Отношения не интересуют

      Субин проснулся от звука зажатого звонка у входной двери, который сменился неистовым стуком и грозными обещаниями ее выломать. Он плохо соображал спросонья, едва забрезживший рассвет подсказывал, что утро еще раннее, но даже при таких обстоятельствах невозможно было не узнать голос Бомгю.       Субин резко поднялся с кровати, почувствовал головокружение и завалился на косяк, больно ударившись плечом и своротив при этом с тумбочки всякое барахло. Он все также был не одет, потому завернулся в плед и неровным шагом направился к двери, в которую продолжали стучать, хотя казалось, что стучали ему по голове.       Угрозы Бомгю были абсолютно беспочвенными, ведь кто как не он соответствовал всем стандартам омеги — тонкий, изящный, хрупкий, с огромными диснеевскими глазами, он вряд ли мог выломать дверь. Но Субин знал этого маленького засранца с начальной школы, потому торопился, насколько позволяла раскалывающаяся голова и плывущее сознание, зная, что запертые двери Бомгю не помеха — тот и мертвого из могилы смог бы поднять, если бы ему это понадобилось. Тем более, подумал Субин, если этот безумный шум не прекратится, то из могилы придется поднимать его самого.       Он запахнул плед плотнее и открыл сотрясающуюся дверь.       — Чхве, мать твою, Субин! — Бомгю влетел в квартиру, как смертоносная фурия. — Какого хуя у тебя телефон выключен!       Кого-нибудь другого отборные маты, срывавшиеся с прекрасных губ нежного создания, могли бы удивить, но Субин давно привык к этому. Его друг умел ругаться как сапожник, но позволял себе так выражаться только в кругу близких, в некотором смысле, с его стороны это было чем-то вроде проявления наивысшего доверия.       Субин открыл рот, чтобы сказать что-то не менее колкое, но почувствовал подступившую к горлу тошноту. Он прижал ладонь к лицу и бросился в ванную, путаясь ногами в пледе и сшибая косяки.       Его вывернуло до желтой желчи, из глаз лились слезы, а из носа — сопли. Не самое приятное зрелище, но Бомгю молча и терпеливо стоял за спиной и обнимал за плечи, пока Субин упирался руками в крышку унитаза, а коленями в холодный кафель на полу.       — можешь встать? — спросил он тихо, осторожно поправляя ему волосы.       Субин кивнул и медленно поднялся. Бомгю открыл кран в раковине и настроил воду.       — умойся, я принесу попить.       Он вышел, и Субин смыл с лица слезы и прополоскал рот, чтобы хоть немного избавиться от вкуса блевотины и желчи. В ушах шумело, в висках стучало набатом, а сердце было не там, где ему положено. Поднимать глаза к зеркалу Субин не стал, побоялся, что его вырвет еще раз от собственного вида.       Из коридора послышался звук торопливых шагов, и в ванную снова вошел Бомгю. Он подал Субину стакан воды, но не выпустил из рук, а помог выпить.       — забирайся в ванну, — сказал он, когда стакан оказался пуст.       Субин сморщился и покачал головой. Ему хотелось вернуться в спальню, закутаться в одеяло и спрятаться в темноте и тишине кровати. А еще он ужасно продрог и его била крупная дрожь.       — забирайся в ванну, я сказал, — повторил Бомгю таким тоном, что Субин понял — легче согласиться.       Его несносный друг заткнул пробкой слив, включил воду и настроил температуру, после чего обернулся к Субину, посмотрел строго и кивнул на ванну. Субин вздохнул, стащил с себя плед и, придерживаясь за стену, перешагнул бортик. Вода еще не набралась и скрывала только лодыжки. Он сел и обхватил руками колени. Бомгю снял лейку душа, переключил на нее воду и начал поливать Субину плечи, сидя на краю ванны.       — фу, общественным туалетом несет, — скривился Бомгю и поднял лейку так, чтобы намочить Субину волосы.       — чего? — прохрипел он, не отрывая взгляда от своего искаженного отражения в хроме крана.       — освежитель воздуха «Морской бриз» и туалетный утенок «Лимонная свежесть»! — Бомгю прикинулся, что у него рвотный позыв, а Субин на самом деле снова почувствовал тошноту, потому что вспомнил, почему запахом соли и апельсина пропитались простыни в его спальне.       — эй, ты чего? — Бомгю наклонился, пытаясь заглянуть Субину в глаза, и вода полилась на стену, брызгая во все стороны. — Черт! — выругалось нежное создание.       — холодно, — выдавил из себя Субин.       — сейчас согреешься! Держи, — Бомгю всучил ему в руки лейку и поднялся, — я чай сделаю.       Он вышел и плотно закрыл за собой дверь, чтобы не выпускать пар от воды.       Субин перекинул шланг через плечо, вода стекала у него по спине, постепенно наполняя ванну. Он слушал ее тихий шелест, мелодичность которого нарушалась только звоном посуды из кухни — Бомгю умел заполнять собой все пространство, словно вода или воздух, и быть необходимым, как вода и воздух, даже если казалось, что его присутствие топило и удушало. Они провели вместе большую часть жизни, и у Субина не было друга ближе и человека важнее. Хрупкое плечо этого маленького омеги не раз оказывалось единственной и самой крепкой опорой Субина.       Ванная постепенно наполнялась паром, а вода поднималась все выше. Субин закрыл глаза и глубоко вдохнул — едва ощутимый запах соли сбивал с толку, ведь если размечтаться, то можно было подумать, что эта вода морская. Воспоминания прошлого вечера набегали на него волнами и отступали, набегали снова и опять отступали…       Снег, его хруст под ногами, ветер, треплющий волосы, холодные пальцы, горящие скулы, громкая музыка, волнение, страх… Яркие волосы, плавные движения, лисьи глаза, слегка оттопыренные, невероятно очаровательные уши…       Субин улыбнулся, медленно выдохнул и опустил плечи. Лейка душа соскользнула и плюхнулась в воду. В горячую воду, что поднялась уже выше поясницы.       Субин распахнул глаза и резко встал, чувствуя тяжесть от перемены плотности. Он выскочил из ванны, будто сидел в кипятке. Сердце заколотилось, и в глазах поплыло.       — ты чего вылез? — в комнату вошел Бомгю с полотенцем и одеждой в руках. — Ванна еще даже на половину не набралась.       — мне… Мне нельзя, — Субин помотал головой, чувствуя, как на плечи падают теплые капли.       — чего нельзя? — Бомгю нахмурился и протянул полотенце.       — ванну горячую сейчас нельзя, — во рту было сухо, и он только оцарапал горло, когда попытался сглотнуть.       Бомгю чуть наклонил голову и посмотрел внимательно, словно пытался вглядеться в самые мысли.       — ладно, — протянул он, будто разговаривая с умалишенным, — а чай горячий тебе можно? Я заварил.       Субин пожал плечами. Он снова начал крупно дрожать.       — оденься и приходи на кухню. Или тебе помочь?       — я сам.       Бомгю кивнул, положил на стиралку пижаму и выключил воду, а потом вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой, не боясь больше выпустить тепло.       Субин прижал к груди полотенце, уткнулся в него лицом и тихо завыл. Какой же он болван! Колени подогнулись, и он плюхнулся на пол. Голый, дрожащий и мокрый — вот уж жалкая картина!       Он сглотнул подступившие слезы, поднялся и наспех вытерся. Пижама никак не хотела надеваться, ткань липла к влажной коже, как липли к нему дурные мысли и страшные образы. Но плакать еще было рано, еще не из-за чего. То, что он вчера пережил, — не повод реветь, тем более ничего страшного с ним не случилось. Да, душонка его трепыхалась и извелась, но на то она и была у него, чтобы чувствовать. А мозг дан, чтобы думать, и прямо сейчас стоило прислушаться именно к нему и не делать глупости.       Субин вытащил пробку из сливного отверстия в ванной и замер — вода начала быстро утекать, заворачиваясь кольцами, а он смотрел внутрь воронки и чувствовал себя Алисой, которая угодила в кроличью нору и все падала, падала, падала…       Мысли начали утекать вместе с водой, и Субин забыл, что собирался пойти к Бомгю и выпить с ним чай. Он забыл и то, что Бомгю был у него дома, он забыл и самого Бомгю и, что самое приятное, почти забыл себя…       Из глубины квартиры донеслось громкое чихание. Его дорогой друг, маленький омежка, чихал так, что стекла в окнах звенели. Субин вздрогнул, моргнул, помотал головой и отошел от ванны. Он дышал медленно, сердце больше не шалило, голова не кружилась.       Плеснув в лицо холодной водой, он вышел в коридор, так и не заглянув в зеркало. А ведь из кроличьей норы мог вернуться кто-то другой, а он, настоящий Субин, так и остался там падать, и падать, и падать…       Бомгю сидел за столом, обхватив тонкими пальчиками кружку, которую называл своей. У него вообще было много «своего» в доме Субина — зубная щетка, тапочки, полотенце и полка в шкафу, забитая исключительно его одеждой, хотя жил Бомгю в другом месте и лишь изредка оставался ночевать в случае крайней необходимости. На столе стояла еще одна кружка, от нее поднимался едва заметный пар и доносился травянистый запах. На кухне было сумрачно, из окна в комнату проникал тусклый свет зимнего утра.       Субин сел, отпил чай и скривился:       — который час?       — десятый.       — и что ты делаешь здесь в такую рань? — спросил Субин. Он закрыл глаза и потер их пальцами, потому что едва ощутимая боль начала медленно затягивать чугунный обод вокруг его головы.       — рань? — переспросил Бомгю слишком громко для маленькой кухни. — А когда я на работу прихожу в такое же время, ты ворчишь, почему так поздно! — и демонстративно отвернулся с видом оскорбленной невинности.       — может быть, потому, что рабочий день начинается в половине девятого? — Субин нахмурился и открыл глаза. — Кстати, а почему ты не на работе?       — потому что сегодня воскресенье!       — ну и что?! Мы работаем по воскресеньям.       — только потому, что ты деспот и тиран! — Бомгю посмотрел на него исподлобья, сверкнув глазами, но потом добавил, как ни в чем не бывало: — Успокойся, там Кай.       После развода у Субина остался небольшой бизнес — автомастерская. Они с мужем занимались ею вместе, но дела там шли плохо, постепенно она начала разваливаться, как и их брак. На это имущество муж претендовать не стал, видимо, посчитав, что Субин ничего не сможет сделать с мастерской, кроме как продать за бесценок. Но Субин так не поступил.       С юности он увлекался ремонтом машин и искренне радовался, когда удавалось разобраться в проблеме и исправить поломку, и чувствовал в этом свою ценность. После колледжа он подрабатывал на станции техобслуживания своего дяди, да так и остался там, убрав подальше диплом специалиста в области изящных искусств, который так хотели видеть его родители. Даже в выборе профессиональной деятельности Субин подтвердил свой статус «нетипичного» омеги — его руки вечно были в каком-то мазуте и от него несло то бензином, то машинным маслом. Но именно в мастерской он познакомился с будущим на тот момент мужем, когда выкатился из-под капота его машины с пятном на носу. А спустя всего неделю оказался уже под владельцем той самой машины.       Субин ни о чем не жалел, но вспоминать об этом не любил. Спустя годы ему стало казаться, что он повел себя глупо и поступил необдуманно. Просто ни в школе, ни в колледже на него и не смотрел никто, а потом случился этот альфа, который начал так настойчиво ухаживать и, казалось, искренне полюбил. Хотя, почему казалось? Так и было, просто со временем прошло.       Не прошла только страсть Субина к любимому делу за те годы, что муж настоятельно просил не спускаться в цех, а заниматься делами в офисе, как и подобает владельцу и омеге. Субин тогда смущенно улыбался и краснел, потому что считал такое отношение мужа проявлением заботы. Лишь много позже в его голову закралась мысль, что человек, который на самом деле заботится о благополучии своего любимого, не станет лишать того занятия, которое приносит настоящую радость. А значит, его просто стыдились. Стыдились такого омеги — в безразмерном комбинезоне и пятнами на носу, высокого и сильного, тихого и молчаливого. И даже если это было не так, Субин решил все равно думать именно так, потому что жить в тревоге от неопределенности устал.       Он тогда вообще очень сильно устал — устал от мыслей, сомнений, недомолвок, выяснений отношений и консультаций с юристами. Если бы Бомгю и Кай не поддержали его, он бы не выкарабкался.       Два года они вкалывали как проклятые и вытащили мастерскую из убытков. Субин снова большую часть времени стал проводить в цехе и занимался тем, что у него по-настоящему хорошо получалось — ремонтом, пока Бомгю разгребал бумажки в офисе. И вот уж кто оказался на своем месте! Этот маленький омежка был акулой и мог сожрать любого, не поперхнувшись и не обляпавшись, и при этом на вид остаться диснеевской принцессой. Кай в такие моменты смотрел на него особенно влюбленными глазами, после чего эти двое подолгу пропадали в подсобке, будто у них не было своего дома.        — Кай — механик, а не управляющий! — простонал Субин, снова отпил отвратительный чай, скривился и отставил кружку от себя подальше.       — так, прекрати переводить тему! — Бомгю ткнул в него пальцем, сверкнув при этом недавним приобретением — обручальным колечком. — Я все еще не получил ответ на свой вопрос!       Повисла пауза, во время которой Бомгю метал глазами молнии, а Субин судорожно пытался сообразить своей больной головой, на какой из тысячи волновавших его друга вопросов он мог не ответить.       — какой вопрос? — все-таки решил осторожно уточнить Субин.       — какой вопрос?! — бомба взорвалась. — Из тебя вчера все мозги вытрахали?!       Слова вылетели из кукольного рта и ударили Субина прямо в грудь. Он отшатнулся, задохнулся и опустил глаза, чувствуя, что стремительно краснеет, и не только от смущения и возмущения.       — прости, — пролепетал Бомгю и потянулся вперед, чтобы коснуться Субина, но тот отпрянул, — прости, я не это имел в виду… Послушай! Я волновался! Эта твоя дурацкая идея!.. А вчера ты сам не свой ходил, вечером на звонки не отвечал, и дома тебя не было!       — что? Ты приходил вчера?       — с Каем! Мы тут всех на уши поставили, никто тебя не видел! Я собирался в полицию звонить, но Кай меня отговорил подождать до утра. И я подождал! И пришел! И, видит Бог, если бы я тебя не нашел, то пошел бы в участок, а по пути обзвонил все больницы и морги города! — Бомгю вскочил со стула и метался по маленькой кухне, как мячик в коробке. — А когда ты все-таки соизволил открыть, мне в нос бьет лимоном, будто я в общественный туалет зашел! У тебя был альфа! Так?!       — а если и так, то что?! — закипел Субин. — Ты удивлен, что на меня повелся кто-то? Я свободный омега и могу заниматься сексом с любым альфой, ясно?! Или ты думаешь, что на меня не посмотрит никто, потому что я вот такой? — он ткнул в себя пальцем.       — болван! — Бомгю подлетел к нему и дал подзатыльника, и смог это сделать только потому, что Субин сидел. — Ты вообще новости читаешь?! Ты в курсе сколько преступлений происходит каждый день и сколько из них на сексуальной почве?! В каком мире ты живешь?! Людей каждый день насилуют, похищают и убивают! А ты ушел один, никому ничего не сказал, привел в дом незнакомца! Если бы с тобой что-то случилось, я!.. — он всхлипнул, буквально забрался к Субину на колени и крепко обнял.       Субин оторопел, но поднял руки и обнял Бомгю в ответ. Его слова медленно доходили до Субина, и понимание того, что могло случиться наполняло страхом и горечью. Он на самом деле почти не читал новости, не было сил и, откровенно говоря, желания осознавать, что мир, в котором они жили за внешним спокойствием и благополучием, был опасным и жестоким. Бомгю был прав, и его поведение не было истерикой на пустом месте. Но в этом омежке переживаний хватило бы на троих, и такому сухарю, как Субин, не всегда было понятно, как в одном маленьком человеке умещалось столько чувств. Ему самому казалось, что все его эмоции давно сжались до размера горошины и поместились бы на кончике пальца. Хотя, кажется, так и случилось — от слов Бомгю бросило в жар и словно иголочка вошла под кожу где-то в левом запястье. Субин почувствовал легкую грусть по своей утраченной человечности и крепче обнял Бомгю.       — прости, карамелька, — сказал он, — я и правда болван.       — не называй меня так, — пробормотал тот ворчливо.       — почему? — Субин улыбнулся. — Это же ты.       — во мне есть еще перец, но ты, засранец, годами это игнорируешь!       Бомгю разворчался еще больше, слез с коленей Субина, поправил одежду и, шмыгнув носом, снова сел на стул. Субин с улыбкой заметил, что Бомгю сидел на единственном нормальном в его квартире стуле, а ему снял с крючка складной.       — тем более так меня зовет Кай, — продолжил Бомгю, ухмыльнулся и сверкнул глазами, — и говорит, что я сладкий, когда вылизывает.       — прекрати! — Субин скривился и зажал уши руками. — Мне это не нужно! Я и так слишком много слышал того, что не должен, потому что вы, извращенцы, занимаетесь этим в мастерской, за что я, как ваш начальник, имею полное право уволить вас обоих!       — ой, напугал, — Бомгю закатил глаза, — без меня и Кая твоя богадельня давно бы пошла ко дну! Так что прикрой ушки и радуйся, что я великолепен не только в постели, но и на работе!       Субину нечего было возразить, он признавал, что без Бомгю давно пошел бы по миру, потому только тяжело вздохнул:       — молю, я не хочу знать подробностей вашей с Каем интимной жизни.       — а вот я хочу знать подробности! — наклонился вперед Бомгю. — Давай! Рассказывай, кто этот альфа? Где ты его подцепил? Что у вас было? Как?       Вопросы из него так и сыпались, а Субин и хотел рассказать, и не знал, как это сделать. Он молчал, заламывая пальцы, под пристальным взглядом Бомгю, но знал, что терпение у того скоро лопнет и начнутся мучительные пытки.       — в клубе, — сказал Субин неохотно, — он сам ко мне подошел. Кстати, он подумал, что я альфа…       — что? Подумал, что ты альфа, и все равно подошел? Извращенец какой-то! — задохнулся Бомгю.       — нет! Нет… Он хороший, — слова так и жгли искусанные губы, — милый, приветливый, без всяких там мерзостей на уме… Очень нежный и внимательный. Красивый…       — ты взял его номер телефона? — Бомгю чуть на стол не залез от волнения. Субин покачал головой. — Что?! Почему, если он такой прекрасный, как ты говоришь?       — помнится, пять минут назад ты переживал, как бы меня не изнасиловал какой-нибудь маньяк, — усмехнулся Субин.       — и я не перестану об этом переживать, пока не появится человек, который будет тебя защищать!       — ой, брось! Я сам могу за себя постоять!       — да, да, сильный и независимый омега, которому никто не нужен! Бла-бла-бла! — Бомгю опять закатил глаза, и Субин подумал, что в жизни не видел, чтобы кто-то делал это настолько красноречиво. — Хватит увиливать! Почему ты не взял его номер?       — да потому что я обманул его! — вспылил Субин и вскочил со стула, забыв о головной боли. — Использовал! Или ты думаешь, что я ему сказал, что хочу забеременеть, и спросил, не против ли он стать отцом? Нет! Вместо этого я его заверил, что сижу на таблетках и презервативы нам не нужны, и узел можно! А парню от силы лет двадцать пять, понимаешь?       Субин плюхнулся обратно на стул и со стоном уронил лицо в ладони. Груз ответственности с новой силой навалился на его плечи и давил, и душил, и изматывал.       — Господь милосердный! — Бомгю всплеснул руками. — Ты из-за этого убиваешься? Вот же болван! Парень прекрасно провел время, трахнул красивого омегу без презика и, что самое главное, без обязательств и свалил в закат! Успокойся уже! Как ты дожил в этом мире до такого возраста да с такими моральными принципами, ума не приложу! — он подошел к Субину и погладил его по голове. — Горе ты мое луковое… Тебе хоть приятно было?       Субин кивнул, вспоминая, как Ёнджун целовал его, ласкал, гладил, и только от этого внизу живота потянуло. Он сел прямо и залпом выпил дрянной чай.       — а почему ты решил, что именно этот альфа тебе подходит? — спросил Бомгю, когда Субин немного успокоился.       — уши у него красивые.       — уши?.. — переспросил Бомгю.       — да, уши, — Субин смотрел в одну точку, полностью опустошенный, и говорил все, что было на уме, а осталось там немного — очаровательные оттопыренные уши. Я подумал, что хотел бы видеть их всю жизнь. У своего ребенка.       — какой же ты неисправимый романтик, Чхве Субин, — протянул Бомгю, — и беспросветный придурок.       Субин не стал спорить. Оглядываясь на все произошедшее, он начал понимать, какую глупость сделал. Но, с другой стороны, как и сказал Бомгю, страшного ничего не случилось, такие встречи не редкость. Люди находят друг друга, разговаривают, пьют, занимаются сексом и расходятся до наступления утра.       — через сколько времени тест покажет беременность? — спросил Субин, стараясь перевести свои мысли с моральной стороны вопроса на практический.       — смотря какой тест и смотря в какой фазе цикла, — задумался Бомгю и полез в карман за телефоном, после чего быстро что-то печатал и скролил ленту. — Пишут, что чем ближе к течке, тем, естественно, выше вероятность беременности и быстрее тест покажет результат, ага… От двенадцати часов! Ничего себе!..       Субин посмотрел в окно — рассвело. Часы на стене показывали без пяти минут одиннадцать.       — я в аптеку, — сказал он и поднялся со стула. — Со вторника в мастерской меня не ждите. Хотя, может быть, и завтра уже не приду.       — ты что, все спланировал?! — Бомгю подскочил и встал в дверях кухни.       — беременность надо планировать, — Субин криво улыбнулся, щелкнул омежку по носу и попытался пройти.       — да ты чокнутый! — взвился Бомгю. — Дома сиди! Я сам схожу! А ты лучше посуду помой, а то тараканы заведутся! — он кивнул на переполненную грязной посудой раковину, развернулся и, громко стуча пятками, пошел в прихожую.       Хлопнула входная дверь, и Субин остался один. Было тихо, только вода в трубах шумела да у соседей бубнил телевизор. Он медленно подошел к окну и выглянул на улицу. Снег лежал на дороге, крышах машин, укрыл землю и бережно укутал каждую веточку дерева. Из-под козырька над крыльцом показалась фигурка Бомгю, он поднял воротник пальто и на ходу натянул шапку. Субин проследил за ним взглядом, пока тот не скрылся за углом дома напротив.       Небо было затянуто тучами, слабый свет едва освещал окружающий мир, а в комнате и вовсе хотелось зажечь свет. Но Субин не стал. Он подошел к раковине, включил воду, вспенил губку и начал медленно мыть посуду. Ему нравилось это делать, монотонный труд успокаивал и мысли сами утекали вместе с грязной водой.       Когда все тарелки, чашки и кастрюли оказались на сушке, Субин понял, что голова его абсолютно пуста. Пуста настолько, что он наконец мог услышать, что там у него внутри. Он оперся на край раковины влажными руками, с которых на пол падали редкие капли, и закрыл глаза.       Внутри было глухо.       Субин почувствовал себя ужасно одиноким, он почувствовал, что он совсем один. В груди заныло, он опустился на пол и уперся лбом в дверцу кухонного шкафа. Он не хотел быть один, он надеялся распознать внутри присутствие кого-то еще. Но было пусто.       В прихожей хлопнула дверь.       — я пришел! — звонкий голос Бомгю разорвал тишину и наполнил квартиру звуками шуршания пакета, стуком снимаемых ботинок и шагов по коридору.       Субин резко встал и открыл глаза, держась за край раковины.       — еды еще купил, а то у тебя вечно шаром покати! — Бомгю начал доставать из пакета продукты и контейнеры из ближайшей закусочной. В последнюю очередь он вытащил коробочку и протянул Субину. — Держи.       — спасибо, — Субин сжал подрагивающие пальцы на прохладном картоне.       Они поели, потом смотрели какое-то старое кино, закутавшись в плед на диване.       Стемнело, Бомгю задремал, и Субин осторожно перебирал его волосы. Ему хотелось встать, взять коробочку из аптеки и пойти в ванную так же сильно, как не хотелось этого делать. Ведь сейчас, сидя на диване и слушая тихое сопение Бомгю, для него оба варианта были одинаково возможны — и две полоски, и одна. А когда он узнает, то с тем знанием нужно будет жить. Нужно будет как-то жить дальше.       Потому Субин ждал до самого конца титров дурацкого кино, потом еще несколько минут пялился в черный экран, где едва виднелось его отражение, и только после этого осторожно встал, опустив голову Бомгю на подушку. Тот нахмурился, чмокнул губами, но не проснулся.       Но сидел, уткнувшись в телефон, когда бледный Субин вышел из ванной.       — ну что? — спросил почему-то шепотом, подтянув на себя плед.       Субин покачал головой.       — эй! — Бомгю подлетел к нему и обнял. — Очень мало времени прошло! Надо завтра попробовать! Хорошо? — он заглянул Субину в глаза. — Попробуем завтра! Я могу остаться на ночь, хочешь?       Они рано легли спать. Бомгю обнимал Субина со спины и был милой маленькой большой ложечкой. Вскоре он уснул, а Субин долго смотрел в окно, где в свете уличного фонаря кружились снежинки. Он не стал возражать Бомгю, но чувствовал, что завтра ничего не изменится. Очаровательные оттопыренные ушки не появятся в его жизни.       Горло сдавило и Субин закусил ребро ладони.