Действительно ли они живые?

Солнце проваливалось за горизонт, расплываясь огненными пятнами красного, жёлтого, оранжевого и розового цветов. Над маленькой оборотной станцией сгущалось ночное небо.  Небольшой вокзал сталинских времён, выкрашенный в типичный бледно-бирюзовый запсибовский цвет с белыми вставками вокруг округлых окон. Лавочки с привычными бетонными блинами-боковинами вдоль всего пути. В другой стороне, не так уж и далеко от вокзала, высажено много молодых саженцев, заботливо укрытыми деревянными пирамидами. Ухоженная, вполне симпатичная, но такая далёкая и отчужденная от города станция. В лучах закатного солнца переливалась скромная надпись на крыше вокзала — "Чулымская". Раздосадовано вздохнув, электричка опустила голову на руки, нагнувшись к коленям. Это был последний рейс, осталось дождаться графикового времени на резервную поездку до дома. Коротать время Демиха решила на одной из лавочек. Полная тишина, которую здесь разрезали только бесконечные грузовые составы, чуть ли не дышащие друг другу в спину. Между ними иногда вклинивались пассажирские, в вагонах которых задернуты почти все шторки — пассажиры готовятся ко сну. Либо готовятся к выходу на станции большого города-миллионника. Стук колёс глухим эхом разносился далеко по полям на много километров, сотрясая маленький городок и дачные домики.  Но ночевать на Западном любят далеко не все. Вернее сказать, практически никто. А 0016 и подавно, она никогда не была фанатом дорожных дебрей, до которых ехать и ехать. Потому радовало возвращение домой резервом, возможность хорошо поспать в кровати, а не на улице. Да и здешние округи не славились шибко приличным менталитетом, спать на Западе было страшновато.  А вот лететь домой без остановок, без пассажиров и лишней суматохи было приятно, как и поездам, так и бригадам. Никаких проблем, препятствий и пропуск под максимальными установленными скоростями. Завтра был точно такой же лёгкий день, даже ещё легче — до Жеребцово с пассажирами, обратно без. А вечером метнуться в Тогучин, где, на радость, была малюсенькая комнатка отдыха для электричек.  До Главного вокзала электропоезд добрался уже в сумерках. На дворе середина августа, темнеет уже гораздо раньше, чем месяц назад. Вот-вот небо станет совсем чёрным, а не тёмно-синим с голубым просветом от заходящего солнца.  На платформах уже горели круглые белые фонари, которые освещали всю станцию практически дневным светом. И тишина. Только у деповских зданий проскакивают глухие маневровые сигналы тепловозов, которые, казалось, работают круглые сутки всю неделю. Никогда Шестнадцатая не хотела быть на их месте — сновать туда-сюда по одной и той же станции, по одному и тому же парку, району, да даже видеть каждый день один только Новосибирск-Главный — с ума можно сойти.  ЭД4М добралась до депо, прошла мимо наполненного ярким светом цеха с канавами, на одной из которых под ТО стояла 1012. Кивок-приветствие с работниками, поворот налево и выход к жилой зоне электропоездов. Демиха лениво, но аккуратно поставила свою пару ботинок на полку к уже имевшейся куче чужой обуви. Почти все в депо. В коридоре уже слышались приглушённые голоса с кухни, комнат и других помещений. Беседовать в больших компаниях по вечерам не было каким-то любимым занятием. Напротив, 0016 старалась такого избегать. Просто потому что множество голосов, рассказывающих о совершенно разных вещах одновременно, совсем не доставляли какого-то уюта и конкретики. Жаль. В комнате темно, завывает еле слышно ветерок из форточки. Его дуновения чуть заметно шевелят волосы спящего ЭР2-1001. 0016 переоделась в подобие домашней одежды, сходила умыться и вернулась в комнату, потом забралась на кровать. Встать завтра можно часов в одиннадцать, значит и выспаться получится. 

* * *

Утром небо заволокло тучами. А ночью, кажется, даже прошёл дождь. С улицы через форточку веяло прохладой и сыростью, шуршали мокрые ветки деревьев.  Рижанин очнулся ближе к девяти утра. Обычно поездам хватает по шесть-семь часов сна, некоторым даже меньше, но в отдельные дни, как сегодняшний выходной, можно проспать и по восемь, даже десять.  Шестнадцатая поспать любила подольше, потому 1001 совершенно не удивился спящей на соседней кровати Демихе. Она привычно замоталась в одеяло по самый нос, хотя ветер с улицы не был таким уж холодным. И открыла 0016 глаза только по будильнику. И не с самым довольным лицом. Очевидно, дай ей волю — она с удовольствием поспит подольше. В комнате никого не было. Быстро собравшись, Демиха вышла в коридор и направилась к канавам. В обеденное время как всегда тихо, по дороге встретился лишь дежурный по депо, явно пребывающий не в настроении. По интонации заданного «Ты на выходном?» это отчётливо читалось, потому лишний раз на глаза попадаться не хотелось. По выходу за ворота стала понятна в причина — отдыхающие сегодня пошли на клумбу. Пожалуй, коллективно самое нелюбимое занятие, которое может достаться на полевых работах. Ну и, естественно, все пытались от него увильнуть, отчего под горячую руку дежурного попадали все, кто оказался на пути. Ну и ладно, всё равно сегодня в рейс. Даже не понятно, что ЭД4М-0016 предпочла бы больше — работу или прополку клумб.  На платформах снова тишина, только пассажирские поезда, тормозящие по Новосибирску, её нарушают. На всей станции, помимо самой Шестнадцатой, стоит всего три электропоезда в ожидании посадки, либо просто на коротком отстое между рейсами.  Бесцельно шляться по платформе занятие не особо весёлое, но зачастую неизбежное.  Кажется, что за всё время жизни изучен уже каждый уголок этой станции, заучено расписание пассажирских и грузовых, знакома каждая опора контактной сети. И каждый раз взор падал на проклятый тупик девятого пути, где совсем недавно электричка встала на дыбы.  Ох, как же все эти случаи мозолили память. Начиная от неубранных на презентации башмаков, шести сорванных подряд стоп кранов при отправлении, заканчивая шрамом на шее-метельнике. Довольно обширный послужной список для шестилетнего электропоезда. Многие двадцатилетние ЭР2 за всю жизнь не повидали даже малейшего короткого замыкания, иными словами — всё в их жизни было гладко. Но на новый электропоезд обрушились всевозможные абсурдные случаи. Несправедливо. — Чего грустишь? Девушка повернула голову на источник звука. Хотя и так ясно, что голос принадлежал соседу по комнате. — Ничего. Просто задумалась. — У тебя всегда такой ответ. Скажи честно, ты опять думаешь обо всём этом? — …Да. И не могу не думать. Особенно тогда, когда опять некуда себя деть. И когда опять вижу первый путь, тупик или стойку с башмаками. Кажется, что это навсегда теперь со мной. — Тебе же всего шесть лет! У тебя впереди еще два с лишним десятилетия, ещё увидишь, как радостно порой бывает жить. И, возможно, даже забудешь обо всём, что происходило с тобой. Не было ещё таких поездов, которые всю жизнь только мучились и страдали.  0016 горестно вздохнула. Её два низких хвостика приподнялись на ветру. Тысяча первый всё продолжал улыбаться, дабы вся ситуация и впрямь стала выглядеть хоть чуточку лучше. — Ты прости меня, но пока я не верю в это. Я понимаю, что ты хочешь меня поддержать и я ценю это. Но всё происходящее со мной не может наталкивать на какие-то другие мысли.  — Знаешь, ты ведь можешь думать не только о плохом. Я же знаю, как сильно ты грезишь об объединении Тайги с Новокузнецком, чтобы наконец увидеть брата. Постарайся лучше думать об этом, чем о том, что было когда-то. Прошлое ты уже не изменишь, а будущее может измениться уже завтра. Объединению быть, ты же знаешь. Это просто вопрос времени. А я уверен, что когда ты сможешь хотя бы видеть 0017 вживую, то и жить тебе станет проще. — Я хочу думать о хорошем! Просто хорошего пока ничтожно мало на фоне плохого, совсем малюсенькая крупица. И пока хорошее и плохое в моей жизни хотя бы не уровняются, боюсь, я не смогу измениться. Не подумай, я сама об этом мечтаю. Но…как бы я не пыталась переубедить себя, реальность не даёт мне это сделать. — Представляю. Но будь уверена, за двадцать лет в твоей жизни точно случится ещё многое, в том числе и хорошее. Как минимум, ты снова увидишь брата, снова сможешь общаться с ним не только по письмам. Разве не это твоя самая заветная мечта? — Хочу, чтобы так и было. Приятно, что хоть ты продолжаешь мыслить позитивно.  — Главное, чтобы тебе это помогло. На лице Шестнадцатой слабо, но проступила улыбка, а в глазах, кажется, мелькнула надежда. Редко она вообще про неё вспоминала. Демиха крепко обняла Рижанина, выражая молчаливое "спасибо".  А тот, как и всегда, обнял её в ответ. 

* * *

В Жеребцово снова скучно. Рейсы сюда за как таковые даже не считались, ведь ехать всего час, направление почти полностью идёт по городу, да и заняться на станции оборота совсем уж нечем. Небо рассеялось, вылезло светило и даже стало немного поджаривать. Из-за резко заинтересовавшейся осы пришлось перебежать на другую лавочку, полосатая ну уж очень сильно прицепилась к электричке. Хоть и никакой угрозы они не несут и не жалят, многие поезда их побаивались не меньше людей. 0016 была в их числе, хоть и старалась этого не показывать. Ведь до чего смешно — стальная десятивагонная электричка испугалась совсем крохотного жужжащего пятна. А 0017 насекомых не боялся. Вообще никаких. Как-то случайно он рассказал об этом в очередном письме. Удивительно — у них и правда было слишком много различий, но без друг друга было тяжко. Оба ждут лишь объединения, чтобы видеться в Болотном. Хоть на долю секунды, но видеться.  Но в данную минуту вокруг лишь пара путей, одинокий грузовой поезд и маленький вокзал. Запах деревни, растопленной бани и покошенной травы. До отправления домой осталось около двадцати минут, но, кажется, что двадцать лет. Как те самые, о которых днём говорил 1001. Или нет? А, всё равно. Вечерний Тогучин так и всплывал неприятным осадком в голове, напоминая о не самой приятной ночи. Исход Жеребцовской завязки ни на что не повлияет. Словно нарочно длинные пара десятков минут, наконец, остались позади. Можно ехать обратно в город. Демиха вздохнула, потянулась, и покорно двинулась к нужному пути. Электропоезд был готов. Проверка тормозов, минута готовности, зелёный на выходном — уже до тошноты заученная рутина. Медленно грохоча по стрелкам, поезд покинул границу станции. Довольно извилистая дорога раскорячилась в этой местности. Невысокие холмы заставляли линию описывать дуги и змеящиеся повороты, из лесных верхушек торчали козырьки дачных крыш и антенны. Особенно красиво здесь было в золотую осень, когда все эти холмы утопают в тёпло-жёлтом скоплении. Но сейчас только середина августа, даже очень даже жаркая, ни один листочек ещё на пожелтел. Точно. Жарко. Помощник уставился на внезапно загоревшуюся лампу РН.  — Смотри-ка. Откуда это? — Бог её знает, выгляни в окно на рога. Мужчина чуть выглянул в приоткрытую форточку, с которой, в силу кривой, просматривался весь состав. — Неа, всё на месте. — Может, перегорело чего? Пройдись, глянь. Помощник, как и положено, пошёл по составу, но чего-то выбивающегося не заметил. Понял лишь, что беда где-то в хвосте, то есть в голове за номером 01, либо в соседней секции 02. В саму хвостовую кабину заглядывать он не стал. По возвращению в голову глаза сами по себе округлились — на пульте целая иллюминация, словно впереди оказалась огромная новогодняя ёлка с центральной площади города. Едут и голову ломают, пока в очередном повороте близ платформы Учебный не показался отчётливый дым. С хвоста. —Тормозить надо, ну его! Ты же сказал, что всё в норме! — Дыма-то не было! Шипя и скрипя колёсами, электропоезд встал посреди перегона. — Ну-ка башмаки кидай! Живо! Мужчина вышел в общий эфир, громом разразившись в кабинах рядом находящихся локомотивов:

«Внимание, все! Я, машинист Востриков поезда номер 7637, остановился на четырнадцатом километре, шестом пикете нечётного пути перегона Жеребцово-Издревая вследствие возгорания! Будьте бдительны!»

Трясущийся помощник послушался, закрепил состав как положено. Поднялся обратно и оба мужика рванули в хвост, но, очевидно, поздно — кабина заливалась ярким пламенем. Даже в тамбур зайти не представлялось возможным. Машинист, пропустив пару матов, понёсся через весь состав в голову звать пожарный поезд. Вызвали, перегон закрыли, напряжение, как и полагается, сняли. Пожарный поезд вещь своевременная, но не мгновенная. Хвост пылал факелом, а помощи всё ещё нет. Десять минут прошло, пятнадцать, двадцать — ну где же он?! То ли от гнева, то ли от отчаяния и стресса, машинист схватился за стационарную рацию, чуть не раздавив её сжавшейся в кулак рукой.  — Вы послушайте, раз пожарного нет, подайте хоть напряжение, я вагоны расцеплю! У нас уже хвост в угли догорает! — Так вы горите, вам какое напряжение? Ждите пожарный поезд по правильному пути! — Мы уже полчаса ждём! Дайте хоть своими силами что-то сделать, вы нам поезд угробите! Огнетушители уже все пустые, а огня меньше не становится! — Я вам ещё раз повторяю, ждите пожарный поезд! Мы вам сейчас ничем не поможем! Эфир наполнялся криками и распрями, а хвостовая голова уже практически полностью выгорела.  Дым валил столбом, птицы разлетались с крон деревьев с громкими криками, а местные детишки с дач устроили засаду в кустах — интересно ведь, что происходит. И только спустя сорок минут тепловозом вперёд подъехал пожарный поезд. Машинист тепловоза к терзаемому пламенем вагону подъезжать, разумеется, не стал, отчего прокладка пожарных рукавов значительно усложнилась. Всё, что потушили пожарные — полностью сгоревший головной вагон и начавший гореть первый тамбур второго.  Электропоезд вытащили с перегона и отбуксировали в Инскую. Естественно, новость уже разлетелась по близлежащим перегонам и станциям. Хотя событие график практически не поломало, бурных обсуждений вызвало много, пока и они не утонули в привычной рабочей рутине.

* * *

ЭР2 вернулся из Пашино, куда вынужденно поехал за подмену внезапно уехавшей в Тогучин 0114. Он помнил, что этот рейс принадлежал Шестнадцатой и именно она сегодня должна туда ехать. Наверное, заказали размен, что тоже удивительно, ведь 0016 особыми косяками при отправлении не отличалась. Людей на Пашинской ветке почти не осталось. Она и вовсе закроется в сентябре из-за снижения пассажиропотока, теперь уже официально. Ничтожная часть местных пыталась этому противиться, а что толку, когда дорога делает всё, лишь бы снизить траты?  После высадки и превращения Тысяча первый заметил кого-то впереди, одиноко стоящих у края платформы. Кто-то из своих, и спустя пару секунд он понял — женский силуэт отчётливо принадлежал Тысяча второй, его негласной сестре, понимающей пионера с полуслова. А мужским оказался ЭР2-1030, с которым, вообще-то, 1002 практически не общалась. С чего ради они вдвоём его встречают? Да и вид у них не особо важный. Рижанин в недоумении подошёл к соотечественникам. — Привет. Что-то случилось..? — Ты…ещё не в курсе?  ЭР2 виновато подошла ближе, аккуратно взяв руку 1001 в свою. 1030 лишь сочувственно сверлил взглядом старшего. — О чём ты? — Лучше пойдём в депо. Или в отстойник. Там…не самые лёгкие новости… Трое электропоездов поспешно покинули платформу и направились к путям восточного парка. Тупиковая призма пустовала, сегодня никто не вышел поговорить. Сев на край, 1001 снова задал интересующий вопрос. — Что случилось..? Тысяча вторая опустила взгляд на насыпь, глубоко вздохнула, а потом посмотрела слезящимися глазами на собрата. — 0016… С каждой произнесённой цифрой голос дрожал и затихал всё ощутимее. Повисла кратковременная пауза, которую нарушил 1030, не поднимая взгляда на рядом сидящего. — Сгорела… 1001 замер на секунду, потом посмотрел сначала на 1002, а затем снова на 1030.  — Что…? — Прости… Двое ЭР2 крепко обняли его, понимая, что сказать больше просто нечего. Но кто-то должен был рассказать ему об этом. Узнай он это случайно и эффект был бы куда хуже — давно проверено на горьком опыте. Да и оставлять хоть кого-то наедине с такой проблемой не принято и, как минимум, не по-человечески. Хоть и людьми никто из них никогда не был. В резко проступивших слезах отражалось закатное солнце, частично скрывающееся за очертаниями домов. Солнце было таким же красным и ярким, как пламя. Наверное, как то, что пожирало 0016 там, на перегоне. Не думать об этом было невозможно. — Где она..? — В Инской. Там будут проводить все расследования… — Она же вернётся…? 1030 решил не отвечать. Он сам не был уверен, да и обременять ложными надеждами совершенно не любил и не хотел, тем более, в такой ситуации.  — Всё будет хорошо. Тысяча вторая же наоборот, пыталась сохранять какой-то благожелательный настрой. Она и сама хотела верить в то, что говорит. — Я у нарядчика выпрошу твой вечерний Чик, ты просто…не вынесешь поездки куда-либо в таком состоянии. Лучше переживи это в депо. ЭР2-1030 крепко сжал старшего напоследок и кивнул Тысяча второй. Ему нужно было идти и решать вопрос с подменкой прямо сейчас.

* * *

В двенадцать часов ночи он решился вернуться в депо. "Сестре" пришлось уехать в свою ночную завязку, а заходить в полное поездов помещение не хотелось. Но и в отстое не чувствуешь себя наедине с собой. Стоят и электровозы, бегают маневровые, а ещё до сих пор стоит та самая ЭД4М, не запущенная в работу. Интересно, много ли она знает? В жилом крыле было темно. Вероятно, почти все спят, либо сидят по комнатам. Типичных ночных сборищ, естественно, не было — ситуация далеко не подходящая. ЭР2 тихо, но стремительно возвращался к себе в комнату.  Только он зашёл и закрыл за собой дверь, глаза сразу зацепились за пустующую кровать Шестнадцатой. В принципе вся половина комнаты, скромно обставленная её вещами, вызвала очередной ком в горле и выплеснула слёзы по новой. 1001 запрыгнул на свою кровать, обняв колени. Сквозь пелену слёз отчётливо различалась пустая кровать напротив, от которой не получалось оторвать взгляд. Отвлечься заставил тихий стук в дверь, а затем и тонкий скрип. На пороге показался очевидно знакомый силуэт с чересчур пышными и густыми волосами, которые редко когда можно увидеть распущенными. Одного короткого зрительного контакта хватило, чтобы силуэт подбежал к сидящему на кровати Тысяча первому и в свете уличных станционных огней узналось лицо ЭР2К-1013. Очевидно, состояние 1001 вводило в ступор.  Особенно с учётом того, что доселе у него такой истерики не случалось. А она просто не могла заснуть с мыслью, что такому парнишке, который всегда светился от своей улыбки и радовал всю ребятню на вокзале, приходится испытывать что-то ужасное. Совершенно непривычное, непонятное и из ряда вон выходящее. И она даже не постарается помочь. 1013 села напротив. В её светящихся янтарных глазах читались глубокая жалость и сочувствие.  — Знаешь…никто ведь не сказал, что её не восстановят. Не теряй надежду, прошу тебя. — Я не могу…не могу. Она…и так настрадалась…почему? Почему это всё происходит?! Я только сегодня утром обещал ей, что всё будет хорошо…что на этом точно всё закончится… Он совершенно не мог прийти в себя. Видно, что ему хочется сорваться на крик, но нельзя. ЭР2К обхватило его лицо руками, направив взгляд Рижанина на себя. — Пожалуйста, не думай так. Ты всё сделал правильно. Когда она вернётся, тебе нужно только помочь ей выбраться из возможной апатии. Только сам не падай в эту яму, умоляю тебя…Шестнадцатая бы ни за что в жизни не хотела, чтобы ты хоть слезинку проронил из-за неё. И никто, кроме тебя, не сможет так быстро вытащить её в обратное состояние. Поэтому…просто помни о том, что она вернётся. Она не умерла…Я тебе обещаю. ЭР2К крепко обняла Тысяча первого, понимая, что ему нужно кому-то выплакаться. Но и она сама еле сдерживала слёзы, стараясь не выдать своё собственное беспокойство и потерянность в ситуации. 1013 далеко не была уверена в радужной и позитивной судьбе 0016. Слишком неподходящее положение у дороги, слишком сильные повреждения получил её головной вагон. Но она верила, и никогда в таких ситуациях не прекращала верить. Многие из них горели, и головой, и промежутками, и моторами, но никто ещё не умер. Значит, у неё тоже есть право на дальнейшую жизнь. Рижанин, уткнувшись в плечо 1013, расплакался навзрыд. Слишком много мыслей перемешалось у него в голове за остаток этого чудовищного дня. — Я обещал…я обещал ей, что она увидит брата. Я обещал, что в следующий юбилей пионерии она будет на мероприятии со мной…я обещал…что она проживёт оставшиеся двадцать лет без всех ужасов, которые успела повидать…Что…что мне сказать ей в глаза…? — Нет…не говори такое…всё будет хорошо…Просто…нужно немного подождать. Ты ни в чём не виноват. Хорошо, что стеклянный взгляд 1013, зацепившийся за ночное небо за окном, не был в поле зрения 1001. Иначе слабый был бы толк от поддержки, если она сама выдаст свои переживания. В голове у неё невольно промелькнула мысль про ЭД4М-0017, который тоже скоро узнает о случившемся с сестрой. Что будет с ним? И кто ему об этом скажет? Телеграмма разлетится по всем депо дороги быстрее, чем дойдёт какое-либо письмо. Он точно узнает об этом уже завтра утром. — Даже если…если она вернётся не так скоро, как хотелось бы…пожалуйста, не сдавайся. Если тебе надо поговорить — говори со мной…Только не теряй веру, прошу, не теряй! А ЭР2 не мог ей этого пообещать. В голове засел лишь один образ измученной огнём Шестнадцатой, её заплаканное и разрывающееся от адской боли лицо. Не должно было так всё обернуться. Совсем не так. Как угодно, но только не так жестоко, как то преподнесла суровая реальность. Прошло около двадцати минут, когда Тысяча первый немного успокоился. В голове щёлкнула следующая мысль про слова соотечественницы. С чего он взял, что 0016 исчезла навсегда? Никогда такого не было, чтобы новые поезда отправляли гнить после пожара. Может, это всё имеет смысл? Он отпустил 1013 и снова вернулся в сидячее положение, вытирая оставшиеся слёзы одеялом.  — Я поверю тебе…Лучше я буду думать о том, что она жива.  — Спасибо. Никогда прекращай верить в неё, она этого достойна. Если хочешь завтра побыть наедине с собой, только скажи. Я завтра на выходном, но я уговорю нарядчика забрать завтра твои рейсы себе. Невозможно нормально работать на следующий день после такого. — Не надо…я съезжу. Всё нормально. — Ты уверен? — Да. Лучше я отвлекусь на дорогу, чем просижу весь день в четырёх стенах с мыслями об этом кошмаре. — Ну…как скажешь. Но, имей в виду, я сдержу своё слово, если ты передумаешь. Около получаса они проговорили на более спокойные темы. Диалог закончился, когда у Рижанина стали закрываться глаза. Не став его мучать, ЭР2К пожелала спокойной ночи и, убедившись, что он точно заснёт, закрыла за собой дверь.  Схватившись рукой за голову, которая пыталась осознать весь масштаб происходящего, электричка решила выйти перед сном в отстойник. Подышать свежим ночным воздухом точно не помешает. Девушка аккуратными тихими шагами вышла с жилого крыла, а затем и из депо. В отстойнике освещения было мало, попасться кому-то на глаза было сложнее. Далеко в темень заходить не хотелось, да и там, у дальнего тупика, стояла нетронутая и незнакомая ЭД4М. ЭР2К-1013 залезла на призму, поджала ноги и долгое время просто смотрела в одну точку. Иногда на небо, иногда куда-то в сторону вокзала. Сколько прошло времени? Ответа на этот вопрос она не знала. Из зависшего состояния вывела внезапно появившаяся за краем здания депо фигура. Та стала приближаться. Сначала 1013 замешкалась, мало ли, кто это идёт. Но когда у фигуры резко зажглись два глаза-фонаря, она расслабилась. Кто-то из своих. Да ещё как из своих. — Интересное занятие. Что, совсем в депо всё плохо? — Не буду вдаваться в подробности…Ты откуда? — Как откуда? С Инской. Там разбирательства, сама знаешь. Потому и моё появление там разумно.  — И что говорят? Что-то стало известно? — Ты удивишься… МВЭ-01 лихо запрыгнула на призму к 1013.  — Можно сказать, что к сегодняшним событиям привела несанкционированно установленная вагонная печь, ещё и включенная. Шестнадцатое августа! В нерабочей голове! Да блин, остановись они на перегоне и проверь поезд — ничего бы этого сейчас не было. Подсоединили эту печку к магистрали и так не совсем благоприятных 66-68 проводов, в которых и случился сегодня небаланс напряжения. В общем…головы сейчас полетят, это абсолютно точно. Грядут какие-то изменения… — А что с самой 0016? — Ух, ну…голова в пепел. Про восстановление что-то подслушала, вроде, настроены. Хотя именитые товарищи головами покачали. В общем…не совсем понятно. Завтра будут все разборки, инструктажи и увольнения, поднятие Шестнадцатой на ноги — вопрос здесь последний. Сначала "дипломатическая" часть. ЭР2К нервно вздохнула, обняла себя за плечи и посмотрела на близлежащие к вокзалу дома, в которых, кажется, всё было хорошо. Народ либо спал, либо готовился ко сну, либо продуктивничал. Хорошо живётся обычным людям. Они ведь никогда не подумают, что на огромной станции, раскинутой под их окнами, сейчас сидят мотриса вместе с электричкой и рассуждают о судьбе другой погоревшей электрички.  — Ну, ты не переживай. Моё мнение — всё ещё не так плохо. Пока что есть все намёки на то, что она будет жить. А сейчас я предлагаю просто пойти спать. Ситуация не станет краше от того, что мы просидим здесь всю ночь. — Ты права…Пойдём.

* * *

Темнота и тишина. На стене расплывается тень от оконной рамы, выбитая ночными фонарями станции. Край одеяла уже вымок от слёз, бесшумно выливающихся из больших глаз Демихи. Шуметь было нельзя — проснётся 0085. А если и он узнает? Нет, этого нельзя допустить. Её переживания сейчас должны остаться только с ней, это вообще не главное во всем положении. Нельзя обращать на себя внимание, не сейчас. Надо побороть это самостоятельно.  Конопатая уже несколько часов ворочалась в кровати, стараясь не сойти с ума. Она сразу незаметно убежала в комнату, как только стало известно о случившемся. А когда вернулся ЭД4МК, то просто притворилась спящей. Сплошное ребячество. Другого выхода она просто не нашла. Вообще не то время, чтобы заострять чьё-то внимание на своих страхах, когда в противовес стоит такое горе. Пусть они помогут Тысяча первому, ему это нужно и он этого заслужил. А она нет.  Пятьдесят восьмая снова сжималась в ужасе под одеялом. Опять в размеренную жизнь ворвались пожары, пусть и не свои, но от того не менее ужасные. Каждый шорох со стороны Восемьдесят пятого заставлял напрячься, не дай Бог он услышит, что она плачет. Вообще хоть кто-то, не только он. Кроме Двадцатого, по случайности зашедшего к ней в комнату, никто так и не узнал о её самом огромном страхе, изводящим на животный ужас. И не надо, вдруг, они посчитают, что она пытается перетянуть внимание на себя. А Демиха того не хотела. Вернее…она хотела, чтобы кто-то выслушал её и помог, но понимала, что никто не хочет. Скорее всего, вообще никому нет до этого дела. Наверное, никто так и не воспринимает её всерьёз. И никогда не станет, ведь ежедневно из рта 0058 вылетают только остроумные шутки и смех, вот это другим нравилось больше. А её слёзы…ну, кому-то сейчас хуже. И эмпатии ко всем испытывают больше, ведь они интереснее.  Все звуки заглушала ткань одеяла. Хорошо, что она была не сильно тонкой. Главное, чтобы никто не узнал…никогда не узнал. Завтра нужно проснуться и вести себя как обычно, просто выйти на работу, не вызывая ни у кого подозрений во избежание расспросов.  Звучит удивительное просто. Осталось только наконец заснуть.