Grand Pas

Песня к главе: Сироткин — За мои желания меня ждет огонь

Вечер прошел волнительно: Максим готовился сообщить Артему новость о своем трудоустройстве в Театр, а Артем, как назло, в Театре задержался. Причину он не назвал, но график балетных танцовщиков и без того, как бы помягче выразиться, плавал, поэтому Максим с мучительным терпением ожидал Артема на Гривцова, молясь всем богам, чтобы новость о совместной работе его порадовала, а не расстроила. Вот только выяснить это, к сожалению, так и не удалось. — Ненавижу их всех, — Артем со злостью швырнул спортивный рюкзак прямо на пол и дернул замок на куртке с такой силой, будто хотел оторвать. Было почти одиннадцать вечера, и Максим, который, не зная уже, чем спасаться, пил на кухне травяной чай, вышел под арку с немым вопросом в глазах. Следом за Артемом в дверях показались Филипп и Василь. Первый выглядел подавленно, что нешуточно настораживало, а мысли второго, судя по отсутствующему выражению лица, давно отлетели в неведомые дали. — Тём, давай ты хотя бы на секунду перестанешь истерить и взглянешь на ситуацию с адекватной стороны, — Филипп поставил свою сумку рядом с рюкзаком друга. — С чего ты взял, что у меня истерика? Я спокоен! — всплеснул руками Артем. — Я просто не понимаю, каким, сука, образом… — Да твою же мать, — утомленно протянул Филипп. — Привет, Макс. — Привет, — Максим свел к переносице брови. — Что случилось? — О-о-о, — чуть не запел Филипп. — Тебе Артемка сейчас расскажет. Артем отмахнулся: — Не расскажет. Нечего рассказывать. Повесив куртку на крючок, он подошел к Максиму, поцеловал легонько в губы и с деланой беспечностью спросил: — Как твой день? А Максим что-то забыл, как его день: у Артема глаза были припухшими. — Ну-ка посмотри на меня, — он положил одну ладонь ему на талию, чтобы отрезать путь к бегству, а другой осторожно взял за подбородок. Артем выдохнул беспомощно: «Не надо», пряча взгляд, но Максим хорошо его знал, и такие трюки уже не работали. Ну ладно, немножко работали. — Тём, что случилось? — еще раз обратился Максим, но руки при этом убрал. Уйдет так уйдет. Может, все действительно не так страшно. С минуту Артем понуро стоял рядом, а Максим боролся с желанием сгрести его в охапку и тормошить, пока он не забудет обо всех своих проблемах и не взмолится со смехом о пощаде. И тут Артем произнес: — Я бездарный танцовщик. — Да ну что за пиздец! — рванул Филипп у него за спиной. Артем вздохнул, опуская голову Максиму на плечо: — Моя карьера закончилась. В первую секунду сердце у Максима полетело вниз, и он рефлекторно обнял Артема, еще не зная, что говорить, как говорить, зачем и куда. Но к счастью, благодаря живописным воплям Филиппа контроль над эмоциями удалось вернуть довольно быстро. А чуть позже, когда все переместились на кухню, Артем наконец поведал о произошедшем. Дело было, кто бы мог подумать, в педагоге по фамилии Лебедев, том самом, на репетиции которого Артем травмировался в начале лета. У Максима уже руки чесались с ним поработать. После того, как врачи допустили Артема до репетиций, он со всем усердием взялся за «Шопениану», чтобы выступить в начале ноября на вечере одноактных балетов. Этот выход должен был стать первым после травмы и подготовительным перед «Ромео и Джульеттой» Леона Ифре. Никто не хотел, чтобы исполнитель главной партии танцевал в таком важном балете сразу после длительного перерыва, и «Шопениана» была отличной возможностью плавно вернуть Артема на сцену. Увы, мужской педагог Лебедев понятия не имел, что такое «плавно». — Ты опять повредил ногу?.. — спросил Максим леденея. — Нет-нет-нет! С ногой все в порядке! — бросился успокаивать Артем. — Дело не в этом… Просто… Ох… — Короче, Лебедев наговорил ему всякого говна, — подхватил Филипп, пока Артем уткнулся в стакан с водой. — Сказал, что травма не оправдание для плохой работы. — Чего, блять?! — Максим чуть с табуретки не подпрыгнул. — Ну он не так сказал, — неожиданно встал на защиту педагога Артем. Филипп скривился: — Суть была эта. — Он сказал, что я себя жалею, потому что боюсь вновь травмироваться. — Ну это же логично, — Максим начал закипать. — Конечно, после травмы ты будешь осторожным. Филипп выразительно скосил глаза к повязке, которую Максим продолжал носить после барабанного марафона в Девяткино. — Что? На живой установке я пока не играю, — отмахнулся Максим и вновь обратился к Артему. — Ты же не думаешь, что должен теперь упарываться до потери сознания? — Конечно, не думает! — с издевкой воскликнул Филипп. — Именно поэтому мы еле вытащили его из Театра в десять вечера! — Я не в форме, ну это же очевидно! — безысходно простонал Артем. — Нога, может, и зажила, но на сцену меня нельзя выпускать. Я не готов. И Лебедев сказал, что, если так продолжится и если я буду себя жалеть, меня уберут из «Шопенианы». — Да никто тебя не уберет! — Филипп сжал кулаки за секунду до того, чтобы схватить стакан и плеснуть Артему водой в лицо. — Это же Лебедев, блин! Ты что, Лебедева не знаешь? — Он прав, Фил, — упирался Артем. — Мне нужно вернуться в форму. — Ну так и вернешься! — Фил, перестань орать, невозможно уже, — попросил Максим. У него голова шла кругом. — «Шопениана» еще только через месяц, правильно? — Даже чуть больше, — кивнул Артем. — Разве месяца недостаточно, чтобы вернуться в форму? — Лебедев считает, что я не смогу, пока себя жалею. — Ну так и нахуй Лебедева. — Спасибо! — Филипп хлопнул в ладоши. — Тём, ну хоть мужика своего послушай. — Так, Фил, блять… — Ну все-все, — примирительно отступился Филипп. — Тём… Он накрыл своей ладонью безвольную ладонь друга и ласково сжал: — Конечно, это обидные слова. Я понимаю. Он всегда старается ранить как можно больнее. Он же ебаный энергетический вампир. Не надо верить всему, что он говорит. Ты стараешься, Тём, очень. Я это вижу. И Ксюха видит. Любого спроси из труппы, любой скажет, что ты пашешь за троих. Ты никогда себя не жалеешь. И никогда не ленишься. Ты все отдаешь профессии, я знаю. И если твое тело хочет быть осторожным и немного поберечь себя после травмы, значит, так и должно быть. Пусть все идет как идет. Не надо гнать события, хорошо? И рвать связки ради Лебедева. Даже если тебя снимут с «Шопенианы», это не сделает тебя плохим артистом. Ты замечательный артист. Лучше всех. Поверь мне. У тебя просто будет чуть больше времени подготовиться к «Ромео и Джульетте». — Фил… — только и всхлипнул Артем в ответ. — Помнишь, как он Пашу засирал в том году? Пашу! — Когда он с вращений сходил на две ноги? — И это, и с той диагональю в «Баядерке». Помнишь, какой был пиздец? — Ой, да… — Пойдем я тебе кое-что покажу, — Филипп поднялся со стула и, не выпуская руки Артема, потянул его за собой. — Я вчера в сторис у кого-то видел открывки из документалки про Лавровского. Ну сама документалка унылая, понятно, но есть фрагменты выступлений, где он «ножницы» делает, я так охуел… Через минуту, приглушенно мурлыкая на балетном языке, в котором проскальзывали слова типа «выворотно», «через пятую» и «баллон», Артем с Филиппом скрылись в комнате последнего. Максим перевел глаза на оставшегося за столом Василя, и Василь вздохнул: — Может, по пиву? — Может, по пиву, — согласно кивнул Максим. Все оставшееся до понедельника время Максим посвятил подготовке и, чем больше узнавал о новой сфере деятельности, тем больше убеждался, что ни хрена не знает. Что он будет делать в первый рабочий день? О чем он вообще думал? Как он, мать вашу, прошел собеседование?! Обязанности, перечень которых он набросал вместе с Кристиной, стали его экзаменационными билетами, и он, двоечник-раздолбай, судорожно зубрил их в последний момент. Может, еще не поздно отказаться? Сослаться на обстоятельства, соврать, что принял другое предложение? Нет, это позорно. Он так не поступит. В худшем случае его уволят прежде, чем он из гадкого утенка превратится в лебедя. Ну уволят и уволят. Фиг с ним. Хорошо, что он пока не рассказал Артему. Дополнительный стресс ни к чему. Тёма либо обрадуется, что обернется ответственностью еще и перед ним, либо расстроится, что напрочь убьет мотивацию. На первых порах Максима завораживала загадочность балетного мира, недосягаемость сцены и магия танца, но сейчас, полгода спустя, это изменилось. Из непостижимого воздушного видения, которым Максим восхищался на расстоянии, Артем превратился в реального человека, любимого и родного, и Максиму было важно понимать, чем он живет. К черту весь этот флер. Балет как он есть, его рутина, проблемы, ежедневные боли, его подноготная, вся его суть — вот что теперь волновало Максима. Он устал чувствовать себя беспомощным, когда Тёма переживает о «Шопениане» и конфликтах с педагогами, устал искать глазами Филиппа, устал от языкового барьера и ждать у служебного входа тоже устал. Он и не догадывался, что это можно изменить, но вот, пожалуйста, можно. И он в лепешку разобьется, чтобы понять Театр, стать его частью и быть рядом с Артемом, когда он в этом нуждается. Но все же пока, находясь в подвешенном состоянии, с новостями лучше повременить. Рабочий день административного, как он назывался, блока Театра русского балета начинался на час раньше труппы, а заканчивался в шесть или как бог даст, поэтому Максим сбежал, когда Рома еще только взбивал яйца для омлета. В «Сонате» без Артема было грустно, особенно сейчас, когда его поддержка в мгновение ока бы развеяла тревоги, но Максим решил не отступать от плана. В CosySmart он зависел от заказчиков, часто под них подстраивался, и плавающие часы работы были у него в порядке вещей. Мотало, конечно, не так жестко, как балетных, но Артем привык, что и у Максима бывают срочные задачи, переработки, ранние встречи или, наоборот, свободное время в середине дня. Когда Тёма с печальной улыбкой провожал его в прихожей, теплый и разнеженный после сна, Максим чуть не за язык себя кусал, лишь бы не выпалить, что скоро они продолжат ездить на работу вместе и что работа у них теперь общая. По приезде в Театр Максим встретился с HR-менеджером Кристиной, которая помогла ему оформить пропуск, а затем утащила в отдел кадров подписывать сотню бумаг начиная трудовым договором и заканчивая техникой безопасности при наводнениях. После этого Кристина провела Максиму обширную и весьма своеобразную экскурсию по Театру. В первую очередь она показала кабинеты директора, худрука и бухгалтерии и познакомила Максима со всеми, кто попался по дороге. Потом они прошли через просторный и удивительно современный конференц-зал с двухметровой плазмой в буфет и холл второго этажа, где зрители коротали время в антрактах и где сам Максим ждал начала того судьбоносного «Лебединого озера». Сердце на секунду защемило. Мог ли он тогда знать… Но в холле Кристина не задержалась и тут же отвела Максима в смежный коридор, который он видел впервые. Оказывается, на втором этаже имелся архитектурный аппендикс: крошечный зал с пятью рядами кресел и фортепиано, так называемая музыкальная гостиная. Эта находка по-настоящему удивила Максима. О музыкальной гостиной он не слышал ни от Артема, ни от Филиппа, ни от кого-то еще. Судя по всему, выступать здесь им не приходилось. Может, они и сами были не в курсе. Зал выглядел уютным и приятным, каким-то даже домашним, но потом Кристина уточнила, что здесь проводят частные концерты — и Максим как оголтелый вылетел в коридор, смаргивая красных мух перед глазами: воображение тотчас принялось рисовать эти «частные концерты» и их заказчика. Прежде чем продолжить маршрут, пришлось сделать минутную паузу и отдышаться. Не надо, не раскручивай, все в порядке. Он не мог танцевать здесь для него. Он бы сказал о таком. Уже сказал бы. — Кристин, а для кого обычно частные концерты? — все-таки не выдержал Максим. Он даже слегка задыхался. — Просто чтобы я понимал… — А, этот зал уже года три используют как репетиционный, — беспечно отмахнулась Кристина, не подозревая, что ее слова сейчас спасают Максима от разрыва сердца. — Я его тебе на всякий случай показала, вдруг сообразишь, как оживить. — Окей, понял, — отозвался Максим, едва не рухнув на пол от облегчения. Сам придумал, сам загнался. Классика. Закончив с пространствами, которые можно использовать для официальных встреч, интервью или других мероприятий, Кристина провела Максима по служебным помещениям, показала костюмерный и гримерный цеха, где тоже со всеми перезнакомила, заглянула к айтишникам, в столовую и медицинское крыло, потом в крыло оркестра и только после этого отправилась за сцену, а оттуда — к гримеркам и репетиционным залам артистов балета. Сказать, что Максим нервничал, ничего не сказать. Странно, что не свалился с очередной панической атакой. На сцене пока было пусто, но вне сцены кипела жизнь: переливались, как ручейки под солнцем, пассажи на фортепиано, балерины в тончайших юбчонках летали по коридорам, где-то звенели голоса педагогов, а через стекла в дверях Максим видел танцовщиков — энергичных, внимательных и прекрасных. Они отрабатывали движения в группах или самостоятельно, хотя казалось, что отрабатывать им, безупречным, попросту нечего, а за одной из дверей шла массовая репетиция, или, как Максим уже выучил, кордебалетная: десятки девушек, словно пчелки, вылетали из этого улья и, весело жужжа, влетали обратно. Максим в любую секунду мог столкнуться с Артемом, заметить его точно так же через стекло — он не знал, что тогда будет делать. Наверное, рухнет ему в ноги и так и останется. К счастью, а может, великому сожалению, он его здесь не встретил. Вернувшись в административное крыло Театра на третий этаж, Кристина подвела Максима к одной из дверей и торжественно завершила экскурсию: — А здесь у нас твой кабинет. — У меня даже кабинет свой будет, вау, — подмигнул Кристине Максим, и они вместе посмеялись. Кристина вообще всю дорогу хихикала над любыми шутками Максима и так бешено вокруг него суетилась, будто с ней что-то не в порядке. До тридцати лет встречаясь с девушками, Максим догадывался что. Он ей понравился. Сработали, блин, Светкины духи. Оценив общее состояние Театра, Максим ожидал от рабочего кабинета чего-то такого же бюджетного с отдельной вспышкой финансирования в виде нового компа или кондиционера, но кабинет оказался вполне себе современным, в духе обычного среднестатистического офиса. Безликий ремонт в светлых тонах, вешалка с мечтами об объятиях куртки, диванчик, просторный письменный стол. А на столе в фарфоровой вазе пять нежных пушистых пионов. — У нас самая большая беда сейчас — «Дон Кихот», — начала рассказывать Кристина. — Премьерный спектакль через две недели, а мы меньше половины зала продали. Да и то не продали: там основная часть по пригласительным для хореографов, обозревателей и критиков, которые придут смотреть на Филиппа Крапивина в партии Эспады. Филипп наша восходящая звезда. Он наделал много шума на летних гастролях в Париже, у него огромный потенциал, он сам по себе яркая личность, и мы на него очень рассчитываем. Тебе надо с ним познакомиться, сделать какой-то материал. — О, обязательно познакомлюсь, — хмыкнул Максим, опускаясь в офисное кресло возле своего рабочего стола. Голос Кристины звучал словно через беруши, вату, толщу воды. Словно через туман. — Там на компе инфа от нашей прошлой пиарщицы, и вот тут еще в папке, — объясняла тем временем Кристина. — СМИ, с которыми мы сотрудничаем, полезные контакты, ну я не разбираюсь, сам посмотришь. У нас в принципе все было как-то несистемно раньше, была девочка, которая… Пионы источали неуловимый сладкий аромат, сквозь них хотелось пробежаться пальцами, и мягкий контур лепестков терялся в приглушенном дневном свете, как будто кто-то сдунул пудру на ветру. — Ну в общем, где меня найти, ты знаешь, — завершив инструктаж, Кристина приветливо улыбнулась и ушла в свой кабинет, а Максим, кажется, даже не повернулся в ее сторону. Записки в пионах не было. Они все говорили без слов. Когда Максим лежал в больнице, ему регулярно присылали цветы. Не было ни дня, чтобы палату не украшал хотя бы маленький букетик. Света, коллеги из CosySmart, Филипп с Василем, Ромаша, Ксюша и, конечно, Тёма — все старались оживить пространство яркими красками. Цветы были милыми, но принимать их Максим так и не научился. Все это казалось ему странным. Он не привык получать цветы. Дарить — пожалуйста. Десятки букетов раздарил девушкам, с которыми встречался. Сотни розовых роз передал суровым капельдинерам перед началом спектаклей, в которых танцевал Артем. И никогда не задумывался, что подобные знаки внимания могут оказывать ему самому. Что ж, надо признать, это было приятно. И хотя к цветам Максим оставался равнодушен, не умел чувствовать их красоту и выбешивал Филиппа, не понимая, как искусно они с Василем составили букет из трех разных, ему нравилось видеть Тёму с цветам на пороге палаты, будь то анютины глазки, невинные, как сам даритель, или страстные розы, заявлявшие о его правах. Пионы не должны были случиться в жизни Максима. Но почему-то случились. И если в первый раз он не придал им значения, то сейчас от жеста ненавязчивой поддержки на душе действительно стало теплей. Посидев немного в тишине, Максим постарался освободить голову от лишних мыслей и приступил к работе. Он был совершенно один и чувствовал себя игроком в квест-комнате. Его предшественница уволилась два месяца назад, оставив после себя туманные подсказки, по которым нужно было восстановить картину событий и найти выход. Правда, в отличие от квеста, Максим не мог нажать волшебную кнопку, если оказался в тупике, и попросить организаторов о помощи. Решать вопросы предстояло самому. Вот Максим и решал. Как умел. В первую очередь изучил все, чем занималась прошлая пиарщица, разбил на несколько групп и в каждую занес имеющиеся наработки и контакты. Потом связался со всеми этими контактами от редакции «Фонтанки» до восемнадцатилетней контентщицы, представился, поболтал о том о сем, выяснил, что половина людей сидит в том же танке, что он сам, а какой-то из дизайнеров вообще забыл, что сотрудничает с Театром русского балета. После обеда прошелся по Театру, встретился с худруком, дирижером, финансистами и еще десятком человек, попробовал узнать у них насчет «Дон Кихота» и набросать план его продажи на ближайшие две недели. К вечеру решил уволиться. Он вроде бы понимал, что делать, и в то же время ни хрена не понимал. Вроде бы идеи были, но как будто бестолковые. И команда вроде бы осталась, и связи тоже, и возможность разморозить старые процессы — все где-то рядом, тут, на поверхности, просто собери и разложи по полочкам. Но Максим уже знал, что не разложит. Ему просто не хватало компетенций. Он тряхнул рукой, затекшей от писанины, бегло глянул на циферблат часов Tissot, проверяя, что время еще рабочее, и, как ни надеялся разгадать все загадки, в итоге все-таки сдался: взял со стола телефон и нажал на волшебную кнопку. «Привет. Кажется, мне нужна твоя помощь по пиару…» Ответ появился на экране всего через пару минут: «Думал уже не попросишь :)» Максим не знал, с чего начать. Вопросов накопилось очень много. Прежде всего, про пионы. Но заводить так сразу разговор о цветах, просить их больше не присылать да и вообще касаться темы, которая с недавних пор казалась щекотливой, Максим не решился, боясь выглядеть глупо. В конце концов это просто цветы. Из вежливости. Пусть даже симпатии. Очевидно, что симпатия эта дружеская, и никакого особого значения Олег своему жесту не придавал. Знак расположения, не более. Такой, как Максим, да еще несвободный, Олегу Либерману нафиг не сдался. Хватит драматизировать, будто напуганный девственник. И он ему так-то по работе написал. Сосредоточившись, Максим вернулся к существу проблемы и уже принялся печатать, как Олег вдруг сбросил ему сообщение в Telegram вместо WhatsApp: «Все, что касается Театра, будем обсуждать здесь» «Почему?» — удивился Максим, нисколько при этом не удивившись, что Олегу известен его аккаунт, или ник, или как там это называется. «Личный чат отдельно, рабочий отдельно, — невозмутимо пояснил Олег. — Базовое правило, которое не стоит нарушать» Максим на секунду завис над экраном. Во-первых, он даже не подозревал, что у Олега и здесь есть какие-то правила. Во-вторых, он рассчитывал задать лишь несколько вопросов, чтобы не отвлекать человека, который наверняка очень — очень — занят. А в-третьих, Олег считает их чат про Марата и прочую хрень личным?.. Олег тем временем уточнил: «С чем именно нужно помочь?», и Максим, тяжко вздохнув, подпер щеку рукой. Да со всем. Они общались почти до полуночи: сперва переписывались, а позже, когда Олег освободился с работы, созвонились. Было странно слушать на фоне его голоса такие будничные шумы, как возмущенные клаксоны автомобилей, стоящих в вечерней пробке, эхо лифта или писк микроволновки. Это казалось слишком… нормальным. Вместо тайных встреч с гангстерами и каких-нибудь еще бандитских дел Олег где-то там в Питере, на другом конце трубки, просто вернулся из офиса домой, поужинал и сел за ноут, чтобы вместе с Максимом решать проблемы, к которым не имел ни малейшего отношения. Максим говорил с ним о Театре, что-то ему объяснял, слушал его вопросы и добавлял комментарии, соглашался с его идеями, а может и не соглашался, но все думал о том, какая, интересно, у него там квартира. Он ведь ставил автоматику в его квартире пару лет назад. Почему он совершенно забыл? Совместными усилиями они к полуночи набросали стратегию и общий план действий. Хотя Олег регулярно имел дело с пиаром и отлично разбирался в процессах, специалистом он все-таки не был и многих моментов, как и Максим, не знал. Зато отличался невероятной целеустремленностью, очень быстро соображал, систематизировал доступные сведения и, главное, понимал, где раздобыть еще, если этих сведений не хватает. Он дал Максиму столько контактов, сколько прошлая пиарщица Театра русского балета не смогла собрать за все время своей работы. Тут были не только спецы по соцсетям, дизайнеры и верстальщики сайтов, но и такие люди, как координаторы работы с блогерами, контактные лица журнала «Собака», представители городских площадок, волонтерские агентства и еще тьма народу, способная организовать и отрекламировать любое событие. И это не считая всевозможных профильных менеджеров, консультантов и помощников, к которым Максим мог обратиться в любое время дня и ночи, просто сообщив, от кого он. Театр русского балета планировал, что все задачи Максим будет выполнять самостоятельно, привлекая по мере необходимости подрядчиков. Олег заявил, что для нормальной работы Максиму нужна постоянная команда. — Ну ты, конечно, прав, — вздохнул Максим со снисходительной улыбкой. — Вот только кто мне денег даст? — Я с этим разберусь. Приехать завтра в Театр к девяти утра Максим, увы, не смог. На Гривцова вернулся среди ночи, провел немного времени с Артемом, а после до рассвета таращился в потолок, зря надеясь, что взбудораженный событиями мозг наконец успокоится. К счастью, Кристина ему шепнула накануне, что графика в Театре никто не придерживается. Главное, делать все в срок и быть на месте, если нужен начальству. Наглеть Максим не хотел, но как-то так вышло, что уже на второй день он явился на работу только к полудню. У кабинета его ждали четыре девушки студенческого вида и чувак лет двадцати семи, которые, едва заметив движение по коридору, резко подорвались со скамейки. Максим аж сам струхнул. Это что, кандидаты на его место? Настолько быстро уволили? Ну да, опоздал на три часа. Ну не очень пока разбирается в обязанностях. Все поправимо. — Здрасьте, — настороженно выговорил Максим, доставая из кармана ключ. — Здрасьте! — бодро отозвалась одна из девушек. — Мы насчет «Дон Кихота». По поводу рекламной кампании. — Видя, что адресат не реагирует и не вполне понимает, о чем речь, она добавила: — Я Ася, занимаюсь личным брендом Олега Яковлевича Либермана. Ну точнее, мы все им занимаемся. — О, — ключ застыл в замочной скважине, и Максим задумчиво поглядел на Асю через плечо. — Олег Яковлевич, значит… Пока ребята располагались в кабинете на диване и заряжено о чем-то тараторили Максим открыл чат, куда ему приказали обращаться по работе, и вежливо поинтересовался: «Что за людей ты ко мне подослал?» «Не волнуйся, им можно доверять, — почти сразу пришел ответ. — Это мой тебе подарок ;)» С появлением «подарка» процесс явно пошел быстрее — приблизительно раз в пять. Стараясь не думать о бюджете Театра, который вряд ли рассчитан на стольких помощников, Максим с ними всеми пообщался, выяснил, что в свои двадцать с копейками они рассуждают как взрослые асы, офигел от их компетентности, надеясь, что они этого не заметили, после чего раскидал по ним основные задачи, а сам весь оставшийся день посвятил налаживанию контактов, звонкам и даже личным встречам с полезными специалистами и организациями по списку Олега. Из Театра Максим уехал в два часа ночи, зато уже с утра увидел публикацию о «Дон Кихоте» в группе Театра в «Контакте». Рекламная кампания запустилась. Радостный, Максим еще не знал, что уезжать из Театра в два ночи станет его доброй традицией. Команда Максима, или, как он сам ее называл, команда Олега отличалась не только профессионализмом, но и просто нечеловеческой работоспособностью. Эти люди могли сделать что угодно в предельно сжатые сроки. Пока одни договаривались с телеканалами о съемках репетиций, другие отправляли посты про «Дон Кихота» во все паблики мира, а третьи пилили лендинг и полностью переделывали сайт, Максим организовывал интервью худрука на какой-то пенсионерской радиостанции, согласовывал верстку программок и писал ТЗ для Аси на фотосессию артистов. Все это заняло у них буквально два рабочих дня, если, конечно, считать рабочим днем отрезок времени длиной двадцать часов. После запуска рекламы билеты на «Дон Кихота» стали покупать активней, однако новость Кристины о том, что основная часть зала разошлась пригласительными по балетной тусовке, которая заинтригована Филиппом, никак не давала Максиму покоя. Он практически ничего пока не знал про Театр, здешнюю тусовку или великих звезд, но он знал Филиппа и, если мог ему как-то помочь, то сделал бы это не задумываясь. Ладно, задуматься все же пришлось. И поднапрячься тоже. Но когда в конце недели Артем перед сном открыл страницу Театра в Инстаграме и потрясенно ахнул: «Какой Фил тут разный!», Максим с облегчением понял, что все было не зря. Идею показать артистов «Дон Кихота» в образах и у станка помощница Максима Ася восприняла с энтузиазмом, чего не скажешь о руководителях Театра, в первую очередь директоре Захарове, за которым Максим бегал несколько дней, доказывая, что Инстаграм — это не «развлекаловка для молодежи», а мощный инструмент привлечения публики. Поскольку директору было лет сто и беспокоился он исключительно о том, куда б присесть, Максим его ни в чем не винил, но интервенцию, вернее, совещание на пятнадцать человек администрации устроил. После напряженных двухчасовых переговоров прогресс победил и Максим добился разрешения на фотосессию артистов, а руководство Театра, кажется, смирилось, что от пиар-службы им теперь никуда не деться. В ТЗ для Аси Максим четко указал, что Филиппа Крапивина, исполнителя главной партии, нужно показать и страстным тореадором Эспадой, и проникновенным артистом, нежно преданным своему искусству. Уникальность Филиппа заключалась как раз в этой двойственности, гармонично сочетавшей в нем силу и ранимость. Максим помнил, как, лишившись Красса, Филипп рыдал полночи, пока не подействовали успокоительные. Помнил, как он светится счастьем, когда его обнимает Василь. А еще помнил его надежное, как титан, рукопожатие в Пашиной «Киа Рио», которое смогло победить даже смерть. Публикации для всех остальных танцовщиков Ася выложила самостоятельно, но фотографии и пост Филиппа Максим проверил лично. Он хотел, чтобы его друга наконец увидели во всей красе, уникальным в своей многогранности. Не слишком подкованный в пиаре, Максим переживал, что не сможет писать пресс-релизы, вести прогревающие мероприятия и генерировать всевозможные виды рекламы, но по факту работать руками ему не приходилось. Над каждой практической задачей трудился соответствующий специалист или даже группа специалистов, а Максим в свою очередь занимался координацией и планированием: сводил всех друг с другом, объяснял что к чему, отвечал на возникающие вопросы, анализировал процесс и вносил по ходу дела изменения в стратегию. Он не вылезал из телефона, общаясь то с командой, то с подрядчиками, то с какими-нибудь СМИ, то с некоммерческими проектами, предлагающими «заколлабиться», и по десять раз на дню бегал к худруку Благовольскому, который не брал трубки и не умел пользоваться ни почтой, ни, уж тем более, мессенджерами. Когда Максим впервые увидел его распечатки электронных писем, чуть не разрыдался от восхищения и безысходности. — Ты и не должен работать руками, ты менеджер, — расслабленным тоном пояснял Олег, если Максим загонялся и звонил ему за советом. — Пресс-релизы и прочее говно — это частные задачи, которые ты делегируешь подчиненным. Это сейчас не твой уровень. Ты решаешь глобальные вопросы. Да, твои результаты нельзя положить на стол и пощупать, но это не значит, что ты не работаешь. Вся работа по пиару начинается с тебя. Ты вершина пирамиды. И кстати, то, что кампания развивается так быстро и успешно, исключительно твоя заслуга. Кампания и правда развивалась стремительно. Все шло как по маслу. Масштабы происходящего давным-давно превысили бюджет не только на «Дон Кихота», но и на ноябрь с декабрем, однако едва Максим пристыженно касался этой темы, главный бухгалтер и финансовый директор в один голос заявляли: «Деньги есть». Максим лишь раз столкнулся с ощутимым препятствием: журнал «Собака», контакты которого дал Олег, наотрез отказался сотрудничать. Максим как только ни гарцевал: писал, звонил, добился встречи с главным редактором, поймал его на Лиговском у безымянной галерейки после заумной выставки — все тщетно. Не помогло даже упоминание их общего знакомого, о чем раздосадованный Максим ему тут же и сообщил. Ну не будет у них «Собаки», хрен с ней. Зато будет «Культурный Петербург», «Сияние Северной столицы», «Вестник театрала» и что-то еще со словом «причуда» в названии. Следующим вечером, когда дела насущные уже вытеснили «Собаку» у Максима из головы, ему внезапно позвонили из редакции, рассыпались в извинениях и предложили выпустить материал о балете Леона Ифре «Ромео и Джульетта». У Максима аж распечатки Благовольского из рук посыпались. Ну магия, не иначе. — Исключительно моя заслуга, — передразнил Олега Максим. — Исключительно. Они общались только по телефону. В Театр Олег не приезжал, но, если нужно, был на связи, за что Максим не уставал его благодарить. Благодарностями заканчивался буквально каждый их разговор, и, хотя Олег отнекивался, усмехался и даже скромничал, мол, помогает немного и лишь от скуки, Максим чувствовал, что ему это нравится. В точности как с планом развития рок-группы, Олегу хотелось куда-нибудь сбежать из привычной жизни, одинокой и страшной, и Максим ни за что не лишил бы его этой возможности. Пусть новоиспеченный пиарщик оказался не всесильным, пусть за кулисами у него есть человек, готовый направить и подсказать — разве это плохо? Плохо, что пионы в кабинете Максима каждые два дня заменяли на свежие, но думать об этом у него не оставалось ни времени, ни сил. Премьера «Дон Кихота» прошла блестяще. Оценить результаты своего эпохального круглосуточного труда Максим смог воочию, сидя в ложе, которую они с Артемом и Ромашей взяли на четверых: в зале был аншлаг. Филипп сверкал ярче главной пары, наконец получив роль, которая устроила публику после летнего «Болеро». Всякий раз, как Филипп появлялся на сцене, зрители приветствовали его аплодисментами. Повидав не один десяток спектаклей Театра русского балета, Максим знал, что такой чести редко кто удостаивается. Некоторые примы, парочка солистов, Паша, разумеется — вот, пожалуй, и все. Избалованная петербуржская публика не так-то легко одаривает артистов своей любовью, и дебютантам нужно здорово постараться, чтобы снискать расположение. Но Филиппа народ обожал. Максиму хотелось верить, что его посты в Инстаграме к этому тоже немного причастны. Хотя Филипп танцевал безупречно и держался на сцене звездой, Артем страшно переживал за его первую большую премьеру, переписывался с ним до начала спектакля, а во время антрактов они даже созванивались. Наблюдать за этим было умилительно. Максим предложил Артему плюнуть на ложу и бежать к другу в кулисы, но плевать Артем отказался, а за кулисами уже дежурил Василь. — Филу важно, чтобы я посмотрел из зала, — пояснил Артем, жуя в буфете бутерброд с колбасой. — Он по моим замечаниям потом исправит ошибки. На свете существовал лишь один вид колбасы, который Артем любил и разрешал себе на балетной диете. Именно эту колбасу завезли в буфет после того, как Максим сделал пару звонков. — Я думал, ему наплевать на «Дон Кихота», — поддержал разговор Максим, отпивая из бокала шампанское. — Он как будто и не особо хотел танцевать. — Ну… — задумчиво протянул Артем. — «Дон Кихот» не тот балет, о котором он мечтал и с которого хотел начать сольную карьеру, но это не значит, что ему наплевать. Он много трудился ради сегодняшнего вечера. В любом случае он ответственный человек и старается выполнить свою работу хорошо. — Может, все-таки сходишь за кулисы? — Максим мягко улыбнулся над тем, как Артем защищает друга. Но Артем по-прежнему лишь качнул головой: — Меня там Василь сожрет. Пока эти двое оказывали моральную поддержку Филиппу, Рома с Пашей исследовали ощущения от просмотра балета из зала. У них в этом смысле тоже была сегодня премьера. Посвятив Театру около десяти лет жизни, в качестве зрителей они оба чувствовали себя странно. Паше раньше доводилось смотреть спектакли из ложи, зарезервированной самим Театром для замещающих артистов. Если кто-то травмировался прямо на сцене или не мог продолжать выступление по каким-то еще экстраординарным причинам, его срочно и незаметно меняли. На этот случай в зале дежурил второй состав, готовый в любую секунду прыгнуть из вечерних туфель в балетки, сорвать штаны и побежать на сцену. Конечно, это касалось только солистов. Кордебалет выживал до конца в любом состоянии, поэтому Рома, в отличие от Паши, спектакли собственного Театра практически не видел. Ему было интересно понаблюдать и за бывшими коллегами, и за постановкой, ведь совсем скоро ему предстояло стать педагогом и хореографом Леона Ифре. Спрятавшись в ложе за Артемом с Максимом так, чтобы их не было видно другим зрителям, Рома с Пашей сидели, переплетя пальцы, и нежно ворковали. Они не ходили в буфет на антрактах, не допытывались, как там Филипп. После стольких лет они впервые были в этом Театре вместе и хотели посвятить вечер себе. После спектакля Максим должен был поехать на банкет, который Театр традиционно устраивал в честь всех премьер, но никуда не поехал. Во-первых, ему нельзя было светиться перед Филиппом и остальными, пока во всем не сознается Артему. Во-вторых, в жопу банкет. Последние две недели Максим практически жил на работе, поэтому сейчас хотел наконец уделить время любимому человеку. Расставшись у Театра с Ромашей, Максим без лишних отступлений увел Артема в четырехзвездочный отель неподалеку, где заранее снял номер, заняв сам у себя из будущей премии. Рабочий завал Максима Тёма принял героически: не обижался, не устраивал сцен, ничего не требовал, ни в чем не упрекал. Только грустил очень много и засыпал один, свернувшись калачиком под одеялом. Когда, вернувшись в два ночи домой, Максим заставал его в таком виде, сердце в груди разрывалось. Он не был готов к разговору про Театр в своем нездоровом цейтноте и по-прежнему сомневался, что после спектакля его не уволят, но когда премьера состоялась, и состоялась прекрасно, скрываться больше не имело смысла. Максим забронировал номер на последнем этаже, чтобы окна выходили на Адмиралтейство, заказал красивый и легкий ужин с креветками в карамели — хрен знает, что это, но Артем их любил — оделся парадно, как будто для Театра, но на самом деле для Тёмы, и, сжав волю в кулак, приготовился сознаваться. Вот только он не учел, что Артем за две недели по нему так соскучится, что не оставит шанса завести разговор. Ночь их была неземной, словно самая первая, и бесконечной, словно последняя из ночей. Казалось, рассвет никогда не настанет, и пусть. Максим не хотел рассвета. Купаясь в лунном полумраке, он смахивал с плеч Артема золотую пыльцу, сдувал ее тихим дыханием и вновь поражался, что из миллиардов людей на планете счастье почему-то выбрало его. Но вот оно, счастье — раскрывало навстречу объятия, и его янтарные глаза светились так, что затмевали Адмиралтейство. В нем все обещало покой, с ним рядом хотелось быть лучше. Свободные и влюбленные, они говорили друг с другом на языке тела, который когда-то их обоих пугал, и не верили, что когда-то боялись. — Тём, прости, что пропадал на работе, — шепнул Максим, мягко отводя с его лба выбившийся завиток волос. — Ничего, — Артем притянул его ближе. — Это ничего… Он прижал к нему бедра так тесно, что Максим в ответ охнул, втопив в подушку кулак, и в следующий миг теплый воздух прошелестел по уху: «Больше не смей так делать». Одежда валялась по номеру, а они, закутавшись после душа в махровые халаты, пили дурацкий яблочный сидр и заедали креветками в карамели. Сколько бы Артем их ни нахваливал, Максим прикола так и не понял, поэтому оставил ему, а сам перебился салатом. — Ты серьезно? Это все мне?.. — поразился широте его жеста Артем, и, когда Максим умиляясь кивнул, обрадовался как ребенок. Они смотрели видео со спектакля, читали комментарии зрителей о Филиппе и Театре русского балета, все как один восторженные до нездоровой степени. Пристроившись у Максима на плече, Артем смеялся над шутками из ленты и грыз морковные палочки, такое уж у него было лакомство в два часа ночи, а все желания Максима сводились только к одному: остаться здесь и сейчас навечно. — Макс… — замурлыкал Артем, когда Максим словно невзначай провел кончиками пальцев по его ключице и заскользил ладонью вниз, приоткрывая лацканы халата. — Ну перестань… — Тебе не нравится? — хмыкнул Максим прямо над его вспыхнувшим ушком. Артем неубедительно заупрямился: — Хочу тебе кое-что показать. — Да? И что же? — рука Максима легла за махровый пояс, без труда его развязав. Под халатом у Артема ничего не было, и он наскоро прикрылся самым краешком так, что чуть не свел Максима с ума. Распахнувшись, белоснежный халат подчеркнул утонченность его линий непорочностью, оттенил безупречность его гибкого тела, и, пока Максим с наслаждением поглаживал напрягшийся живот, неторопливо опускаясь ниже, туда, где ткань халата подрагивала в нетерпении, одна стройная ножка подтянулась наверх по другой и коленки стыдливо соприкоснулись. — Я тебя обожаю, — непроизвольно выдохнул Максим. Он был готов припасть к этим коленкам, чтобы зацеловать их беззащитность. — Макс… — Артем откинул голову, слегка прогнувшись под лопатками, когда крепкая ладонь все-таки проникла под халат. Айфон безвольно выпал на матрас, а прямо возле губ Максима обрисовалась соблазнительная шейка, к которой он тотчас приложился поцелуем. Артем шикнул от удовольствия и толкнулся Максиму в ладонь, не заметив, как край халата соскользнул в сторону и последний оплот благопристойности пал. Максим не спешил, чтобы не закончить все раньше времени, то мягко поглаживал, то с силой сжимал, и Артем струился у него в объятиях, словно пламя свечи, неторопливо и нежно, подстраиваясь под движения и прикрывая глаза. Язычок промокнул пересохшие губы, Артем собирался что-то сказать, но не стал, расслабив вместо это ноги и разведя их чуть шире. Намек был понятен. Максим потянулся за смазкой, которую они отбросили прямо на ковер, когда ввалились, голодные, в номер пару часов назад. — Хочешь сбоку? — Максим знал, что Артем это любит в чувственном настроении. — Не хочу, — внезапно объявил Артем. На такой ответ Максим не рассчитывал и потому не особо продумал план Б, но, к счастью, Артем не дал ему растеряться. Притянув его ближе, он сомкнул лодыжки на его пояснице и прошептал: — Хочу видеть твои глаза. В следующий миг он уже ничего не видел, потому что выгнулся под Максимом дугой, оценив глубину погружения. — Ты в порядке? — притормозил Максим. — В порядке… — прошелестел Артем, возвращаясь из обморока. — Я так по тебе скучал… В этот момент Максим догадался, что раскрепощенность, томление и сладкие речи вызваны не чем иным, как сидром — Артем всегда очень быстро пьянел — а потому, сам с собой усмехнувшись, сменил тактику и вместо завоевания пленника стал с ним бережным. Пленник заботу оценил: тонкие руки соскользнули со спины Максима и покорились, когда тот, заведя их наверх, несильно прижал к подушке. Сквозь тихие стоны послышалось: «Не спеши». Артем перевел на Максима поволоченный взгляд карих глаз, еще не зная, отдается ему на растерзание или на милость, но в податливом теле не было страха или напряжения — Артем доверял, и осознание этого доводило Максима до пика. Пару раз Артем пытался высвободить руку, чтобы дотронуться до себя, но Максим не позволил и, когда последний раз с длинным стоном вторгся внутрь, занялся им сам. От влажного прикосновения к головке Артем весь задрожал, покрываясь мурашками, и скомкал в кулаке измученный халат. Максим хорошо знал, как сделать приятно, и очень приятно, и практически невыносимо, и так, что еще чуть-чуть, и почти, и… — Макс… — Артем надавил ему на затылок, в беспамятстве проталкиваясь вглубь. Эта секундная власть всегда порабощала Максима. Он обожал Артема таким. Но моменты после, когда, пунцовый и всклокоченный, Артем стыдливо льнул к нему под бок и затихал, урча в блаженстве, были бесценны, и Максим не смел их портить ни сном, ни, уж тем более, признаниями о работе. Они обменивались поцелуями, шептали смешные влюбленные глупости, допивали коварный сидр и рассматривали шпиль Адмиралтейства через окно, точно золотую булавку в витрине. Весь следующий день они провели вместе. Едва не проспав выселение, выехали в полдень из отеля, гуляли, беззаботные, по центральным улицам и даже застали первый снег, от которого спрятались в ближайшей кофейне. Обедавшие офисные работники, приросшие к столам фрилансеры и люди навынос — все удивлялись их вечерним театральным нарядам и странноватой рассеянности, но их обоих это совершенно не волновало. — Ой, ну надо же, явились голубки, — цокнул языком Филипп, открывая им дверь на Гривцова. — Надеюсь, вы всю ночь про меня думали, а то вообще-то вчера был мой праздник. Но беззлобное ворчание друга их тоже нисколько не задело. Посмеявшись над сарказмами Филиппа, они скрылись в своей комнате и больше оттуда не выходили. А назавтра Максим вернулся в Театр и увидел, что пионы на его столе повяли. Теперь, когда боевое крещение прошло, можно было перевести дух и даже слегка расслабиться. Очень слегка, потому что впереди предстояло событие, на фоне которого «Дон Кихот» казался и не проектом даже, а лишь разминкой: главная премьера сезона, балет Леона Ифре «Ромео и Джульетта» с Артемом в главной партии. От такого аж сердце захолаживало. Но пока Максим разрешил себе передышку и, прибравшись на столе, отправил сообщение, похожее на те, что регулярно отправлял последние две недели: «Большое тебе спасибо за помощь. Не знаю, как бы я справился без тебя и твоих ребят. У тебя офигенная команда, настоящие профессионалы. Они меня многому научили, и я горжусь тем, что сумел с ними поработать. Я действительно ценю все, что ты для меня сделал. Как я могу тебя отблагодарить? Только не говори, что ничего не надо, потом рассчитаемся, принимаешь натурой и прочую хуйню, которую ты говорил. Что я могу сделать для тебя в ответ? Что-то же могу?» Ну ладно, получилось чуть более неформально, чем в последние две недели, но это можно объяснить: «Дон Кихот» позади, момент истины состоялся, и благодарность за него тоже была финальной. Почти сразу после отправки возле сообщения возникли две галочки, подтверждающие, что оно прочитано. Максим не удивился. Он привык получать ответы в течение пяти минут и, к стыду своему, иногда забывал, что нехорошо вот так дергать человека по любой фигне. Но на этот раз ответ через пять минут не пришел. И через десять тоже. И через полчаса. И через час. И к обеду. И отвечать Максиму, кажется, не собирались. «Я тебя чем-то обидел?» — спросил он напрямик. Сообщение, как и прошлое, тоже прочитали. Сука, если ты щас заигноришь… «Жаль, что ты не написал после спектакля, — выждав степенную паузу, одарил его вниманием Олег. — Мне казалось, ты захочешь поделиться эмоциями с тем, кто тоже принимал участие. Но нет так нет. Мои ожидания — мои проблемы» Ох ты ж блять. Максим с тяжелым выдохом откинулся на спинку кресла. Удивительно, как здравомыслие и эрудиция уживаются в одном человеке с чувствительностью, достойной королевы драмы. «Прости, я не думал, что для тебя это так важно», — отправил Максим. Поскольку Олег снова уязвленно замолчал, Максим собрался пояснить, что был на спектакле с Артемом и Ромашей, как-то замотался и выпал из жизни. К счастью, руки, потянувшиеся к телефону, вовремя остановились: внутренним чутьем Максим уловил, что оправдания только усугубят ситуацию, а про Артема лучше вообще не заикаться. Максим покрутил телефон в руках, а потом еще и себя покрутил на кресле, но от неловкости это избавиться не помогло. Он действительно ощущал себя виноватым. Да какого, блин, хрена?! В чем его вина?! Не позвал на спектакль? Не отписался по завершении? Ну так они же вроде не друзья. Или Олег расстроился, что Максим предпочел ему Артема? Серьезно? Почему Максим вообще об этом подумал? «Прошу прощения, что связался с тобой только сейчас, а не сразу после спектакля, — кое-как собрав мысли в кучу, Максим перешел на взвешенный тон. — Я должен был проявить больше внимания в этом вопросе. Выглядело, наверное, так, что мне стало плевать, как только все закончилось. Некрасиво с моей стороны, согласен. Я искренне благодарен тебе за помощь. Если я могу что-то сделать для тебя, сделаю с радостью. Если нет, отъебусь и больше не потревожу» Некоторое время Олег молчал, а потом написал загадочное: «Спасибо» Над этим «спасибо» Максим ломал голову еще пару часов, параллельно пытаясь решать вопросы по работе. За что спасибо? Что извинился? Что ценит помощь? Что предложил отблагодарить? Что отъебется?.. Уже под самый конец дня, когда Максим, пытаясь отвлечься, пил чай с Кристиной в отделе кадров, Олег написал ему: «Натурой я, кстати, все еще принимаю ;)» — Что там? — Кристина кивнула на телефон, улыбнувшись над внезапным смешком Максима. — Да так, — он качнул головой и от облегчения допил чай залпом. Некоторое время после этого они переписывались об отвлеченной ерунде, как будто восстанавливали мост через речку, снесенный неожиданным порывом ветра, и Максим уже собирался повторить вопрос, с которого начал весь странный сегодняшний разговор, как вдруг Олег после очередной шутки все-таки решился: «Ладно, у меня действительно есть к тебе одна просьба» Максим воодушевился и даже обрадовался, а ровно через неделю, выступая на совещании по поводу «Ромео и Джульетты» перед руководством Театра русского балета, поднял тему, которая вызвала среди присутствующих немалое замешательство. — Коллеги, у нас с вами грядет важное событие. К нему будет приковано повышенное внимание. Я надеюсь, все это понимают, — с такими словами Максим подошел к доске для презентаций, а его помощница Ася, подорвавшись следом, начала раздавать распечатки остальным восьми присутствующим. — «Ромео и Джульетта» не просто главная премьера сезона. Это балет, от которого зависит репутация Театра. Каждая мелочь, даже самая незначительная, должна быть продумана тщательным образом. Нам придется взглянуть по-новому на привычное. Как вы знаете, на премьеру приедет Леон Ифре, мировая звезда, постановщик, сотрудничества с которым Театр добивался несколько лет. Мы должны оказать ему достойный прием и выгодно подать себя для всех, кто будет освещать событие. Поэтому у меня есть инициатива по поводу банкета после спектакля. Давайте проведем его не там, где всегда, а в более статусном аутентичном ресторане французской кухни, — Максим сделал запланированную паузу, чтобы уважаемые коллеги из руководства Театра переварили первый шок от предложения сменить подрядчика, с которым они работают лет десять. Подождав, пока выражения лиц расправятся в более-менее нормальное состояние, Максим продолжил: — На листах перед вами информация о ресторане Le Roi Soleil, который я выбрал по результатам всестороннего анализа. Сейчас я расскажу чуть более подробно… — Это ресторан Олега Либермана? — с подозрением уточнила главный бухгалтер, глядя в распечатки. Максим сбился с первоначальной мысли, но не растерялся. — Да, — он решительно кивнул, готовый к любой реакции. — Я знаком с владельцем. Мы можем организовать личную встречу, обсудить все вопросы, провести дегустацию и так далее. Бухгалтерша издала в ответ неопределенное мычание, но вопросов больше не задавала. Максим принялся расписывать всевозможные достоинства ресторана, оперируя данными, которые нашел в открытых источниках или уточнил у Олега, терпеливо объяснять, почему дополнительные расходы на банкет полностью окупятся, и даже привел пару примеров крупных мероприятий, которые успешно прошли в Le Roi Soleil. Он как раз был в процессе второго, когда совещание прервал грохот распахнутой двери и возглас: — Что ты здесь делаешь?! Форс-мажор с багряной шевелюрой, которого Максим никак не ожидал. Удивительно, но, постоянно помня о возможности столкнуться с кем-нибудь в стенах Театра, Максим растерялся, когда это действительно произошло. Хотя если взглянуть с другой стороны, Максим бы понял случайную встречу в коридоре, столовой, у служебного входа, в туалете в конце концов — но уж никак не посреди совещания, на которое ворвались с ноги. Василь тем временем прошел в кабинет и ждал немедленных пояснений. Плюс-минус разбираясь, что такое Василь и как с ним надо взаимодействовать, в большинстве ситуаций Максим ориентировался неплохо, но сейчас из-за внезапности его появления и посыпавшихся градом вопросов рассердился. Василь как ребенок, честное слово. Пришлось срочно вывести его в коридор, чтобы не позорил перед коллегами. Так, стоп. Спокойно. Закрыв дверь кабинета, Максим незаметно выдохнул. Он не на Васю рассердился. Да и злость его была вторичной по отношению к реальному состоянию. На самом деле Максим испугался, что Василь поймал его с поличным. Непонятно, как это объяснить, но чувство было именно такое. Поймал с поличным. Максим почему-то стыдился и потому разражался на себя. Он даже инстинктивно попытался скрыть от Василя часы Tissot, что, конечно же, не удалось. Василь был жутко проницательным, когда не надо. После феноменального успеха собеседования часы в восприятии Максима стали чем-то вроде талисмана, и он теперь носил их в Театре: утром надевал, а вечером снимал и прятал в стол. Он чувствовал себя уверенней с часами, более представительным, компетентным и зрелым, и окружающие, вне всякого сомнения, это считывали. Однако вне работы доказывать свою состоятельность не имело смысла, так что и потребности в дорогущих часах не было. — Но почему Артем ничего не должен знать? — задал очевидный вопрос Василь. Догадываясь, что он вряд ли уйдет без ответов, Максим вкратце пересказал историю своего увольнения из CosySmart и трудоустройства в Театр, на всякий случай опустив упоминания Олега. Какой такой «всякий случай», Максим понятия не имел, но чувство стыда из-за их общения его не покидало. Следить за петляющей логикой друга Василю было тяжко, хотя он честно старался и даже объявил в качестве поддержки, что сам планировал скрывать работу концертмейстером от Филиппа, считая ее позорной и противоречащей пацанским принципам. — Но сейчас тебя ведь не увольняют? — уточнил нахмурившись Василь. — Вроде все нормально. — Ну… да? — Максим покосился на дверь кабинета, за которой его объяснений ждали девять человек. — Надеюсь, что испытательный срок я пройду. Получив подтверждение, Василь вернулся к первоначальному вопросу: — Но почему Артем ничего не должен знать? — Он… — Максим издал продолжительный выдох. — Он уже кое-что знает. — Но не все? — Не все. — Про часы не знает? Сердце у Максима екнуло. Да как ты это, Вася, делаешь?! Он бы очень хотел избежать признания и оставить тему сложных взаимоотношений только между теми, кого она касалась, но, увы, тайному вновь предстояло стать явным. — Помнишь, пару дней назад к нам на Гривцова заезжал Олег? — начал Максим, хотя «заезжал», конечно, слишком мягкое определение того, что им пришлось той ночью пережить. Сперва был звонок телефона, настойчивый и непрерывный. Максим в кои-то веки уснул крепко, а потому его не слышал, так что первым отреагировал Артем. ­— Макс? — он легонько потормошил его, погладил по щеке, заспанно выбираясь из одеяла. — Макс, телефон… Если бы не внезапность и не половина третьего, Артем бы сориентировался и вырубил телефон, перегнувшись через Максима вместо того, чтобы будить его, но он растерялся, а когда более-менее пришел в себя и хотел сбросить вызов, проснулся и Максим. Впрочем, даже если бы Максим не забыл отключить на ночь звук и если бы Артем разобрался с телефоном, это бы вряд ли что-то изменило. Дальнейшие события показали, что они не зря проснулись заранее. — Какого?.. — щуря глаза, Максим пригляделся к экрану, на котором полярной звездой сияло имя контакта: «Олег». В мутной голове не родилось осознания, иначе паника взвилась бы раньше, чем Максим успел снять трубку. Плохо соображая спросонья, Максим кашлянул, чтобы прогнать хрипоту, и просто ответил: — Алло. — Разбуди всех и собери на кухне. Это срочно, — отчеканил голос на другом конце. — Я подъеду через полчаса. Максим с тяжелым выдохом провел ладонью по лицу: — Ты хотя бы можешь… — Не могу. — Ладно, окей. Через полчаса все обитатели квартиры на Гривцова за исключением Ксюши, которая ночевала у Богдана, рассредоточились по кухне в нервном ожидании. Шок и растерянность к тому времени уже миновали, балетные проснулись, наскоро привели себя в порядок, а Ромаша и вовсе нарядились в одинаковые спортивные костюмы, если вдруг придется куда-то бежать. Их организованность до того восхитила Максима, что он тоже надел свой серый плюшевый костюм. Не то чтобы он, как Ромаша, готовился к экшну — просто домашние шорты казалась дебильными, а джинсы с рубашкой вычурными. Плюшевый костюм на этом фоне явно выигрывал: и не в трусах Олега встречать, и не при полном параде. Филипп наблюдал за Ромашей и Максимом с нескрываемой насмешкой, пока в едва запахнутом леопардовом халате заваривал себе цикорий у плиты. Встревоженные неизвестностью и разбитые спонтанным пробуждением, все хранили молчание. По кухне, неуловимая, как аромат цикория, струилась музыка: Василь, усевшись по-турецки на подоконнике, бережно перебирал гитарные струны. Спать уже никому не хотелось, только Артем дремал на табуретке, прислонившись виском к стене. Зная, что потрясения подобные нынешнему даются Артему непросто, Максим предлагал ему остаться в комнате. Что бы ни стряслось, это наверняка можно решить без его участия. Но Тёма переживал и в комнате, конечно, не остался, поэтому Максим накрыл его на кухне пледом и попросил ребят не шуметь. Затем был звонок в дверь. Журчание гитары в тот же миг оборвалось. Василь спрыгнул с подоконника и так же, по-кошачьи, ощетинился. — Я открою, — для всех, но на самом деле для него сказал Максим. Не нужны им сейчас проблемы, особенно в виде ножа, который лежит у Василя в кармане джинсовых шорт. Рома так и замер с вымытой тарелкой у раковины, Паша, пройдясь туда-сюда, нежно приобнял его за плечи, а Филипп поправил на Артеме плед и, присев за стол с кружкой цикория, перекрестил голые ноги, готовый к шоу. Встреча с Олегом на Гривцова была первой после покупки «Сонаты», и в глубине души Максим хотел бы не успеть этого понять. Глубокая ночь, нервозная обстановка, спонтанность и хаос — здесь не до размышлений о взаимоотношениях. Но увы, получаса Максиму хватило. С тех пор, как он устроился в Театр, они с Олегом были на связи практически постоянно то в одном своем чате, то в другом. Созванивались, если позволяло время. Соскальзывали на посторонние темы. При этом увидеться Олег не предлагал, а Максим не решался проявить инициативу. В общении на расстоянии они чувствовали себя комфортно, но неизвестно, распространялось ли это на общение лицом к лицу. Как вести себя при новой встрече? Как приятели, которые травят байки о временах универа в половину двенадцатого ночи, сидя каждый в своем кабинете? Или как жертва и главный пособник Марата, которые объединили усилия ради общего дела? Максим открыл входную дверь, не зная даже, как здороваться. Впрочем, Олег решил эту проблему за него. — Привет, — он сухо кивнул, будто они с Максимом не виделись каких-то пару часов, и цитрусовым вихрем пролетел в квартиру. Насчет наряда можно было не переживать: Олег не обратил на костюм Максима ни малейшего внимания, а сам явился в пиджаке. Дальше произошло непредвиденное. Максим и рта не успел открыть, как из парадной вслед за Олегом ворвались семеро безликих мужиков, которые тотчас разлетелись по всем комнатам квартиры. В руках у мужиков, к великому облегчению, было не оружие, а лишь приборы: измерители, датчики и прочая такая хрень. — Какого… — Максим шагнул в сторону кухни и услышал оттуда чеканку: — Прошу всех сохранять спокойствие. В квартире будет проведена проверка личных вещей. Мы ничего не тронем, не разбросаем и не заберем. Нам это не нужно. Нужно только убедиться, что за квартирой и за вами не следят. Принесите, пожалуйста, все свои телефоны, ноутбуки, наушники и прочие устройства. Ваши данные не пострадают. — Ты, Либерман, просто не можешь без концертов, — цокнул языком Филипп. Когда Максим зашел под арку, картина была следующей: Ромаша стояли у раковины с одной тарелкой на двоих и еще крепче теснились друг к другу, будто отпрянув от Олега, который, опершись о разделочный стол рядом с ними, выжидающе глядел на Филиппа с Василем и Артема. Суматоха разбудила Тёму, и теперь он заспанно кутался в плед. Оставив гитару на подоконнике, Василь занял место возле своей Музы, готовый, если нужно, защищать ее от посягательств. Впрочем, постоять за себя Муза умела, а Олега совершенно не боялась и продолжала пить цикорий, легко покачивая обнаженной загорелой ногой. Нога эта, пусть и по разным причинам, приманивала к себе внимание абсолютно всех. Первым очухался Паша. — Ребят, ну чего сидим-то? Человек попросил телефоны, — он обвел всех призывным взглядом. — Давайте скооперируемся. Но кооперироваться и слушать Пашу отчего-то никто не спешил. Артем собирал мысли в кучу, Василь подозрительно хмурился, Филипп делал вид, что ему наплевать. Такими темпами дело бы вряд ли далеко продвинулось. Максим приблизился к Артему, погладил успокаивая по плечу и первым вытащил телефон из кармана флисовых штанов. Привлеченный этим движением, Олег повернулся к Максиму, выдохнул с облегчением, так чтобы никто не заметил непозволительной слабости, и где-то под ледяной лазурью его глаз на секунду затеплилась благодарность. — Марат что-то выяснил? — Максим показательно кинул свой телефон на стол. — Пока нет, — Олег покачал головой. — Но выяснит. Вслед за телефоном Максима на стол приземлился умирающий Huawei Василя, затем Ромин «Самсунг», и завершили композицию три айфона разной степени выпендрежа. — Спасибо, — Олег глянул под арку, где показался один из мужиков. — Если у кого-то есть второй телефон, ноутбук, планшет, фитнес-браслет или что-то такое, тоже несите. Балетные стали озабоченно переглядываться, сомневаясь, что ситуация настолько серьезная, но, когда Максим отправился за ноутом, потянулись следом. Видеть, как непонятные типы шарят по углам квартиры, простукивают поверхности и нагло роются в трусах, было в высшей степени неприятно, но Максим, отключая макбук Артема от зарядки, постарался это игнорировать. — Так, презервативы мои не трогайте, — донеслось из комнаты Филиппа. — О, кстати, цикламенов никому не надо? Гортензию еще могу дать. Нет? Че вы такие душные? От стресса Филипп мог защищаться агрессией, брюзжанием или ехидством. Хорошо, что он выбрал последнее. — Ты как? — спросил у Артема Максим, передавая ему макбук. Артем в ответ только вздохнул, отказываясь все это обсуждать и комментировать. Когда они вернулись на кухню, там вовсю кипела работа. Устроившись за обеденным столом, мужик Олега один за другим перебирал отданные на проверку телефоны. Его отточенные движения в мгновение ока перебросили Максима на заднее сиденье «Эскалейда», откуда он три месяца назад наблюдал аналогичные манипуляции Марата. — Макс? — встревожился Артем. Видимо, по лицу пробежала тень прошлого. — Все в порядке, — поспешно успокоил его и себя Максим. Каждый готовый телефон мужик откладывал в сторону, равнодушно подводя итог: «Чисто». Он максимально не надеялся найти тут что-то необычное и просто выполнял задачу начальника, который стоял у него над душой. В самом деле стоял, привалившись к столу. — Добавку вам несем, — попробовал пошутить Максим, сдавая свой ноут и макбук Артема. — Отлично, спасибо, — Олег даже не повернулся. Хотя по роду занятий он наверняка знал разные шпионские тонкости, упускать возможность прокачаться не хотел, а потому донимал мужика вопросами, особенно когда тот взялся за ноутбуки. Стоит признать, мужик проявлял чудеса самообладания и сохранял ангельское терпение даже после того, как Олег, подтащив вторую табуретку, сел рядом. Настоящий профессионал. Когда с проверкой техники было покончено и все снова собрались на кухне, Олег раздал простецкие смартфоны, каких Максим уже лет пять в глаза не видел, и пояснил: — С этого момента для любых контактов со мной, а также для общения по поводу дела пользуйтесь временными телефонами. Никаких звонков и переписок с личных устройств, это понятно? Пока все молча хлопали глазами, крутя LG и «Нокии» в руках, раздался голос Василя: — А можно наоборот? — Что наоборот? — не понял Олег. — Можно личный использовать как временный, а временный как личный? — Зачем?.. — А можно объяснить, какого хрена происходит?! — перебил, не вытерпев, Филипп. — Ты врываешься среди ночи с толпой мерзких вонючих… — Они еще здесь, — шепнул Артем. — Вы перерыли наши вещи, пересмотрели всю мою порнуху… — Фил, — с усмешкой цыкнул Максим. Но вот Олегу смешно не было. Он закатил глаза и язвительно бросил Филиппу: — Я бы объяснил, но ты пиздишь не затыкаясь. — Рот закрой, — тут же рыкнул Василь. Артем измучено закрыл лицо ладонями: — Поверить не могу, что это происходит в реальности. — Давайте все завалят и дадут Олегу сказать, — повысил голос Паша. Сам Олег в это время потер двумя пальцами переносицу и повернулся к Максиму, но тот лишь беспомощно развел руками. — Ситуация следующая, — начал вещать от разделочного стола Олег. — Я получил сведения из органов о том, что они переходят на следующий этап расследования. Операция становится масштабней, к ней привлекают больше людей. — Это же хорошо, нет?.. — несмело уточнил Рома, покосившись на Пашу. Олег дернул плечом: — На первый взгляд, да. Но на практике это означает, что к делу подключат толпу народа и рано или поздно кто-нибудь из них обосрется. — Звучит оптимистично, — ввернул Филипп. — Это не оптимистично и не пессимистично, это факт, — пасанул обратно Олег. — Чем больше людей, тем больше вероятность ошибки. Раньше делом занимались я, Богдан и несколько сотрудников, которых я знаю лично. Все было под моим контролем. Что будет сейчас, я не знаю и контролировать это полностью не смогу. Менты недооценивают Марата, он их раскроет и соскочит с крючка. — Олег, погоди, — наконец подал голос Максим. Положение дел встревожило его не на шутку. — Ты ведь не к тому ведешь, что он отмажется? В ожидании ответа все затаили дыхание. Поразмыслив с минуту, Олег сформулировал мысль философски: — Время покажет. — Какое, нахер, время?! — с философией у Максима было не очень. — Мы отправим Цепакина за решетку или нет?! — Я тебе сказал, это вопрос времени, — огрызнулся Олег. — Менты либо возьмут его, либо проебут. Смотря что раньше случится. И не смей повышать на меня голос. — Я не… Извини, — Максим аж подавился от шока. — Но ты тоже давай поспокойней. Мы на одной стороне. — Я спокоен, — Олег отвернулся. — Мы все сейчас на взводе и… — В квартиру с этого момента посторонних не пускать, — оборвал Максима Олег. — Доставка пиццы, роллов и прочая хуйня только через дверь. А лучше пока вообще отказаться от доставок. — Нам самим ничего не угрожает? В плане личной безопасности? — поинтересовался Паша. — Я не к тому, что зассал, ни в коем случае. Просто меры предосторожности кажутся серьезными. Если Марат заподозрит, что его пасут менты, он не пошлет кого-нибудь за нами? От выражения «Пасут менты» Олег слегка скривился, но на вопрос все же ответил: — Если ты переживаешь, я могу приставить к тебе охрану. Но пока не вижу необходимости. Тем более вас с Романом вообще никто не знает. Паша, который хотел уже протестовать против охраны и доказывать свое бесстрашие, удрученно замолчал. — Дальше. Информация для Василя, — Олег нашел его глазами. — Василь, ты с нами? Василь? Неизвестно, в какой момент, но обнаженная коленка Филиппа все-таки сделала свое дело: Василя загипнотизировало. Напрочь позабыв о кухонном собрании, послав на все четыре стороны тревоги, он опустил глаза и любовался ножкой своей Музы, покачиваниями голени, отчетливым рисунком мышц и плавными изгибами. Касаться смел лишь восхищенным взглядом, усевшись для надежности прямо на свои ладони. Никакая внешняя сила, кроме физической, не смогла бы сейчас переключить его внимание. Бог знает, что рождал в нем спонтанный прилив вдохновения, но, кажется, что-то прекрасное. Олег понятия не имел, как вести себя с Василем, а потому еще какое-то время пытался его дозваться, пока наконец Филипп не сжалился и не прикрыл ногу полами халата. Сделал он это очень деликатно, незаметным проходящим движением, будто вовсе не заметил, что Василь его разглядывает. В ту же секунду Василь рассеянно хлопнул глазами и помотал головой, возвращаясь в реальность, — удивительное зрелище, к которому Максим никак не мог привыкнуть. — Василь? — еще раз попробовал Олег и, когда тот наконец-то его заметил, даже приободрился. — Василь, послушай внимательно, ладно? Поскольку у меня нет доступа к коммуналке, где ты живешь, и я не могу проверить твоих соседей, не говори дома о Марате. Вообще не упоминай. — Я и не собирался… — удивился Василь. — Это касается и тех, кто приходит к Василю в гости, — Олег обвел всех глазами, задержавшись на Филиппе. — И вообще поменьше болтайте. В Театре в том числе. Особенно в Театре. — А что ты на меня так уставился?! — взъелся Филипп. — Я идиот, по-твоему, или что? Если ты не заметил, мы на твоей стороне. Тебе Макс уже это сказал. — Еще раз хочу обратить ваше внимание, — проигнорировал выпад Филиппа Олег. — Соблюдайте меры предосторожности. Будьте бдительны. Ничего лишнего не приносите в дом. Любой ваш проеб может стоить мне жизни. Я понимаю, что вам насрать… — Нам не насрать, — вдруг перебил Василь. Все тотчас к нему обернулись, прежде всего сам Олег, который до того оторопел, что проглотил окончание патетической речи. От всеобщего внимания Василь не растерялся. Только что завороженный Филиппом, теперь он буравил Олега черными и топкими, как ночная даль леса, глазами и не собирался отступать. — Мы с тобой команда, — голос Василя замедлился, потяжелел на тон, и жесткие вибрации забились эхом по всей кухне. — Если ты нам не нравишься и если мы тебе не нравимся, это ничего не меняет. У нас есть общее дело. Не надо от нас отделяться. Он звучал настолько твердо, что у Максима по рукам побежали мурашки. Невероятно, но пресловутый аргумент о командном духе произнес Василь, который никогда не был командным игроком, а в прошлую встречу с Олегом вообще хотел воткнуть ему спицу зонта в глаз. Зная Василя крайне поверхностно, да еще и не с лучшей стороны, Олег совершенно не ожидал его поддержки. Но Василь стоял на своем: — Ты не должен тащить все в одного. Или вдвоем с Максом. Если нужна какая-то помощь, говори. Это был почти что приказ. Олег недоуменно уточнил: — Помощь? От тебя? — Да. — Какую помощь ты мне можешь предложить? — уважение к присутствующему здесь Максиму не позволяло Олегу общаться с Василем как с подростком, но эмоции расшатали обычный самоконтроль, и вопрос прозвучал почти что с сарказмом. К счастью, сарказмов Василь не улавливал. — Я… — он вдруг осекся в нерешительности и покосился на Филиппа, который тут же обратился в слух. — Я долгое время следил за Маратом… — Василь обвел глазами остальных, будто надеялся, что кто-нибудь подхватит. Филипп ласково, но тревожно взял его за руку. — Когда я планировал разобраться с Маратом сам, я выучил его обычные маршруты и занятия, — участие Филиппа помогло, и Василь собрался с духом. — Я знаю, где и когда он бывает, с кем общается, какие у него привычки. Не все, конечно, но многое. Мне помогали человек семь парней из моей тусовки. Если нужно, мы снова начнем за ним следить. Мы занимались этим целый месяц, он нихера не заподозрил. Даже ты не заподозрил, — бросил Василь Олегу, и тот согласно кивнул. Выражение растерянности на его лице сменилось заинтересованностью. Василь добавил: — Моих парней никто не знает. Это безопасно. Мы соберем для ментов инфу, которая ускорит расследование. Так он не успеет соскочить. — Ты че, ебнулся?! — ахнул Филипп, стиснув руку Василя в своей. — Подожди, — Олег задумался. — Ты хочешь сказать, что у тебя есть семь человек, готовых на меня работать? — Да. — И это проверенные люди? — Я за каждого своего пацана ручаюсь. — Да вы охуели оба?! — Филипп взлетел с табуретки, как ракета, и обрушился на Олега. — Ты во что его втягиваешь?! Леопардовый халат не мешал ему выглядеть грозно. — Сядь, Филипп, — Василь потянул его обратно, но Филипп уже взбесился и отдернул ладонь, продолжая метать в Олега снаряды. Тот и бровью не повел. Василь повторил, куда жестче: — Сядь. Даже Артем напрягся. Тон Василя не сулил ничего хорошего, и неизвестно, что бы произошло, если бы Филипп продолжил сопротивление. Артем был готов заступиться за друга, но резкость Василя неожиданно возымела эффект и привела Филиппа в чувства. Тот еще порычал на Олега, словно дикая кошка, но после в грациозном гневе сел на табуретку. Кто эффекта точно не почувствовал, так это Олег. Бегло оценив поступившее предложение, он решил отправить его в лист ожидания, а для Василя резюмировал: — Свяжусь с тобой позже. Сейчас разговор о другом. Не будем смешивать. В этот момент у Артема, который до сих пор молчал и сдерживался, все-таки сдали нервы. — Я не могу здесь больше находиться, — скинув плед, он рывком вскочил на ноги, так что Максим и опомниться не успел. Зато успел Олег. — В чем проблема? — спокойно обратился он к Артему. — В чем проблема?! — повысил голос Артем. Бесстрастность Олега доводила его до белого каления. — Я даже подумать не мог, что ты припрешься сюда и на моей собственной кухне будешь вербовать моих друзей в свою банду! — Ого, — с толикой восхищения хмыкнул Олег. — Ну во-первых, это не твоя кухня. Во-вторых, это не вербовка. А в-третьих, все это происходит для того, чтобы защитить тебя от Марата. Я все твои вопросы прояснил? Последнее было лишним. — Ты защищаешь меня от Марата?! — взорвался Артем. — Ты?! Серьезно?! — Тём… — позвал Максим. Пора было вмешаться и загасить конфликт. — Я не собираюсь тебя убеждать, — с небрежной ленцой произнес Олег, продолжая провоцировать Артема. — Если ты мне не веришь, если тебе не нравится мое присутствие, или мои методы, или что-то еще, ты всегда можешь обратиться к Марату и всех нас сдать. — Ты, блять, нормальный, нет?! — прошипел со своей табуретки Филипп. — Не смей с ним так разговаривать, ты вообще знаешь, что он пережил?! — Знаю, — в голосе Олега прозвенела сталь. — Именно поэтому я здесь. Они с Артемом схлестнулись взглядами, будто в поединке, но последние слова Олега, кажется, надломили уверенность Артема в том, что перед ним предатель. Смириться с таким положением дел Артем, разумеется, не мог. — Ты… — он сделал к Олегу предупреждающий шаг. Бледное лицо заполыхало не то от ярости, не то от бессилия. Олег не шевелился, и со стороны было похоже, что ему плевать, но в действительности Артем один за другим обрушивал безмолвные удары, которые Олег, не дрогнув, принимал. О том, что творится у Марата за закрытыми дверьми, Олег знал больше, чем кто-либо, и Артем имел все основания его за это не прощать. — Ты хочешь, чтобы он сел? — спросил у Артема Олег. Филипп снова вмешался: — Оставь его в по… — Ты хочешь, чтобы он сел? — Хочу, — выплюнул Артем. Получив ответ, Олег кивнул и добавил: — Тогда не мешай мне, и я его посажу. Больше им обоим сказать было нечего. Артем подхватил валявшийся на полу плед и пулей умчался в комнату. На кухне повисла мрачная тишина. Даже Олег безмолвствовал. Не потому, что поругался с Артемом, а потому что стычка вдруг напомнила и ему, и остальным, что на самом деле пережил Артем. Ощущение было такое, словно Марат в мгновение ока оказался здесь, каждому пробил грудь и с силой сдавил сердце ледяной ручищей. У Максима черные мушки запрыгали перед глазами. — У кого-то еще есть проблемы со мной? — негромко, но отчетливо спросил Олег. — Кто-то еще, кроме Артема, считает меня крысой? Давайте сразу проясним. Все молчали, но глазами то и дело стреляли в Максима. Если он сейчас встанет и уйдет за Артемом, тем самым согласившись, что Олегу, как бы он ни старался, доверять нельзя, на кухне никого не останется. Максим это прекрасно понимал. Понимал и Олег. На Максима он не смотрел, весь облик его источал бесстрашие, хладнокровие и самодостаточность, но пара серебряных колец на пальцах, сжимавших край разделочного стола, врезалась в кожу, а рабочий телефон, пикнув уведомлением, остался без внимания. Максим должен был принять решение за всех. И он его принял. — Если от нас потребуется помощь, мы поможем, только скажи, — голос его звучал ровно и невозмутимо, словно никакой сцены с Артемом не произошло. Олег не нашел, что на это ответить, и просто кивнул. — Мы должны действовать сообща, Василь прав, — продолжил Максим. — Артема в это впутывать не надо, ему сейчас очень тяжело, но мы с вами одна команда. Расследование ведет Богдан, координирует Олег через меня. Соответственно, если, Вася, ты хочешь принять участие, мы должны быть в курсе твоих действий, хорошо? — Хорошо, — подтвердил Василь. — По поводу телефонов все услышали? — Да, — нестройно отозвались Филипп с Ромашей. — Фил, передай завтра Ксюше, — Максим протянул ему последний временный смартфон, и Филипп вместо того, чтобы запротестовать, наорать на всех, обозвать Олега козлом и зашвырнуть смартфоном кому-нибудь в глаз, тихо ответил: — Ладно. Вскоре после этого Филипп отправился за Артемом в комнату, а хмурые мужики Олега, закончив проверять бачок унитаза или что они там еще не проверили, рассосались из квартиры. И хотя вести себя при этом они старались незаметно, Рома все равно кого-то перехватил и предложил чаю с домашними кексами. Он будто чувствовал что-то и накануне испек целую гору протеиновых кексов. Балетные восторгались наперебой, а когда Максим заметил, что эти кексы будут еще лучше со сгущенкой, чуть не вытолкали его взашей из квартиры. Ромино гостеприимство сбило все настройки мужиков: взаимодействие с подопытными в планы не входило, и, что теперь делать, гении прослушки не знали. Хорошо, что у них был Олег. Он быстро выгнал всех нахрен. Пожелав доброй ночи Ромаше с Василем, Максим махнул на прощанье Олегу и уже собирался вслед за Филиппом проведать Артема, как вдруг услышал позади: — Макс, задержись ненадолго, я хочу тебе кое-что показать. Ноги замерли сами, а сердце, подпрыгнув, сделало сальто в груди. Теперь, когда все разошлись и звенящее напряжение кухни ослабло, голос в тишине прозвучал утомленно, совсем иначе, чем каких-то десять минут назад. Обладатель голоса, кажется, не заметил, что впервые использовал сокращенную форму имени: прозвучало легко и естественно, словно так было всегда. Но Максим вот заметил. И наконец убедился, что не один еще помнит переписки, созвоны и чертовы букеты у себя на столе. Стоя под аркой, Максим повернулся: — Что показать? Олег оттолкнулся от разделочного стола: — Давай спустимся во двор. Они только что договорились работать в команде с балетными и обсудили важность открытого диалога. Василь пообещал держать их в курсе своих действий. Они стояли вдвоем на кухне, которую специально обученные люди на их глазах прошерстили вдоль и поперек, ища прослушку. — Мы не можем остаться здесь? — на всякий случай попробовал Максим. Олег качнул головой, но для успокоения расшатанных нервов пояснил, что хочет передать в машине документы для Богдана и это не займет много времени. Было бы странно ожидать прямо возле парадной роскошный белый «Ягуар». Олег бы не стал светиться. Да и судя по тому, что он пошел не к припаркованным машинам, а под внутреннюю арку, куда Максим ни разу за все время на Гривцова не сворачивал, стоило уточнить, какой двор он имел в виду и какое время для него считается недолгим. Минут пять они шагали молча сквозь колодцы, оставляя за собой на желтушных стенах продолговатые сизые тени, пока наконец Олег не приблизился к совершенно неприметной серебристой Skoda Octavia. Ох, как же ему не подходят все эти конспиративные ведра. Такой, как Олег, должен заявлять о себе на «Бентли». Максим даже поколебался, прежде чем сесть в салон. — Извини, что в этот раз не «Бентли», — словно прочитав его мысли, усмехнулся Олег. Двор вокруг них выглядел необитаемым, и даже двери парадных казались запертыми: судя по всему, здание принадлежало компании, государственному учреждению или сдавалось под офисы, поэтому сейчас, среди ночи, здесь было безлюдно. Олег включил в салоне свет, но у Максима все равно по спине пробежали мурашки. — То, о чем я говорил… — Ты как? — не дослушав Олега, обронил Максим. Рука, которой Олег потянулся в кожаный портфель, замерла на полпути. — В смысле как? — свел брови Олег. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально? — с вопросительной интонацией отозвался Олег. Поведение Максима сбило его с толку. Вернее, такое впечатление он хотел произвести. Вот только Максим, уже узнав его немного, на этот трюк бы не повелся. — Ты к нам приехал среди ночи с тревожными новостями, провел обыск, усилил меры предосторожности, — перечислил Максим, стараясь, чтобы голос звучал не раздраженно или обвинительно, а наоборот, сочувственно. — Ты предполагал, что менты расширят расследование? — Конечно, — кивнул Олег. — Было очевидно, что рано или поздно это произойдет. — И теперь Марат может нас раскрыть? — Да, если не поторопимся. — Я еще раз спрошу, ладно? — Максим повернулся на сиденье так, чтобы оказаться к Олегу лицом. — Как ты себя чувствуешь? — Что ты хочешь от меня услышать? — Олег повторил его движение и глянул в ответ почти что с вызовом. — Что ты захочешь мне сказать. — Я ничего не хочу говорить. — Хорошо, извини, — Максим ослабил давление. — Но если все же захочешь поделиться наболевшим, можешь поделиться со мной. — Я это очень ценю, спасибо, — сухо ответил Олег, давая понять, что тема закрыта. Рука его при этом что-то комкала в портфеле, будто отчаянно старалась отыскать загадочно пропавшие бумаги. — Нам всем сейчас грозит опасность, и я на себе испытал, что такое Марат, — глядя, как Олег нервничает, Максим попытался достучаться до него еще раз. — Но я даже близко не представляю, что видел ты. — И не надо. — Он действительно способен… — Сердце у Максима сжалось. Он не смог произнести «убить». — Причинить тебе вред? — Да, — жестко отсек Олег. — Я разве не говорил тебе, что живу каждый день как последний? Это мой выбор, и я несу за него ответственность. Я знаю риски, я прекрасно осознаю, что он со мной сделает, если вычислит раньше, чем его посадят. Зачем ты меня жалеешь? Я похож на того, кому нужна твоя жалость? Максим хотел ему что-то сказать, но вместо этого лишь грустно улыбнулся. А потом, набравшись храбрости, протараторил на одном дыхании: — Можешь и дальше притворяться, что ничего не чувствуешь. Я так не могу. После этих слов он должен был выскочить из машины, надрывно хлопнуть дверью и броситься в чернеющую глубину дворов, пока Олег оторопело смотрит ему вслед. Но ему было тридцать три года, он не помнил обратный путь из дворов, а в портфеле Олега лежали бумаги, которые надо передать Богдану. Поэтому он глубоко вздохнул и, откинувшись на спинку сиденья, кивнул на портфель: — Че там у тебя? Вместо пухлой подшитой стопки документов, скромной выписки формата А4 или убористых квитанций Олег неожиданно извлек из портфеля iPad и, уткнувшись в него, пробежался по экрану: — Здесь… Сейчас найду… На Максима он не смотрел, зато Максим не сводил с него взгляда. — Вот, — открыв наконец нужный скан, Олег сунул iPad Максиму. — Там много всего, можешь пролистать, выйти в главную папку и так далее. — Это что? — Максим с подозрением принял планшет, исхитрившись не дотронуться до Олега пальцами. Да, дебильно, но Олег сделал так же. — Я тебя только что попросил взглянуть, так что надеюсь, вопрос был риторическим, — съязвил Олег. Максим выразительно на него покосился, и Олег фыркнул, демонстративно вздернув подбородок. Обстановка в салоне стала полегче. Разумеется, Максим поинтересовался, что это за сканы, не потому что был кретином. Просто раньше от него не требовалось погружаться в суть бумаг, которые Олег сливает полиции. Максим их просто-напросто передавал. При желании он мог разобраться что к чему, позадавать Олегу вопросы и вникнуть в каждую из десятка статей в деле Марата, но такого желания у него не возникало. Его заботила глава восемнадцатая УК РФ, которой в этом деле не было и, скорей всего, не будет. А то, что Марат лидер ОПГ со всеми вытекающими, Максим и без бумаг понимал. Олег не предложил бы ему изучить документы из праздного любопытства. Либо хочет полноценного партнерства, только, как обычно, не может сказать это словами через рот, либо своеобразно проявляет доверие. Так или иначе, знак хороший, поэтому Максим честно постарался вникнуть в сканы. От круговорота цифр поначалу аж разболелась голова: сплошь банковские выписки да налоговая отчетность. Но постепенно за этим частоколом стали мелькать знакомые слова и особенно часто — ФГБУК «Театр Русского Балета». До Максима начало доходить. Пальцы с силой вцепились в планшет. На экране отображались документы, связанные с пожертвованиями Марата в пользу Театра, и, как только Максим это понял, хаотичный калейдоскоп цифр сам собой начал складываться в ровный узор. — Олег… — позвал Максим, не узнавая собственный голос, в котором просквозила беспомощная мольба. — Это то, о чем я думаю? — Это то, о чем ты думаешь, — в полтона подтвердил Олег. Правая рука занемела от напряжения, пальцы разжались, и планшет шлепнулся на колени. Максим закрыл глаза: — Пиздец. Марат отмывал через Театр деньги. Неизвестно, сколько Максим просидел в оцепенении, отказываясь возвращаться в реальность и снова видеть перед собой планшет. Олег тактично молчал. Господи боже, какая же Цепакин мразь. Он даже театр балета втянул в свои дела. И не просто театр, а тот, где танцует Артем. Сволочь, у него вообще нет ничего святого. Удивительно, но вопреки репутации Марата и даже после личной встречи с ним Максим продолжал верить, что к Театру Марат относится по-человечески, что это его возможность показать себя хорошим отцом, что он так очищает карму и что театр, как и сам Артем, для него отдушина, которую он бережет от грязной части своей жизни. Ебаный стыд. — Ты знал? — не открывая глаз, спросил Максим. — Что знал? — Об этом. Знал? Олег не стал увиливать: — Конечно знал. Я этим занимался. Хуже, чем Максим чувствовал себя сейчас, могло сделать только это признание. Хотя какого хрена? Олег по-прежнему бандит и по-прежнему главный пособник Цепакина. Он отмывал для него деньги через Театр Артема. Вот так неожиданность. — А сейчас? — потребовал Максим. — Занимаюсь ли я этим сейчас? — судя по растерянному тону, Олег пытался распознать, какой практический смысл кроется в вопросах Максима. — Это было до отъезда в Штаты. С тех пор все поменялось, и после возвращения Марат решил дать мне другие задачи. К концу голос Олега стал бодрее: обрадовался, что уловил логику. Максим, правда, подразумевал несколько другое. — Если бы я до сих пор участвовал в делах Театра, то имел бы к ним прямой доступ, — сообщил Олег. — А так у меня ничего на руках не было. Я уже давно ищу зацепки по Театру, и бумаги достал буквально на днях. Я не говорил тебе про все это раньше, потому что не мог подобраться к уликам. Сейчас тему можно раскручивать. Если раскручивать, выражаясь словами Олега, тему, Театр русского балета закроют, а руководство, скорей всего, посадят. Они оба это понимали. Скандал невероятного масштаба, он станет таким ударом для Артема, что и представить страшно. Максим в бессилии сжимал и разжимал кулаки, чтобы не схватить планшет и не расхуярить его прямо о свою голову. — Оригиналы документов лежат у меня, — Олег поразительным образом предугадывал мысли. — Я бы мог передать их Богдану точно так же, как остальные. Но я не вправе этого делать без твоего согласия. — Почему? — Максим наконец разлепил веки и повернулся к Олегу. Озвученная далее причина оказалась неожиданно благородной. — Я не имею отношения к Театру и не должен решать судьбу Артема, — объяснил Олег. — Получается, я должен? — слабо усмехнулся Максим. Олег помотал головой: — Нам надо что-то сделать, Максим. Давай обсудим. Я бы дал тебе время прийти в себя, но боюсь, времени у нас в обрез. Если выяснится, что Марат отмывает деньги через Театр, балетные с ума сойдут. Все потеряют работу. Даже, твою мать, сам Максим. Неизвестно, как эта история отразится на их дальнейшей карьере. С другой стороны, можно замять дело, уничтожить доказательства, а Олег заметет следы. Он это умеет. Но сокрытие преступления — это тоже преступление, а в случае Марата минус статья, да еще и очень серьезная. — Олег, я… — Максим отрешенно протянул ему планшет. Внутри все ходило ходуном. Принимая планшет, Олег незаметно дотронулся до пальцев Максима и предложил: — Мы можем вернуться к разговору через пару дней, если тебе тяжело. Я понимаю. — Надо передать это Богдану, — тихо произнес Максим. — Ты уверен? — Да, — скрепя сердце кивнул Максим. — Такое нельзя замалчивать. Олег на автопилоте включил блокировку планшета и сунул его в портфель: — Я с тобой согласен. Только… Максим от его паузы едва не поседел. — Ты еще что-то нашел?! — Нет, наоборот, — быстро сказал Олег. — Тех бумаг, которые у меня сейчас есть, недостаточно. Нужна информация из самого Театра. Максим в мгновение ока понял, что это значит, но Олег решил пояснить: — Я сейчас не связан с Театром. Более того, Марат меня отстраняет от темы как только может. Чувствует, что я осуждаю его одержимость Артемом. Если я начну включаться в дела Театра, это будет подозрительно. Марат в курсе, как меня бесит балет и все, что с ним связано. Но доступ к Театру теперь есть у тебя. Это наш козырь. — Ага, — только и крякнул Максим. — Если ты сможешь достать еще какие-то улики, мы присовокупим их к обвинению, — заявил Олег с энтузиазмом, которого Максим пока не разделял. — Ты экономист, ты знаешь, что искать. — Я по специальности ни дня в своей жизни не работал. — Дебет от кредита отличишь? Заебись. Суть плана заключалась в следующем: Максим бегло освоится в Театре и, пользуясь служебным положением, раздобудет свидетельства отмывания денег, которые передаст Богдану вместе с бумагами Олега. Заниматься этим лучше без фанатизма и лишнего риска. Не выйдет так не выйдет. Вопрос тогда решится сам собой. Олег уничтожит документы, которые могут навредить Театру, но при этом не особо навредят Марату, и они с Максимом просто замнут это дело. Без веских доказательств никто не должен ничего узнать, прежде всего Артем. Они еще немного посидели в тишине. Максим чувствовал себя плохо. — Проводить тебя до дома? — предложил Олег с неожиданной участливостью в обычно резком тоне голоса. После всплытия новостей о Марате было ясно, что беседа на сегодня окончена. — Ты мне лучше сам напиши, как доберешься, — озабоченно попросил Максим. — И будь, пожалуйста, осторожен. Олег не удержался от улыбки, то ли ироничной, то ли снисходительной, но в ответ лишь кивнул: — Хорошо. Вскоре он уехал, а Максим остался один среди кривых зеркал, чернеющих тенями. Он не двигался с места, пока вдалеке не затихло шуршание колес и последний отблеск фар не растворился в монохроме. Под сердцем дрожала тревога. Максим прислушался, не заведется ли где-то мотор, вгляделся в собственные силуэты, затаившие дыхание на стенах: не затесалась ли фальшивка. За себя он не переживал. Как-то и не подумал даже. Ему было важно, чтобы Skoda Octavia спокойно добралась до места назначения и ее водителю ничего не угрожало. Хотя бы сегодня. Сегодня он этого просто не вынесет. Холодный пот пробежал вдоль позвоночника. Максим зажмурился, втягивая носом воздух: тяжелый и влажный, октябрьский. Пистолет в бардачке. Охранник Гоша. Спецы по прослушке. Это по-прежнему Олег Либерман. Тот самый. Он справится. Он будет в порядке. Нужно выбираться из этих дворов. Пошатываясь на ватных ногах, Максим побрел под ближайшую арку. Куда-нибудь выведет: если не на Гривцова, то на Казанскую или Гражданскую, а там он уже сориентируется. Дома Артем ждет и, наверное, тоже волнуется. Максим на всякий случай проверил телефон. Никто не звонил. Значит, времени прошло еще немного. А может, Тёма обиделся, что утешать его пришел Филипп, пока Максим общается с Олегом. Это ничего. Решаемо. Когда выяснится, что Максим копает под Театр и хочет все руководство посадить вместе с Маратом за решетку, эмоции будут похлеще. При мыслях об Артеме на Максима накатила новая волна тревоги, такая мощная, что захлестнула даже прошлую. Кровь зашумела в ушах, горло перехватило, и в черноте перед глазами запрыгала цветомузыка. Максим, точно пьяный, привалился к ближайшей стене и сполз по ней на асфальт. Он не понимал, где находится, не мог шевельнуться, все тело бил озноб. Только сейчас до него наконец дошло. Он собственными руками лишит Артема Театра, и поступить по-другому нельзя. Чтобы хоть как-то согреться и восстановить контроль, Максим постарался сжаться. С трудом, но у него получилось. Подтянув колени к груди, он уткнулся в них лбом и обхватил себя руками, все силы бросив на одно-единственное дело: дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Вот так. Выдох. Вдох… — Макс? Выдох. — Макс… Теплые ладони бережно раскрыли кокон и обернули существо внутри в спасительную близость. — Макс, посмотри на меня, — дрожащий шепот, голос самый родной. — Макс, ты меня слышишь? Макс… Он тащил его, как на канате, прочь из этой ледяной воды, и Максим, дыша все глубже и ровнее, постепенно сфокусировался. Перед ним на асфальте сидел до ужаса напуганный Артем. Заметив, что взгляд напротив стал осознанным, Артем схватил Максима крепче и затараторил: — Тебя не было полтора часа, я чуть с ума не сошел, звонил тебе раз сто, ты как? Ты слышишь меня? Все в порядке, я здесь, все нормально… Где-то вдалеке светились фонарики. Там, кажется, стоял Филипп. — Тём, ­— хрипло позвал Максим, привлекая его к себе. Артем слегка отпрянул: — Пойдем домой, хорошо? Здесь очень холодно. Не надо здесь оставаться. Я с тобой, не волнуйся… Но Максим хотел ему сказать. — Тёма… Тот сдался: — Что такое? — Тём, я устроился работать в ваш театр. — Ты… в смысле? — осекся Артем. — Я почти месяц работаю у вас пиарщиком, — дыша через раз, выдавил Максим. — Я молчал, потому что не был уверен… Думал, не возьмут, не пройду испытательный… — Ладно, — Артем вновь потянул его за собой от стены. — Тём, хочешь статью в «Собаке»? — В какой собаке? — ничего не понял Артем. — В журнале, они напишут про тебя, — Максим подался вперед и положил ослабшие ладони Артему на плечи. — Большая статья о тебе перед «Ромео и Джульеттой». С фотками, интервью. Я все устрою. Хочешь? — Пойдем домой, я тебя очень прошу, — Артем убрал его руки, согрел поцелуями, а после махнул в сторону фонариков, чтобы помогли. В общем, как-то так Артем обо всем и узнал. Вернее, почти обо всем. — Я тебя понял, — сосредоточенно отозвался Василь, когда Максим в общих чертах передал ему разговор с Олегом и вскрывшуюся информацию о Театре русского балета. Знать подробности, особенно про разные душевные терзания, Василю было необязательно. Дверь кабинета оставалась закрытой, никто из-за нее не выходил. Значит, по-прежнему ждали Максима и продолжения прерванного совещания. Даже хотя Василь был привязан к Театру куда меньше, чем балетные, Максим все равно переживал за его реакцию: еще взбесится и начнет фонтанировать идеями отмщения. Но Василя совсем не удивило, что финансовая помощь Марата оказалась корыстной. В его голове это, наоборот, складывалось в единую и цельную картину. При всей своей мечтательности Василь, однако, не был так наивен, как Максим. И если за рассказом о трудоустройстве друга в Театр он явно не поспевал, то сейчас активизировался: — Артем в курсе, что ты здесь работаешь, но посвящать его в тему Олега не надо, я с этим согласен. — Если Артем узнает, что Олег участвует в делах Театра или моей работе, то не успокоится, пока не добьется всей правды, — добавил Максим. Василь задумчиво покивал: — Да, хорошо. А следом обжег Максима грозным взглядом: — Но от других не скрывайся. Наезд случился так спонтанно, что Максим растерялся: — То есть? В первую секунду он действительно не понял, кого Василь имеет в виду и почему даже воздух вокруг него стал раздраженно накаляться. — Два дня назад, когда приезжал Олег, мы решили работать в команде, — мрачным тоном напомнил Василь. Максима кольнула совесть. — Вась… — Ты должен был рассказать мне обо всем. — Да я не ебу уже, что и кому должен! — вспылил Максим, правда в полтона, чтобы в кабинете не услышали. Вспышка эмоций разбилась о монумент напротив, и пыл Максима немного ослаб. Он попытался объяснить спокойно. — Очень много всего навалилось, Вась. У меня каша в голове. Прошло только два дня, Артем даже не успел проболтаться Филиппу, что я устроился в Театр, а ты от меня требуешь каких-то решений по теме Олега. — Почему ты мне не сказал? — настырно потребовал Василь. — Потому что я понятия не имел, как вы с Филиппом отреагируете! — всплеснул руками Максим. — Если я не найду доказательств вины Марата и руководства Театра, то и незачем воду мутить. — Ты найдешь, — припечатал Василь. — Мы найдем. Вместе. Подобных заявлений Максим никак не ожидал и оттого не придумал, что ответить. — Я не хочу работать в гнилом театре, который отмывает деньги, — все так же жестко заявил Василь. — Филипп, я уверен, тоже. Так что не надо нас щадить. Мы не дети. Мы хотим тебе помогать. Максим слушал его с открытым ртом. — Если мы что-то нароем на Театр и потеряем работу, — Василь передернул плечами, — нахуй такую работу. Он не знал, что конкретно искать и не разбирался в мошеннических схемах, но пообещал за себя и Филиппа приносить любую информацию, которая покажется им важной или подозрительной. Таким образом, втроем с Максимом они смогут копать отовсюду: из администрации, труппы и оркестра. А в преддверии столь большого и дорогого спектакля, как «Ромео и Джульетта», что-то наверняка проскользнет. — Я все же надеюсь, что балет успеют показать, — озвучил одно из главных своих опасений Максим. Он просто не представлял, как Артем переживет срыв премьеры из-за скандала в Театре и ареста Марата. — Было бы классно, — согласился Василь. — Но еще лучше посадить эту тварь. Максим с тяжелым сердцем кивнул. Когда он наконец вернулся в кабинет, то обнаружил, что все расходятся. Время, отведенное на совещание, истекло, участников ждали дела, и пытаться задержать кого-то, чтобы впопыхах закончить презентацию ресторана, было глупо. Наблюдая, как внимательно подготовленные раздаточные материалы засовывают в сумки, оставляют бесхозно на столе или вовсе бросают в урну за ненадобностью, Максим чувствовал себя подавлено. Он обещал хотя бы так помочь Олегу в благодарность за необъятную помощь с его стороны, но даже в этом не преуспел. Погруженный в раздумья, Максим пошел собирать свои вещи, но на полпути его вдруг остановил заместитель директора Театра по фамилии Артемьев. Несмотря на провальное совещание, Артемьев лучился бодростью и приветливостью. — Максим, вас пока не было, мы подумали насчет ресторана. Вы совершенно правы. Мы с вашим предложением согласны, — слегка наклонившись к Максиму и почти по-родственному взяв его за локоть, сообщил Артемьев, после чего еще сильнее приглушил голос. — Вы передайте, пожалуйста, Марату Евгеньевичу и Олегу, конечно, тоже, что с нашей стороны препятствий не возникнет. Услышав знакомое имя, Максим так и вздрогнул: — При чем здесь… Артемьев послал ему таинственную полуулыбку, будто обещал хранить их маленький секрет, и подмигнул: — Вас нам не зря порекомендовали. Мы очень рады, что согласились вас нанять. Вы это тоже Марату Евгеньевичу обязательно передайте. После этого Артемьев растворился в воздухе. Кабинет постепенно опустел, ушла даже помощница Ася. Стало тихо и фантастически пусто, а Максим все стоял с нелепо согнутой в локте рукой, которую до этого придерживал Артемьев. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем заклятие спало и Максим наконец смог шевельнуться. Он приблизился к доске, исписанной заметками, и дочиста ее вытер, собрал вещи в портфель, точно задержавшийся после пары студент, а затем сгреб все оставленные на столе распечатки про ресторан Le Roi Soleil, сложил их аккуратной стопочкой, раскрыл окно и вышвырнул с третьего этажа.