Выбор сердца

Асока сидела на заднем сидении полицейского спидера и не глядя в окно, погружалась все глубже в свои мысли. Отчего так вышло, что обвинили именно ее? Все знали, как они с Падме относились друг другу. Все вокруг считали их подругами, видели их искреннее общение. Несложно понять отчего тогрута пребывала в таком шоке от неожиданного обвинения. Баррисс тоже не думала, что такое возможно. Пообещала помочь, но как? Она же не видела Асоку в то время, когда на Падме покушались. Да и никто не видел, Тано в тот день не выходила из комнаты, наоборот, это к ней должны были прийти. Падме, о встрече с которой та договорилась утром, чтобы поговорить о своих отношениях с Энакином. Но пришел вместо нее он сам и чем это завершилось? Да просто кромешным ужасом. Пока она, Асока, развлекалась с ее мужем, Падме боролась за жизнь после наезда и жизнь своего сына так и не спасла. Нет, как все-таки это ужасно, когда жизнь и смерть ходят рядом и ты сама замешана в ходе таких событий. Но это все равно не отменяет вопроса о подозрениях. О них Асока и решила поговорить когда спидер остановился перед зданием полиции и тогруту привели внутрь него, завели в кабинет следователя. И уже там, сидя напротив допрашивающего ее Оберна, она силилась доказать ему, что априори не может быть виновата. — Послушайте, это никак не могла быть я, — сложив руки на коленях, глядя прямо в глаза полицейского, Асока принялась горячо убеждать его — Я правда не делала это, я даже не садилась в спидер в тот день. — Однако, именно на вашем спидере есть характерная вмятина, — уверенно возразил ей мужчина — Она остается от столкновения. Так же есть свидетели, опознавшие вас. Они утверждают, что из водительской двери выглянула молодая тогрута вашей наружности, поэтому, дальнейшие отпирательства бессмысленны и пусты. Так вы только увеличиваете возможный срок. — Какой еще срок! — Асока даже подпрыгнула на месте — Говорю же, я не виновата! И я это докажу! — Хорошо, — с раздражающей покладистостью ответил следователь — Вы можете это сделать, это ваше право, хотя, находясь под стражей, сделать это будет очень и очень трудно. Проводите в камеру! Последняя фраза адресовалась конвоиру, который стоял возле кабинета, ожидая указаний и наконец дождавшись их. Он вошел в кабинет и надев на Асоку наручники, повел по коридору перед собой. Тано ужасно хотелось развернуться и врезать этому твердолобому громилле, выместив тем самым всю ярость и злость на несправедливость жизни. Но понимала, что этим только усугубит свою и так незавидное положение. И когда отрылась дверь небольшой одиночной камеры, лишь молча скользнула туда неслышной тенью. Лишь вытянула руки вперед, позволяя снять позорные браслеты. Наконец дверь закрылась и Асока осталась одна в этом тесном и узком помещении, куда влезла лишь деревянная шконка шириной не более полуметра. И совсем небольшое окно, забранное решеткой. Асока присела на жесткую поверхность, которую не делал особенно мягче тонкой матрас, что выдал ей конвоир перед уходом. Она все так же, как и дорогой, сидела, уставившись пустым взглядом вниз. Понимала, что все кончено и не хотела в этом признаться, как и в том, что у нее есть свидетель, который мог бы легко ее спасти. Но Тано знала и то, что никогда не попросит его о помощи, чтобы не выпускать наружу неприглядную правду. Уж лучше отбудет срок за преступление, совершенное не ею. Это будет не столь ужасно, как разрушить семью любимого человека и причинить еще более жуткую боль своей подруге. Если уж кто-то так должен страдать в этой печальной истории, то пусть это будет она, Асока. Пусть ее слезы принесут счастье Энакину, а ее нынешнее горе обратиться его радостью и успехом. Это правильно, это разумно, так и должно быть. Значит, так и будет.

***

Если Асока провела эту ночь в неуютной камере на жесткой койке под тонким одеялом и почти без сна, то Энакину повезло немногим больше. Он всю ночь просидел возле мирно спавшей после успокоительного Падме. Сидел в кресле рядом с кроватью, ловя каждый вздох своей жены. Врач предупредил, что ее психика сейчас нестабильна и все, что угодно может спровоцировать новую истерику. И Энакин старался как можно бережнее обращаться с ней. Однако, вопреки всему, когда Падме с утра проснулась, то едва открыв глаза, она улыбнулась так, как давно уже разучилась это делать. — Доброе утро, милая, — сказал Энакин, едва заметив ее пробуждение — Как ты сейчас? Падме в ответ вновь улыбнулась и садясь на кровати, внезапно сказала ему почти прежним своим голосом, какой был у нее до случившегося: — Все отлично, дорогой, я так хорошо спала сегодня, видела такие прекрасные сны. Ой, слушай, а что это Асока давно не появляется? Или она не знает, что я здесь? Так надо сказать! Срочно! И не став ждать когда Энакин как-то ответит или прокомментирует ее слова, Падме протянула руку и взяла со столика коммуникатор, к которому не притрагивалась до аварии. Она нажала на экран и нараспев произнеся: — Так, сейчас узнаем, как там моя подруга! Падме набрала контакт Асоки. Но несколько секунд послушав длинные гудки, с сожалением отключила связь и посмотрев на Энакина с искренним недоумением, сказала, округляя глаза: — Не отвечает! Как странно! На Асоку это не похоже, она всегда берет коммуникатор, если ей звонят. На что Энакин успокаивающе положил руки ей на плечи и произнес наиболее мягко: — Не надо так волноваться, я уверен, что у Асоки не случилось ничего страшного, я видел ее вчера и она выглядела вполне нормально. И скорее всего просто не слышала звонка, может на миссии или тренируется. Ты же знаешь, нельзя в такие моменты коммуникатор держать при себе. Но Падме, однако, слова мужа не успокоили, она отчего-то разволновалась еще сильнее и вцепившись в его запястье горячими пальцами, сказала, глядя ему в глаза: — Нет, я чувствую, что-то не так! Что-то случилось! Это точно, я уверена. Прошу тебя, узнай про нее! Позвони Оби-Вану, он точно должен знать, где Асока! — Хорошо, я сделаю это! — только, чтобы успокоить жену, сказал Энакин — Хотя я не знаю, скажет ли Оби-Ван что-нибудь, вроде не замечал его в особой дружбе с Асокой. Кеноби взял коммуникатор почти сразу и ответил на вопрос Скайуокера весьма странно и с непривычной для него грубостью: — Асока тебе нужна, да? Так вот ищи сам свою Асоку! Не об этом ты волноваться должен! Совсем не о ней! Затем связь отключилась, что было совсем уж не похоже на вежливого Оби-Вана. И не теряя надежды что-то узнать, Скайуокер набрал другой контакт и на сей раз получил исчерпывающий ответ о том, где сейчас Асока. — Как? В тюрьме? Быть этого не может! — воскликнул он, забыв о том, что Падме рядом и тоже может услышать. Но она не приняла высказывание за счет Асоки и только спросила: — Что тебе сказали? Где Асока? Скажи мне одно - она в порядке? Это должно быть так! У моей Асоки все должно быть в порядке! — Да, все очень сложно, — не стал скрывать от нее Энакин — Асоку обвиняют в том, что это она сбила тебя. Падме так и отшатнулась от него: — Но это же полный бред! Асока не способна на это! — Я тоже так думаю, — ответил Энакин, стараясь выть спокойным — И мне кажется я в силах исправить эту ситуацию. Он точно знал, что прежде всего должно сам лично услышать обстоятельства дела и поговорить с полицейским. Сделать это решил когда у Падме предполагался послеобеденный сон. И опасаясь возможных проблем, попросил медсестру посидеть рядом с ней пока Скайуокер ненадолго отойдет по делам. Та согласилась и даже оказалась от дополнительной оплаты своих услуг. — Я уверена, что все будет хорошо, она проспит пару часов, за это время вы успеете вернуться, — сказала женщина, когда Энакин собрался уходить. Он был серьезно настроен узнать кому и для чего пришло в голову обвинить Асоку. И спасти ее рискованным и опасным способом. Опасным для своей семьи.