smear the king

Люди, которые приходят в элитный салон эротических услуг и заказывают костюмированный pony play, баснословно богаты. Даже один «сеанс» стоит дорого. Но когда роскошную жизнь уже не скрашивают обычные проститутки, приходится раскошеливаться на что-то более экзотическое. Потом приедается и экзотика, и в ход идут новые и новые способы выжать хоть немного эмоций из своего существования. Скука — еще одна характерная черта клиентов этого салона. Сонхва добавляет в этот список третий пункт: предсказуемость. — Хорошая лошадка. Сонхва слышит эту фразу почти каждый день. И каждый посетитель считает себя крайне оригинальным, разумеется. Сонхва презирает их всех — за глупость, за вульгарность, за жестокость. Он никогда бы не стал даже знакомиться с такими людьми, не то что спать. Судьба, однако, решила иначе: высокое происхождение не помогло семье Пак пережить многочисленные кризисы и остаться на плаву. Младшие представители оказались фактически на улице, а старшие поколения клана покончили с собой, чтобы не жить в чудовищной нищете, к которой они так и не смогли привыкнуть. Слабаки. Сонхва не сдался. Он верит, что сможет вернуть если не все семейное состояние, то хотя бы его часть. Пока что, впрочем, удается только кое-как выживать. Теоретически он мог бы продать украшения с фамильными символами, но никакая бедность не ранит гордость так, как семейные реликвии в чужих руках. Поэтому Сонхва продает то, что не жалко. Например, себя. За возможность обладать телом с такой родословной люди готовы платить очень, очень много. Сумма удваивается, если Сонхва наряжается в кожаные шорты, сбрую и молчит. Совсем несложно. Сонхва ходит по кругу, размеренно и степенно, с прямой спиной и идеальной выправкой, как и полагается аристократам. Ноги сводит от неудобных туфель: они на высокой платформе, но без каблуков, и приходится тщательно продумывать каждый шаг, чтобы распределять вес и не упасть. Им нравится, когда он падает. Именно поэтому падать ни в коем случае нельзя. Его и так покупают ради удовольствия, так что доставлять лишнюю радость совершенно не хочется. Сонхва уже научился ходить в этих чудовищных туфлях. Он может даже немного пробежаться, если кому-то из клиентов придет в голову крайне остроумная идея пустить «лошадь» галопом. Но сегодняшний гость салона не заставляет его бегать. Пока он просто смотрит и иногда трогает — не руками, просто водит по его телу кончиком стека, искренне забавляясь тому, как напрягается тело в предчувствии удара. — На четвереньки. Сонхва с облегчением опускается на колени. Невыразимое блаженство — дать уставшим ногам отдохнуть. Он наклоняется и опирается на руки. На обнаженную спину ложится ладонь — неприятно холодная, Сонхва невольно вздрагивает от это прикосновения. Его поглаживают, успокаивая. Того, кто его ласкает, Сонхва не видит: тот всегда держится вне его поля зрения, будто специально избегая. Впрочем, многие посетители салона придерживаются той же тактики или просто носят маски, чтобы не быть узнанными. К тому же Сонхва, как настоящая скаковая лошадь, носит кожаные шоры, которые ограничивают обзор и не дают смотреть по сторонам. Самому Сонхва, в общем-то, наплевать. Он чувствует их сальные взгляды, жадно лапающие руки — вряд ли их лица многим приятнее. Поглаживания не прекращаются. — Такой красивый. Сразу видно, породистый. Сонхва фыркает и тут же жалеет об этом: клиент слегка шлепает его стеком, призывая к послушанию. — И такой же гордый, да? Да что ты знаешь о гордости, с ненавистью думает Сонхва. Обычно он спокоен, что бы ему ни говорили, но сегодня с ним что-то не так. Каждое слово вызывает необъяснимое раздражение. Может, он просто устал слушать унижения, однако они в каком-то смысле часть услуг. Рука мужчины тем временем ложится на его ягодицы. — Говорят, гордыня до добра не доводит. Она доводит до борделя. Ярость, клокочущая внутри, достигает предела. Сонхва резко выпрямляется и дергается к клиенту, чтобы…чтобы что? Ударить? Сбросить его руку? Сонхва не знает. Он действует инстинктивно, как разозленное животное, которое или убегает от хищника, или атакует в ответ. Без толку. Его хватают за волосы и тянут, вынуждая вновь встать на четвереньки, и он подчиняется. Не может не подчиниться. — Хватит. Стек опускается на спину снова — лениво, как бы нехотя. Сонхва стоически терпит удары, не пытаясь уклониться или выгнуться: каждый след на коже будет оплачен дополнительно. К тому же сопротивление обычно только раззадоривает клиентов, а ему хочется, чтобы это все побыстрее закончилось. В такие моменты Сонхва даже рад, что на нем уздечка: трензель — металлическая конструкция во рту — мешает ему говорить и, соответственно, кричать, не столько от боли, сколько от ярости. — Успокоился? Сонхва делает глубокий вдох. Ничерта он не успокоился. Дрессировщики из посетителей публичных домов, как правило, посредственные. — А я ведь знал тебя раньше, Сонхва. Когда мне рассказали, кто ты, я даже не поверил. Бывают же такие совпадения. Сонхва оборачивается, чтобы увидеть лицо клиента, но тот со смехом отступает в сторону, и Сонхва не успевает его рассмотреть: из-за шор видно только то, что находится прямо перед ним, а мужчина теперь слева от него. — Я знаю о тебе всё. Испорченный ребенок, нищий принц, кто бы мог подумать, что ты окажешься здесь. Знакомый? Сосед? Сонхва понятия не имеет, кто его заказал на этот вечер. — Грустное зрелище, в общем-то. А знаешь, я мог бы тебя выкупить. И тебе бы не пришлось делать вот это всё, — с насмешкой в голосе говорит клиент. Сонхва пытается ответить, забывая о металлическом штифте во рту. Он хочет сказать, что не нуждается в помощи, что справится сам, как может. Даже такими методами. От бессильной злости Сонхва рычит, сжимая зубами трензель. — Ладно-ладно, понимаю, каждый выживает как может, — миролюбиво извиняется мужчина и похлопывает Сонхва по плечу. Сонхва пытается увернуться от его руки. — Я сам вообще-то из простой семьи. Но вот пробился вроде бы. Правда, счастья в жизни это не прибавило. Думаю, может, с тобой будет повеселее. Давай так: я сниму с тебя уздечку, и мы поговорим, и ты больше не будешь на меня набрасываться. Хорошо? Сонхва кивает и позволяет освободить себя от многочисленных ремней; они хитро застегнуты, чтобы он не мог избавиться от них сам, а только с чьей-то помощью. Чужие руки снимают налобник и осторожно поглаживают оставшийся от долгого ношения след. Затем Сонхва бережно открывают рот и вытаскивают трензель; ниточка слюны тянется от губ к чужим пальцам. Он облизывает пересохшие губы и сглатывает, пытаясь избавиться от привкуса металла во рту. — Так лучше, правда? У тебя красивое лицо, Сонхва. Сонхва наконец может рассмотреть своего сегодняшнего клиента. Он довольно молод и в чем-то даже симпатичен: тонкие черты, острый нос. Подле него Сонхва замечает трость — то ли дань моде, то ли последствия увечья. — Узнаешь меня? Сонхва качает головой. Он и правда не может вспомнить, где и когда его видел, но лицо кажется смутно знакомым. — Может, это и к лучшему. Главное, что я тебя знаю, и очень хорошо. Поэтому могу помочь. — И с чего бы вам мне помогать? Губы, онемевшие от трензеля, слушаются плохо. — Считай, что это мой каприз. Хочу себе лошадку в личное пользование. Сонхва кривится, и мужчина тут же исправляется. — Конечно, тебе необязательно будет носить упряжь и изображать животное. Хотя вообще тебе идет. Мужчина садится на край кровати и похлопывает по покрывалу рядом с собой, приглашая Сонхва сесть рядом. Заметив, что стек остался в стороне, Сонхва устраивается около него. — Ну? Согласен? В конце концов, это не самый плохой вариант. Один постоянный клиент всегда лучше бесконечной очереди разных. Можно привыкнуть к его привычкам и не подстраиваться под извращения каждого нового посетителя. К тому же всегда проще выдержать того, кто хотя бы не вызывает отвращения своим внешним видом. Новый вид работы. Индивидуальный заказ, так сказать. — Я подумаю, — коротко отвечает Сонхва. Мужчина понимающе кивает. Получив ответ, он улыбается; улыбка делает его еще моложе. — Хорошо. И да, обещаю, что больше бить не буду. Если, конечно, тебе такое не нравится. — Не особо, — честно признается Сонхва. — Ну а поцеловать тебя можно? — вдруг спрашивает мужчина. К чему эта вежливость, мысленно закатывает глаза Сонхва. Ты же не спрашивал, можно ли меня бить или таскать за волосы. Джентльмен, можно подумать. Вслух же говорит совсем другое. — Можно, — кивает он и закрывает глаза. Сонхва просыпается на диване. Из одежды на нем только кожаная портупея, имитирующая подпругу, шорты валяются где-то на полу. Спина ноет от ударов стеком, но боль вполне терпима. Горло саднит; кажется, теперь он охрипнет еще больше. Сонхва проводит рукой по внутренней стороне бедра и с отвращением ощущает подсыхающую липкость. Он надевает шорты и выходит из номера как был, босиком, держа уздечку и туфли в руках. Администратор салона приветствует кивком, объявляет, что рабочий день закончен, и наливает Сонхва рюмку соджу со словами, что тому она явно очень нужна. Не поспорить. Он полощет рот соджу и выплевывает напиток, чтобы избавиться от мерзкого привкуса. Администратор приподнимает бровь, но никак не комментирует, а только наливает новую рюмку. Сонхва беседует с ним и узнает следующее: во-первых, его предполагаемый покровитель оплатил не только сам сеанс, но и те полчаса, что парень проспал; во-вторых, он оставил записку. От бумаги исходит тонкий запах парфюма; впрочем, от Сонхва теперь пахнет так же. Сонхва задерживает дыхание, чтобы не чувствовать этот запах, пока голова не начинает кружиться. Он хорошая лошадка. Он справится.