Crimson Carnage / Багровая резня

— Осторожно! Аллен не тратит времени на то, чтобы остановиться и подумать, прежде чем действовать, бросаясь перед Канатой как раз в тот момент, когда бомба детонирует. Взрыв от бомбы мощный — швыряет его вперед, сталкивая с Канатой, отчего они оба начинают падать. При падении Аллену удается обхватить Канату руками, притягивая ближе и защищая от волны жара, исходящей от бомбы, при этом принимая большую часть повреждений на себя. Тепло знойное, горячее — омывает его спину, прожигая одежду насквозь и касаясь прямо обнаженной кожи. Жар проникает глубоко, пробирается сквозь слои ткани, просачиваясь в нервы и мышцы, и Аллен чувствует, как огонь распространяется по венам. Мучительная боль. От шума и невыносимой агонии у него кружится голова, и он делает судорожный вдох, чтобы отвлечься. Он прикусывает язык, когда боль начинает пульсировать; в горле застревает стон. Прижимая к себе Канату, он держит его подальше от опасности. Сквозь пронзительный звон в ушах, Аллен может различить приглушенные звуки криков людей и вой пожарной сигнализации. Дыхание Канаты щекочет шею, и Аллен чувствует, как он напряжен. Выброс адреналина, просачивающийся в вены, помогает очистить голову и затолкать боль на затылок. Аллен опирается на предплечья, глядя вниз на шокированное лицо Канаты, и быстро сканирует парня на предмет травм. На щеке Канаты есть небольшой порез, — прямо под левым глазом, — из которого просачивается крошечные капельки крови. Аллен неуверенно поднимает дрожащую руку, — слегка морщась при этом, — чтобы вытереть кровь. Каната вздрагивает, отшатываясь назад и закрывая глаза, и Аллен тут же замирает. Рука застывает над раной; кровь продолжает сочиться, пока не превращается в медленно текущую струйку красного цвета. Аллен снова осторожно двигает рукой, прикасаясь к теплой крови. Каната удивительно холодный, отмечает Аллен, когда подушечкой большого пальца касается кожи, тщательно вытирая кровь. От прикосновения Каната распахивает глаза. Эмоции, плывущие в сиреневых зрачках, невозможно прочесть, но Аллен улавливает растерянность. Невысказанный вопрос «Почему?» повисает между ними. Почему Аллен защитил Канату? Почему Аллен рисковал собой ради кого-то, кого едва знал? Аллен не знает. Незнакомый инстинкт расцвел и взял под контроль его тело, побуждая удовлетворить потребность защитить. — Ты в порядке? — спрашивает Аллен. Из-за боли и происходящего вокруг хаоса, ему больно говорить. Он с большим трудом выдыхает слова: — Не… пострадал где-то еще? Свет гаснет, на короткое время погружая их в темноту, пока не включается аварийное освещение. Каната все еще смотрит на Аллена, не произнося ни слова, пока неподвижно лежит под ним. Он даже не моргает и, кажется, скорее смотрит сквозь Аллена, а не на него. — Каната? — тревога будоражит грудь Аллена. Что, если Каната отключился из-за повреждения мозга? Аллен забыл защитить его голову при падении? Аллен немного перемещается, чтобы посмотреть, есть ли кровь на затылке Канаты, но малейшее движение заставляет кожу чувствовать так, будто она разрывается на части. Боль заставляет Аллена застонать, что вырывает Канату из транса. Он выглядит так, словно борется со слезами; глаза бегают из стороны в сторону, осматривая лицо Аллена, но отказываясь встретиться с его взглядом. В конце концов, он полностью отворачивается. — Ты идиот, — говорит Каната с дрожью в голосе и глазами, сверкающими от влаги. Даже если его оскорбили, Аллен все равно чувствует облегчение от того, что Каната в порядке. Боль не напрасна. Он мягко улыбается. — Может, я и идиот, но я рад… Пожарные разбрызгиватели выбирают именно этот момент подходящим для включения, заливая Аллена и Канату ливнем холодной воды. Как только капли касаются ран Аллена, это как будто кислота выливается ему на спину — сила в руках, поддерживающая его в вертикальном положении, теряется. Боль пронзает нервную систему, и со рваным стоном он падает на грудь Канаты. Аллен скулит, когда прохладная вода раздражает ожоги, просачиваясь в открытые раны. Под головой он чувствует, как Каната перестает дышать — лежит там, словно статуя, — и пытается подняться. Боль затрудняет движения: мышцы и суставы практически немеют, но ему удается опереться на предплечья. Каната выглядит паникующим, и Аллен хочет извиниться, но красная капелька, падающая на щеку Канаты, останавливает его. Затем падает еще больше капель, и Аллен понимает, что исходят они от него. Одной рукой он касается лопатки, — морщась от последовавшего жжения, — и видит, что его пальцы окрашиваются красной жидкостью. Он истекает кровью. Впереди происходит движение, заставляя Аллена отвести взгляд от руки, и он замечает, как девушка, встретившаяся ему ранее, выбегает через заднюю дверь в коридор, который в конечном итоге ведет в переулок. Есть в ней что-то подозрительное — Аллен думает, что она как-то связана со змеей и взрывом. Игнорируя боль в спине, Аллен незамедлительно пытается встать, чуть не падая на Канату, который тоже поднимается. Холодная вода из разбрызгивателей не притупляет боль, а только ухудшает ее, и у Аллена кружится голова. Он спотыкается, но Каната быстро реагирует, хватая его, чтобы поддержать. Удивляя этим жестом их обоих. — Я пойду за ней, ты оставайся здесь и жди помощи, — словно обжегшись, Каната быстро одергивает руки. Он избегает смотреть на Аллена, — уставившись на дверь, за которой скрылась девушка, — и зарывается носом в воротник куртки. Аллен чувствует себя оскорбленным. — Нет, я иду с тобой, — он делает шаг вперед, не желая оставаться в стороне, и торопится к двери, прежде чем Каната успевает возразить. Тот следует за Алленом, вставая перед ним и преграждая путь. — Каната, отойди. Ты тратишь время, пытаясь остановить меня. — Ты ранен. Подожди помощи. — Я в порядке. Это всего лишь легкие ссадины. Боль вспыхивает в несогласии, и Аллен почти падает на колени. Он вздрагивает, чувствуя теплую кровь, которая течет по спине, смешиваясь с каплями прохладной воды из разбрызгивателей. — Дерьмо, — думает Аллен, осознавая, что, должно быть, получил порезы осколками стекла или шрапнели, вылетевшей во время взрыва. Глаза Канаты расширяются; в них вспыхивает тревога, но исчезает также быстро, как и появилась — выражение лица затвердевает. Он глубже зарывается лицом в воротник куртки и отворачивается. Аллен знает, что если они продолжат спорить, виновник скроется. — Смотри, за этой дверью целый лабиринт коридоров. Я знаю их как свои пять пальцев, и если позволишь мне пойти с тобой, я смогу провести тебя через них. Проходят секунды, которые кажутся часами, прежде чем Каната уступает. Он перестает блокировать путь и отступает, позволяя Аллену первым пройти через дверь, однако Аллен замечает, что выражение лица Канаты отнюдь не радостное. Если бы взглядом можно было убивать, то Аллену не стоило бы сейчас беспокоиться об инфекции, потому что уже лежал бы на полу. Он хватает Канату за запястье, — не обращая внимания на недовольный возглас, — и начинает стремительно тащить его по коридорам. Даже если между ними не такая большая разница в росте, поначалу Каната с трудом поспевает за его широкими, поспешными шагами, немного спотыкаясь. Аллен этого не замечает — слишком занят, мысленно просматривая карту коридора и выясняя, какой маршрут лучше всего выбрать. Он не может понять, почему его босс решил, что такая планировка принесет им хоть какую-то пользу. Не похоже, что комнаты здесь как-то используются для хранения вещей и, насколько Аллен знает, большинство их них пусты. Не проходит много времени, прежде чем Аллен замечает металлическую дверь, выходящую в переулок, где, как он надеется, все еще находится девушка, не успевшая улизнуть во время их небольшой ссоры. Каната выдергивает запястье из руки Аллена, когда они выходят наружу, и оба тут же закрывают носы от запаха, который их атакует. У Аллена даже наворачиваются слезы. — Что за херня?! — Каната откровенно давится. Аллен прикрывает рукой половину лица, сканируя местность в поисках девушки, но видит только множество мусорных баков и мешков. На металлическом заборе прорезь размером с человека, и сердце Аллена сжимается, когда он понимает, что девушка, вероятно, уже ушла. — Думаю, мы опоздали… — Аллен замолкает. Дверь, из которой они с Канатой только что вышли, вновь распахивается, и девушка, одетая во все черное, спотыкаясь, выходит наружу. Замечая их обоих, она замирает, как олень, пойманный в свете фар, и оглядывается в поисках выхода. Взгляд останавливается на дорожке напротив забора, ведущей к улицам; она готовится бежать. Аллен двигается, но Каната быстрее. В мгновение ока он валит девушку с ног, и секунду Аллен наблюдает за тем, как они борются, катаясь по земле. Для кого-то такой комплекции, девушка на удивление сильна, одерживая верх над Канатой; Аллен хочет вмешаться, но раны решают снова вспыхнуть интенсивной волной боли. Со сдавленным вздохом, срывающимся с губ, он падает на колени, привлекая внимание обоих бойцов. — Я в порядке! Продолжайте бороться! — выдыхает Аллен, сдерживая любые физические реакции, пока голос в голове продолжает кричать и ругаться. Это сука как больно! Аллен уверен, что умрет от этой агонии. Каната приходит в себя быстрее, используя тот факт, что девушка отвлеклась, в свою пользу, меняя их позиции. Девушка с болезненным криком падает лицом на землю; Каната упирается коленом ей в спину, удерживая руки девушки прижатыми к пояснице. Ее единственный глаз отчаянно смотрит на Аллена, ища помощи, пока она извивается под Канатой, пытаясь впиться ногтями в его руку. — Кто тебя послал? — спрашивает Каната, сильнее вдавливая коленом в ее спину. Девушка только кричит, пытаясь вырваться. — Я не буду спрашивать снова, — кипит Каната, вытаскивая что-то из кармана. Аллен ожидает увидеть серебряный кинжал с прошлого раза, но вместо этого достают цепочку. Кажется, это обычная металлическая цепочка, которую Каната обматывает и затягивает вокруг шеи девушки, отчего та тут же страдальчески вскрикивает. — Кто. Тебя. Послал? Боль забывается, пока Аллен наблюдает за сценой перед ним. Открыв рот и широко распахнув глаза, он дрожит от шока и небольшого страха. Возможно, ему стоит пересмотреть собственное поведение рядом с Канатой, чтобы не закончить подобным образом. Девушка борется, пытаясь стянуть цепочку с горла, — теперь уже освободившимися руками, — и кожа на ее шее и пальцах начинает рваться. Из открытых ран течет кровь, цвет которой неестественно синий — на грани зеленого. Аллен чувствует тошноту. — Он… вернулся! — хрипит девушка. — Кто вернулся? — Т-ты знаешь… кто!.. — кровь и слюни капают с краешков ее губ, когда она с ухмылкой поднимает взгляд. Хватка Канаты ослабевает, и девушка жадно хватает воздух, быстро отталкивая его от себя, поднимаясь на ноги. Она задыхается, хватаясь за металлический забор, чтобы удержаться в вертикальном положении. Из раны вокруг шеи продолжает течь зеленоватая кровь; повязка с глаза спадает, обнажая льдисто-синюю радужку в море черной склеры. Она гибрид, — как тот, с кем Аллен столкнулся несколько дней назад, — но эта девушка больше похожа на человека, нежели зверя, которого он встречал. Из уголка ее глаза течет кровь — девушка прижимает к нему руку. Она смотрит на Канату, и страх на ее лице превращается в циничную ухмылку. — Он вернется! Змей снова восстанет, и они помогут нам. А ты, — она указывает раненым пальцем на Канату, еще шире ухмыляясь и смеясь, — Каната Ятоноками, снова будешь его лучшим субъектом! — кудахчет она. Каната выглядит бледнее обычного, хотя Аллен не уверен, что это возможно. Кажется, что его стошнит в любую секунду. Цепочка, которую он держит, лязгает, когда Каната дрожит, неуклюже поднимаясь на ноги. Он откидывает цепочку в сторону, вытаскивает серебряный кинжал и бросает его в девушку. Аллен отворачивается, не желая смотреть, но кинжал не попадает в цель. Он промахивается и со звоном падает на землю. Девушка снова смеется. — Однажды ты смог сбежать, — начинает она, поднимая кинжал. Оружие шипит в ее руке, обжигая кожу, но внутри девушки словно срабатывает переключатель: вся человечность исчезает — она не реагирует на боль. По рукоятке кинжала стекает кровь. — Но, Каната Ятоноками, ты не можешь прятаться вечно. Молодая девушка, которой, вероятно, не больше шестнадцати, заносит над собой кинжал. Ее гибридный глаз ярко сияет, улыбка ужасает, и она смеется, когда вонзает кинжал в собственное сердце. На секунду выражение ее лица меняется с радости на сожаление и боль, прежде чем девушка падает на землю — под ней образуется зеленая лужа крови. Однако в отличие от другого гибрида, она не превращается в пыль. Шепот ветра заполняет тяжелую тишину. С силой отрывая взгляд от тела прежде, чем его стошнит, Аллен переключает внимание на Канату. Он выглядит таким же нормальным, как и всегда: носит нейтральную маску эмоций, если только взглянуть на выражение его лица. Однако его глаза выглядят более блестящими, чем обычно, а быстрое опускание и подъем груди, подсказывают Аллену, что что-то в словах девушки затронуло его. Каната крепко, до побелевших костяшек, сжимает кулаки по бокам. Между его пальцами капает кровь. — Каната… Раскаленная добела жгучая боль, вырывается из ран на спине Аллена, и он не может остановить болезненный звук, срывающийся с губ. Он спотыкается, чувствуя внезапное головокружение. Мир вокруг него вращается, и Аллен хватается за голову, надеясь, что это поможет остановить кружение. Он настолько не в себе, что даже не замечает, как к нему подходит Каната — только то, что его удерживают в вертикальном положении. Холодные руки Канаты призрачно скользят по обнаженной спине Аллена, — посылая толчок электричества по позвоночнику, — и слегка толкают его, заставляя двигаться. При отсутствии адреналина в системе, болевые рецепторы Аллена возвращаются к работе; боль не только от ожогов, но и порезов, разгорается с полной силой, захватывая контроль над рациональным мышлением. Вот так он умрет? Мир становится черным.

________________

Когда Каната убеждается, что красноволосый под контролем у медиков и не умирает, он убегает с места происшествия и возвращается в переулок, из которого пришел. Слова, произнесенные незнакомкой, громко звенят в ушах, и его сердце бьется быстрее, чем когда-либо. Пытаясь выбросить эти мысли из головы, Каната сосредотачивается на завершении оставшейся части миссии. Для начала ему нужно вернуть кинжал. Однако воздух вокруг него наполняет сладкий аромат, сводя с ума. Каната пытается задержать дыхание, отгоняя запах. Кровь красноволосого все еще покрывает руку, которая касалась его спины. Из полученных открытых ран текла кровь, окутывая пальцы Канаты липким веществом, пахнущим как рай, поданный на тарелочке. Он перестает бежать, тяжело дышит и смотрит на красное пятно на ладони. Запах просачивается в ноздри; в деснах появляется знакомое покалывание. Во рту скапливается слюна, и Каната изо всех сил старается подавить растущее желание попробовать. Крошечный лизок никому не повредит. — Нет! — Каната качает головой, быстро вдыхая и выдыхая. Он с силой отдергивает руку ото рта прежде, чем пальцы успевают коснуться губ. Борется с первобытными побуждениями. Каната оглядывается в поисках чего-то, чем можно смыть кровь с руки, и видит лужу, к которой бросается. Это отвратительно, и от воды щиплет раны на ладони в том месте, где он сжимал кинжал. Лужа окрашивается кровью красноголового — запах слабеет настолько, что у Канаты перестают выделяться слюни. Он дрожит, — снова поднимаясь на ноги, — смотрит на красную лужу и убегает. У Канаты миссия; у него нет времени думать о крови и питании. Когда он сворачивает за угол и возвращается, видит, что тело исчезло; Каната мысленно ругается. Конечно, его здесь больше нет. Остается только лужа зеленовато-красной крови. Посреди нее лежит кинжал, и Каната морщит нос от отвращения, пока поднимает его. Он рад, что Наюта заставляет его носить перчатки, потому что не хочет трогать эту липкую жижу голыми руками. — Отвратительно, — бормочет он и, прежде чем повернуться к металлической двери, трясет кинжалом, чтобы избавиться от большего количества крови. Каната спешит обратно внутрь здания, крепко сжимая кинжал в облаченной перчатке руке, направляясь в зал, где произошел взрыв. Все были эвакуированы, поэтому аркадный зал пуст. Свет по-прежнему не горит — пара автоматов освещают помещение. Каната заходит глубже в зал, используя рубашку, чтобы прикрыть нос и не вдыхать то количество дыма, которое все еще витает в воздухе. Сигнализация уже выключена, поэтому вокруг совершенно тихо, — кроме его шагов, оставляющих после себя эхо. Каната знает, что здесь еще кто-то есть. Ранее, сквозь дым, порох и кровь красноволосого, Каната смог различить тот же искусственно сладкий запах, до сих пор преследовавший его во снах — запах, который его нос обучен распознавать. К этому моменту Каната и Наюта годами охотились на этих существ. Каната знает, как они действуют — никогда в одиночку. Эти гибриды работают в паре: один будет более человечным, чем другой. Даже если главный виновник уже умер, Каната знает, что второй прячется в темноте, ожидая еще одну жертву, в которую можно всадить клыки. Скорее всего, так и есть, судя по новому запаху, доносящемуся по воздуху. Каната чертыхается, злясь на самого себя за то, что отвлекся и позволил твари кого-то схватить. Он останавливается на мгновение, внимательно прислушиваясь к отвратительному звуку кормления. Из разбрызгивателей капает вода, разбавляя тишину равномерным стуком. Каната остается бдительным, прислушиваясь к звукам, которых здесь быть не должно. Затем он что-то чувствует. Он оборачивается, блокируя приближающиеся когти, нацеленные на его горло. Льдисто-синие радужки светятся в темноте, словно фонари; существо шипит в направлении Канаты. Его единственный клык покрыт кровью. Когда они питаются, эти сосунки намного более раздражающие; Каната пытается оттолкнуть его. Гибрид надвигается, заставляя Канату отступать, пока спина не прижмется к одному из игровых автоматов. Он продолжает приближаться, шипеть и плеваться, пытаясь схватить Канату за горло. Это превращается в борьбу. Каната старается изо всех сил оттолкнуть тварь от себя, не уронив при этом кинжал, но гибрид безжалостен. Не обладая мозгом, но сверхчеловеческой силой, он полагается только на инстинкты убивать и питаться. Каната стонет, когда удается, наконец, оттолкнуть эту тварь. Из-за воды на полу, гибрид поскальзывается, отлетая на пару метров. Какое-то время он просто лежит там, уставившись на Канату. Каната крутит кинжал между пальцами, ухмыляясь, глядя на гибрида. — Нападай. Он принимает боевую стойку и ждет. Гибрид рычит и бросается вперед. Каната уворачивается от всех попыток поцарапать его, превращая это в танец, — играя с ним. Хотя гибриды сильные, отсутствие мозговых клеток делает их бесполезными в тактильном бою. Улыбка дергается на губах Канаты, и он продолжает дразнить. С каждой секундой, происходящей в этой схватке, гибрид становится злее, двигаясь более отчаянно. Хватая воздух когтями, он тянется к Канате, желая вырвать ему трахею. Каната находит это забавным, вонзая кинжал и делая надрезы на коже твари. Зеленая кровь просачивается через порезы, оставленные Канатой, но гибрид не реагирует. Гибриды редко отвлекаются на боль: только если они не полностью обращены, — как та малолетка, которая успешно одурачила Канату. Он до сих пор раздражен этим фактом. Слишком зацикленный на борьбе с гибридом, Каната ослабляет бдительность, сосредотачиваясь на том, что перед ним. Он слышит это раньше, чем чувствует: свист чего-то, что на полной скорости движется к его затылку — удар, который наверняка разрежет кожу и отделит голову от тела. Каната знает, что не может полностью избежать этой атаки, но он пытается быстро отойти в сторону, одновременно уклоняясь от встречного удара спереди. — Блядь… — ругается Каната в тот момент, когда что-то врезается в игровой автомат позади него. Стекло разбивается, падая на пол, — шум достаточно отвлекает гибрида, и Каната успевает быстро всадить кинжал ему в грудь. Он тяжело вздыхает. — Ты действительно идиот? Каната замирает, а затем съеживается, медленно оборачиваясь и мысленно готовясь к неодобрительному взгляду, которым его наградят. — Рео? — пытается Каната. Он знает, что это неправильно. Каната мог узнать голос говорящего где угодно, поскольку слишком хорошо с ним знаком. — Попробуй еще раз, — Наюта смотрит на него взглядом холоднее, чем у тысячи стекольщиков, и Каната размышляет, стоит ли ему бежать, пока его не отругал младший брат. Как унизительно. — Разве ты не должен быть на работе? — Разве ты не должен быть на другом конце города? — … Туше, — Каната убирает кинжал обратно в ножны и снимает перчатки, считая, что уже достаточно безопасно, чтобы они могли нормально поговорить без оружия. Наюта этого мнения не разделяет, опасно поигрывая парой серебряных кунаев. Оружие сверкает в тусклом свете аварийных ламп, и Каната смотрит на брата, сохраняя настороженность. — Наю… — Каната молниеносно отбивает одну из неожиданных атак Наюты, в шоке отпрыгивая назад, пока его брат пытается заколоть его. — Какого хрена ты делаешь?! — он запрыгивает на кран-машину, уклоняясь от одного из кунаев Наюты. — Преподаю тебе урок! Наюта присоединяется к нему наверху машины, направляя оружие на Канату, — тот уворачивается, хоть и допускает пару неуклюжих ошибок, из-за которых чуть не падает с игрового автомата. Атаки Наюты не нацелены убить, но Каната знает, что получить удар от одного из этих кунаев будет чертовски больно. — Можем ли мы поговорить об этом, как нормальные люди?! — Каната стремительно уклоняется от куная, направленного ему в лицо, и делает сальто, отпрыгивая назад и пересекая проход, чтобы оказаться на другой машине. — Положи кунаи, Наюта. Удивительно, но Наюта делает так, как ему говорят, и бросает оружие на пол. Кунаи с грохотом падают, и Каната смотрит на них, думая, что это конец и он может нормально поговорить со своим братом. Но увы, Каната не должен был ослаблять бдительность или отводить взгляд от Наюты, потому что в тот момент, когда он оборачивается, обнаруживает, что его мир переворачивается: Наюта сбивает его с ног, отчего Каната бьется спиной о машину. Ему удается использовать долю секунды, чтобы подготовиться к падению, и поэтому избегает потери дыхания, сразу же вырываясь из рук брата. Приходится немного покрутиться и повозиться, прежде чем Каната прижимает Наюту к земле, блокируя его руки, чтобы лишить силы. Обычно это срабатывает, потому что Каната сильнее, когда дело доходит до рукопашного боя, но по каким-то причинам, сегодня он слабее, и Наюта высвобождает руки. Он быстро схватывает Канату за воротник и тянет вниз, обхватывая ногами его шею и сжимая в удушающем захвате. Будь проклят отец за то, что заставил их заниматься дзюдо! Каната борется, пытается освободиться, но Наюта только крепче сжимает его. Поскольку подача воздуха перекрыта, Канате не требуется много времени, чтобы усмирить свое упрямство. Несколько раз он стучит по ноге Наюты. — Я сдаюсь, — хрипит он. Наюта ослабевает хватку, и Каната отскакивает от него на безопасное расстояние. Потирая шею, он пронзительно смотрит на брата. — Ты становишься слабее, — заключает Наюта, хмурясь. — Папа приказал тебе оставаться в постели, пока он не раздобудет больше пакетов. — Вы все слишком остро реагируете. Я в порядке. Я обходился без еды более длительные периоды, и ты это знаешь. Наюта раздраженно вздыхает. — Говоришь так, будто это нормально — долгие периоды обходиться без еды. Ты выглядишь как болезненный викторианский ребенок. — Заткнись. — Заткнись, — передразнивает Наюта. — Твое тело становится таким слабым, что даже не может правильно исцелиться. Этот порез на щеке уже должен был исчезнуть. Каната прикасается к лицу, — к тому месту, где теплые пальцы красноволосого мягко смахнули кровь, запятнавшую его кожу, — и чувствует грубые края пореза, который медленно затягивается, образуя струп. На пальцах остается кровь, а порез горит, будто в него вливают кислоту, и это вызывает у Канаты подозрение. Он поднимает руку и принюхивается. Кровь не пахнет как обычно. Болезненный, сладкий, металлический запах таит под собой запах пепла. Бомба была необычной. Она была наполнена особым ядом, неспешно разъедающим кожу Канаты, — кровотечение никогда не остановится, и он будет медленно истекать кровью. Яд не действует на людей, так что с красноволосым должно быть все в порядке, даже если он принял на себя большую часть урона. Желудок Канаты скручивается и неприятно сжимается, когда он вспоминает взрыв и то, как этот парень стремительно бросился перед ним, чтобы использовать себя в качестве живого щита. Этот жест возвращает к старым воспоминаниям многолетней давности, — которые Каната пытается забыть, — и он чувствует вину из-за прошлого и тех повреждений, от которых сейчас страдает красноволосый. — Каната? — Наюта передвигается, вставая и перед ним; Каната с чувством вины смотрит на платок, повязанный вокруг его шеи. — Что не так? Каната переводит взгляд на лицо Наюты. — Это яд, — он оглядывается в поисках игрового автомата, где произошел взрыв. — Была заложена бомба. — Подожди, перемотай… — Наюта выглядит шокированным. — Ты сказал «бомба»? — Какая-то сумасшедшая сука пыталась меня убить. — И? Каната секунду колеблется. — Я был спасен, — бормочет он, намеренно усложняя понимание для Наюты. — Так вот почему ты весь в запахе крови? — спрашивает Наюта, подходя ближе и принюхиваясь к воздуху вокруг Канаты. — О, это интересно… — Что? — Ничего. Они погружаются в молчание. Каната чувствует, как накатывает волна усталости, и он не хочет ничего больше, кроме как пойти домой, послушаться приказа отца и оставаться в постели до тех пор, пока у него не восстановится энергия. — Твоя рука кровоточит, — говорит Наюта. — Ты снова пользовался кинжалом без перчаток? — У меня не было времени надеть их, — Каната смотрит на руки, на ладони, где образуются волдыри в тех местах, где он держал кинжал. Кожа выглядит ободранной и обожженной — обычная реакции при соприкосновении с серебром. — Может, это карма за кражу. Вероятно, связано с невезением, — пока Наюта говорит, он поднимает Канату на ноги, и они спрыгивают на пол. Вместе покидают игровой зал. — Это он виноват, что забыл рюкзак в нашей машине. Что упало, то пропало. — Это не так работает…

________________

Бип бип Его будит приглушенный шум, и он медленно открывает глаза, чтобы взглянуть в лицо миру, но мир, каким он его знает, больше не существует. Здесь темнее ночи; насколько можно увидеть — нет ничего, кроме сплошной пустоты, которая давит и тащит его отяжелевшее тело. Он застревает под поверхностью бушующей реки, пока течения борются за то, кто считает его своим — за нового товарища-бойца в войне против пространства и времени. Это странно успокаивает. Даже если хватки вокруг тела жесткие и грубые, он испытывает чувство покоя, — как будто стресс никогда не был фактором его жизни, — и он еще раз закрывает глаза, чтобы полностью принять окружающую тишину. Бип бип Шум снова возвращается, но он легко это игнорирует, наслаждаясь тем, как сильное течение побеждает слабое, утягивая его вперед сквозь пустоту. Никакие мысли не тревожат разум. Кто он? Вероятно, в том месте, куда он собирается, неважно иметь личность. Может быть, он получит новую? Он радуется этой идее. Стоит ли ему сейчас отпустить? Внутри него есть что-то, что все еще борется с течением, — бросаясь в противоположном направлении, — но он мог бы полностью отпустить себя и стать свободным. …ип Бип Бип Его начинает беспокоить, что шум возвращается, нарушая безмятежность, когда он уже близко к тому, чтобы обрести покой. Он снова открывает глаза, и пустота теперь сверкает звездами. Они обжигают глаза, и он щурится, надеясь быстро приспособиться к свету. Когда он привыкает, замечает свою физическую форму. В поле зрения попадают руки и ноги, за которыми следуют туловище и нижняя часть тела. Он полностью обнажен. На теле ни единого кусочка одежды; и пока вокруг никого нет, он все равно чувствует смущение и необходимость прикрыться. Аллен Мягкий голос разносится по пустоте, привлекая внимание, и он смотрит в направлении, как ему кажется, верха. Большая светящаяся сфера источает блики, мгновенно ослепляя его, но он не отворачивается. Течение продолжает заставлять его дрейфовать в пустоте, унося все дальше от сферы. Кто такой Аллен? Голос назвал имя, но у него нет воспоминаний об Аллене, всплывающих в разуме. Он растерян и в то же время заинтригован. Терпеливо ждет, когда голос заговорит снова. Это заставляет его грудь чувствовать себя странно, — как будто сердце заменяет тысяча бабочек. Бип Раздражает. Почему этот назойливый шум возвращается? Он не просил этого. Сфера становится меньше, и внезапная волна страха пронзает его. Куда именно его несет течение? Он не хочет исчезать в неизвестных глубинах пустоты, где нет света, — где вообще ничего нет. Ему не хватает голоса. Он умоляюще смотрит на шар, прося снова услышать голос, прежде чем одиночество проглотит его. Слишком тихо; ни один звук не разносится по пустоте, и течение продолжает все дальше уводить его от света. Он сворачивается калачиком и обнимает руками колени, прижимая их к груди. Он дрейфует, как сфера, а по щекам стекают молчаливые бусинки, исчезая в темноте. Мерцающие звезды угасают. Он пытается заговорить, издать звук, но рот просто открывается в безмолвном шепоте. — Позови еще раз, — просит он сферу, протягивая руку и хватая нити света, сияющие на его коже. Аллен Сугасано Голос говорит, течение останавливается, а его пульс учащается. Аллен Сугасано — произнес голос, и он повторяет это имя, пока в голове громко звенят колокола. Движения губ и языка знакомые: имя легко выскальзывает изо рта. Течение паникует и тянет сильнее, но он борется против него. По спине, болезненно обжигая, разливается тепло, пока он повторяет имя снова и снова. Шар снова увеличивается, — каждый раз, когда он произносит имя, — а течение безнадежно пытается удержать его. Это правильно. Улыбка появляется на лице, когда его утягивает к светящемуся шару, в то время как поток в отчаянии бушует, теряя хватку вокруг него. Воспоминания возвращаются: детство, которое пытается забыть, и друзья, которых любит, потому что он — Аллен Сугасано. Сфера приветствует его распростертыми объятиями, вытаскивая на ослепляющий свет. Аллен хватает воздух, наполняя легкие антисептическим больничным запахом, и быстро моргает, когда потолочные лампы обжигают сетчатку. В спине ужасная боль, пронзающая болевые рецепторы и вызывающая головокружение. Он пытается издать звук, но рот отказывается сотрудничать; голова ощущается ватной. — Вы чувствуете боль? — незнакомый голос почти пугает до полусмерти, и Аллен резко поворачивается в ту сторону, откуда он доносится. Женщина, одетая в белый халат, смотрит и изучает его внимательным взглядом. — Вы в больнице, мистер Сугасано, — сообщает она ему. Голова Аллена раскалывается от боли. Почему он в больнице? — Произошел несчастный случай. Вы помните взрыв? Взрыв? Он был на работе… а потом Аллен столкнулся с Канатой, который, как обычно, вел себя стервозно. Что случилось потом? Аллен какое-то время пытается найти недостающие части головоломки. Что он помнит после разговора с Канатой? Он помнит, как бросился перед Канатой, чтобы защитить его от взрыва, и получил большую часть урона — тепло обожгло его кожу. Это объясняет, почему спина адски болит. Медсестра молча стоит там, ожидая ответ, и он кивает. В горле так сухо, что он не может говорить. — Хорошо, — произносит медсестра. — Вы отключились и были без сознания около пяти часов. Сочетание боли, которую вы чувствовали, и количества потерянной крови, вероятно, способствовало тому, что ваше тело на некоторое время отключилось. Чувствуете ли вы какую-нибудь боль сейчас? Какой глупый вопрос. Аллен хочет усмехнуться, но вместо этого кашляет и стонет от последовавшей боли. — Ожоги, которые вы получили, не так уж и плохи. Доктор придет и расскажет об этом подробнее, — она оборачивается к капельнице рядом с кроватью и суетится. — Я добавлю больше обезболивающих, а потом сообщу вашим друзьям, что вы очнулись. Вам что-нибудь нужно? — В… воды, — хрипит Аллен. — Поняла. Как только медсестра покидает комнату, Аллен оперативно засыпает, поскольку слишком устал, чтобы оставаться в сознании. В состоянии сна, боль продолжает терзать его кожу, проникая глубоко в мышцы. Он спит, пока дверь с грохотом не распахивается, — шум неподходящий для больницы, — и Аллен чуть не вскрикивает от испуга. — Аллен! — это предупреждение Аллен получает перед тем, как Анн довольно неуклюже падает на кровать; их внешний вид в катастрофическом беспорядке, и они начинает быстро трогать лицо Аллена, осматривая и проверяя на любые травмы. — Ты в порядке? На самом деле, это глупый вопрос; конечно, ты не в порядке — ты только что пострадал от взрыва… о боже, Аллен, когда мне позвонили из больницы, я не могли в это поверить, и подумали, что это ужасный розыгрыш… Хаджун появляется позади Анн, закрывая им рот рукой и останавливая словесную рвоту беспокойства. — Прекрати, ты на него давишь. Анн отрывает ото рта руку Хаджуна, посылая ему злобный взгляд, прежде чем вернуть внимание к Аллену. — Позволь мне волноваться. Мой друг чуть не умер. — Ты слишком остро реагируешь. Врач сказал нам, что он в полном порядке, и его травмы незначительны. — Остро реагирую? Извини, у меня не такое ледяное сердце, как у тебя, Хаджун. Аллен мягко улыбается, наблюдая за ссорой; даже если их внезапное появление почти привело к остановке сердца, он рад, что они сейчас здесь, с ним. Обезболивающие делают свою работу, поэтому в данный момент он едва ли что-то чувствует. Пока Анн озабочены спором с Хаджуном о нынешнем состоянии Аллена, он ощущает себя на своем месте. — Я в порядке, — хрипло произносит Аллен. — Извините за беспокойство… Слезы проступают незамедлительно — Анн почти бросается в его объятия, но Хаджун предугадывает, что это произойдет, и удерживает их. Аллен слегка смеется, не обращая внимания на кислотный ожог, продолжающий терзать его спину.