Выбор сердца

Скайуокер начал горький рассказ. Он ничего не утаил от Падме. Прав был Кеноби, пора положить конец этому вранью. Иначе оно уничтожит их всех. Падме сперва не поняла его волнения и сказала с ранящим сердце простодушием: — И зачем ты так волновался? Это же просто прекрасная новость! Асока на свободе, теперь никто ее не винит! Расскажи мне скорее все подробно! Я хочу узнать как оно было! Скайуокер печально взглянул на жену и глубоко вздохнув, чтобы окончательно собраться, начал говорить: — На самом деле, все очень сложно, видишь ли, Асока не просто мой друг и познакомились мы вовсе не в храме. Это случилось тогда, когда мы с тобой расстались, когда ты решила уйти от меня к Оби-Вану, я не стал тебя удерживать, отпустил, потому, что любил. Хотел сделать лучше для тебя… Падме молчала, лишь слушала мужа, сложив руки на коленях и глядя на него пока еще ничего не понимавшим взглядом, а Энакин продолжал: — Мне было тяжело тогда, очень, но я смирился, а потом была миссия на Шили, где уже находились Мастер Пло с его ученицей Асокой и Мастер Ундулли с Баррисс. Я прилетел с Феррусом Олином. И перед миссией мы отправились прогуляться в лес, там были Асока и Баррисс, катались на местных животных. Оффи меня сшибла, представляешь? Я полетел в кусты едва не вверх тормашками, видела бы ты меня тогда… Энакин улыбнулся, слегка рассмеявшись, чтобы там самым разрядить атмосферу. Но Падме не поддержала его веселость и посмотрела так, будто Скайуокер ляпнул что-то неудачное. И поняв это, он снова стал серьезным и рассказ полился в прежнем тоне: — В общем, я упал, Асока подошла и помогла встать, я поранился и она оказала помощь, потом мы стали общаться и сблизились, оказавшись невероятно схожими по темпераменту и интересам, буквально на одной волне, понимаешь, что это значит? Падме кивнула, понимая это, но недоумевая, какое отношение эта история имеет к настоящему и зачем вообще ей все это знать, скоро это стало понятно, когда Скайуокер произнес: — И я полюбил ее, сильно и беззаветно, она тоже и мы стали близки. Душой и телом. Ведь ты ушла и я остался один. И мы были вместе, все время, думая, что так будет всегда, хотели пожениться, строили планы. Но тут внезапно вернулась ты с сообщением о беременности. Это был шок и я не знал, что мне делать. И решил поступить как порядочный человек, объяснил все Асоке и вернулся к тебе. Она все поняла и молча ушла в сторону, не пролив ни слезинки, не устроив скандала. Просто сделала вид, что мы с ней просто друзья и всегда были ими. Я тоже не стал обострять и дальше все пошло как ты помнишь. Но недавно, в тот день, когда ты пошла в клинику на УЗИ и произошла та авария, я был у Асоки, узнал, что она хочет все тебе рассказать и хотел уговорить ее не делать это хотя бы тогда. И в итоге мы с ней…снова стали близки…Я был у нее когда все случилось. Но я тебе клянусь это был единственный раз после нашей свадьбы когда я это сделал. Ни до, ни после ничего не было. Прошу тебя, пойми, теперь у меня с Асокой точно все. Все кончено и не вернется. Я люблю только тебя. Я понял это, когда ты едва не погибла. Вот тогда я и понял, как ты мне дорога! Что мне нужна лишь ты! Я люблю лишь тебя! Падме сидела как каменная, она опустила голову вниз и долго не поднимала лицо. Энакин не понимал, как реагировать на это. Он сел рядом, дотронулся до ее плеча. Она вздрогнула и наконец посмотрела на него. Слез на лице не было, взгляд был пустой и безжизненный, даже хуже того, что был в момент, когда ей сообщили о потере ребенка. Но если тогда в ее глубоких карих глазах была хотя одна эмоция, пускай это и печаль, то сейчас не было ничего. Только холодая и безжизненная пустота. Губы сжаты в тонкую прямую линию. Скайуокер был в полном недоумении. Он снова коснулся Падме. Ее рука была как деревянная. Она автоматически ее освободила и наконец сказала голосом больше свойственным роботу, чем живому человеку, при этом опуская глаза вниз: — Уйди. Прошу тебя. Оставь меня сейчас. Мне нужно побыть одной. Я хочу понять, как теперь жить. Как быть с этим всем… Скайуокер посчитал это законным желанием и покорно встав с кровати, вышел из комнаты. Он понял по голосу Падме, что лучше ее действительно сейчас не трогать. Все же удар был силен, она должна пережить его, понять, как относится к мужу теперь. Здесь ей не нужны помощники, тут Падме должна справится только самостоятельно. Энакин спустился в гостиную и с удивлением увидел там Кеноби, что оказывается не ушел и выжидательно посмотрел на друга. Потом спросил тоном строгого учителя: — Ты поговорил с ней? Энакин сел в кресло напротив и решил ничего не скрывать: — Да, я рассказал ей обо всем, ты знаешь, я всего ожидал, но Падме отреагировала спокойно, ни слез, ни криков. Думал, она закричит, ударит меня, устроит истерику, а она выслушала спокойно и ничего не сказала. Просто попросила оставить ее на время одну. Кеноби удовлетворенно кивнул и ответил: — Может оно и правильно, пускай осознает все в одиночестве и потом вы снова поговорите. Энакин ничего сказать не успел, как услышал какой-то непонятный шум со стороны двери. Как будто бы по полу что-то везли. И почти сразу прозвучало тревожное и непонимающее: — Госпожа Амидала, вы куда собрались? Я не могу отпустить вас! Скайуокер и Кеноби вскочили и не сговариваясь бросились в холл, едва не столкнувшись лбами. Увидели наконец то, о чем уже догадались по услышанному: Падме стояла у лестницы, одетая в черное платье с прямой юбкой до колена с лакированным поясом, короткими рукавами и полукруглым небольшим вырезом. Черными были так же колготки и туфли. Волосы распущены, а лицо слегка подкрашено. И главное, она тащила за собой огромный чемодан и несла в руке довольно большую сумку. Сабе стояла на ее пути, пытаясь удержать за руки. — Что здесь происходит? — спросил у обеих Энакин, а Падме, игнорируя этот вопрос, обратилась к Оби-Вану: — Оби-Ван, помоги мне донести чемодан. Но тут опять вступила Сабе, вставая перед ними: — Падме, тебе не стоит никуда сейчас идти, я не могу тебя отпустить. Падме не слушала и отчаянно рвалась к дверям: — Я улетаю на Набу, к родителям! Там мне будет лучше! Там никто не сделает мне больно! — В чем дело? Может быть, объяснишь? — продолжала упорствовать Сабе, на что Амидала лишь выпрямилась и обведя собравшихся холодным бесстрастным взглядом, внезапно остановила его на Энакине и обрушилась на него с недовольным криком: — Энакин, ты почему молчишь? Не делай вид, что ничего не понимаешь! Давай, расскажи всем! Здесь только близкие, зачем скрывать? Скайуокер продолжал хранить молчание и тогда его спросила Сабе: — Что она имеет в виду? Может быть, вы мне объясните? Падме не постеснялась сделать это: — Что же так, Энакин? Почему ты не хочешь ничего смешать? Отчего я сама должна это произнести? Давай, смелее! Расскажи всем, как изменял мне с моей лучшей подругой! Как ты бегал к Асоке почти на моих глазах! Как думал о том, что я не знаю! Думал, я слепая идиотка и ничего не пойму! А я знаю теперь все твои «миссии», «внеплановые заседания совета», «помощь товарищам» и все это непременно ночью! Как вы оба могли? Я так верила вам! Так любила! А вы! За моей спиной! Сабе подошла совсем близко и обняв Падме за плечи осторожно повела ее по лестнице вверх: — Давай, пойдем отсюда, сейчас я тебя уложу, ты успокоишься, поспишь и все будет хорошо. Взглядом при этом она велела мужчинам уйти и пока не лезть к Падме. Энакин не знал, как ему оправдаться и есть ли вообще такие слова, что способны объяснить его поступок или сделать его не таким ужасным в глазах близких и его собственных. Но их не было, осталось только принять то, что случилось и то, какая он сволочь.