту вокруг своего запястья, которое тут же падает вдоль его тела без полюбившейся опоры. Лба вдруг касаются мягкие подушечки чужих пальцев. Чонгук аккуратно убирает волосы с его глаз и совсем нежно заправляет пряди за ухо, прослеживая взглядом за своим действием. Чимин же в упор смотрит в его глаза, снова пытаясь найти ответы на свои вопросы, пытаясь понять, чего ради Чон все это делает, заставляя его сердце болезненно трепетать. Он играет с его чувствами, возможно неосознанно, но очень грязно. — Чонгук.. — шепотом тянет он, чтобы одним еле слышным голосом донести до парня, чтобы тот прекратил. Прекратил делать все то, что дарит ему трепетную надежду на что-то большее. На то, чего он так сильно хочет. Чон возвращает взгляд на парня и вдруг опускает его на распахнутые полные губы, что блестят от частого облизывания. Он давно приметил эту привычку у Чимина. И вдруг в голове проносится мысль, что он хочет тоже. Облизать эти губы, коснуться их своими, укусить эту пленительную, манящую и, он уверен, сладкую мягкость. Пак его взгляд замечает. И, кажется, визжит внутри, потому что как ещё можно трактовать подобные действия? Если только Чон не просто и.. — Дети! — вдруг раздается чересчур громко совсем рядом, что вырывает парней из их общего помутнения, заставляя чуть отпрянуть друг от друга и уставиться на обеспокоенное лицо миссис Уилсон. — Что это за грохот был? Вы целы? — спрашивает женщина, приближаясь к ученикам и замечая небольшой беспорядок за ними. — О боже. Чимин, словно вынырнув из-под толщи воды, кидает быстрый взгляд на Чонгука, что не отрывает своих глаз от него, и переводит внимание на кучу коробок, о которых он вовсе забыл. Все они лежали в ужасном хаосе, из некоторых выпало содержимое и, кажется, что-то даже разбилось. — Прошу прощения, мадам, я не хотел, — искренне извиняется он, глядя на учительницу. — Нет, мадам, это из-за меня, — вдруг говорит Чонгук, заставляя Пака ошарашенно уставиться на себя. Что он делает? Он же вообще тут не виноват. Какого черта он встаёт на его защиту? — Да не переживайте вы, — отмахивается миссис Уилсон, мягко улыбаясь. — Здесь в основном один хлам, который давно пора выбросить, — объясняет она. — Главное, чтобы вы были в порядке. Я так испугалась, когда ребята мне сказали о каком-то странном грохоте за кулисами. Уже пожалела, что отправила сюда тебя, Чимин. Все хорошо с вами, не пострадали? — обеспокоенно спрашивает она, заставляя Чимина нежно улыбнуться от осознания того, какая же это все-таки прекрасная и заботливая женщина. — Да, мы в порядке, не волнуйтесь, — отвечает он, на что учительница кивает. Она осматривает небольшой беспорядок и, вздохнув, говорит: — Оставьте как есть, попросим техников все перенести. Отдохните, — отмахивается и идет в сторону выхода на сцену. — Чем я думала, когда заставила бедного ребенка такие тяжести таскать, — возмущается сама себе, скрываясь за длинными шторами. Чимин вздыхает, только сейчас осознавая, в какую ситуацию они с Чонгуком загнали себя, из-за чего сердце снова ускоряет свой ритм. Он поворачивает голову в сторону парня, который все также смотрит на него и молчит. Повисает уже знакомая тишина. Отличием является лишь расстояние между ними, которое кажется Паку до несправедливости огромным. Первым заговаривает Чонгук. — И все равно прости, — все же извиняется он и чешет затылок. Капюшон слетел с его головы, являя миру такие милые пушистые кудряшки. Пак задерживает на них взгляд, снова желая дотронуться. — Я не должен был повышать на тебя голос и все такое. Чимин кивает. Прощает, хоть и не был обижен. И снова тишина. Оба молчат. Не потому что не знают, что сказать, нет. Сказать они хотят многое, столько слов стоит у каждого в горле, готовые вырваться наружу, столько вопросов и признаний, что, кажется, с таким количеством люди не живут. Взрываются. От бесконечного потока неозвученных мыслей, от неимоверного желания получить невозможное, недосягаемое, и в то же время такое близкое. Они молчат, потому что оба смущены до предела тем, что только что могло произойти, если бы их не прервали. Они бы, черт возьми, поцеловались. Если Чимину не казалось. Если не мерещилось. Чонгук же в действительности смотрел на его губы? В действительности почти наклонился к его лицу? В действительности хотел этого? Поток его мыслей прерывается звонком телефона. Чонгука. Чон бросает на него извиняющийся взгляд и смотрит на экран, чтобы, очевидно, узнать имя звонящего. Он не берет трубку. Чимин недоуменно поднимает брови, наблюдая за тем, как он с легкостью сбрасывает вызов и возвращает телефон в карман джинс. Поднимает взгляд на Чимина, улыбается неловко уголком губ и произносит: — Мы поговорим об этом позже, ладно? Пак неосознанно кивает, не зная, о чем «этом» и когда будет «позже». Но кивает. И Чонгук уходит. Уходит, не оглядываясь. Это неожиданно разбивает Чимину сердце. Будто Чон был обязан остаться. Объясниться. И, черт возьми, поцеловать его наконец. Пак тяжело вздыхает и подходит к низкой табуретке, присаживаясь на неё, сильно подогнув колени, на которые он тут же падает лицом. Зарывается пальцами в свои волосы, пытаясь сдержать отчаянный крик. Ему многое в этой жизни непонятно, он плохо в чем-то разбирается и часто может не знать чего-то очевидного. Но он никогда ещё не сомневался в том, что если человек долго смотрит на твои губы, облизывая свои, а потом медленно наклоняется к твоему лицу, то это может значить только одно. Чонгук же хотел поцеловать его, да?