Беречь и защищать (18+)

Больно… больно… больно… До мрака, до крика, до желания разодрать себе грудь и выцарапать из неё боль! Минхо чувствует, как медленно наступают ему на грудь калёным железом, и снова теряется в черноте. Больно! Там, в густом мареве этой тьмы, он снова видит себя юным и беззаботным. В саду у папеньки росли такие яблони, они так пахли, когда цвели весной! Он навсегда полюбил этот запах — и встретил его так неожиданно и вовсе не у того, кого хотел бы… Боль снова начинает бить молниями ему тело, и он чувствует, как его поднимают. Отчего-то в голове словно ватой забито и все звуки слышатся как из-под воды, с очень большой, наверно, глубины. — Нет! Минхо! О… нет! — Ваше вели… — Не трогайте! — Отпустите… надо… лекаря! — Что… Брат! Чонгук! — Ранен… ранен… кираса была… защитила… — Пустите, пустите… где он? — Минхо, нет, нет! Не оставляй меня… Только не ты… Ему тяжко дышать… У него горло забито песком и дикий огонь сжирает ему грудь, но он слышит его. Тэмин… Тэмин-Тэмин… Тэ… Мин… Это имя навсегда в нём, навсегда вбито ему в сердце, навсегда выжжено ночами без сна, мольбами Звезде избавить его от этой ненавистной страсти, ночами без него — и с мечтами о нём. Любовник его папы… Настоящего папы, того, кто бросил его, с презрением отвернулся от него, когда он был ещё совсем беспомощным, оставив ему на память о себе лишь имя, годное только для призрака смерти — жнеца, которым пугали малышей в небольшом замке, где он вырос. Он узнал, что не сын тем, кто растил его, когда отец на смертном одре исповедовался священнику, а Минхо, дрожа и замирая от ужаса, слушал это, стоя на коленях в молитве в соседней комнате. Он не хотел… О, он не хотел этого знать! Он возненавидел на какое-то мгновение горячо любимого отца за то, что тот всё рассказал — и лишил его уверенности в том, что ему уготовано на земле счастье. А ведь он был тогда так беспечен! Да, и папа, и отец с восхищением говорили, что Звезда одарила его недюжинным умом, что ему, конечно, надо бы Хаб, чтобы поступить на службу и стать богатым и славным воином, но Минхо на самом деле вовсе не стремился ни к славе, ни к богатству. Да, он был умным, обожал читать, но равно отличался большой физической силой, на лету схватывал приёмы фехтования, занимался метанием ножа и стрельбой из арбалета, мастерски стрелял из пистолей, но… Всё это как-то не трогало его. Он хотел путешествовать… он мечтал увидеть дальние страны, он хотел стать капитаном своего корабля и вольной птицей нестись по такому неведомому и такому наверняка прекрасному океану. Или пробираться в неведомых странах через пустыни и искать сокровища, чтобы прокутить их потом в забегаловке где-нибудь на краю Абу-Ассы с прекрасными омегами или могучими, но послушливыми альфами, на которых тоже частенько заглядывался. Он был вольнолюбивым и счастливым — тот Ли Минхо. Потому что был именно Ли Минхо, а не Ли Ноу, как назвал его проклятый омега — его настоящий папа… который так ни разу и не назвал его сыном, хотя сделай он это — и Минхо, наверно, всё бы ему простил. А может, и нет, ведь именно его любил тот, кого он сначала всей душой возненавидел, а потом полюбил всем своим мятежным и неспокойным сердцем. Полюбил, наверно, когда понял, что он — Король Монгун — вовсе не дорог герцогу Киму Суджи. Однако сначала Минхо мечтал о том, как убьёт короля на глазах у своего горе-папаши, потом вслед за ним отправит в Чёрную дыру ненавистного единоутробного братца Хёнджина, а потом ушлёт Суджи в самый глухой и дальний монастырь с требованием следить, чтобы папаша не дай Мрак не сделал с собой что-то. «О, ты проживёшь долгую и очень несчастную жизнь, — скрипел зубами Минхо, умываясь и стирая не останавливающиеся слёзы после первой своей встречи с Суджи, на которой омега проклял его и потребовал сгинуть во Мрак, чтобы не портить своим присутствием его такую счастливую жизнь. — Ты будешь проклинать меня не за то, что я родился, а за то, что ты не смог разглядеть меня! Я всё для этого сделаю, всё!» А потом… что случилось потом?.. Тёмный взгляд прекрасных глаз, в которых плавилась печаль… Тихий голос: «Такая ночь, лейтенант, не так ли? Вы… ждёте кого-то?» Губы… Эти губы, на которые он мог смотреть часами, не отрываясь, какие бы глупости они ни говорили… Наивность и отчаяние во взоре, глубоком и прекрасном, откровенность, вовсе не должная быть у принца, его безответные чувства… его любовники, которых Минхо ненавидел ещё до того, как полюбил его самого. Касания его руки, его плечи в мехах… Ли Тэмин… Тэмин-Тэмин-Тэмин… Тэ… Мин… — Осторожнее! Да, да! Несите туда же, куда отнесли Принца! Да осторожнее же вы, остолопы! Минхо тяжело, ему на грудь кто-то сел и не хочет слезать, он сжимает в ладони что-то, сильно сжимает, кажется, это якорь, который держит его и не даёт унестись в такую спасительную тьму. Надо отпустить… надо… — Не оставляй меня, слышишь? Не смей!.. Этот шёпот делает ему больно. — Отпусти меня! — хочется крикнуть ему. — Отпусти! Тебе нельзя… нельзя со мной теперь!.. Тебе никогда нельзя было со мной, глупый! Почему нельзя? Он и сам не понимал. Просто знал, что должен отпустить. Но рука не слушается его, и в пальцах по-прежнему тёплая ладонь. — Минхо, слышишь? Не оставляй меня! — Ваше величество! Ваш брат зовёт вас! Принц Чонгук!.. Минхо пытается вдохнуть, прежде чем разжать ладонь, но она уже пуста — тепло из неё исчезло… И это хорошо, да, хорошо… «Иди… Иди, мой король, — разрывается в его голове болью, — иди и… прощай!.. Я люблю тебя… Я смертельно тебя люблю…» Его подхватывает огненным потоком боли, и он пытается вырваться из его горящих объятий, но его словно держит что-то, не даёт шевелиться. — Тиш-ше… чш-чш-чш… Умоляю вас, капитан, потерпите…только не умирайте, нет, нет… Как, ну, как у него не было кирасы?! — Отдал… снял… Принцу Чонгуку… У него рана, но он рвётся сюда, хочет увидеть его, твердит, что капитан спас ему жизнь… — Нельзя, нет! Вон! Все вон! — Но король… — Вон! — Чими, погоди, ты… — Убирайтесь все! Останется только лекарь До, иначе капитан Ли Минхо умрёт! «Я уже умер», — кривится в усмешке Минхо про себя, понимая, что у него бред: он видит и чувствует аромат Пак Чимина, прекрасно понимая, что того не может быть рядом с ним — ни во дворце Хаба, ни здесь, в той огненной тьме, которая мучает и рвёт ему огненными плетьми тело. — Тише… Тише, прошу, До, тут всё в клочья! — В него выстрелили почти в упор! Странно… этот голос плачет… Кто это? Минхо пытается сухими, покрытыми плавящимся от жара песком губами произнести имя — но у него не выходит. — Он закрыл короля, он… он… — Успокойся, До! Хватит ныть, ты альфа, возьми себя в руки! Мне нужны они — твои руки, слышишь? Я не смогу без них, так что вытри сопли и слушай меня… Минхо пытается открыть глаза. Даже сквозь боль он хочет увидеть Чимина, спросить у него о своём самом большом кошмаре, о причине собственного самого глубокого разочарования в себе — о братце Хёнджине. Он должен был ненавидеть этого мальчишку больше всех! Этот щенок, тупой, сластолюбивый, развратный и изнеженный, залюбленный и заласканный — он занял его место! Он всем угодил своим рождением почти так же, как Минхо — не угодил! И поэтому несчастный Ли Ноу должен был возненавидеть своего сводного братца. Должен был! Должен! Но Звезда смеялась ему в лицо! И ненавидел он Хёнджина ровно до того момента, как они познакомились чуть ближе. А дальше… Да, он хотел, чтобы этот альфа сдох, чтобы он ушёл с его пути, его успех означал бы оглушительный и смертельный провал Минхо! Но оказалось, что этот самый успех Хёнджину не нужен был совершенно! Малый вырос добродушным, милым и до отвращения ласковым! Он смотрел масляными глазками и на Минхо и даже пару раз пытался заигрывать с бравым статным лейтенантом, но Минхо не испытывал при этом отвращения к нему — скорее, какое-то стыдливое смущение: ему хотелось прыснуть от смеха, потрепать красавчика Джинни по щёчке и махнуть на него, такого глупого, но такого милого, рукой. Это потом, чуть позже, выяснил он, что Хёнджин очень умный, что читает, что рассуждает здраво, что так же, как и он сам, больше всего на свете любит свободу — и одного милого скромного лекаря, которого Минхо успел достать раньше, чем он. Пак Чимин… Само очарование в стройном гибком теле… Минхо был влюблён в него какое-то очень короткое время. Просто не мог не быть, потому что именно Чимин больше всего на свете, казалось, бесил Суджи. Это вызывало у Минхо глубокую симпатию к лекарю. И он пытался заигрывать с ним. Однако понял, что тут всё глухо: Чимин не собирался изменять принцу Тэмину, который уже успел сделать его своим любовником. А потом… Потом бросил ради своего истинного. Вот тогда, именно тогда Минхо и захомутал лекаря. Нет, Чимин не желал зла Королю и, кажется, вовсе его не любил. Но горечь от того, что его бросили, потом предпочли ему другого, развратив и уложив на спину, конечно, он испытывал. И поэтому на него обратил внимание Намджун, а потом и Минхо. И вначале он был просто полезен как лекарь, как человек, которому Тэмин доверял. Он смог сыграть свою роль, введя Минхо в высший свет. Совершенно незаметно для Тэмина именно Чимин обратил его внимание на скромного лейтенанта Ли Минхо. Герцог Ким Намджун, который был дальним родственником приёмного отца Минхо, ввел его в гвардию и поддерживал деньгами, пока его не взяли в дворцовый полк. Пак Чимин ввел его в круг придворных, из которых потом они во главе с Ким Намджуном, мечтавшим посадить на трон своего принца Чонгука, стали формировать две группы заговорщиков. Каждый из них троих преследовал свои цели: Минхо жаждал мести и вначале играл вторую скрипку в этом заговоре, Намджун мечтал о месте Первого Советника короля, которого бы уважал, а Чимин… Его мотив был самым человеколюбивым — и самым глупым, как тогда со зла казалось Минхо: лекарь хотел освободить от тяжести непосильной короны короля Монгуна, вернее, Ли Тэмина, к которому испытывал искренние чувства, хотя и далёкие от страсти. Суджи, который вёл свою и достаточно успешную игру, пытаясь усадить на трон своего сына, спутал им карты, когда почти заставил Тэмина заключить договор на брак Чонгука и Тэхёна. И они не смогли вовремя выяснить, для чего именно был выписан вместе с южным принцем герцог Ким Сокджин. К этому моменту они уже приготовили для Чонгука милого и послушного их воле омежку, который должен был стать его Достойным Супругом, так что сначала новость о грядущем браке Чонгука с южанином обрушилась на них как гром среди ясного неба. И с того момента, как они поняли, что по-другому брака с Тэхёном Чонгуку не избежать, у Пак Чимина появилось важное задание: он должен был устранить южного принца. Минхо редко ошибался в людях, он видел, что Чимин — при всей своей внешней хрупкости и нежности нрава — внутри имеет стальной стержень. Просто надо было его убедить, что иначе Тэмину не получить свободы: дворяне не примут чужака супругом короля, а значит, Чонгуку не взойти на трон, а значит — Тэмина свергнут в пользу знати или… Хёнджина. Это Чимина сломало окончательно. Он не желал такой участи Хёнджину, которого к тому моменту, как было принято это жестокое решение — убить южного принца и его сопровождающего, — уже полюбил всей душой. И он согласился отравить Тэхёна. Если бы всё получилось, то Ким Сокджин должен был бы погибнуть от рук горных бедолаг-разбойников, а Тэхён, оставшись без его помощи и защиты, оказался бы для них лёгкой добычей. Ничего не вышло… ничего!.. Минхо вдруг вынырнул из небытия и почувствовал, как медленно, словно нехотя, отпускает его боль, а на смену ей приходит онемение… Он не ощущал своего тела, он не чувствовал головы и рук — он терял себя. Он умирал. — Не вышло… Надо ещё одну порцию. Быстро! Замешивай, ну! Вот так… Держись, капитан! Держись! Слышишь? — И неожиданно к его лицу кто-то склоняется и шепчет, жарко дыша ему в ухо: — Держись, иначе твоему любовнику несдобровать, Ли Минхо! Всё сейчас против него, слышишь? Он едва жив от боли за тебя и своего брата, он слаб, он совершенно раздавлен. Умрёшь — и он догонит тебя по дороге в Чёрную дыру! Нет… Нет, нет! Не может быть! Тэ… Тэмин! Тэ, где ты! Тэ… Он пытается вынырнуть, но тьма тянет к нему свои страшные горящие руки, она снова перехватывает ему грудь и давит горло, словно заставляя молчать, словно желая затолкать себя ему в глотку! Он упорно рвётся вперёд, страшный шёпот стоит у него в ушах, а слова, которые он едва понял, словно выжжены теперь у него в голове. И он рвётся, рвётся, рвётся, не даваясь тьме… Мрак, нет! Сначала он должен… он слишком многое должен! Он сдастся, он проиграет — да! Но не так… не сейчас. Сначала… Жалкий, хрипкий, едва слышный стон — это всё, на что он оказывается способен. — Тэ… Ты мне… нужен… — Лекарь Пак! Лекарь Пак! Он очнулся! — Что? — Тэ… Тэ… мин… — Он зовёт Его Величество! Он смог! — Погоди, не ори… Минхо? Ты слышишь меня? — Тэ… Мин… — Хорошо, хорошо… Вот, давай, выпей-ка это… Нет, нет! Не шевелись, у тебя прострелена грудь! Не дёргайся, лежи! — Тэм-ми-и-н… — Да, да! Но сначала… Острая боль пронзает Минхо — и он снова ныряет в небытие. — Мрак! Я же сказал осторожнее!

***

Тэмин не живёт. Он не дышит, не видит и не слышит. У него перед глазами застыло лицо Минхо — такое, каким он осознал его в последний раз — искажённым от боли и чуть удивлённым, когда он, закрыв его собой от выстрела мятежника, начал падать ему в руки. А потом — кровь, кровь кровь — на одежде, на руках, на любимом лице… Он и не понял, что сам, хватая Минхо за лицо, измазал его кровью. Он не мог понять, как так вышло. Он не знал, что ему делать. Эти твари хотели отнять у него жизнь — и едва не отняли её у Минхо. Они хотели убить Тэхёна — и ранили Чонгука, который успел закрыть собой мужа. Да, да… теперь уже мужа. — Он отдал кольчугу мне! — первое, что крикнул ему в лицо Чонгук, к которому он ринулся, когда тот позвал его. — Капитан! Твой капитан спас мне жизнь! Заставил надеть перед выходом в залу! Я не хотел, не думал, что… Брат! Это я… Это меня он спас! Меня он тоже прикрыл собой, Тэ! Губы у Чонгука тряслись, в глазах бушевала буря, слёзы текли по щекам, руки всё сжимали ладонь Тэмина и не хотели отпускать. Иногда он словно встряхивался и пытался найти глазами Тэхёна, но того, плачущего навзрыд и теряющего сознание от ужаса, унесли уже в лекарскую. — Спаси его, брат! — У Чонгука сводило челюсть, и ему явно было ужасно больно, но он упрямо продолжал повторять: — Ты не сможешь без него! Спаси… спаси его! У Тэмина подкашивались ноги, но он удержался на них. Благо, рядом оказался майор Мин Юнги, тот самый, которого не было на балу, так как ему в последний момент приказали охранять внешний контур дворца. А внутри поставили людей из Дворцовой гвардии. Той самой, командование которой оказалось втянутым в заговор. Это они впустили двух нанятых стрелков, которые должны были в одно и то же время убить короля и лишить наследника нежеланного жениха. Это их тела теперь болтались на виселицах по всей Красной площади. Потому что Тэмин только тогда, сразу после покушения, был полностью потерян и не мог понять, что ему делать. Но когда перед ним явился Пак Чимин и, зло хмурясь, потребовал, чтобы его пустили к Чонгуку, он как будто очнулся. — Откуда ты… здесь? — бледнея, спросил он. — Я и не уезжал никуда, — твёрдо ответил лекарь. — Мне нельзя было из-за… всего. Недавно только смог встать на ноги. Но сейчас… Мне сказали, что я нужен тебе, мой Король. И я здесь. Тэмин смотрел на него несколько мгновений — и, кажется, именно это заставило его прийти в себя. Он сосредоточенно кивнул, но когда Чимин уже был у дверей, он спросил: — Где Хёнджин? — Там, где мы скрывались всё это время, — чуть помедлив, ответил Чимин. — Послушай, я клянусь тебе: он не опасен ни для тебя, ни для принца Чонгука. Он в страшном горе от потери папы, оплакивает его. Но ни мстить, ни искать правды он не станет. Взгляд Чимина был пристальным, и Тэмин, поняв, что он хотел сказать, кивнул. — Поди, — тихо сказал он. — Спаси мне его… — Мне сказали, что он ранен неопасно, только ребро… — Нет, с Чонгуком будет всё в порядке, с ним его лекарь и До. Спаси мне капитана Ли Минхо, моего… — Он дрогнул губами, но сдержался. — …защитника. Моего спасителя. Чимин сузил глаза и как-то странно усмехнулся, коротко кивнул и быстро вышел. А Тэмин взглянул на Мин Юнги, который всё это время был рядом, и тихо сказал: — Мне не на кого больше положиться, майор. Скажи же мне: могу я положиться на тебя? — Я никогда не давал повода усомниться в моей верности, — тихо, стискивая зубы, ответил Юнги. И взгляд его был прям и горд. — Хорошо. Я хочу найти всех, кто был в этом замешан. Поэтому я хочу выслушать всех, кто что-то видел. — Я найду всех и приведу в Дольную башню, — понятливо кивнул Юнги. — Верьте нам, Ваше Величество. Ни один их тех, кто посмел напасть на Вас и Вашего брата, не уйдёт безнаказанным. За следующие пять дней они перерыли весь Хаб, они выловили всех, кто вызывал малейшее подозрение, они очистили дворец от тех, кто мог быть в чём-то замешан. К ним присоединился Чонгук, которому стало легче уже через день. А ещё через день, когда Тэмин подписывал смертный приговор двум зачинщикам заговора — все они оказались родственниками герцога Ким Мано Суджи — Чонгук вошёл к нему, а вслед за ним вошёл ещё один человек. Тэмин вскинул голову — и не сразу узнал. Это был герцог Ким Намджун. — Я привёл к тебе того, кто готов верной службой в этот страшный час, всей своей жизнью и кровью своей искупить свою вину перед тобой, брат, — дрогнувшим голосом сказал Чонгук. — Скажи… Могу ли я рассчитывать на твоё благородство, а он — на твоё милостивое прощение? — Да, да, — туго сглотнув, быстро ответил Тэмин. — Мне сейчас нужны все… все, кто только может что-то сделать. — Я могу назвать вам тех, кто должен быть схвачен и опрошен в первую очередь, Ваше Величество. Тэмин кинул на Кима злой взгляд. — Ещё бы, это ведь всё ваши родственники, верно? — Да, — кивнул Намджун, — это те, кто, забыв честь и верность, долг и совесть, забыв всю историю нашего рода, бывшего всегда первыми у Вашего трона, были в заговоре вместе с… — Он умолк и сжал зубы. — Вместе с герцогом Ким Мано Суджи? — тихо спросил Тэмин. Он уже это знал, Мин Юнги это уже выяснил. Намджун кивнул. И за следующие три дня были схвачены и посажены в темницу почти все заговорщики, и не помогли им ни деньги, ни быстрые кони, ни глухие тропы. Гвардейцы Юнги и Чонгука не знали милости: по приказу короля они вешали тех, кто не имел дворянского звания сразу, а остальных тащили в казармы на допрос, а потом в Дольную башню и на Золотую десятину. Заговор был подавлен быстро и жёстко. И Тэмин с ног валился от усталости, потому что весь день он занимал себя всем, чем только можно, чтобы не кинуться со всех ног в единственное место, где хотел быть, — в дальние лекарские комнаты, где лежал, терзаемый бессознанием и болью его любимый. И лишь когда ночь брала под крыло окровавленный дворец, Тэмин приходил туда и падал без сил на кушетку около его постели. — Минхо, — шептал он, — не оставляй меня, слышишь? Не смей! Глупый, глупый! Отдал Чонгуку — надо было взять свою! Как ты мог! Как мог меня так подвести! Очнись, чтобы я смог убить тебя своими руками! Очнись, слышишь? Очнись — и спаси меня! Они все вокруг ходят, зубы точат, я утопил в крови этот заговор, но новый уже зреет, я чую, чую его! Прошу, Минхо! Очнись — и спаси меня! Ты же обещал, что мы будем вместе, ты обещал, что заберёшь! Я заставлю тебя сдержать своё слово, слышишь? Я не останусь здесь без тебя! Мерзавец! Как ты смеешь не отвечать мне, как, как?!.. — Он рыдал глухо, удерживая стоны, чтобы никто за тонкими дверьми не слышал его. Рыдал и продолжал шептать: — Очнись, очнись, очнись, Ли Минхо. Очнись — и будь со мной! Я убью всех, кто это сделал с тобой, остался только один! Они все под пытками называют его имя, но никто не знает, кто это. Я клянусь… Очнись — и я поднесу тебе на блюде голову этого Ноя, чтобы ты мог кинуть её собакам! Только очнись, слышишь? Умоляю тебя, умоляю! Хороший мой, славный, любимый мой, любимый! Очнись, я умоляю тебя! И когда в кабинет, где они с Чонгуком и Намджуном решали, что делать со свадьбой принцев (Тэхён едва смог прийти в себя, но ребёнка, о котором теперь было уже всем официально известно, он не потерял, поэтому свадьбу надо было организовывать срочно), вбежал растрёпанный и вздёрнутый лекарь До и крикнул, что Минхо очнулся и зовёт его, Тэмин и не помнил, как оказался в той самой комнате. — Не трогайте его! — сурово прикрикнул на него Чимин. — Не касайтесь! Его нельзя беспокоить! Сядьте сюда и… — Тэ… мин?.. — Минхо! — Сердце Тэмина кинулось к бледному укрытому до подбородка белым одеялом альфе раньше, чем он сам. — Хо-я! Ты жив!.. — Тэмин… Мне надо… сказать тебе… перед тем… как… — Я оставлю вас, — быстро выговорил Чимин и вышел, плотно прикрыв дверь. Тэмин быстр подошёл к постели и склонился, ловя жадным взглядом мутный взор Минхо. А тот облизал сухие губы и, наконец, остановил взгляд на лице Тэмина. — Тэ, сядь… Прошу. Тэмин быстро сел и вцепился пальцами в край постели, чтобы не тронуть Минхо, хотя на самом деле единственное, чего ему хотелось, — это кинуться на него, сжать в своих руках и не отпускать больше никогда! — Тэ… послушай… Я знаю, что умираю… — Нет, нет! — У Тэмина зашевелились волосы на голове от той горькой уверенности, что прозвучала в едва слышном шелесте голоса любимого. — Помолчи… я должен тебе сказать… Я не хотел этого, слышишь?.. Это был… не я… Я люблю тебя… Что бы ты ни узнал обо мне… что бы ни выяснили твои… — Минхо явно было всё труднее говорить, речь его теряла связность, но Тэмин его едва слушал, он с дикой, мучительной тревогой оглядывал его лицо и с ужасом чувствовал, что не может пошевелиться от тоски, обвалившейся на его плечи. — Не смей, слышишь? — надрывно прохрипел он. — Не смей умирать! Ты мне нужен, если ты… то и я тоже — слышишь?.. Я не останусь здесь без тебя! Ни за что! Ты знаешь меня, я… Я уйду за тобой, и не надейся, что скроешься от меня во Мраке! Минхо медленно моргнул и тяжело, с нехорошим присвистом выдохнул. А потом его губы дрогнули в слабой и печальной усмешке. — Это я… — выговорил он с явным трудом. — Это всё я… Это я приказал порезать лицо твоему Сокджину… Это я приказал отравить Тэхёна… У Тэмина опустело всё в груди, а в голове словно отекло всё, она стала тяжёлой, пустой… Он недоверчиво отпрянул от Минхо, он попытался выдохнуть — и понял, что не помнит, как это — дышать. — Это я дал Суджи яд, пригрозил убить Хёнджина, если он не выпьет его… Это был я, всё я… Моё настоящее имя — Ли Ноу… А ты… ты знаешь меня как заговорщика... по имени... Ной…