Беречь и защищать (18+)

— Что? Чонгуку показалось, что всё в его голове вспыхнуло и померкло, оставляя лишь тень услышанных только что слов. Он прижал к себе Тэхёна, который тоже невольно приник теснее к его плечу и снова прямо посмотрел на брата. Тэмин сидел, горделиво выпрямившись, его плечи были расправлены, а подбородок царственно приподнят, глаза же сияли поистине звёздным светом. Перед Чонгуком был не брат Тэмин — нет. Перед ним во всём блеске своего королевского величия на богато украшенном троне их дедов сидел Его Величество Король Северного Бантана Монгун. И именно поэтому то, что он только что сказал в присутствии своего Совета и приближённых придворных, повергло всех, не только Чонгука, в трепет и недоумение. — Я отрекаюсь от власти, дарованной мне по закону страны моей моим отцом, от всех привилегий Короля, от его знаков отличия и силы, что даётся Звездой благословлённому ею правителю, — ясным, негромким голосом, звучавшим, однако, в пленённом тишиной зале как гром среди ясного неба, повторил Тэмин. Слово в слово повторил то, что сказал в первый раз. — Ваше… Величество… — Чонгук и сам услышал, как жалко и испуганно прозвучал его голос, но ничего не мог с этим сделать. И только мягкий запах свежей вишнёвой листвы да лёгкое дыхание Тэхёна, которое касалось его щеки, не давали ему упасть с ослабевших ног. Он прекрасно знал, что эти слова необязательно было повторять: сказанные однажды в присутствии хотя бы двух свидетелей, они навсегда, безвозвратно лишали короля его власти. И сейчас на троне сидел альфа, который больше не имел на этот трон никакого права. Именно поэтому Тэмин медленно поднялся, широкими и, как показалось помертвевшему Чонгуку, тяжёлыми, как поступь самой судьбы, шагами подошёл к нему и снял корону со своей головы — тяжёлую, старого золота с алевшими свежей кровью рубинами, топазами и великолепным сапфиром в центре. — Склони голову, Принц Бантана Чонгук, и прими эту корону, знак отличия и силы, дарованной Звездой правителю Бантана, которому она милостиво покровительствует и наблюдает за его процветанием! Чонгук, глядя ему в лицо и не веря, что делает это, наклонился, и почувствовал, как обруч короны сдавил ему голову. Она была тяжёлой, и ему стоило труда выпрямиться и поднять отягощённую ею голову. — По праву старшего, — громко и ясно сказал Тэмин, — передаю тебе трон, власть, народ, что пребывает под Сенью Звезды и живёт волей Света! Нарекаю тебя именем, выбранным тебе твоим отцом — Джэйки. Чонгук невольно дрогнул: ему никогда не нравилось это имя, отец, кажется, забавлялся, придумывая его, так как был уверен, что никогда Чонгуку его не носить. Но — да — теперь именно оно будет вписано в анналы истории там, где расскажут о его правлении — каким бы оно, это правление, ни было. Тэмин между тем продолжил обряд Добровольного Отречения: — Вверяю свою дальнейшую судьбу и судьбу моей страны в твои руки. — И он склонил голову и опустился перед застывшим Чонгуком на одно колено. Вся зала словно вздохнула в едином порыве, по рядам людей, что собрались здесь всего лишь на утренний приём, а оказались на церемонии передачи власти, прошёл волнами шёпот и аханье, а Чонгук между тем всё смотрел и смотрел на опущенную голову брата. «Тэ, Тэ, что же ты… как же… почему? Ну, почему?» — вертелось у него в голове. И он, наверно, так и стоял бы, поражённый тем, что только что сделал с его жизнью его брат, если бы Тэхён осторожно не тронул его за плечо и не прижался плотнее. Чонгук встрепенулся и с усилием, но поднял голову, снова опущенную им из-за тяжести короны, и выговорил тихо, срывающимся голосом: — Я принимаю власть и силу, имя, дарованное отцом и… Он запнулся. Эти слова учили все королевские отпрыски лет с десяти, и многие мечтали произнести их однажды не в учебном классе, а вот так, в большой зале или торжественном покое, где заседал Совет, и тем не менее — Свет видел! — Чонгук никогда не думал об этом всерьёз! Нет, были времена, когда он был горько разочарован в Тэмине, и тогда эти слова мерещились ему, но он всегда усиленно гнал от себя мысли о них, а сейчас… — …клянусь носить это имя с честью и продолжить служить моему звездолюбивому Народу и Небу, и Свету, и памяти рода, да продлится Путь его в веках! И все до одного в зале, сойдясь в едином порыве, поднесли пальцы у губам и вскинули руки в небо, посылая в него мольбу о благополучии нового короля, его супруга и благословенного Звездой Северного Бантана.

***

— Ваш ужин, господин. — Хан Джисон поставил поднос на стол и учтиво склонился перед стоящим у окна Минхо. — Как вы себя чувствуете? Минхо вздохнул и покачал головой. — Тебе не надоедает спрашивать у меня это каждый день по три раза, лейтенант Хан? — Такова моя служба сейчас, — спокойно, с достоинством поднимая голову, ответил юноша. — Мне поручил это Его Величество… — Он замер, взгляд его скользнул в сторону, и он поправился: — Принц Тэмин, поручил мне это, когда был Королём, и я считаю своим долгом исполнять это поручение. — А самому тебе нравится шпионить за мной? — ласково спросил его Минхо, впиваясь взглядом в светлое, очень приятное лицо лейтенанта. — Всё ли дословно ты пишешь в своих доносах на меня? Джисон побледнел, но гордо вскинул голову. — Я не знаю, почему именно мне поручил это Его Высочество, но он с тщанием, как мне говорили, читает мои донесения. Поэтому я остаюсь верен своему слову и служу ему так, как должно, независимо от того, что чувствую сам. Я был бы рад… — Джисон горько усмехнулся. — …если бы мне поручили что-то иное. Но с тех пор, как господин Ким Сокджин снова поселился во дворце, прошло не так много времени. Его Высочество не простил мне мой недосмотр за своим несостоявшимся женихом. — Разве в этом есть твоя вина? — надменно приподнял бровь Минхо. — Не стоит приписывать себе все неудачи этого мира. Это гордыня, лейтенант Хан. — Возможно, — склонил голову Джисон, и голос его даже не дрогнул, лишь на лицо нашла на мгновение тень. — Я постараюсь исправиться, капитан Ли. А пока Его Высочество поручил мне служить своему спасителю, и я расцениваю это как его доверие, несмотря ни на что. Поэтому не считаю себя шпионом. — Хорошо, — внимательно глядя на него, отозвался Минхо. — Тогда прошу: хотя бы выпей со мной. — Но я ведь говорил вам, господин… — Да брось! — Минхо нетерпеливо махнул рукой. — Сегодня вряд ли тебя позовут во дворец. Здесь вокруг стража: мой король меня так ценит, что боится, как бы кто меня не украл. — Он уловил на лице Джисона смятение и внутренне ухмыльнулся. Всё-таки этот мальчик был просто очаровательным в своей юной наивности. Он смиренно опустил глаза и просительно сказал: — Ну же, лейтенант. Пить в одиночку мне надоело, прошу: составьте мне компанию. Вино отличное, зима на излёте, хотя и лепит вьюгами, как не в себя. Кроме того, я ведь всё ещё капитан, не арестант, могу и приказать тебе, верно? Выпьем, лейтенант, прошу вас. Джисон явно колебался, но Минхо уже знал, что он согласился. Так что белый порошок без запаха и вкуса он всыпал в бокал юноше быстро и ловко, развернулся и, радушно улыбнувшись, протянул ему вино. — Выпьем за нашего нового короля, лейтенант Хан! За его счастье в браке, за Бантан, который расцветёт с новой силой, благодаря ему и тем… — Он не удержал кривой ухмылки. — …кто будет рядом с ним. Желаю и вам быть одним из них, мой прекрасный лейтенант. И он, с гулким стуком чокнувшись с бокалом, который уже взял Джисон, залпом выпил своё вино. А потом внимательно смотрел, как пьёт Джисон — чуть отвернувшись в сторону в знак почтения к нему. Как благодарная улыбка на его нежном лице сменяется растерянностью, глаза начинают плыть — и он, пошатнувшись, едва не падает. Минхо подхватил его и подтащил к креслу. — Поспи, мальчик, — тихо сказал он, склоняясь на уже сопящим юношей. — Мм… такой красивый… И почему не в тебя я влюбился? Или в такого, как ты, — простого и милого, честного, верного, доброго… Ах, да… — Минхо снова болезненно усмехнулся и потёр грудь, в которой отчего-то тонко закололо. — Потому что судьба тебя любит, красавчик. И ни за что не даст связаться с кем-то вроде меня. Он быстро вышел из комнаты и запер её на ключ, который ещё вчера стащил со связки, что всегда носил с собой другой его слуга, очень рассеянный и, кажется, немного в него влюблённый альфа, имени которого Минхо никак не мог запомнить.

***

Минхо кинул взгляд в окно. Уже смерклось, вьюга, что выла весь день, отчаянно не желая уступать место грядущей весне, немного утихла. Было темно, ни одного костра сегодня не разводили его ребята, те, кого он смог вытребовать себе в охрану. Они беспрекословно подчинились его приказу и носу не казали из комнат домика для слуг. Капитан Юнги отправил ему всех, о ком он попросил — в благодарность за небольшую интересную бумагу, которая давала право на титул любому, чьё имя будет вписано в неё. Когда-то Минхо стребовал её с разнеженного вином короля Монгуна — как способ купить кого-нибудь. И вот — пригодилось. Зачем Юнги эта бумага, он не спрашивал, но рад был капитан просто сверх меры. В большой комнате приятно мерцали свечи, горел огонь в камине и на нём жарилась тушка зайца. Он как раз расставлял бокалы на уже накрытый к ужину на троих стол внизу, в небольшой уютной Срединной зале, украшенной охотничьим оружием, старинным и очень красивым, дорогим и помпезным — настоящим достоянием короны Бантана, когда в дверь Охотничьего домика постучали, Минхо быстро пошёл к двери, в которую снова постучали, и тихо спросил: — К вечеру или к утру? — Вовремя, хозяин, — ответил ему глухой голос. — Вовремя. Минхо открыл засов, и в небольшой холл вошли двое. Они недовольно отряхивали хлопья налипшего им на плащи снега, фыркали и коротко переругивались, упрекая друг друга в том, что пришлось задержаться. — Я рад вас видеть, господа, — негромко прервал их Минхо. — Прошу, проходите. — А вы здесь освоились совершенно, капитан Ли, — с интересом оглядываясь, сказал лекарь Пак Чимин. Он прошёл первым, налил себе и жадно выпил. — Фух, жажда мучит с полудня. Никак до вина не мог добраться. — Какое тебе вино? — недовольно буркнул герцог Ким Намджун. — Ты сегодня в покоях Первого Принца был. Что, кстати, с ним, ты так и не сказал. — А это лекарская тайна, — покачал головой, улыбаясь, Чимин. — Всё в порядке, ничего с ним не будет. Надо поменьше есть на ночь жареной рыбы — так и не будет… — Он хмыкнул и умолк. — Ясно. Ладно. — Намджун деловито осмотрел стол и поднял вопросительный взгляд на Минхо. — Садимся? Тот кивнул, они сели и стали ужинать, ведя чопорную светскую беседу, делясь последними новостями и всячески избегая пока того, что стало причиной этой встречи. Причём Минхо видел, даже чувствовал, что пришли к нему эти долгожданные, хотя и не самые приятные для него гости вовсе не с добрыми вестями. И он сам не спешил начинать разговор, лишь ел и пил из высокого бокала тягучее Монкрети: понимал, что он будет, скорее всего, для него сокрушительно печальным. — И всё же я считаю, что с восточниками надо держать политику в русле той, которую мы вели и раньше, — говорил Намджун. — Но Чонгук недолюбливает этих чесночников, называет их грязными предателями: не может простить им нападения на Чжаним. — Восточники хороши смирёнными и напуганными, — отозвался Минхо негромко. — Но свой авторитет у них Его Величеству придётся завоевать самому: тут слава короля Монгуна ему не поможет. Чимин и Намджун переглянулись и быстро опустили глаза, однако Минхо лишь глотнул из бокала побольше и усмехнулся. Ещё немного… — Для этого придётся ехать на границу, — сказал Чимин, — это плохо. Господин Тэхён нуждается в заботе Его Величества постоянно, он… — Чимин прикусил губу и досадливо поморщился. — Он на самом деле до странности чувствителен ко всему, что связано с его истинным, и это с каждым днём обостряется. — Да знаем мы, — недовольно крякнув, сказал Намджун. — Капризничает, плачет, если просыпается в пустой постели. Извёл моего Джина — не отпускает до позднего вечера, пока не увидит Чонгука. Он не был таким! — Омеги меняются, когда носят малышей, — тихо, с внезапной мягкой и ласковой улыбкой ответил Чимин. — Ты злишься напрасно: Его Величество всегда выберет своего омегу, ты же знаешь. — Хорошо, однако, что с ним ничего не случилось в Бигихте, верно? — кинул Минхо, поддаваясь своему раздражению, которое медленно, но верно копилось и замешивалось со всё более и более ощутимо горчащей в его горле тоской. — Не знаю даже, что бы делал Его Величество… — К чему об этом говорить? — холодно прервал его Чимин. — Всё произошло, как произошло… — Но ты так и не сказал, что именно произошло, — вдруг поддержал Минхо Намджун. — И почему вдруг решил всё же отравить принца. Мы же с тобой решили, что это необязательно, наоборот… — Что — наоборот? — Чимин резко вытер губы салфеткой и отбросил её. — Мне было написано… — Он кивнул на Минхо. — …чтобы я как-то задержал принцев в Бигихте, потому как у вас здесь не было ничего готово… — А по чьей вине? — выгнул бровь Минхо. — Вы всё время меняли план на ходу! То готовь вам Нини, то не надо! То присылай вам Суджи, то погоди-погоди — рано! Люди не игрушки, я едва не попался, когда милаха Нини спросил напрямую, почему я хочу сбросить короля! Он ведь умный мальчик, мы не зря на него виды имели! — Он умный, — кивнул Намджун, — и просто прекрасно, что никогда не хотел трона, как и Хёнджин. А ведь намёки ему были сделаны основательные. — Он просто любит этого болвана Бана, — сказал Чимин, мягко улыбаясь. — Этот упрямый капитан всё никак не хотел на него смотреть повнимательнее, я еле его развернул в нужном направлении. — Так что произошло с принцем? Зачем ты хотел его… — Не травил я его! — раздражённо выговорил Чимин и зло выдохнул. — С какой стати! Это была ноктия, милые и нежные цветочки! Отвар вызывает глубокий и сладкий сон. Правда, долгий, дней на семь — десять. Как раз, чтобы, во-первых, напугать и насторожить принца Чонгука, во-вторых, чтобы кинуть тень на Суджи. — Это имя Чимин выговорил сквозь зубы и таким тоном, что и Минхо, и Намджун невольно замерли. — Этот рецепт мне выболтал его жалкий танец, у него и ноктия была, я точно это знал. Хотел привести к нему расследование. — Он тяжело вздохнул и буркнул неохотно: — Не успел. — Как получилось, что не успел? — удивился Минхо. — Ты ведь так мне ничего и… — С Хёнджином развлекался? — проницательно и насмешливо прищурился Намджун. — Только не говори, что Суджи так взбесился, потому что… Чимин поднял на него взгляд — и Намджун, смешавшись, хмыкнул и умолк. — Я поплатился за своё безрассудство, — раздельно и тихо выговорил Чимин. — Суджи увидел то, чего не должен был, он не дал мне и шанса. Хёнджин не успел и слова вымолвить, как его по голове амбалы Кима ударили и он сознание потерял, а эта змея… — Голос Чимина стал мерным и тихим, и у Минхо невольно побеждали мурашки по коже от этого голоса. — Вы бы видели, как он смотрел на меня, когда ломал мне пальцы. Как на гадину. Таким и считал меня. Недостойным. Убогим. Тварью, отнявшей у него сына. — Лицо Чимина исказила гримаса ненависти. — Он упивался моей болью. Знал, чего лишает меня, — и был уверен, что пальцы мне больше точно не понадобятся. Если бы не очнулся Хёнджин и не крикнул, что он убьёт себя, если Суджи не остановится, он бы меня ещё и изуродовал: нож уже был у него в руках. — Ну, кажется, он сыграл сам с собой злую шутку, — тихо сказал Намджун, словно боясь потревожить Чимина в его приступе ненависти и тоски. — Если бы Хёнджин не увидел это своими глазами, он бы вряд ли нам так легко спустил его смерть. — Это ты? — вскинул на Минхо глаза Чимин. — Ты его?.. — Нет, он сам. — Минхо прикрыл глаза и глотнул вина. — С чего бы мне? — Лжёшь, — убеждённо отозвался Чимин, откинулся на спинку стула и вытер пот на висках и лбу. — Жарко у тебя… — Так погодите! — вдруг нахмурился Намджун. — Почему тогда умер несчастный пёс? Чимин горько сжал губы и ответил не сразу, глотая вино из своего бокала. — Потому что доза была рассчитана на омегу. Пусть и тонкого-звонкого, но человека. Для пёсика такой раствор оказался смертельным. Если бы не он… — Если бы не он, никто бы ничего и не узнал. А мы бы задержали принца Чонгука в Бигихте, просто вызывал течку у Тэхёна раньше, — небрежно закончил за него Минхо. — Но так вышло тоже неплохо, — покачал головой Намджун. — Пса жалко, милый был, да и я едва его добыл. Но он сыграл неплохую роль: мой принц обозлился и проникся ещё большим сочувствием к своему супругу. Пусть и не испугался за него смертельно, как было бы, впади он в долгий сон. — Да, всё разрешилось более-менее благополучно, — отозвался Минхо и поднял бокал — За это и выпьем. Они выпили, и Намджун, разрезая ароматное мясо, спросил: — А ты не собираешься с Хёнджином в Карассу, лекарь Пак? Он тоскует, места себе не находит, тошно ему во дворце, где умер его папаша. Он мне сам говорил. — Мне тоже. — Чимин тяжело вздохнул. — Но что я могу поделать? Меня не отпускает Его Величество. Мм… мясо вкуснейшее. — Могу замолвить словечко, хочешь? Я ведь… — А как там принц Тэмин? — перебил Намджуна Минхо, внезапно понявший, что ему до смерти надоело слушать о людях, не имевших больше для него никакого значения, и что он, кажется, готов выслушать то, за чем позвал этих двоих. — Расскажите мне о нём. Намджун и Чимин переглянулись, и на их лицах появилось одинаковое выражение смущения. Минхо нахмурился и выпрямился. — Что… что-то случилось? — Он и сам удивился тому, как хрипло и тревожно это позвучало. — Мы думали, что ты знаешь, раз позвал именно сегодня, — негромко сказал Намджун. — Его Высочество принц Тэмин отбыл вчера ночью из дворца в неизвестном направлении. По крайней мере, придворным так об этом сообщалось. Минхо вынужден был положить руку на грудь, так как сердце его забилось болезненно и страшно, но он сумел выговорить: — Разве мне нужно знать то, что знают все? Куда он отбыл? Намджун опустил глаза. — Я пытался узнать у моего принца, Тэмин только ему, как выяснилось сказал, всё было так подстроено, будто он собирался уезжать через месяц, поэтому мы и не дёргались, мне тоже сообщили уже утром. Я… я правда… — Говорят, что он поехал в Скрату, он ведь хотел путешествовать, — негромко, пристально глядя на Минхо, сказал Чимин. — Скажи, что ты сказал ему такого, что он не взял тебя в это путешествие. — Неважно, — бледно усмехнулся Минхо. — Важно, что он бежал именно от меня. И я… — Он рвано вдохнул и медленно выдохнул ощущая, как боль в сердце становится почти непереносимой. — Я понимаю его. И принимаю его выбор. — Неужели? — тихо спросил Чимин. — Так просто? — Так же просто, как он оставил меня, — отозвался Минхо и пристально посмотрел ему в глаза. — Думаешь, я не знал, что он так поступит? — Ты во всём ему признался, верно? — глухо спросил Намджун. — Нас не назвал, иначе мы бы уже были далеко, а то и в Дольней башне. Всё на себя взял? Минхо снова скупо улыбнулся и встал, показывая, что ужин окончен. — Спасибо, — церемонно поклонился он поднявшимися за ним альфам и пошёл вперёд, ведя их к холлу. — Желаю добраться домой быстрее и обнять тех, кто вам дорог. Не тяните с этим — всё может кончиться быстро. Особенно, если они вдруг узнают о том, кто вы есть на самом деле. Намджун буркнул что-то злое и стал надевать плащ. Чимин промолчал, но когда Намджун уже вышел, Минхо положил ему руку на плечо. — Есть разговор. Чимин замер, тяжело вздохнул и обернулся. — Нет, — тихо сказал он, глядя Минхо в глаза. — Ты обещал. — Куда ты дел прежнюю? — Чимин впился в него глазами. — Это всё-таки был ты? — Я убедился в том, милый мой лекарь Пак, что лишние сведения иногда жёстко ломают жизнь, даже если ты думаешь, что эта жизнь для тебя закончена. — Минхо блёкло улыбнулся. — Я знаю, что ты принёс, ты же умный, ты всё знаешь. Отдай. Чимин упрямо сжал губы. — Почему ты не борешься? — сквозь зубы процедил он. — Я всегда уважал в тебе именно это — жажду жизни, живучесть почти звериную! Почему ты не борешься? Или он этого не достоин? Минхо отступил, удерживаясь от желания ударить Чимина по лицу и сжать пальцы на его шее. Этот человек делал ему по-настоящему больно, как делал часто, заставляя посмотреть на истинного себя, чего Минхо категорически не любил. Проклятый лекаришка! Жаль, что нужен, а то бы… Минхо снова легко улыбнулся. — Борьба нужна, когда есть цель, — негромко и задушевно сказал он. — Моей целью, как ты знаешь, было вовсе не завоевание трона для принца Чонгука и не собственное возвышение. Мне всего-то нужно было выжечь сердце одного врага. А потом появилась ещё одна цель, которая стала главной: мне нужен был он. И всё. Всё, Чимин. — Минхо выдохнул в два приёма и, прикрыв глаза, тяжело опёрся на стену. — Враг уничтожен. А он отказался от меня. Сам отказался, узнав, кто я на самом деле. А значит, никогда меня не примет. Поэтому дай мне чёртов порошок, пока я не свернул тебе шею, лекарь Пак. Он не поднимал на Чимина глаз, боясь напугать его, так как чувствовал, что вся боль, вся ярость, которую он таил в себе всё последнее время, сейчас кипели у него в зрачках, угрожая самому существованию этого мира. — Не могу, — тихо сказал Чимин и быстро отступил к двери. — Позавчера я отдал её принцу Тэмину. Минхо ошеломлённо замер, а потом, не веря в то, что услышал, поднял на него глаза. — Что? — беззвучно шевельнул он губами. — Ты… что сделал? — Он приказал мне, — напряжённо на него глядя, сказал Чимин. — Он может мне приказывать, ты же знаешь. И я… Я думал на самом деле, что он поедет с ней к тебе. Сделать, конечно, ничего не сможет, ты его знаешь, но вы хоть помиритесь, может! Он так тосковал по тебе, он сам не свой был всё это время. Он… — Как же ты отпустил его с ней? — едва смог выговорить Минхо. — Как же… Знал, что у него в руках это — и трепался здесь со мной? Ты… Ты! — Отказать ему я не мог. — Чимин смотрел напряжённо, желваки ходили на его лице, а потом он встряхнул головой и тихо и быстро проговорил: — Он поехал не в Скрату. Мы пили с ним… а ты же знаешь: пить ему нельзя. Он сказал, что собирается в Портхай. На могилу своего папы. Послушай, Минхо, ты… Но Минхо его уже не слушал — широкими шагами он шёл к своей комнате за снаряжением в дорогу. А перед глазами его стояла картина, которую он, как оказывается, помнил слишком хорошо. Тэмину нельзя было пить, так как, выпив, он становился невозможно болтливым. «Хочу сдохнуть на могиле папы, — пьяно и глупо усмехаясь, говорил он тогда Минхо. — Там хорошо… Только лучше весной: там вишенье цветёт, пахнет, как папа пах… А ты… ты где хочешь умереть, капитан?» Минхо не помнил, что ответил. И это было неважно. Важно было лишь то, что его смерть пока откладывалась. Он должен был успеть. Он, сука, должен был успеть!