Slave

Чимин трепетно прижимается к боку, неловко пытаясь спрятаться за массивной фигурой Юнги. Открытие в «Моменте» тематическое, и формат… можно сказать, что это нечто в духе клуба Чонгука, но и под садистские наклонности Ким Тэхёна тоже явно подходит более чем. Все доминанты должны быть в чёрных штанах, берцах и максимум — накинутой на плечи кожанкой, но предпочтительней без. А вот сабмиссивы… Юнги довольно хмыкает, поглаживая голый бок Чимина. Всё его тело обмотано ремешками: широкий ошейник, портупея на груди, широкие браслеты от запястья до локтя на руках и на ножках — подобие подтяжек для чулок, но без чулок. А единственная часть одежды — коротенькие шортики, прикрывающие ровно до низа ягодиц. С обувью они не стали особо заморачиваться, взяв первые попавшиеся ботинки с высоким голеностопом. Чимин выглядит порочно, и пестрящий на щеках румянец не сбивает этого ощущения. — Мы можем уйти в любой момент, — ласково напоминает Юнги, подцепив ошейник за колечко и потянув к себе. Распахнувшийся от этого действия рот Чимина провоцирует снять комнату для сессии в клубе и провести несколько часов наедине друг с другом, а не за наблюдением представления. — Нет, — румянец становится ярче, стекая на покатые плечики и бронзовую грудь, — мне любопытно. Юнги чувствует это любопытство, но считает важным подчеркнуть возможность оградить себя от внешнего мира. Тем более что мир в «Моменте» не самый привычный. Собравшиеся доминанты и сабмиссивы пестрят разнообразием, многие развлекаются, совсем не скрываясь — остаточное явление от прошлых правил. Тэхён, насколько Юнги известно, будет вносить коррективы в местные правила постепенно. Ему меньше всего хочется потерять людей и проиграть в негласной войне с Чонгуком. Дети. Осмотревшись, Юнги пытается найти хоть одно знакомое лицо. Он не надеется выловить Кима — у того из-за открытия есть множество других более важных дел. Но вот тройку Намджун-Хосок-Джин встретить реально. Они планировали появиться чуть раньше них с Чимином, возможно, даже рассмотреть для себя вариант с выступлениями. Не то чтобы Юнги сомневался в их словах — что они перестанут показываться на открытых сессиях, — но тут уже мог попросить сам Тэхён, если бы номеров не набралось. — Вон там, — указательный пальчик Чимина направлен на один из тёмных углов. Присмотревшись, Юнги понимает, что именно там обосновалась триада и скучающий Чонгук. — Умница. Погладив по пушистым волосам, Юнги уверенно двигается в сторону столика. Он ещё ни разу не представлял друзьям Чимина как своего партнёра-саба с перспективой на длительные отношения. И подобное стоит исправлять. Прихватив бокал с подноса мимо проходящего официанта, они проворно добираются до пункта назначения, становясь свидетелями шутливого спора. — …выступить, — слышит Юнги джиново возмущение, — ты ни разу с тех пор, как расстался с той сабой, не выступал на сцене, Чонгук. Это практически преступление. — Вы вообще ушли из открытых сессий, — огрызается Чонгук, тем не менее вяло и нехотя, всё время поглядывая в сторону, — я же ни слова не сказал. Это ваше дело. Вот и вы в моё не лезьте. — Да в смысле «не лезьте»! — Джин со злым прищуром рассматривает вариант, как пересесть с дальнего угла поближе к Чону. Юнги хмыкает, легко представляя их небольшую потасовку. Они оба доминанта, но поддерживают подобие… родительских отношений? По крайней мере, Чонгук позволяет Джину очень многое. — У тебя кто-то есть, да? — У меня кто-то есть, — влезает Юнги, спасая Чонгука от ответа. За что получает благодарный взгляд. — Смотри, это Пак Чимин. — Я его знаю, — Джин показушно отмахивается, но нет-нет, да поглядывает на краснеющего и молчащего Чимина, — видел, как ты выслеживал этого несчастного котёнка. Вот! Вот так надо представлять своих партнёров, а не всё вот это увиливание и молчание. — Увиливание от чего? — во второй раз спасение приходит от Тэхёна. Он выделяется на фоне всех — оделся в красное: кричащего цвета крови штаны и плотно обтягивающие торс ремни. Хозяину клуба позволяется многое, особенно когда надо о себе заявить. — Как вам клуб? Не слишком много успел переделать, но хотя бы снял эти доисторические цепи. Тэхён постарался на славу, меняя оформление в сжатые сроки и создавая нечто похожее, но неуловимо отличающееся. Ведущее дизайнерское решение не ушло — со всех сторон всё кричит о рабстве и подавлении, но уже не кажется вопиющим принуждением. Они все осыпают Тэхёна комплиментами, и даже Чимин скромно говорит: — Стало уютней. Разговор плавно продолжается, затрагивая совершенно разные темы. Начиная от глобального потепления и заканчивая скучными бизнес-решениями их клубов. Юнги чувствует, что Чимин отвлекается. Рассматривает мелькающих гостей и поглядывает на сцену — совсем скоро там будет первое выступление, которое задаст тему вечера. Тэхён особо не распространялся о задумке, но клятвенно обещал, что всем понравится и это не будет чем-то за гранью жестокости. В пределах среднестатистической нормы дом-саб отношений. Пытаться угадать бессмысленно, потому что порой мысли Ким Тэхёна находятся за гранью очевидного. Когда гаснет свет, погружая всех в полумрак, и меняется музыка на более тревожную и провоцирующую подобраться, Тэхён жестом просит всех заткнуться. Он откровенно взволнован, и это пробуждает в Юнги любопытство. Что же он такое создал? А то, что в написании сценария участвовала чья-то небезызвестная рука, становится понятно практически моментально. —Ох, — Чимин поражённо выдыхает, видя трёх девушек сабмиссивов: они одеты в полупрозрачные платья, которые совершенно не скрывают окутывающие их тело алые ремешки. Они босые, а на глазах — красные повязки, и, когда музыка достигает особенно пика напряжения, те делают синхронные шаги в сторону, начиная… Танцевать. Юнги не смотрит на девушек, полностью переключаясь на Чимина. На восторг своего сабмиссива. Ему хочется танцевать? Или поучаствовать в чём-то подобном? Может, дело в атмосфере? Ограничении зрения? То, что Чимину особенно сильно нравится передавать контроль над телом своему доминанту — это они уже выяснили. Хочется понять и всё остальное. Их д/с связь не сбоит ни разу, но сейчас Юнги теряется в смешанных чувствах. Он опускает ладонь на бедро Чимина, властно стискивая и проскальзывая под ремешки. Думает, что это может отвлечь от сцены, привлечь внимание, но нет. Его милая крошка полностью поглощена зрелищем. Тем, как изящно и воздушно двигаются девушки, как разлетаются в стороны их платья, то показывая, то скрывая оголённую кожу. Он знает Тэхёна достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: на танце дело не кончится. И, когда в момент высоких нот мелодии на сцену врывается довольно крупный доминант, Юнги совсем не удивляется. Боковым зрением улавливает, как мужчина хватает трёх ойкнувших девушек, срывает с них одежду и начинает связывать. Не спрашивая разрешения и не пытаясь унизить громкими словами. Тот просто делает то, что должен — показывает свою силу. Чимина это не пугает и не отталкивает. Юнги склоняет голову набок, прислушиваясь к вспыхивающим в чужом разуме и теле эмоциям. Это… привлекает? Кажется, да. Совершенно точно — да. Чимин возбуждённо ёрзает на месте, сводя ножки и зажимая между ними ладонь горячими ляжками. Вдоль кожи проскальзывает волна мурашек, а из распахнувшегося рта вырывается безмолвный стон. Такой очарованный грубостью и сутью доминирования, он нравится Юнги бесконечно. — Хочешь так же, — он не спрашивает, наклоняясь к алому ушку, а утверждает, — быть связанным, ограниченным в пространстве и… Юнги прерывается, потому что на сцене начинается суть сессии — трёх связанных и плотно прижатых друг к другу девочек начинают щекотать. Они забавно взвизгивают, дёргаются и стонут, пока крепкие пальцы доминанта то тычутся под рёбра, то проходятся вдоль нежных подмышек. Он не использует никаких дополнительных приспособлений, вполне уверенно чувствуя себя с тремя сабами. Это вызывает уважение. — Он их щекочет? — Чимин завороженно смотрит, как девушки возятся в своём клубке, совершенно не пытаясь вырваться, и выглядят такими заведёнными, что это вызывает зависть. Чимин совершенно точно завидует и отчаянно хочет так же. Не к ним, не с ними. А для себя. Юнги хмыкает в розовое ушко и на пробу пробегается пальцами, словно это изящное пианино, вдоль бока. Ему редко доводилось щекотать своих сабов и вызывать одной лишь едва ощутимой лаской оргазмы, но это… это может привлекать. Именно реакции. То, как Чимин выпрямляется и стискивает ляжки, надавливая на полувствший член. Как расширяются его зрачки и дёргается кадык. Умилительно. — Вместо воска, — весомо говорит Юнги и убирает руку. Он не будет касаться Чимина до самого окончания вечеринки. Пусть нужда сабмиссива достигнет своего пика. Мало ли что ещё Тэхён приготовил для открытых сессий. И шоу действительно получается разнообразным. Ни одна сценка не повторяется, а пестрит непривычными и опасными практиками. Первая, в сравнении, была самой невинной, потому что ни одну девушку даже не трахнули на публику. Зато дальше… Когда на сцене начинается игра с огнём, Чимин нервно сглатывает и оглядывается в поисках поддержки — они не будут это практиковать. Зато вот использование ножа, порезы и размазывание крови по коже в нём откликнулось со странной смесью желания и опаски. Хочет, но не для себя? Юнги фиксирует каждый жест, выдающий отношение Чимина к сессиям. Выступления меняются как в игре холодное-горячее: нечто ласковое является прелюдией к чему-то жёсткому. Чимин изводится, не получая внимания Юнги, и всячески пытается ластиться и напрашиваться хотя бы на поглаживания. Но они сегодня не играют в пэт-плей, поэтому закрытый в человеческом теле котик не получает даже почёсывания за ушком. Возможно, Юнги перегибает, но это в том числе и проверка — насколько Чимин готов к третьему раунду. Судя по всему, более чем, главное взять под контроль нарастающее нетерпение. Когда под конец шоу сценки доходят до агрессивного экшена, Юнги считает, что они могут уйти. Не стоит впечатлительному Чимину смотреть на игры садистов и мазохистов, где всё удовольствие получается через боль. Тем более такую боль, которая со стороны похожа на пытку, хоть внутри сабмиссивов наверняка взрывается фейерверк эйфории. — Мы уходим, — прощается Юнги, пожимая руку каждому. Чимин, не верящий своему счастью, едва не бросается на протянутую ладонь. — Умерь свой пыл, или сегодня не будет игры. Отклик на приказ поступает моментальный, Юнги даже удивляется, потому что Чимин усмиряет свои чувства в один миг, становясь шёлковым. Кому-то и правда очень хочется поиграть.

***

Юнги смотрит на извивающегося на постели Чимина и взвешивает в руке розу. Её бархатные лепестки как нельзя лучше подходят для игр с щекоткой, особенно если знать где и как водить. Обычно, конечно, используют кисточки, пёрышки, разные тонкие ворсинки или даже стек, чтобы придать ощущениям остроты. Это не считая самого базового инструмента любого доминанта — его руки. Но есть нечто особенно в том, чтобы замирать раскрывшимся бутоном в миллиметре от кожи и позволять самому краю лепестка касаться тела. — Какая же прелесть мне досталась, — мурлычет Юнги, хотя подобный звук большее подходит для его котёнка, — чувствительная, жаждущая ласки крошка, не способная справиться с маленькой щекоткой. Юнги опускает розу на внутреннюю сторону бедра и спускает её от коленки до паха, любуясь, как электрический импульс наслаждения простреливает всё тело Чимина. Он высоко скулит, надсадно хныча, и пытается избежать прикосновения, но в этот раз он связан немного иначе. Руки так же скреплены одной верёвкой и подняты над головой — прикованы к изголовью, а вот ноги… Их Юнги развёл в стороны и привязал к ножкам кровати. Никто не скроется от щекотки. Он кружит вокруг постели, любуясь беспомощностью Чимина и чувствуя его наслаждение от сладострастной пытки. Она совсем не жёсткая, не грубая, просто интенсивная. И из-за повязки на глаза воспринимается куда сильнее. Особенно от того, что не угадать, где саба коснутся в следующий раз. Юнги опускает бутон на край подмышки и, встав на колени, выжидает момент, когда ощущения от щекотки достигнут своего пика, и легко дует на сосок. — Ах! — Чимина выгибает на постели, а крошечный член жалко пытается излиться, но выталкивает из себя лишь несколько белёсых капель. — Юн-нги! — Да, крошка? — он тычет несколькими пальцами в бок, чуть ниже рёбер, и мягко шуршит ими, стимулируя тело. — Не можешь кончить, маленький? Это совсем не удивительная реакция: между сессиями прошло мало времени. Юнги опасался чего-то подобного, поэтому заранее мысленно подготовил несколько вариантов, как решить возможную проблему. И он решит её, только сначала вдоволь наиграется и доведёт Чимина до бессознательного состояния. Не сабспейс — без воздействия на саб-зону он в него сейчас не сможет впасть, — а куда более банальная гиперстимуляция. Юнги откладывает розу в сторону и перемещается, устраиваясь между раздвинутых ног Чимина. Одна из популярных техник, скребок — надо просто безостановочно тыкать в самые чувствительные места, доводя саба до изнеможения. Вкупе с сенсорной депривацией можно добиться чего-то особенного. Пакостливо ухмыльнувшись, Юнги разминает пальцы, не скрывая хруста. — Что… что ты задумал? — Чимин возбуждённо возится на постели, ёрзая задницей по простыням и сминая их. — Юнги? — Да, крошка? — Т-твои пальцы…ах! — вопрос не доходит до своего логического окончания. Юнги начинает. Он не больно тычет в местечко на бедре одной рукой и следом — вдавливает подушечку пальца под пупком. — Ах! Это! Я! Ты! Чимина подкидывает вверх, швыряет то в одну сторону, то в другую — он словно пытается избежать касания, но удивительным образом постоянно под него попадает. Высокие вскрики переходят в уязвимые стоны, пока пальцы Юнги пересчитывают рёбра, играя на них как на клавишах. В любой практике щекотки главное не перейти грань: не воздействовать слишком сильно или же наоборот — слабо. Не передерживать стимуляцию, потому что сабмиссив может потерять чувствительность. Юнги прислушивается к их связи, чтобы регулировать игру. Он замирает над сосками, всматриваясь в дрожащее тело, и вместо того, чтобы в очередной раз тыкнуть, опускает обе ладони на талию и успокаивающе проводит вверх-вниз. Разогревает кожу, как для игры с воском, но без масла. Массирует, трёт, надавливает и максимально помогает вернуться в состояние стабильного блаженства. — Дыши, Чимини, — Юнги ведёт ладони вверх, на грудную клетку, и ненавязчиво сминает мышцы, пропуская между пальцами торчащие бусинки сосков, — слушай мой голос и делай вдох-выдох. Приводи себя в норму, сладость. Ты же не хочешь заканчивать? — Н-не хочу, — голос Чимина дрожит так же сильно, как и его тело. Он тяжело дышит, не с первой попытки собираясь с мыслями, чтобы взять под контроль перевозбуждённое состояние. Его маленький член откровенно дёргается, жалобно пульсирует и краснеет так, словно готов взорваться от количества спермы в яйцах. Щекотку гениталий Юнги припас напоследок. — Вот и славно, — поглаживания соскальзывают на бёдра — Юнги массирует ляжки, с наслаждением сминая мягкую плоть и радуясь, что Чимин немного набрал в весе. Он выглядит с каждым разом всё более здоровым и полным сил. — Ты всё делаешь правильно, крошка. Правильно успокаиваешься. Правильно принимаешь меня. Правильно реагируешь. Мой самый лучший мальчик в мире. Юнги ведёт ладонями до коленных чашечек, оглаживает их, а потом невозмутимо возвращается к щекотке. Перебирает всеми десятью пальцами, одновременно воздействуя на кожу внутренней части бёдер примерно так же, как с тычками, но более мягко и невесомо. Возвращает щекочущее чувство в тело, побуждая реакцию. Поначалу Чимин лишь слегка приподнимается, отчаянно крутя головой из стороны в сторону, но с каждым новым игривым касанием всё больше дёргается. Он стонет, смешивая звук с милым хихиканьем, когда пальцы добираются до рёбер, а потом и подмышек. Юнги касается их по очереди, чуть-чуть надавливая ногтями, чтобы вызвать скребущее ощущение. В столь нежных местах этого достаточно для острого отклика. Чимин под ним настойчиво пытается двигать тазом в надежде добраться хоть до какой-то опоры и потереться членом. Его тело двигается подобно волне, что только помогает щекотать и провоцировать то смешки, то хныканье. Сладкий звук ласкает уши Юнги в равной степени, как его пальцы обходятся с бронзовой кожей. — Не так быстро, — цокает Юнги, убирая колено. Он смотрит на багровый член и решает вернуть розу. Её лепестки очень кстати придутся к нежной коже головки и остальному стволу. — Побудь для меня громким, крошка. Юнги скользит пальцами от подмышек к ключицам и, не задумываясь, щекочет шею. Чешет под подбородком, водит ногтями под ушками и под конец добирается до саб-зоны. С ней следует обходиться особенно аккуратно. Юнги не торопится, хотя всё внутри сгорает от предвкушения. Есть небольшая разница между тем, как сабмиссив достигает сабспейса самостоятельно, и тем, как его вводят в это состояние с посильной помощью. Разница в скорости падения. Когда Чимин отлетает внутрь себя из-за правильных толчков или ласк, вызывающих вершину эйфории, то всё происходит постепенно. Как маленькие шажки в сторону удовольствия, как погружение в воду с осознанием, что именно его обволакивает. Если же растереть, надавить или, как хочет Юнги, засосать саб-зону, то это больше напоминает падение с обрыва. В пропасть, полную перины. — Чимини, — Юнги прикасается губами к линии челюсти и мягко прикусывает кожу, — Чимини, скажи, где ты сейчас. — Я тут, — на ответ сабу не требуется времени, он говорит легко, пусть и чуть запыхавшись, — в нашей спальне, на постели. Что-то не так? Юнги хмыкает, скользя поцелуями ниже. Он ощущает волну непонимания, но не чувствует страха. Чимин ему доверяет. Даже когда рот находится опасно близко к саб-зоне. Принимаясь неторопливо посасывать кожу, он мало-помалу опускается к самому горячему сейчас местечку на теле. Даже более горячему, чем паховая зона. Тут сабмиссив пылает, призывая доминанта укусить или воздействовать на точку. Было бы интересно попробовать пощекотать, но, может, в другой раз. Сейчас Юнги широко открывает рот и втягивает кожу с саб-зоной, делая засос. Реакция не заставляет себя ждать: с громким вскриком Чимина подкидывает на постели, отчего на короткие несколько секунд он словно повисает в воздухе. Юнги понимает, что чувствительность достигает своего пика и хватит даже лёгкого касания, чтобы его член излился. Но он не будет так делать. Выпустив изо рта кожу, он вновь спрашивает: — Чимини, скажи, где ты. Но ответа не следует. — Чимини, — Юнги обхватывает ладонью щёку, поглаживает её, принимая отклик — даже на такое действие Чимин реагирует невероятно чувствительно, начиная скулить. Но саб-зона позволяет не только достигнуть сабспейса. При других обстоятельствах сейчас у него в руках был бы самый послушный раб, готовый буквально на всё. — Такой поплывший малыш. Совсем ничего не соображаешь, да? Так много для тебя, что ты не способен справиться? Чимин покаянно мычит, пытаясь дёрнуться, но тело явно слушается с большим трудом. Довольный делом своих рук, Юнги спрыгивает с кровати, чтобы взять розу и снять брюки. Они растянули и смазали дырочку ещё до начала, так что сейчас нет причин отвлекаться на лишние действия, и, вернувшись на место, он плавно входит, стараясь не толкаться в простату. Приятная теснота обжигает ничуть не меньше эйфории внутри Чимина. Его сабмиссив, потерявший связь с реальностью из-за резкого переключения состояний, вяло встряхивается на проникновение. Упругие мышцы сжимаются вокруг ствола, сдавливая чуть выше основания. Юнги же перехватывает поудобней розочку. Её бархатные лепестки ещё не увяли и не обмякли, и первое касание к головке чиминового члена вызывает яркий отклик. Ствол поднимается вверх, выталкивая из себя густую каплю смазки, а мошонка подскакивает в надежде освободиться. Но ничего не выйдет. Юнги на это проказливо ухмыляется, продолжая водить бутоном по всей длине. — Сладкий малыш, барахтающийся в своём трепетном состоянии, — Юнги надевает цветок прямо на головку и неторопливо прокручивает её, пачкая в семени, — очаровательнейшее создание. Ты, Чимини, просто прелесть. — М-м-м… Кажется, слова Юнги всё же доходят до поплывшего разума, пусть и не оседают там надолго. Всё равно такой отклик приятно радует: это значит, что Чимин может научиться маневрировать в сабспейсе, вызванном саб-зоной. Полезное умение, которое пригодится им в жизни. Приноровившись к игре с розочкой, Юнги принимается плавно двигать бёдрами. Он не берёт сразу же быстрый и резкий темп — им это не надо, но, практически не выскальзывая наружу, вбивается в горячую дырку. Опускает одну ладонь на бедро, пощипывает кожу и смотрит. Впитывает энергию, которую отдаёт ему Чимин, растворяется в этих чувствах, позволяя и себе немного уплыть. Самую капельку, чтобы в их д/с связи царило единое состояние. Умиротворяющая эйфория пульсацией отдаётся в теле — она перетекает от стоп до загривка и скользит обратно, оставляя после себя несмываемый след. Заряжает их, обменивается тем блаженством, который испытывает каждый из них. Юнги отнимает бутон розы от головки и в такт ритмичным толчкам водит лепестками по стволу. То напирает, то наоборот — отдаляется, чтобы полюбоваться тем, как беспомощно дёргается член. Находящийся на грани перевозбуждения, он изольётся, стоит Юнги кончить внутрь и замереть. Чимину поразительно нравится, когда после из него вытекает густая сперма. Ему вообще много что нравится в отношениях с Юнги. Принявший возможность экспериментировать с разными кинками, Чимин готов практически на всё. Не спорит, не возмущается, а покорно ждёт, когда доминант объяснит каждый момент и покажет на примере особенно сомнительные. Юнги сводит с ума эта отдача. Даже сейчас — они не обсуждали применение саб-зоны, но Чимин просто принял это в рамках их сессии. Их жизни. Как принимает сейчас член, чувства Юнги. Его заботу и контроль. Не пытается сбежать или спастись в ком-то другом. Это наивысшая степень доверия и поразительно, что они пришли к ней столь рано. Опасные волны домспейса утягивают Юнги как можно глубже, провоцируют отдаться потоку сабспейса Чимина, но он решительно отрезает эти попытки, возвращаясь в реальность. Как раз вовремя, потому что они оба находятся на грани оргазма. Откинув розочку в сторону, Юнги обхватывает чиминов член в кольцо пальцев и мягко надрачивает, помогая кончить. Они оба ещё никогда не достигали финала столь тихо. Всё, что разрезает тишину их спальни, — это тяжёлое дыхание. Никаких стонов или криков, потому что с эмоциональной перегрузкой подобное невозможно. Сегодняшнее единение получается поразительно нежным. Юнги встряхивает головой, нехотя выскальзывая из Чимина, и замирает на время, давая им обоим прийти в себя. Последствие применения саб-зоны в том, что остаться в сабспейсе после оргазма невозможно. Сабмиссив словно выныривает на поверхность и начинает жадно глотать воздух. Именно так всё и происходит. — Юн…н-н…ги… — Чимин встревоженно качает головой, пытаясь осознать себя. Юнги торопливо развязывает глаза и обхватывает голову двумя ладонями, заставляя посмотреть на себя. — Ох. Ты тут. — Куда же я денусь, крошка, — он целует полные губки, — давай тебя развяжем. Пальцы не до конца послушные — подрагивают от остатков экстаза, — но со второй попытки получается развязать собственные же узлы. Сначала руки, потом ноги, а потом — ванная комната. В этот раз они принимают душ вместе, хоть Чимину и сложно стоять. Его покачивает из стороны в сторону и потряхивает от переизбытка чувств. Всё же не следовало делать такой небольшой перерыв между сессиями. Юнги учтёт это на будущее. Уже когда они лежат в постели, тесно прижавшись друг к другу, Чимин осторожно говорит: — Хочу открытую сессию. Не совсем ожидаемая просьба. Вероятно, именно выступление трёх девушек сабмиссивов повлияло на желание Чимина. Юнги поглаживает голую спинку, обдумывая варианты. Лучше всего согласиться на хэллоуинский бал. Тем более до него осталось не так уж много времени. Вполне достаточно, чтобы отойти от двух сессий за короткий период и восстановиться для публичной. Предложение Намджуна ещё никогда не было столь пророческим. — Я сделаю нам самый красивый дебют, — решает Юнги. Он поворачивает голову и утягивает Чимина в нежный поцелуй, чувствуя, как маленькие ладошки трепетно обнимают за шею. Нежно.