Скрестив пальцы

Свет перед глазами появлялся постепенно, маленькими шагами открывая для него черные шторы, будто он пришел на очередной спектакль. Лежал на чем-то влажном, немного вязком. Первое, что он увидел — парень, испугавший его в зеркале. Сейчас у него была возможность осмотреть его полностью: одежда его не отличалась от той, что он видел на себе; лицо было таким же острым, угольчатым и опасно-вычурным, глаза какими-то глубоко-зелеными, как самое привлекательное болото, которое он мог себе представить; волосы пепельные, чуть длинее нормы и украшенные пыльцой; такая же самодовольно-хитрая улыбка, с виднеющимися клыками. Позади незнакомца был лес, схожий с необычным островком, наполненным блестящей красотой. Все вокруг — зеленое, яркое, такое маняще-привлекательное, что искренне захотелось думать, что он правда в этом месте. Или он и был? Хан приподнялся быстро и резко, из-за чего над ним тихо зашептали: — Осторожно. Парень продолжал улыбаться, пока протягивал ему руку. Джисон посмотрел на свои ноги, и только сейчас осознал, что лежал на траве все это время. В голове была каша, воспоминания о выставке летали около него, но все не попадали внутрь. Одежда на нем была та же, что и там, в зеркале. Старинная и какая-то совсем из рук вон странная. На протянутую ладонь он просто смотрит, не решаясь принять помощь. Встаёт сам. — Где я? — Хан чувствует, что его голос тише, чем обычно, страх свозит в нем неприятным холодом. Парень напротив медленно убирает руку. Склоняет голову в интересе. — Дома, — отвечает он с легкостью. — Где же ещё? Джисон хмурится. — Я не дома, — заявляет он тверже, чем думал, что может. Кулаки сами по себе сжимаются. — Джисон-Джисон, — причитает незнакомый парень, складывая руки на груди. Форма древесного цвета комкается, а камень на плечах приподнимается. — Почему же ты мне не веришь? «Откуда он знает моё имя?» — Мы же лучшие друзья, Джисон, — будто отвечая на его вопрос, парень наивно спрашивает, изображая обиду: — неужели ты даже не вспомнишь, как меня зовут? Первое, что в нем просыпается — злость. Если это и был очень странный, необычный сон, он ему не очень и нравился. Воображение не могло сделать этого парня хотя бы немного вежливее? Сразу за этим, совсем незаметно, подкралось сомнение. Воспоминания в голове были мутными, будто это земная жизнь — сон, а лес — реальность. Словно заметив это в его глазах, парень обиженно напомнил: — Минхо, — хоть он и стоял на месте, Хану казалось, что он давил на него своим телом полностью. — И каждый раз так. — Что? — Каждый раз ты возвращаешься из дупла и ничего не помнишь, — его руки опускаются, но лишь для того, чтобы указать на дуб позади. — Абсолютно ничего. Джисон оборачивается. Дупло, из которого, как сказал Минхо, он вылез, не внушало доверия от слова совсем. Он протянул недоверчиво: — Из дупла? — Да! — воскликнул он. — Ты не хочешь поприветствовать лучшего друга? Хан не понимает, как этот человек, стоящий напротив него и ждущий чуда, заставляет правда задуматься о том, что он, возможно, говорил правду. Лукавый вид Минхо не манил — он тянул, не спрашивая разрешения, а интонации и слова, которые он произносил были такими живыми, что в них хотелось верить, даже если это казалось абсурдом. Джисон оглядывается снова: те же яркие пейзажи, Минхо напротив, он в неизвестном обличии. Если даже он сошёл с ума или упал в обморок, может быть, стоило подыграть этой выдуманной реальности? — Привет? — всё-таки говорит он. Внутри скребет, будто его сердце не хотело, чтобы он это сделал. Хан пытается улыбнулся, но получается загнанно. Глаза Минхо сужаются, искрятся хитростью и самодовольством, когда он обнажает ряд зубов. — Фиаско! — он хлопает себя по груди. — Пошли! — махая за собой, Минхо делает шаги вглубь леса. Когда замечает, как Джисон раздумывает, повторяет уже громче: — почесали! «Что за говор... — пролетает в голове, когда он делает шаг за ним. — Мое воображение никогда бы не выдало таких слов, — Хан чувствует, как тяжело ему шагать из-за тяжелых ботинок. — Что должно было произойти, чтобы я видел это?» — Хёнджин ждал тебя, — начал Минхо сразу же, как они поровнялись. — Гадом буду, он ещё не знает. — Он? — Джисон запинается сразу же, как говорит это. Успевает ухватится за ствол дерева быстрее, чем целуется с землей. — Брат твой, — волосы разлетаются от порыва ветра, пыльца выходит из прядей и улетает. Ли словно собирает магию обратно, когда запускает в них пальцы. — Младень. Джисон моргает несколько раз. — Младший в смысле? — Ага, — кивает. — Ты и язык забыл вовсе? — Язык? — он искренне удивляется. — Это другой язык? — Если понимаешь хотя бы что-то, — начинает Минхо, — значит не забыл. — Будто вспоминая о чём-то, он сворачивает, так же быстро как и меняет тему. — Там где был по-иному говорят? Джисон мнётся какое-то время. Разговор вяжется, но чувствует он себя неуверенно, будто его насильно куда-то вели и заставляли отвечать. — Да нет, вроде, — тянет, — вроде нет. Минхо снова улыбается. — Сладко! «Блять... — он опускает голову. — Почему "класс" заменяется вот этим? — задаёт Джисон сам себе, но вслух не говорит. — Не мог же я, в конце концов, быть под чем-то сейчас?» Этот вопрос мучает его достаточно, чтобы заметить, как Минхо, который словно в последний момент вспоминал дорогу перед каждым поворотом, вёл его по лесу мучительно долго. Как Джисон понимал, в его воображаемый дом. Они молчали с тех пор, как прозвучало до ужаса странное «сладко», и начинать разговор Хан, если честно, не спешил. Минхо поглядывал на него время от времени, проверяя, не упал ли они где-то поворота два назад. Остальной путь он думает о чём-то своём, при этом не теряя хитрости лица. Наконец он останавливается. Упирает руки в бока и торжественно объявляет: — На месте! — Это? — Джисон поднимает голову. Челюсть отпадает сразу же, как он видит огромное, просто ахринеть, какое, дерево, внутри которого кто-то жил. И этим кто-то был он. — Мой дом? Хан не может оторвать взгляда от толстого основания с огромными деревянными дверями, росписными золотом и пыльцой, ветвями в виде домиков, или комнат, он так и не понял; от прикрывающих эти помещения листьев и развешенных на них одежды, словно они были вешалками. — Общий, — отвечает Минхо, когда он вдоволь осмотрел дерево. Ухмыляется, когда Джисон не двигается и не реагирует на его слова. — Даже свою в нём не найдешь. Хан наконец переводит взгляд на Минхо. Мгновенно отводит, когда напирается на чрезмерное лукавство. — Поможешь? — спрашивает он с надеждой. Выражение лица Ли становится почти детским, когда он делает шаг к дому. — Запросто! Массивные двери, улитые золотом, открываются на удивление легко под силой Минхо. Джисону остается лишь в изумлении зайти внутрь. Здесь было настолько тепло и мягко, что он честно захотел, чтобы это место было его домом. Всё внутри — из дерева. Темнее и светлее, гармонируя между собой; мебель, вся изогнутая, с узором; обувь, сложенная в отдельный темный ящик; мягкое освещение, словно они были под землей и древесный запах. Чудеса, не меньше. Жестом Минхо показывает ему на его сапоги и сам же снимает собственные. Джисон послушно повторяет за ним и следует дальше. В доме на удивление тихо — он отчетливо слышал кого-то, но не потому, что кто-то разговаривал, а потому что тишина была легкой, будто все люди внутри заняты своим делом. Ли вёл его к лестнице, круговой и растущей вверх, не забывая поглядывать и проверять, не остановился ли он где-нибудь. Ступени под его весом чуть скрепели, словно приветствуя. Светлые поручни манили к себе, поэтому Хан опирается на них рукой, помогая себе в том, чтобы не упасть в случае чего. Наверху было куда громче. Дверей в проёмах в комнаты не было совсем. Когда Джисон проходил мимо, он то и дело ловил чужие взгляды. Люди в комнатах, в одиночку и компаниями, кивали ему и показывали что-то жестами, которых он не знал. Когда ему в очередной раз показали руку, с загнутым большим пальцем, словно говорили «четыре», Минхо пояснил: — Они приветствуют тебя, — остановившись у одного из проёмов, Ли вдруг цокает. — Хёнджин, как же так! — Джисон смотрит на парня, раскинувшегося на деревянной скамье, накрытой вязанной подушкой. Он выглядит недовольно, когда смотрит на Минхо, но его взор совершенно меняется, стоит ему его увидеть. — Собственного брата не встретил! Хёнджин встает. Хан не может не отметить, как он был на него похож: мягкие черты лица, светлые волосы, как у него в этом обличии и совершенно потерянный взгляд. Минхо легонько толкает его вперёд. Искорки пляшут в его глазах, когда он шепчет: — Подойти хоть. Джисон недоверчиво смотрит на Ли, и возвращает свой взгляд к младшему брату уже когда он сам стоит напротив него. В глазах Хёнджина нет ничего лукавого, когда он говорит: — С каждым разом ты пропадаешь всё чаще, — его рука тянется к нему, но он себя отдергивает. Хан мысленно этому рад. Обращаясь к Минхо, его тон становится надменным: — стало хуже? — Таков обычай, — отвечает Ли. Ему беседа кажется слишком забавной, чтобы язвить, но он всё-таки добавляет: — встреть его ты, может, узнал бы. Джисон молча наблюдает, как два парня рядом сталкиваются взглядами и выдерживают долгую паузу. Хан видит, какое напряжение между ними, но оно, как ему кажется, исходит только от брата. Хёнджин всем своим видом показывал, как неприятна ему компания Ли, но Минхо, похоже, все равно. Он выглядит так, будто Хван для него — забавное диво, за которым интересно наблюдать и дразнить. Интересно, какая у них разница в возрасте? Имеет ли в их мире это какое-то значение? «Зачем тебе это, Джисон, — отталкивая мысли, он переводит взгляд на Минхо. — Тебе это чудится, а ты и привык сразу». — Пора помочь лучшему другу найти свою обитель, — хлопает в ладоши Ли. — Покуль! Хёнджин в последний раз смотрит на него, прежде чем сказать: — Твоя обитель светлая, через две после моей, — его голос тихий, пока он смотрит, не взялся ли за него напевающий самому себе Минхо. — Он точно приведет тебя к другой. Будь осторожен. — Джисо-он, — зовёт Ли. Младший брат мгновенно отходит. Кивает ему и возвращается к себе, будто ничего не было. Хану не остаётся ничего, кроме как пойти за Минхо. Он понимает, что ту самую светлую комнату они давно прошли, а новый знакомый продолжает вести его. Кажется, непонимание отобразилось на его лице, потому что Ли спрашивает: — Что, помощь уже не нужна? Джисон мнётся. Минхо уже привычным жестом склоняет голову и останавливается. — Мне кажется, что мою комнату мы уже прошли, — врёт он, не желая рассказывать о словах Хёнджина. Хан не знал почему, но ему верилось больше, чем "другу" рядом. — Сладко, однако, — Минхо упирает руки в бока и усмехается. — Пора мне. — Куда? — только и успевает спросить он, но Ли уже машет ему тремя пальцами. — Это прощание, если что! — добавляет он к жесту. И заворачивает в проём, у которого они остановились. Комната Минхо была темной, из старого дерева и будто лишённой света. Скудная мебель и пара пледов — это все, что в ней было. Джисон уверен, что ему было бы комфортно жить в таком месте. Он любил подобное. Он замирает у прохода, и почему-то не может заставить себя пойти обратно — туда, где ему и место. Ли обращает на него внимание и вопросительно смотрит, явно забавляясь его действиями. — Так это твоя комната? — спрашивает он. Пальцы хватают подол формы. Постепенно становилось неловко. Так или иначе, никто не заслуживал грубого недоверия, особенно, если Джисон поверит в то, что все вокруг правда. А он медленно начинал этим проникаться. — Числится, — Минхо небрежно играет пальцами, высказывая неоднозначность такого вопроса. — Обычно ты приходил сюда. — Я? Почему? — Ты скажи, — улыбнулся он. Джисону показалось, что в лукавых глазах появилась обида, но моргнув, она исчезла. Он так и не понял, была ли эмоция на самом деле. — Нравилось, наверное. Понимая, что в этом доме он не хозяин, а сказать ему сейчас могут хоть сто версий его жилья — ему самому решать, где остаться. Хан осторожно спрашивает: — Если я останусь тут, что будешь делать ты? Минхо делает вид, что задумался. Походит снова к нему, ближе, и совсем сладко улыбается, в очередной раз за всё время. — Честолюбиво уступлю. Джисон опускает взгляд. Внешне ему темная комната нравилась куда больше — у него и в родном доме все минималистично и темно. Но хитрый вид Ли, его поведение и странное к нему отношение отпугивает. Отпугивает так, словно он подписывал себе приговор. — Почему ты повел меня сюда, а не в ту, которая по-настоящему моя? Теперь Минхо задумывается без притворства. В его блестящих глазах плескается неподходящая искренность, когда он тянет: — Знаю, что все равно здесь останешься. Хан хмурится. — А если я скажу нет? Ли запускает пальцы в волосы. Опускает голову, обреченно выдыхает, и возращается с таким нахально-смеющимся выражением, что Джисону становится неловко. — Сначала скажи, а потом поглядим. Джисон щурится, едва заметно для слуха смеется. Минхо заражается от него, хихикая вместе с ним. Хан чувствует какое-то особое дежавю, когда смотрит на Ли, но не понимает, почему. Он остается в темной комнате. Минхо вытек из пальцев сразу же, как он сделал свой выбор и больше не повлялся. Только ночью, когда Хан все вертелся, не понимая, почему его, в конце концов, не клонило в сон, у его прохода останавливается фигура. Света не было, соответственно, по фигуре он не смог понять, кто смотрел на него. — Джисон, —шепчат в тени, и он еще недостаточно запомнил говор тех, кого знал, чтобы понять так явно. — Пойдем, только тебя ждём. — Чтобы что? — он поднимается. Вглядывается в темноту, пытаясь угадать. — Хёнджин? — Да, — шепчут в ответ. — На охоту, куда ещё. «Попал, — думает Джисон, когда внизу собрались трое: он, Минхо и Хван. — Они или друг друга съедят, или меня. — Хан сам пугается своим мыслям. Переводит взгляд на лук за спиной и мысленно добавляет: — или кого-то съем я». В лесу до ужаса темно — Джисон бы не увидел ни человека, ни животное, не говоря о том, чтобы в него прицелиться. В руках Хан лук держал впервые, и видя, как уверенно шли рядом парни, объявляет тихо: — Я ведь не умею стрелять. И не вижу ничего. Минхо улыбается, и он замечает, как его глаза сверкают так же, как и острые клыки. В этот момент все кажется особенно ярким. — Это тебе так чудится, — успокаивает он. — Тело все знает. Джисон поворачивается к молчаливому Хёнджину, как бы спрашивая, так ли это на самом деле. Младший брат, явно испытывая недовольство от того, что ему приходится это говорить, соглашается: — Он прав. Хан чувствует себя до одури странно, когда идет между двумя огнями: снова убеждается в темной ауре между ними и задумывается, почему ему это так знакомо. Чем дольше он тут находился, тем больше чувства дежавю в нем просыпалось, но воспоминания с выставки и его жизни, наоборот, утекали и исчезали, не давая вспомнить деталей и сложить все в единую картину. Сейчас эта картина была дырявой, прямо в его сердце. Хоть и его уверили в собственной опытности, его едва заметно трясёт — что когда они идут, что когда останавливаются и берут в руки лук. Потянувшись рукой к мешочку со стрелами, он замечает, насколько необычными они были: наконечник, наточенный настолько, что был страх притронутся, и почти светящийся, словно чем-то намазан. Хёнджин выуживает из формы склянку и подбрасывает. Хан пугается, жмурится и почти чихает, как от пыли, только спустя время открывая глаза и понимая, что теперь над ними был световой круг, такой, если бы они стояли под фонарем ночью. Он задирает голову, смотрит на ночное небо и засматриваться. Ли даёт ему время, перед тем как напомнить: — Мы причесали сюда не для этого, Джисон. Хан кивает, снимая с себя наваждение. — На кого мы охотимся? — спрашивает он. Джисон видит, как озорство блестит в глазах Минхо, когда он отвечает, облизывая губы: — На людей.