Беречь и защищать (18+)

— Джин! Герцог Ким вздрогнул и обернулся. Торопливо шагнул навстречу летящему к нему Тэхёну и распахнул объятия. — Тэ, — шепнул он и зажмурился, принимая в руки смеющегося и почему-то всхлипывающего омегу. — Мой драгоценный принц… Тэ… Они обнимались, смеялись и плакали, словно на самом деле очень долго были в разлуке, хотя на самом деле и трёх месяцев ведь не прошло с того дня, когда Джин уехал из Бигихта. Трёх месяцев не прошло — а казалось обоим, что прошла вечность. Джин гладил отросшие кудри своего обожаемого друга и прижимал его к себе, с наслаждением вдыхая дорожные запахи, которые шли от его одежды: земли, ветра и первого настоящего холода суровой Бантанской зимы. Накануне выпал первый снег — и Джин долго смотрел на кружащиеся в небе легкомысленные снежинки, которые украшали серые стены Хаба, серую площадь и тёмные дома, на которые выходили окна из его покоев. — Вы грустите? — спросил у него ласково Тэмин, который, как и всё последнее время, проводил вечер в его компании за игрой в бохток, бокалом отличного Майво и неспешной беседой обо всём, кроме того, что обоих на самом деле болезненно интересовало — их совместного будущего, которое одного безумно радовало и вдохновляло, а второго приводило в тоскливый ужас. — Нет, что вы, Ваше Величество. — Джин в совершенстве, наверно, за это время освоил навык улыбки через силу, которая выходила у него всё лучше — судя по тому, как, глядя на неё, явно радовался король. — Первый снег — это ведь самое красивое, что есть в природе, кроме, разве, цветения вишни Кату и заката над рекой… — Он запнулся и, смутившись, торопливо закончил: — Любой рекой, пожалуй. Он не поворачивался и заставил себя не напрягаться, когда Тэмин оказался рядом. И не зажмуривать глаза, когда он, склонившись к его уху, тихо прошептал: — Я покажу вам сотни рассветов во всех уголках моей страны, мой прекрасный Принц, и они придутся вашей поэтичной душе по вкусу, клянусь вам. Руки Тэмина скользнули ему на талию, и Джин не удержался — напрягся и закрыл глаза. Он ждал этого. Он ведь знал, что очень скоро Тэмину будет недостаточно просто милой беседы с ним и невинных поцелуев в висок при прощании на ночь. — Сокджин… — Тэмин притянул его к себе боком, его пальцы прошлись по спине Джина вверх и вплелись ему в волосы на затылке. — Сокджин, посмотрите на меня… Джин сглотнул и, сжав губы, поднял на короля взгляд. Тэмин красив… О, боги, как же он красив — и какой же он далёкий, чужой, ненав… — Прекрасный мой… Твои глаза — звёзды, но почему они блестят такой грустью, м? — Нет, я… у меня всё хорошо, Ваше Величество. Джин заставил себе выговорить это. Получилось хрипло, глаза его метались по лицу Тэмина, и он с тоской осознавал, что это хищное, сладострастное выражение, которое было сейчас на этом лице, выдавало истинные намерения Тэмина. Король жаждал его. Страстно, яростно — жаждал в самом грубом и прямом смысле этого слова. И ждать до первой брачной ночи, даже до Добрачия, возможно, он не собирается. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, Сокджин… Тэмин прошептал это почти в самые губы Джину, и тот успел лишь надрывно вдохнуть, как горячие губы короля впились ему в рот. Коротко и жалобно промычав, Джин почувствовал, как стиснули ему затылок пальцы альфы, не давая дёрнуться, как тесно прижал его к себе Тэмин, не позволяя и на дюйм отстраниться. Тэмин хотел его получить — и он получит, независимо от того, хочет ли его бета в ответ. Джину надо было покориться и принять страсть короля. Он знал, что должен будет это сделать, давно знал, но сейчас это вдруг стало просто невыносимо близким и заставило его сердце забиться в ужасе загнанной птицей. Но когда Тэмин полез ему в рот языком, он вполне осознанно, хотя и с мучительным всхлипом, разжал зубы. Альфа заурчал, довольный его послушанием, перехватил его за шею и стал трахать языком, проникая, быстро охватывая — и вынимая почти полностью, чтобы потом снова войти. Он развернул Джина, прижал его спиной к стене у окна, прикрытой тяжёлой тёмной портьерой, и продолжил жадно целовать, оглаживая ему лицо и грудь умелыми ладонями. Джин же лишь тискал в пальцах ткань портеры у своих бёдер и поддавался королю во всём, что тот желал сделать. Наверно, если бы это был Намджун, Джину бы очень всё понравилось: ему была по душе такая вот напористость и немного агрессивный настрой поцелуев, но это был не Намджун. И это было… ужасно. Он чувствовал, что его насилуют, что он сам себя насилует, удерживаясь едва-едва, чтобы не оттолкнуть с криком ненависти явно всем довольного Короля, не ударить его, не вырваться из тискающих ему грудь рук — и не заорать: «Пусти меня! Нет! Нет! Отпусти!» Именно это крутилось в него в голове, именно это он выталкивал со своим торопливым дыханием, стискивая зубы, именно это пытался затолкать обратно, себе в глотку. Когда Тэмин насытился этим их первым, но вовсе не трепетным и нежным поцелуем, он медленно, почти лениво в последний раз взял его губы, пососал — и отпустил его. Джин не двинулся. Так и стоял с зажмуренными глазами, бурно вздымающейся от стискиваемых в ней рыданий грудью и зажатой в руках портьерой. — Ты такой вкусный! — хрипло выдохнул ему в шею Тэмин. — Ммм… Такой послушный, такой хороший для своего короля, да, мой сладкий? И как же божественно ты пахнешь… — Я не… пахну… — выдавил из себя Джин, снова едва удерживаясь от того, чтобы не оттолкнуть его от себя изо всех сил. — Я же… бета… — Открой глазки, прекрасный мой бета, — прошептал ему на ухо Тэмин. Он распахнул глаза — и успел увидеть, как довольство на лице Короля меняется на растерянность и недоверие. — Ты… Прости, я, кажется, был слишком… мхм… настойчив? — Джин моргнул и внезапно почувствовал, как из глаз его по щекам потекли слёзы. — Сокджин? — На лице короля появился испуг. — Сокджин, нежный мой… Ты… — Нет, нет. — Джин торопливо стёр слёзы и постарался улыбнуться ему сквозь мучительную судорогу, желания обтереть лицо и шею и утереть губы, на которых были следы Короля — он чувствовал их! — Простите меня, я… всегда такой сентиментальный, когда идёт первый снег. — Прошу, прости меня, мой очаровательный лебедь, — виновато на него глядя, сказал Тэмин. — Мне показалось, что это был удобный случай для нашего первого поцелуя. Но не выдержал! Ты слишком меня манишь и привлекаешь, Сокджин! Пожалуйста, прости, я буду в следующий раз нежнее и ласковее, обещаю! Джин судорожно выдохнул и, снова криво улыбнувшись, кивнул. А Тэмин потрепал его по щеке и покровительственно сказал: — Ты так невинен, радость моя, но это всегда лишь больше привлекает альфу, ты не можешь этого не знать. Тем более, что ты ведь мой жених, понимаешь? Я иногда могу себе что-то такое позволить! Не обижайся, ведь это так трудно — удержаться и не касаться тебя. Не сердись, ладно? Джин опять кивнул и быстро отвёл глаза, надеясь, что Тэмин ничего не сможет в них прочитать. Но король, кажется, и не пытался. Он снова погладил его по щеке и, игриво подмигивая, сказал: — Надеюсь, тот сюрприз, который ожидает тебя завтра, прогонит твою меланхолию. — Он уверенно улыбнулся и потрепал тревожно сузившего глаза Джина по щеке. — Всё будет просто отлично, поверь! — Неожиданно он снова склонился к не удержавшему дрожь Джину и прижался на мгновение носом к его виску. — Невероятный мой бета… Как же ты умопомрачительно… чист… Джина на самом деле встревожили его слова о сюрпризе, но сейчас, держа в руках своего обожаемого Тэ, он испытывал лишь огромную признательность к Тэмину, который не пришёл сюда вместе с омегой, дал им возможность увидеться, встретиться наедине. К тому же он, наверно, как-то отвлёк своего брата, который тоже вряд ли был бы рад видеть, как Тэхён целует Джину щёки и с силой прижимает к себе. — Джин! У меня теперь есть собачка! — внезапно выдохнул ему в ухо Тэхён и заглянул утренним солнышком в удивлённо приподнявшему бровь бете в лицо. — Мой Гуки… мхм… Принц Чонгук подарил мне её накануне отъезда! Неловко так подарил, сунул корзинку и сказал, что если не надо, то тут же и уберут! Он у меня не очень сообразительный, но очень за меня переживает! А щенок просто прелесть, я вас познакомлю, его отнесли в наши покои, его зовут Тани! — Ты счастлив? — тихо спросил у него Джин, оглаживая руками его лицо и снова обнимая. — Ты счастлив, Тэ? Он прижал смеющегося Тэхёна к себе и с облегчением, которое теплом укутало его душу, услышал: — Я самый счастливый на свете! Я буду ему лучшим хозяином! У меня есть второй шанс, понимаешь? Гуки сказал, что это второй шанс, который должен быть у каждого! И мой Тани — я сделаю его самым счастливым на свете пёсиком! Представляешь? Гуки уже к нему ревнует, представляешь? Джин смотрел на сияющую улыбку Тэхёна и думал о том, что сам он, герцог Ким Сокджин, никогда в жизни не был и не будет таким счастливым, как сейчас был этот мальчик в его руках. И никогда не мог бы быть таким счастливым, хотя бы потому что не умеет так радоваться новому дню и так легко отпускать печали дня прошедшего. А без этого счастья не добыть. — Я привёз тебе подарки, — продолжал ворковать Тэхён, дёргая его, прижимая к себе и иногда целуя в висок и щёку. — Мы заехали в Харгё, что у пролива Гракхёт, там как раз сейчас большая ярмарка в честь нашей свадьбы. Я купил тебе такой ткани, ты же знаешь, как славится харгёжское сукно? Да, не шёлк, но ты в восторге будешь, я знаю, такое оно добротное, но мягкое и приятное! А ещё я купил тебе перьев на береты — просто отличных перьев! И пряжки на пояс и пулены! Колокольцы были так себе, но пряжки — просто прелесть какой тонкой работы! Тэхён болтал, смеялся, Джин тоже смеялся, расспрашивал его живо и весело, но сердце его почему-то томилось и пылало от предвкушения боли. Спросить его вот так просто о Намджуне, конечно, было нельзя. Да и зачем: если здесь был принц Чон Чонгук, значит, и его верный слуга и советник тоже был здесь. И увидеть его сейчас — это значило разорвать своё сердце в клочья. Потому что от одной мысли о том, что прямо сейчас здесь, в этом замке, тот, о ком он грезил всё это время, кто стал в последнее время всё настойчивее приходить к нему во сне, по кому он так горько тосковал, — от этой мысли всё внутри у него слабело, горло перекрывало от горечи и нещадно подступали бессовестные слёзы. Нельзя, никак было нельзя допустить, чтобы Тэхён заметил его состояние. Потому что тогда он кинется с расспросами — и Джин не было уверен, что выдержит. — Ты озяб? — удивлённо спросил Тэхён, вдруг прерывая свои разглагольствования о жеребцах, которых он уже увидел на королевской конюшне (и когда только успел?!) — Ты весь дрожишь! А ведь у тебя очень тепло! А на улице — брр! — ужас как холодно. Гуки пришлось в карете со мной ехать, чтобы согреть меня и… — Тэхён запнулся и закашлялся, покрываясь алым цветом от смущения. Джин мягко усмехнулся и спросил, игриво приподнимая бровь: — И что же? Согрел? — Согрел, — счастливо сверкнул хитрыми глазами Тэхён и прижался к нему. — Я ведь знаешь… я ведь гон с ним провёл. Джин ахнул, тут же схватил его за плечи и отстранил, оглядывая тревожно: — Гон? Он что, с ума сошёл? Как так — гон! — Нет, нет, всё было просто… Ммм, Джини… Это было так… — Тэхён едва слышно шептал уже, не смея поднимать на него глаз, но из-под ресниц эти глаза так и сияли озорным блеском. — Это было просто волшебно! Джин вспыхнул и недовольно цокнул на эту бесстыжую откровенность расшалившегося мальчишки, а потом снова прижал Тэхёна к себе. — Тэ… Мой прекрасный Тэ… Значит, ты рад, что эта свадьба состоится? — Я? Я не смогу жить, если она не состоится, Джин, — серьёзно ответил Тэхён и поднял на него светлый, чистый взгляд. — Я люблю его, понимаешь? Я очень люблю принца Чонгука. — Я рад… О, Тэ, если бы ты знал, как я рад за тебя… — А что же ты? Ты не хочешь рассказать мне… — Нет, нет, некогда, — тут же решительно поднялся с постели, на которую они свалились, обнимаясь, Джин. — Пойдём, я тебя отведу в свою купальню, она у меня тут лучшая в замке. И пошлю за Хосоком, чтобы он всё принёс для тебя. Я хочу услышать от тебя всё об этих месяцах в подробностях, но ещё больше хочу, чтобы ты отдохнул… — Джин! Ким Сокджин! — Тэхён удержал его, рвущегося к двери, и встряхнул в неожиданно сильных руках. — Джин! Скажи… Всё настолько плохо, да? Джин заученно улыбнулся и снова чуть выгнул бровь. — Всё просто прекрасно, Тэ. С чего ты… — Уже лучше, — насупившись, оборвал его Тэхён с неожиданной горечью в голосе. — Но недостаточно искренне, чтобы обмануть меня. Не надо так мне улыбаться, Джин, пожалуйста. Сокджин опустил голову и кивнул. И в это время в комнату постучались. Это был Хосок, который, пыхтя и отдуваясь, тащил два больших баула, в которых, как выяснилось, были подарки для Джина и которые он отказался отдавать слугам Королевского дворца, чтоб они, эти «мыши криворукие ничего нам там не повредили!» Тэхён сдавленно хрюкнул и, покраснев, засмеялся, а Джин укоризненно покачал головой, но тоже не удержался от смеха. Всё-таки Хосок был дан им не только как утешение, но и часто просто как спасение, честное слово.