Чернила

Откровенно говоря, пробежка не удалась - они почти сразу перешли на ходьбу и их привычную болтовню о всём подряд, но Сетт не расстраивается. Даже наоборот, ему очень хотелось поговорить. Потому что весь предыдущий день и пару ночей он сходил с ума. Он думал, что знает Афелия достаточно, чтобы понимать его намерения, предсказать поведение, но что-то звенело на краю его сознания, будто тихая, но навязчивая птичья песня, и она зазвучала в полную силу в ночь Хэллоуина. Сетт решил бы, что это забавное совпадение - во время праздника духов в Афелия будто вселился непослушный дьявол, - но это был просто алкоголь. И здесь лежал его камень преткновения: не мог ведь Афелий вести себя так раскрепощённо (в сравнении с привычным нетактильным собой), если никогда не думал о таком, никогда не хотел потрогать его? Или мог? Нельзя сказать, что он был пьян до неузнаваемости. Интуиция твердила Сетту, что Афелий просто немного отпустил поводья; он выглядел гораздо расслабленнее обычного, и это было приятно видеть, хоть и грустно, что на его памяти это достигалось только алкоголем. И если Афелий, который разрешил себе в баре чуть больше, чем в реальной жизни - это Афелий, который ласкает его ухо и своим хрипловатым голосом долго-долго что-то рассказывает, который в шутку размазывает по его груди блёстки и сам смеётся над этим, который смотрит жадно, как уговаривающая мышку залезть к ней в пасть змея, а потом очевидно не против остаться в руках Сетта на какое-то время... То Сетт ещё не уверен, что он чувствует по этому поводу, но хочет ещё. Хочет, чтобы у Афелия был кто-то, рядом с кем можно перестать так строго к себе относиться. Хочет, чтобы нечто, сковывающее его изо дня в день, наконец перестало вцепляться в него мёртвой хваткой - чем бы оно ни было. А ещё он очень хочет узнать, что так крепко его удерживает. — Ты меня не слушал? - Афелий слабо улыбается, когда Сетт встрепенулся и перевёл на него взгляд. — Слушал. Зеркальные скульптуры в лесу. — Ага. Так вот, их посыл - что-то вроде "посмотрите, как человек влияет на природу". Но у них такой огромный потенциал быть вестниками хтонического ужаса, что, будь они моей идеей - единственной моей целью было бы напугать побольше народа. — И поставить их в крадущиеся жуткие позы, - улыбается Сетт. — Да! Ты меня понимаешь. Тяжёлые тучи нависают над городом, и сегодня довольно прохладно - Сетту пришлось застегнуть куртку. Ветер завывает, кусаче трогает щёки; в прогнозе говорили, что может начаться снег, но Сетт в это не верит. Ещё слишком рано. — Кстати, я на днях думал о наброске для тебя. — Правда? — Да. И я столкнулся с одной проблемой, - Сетт чувствует его тяжёлый взгляд и наконец смотрит в его серьёзное лицо. — Ты так ничего особо и не рассказывал мне о своей маме. Знаешь, я всё ещё хочу исполнить твой запрос, но я не могу работать над чем-то настолько особенным, если я знаю о человеке ровно ничего. — О, - выдавил Сетт. В груди потяжелело, он остановился, нервно поправил рукава. Афелий стоит прямо перед ним - в едва читаемом лице Сетт видит сдержанный, вежливый интерес. — Ну что? Расскажешь мне что-нибудь? — Мне, - запнулся. Он отводит взгляд - так всегда было легче в чём-то признаваться. — Мне трудно рассказывать о ней тем, кого я мало знаю, прости. Мы не слишком давно стали близко общаться, я ещё не успел привыкнуть. Афелий наклонил голову к плечу - опять этот птичий жест. — Забавно. Мне наоборот показалось, что прошло много времени. Они помолчали. — И всё-таки? Может, пора уже ему открыться? Нет ничего плохого в том, чтобы рассказать другу побольше о своей маме, но вся его сущность скулит от этой мысли - он всегда оберегал её от чужаков, как драгоценность, и был бы не против никогда и никому о ней не рассказывать. Знакомство друзей с его родительницей одновременно казалось ему логическим шагом и чрезмерностью. Может, это поможет Афелию раскрыться тоже? Сетт очень хочет вытянуть из него эту скрытую тысячью слоями боль. Правда, придётся рассказать и о нём. Сетт просто надеется, что он не забудет техники контроля гнева в процессе и сможет сдерживать себя от бурлящих эмоций. — В общем, - он кивнул в сторону дорожки, и они пошли дальше. — Из родни у нас с ней только мы и остались. Остальные с нами не общаются. Ну, или мы с ними. Можно сказать, она и я уже очень давно живём одни против всего мира. Он делает паузу, чувствует исходящую от друга поддержку. — Отец ушёл от нас, когда мне было лет восемь, но я даже рад. Знаешь, он был из тех людей, которые кажутся замечательными всем окружающим, помогают всем, кто попросит, а в семье их поведение полностью меняется. Краем сознания он чувствует, как ужасно холодная рука Афелия что-то делает с его сжатым кулаком, но не придаёт этому значение. — Никаких избиений не было, но чем дальше, тем больше он был нами недоволен. Срывался по любому малейшему поводу. Я часто просто стоял и не понимал, за что он это делает. Почему недоволен мной, почему заставляет маму плакать ночью на кухне, когда она думает, что никто не слышит. — Да пошёл он нахуй, - тихо говорит Афелий. Сетт улыбнулся - он, как любитель угождать другим, никогда не мог такое сказать даже в сторону отца. — А ещё у него оказалась вторая семья на родине. Вернее, это мы были второй семьёй, его застыдили родственники и он вернулся туда. Как оказалось, Афелий разжимал его руку. Сетт даже не заметил, что до боли в мышцах держал кулаки. — Скатертью дорожка, - угрюмо. — У тебя костяшки побелели. — Ой. — А родня мамы? - осторожно спросил он. — Они порвали с ней связь, когда она решила выйти за него замуж. — М-м. Сетт вздохнул. Он размял напрягшиеся плечи, приготовившись говорить дальше - самое трудное было позади, и ему уже стало легче. Если он смог рассказать об этом, он сможет рассказать и обо всём хорошем. — В общем, не знаю, как она это сделала, но она умудрилась и финансово держать нас на плаву, и уделять мне внимание, так что я никогда не чувствовал себя брошенным ребёнком. Мы постоянно готовили вместе, делали зарядку утром, много разговаривали, - губы сами расползаются в улыбке из-за тёплых воспоминаний. — Она как-то сделала так, что я и не волновался из-за ухода отца - только злился на него. — Ты всё ещё злишься? - Афелий говорит так тихо, будто разрешает не отвечать. — М-м, - Сетт нервно коснулся шеи, но одёрнул руку, — я над этим ещё работаю. Я хочу перестать злиться, но, кажется, меня пока не отпускает. — И правильно. Это не стоит твоих эмоций и траты душевных сил. — Ага. В общем, как-то так. Не знаю, что ещё о ней рассказать, чтобы сложилась картинка, но она очень понимающая, научила меня вышивать, разбираться со счетами и налогами и всегда была на моей стороне. — А говорил, что не знаешь, что ещё рассказать. Они обменялись взглядами и улыбками. Справа крякнула утка. — Спасибо за доверие. Сетт просто кивнул. — Я... Тоже хотел бы знать о тебе больше. Он видит, как кадык Афелия дёрнулся, и решает продолжить. — Мне всё время кажется, будто, сколь бы я не тянулся к тому, чтобы понимать тебя, между нами забор от земли до небес. И... Я иногда вижу сквозь него какие-то фрагменты тебя, но мне постоянно кажется, что ты не хочешь или боишься меня подпускать. — Не только тебя, - очень тихо. Если бы Сетт не был наполовину вастайей, он бы не услышал. — На меня из-за этого временами накатывает тревога. Мы ведь друзья, я хочу быть способным помочь тебе, выслушать, может, поддержать. Молчание. — Что бы это ни было, ты не обязан превозмогать это в одиночестве. Сетт нервничает. Афелий продолжает молчать, не смотрит на него, пока они идут; наверное, надо было заткнуться и просто дать ему время. Он не думает, что его речь можно было воспринять как давление, но, может, для Афелия это оно и было? Он уже раскрывает рот, чтобы отказаться от своих слов, когда Афелий разбивает тишину. — Пожалуй, - пауза. Он медленно поднимает взгляд - чёрные глаза кажутся уязвимыми, немного напуганными, — я и правда задолжал тебе пару объяснений. Но давай лучше сделаем это за чаем, у меня дома где-то лежал вкусный улун.

***

— Проходи. Дверь закрывается за Сеттом с лёгким стуком металла. Квартира, как Афелий предупреждал, и правда крошечная - они вдвоём едва ли помещались в прихожей, слева арка вела на аккуратно прибранную кухню (со стола свисает весёлая скатерть с ромашками), а справа виднелась гостиная, уставленная... Чем-то, накрытым белыми полотнами. — Куда? - спросил он, сбросив кроссовки и куртку. — В гостиную. Внутри были только достаточно широкий диван, небольшой кофейный столик и кренящаяся лампа - всё остальное пространство было занято загадочными вещами, укрытыми от пыли. Кое-где возвышались стопки бумаги. Это место выглядит... необжитым. — Прости за беспорядок. Хозяин квартиры уже года два обещает, что всё вывезет, но, как видишь, обещания не держит. — Ты снимаешь? — Да. Просто привёл кухню в божеский вид, а так мне всё равно, где спать. Сетт садится на диван, с интересом вытянув шею в сторону лежащей на полу стопки бумаги - кажется, это чернильные наброски, и на верхнем - змея-робот с жуткими металлическими челюстями. — Чай был где-то здесь, - Афелий, стоя спиной к нему, стал искать чай в неприметном низком шкафчике, и вдруг обернулся. — Но перед тем, как поговорить на твою тему, я хочу обсудить кое-что, что волнует меня. Вкрадчивый голос очень настораживает. Сетт почувствовал себя натянутой струной; уши напряжённо ловят каждый тихий звук. — Сетт, скажи честно: я привлекаю тебя, как мужчина?