Преступление карается наказанием

***

Оформленный в тёмных тонах кабинет выглядел очень эстетично, освещаясь лишь посредством включённой лампы, отдающей приятным жёлтым светом. Фёдор сидел в кресле и нахмурено таращился в одну точку на стене, уже не замечая, как подрагивает его колено. С момента, как Осаму должен был прибыть, прошло около восьми часов и стоял уже поздний вечер, плавно переходящий в тёмную ночь. Уставшие веки смыкались, когда брюнет заплывал глубоко в свои мысли, но поддерживающая голову рука вдруг вздрагивала, заставляя не впадать в сонное царство. Казалось, что телефон уже практически разрядился. Попытки дозвониться Осаму не увенчивались успехом, а Достоевский не переставал представлять себе все возможные ситуации, в которые мог попасть Осаму, от самых нелепых, но щекочущих, итак, натянутые нервы. Опустив взгляд на слабо горящий экран, в углу которого высвечивалось не больше пяти процентов, Фёдор думал о том, есть ли смысл набирать заученный наизусть номер и выслушивать одинокие, как он сам сейчас, гудки. Утомление давало о себе знать, но интуиция подсказывала, что стоит ещё чуть-чуть подождать и что-то точно должно произойти. Не может же он находиться в ожидании столько времени и не добиться ничего. Чёрт, зачем он только отпустил шатена одного? Ни разу в жизни не спорил с чутьём, ведь оно никогда его не подводило, но стоило впервые довериться судьбе, как всё пошло наперекосяк. Очень тяжело было оставаться в здравом уме, не уходя в жуткие фантазии о самых страшных происшествиях, которые вообще могли случиться с тем, кого он любит. Дабы избежать очередного нападения паники, брюнет поднялся на ноги и взглянул в центр экрана телефона, в котором своими глазами наверняка проделал дыру, обозначив для себя, что с его последнего звонка прошло около десяти минут. Нужно снова попробовать позвонить. Если не выйдет и в этот раз, он обратится в полицию, поручив поиск человека им. Вернувшись к задуманному, юноша набрал злосчастные цифры и стал ждать. Уставший разум уже не предсказывал периодичность гудков, как было в первые часы ожидания, но потухшее внимание не могло пропустить того, что они вдруг прекратились. Не потому что звонок завершён, оставшись непринятым. Нет, для этого слишком рано, из-за чего Достоевский почувствовал, как сердце пропустило удар. Немедленно взглянув на экран, юноша заметил сменяющиеся цифры на экране, оповещая о том, что разговор начался. — Добрый вечер, — послышался тихий женский голос из динамика, заставив нахмуриться Достоевского. — Кто вы и где Осаму? — раздумывая, кто это может быть, в повелительном тоне проговорил Фёдор. — Телефон долго не мог прийти в исправное состояние, поэтому… — начала девушка, как её перебили. — Где Осаму и кто говорит? — сжав свободную руку в кулак, повысил тон юноша. — Простите, это медсестра больницы *** и дело в том, что Осаму Дазай попал в ДТП, а теперь… — оробев под напором человека по ту сторону провода, попыталась объяснить ситуацию говорящая. — Я еду, — не желая больше ничего слышать, Достоевский сбросил трубку и оглянулся в поисках верхней одежды. Не теряя времени, тут же накинул на себя куртку и, проверив карманы на наличие ключей от машины, выбежал из кабинета и стал спускаться по лестнице. Он понятия сейчас не имеет, что с Дазаем, но раз появилась единственная ниточка к расположению шатена, нечего сидеть на месте. Пока он вышел из дома и уселся в автомобиль, сердце не переставало биться, как бешеное, зато усталость как рукой сняло. До больницы, в которой сейчас находится Дазай, дорога займёт около часа. После того как он завёл машину, та сразу же двинулась с места, освещая себе дорогу впереди за счёт горящих белым светом фар. Не думая ни о чём, Достоевский не снижал скорости, так как улицы были абсолютно пусты, постукивая пальцами по рулю. Хоть бы с Дазаем было всё в порядке. Он никогда не простит себе, если застанет юношу серьёзно покалеченным или ещё что похуже. Чем дольше сидел за рулём, пустым взглядом выглядывая себе дорогу, тем больше Фёдор понимал, что не стоило поддаваться эмоциям и сбрасывать трубку. Он ведь почти узнал, что с Осаму. Нужно было сохранять спокойствие и… Чёрт, да о каком спокойствии вообще можно говорить, когда единственное, что не даёт парню поддаться эмоциям, это вера в то, что ему нужно несмотря ни на что оставаться в здравом уме? Он держал себя в руках мыслью, что тот человек, к которому он мчится, очень нуждается в нем сейчас. Если Фёдор уйдёт в пучину беспокойства, то кто же позаботится о Дазае, кроме него?

***

Длинные коридоры, освещаемые лишь слабо светящимися табличками с выходом над дверными проёмами, создавали очень необычную атмосферу ночной больницы, в которой царил тишина и покой. Если говорить о последнем, то тот был нарушен, так как Фёдор, не думая о том, что правильно, а что нет, как можно скорее попытался узнать, в какой палате находится недавно прибывший к ним парень. Ответили ему не сразу, но как только цифры сорвались с губ девушки в регистратуре, парень кивнул и устремился к лестнице. Заметив его, дежурная медсестра последовала за ним. Не хватало ещё, чтобы он расшумелся на всю больницу. Следовало как можно быстрее узнать, чего тот хочет и при нужде вывести его из здания. — Молодой человек, вы не можете так врываться! — следуя за парнем по коридору, что направлялся в палату, в которой находился Осаму, обращалась в нему женщина. — Поздно уже, час не приёмный! — Прошу, оставьте меня в покое, — бросил через плечо, беглым взглядом высчитывая местоположение палаты. — Вы не имеете право куда-то заходить в таком виде, без халата и в уличной одежде! — следуя за ним, всё не переставала женщина. — Если я надену, вы оставите меня? — резко развернувшись, сверкнул устало-раздражённым взглядом юноша. — Прошу вас, давайте вы завтра утром придёте, — снизила голос медсестра, приближаясь к нему, когда тот остановился. — К кому вы хотите попасть? — Мне нужна палата, где лежит Осаму Дазай, — сложив руки на груди, нахмурился Достоевский. — Он сейчас отдыхает. Можете проведать его завтра, — помотав головой, проговорила та, стараясь не замечать, как холодеет чужой взгляд с каждым её словом. — Вы ему кто? Мы можем впускать только самых близких родственников пациентов. — Я его парень, — ответил Фёдор, источая нетерпение от их разговора. — Если я не узнаю, что с ним, я не смогу больше… — Вы волнуетесь, я понимаю, но будьте уверены, с ним всё хорошо, — коснувшись его плеча, в убеждающей манере перебила его та. — Вы знаете, что с ним, или нет? — косо взглянув на чужую руку на себе, раздражался от неизвестности Фёдор. — Знаю, я только оттуда, — кивнула женщина и сжала его плечо, — Перелом левой руки, ушибы и легкое сотрясение. — Что произошло? — ощутив чуть утихшую пульсацию в висках, тише спросил Достоевский, собираясь получить всю нужную информацию. — Попал под машину, водитель которой был не в состоянии, — заглядывая в его глаза, говорила о том, что знает, собеседница, — Не стал дожидаться полиции, вызвал скорую и исчез. Сейчас его пытаются найти… — Когда это было? — пытаясь утолить своё беспокойство за счёт неё, спросил юноша. — Точно не знаю, к нам он поступил в одиннадцать утра, — пожала плечами женщина. — Значит, сразу, как проводил… — опустив глаза, сказал юноша и отошёл на пару шагов, восстановив между ними дистанцию. — С ним всё хорошо, правда. Теперь вы уйдёте? — сжав руку в своей, с надеждой спросила женщина. — Мне некуда уходить, — отвёл глаза юноша в сторону тёмных коридоров. — Я не вернусь домой без него. — Вы выглядите очень уставшим, вам нужно отдохнуть, — с сочувствием взглянула она на него и приобняла себя руками, почувствовав дискомфорт. — Тогда позвольте мне просто зайти к нему, — с умоляющей ноткой взглянул на нее парень. — Я не потревожу никого и не принесу неудобств. — Уснёте сидя на стуле, а потом будете весь день мучиться от боли в спине? Нет уж, — помотала головой собеседница, но не найдя в чужих глазах и толики сомнений, стала подбирать другие причины, почему тому не стоит сейчас совершать задуманное. — Всё равно без халата в верхней одежде нельзя. — Я выполню все требования, дайте мне его увидеть, — сжав кулак, подошёл к ней Достоевский. — Ладно, ждите меня возле двери палаты, я скоро, — вздохнула женщина, смирившись, что ей его ни за что не переубедить. — Вы пока позвоните другим близким и сообщите, что произошло. — Да, хорошо, — кивнул парень, выдохнув. — А что с телефоном Осаму? — Разбился. Работал еле-еле, но звонки слышны были, и на экране высвечивалось что-то, — перед тем, как уйти, ответила женщина. — Понятно, спасибо, — кивнул Достоевский и оглянулся в поисках нужной палаты, предвещая скорую встречу с шатеном. Подойдя к нужным дверям, Достоевский стал ждать работницу. Знать, что его и Дазая разделяет всего лишь эта дверь, и при этом не иметь возможности преодолеть между ними расстояние, из-за кем-то придуманных правил — последнее, что хотел Фёдор. Не прошло и пяти минут, как в коридорах послышался стук чужих туфель, заставив Достоевского повернуться навстречу звукам. — Вот, держите, — протянув белый халат, заговорила женщина. — Только не шумите. — Я понял, — благодарно приняв его, кивнул Достоевский и поспешил надеть на себя, положив сложенную наполовину куртку на стул возле стены. — Вы позвонили другим родным? — вспомнив о своей просьбе, поинтересовалась медсестра. — Я вспомнил, что не знаю их номеров, — помотал головой парень, когда закрепил халат на плечах и взглянул на ручку двери. — Ладно, имена их знаете? — заметив, насколько тот устал ждать, решила подвести к концу их разговор женщина. — Отец — Мори Огай, а мать… — стал отвечать темноволосый, но почувствовав лёгкую головную боль, пальцами коснулся виска. — Мори Огай? — удивлённо переспросила та, не ожидав, что у того есть такой взрослый сын. — Так и есть. Вы его знаете? — кивнул парень, взяв куртку в руки, отсчитывая секунды до момента, когда его оставят в покое. — Да, его больница спонсирует нашу, и главврач в хороших с ним отношениях, — отвечала женщина, вдруг придумав способ с ним связаться. — Доброй ночи. — До завтра, — кивнул брюнет, как вдруг она развернулась и зашагала по коридору. Почувствовав, что больше он не может терпеть, парень вздохнул и как можно аккуратнее отрыл дверь в палату, придерживая куртку в руке. Сквозь темноту сложно было различить что-либо, но падающий лунный свет на кровать помог глазам различить знакомые черты лица, а сердце пропустило удар. Не смея больше ждать, Достоевский бросил куртку на свободный стул и как можно тише опустил его рядом с кроватью, где лежал Дазай. Тихо усевшись, подался вперёд, попытавшись вглядеться в черты лица. — Наконец-то я нашёл тебя, — не сдержав судорожного выдоха, тихо прошептал Достоевский и коснулся рукой чужого лица. Чуть позже он понял, что не может хорошо рассмотреть его ещё и из-за застилающей глаза пелены вдруг выделившихся слёз, которые тонкой дорожкой стекли по щекам, капнув на поверхность белой однотонной постели, когда юноша пару раз моргнул. Как же он был рад снова увидеть его после стольких мучений. Заботливо огладив чужие скулы, Достоевский прикусил губу, обозначив у себя острое желание коснуться его губ. Он ведь не разбудит его, если лишь аккуратно дотронется? Так хотелось убедиться, что перед ним действительно Осаму. К тому же, их всё равно никто не видит… — Больше не отпущу тебя ни на шаг, — прошептал юноша и шмыгнул носом, после чего осторожно наклонился к чужому лицу, придерживаясь за спинку кровати и мягко коснулся губ Дазая. Почувствовав теплое дыхание, Достоевский окончательно убедился, что тот его не оставил. Но отстраняться брюнет теперь совсем не хотел. Наконец глаза различили умиротворённое выражение лица юноши, бледного цвета пластыри на щеке и виске, до которых Достоевский, так как не смог удержаться, аккуратно дотронулся губами, будто от этого раны под ними быстрее заживут. Вернее, ему очень хотелось, чтобы так было. Спускаясь взглядом ниже, Фёдор увидел перевязанную в гипсе руку и как-то грустно погладил пальцами твёрдую поверхность, покрытую слоем бинта, искренне сочувствуя своему парню. Наверняка, ему было очень больно и страшно. Вздохнув, Достоевский перевёл взгляд на здоровую руку и привычно переплел их пальцы. Ох, скорее бы тот очнулся, открыл шоколадного цвета глаза, заговорил своим бархатным до мурашек по коже голосом и улыбнулся своей улыбкой, уничтожающей без следа все невзгоды на душе брюнета. Из-за тишины и спокойной обстановки снова стало клонить в сон. Не расцепляя их рук, попытался разместиться на стуле поудобнее и нашёл для себя, насколько это сложно. До входа сюда ему казалось, что не сможет и глаз сомкнуть, но, как оказалось, он настолько устал, что уже без разницы, в каком положении засыпать. Дазай теперь с ним, рядом, поэтому Достоевский окончательно успокоился. — Приходи скорей в себя, — напоследок прошептал парень и позволил тяжелым векам сомкнуться, а разуму уплыть в темноту, погружая его в забвенье.

***

Осаму проснулся от ощущения, что он ужасно хочет пить. Горло пересохло практически полностью, так что он открыл глаза и повернулся в сторону, где могла бы располагаться вода, которую он попросил, когда проснулся в последний раз. Как только веки разомкнулись, юноша почувствовал пульсирующую боль в висках и тихо прошипел. Сквозь пелену глаза всё же нашли бутылку, стоящую на прикроватной тумбочке, и Дазай попытался пошевелить не сломанной рукой, но вдруг почувствовал, что и та не поддаётся ему. Аккуратно повернув голову, взглянул сначала на чужую руку, сжимающую его, после поднявшись взглядом к лицу сидевшего рядом парня. Под утренними лучами в светлой комнате тот выглядел как нельзя красиво, несмотря на взъерошенные волосы и сутулость, в положении которой Фёдор, похоже, провёл всю ночь. Казалось, тело было настолько тяжелым, что даже улыбка далась Осаму с трудом. Словами не описать, как он скучал по нему. Только и ждал момента, чтобы услышать его голос, почувствовать тепло прикосновения. Открыв рот, чтобы что-то сказать, Осаму не нашёл у себя голоса, из-за чего появилось странное чувство бессилия. Как же ему теперь быть? Не отрывая взгляда от опустившего во сне вперёд голову Достоевского, представил, как тот о нём беспокоился, из-за чего стало как-то неудобно. Конечно, он не знал точно, как Фёдор его нашёл и долго ли искал. Но сам факт того, что он здесь, рядом, очень успокаивал. Теперь нечего было бояться, ведь тот, кто является для него самым важным, держит его за руку. Тогда, подумав о том, что их поцелуй перед прощанием может стать последним, Дазай не смог позволить себе уйти в бессознательное состояние, как только упал на асфальт, приложившись головой о твёрдую поверхность. Но всё же, последнее, что он смог запомнить, это лица прибывших врачей скорой помощи перед тем, как вырубиться. Ему невероятно повезло, что он не оказался в положении посерьёзнее. Наверное, сама судьба приложила руку к тому, чтобы сохранить шатену жизнь. Он бы ни за что не простил себя, если бы оставил Фёдора одного в этом мире. Словно почувствовав на себе взгляд, Достоевский проснулся и медленно поднял голову, сразу почувствовав боль в шее и спине, как и предупреждала медсестра. Поморгав пару раз, он тут же устремился взглядом к Осаму и вздрогнул, когда их взоры пересеклись. — Осаму, — подорвавшись на месте, подал хриплый после пробуждения голос Достоевский. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? — Пи… — попытался ответить Осаму, но обозначив, что он не сможет договорить, усмехнулся. — Тебе что-то нужно? — не разобрав его речи, подался вперёд юноша. Не собираясь пытаться снова, Осаму молча кивнул в сторону бутылки, и тот сразу же понял, о чём тот его просит. Парень поспешил приподняться над кроватью и дотянулся до воды. Но открутив крышку, призадумался, как ему лучше поступить. — Сюда, — приподняв свободную руку, прохрипел Осаму и протянул её к юноше. — Да, конечно, — кивнул парень и вложил её в чужую ладонь. Улыбнувшись, Дазай неторопливо приблизил её к себе и прислонил к губам, после чего стал совершать глотки. Не отрывая от него взгляда, Фёдор оставался на стороже и ждал, в какой момент тот соберётся вернуть тару. Насытившись сполна, Осаму протянул её обратно, благодарно кивнув и попытался приподняться на кровати. — Тебе не стоит, — отложив в сторону воду, поспешил коснуться брюнет его плеча, ненавязчиво предлагая оставаться на месте. — У меня спина отваливается, — с жалобным стоном вздохнул парень и чуть-чуть призадумался. — Нет, у меня всё болит… — Поэтому тебе стоит оставаться на месте, — погладив его плечо, несколько виновато улыбнулся Достоевский. — Прости, что меня не было рядом так долго… — Нет, ты не должен… — помотав головой, собрался отговаривать его Осаму, как вдруг дверь в палату распахнулась, заставив обоих взглянуть в её сторону. — Доброе утро, — взглянув на парней, объявила о своём приходе медсестра, сложив руки в карманы халата. — Доброе, — слабо улыбнулся шатен и откинулся на подушку. — Как самочувствие? Есть жалобы? Рука не болит? — на мгновение встретившись с аметистовыми глазами вчерашнего бунтаря, поинтересовалась женщина у пациента. — Нет, зато всё остальное оставляет желать лучшего, — помотав головой, отвечал Осаму. — Что ж, это ожидаемо, — пожала плечами медсестра и подошла ближе к нему, после чего протянула руку ко лбу, на всякий случай проверив его на наличие высокой температуры. — Когда его выпишут? — сжав пальцы на халате, придерживая его на своих плечах, спросил Фёдор. — Пока его состояние не нормализуется, лучше сохранять постельный режим, — сложив руки на груди, взглянула она на него. — Не хочу, чтобы он лежал здесь, — оглянувшись в светлых стенах, возник парень. — Я вполне смогу о нём позаботиться. — Я уже сказала, что пока рано, — нахмурилась медсестра и взглянула на циферблат часов на своей руке. — К тому же, скоро должен подъехать Мори-сан. — Отец тоже будет здесь? — взглянув на Фёдора, подал голос Дазай. — Да, ему стоит знать, что с тобой, — кивнул Достоевский и отвернулся в сторону окна. — Не стоило его тревожить по такому пустяку, — помотал головой Осаму, прикусив губу. — Сотрясение мозга — это не пустяк… — нахмурился Фёдор, как вдруг их перебили. — Вот именно, — кивнула женщина и подошла к столику с лекарствами. — Поэтому выйдите, мне нужно его осмотреть на осложнения. — Хорошо, — кивнул Достоевский и поднялся с места, после чего взглянул на Осаму, что выглядел немного тревожно. — Я буду в коридоре. — Ладно, — тихо ответил Дазай и проводил его взглядом, задумавшись о том, как скоро прибудет Огай. Аккуратно закрыв за собой дверь, Фёдор посмотрел по сторонам, найдя для себя, что ночью здесь мрачнее, чем при свете дня. Похлопав по карману, он достал телефон и тихо выругался, так как тот был полностью разряжен. Хотелось бы уточнить время, но раз так, придется оставаться в неведении. Усевшись на стул рядом с палатой, Фёдор сложил ногу на ногу. Желудок неприятно проурчал, оповещая хозяина о том, что он не получал еды со вчерашнего утра. Подумав о том, где ему найти хоть что-нибудь перекусить, брюнет блуждал взглядом по коридору и вдруг вздрогнул, когда услышал своё имя из уст приближающейся фигуры. — Фёдор, какого чёрта я получаю известие о Дазае не от тебя, пока ты тут прохлаждаешься? — стремительно приближаясь к юноше, широко шагал Мори с халатом на плечах, будучи в очень недоброжелательном настроении. — Мори-сан? Н-не думал, что вы… — подорвавшись с места, подал голос Достоевский, как вдруг мужчина оказался прямо напротив него. — Как Осаму? Он внутри? — взглянув на дверь, грубо спросил Огай, сжимая телефон в своей руке. — Не шумите и подождите немного, — попытался отстраниться от него Фёдор, дабы избежать громких звуков. — Его сейчас осматривают. — Давай ты не будешь мне указывать, — нахмурился Мори, найдя в чужом голосе нотки собственничества. — Я и не собирался вам указывать, — вздохнул Достоевский, как вдруг за ними открылась дверь. — Прошу не забывать, в палате должно быть не более одного посетителя, — взглянув на посетителей, подала голос женщина и кивком поздоровалась с присоединившимся мужчиной. — Пациент попросил позвать своего молодого человека. — Да, сейчас, — кивнул Фёдор и подался вперёд, как вдруг почувствовал на своём плече руку. — Позволь-ка мне увидеть своего сына, — перед тем, как спросить у работницы, что значит её фраза, обратился к нему строгим голосом Мори. — Осаму хочет меня видеть, — смахнув его руку с себя, с лёгким раздражением ответил Фёдор и поспешил зайти в палату, оставив с ним медсестру один на один. — Да как он смеет… — искренне не понимая наглости парня, хотел сказать Огай, но встретившись с глазами медсестры, притих. — Что с Осаму? Он сильно пострадал? — Не волнуйтесь, — помотала головой та, засунув руки в карманы халата. — С ним, в принципе, всё хорошо. Отлежится день-другой и можно выписывать. — Всё таки я не понимаю, почему отец по значимости ниже какого-то друга, — сжав зубы, раздражённо проговорил старший. — Так он его друг? Мне он сказал вчера, что является его парнем, — подняла брови собеседница, заставив и Огая нахмуриться. — Разберёмся, — вздохнул брюнет и устремился внутрь помещения. — По одному человеку! — не успела его остановить работница, но в итоге махнула рукой и ушла прямо по коридору, собираясь проведать других пациентов. — Что это значит? — зайдя внутрь, подал голос Мори, найдя их двоих рядом друг другом. — Вам сказали по одному, — закатил глаза Достоевский, и почувствовал, как Дазай сжал его руку. — Тебя не должно волновать, что мне сказали, — подойдя к кровати, на которой лежал Осаму, Огай взглянул на сына. — Как ты себя чувствуешь? — Пап, всё хорошо, — преодолев необъяснимое чувство тревоги, отвечал Дазай. — Я не знаю, зачем тебе позвонил Фёдор. Ничего страшного не… — Мне не он позвонил, — заставив себя понизить тон, смягчил взгляд мужчина, когда заметил, как тот напрягся при его виде. — Я так волновался. — Прости, — опустив взгляд, поспешил вытянуть руку из чужой хватки Осаму. — Я не хотел… — Глупый ты, не извиняйся, — хмыкнул Огай и уселся на стуле, который поставил рядом с ним по другую сторону кровати от Фёдора. — Мне сказали, что через день тебя выписывают. — Правда? — взглянул на него Осаму и приподнялся на кровати, чтобы поздороваться с отцом, приобняв его свободной рукой. — Конечно, — кивнул Мори и протянул конечность к чужой макушке, стараясь не замечать испепеляющего взгляда аметистовых глаз на себе. — Я пойду матери твоей позвоню, успокою. — Хорошо, — позволив взъерошить себе волосы, мягко улыбнулся Дазай, стараясь держать дружелюбный вид. — Осаму, ложись на место, — как только тот скрылся за дверью, сказал Фёдор, не успев переменить свой голос с грубой интонации на привычный. — Между вами что-то произошло? — обеспокоенно взглянул на него Дазай. — Он… Медсестра сказала ему, что я твой парень, — вздохнув, ответил Достоевский. — Чёрт, так не вовремя… — тихо выругался Осаму и сжал руку на постели. — Поэтому он ждёт момента, когда я оставлю вас с ним наедине, чтобы поговорить, — сложив руки на груди, тихо ответил Фёдор. — Что я ему скажу? — безнадёжно улыбнувшись, взглянул на него шатен. — Если хочешь, я не буду тебя оставлять, — поддавшись вперёд, коснулся его руки Фёдор и сжал в своих. — Это всё из-за меня, в конце концов. — Рано или поздно этот разговор должен произойти, — помотал головой Осаму и почувствовал тепло в груди, когда тот прильнул к его костяшкам губами. — Я больше не хочу скрывать ничего. — Тебе нужно восстанавливаться, а не подвергать себя лишнему стрессу, — прикрыв глаза, проговорил Достоевский, не торопясь отпускать его. Призадумавшись, Осаму отвёл взгляд в сторону. Чувства были крайне противоречивые. Всё же, он был абсолютно не готов к таким новостям. Хотя, правильнее было бы сказать, что ещё не согласен пойти на то, чтобы завести об этом речь с близкими людьми. Фёдору было сложно не заметить сомнения в чужом взгляде, отчего парень и сам немного напрягся. Теперь он точно мог с уверенностью сказать, что всё пошло наперекосяк. Одно хуже другого. Но самое неприятное, что оба события на себе переносит не кто иной, как Дазай. Даже начинать говорить смысла нет о том, что Достоевский с особенной охотой перенял бы все невзгоды на себя. Однако, у судьбы на этот счёт были свои планы. — Как ты сам себя чувствуешь? — слабо улыбнувшись, отмёл переживания Дазай и прошёлся взглядом по лицу юноши. — Выглядишь неважно. — Давно я не спал, сидя на стуле, — усмехнулся темноволосый и вздрогнул, когда за спиной послышался скрип двери. — Как понимаю, ты не ел давно, — побыв вне стен палаты, Мори подумал о том, что он может сделать и какую пользу принести, поэтому решил проявить заботу к одному из них. — Снова пытаетесь меня выгнать? — вздохнув, краем глаза заметил мужчину за спиной Фёдор. — Возьми, — протянул ему Огай стакан с кофе и небольшую шоколадку, что он купил в автомате недалеко на этаже. — Хватит делать из меня врага. — Это вы меня недолюбливаете, не понятно почему, — отстранившись от Осаму, пробурчал Фёдор и повернул голову, удивленно взглянув на чужие руки. — Ты спал вообще? На вид не скажешь, — вздохнул Мори, не оставляя попыток установить контакт. — Мне долго держать? — Фёдор, прошу, — взглянул на темноволосого Дазай, на что тот поднялся с места и взял в руки предложенное угощение. — Благодарю, — сдержанно кивнул парень и отошёл в сторону, поспешив поставить горячий кофе на первую попавшуюся поверхность, чтобы защитить руки от ожогов. — Извини, если был груб, — дождавшись, когда тот немного попьёт из стакана, начал Огай. — Просто я места себе не мог найти, не сдержался на нервах. Всё-таки, ты был рядом, пока я не приехал. Спасибо за это. — Мне было не сложно, — распаковав не слишком сытную на вид шоколадку, отвечал Достоевский, искренне радуясь, что наконец-то сможет перебить уничтожающее его изнутри чувство голода. — Что касается того, кто виноват в происшествии… — усевшись на стул, сложил руки на груди брюнет, решив не наблюдать за тем, как есть юноша. — Пап, может, не стоит? Я цел, почти, — подумав о том, как сложно будет найти виновника, подал голос Осаму. — Предлагаешь позволить и дальше ему безнаказанно ездить по дорогам, распивая алкоголь? — нахмурившись, взглянул на него старший. — У тебя ведь работа и дом. Мне, итак, стыдно, что я вытащил тебя, только проводив в дорогу, — уткнувшись взглядом в пол, негромко говорил Осаму. — Осаму прав, нет нужды оставаться здесь надолго, — проглотив сладость, кивнул Достоевский, успев ощутить и на себе взор осуждения. — Но отпускать его нельзя. Пусть этим делом займётся полиция. — Не говори, что ты не знаешь, как она работает, — закатил глаза Мори, на что тот не сдержался от смеха. — Знаю так же, как и вы, — улыбнулся Фёдор и подошёл к ним. — Но это дело будет не сложным. Номера у нас есть, остаётся выследить и всё. — У тебя есть номера машины? — спросил Огай, когда Осаму тоже удивленно взглянул на него. — Думаю, если вы дадите свой телефон, чтобы я связался с нужными людьми, то да, — кивнул Достоевский, на что старший с подозрением на него взглянул. — Ладно, — достав мобильный из кармана, протянул он его парню. — Я скоро, — кивнул Достоевский и вышел из палаты, собираясь совершить звонок. Проводив его взглядом, Мори пожал плечами и повернулся к Осаму, что немного напрягся, когда Фёдор покинул их. Он не знал, как начать разговор, и стоит ли вообще что-то говорить. Однако ощущение чужого взгляда на себе не переставало покидать юношу. Переместив руку на бедро, Дазай стал разглядывать едва заметные узоры на пододеяльнике. Огай перекинул ногу на ногу, о чём-то задумавшись. — Значит, вы с Фёдором… — спокойно начал Мори, не намереваясь устраивать сцены, уже успокоившись, пока прошёлся по коридорам. — Я его люблю. Не разорву нашей связи, даже если ты против, — почувствовав приступ тревоги, на выдохе протараторил Осаму, теперь с осторожностью ожидая реакции отца. — Не закрывайся от меня, — наблюдая за юношей, тихо проговорил Мори, почувствовав укол совести, раз создал о себе впечатление человека, от которого собственный сын вынужден прятать свои чувства. — Я не собираюсь ругаться, просто хочу поговорить. — Я просто боялся, что ты… — вдруг почувствовав себя в безвыходном положении, отвечал юноша. — Буду злиться на тебя? — мягко спросил Огай и неторопливо подался вперёд, губами коснувшись неприкрытого волнистыми волосами лба. — Сложно было не заметить, как ты на него смотрел. Разве я могу злиться, если ты впервые за долгое время наконец-то обрёл счастье? — Извини… — с виноватым видом проговорил Дазай и почувствовал запах его одеколона, когда отец оказался ближе. — Вы… — решил для себя уточнить последнюю вещь мужчина. — Вы ведь уже были в отношениях, когда мы впервые с ним встретились? — Да, вечером предшествующего дня мы решили начать сначала, а утром приехали вы, — кивнул Осаму, почувствовав облегчение. — Сначала? — поднял бровь Мори, не понимая, что тот имеет в виду. — Я очень хочу тебе обо всём рассказать… — мягко взглянув в его глаза, начал Осаму, но его перебили. — Тебе нужно отдохнуть, — помотал головой Мори. — Я не должен был набрасываться с вопросами. Пойду проверю, как там Фёдор, дозвонился ли. Если что — зови. — Хорошо, — кивнул Осаму, когда тот поднялся с места и последовал к выходу. Оставшись в одиночестве, взглянул на свою перебинтованную руку и задумался. Сегодня так много всего произошло. Но он теперь знал точно — ему больше не нужно прятать свои чувства к Фёдору. Мысль о том, что его выслушали и приняли, невероятно грела душу. Несмотря на своё физическое состояние, внутри парень наконец-то за долгое время почувствовал себя как нельзя хорошо. Дазай не знал, когда к нему снова зайдут, так что остался сидеть, разглядывая обстановку вокруг. Надо же, так сойтись обстоятельствам, что вдруг образовавшаяся проблема решила сразу другие две — признание родителям и сближение двух дорогих ему людей, которое казалось ему невозможным. Может, они и не догадываются, но парень чётко видит, настолько они похожи. Наверное, поэтому им так сложно смириться с существованием друг друга в одной вселенной. Улыбнувшись, Осаму прикрыл глаза, решив потратить время ожидания на отдых. Скорее всего, он не уснёт, зато побудет наедине с самим собой. Глубоко в душе, где теперь царили гармония и покой.