Grand Pas

Песня к главе: Света — Ты не мой

Все это началось с Олега. Максим надеялся, что утром их побег из ресторана, прогулка по спящему Петербургу и откровения у тихих вод Фонтанки покажутся сном: странным и непонятно как зародившимся в голове, которая вроде пока понимала значение слова «бандит». Окей, произошло что-то… — тут Максим спотыкался — что-то произошло, пускай. Ночные флюиды, внезапное доверие, шаверма еще эта — все смешалось в одурманивающий туман. К утру желание спасать Олега, как и положено нормальному туману, рассеется. Все вернется на круги своя. Максим проснется в здравом уме и твердой памяти. Он защищает Артема. Олег сообщник Марата. Максим прокручивал эту мантру, пока не погрузился в сон. А проснувшись, понял, что туман оказался ненормальным и никуда из головы не рассеялся. Более того, ситуация усугубилась, и туман уже начал застилать глаза. Иначе как объяснить, что среди всех предметов в комнате Максим различал лишь торчащий из кармана его брюк ремешок часов Tissot? На Гривцова уже давно не удивлялись, что Максим встает в полдень, и уезжали в Театр, оставив ему завтрак. Ну или не оставив, если Василь ночевал в Песках, а Рома убегал с утра в визовый центр или куда-то в ту сторону. Максим привык к тишине родного муравейника. До окончания больничного оставалась пара дней, но возвращение в офис по-прежнему выглядело нереальным. Если и дальше засыпать к пяти утра, приезжать на работу к десяти не получится. С концентрацией пока проблемы, мотивация и вовсе на нуле. После всего пережитого «умные дома» казались Максиму еще более бестолковыми, чем раньше. Чтобы отвлечься от клубившегося в голове тумана, он даже хотел включить ноут и пробежаться по проектам, правда вспомнил потом, что всех его заказчиков раздали другим менеджерам, а значит, никаких проектов у него нет и проценты с продаж он не получит, пока не найдет новых клиентов. Мозг как-то сам начал развивать эту мысль, Максим понял, что у него нет времени на раскачку и в первый же день после больничного придется прозванивать базу, срочно добывать проекты и вести их в бешеном темпе с нуля, чтобы выйти на сделку и получить хоть какие-то деньги. Ну, от тумана это, конечно, отвлекло, но легче не стало. Кое-как впихнув в себя две ложки гранолы, Максим вернулся в комнату, плашмя рухнул на кровать и решил, что будет ничтожно ждать Артема. Густой туман клубился в голове. Надо же, совсем недавно он понятия не имел, что такое гранола. А это, оказывается, вкусно. Телефон молчал. Максим знал, что Артем занят: у него процедуры для ноги, а после он поедет с Ромой на пилатес. Филипп с Василем и Ксюшей на репетициях, у Паши то ли «Лебединое озеро», то ли «Кармен» в Эрмитажном театре. Светка на работе, с матерью общались на днях, и она не будет звонить. Богдан вроде в области по каким-то там полицейским делам. Ну все. В ближайшее время он никому не потребуется, можно не ждать сигнала уведомления. Но Максим почему-то ждал. Потому что он придурок, вот почему. Другие люди справляются со своими туманами. Стащив телефон со стола, Максим открыл переписку, нашел сообщение про ночное кардио и снова мимолетно усмехнулся. С ним же там ничего не случилось?.. Нет, заходил полчаса назад. Максим со вздохом положил телефон на грудь. Ну и? Оно теперь так и будет? Состояние аморфной туманной недо-эйфории? И как им дальше общаться? Им же нельзя контактировать, пока Максим не выработает иммунитет. Так, ладно. Максим закрыл глаза и подышал, как учил Филипп: глубоко вдохнуть и медленно-медленно выдохнуть. Все будет хорошо. Все пройдет. Это просто инстинкты. Они бестолковые, примитивные, они и на Филиппа так же реагировали. Главное, что их несложно усмирить. Достаточно добавить в придуманный образ чуть больше реальности. Максим поднял телефон и ввел в Гугле «Олег Либерман», попутно вспоминая всю ту грязь, которой начитался в свое время о Марате. Тогда он, конечно, не обращал внимания на мелькавших в источниках людей из цепакинского окружения. Они не имели никакого значения. Сейчас он взглянет на них повнимательней, вспомнит, кто такой Олег Либерман, чем он занимается и почему сочувствовать ему не лучшая идея, и туман рассеется. Все будет нормально. Олег упоминал, что он известная фигура в сфере бизнеса, но масштабы его звездности Максим явно недооценил. Вместо ожидаемых заметок про Марата, криминал и махинации в Максима, как из-под копыт золотой антилопы, полетели жесткие экономические статьи, отчеты, рейтинги, прогнозы и анализы. Аж глаза разбежались от такого изобилия. Чтобы составить папку о Марате, Максим проштудировал десятки желтушных сайтов, полузабытых форумов, постов десятилетней давности в «Живом Журнале» — там было, где покопаться. Олег в таких источниках не засветился. Зато засветился в «Форбсе», «РБК», «Собаке», Esquire и даже The New York Times. В результатах поиска не было ни одной сомнительной ссылки, ни одного кричащего заголовка, никакой критики — боже, просто портфолио сверхчеловека. В первую очередь Максима интересовали иностранные статьи, но английский у него хромал, причем в тематике бизнеса на обе ноги сразу. К тому же, сайт The New York Times с порога требовал купить подписку, прежде чем покажет что-то, кроме фиги. Пришлось ограничиться российскими сайтами, но и там Максима надолго не хватило. Все связанные с Олегом материалы были посвящены его профессиональной деятельности в инвестициях, финансах и ресторанном бизнесе. Неподготовленному человеку читать такое было больно, а Максим даже с дипломом экономиста довольно скоро ощутил себя неподготовленным. Помимо муторной аналитики и статей о компании, которой руководил Олег, Максим нашел несколько его интервью. Ни в одном из них не оказалось вопросов о свободном времени, каком-нибудь там хобби, о жизни в целом, о человеке, с которым общались. Олег великолепно рассуждал об IPO, Spac и прочей инвесторской дичи, и больше никого ничего не волновало. Максим гадал, что здесь первично: политика изданий или закрытость самого Олега, но выглядело это все жутковато. Даже вступления к интервью с рассказом о госте ограничивались профессиональными заслугами: успешный бизнесмен, с отличием закончил МГУ, стажировался в Штатах, обладатель тысячи премий, капитал компании превышает пределы человеческого сознания — именно это Олег начал затирать в ресторане, прежде чем Максим его прервал. Зато интервью сопровождались фотографиями, и выглядели они довольно мило, несмотря на то что их сняли в душной атмосфере рабочего кабинета. Во-первых, Олег был бессовестно фотогеничным, и даже самые криворукие фотошоперы не смогли испортить его природную красоту, как ни старались, а старались они изо всех сил. Во-вторых, Максим не переставал восхищаться либермановским стилем. Это в обычной жизни Олег одевался в кашемировые бадлоны и джинсы с рваными краями. Для понтовых журналов надо было принарядиться, а потому в ход пошли и волшебный твидовый пиджак цвета мокрого песка, и платочек, кокетливо торчащий из нагрудного кармана, и бликующие успехом лаковые туфли, и золотой перстень на мизинце, и знакомая Максиму тросточка — ну прелесть же. В-третьих, некоторые интервью выпустили, когда Олегу, судя по датам, было не больше двадцати пяти лет. Он уже тогда многого добился и вовсю раздавал советы молодым предпринимателям, но Максима по-прежнему интересовали фото. Пять лет назад черты Олега были мягче, скулы еще не поражали воображение дерзкой остротой, он весь казался более текучим, плавным, утонченным, даже отчасти трогательно смешным с этими своими бутончиками в петлицах. Выражение лица, наклон головы, улыбка, позы на фотографиях — там не было спесивости. Олег казался амбициозным обаятельным юношей, который любит свое дело и с удовольствием о нем рассказывает. Лишь направленный в камеру взгляд оставался таким же суровым, как сейчас, напоминая Ледовитый океан, и лишь по взгляду стало ясно, что в тот период своей жизни Олег уже работал на Марата. Холодок побежал по рукам, и Максим скорей закрыл все вкладки. А после перешел из поиска Гугла по ссылке Инстаграма. Для начала пришлось вернуть на место рухнувшую челюсть, потому что у Олега откуда-то собралось почти десять — десять! — тысяч подписчиков. Но в остальном, как и следовало ожидать, его профиль создавал впечатление успешной жизни человека, который знает, что такое ланъярд. Здесь не было ни одной случайной фотографии, каждая вносила вклад в образ и, прежде чем попасть на страницу, проходила тщательный контроль и обработку, чтобы соответствовать назначению, стилистике и общей цветовой гамме. В результате сетка получалась такой выдержанной и гармоничной, будто ее вел не обычный человек, а профессиональный сммщик. То есть у Олега еще и эти навыки есть, усмехнулся про себя Максим, прежде чем догадался, что у Олега, скорее, есть деньги и он действительно готов потратить их на личного сммщика. Подавляющее большинство снимков, как ни удивительно, показывали Олега за работой. Он регулярно выступал с презентациями, проводил переговоры с партнерами, принимал участие в бизнес-ужинах, бизнес-завтраках и всех остальных приемах пищи, которым можно подрисовать приставку «бизнес», ездил на конференции, а некоторые организовывал сам от лица своей компании. Судя по датам фото, у Олега каждый месяц по несколько публичных мероприятий, почти все серьезные и масштабные. Максим просто поражался его трудоспособности и не понимал, как он с таким графиком еще успевает заниматься бандитизмом. В верхней части страницы висели сохраненные альбомы с одинаковыми круглыми обложками и подписями «ПМЭФ-2019», «ПМЭФ-2018», «ПМЭФ-2017», «ПМЭФ-2016»… Листая линейку, Максим уж думал, что в конце дойдет до «ПМЭФ-1703». Из интереса он ткнул по нескольким кружкам. Старые сторис не были так дотошно обработаны, как парадные фото в профиле, а потому казались более живыми. Где-то Олег с важным видом читал доклады на фоне страшных графиков c названиями типа Q4: Challenges & Opportunities. Была куча репостов от участников ПМЭФ, которые сфоткались с селебрити и отметили его. Были снимки от официальных фотографов. Были смазанные кадры, где Олег жмет руку Беглову. Были групповые фото. Чего там только не было, но абсолютно на всех фотографиях, кто бы их ни снимал, Олег получался лучше всех. Он просто был самым красивым. После романтичного бриолина из журналов пятилетней давности возвращаться в наши дни Максиму было больновато, хотя контраст подчеркивал, как сильно Олег повзрослел. Юношество обтесалось, черты стали более жесткими, мужскими, в позах появилась стать. В тридцать лет Олег был в лучшей физической форме, чем в двадцать пять, и лишь немногим уступал сейчас Филиппу. Чувствовалось, как упорно он над собой работает. Еще он, кажется, слегка подкачал губы… Ох, Олег. Немногочисленные фотографии из повседневной жизни давали понять, что владелец страницы любит активный и красивый отдых. Вот Олег наслаждается весенним солнышком на палубе частной яхты: льняные брюки, матроска, топсайдеры, в тонких пальцах зажата дужка снятых очков-авиаторов — прямо-таки герой любовных фильмов двухтысячных. А вот он стоит на сноуборде внизу горнолыжного спуска: сияет ярче снега на склонах. Даже в полной экипировке Олег выглядел потрясающе, демон. Если листнуть чуть ниже, можно найти атмосферный осенний кадр из Метрополитен-музея: на Олеге тонкий свитер цвета кофе с корицей, и Караваджо на фоне ему очень идет. Но самое сильное впечатление на Максима произвела фотография, сделанная нынешним летом. В небольшом зеленом сквере было расставлено штук двадцать шахматных досок. За одной из них на скамейке, какие ставят во всех скверах на свете, сидел Олег в светло-серой футболке с аккуратной неброской надписью Le Roi Soleil. Его окружала разношерстная компания от первоклассниц с щербатыми улыбками до неунывающих дедков в кепках. В толпе обнаружилось несколько девчонок и парней в точно таких же, как на Олеге, серых футболках, и одну из девушек Максим узнал без труда: это была хостес из ресторана. Локация подсказывала «Овсянниковский сад, Санкт-Петербург», а подпись объясняла: «Спасибо всем, кто принял участие в нашем открытом шахматном турнире. Мы с ребятами из “Ле Руа Солей” провели его впервые и благодаря вашему неравнодушию решили сделать регулярным. Для меня было честью сразиться с такими достойными соперниками, и я получил огромное удовольствие от наших партий и общения. Напоминаю, что собранные средства будут направлены в фонд “Жемчужина”, который оказывает помощь детям с генетическими заболеваниями». В комментариях какая-то женщина написала: «Не скромничайте, Олег. Это для НАС честь встретиться с ВАМИ. Спасибо, что помогаете нашим ДЕТЯМ». Максим закрыл Инстаграм. Так, ладно. Что-то туман не рассеивается. Олег не писал ему весь день. Неужели обиделся на молчание после пожелания доброй ночи? Серьезно? Они же вроде не подростки. В Сети появлялся, значит, жив-здоров. Может, самому написать? Но о чем? Просто «Привет»? Бред какой-то. Максим полистал переписку. Они общались от силы пару раз в неделю, всегда по существу, и инициатором общения выступал Олег. Раньше Максим не заострял внимание на таких вещах, но сейчас они внезапно стали важными, поэтому, так и не дождавшись сообщения, Максим перед сном успокаивал тревогу тем, что Олег и не должен писать без повода. Ничего необычного не происходит. Все нормально. Все как всегда. Следующим утром по пути в «Медору», сидя на заднем сиденье такси, Максим увидел, что в Инстаграме появились новые сторис. От фиолетовой окружности вокруг аватарки сердце екнуло волнением. Да какого… Пришлось смотреть. Оказалось, что Олег продублировал пост из профиля Петербуржского еврейского центра. В начале лета он был гостем на их мероприятии, и к концу сентября они наконец-то выложили отчет. Насколько понял Максим, встреча посвящалась открытию выставки в небольшом местном музее толерантности и включала в себя экскурсию, лекцию и чаепитие. «Спасибо за приглашение!» — отметился в комментариях Олег. Было странно видеть его не в главной роли, но очевидно, Еврейский центр гордился знакомством, потому что на всех фотографиях возле Олега был мужчина в возрасте, подозрительно похожий на директора или другого важного руководителя, и они любезно о чем-то беседовали. Прием врача прошел как в тумане. Максим слушал вполуха и механически отвечал на вопросы о самочувствии, блуждая мыслями в виртуальной реальности. С этим нужно что-то делать. Так не может продолжаться. Если Артем узнает… Здесь Максим себя останавливал, потому что прогнозировать подобное развитие событий было физически невыносимо. Что с ним происходит? Какого хрена он лазит по чужим инстаграмам, когда вселенная подарила ему любовь самого прекрасного юноши? Но ведь он подписан и на Филиппа, и на Василя, и на Ромашу — это же не предательство по отношению к Тёме. Олег всего лишь еще один человек из их окружения, о котором стоит узнать побольше. А с учетом того, что это за человек и по какому вопросу им приходится взаимодействовать, давно пора изучить его соцсети вдоль и поперек. — Вам Переулок Гривцова или куда? — в третий раз переспросил водитель такси. ­­­— Да-да, Гривцова, — отрешенно кивнул Максим. — Вы только не уезжайте потом, я кое-что заберу и поеду по другому адресу. Вечером он собирался встретиться с Богданом и Василем на репточке, но, поскольку любая лишняя минута в комнате Артема разъедала его стыдом, точно серная кислота, решил взять пэд и скоротать время у матери. Тем более на днях она купила в двушку шкаф, потому что прогрессивные дизайнеры Марата Цепакина не рассчитали среднее количество российского барахла, и нужно было собрать этот шкаф быстрее, чем зять Серега. Во второй половине дня инстаграм Олега дополнился еще одной историей. Повесив пиджак на спинку офисного кресла, он подписывал бумаги за широченным столом, который придумали специально для того, чтобы трахать на нем секретарш. Ну или секретарей. Максим выронил отвертку, которой прикручивал дверцу материного шкафа. Хорошее, кстати, упражнение для мелкой моторики. Так, все. Хватит сидеть в Инстаграме. Если Артем что-то опубликует, на телефон придет отдельное уведомление. Остальное неважно. Это просто картинки из Интернета. Фантомы. Они не имеют значения. Утром Олег выложил неожиданную для себя историю. Уже привыкший к деловому стилю его страницы, Максим удивленно глотнул кофе, когда вместо очередного галстука вдруг увидел знакомую кисть руки. Олег сделал фото сам: сверху, небрежно, как бы случайно поймав движение пальцев по колену. Не было ни лица, ни какого-то еще контекста. Лишь светлая ткань дорогих брюк, нога, закинутая на ногу, и касание ладони. На фоне прошлых сторис и самого профиля это выглядело совершенно бессмысленно. А разве он нужен, смысл?.. Мелодичность линий, серебряная хрупкость браслета на запястье и осязаемость загорелой кожи вплетались в выразительный рисунок вен и в обрамлении искусно подобранных колец создавали атмосферу тонкой чувственности. Пытаться объяснить это разумом было как минимум пошло. Пытаться анализировать ощущения — глупо. Фото несло в себе сдержанный аристократический эстетизм, и ты либо понимал его, либо нет. Максим надеялся, что понял. От Олега по-прежнему не было ни сообщений, ни звонков, но после обеда в его инстаграме появилась новая история. Это по крайней мере подтверждало, что он в порядке. Заходить в «Контакт» и листать мемы можно даже при смерти, а вот фотки в Инсту уже вряд ли станешь выкладывать — так рассуждал Максим, в очередной раз нажимая по аватарке, подсвеченной фиолетовой окружностью. После странного утреннего затмения история была нормальной, офисной: Олег выступал с докладом и, стоя у электронной доски, на которую с проектора выводились трехэтажные диаграммы, что-то рассказывал хмурым дядькам. Если бы Максим не знал Олега лично, решил бы, что это стоковое фото для учебника по Business English. Хотя нет. Фото все же отличалось от остальных, просто у Максима глаз замылился, чтобы сразу это заметить. В конференц-зале, похоже, отсутствовал кондиционер. Или он выключился. Или сломался. В общем, там было жарко: все сидели без пиджаков, а Олег так и вовсе закатал рукава рубашки до локтей, обнажив татуировку в виде двух черных колец. Вопиющее нарушение делового этикета. Просто немыслимое. Разве можно так бессовестно демонстрировать всем вокруг свои голые руки? Тем более с татуировками. Это отвлекает от дела. Это непрофессионально. И очень красиво. Десяти секунд, которые Инстаграм давал для просмотра сторис, Максиму не хватило, и он опомнился, лишь когда Олег вдруг сменился Светкой с букетом на фоне БДТ. Это они с матерью вчера ходили на «Дядю Ваню», или «Три сестры», или «Вишневый сад». Какого-то Чехова, короче. Пришлось вернуться и зажать экран пальцем. Как же он был хорош в своей дерзкой неформальности. Максим не мог отвести от его предплечий взгляд. Собранный, взрослый, руки подняты в уверенном жесте, помогая донести мысль до слушателей, — настоящий безупречный профи, которому, однако, не чужды человеческие слабости. Кто сказал, что авторитетный бизнесмен не может сделать татуировку или так запросто показывать ее партнерам? Олег знал, что его репутация не пошатнется от пикантной детали образа. Что в пиджаке, что с закатанными рукавами — его слушали одинаково уважительно, и он легко позволял себе вольности. Контраст офисной атмосферы и стильной татуировки не покидал мысли Максима до вечера, пока Олег не выложил следующую историю: видео из тренажерного зала. Конечно, по физической форме было ясно, что зал Олег навещает исправно, но к наблюдению за этим процессом Максим как-то не подготовился. Камера снимала снизу — вероятно, телефон стоял у стены — а Олег, одетый в облегающие черные шорты с футболкой, подтягивался обратным хватом. На фоне бродили люди в цветастых лосинах, попивали из бутылок воду, и никто не обращал внимания, что Олег там уже преспокойно начал второй десяток. Максим ощутил, как по телу расползается подозрительный жар. Так. Стоп. Вот оно. Вот. Вот почему у Олега красивые руки. Он просто занимается спортом. Так же, как и Филипп. Все. Тайна раскрыта. Он обычный человек. Можно выдыхать. Доделав пятнадцать подтягиваний, Олег спрыгнул с турника и направился к телефону. В ушах «эйрподсы», на губах полуулыбка — он наклонился, глядя в камеру, и весело подмигнул. Видео оборвалось. Максим вздрогнул. Показалось, что Олег увидел его прямо через экран. Все, пора заканчивать. В инстаграме Олега нет ничего важного для их общего дела, а следить за бесконечной либермановской работой с перерывами на общественные мероприятия и спорт Максим уж точно не собирался. Он вообще был редким гостем в Инстаграме, свой профиль обновлял раз в пятилетку, чужие смотрел от силы по выходным. Не интересовался он этой соцсетью. Филипп ему как-то даже предъявил, что нормальные друзья не должны жопить свои драгоценные лайки. Максим не жопил, честно. Он настроил уведомления о новых публикациях Артема и просматривал посты в ту же секунду, как они появлялись. Но Филипп все равно обиделся по гроб жизни, так что в итоге Максиму пришлось поставить уведомления и на него. Понимая, что волевого усилия недостаточно и руки все равно будут тянуться к Олегу в профиль, Максим решил заблокировать его от греха подальше и с этой целью открыл Инстаграм поздно вечером, когда Артем уже спал. Вокруг аватарки фиолетовым кружком маячило приглашение в новую историю. Ну уж нет. Нифига. Он больше не станет смотреть. У Олега десять тысяч подписчиков, вот пусть они и развлекаются. А Максим зашел сюда последний раз и то лишь затем, чтобы заблокировать. Как это сделать, кстати?.. Ладно, щас разберемся. Получается, он добавил историю уже после зала? В офис, что ли, вернулся? Рабочий день давно закончен, личную жизнь он не показывает, для репостов тоже поздновато: кто проникнется благотворительностью посреди ночи? О чем такой закрытый человек, как Олег Либерман, с его стилем ведения соцсетей может поведать в это время суток? Дедлайны горят? В ресторане полная посадка? Может, у него есть рубрика «ночной Марат»? Максим перешел из настроек обратно к аватарке с фиолетовым свечением. Да сука. Все, это точно последний раз. Самый последний. Он нажал по аватарке, развернул на экран новую историю — и тихо ахнул. Это было селфи, снятое через подсвеченное зеркало в затемненной ванной комнате. В одной руке айфон, другая согнута, касаясь нежного изгиба шеи. Золотистая кожа не прикрыта ничем, кроме татуировки. Влажные волосы растрепались, капли воды блестят на гладкой груди, проскальзывают по обнаженному торсу вниз, еще чуть ниже, еще, по прессу, мимо тазовых косточек, стекают под край снимка, глаза прикрыты, и на губах все та же легкая полуулыбка, вот только больше не смешливая, а обжигающе терпкая. Внизу снимка таяла подпись «Доброй ночи…» Задохнувшись, Максим отшвырнул телефон и больше его не трогал. Заснуть в итоге так и не получилось. А как заснуть, если весь горишь изнутри? Он старался об этом не думать. Не вспоминать, не представлять, не развивать и уж точно не анализировать. Да и что тут, собственно, анализировать? Максим и так уже все про себя понял, пока лежал до утра не смыкая глаз. Он ужасный человек, не способный справиться со своей низменной животной сутью, и он не достоин той чистой трепетной любви, первой любви, которую дарит ему Артем. — Макс, ты в порядке?.. ­— лохматый и рассеянный спросонья, Тёма выбрался из одеяла, встревожившись, что Максим пролежал всю ночь, таращась в потолок. — Все хорошо, — неубедительно отозвался Максим. — Днем прилягу, не переживай. — Ладно… — Артем привык просыпаться в обнимку и не понимал, почему Максим со вчерашнего вечера ни разу к нему не притронулся. Зато Максим, сгорая от стыда, отлично понимал. — Если хочешь, не пойду с Филом в зал, а сразу после Театра вернусь домой, побудем вместе, — предложил Артем. — Хочешь? Максим повернул к нему голову и с трудом выдавил из себя улыбку: — Не надо, все нормально. — В груди тянуло и саднило. ­— Тебе нельзя пропускать тренировки, это может быть опасно для ноги. — Один-то раз… — Я Васе обещал почистить песню вечером. У нас, кажется, почти готов первый трек. — Хорошо, — новость о песне порадовала Артема, и его тревога слегка рассеялась. Ласково погладив Максима по щеке, он приободрился и спросил: — Будешь на завтрак тосты со шпинатом и сыром? Я сделаю. Максим поймал порхающую руку и приложился губами к центру ладони: — Обожаю твои тосты с травой. После того как все уехали в Театр и квартира опустела, Максим получил возможность заняться активным самобичеванием. С одной стороны, история с Инстаграмом закончилась. Последнее фото явно было за гранью. Максиму это не нужно. И он не будет на это больше смотреть. С другой стороны, надо зайти в Инстаграм и заблокировать Либермана. Вдруг тот напишет первым? Неизвестно, как тогда отреагируют инстинкты. Одно Максим знал наверняка: он ни за что не предаст Артема и ни за что не потеряет его из-за мимолетной тупости. А значит, он должен обрубить все пути в инстаграм Олега. Им не надо сближаться. Это лишнее. Их ничего не связывает и не может связывать, кроме общего дела. Полуголые фотки общему делу не помогут. Как это все, блин, развидеть теперь? Мучась виной, Максим бродил несколько часов по Коломне, а после рухнул в Юсуповском саду на скамейку и вытащил из кармана телефон. Лучше тут, чем на Гривцова. Он боялся увидеть фиолетовый намек на очередную историю, хотя и знал, что в этот раз сможет себя пересилить. К счастью, новые сторис не появились. Зато внезапно появилась публикация в профиле, и, как Максим ни хотел разделаться с Олегом побыстрее, проигнорировать ее чисто визуально оказалось сложнее, чем сторис. На фотографии Олег, одетый в облегающие джинсы и свободную льняную рубашку, расслабленно сидел на залитой солнцем парковой лужайке. Рядом развалился питбуль — тот самый, с дачи Марата. Если Максиму не изменяла память, пса звали милейшим именем Цербер. Мощный, шерсть лощеная, насыщенно черного цвета, на шее грузная золотая цепь — он на любого смог бы нагнать страху. Но Олег ласково трепал его за ушами, а он смотрел на Олега с обожанием, и картина эта была столь идиллической, что у Максима таяло сердце. Ни в одной связанной с Олегом публикации в Сети не было каких-либо упоминаний Марата. Ни совместных фото, ни намеков на общий бизнес, ни, упаси боже, слухов о криминальной деятельности. Создавалось впечатление, что Олег с Маратом в принципе не знаком. У него собственная жизнь, вполне себе добропорядочная. Даже как-то неловко приписывать такому человеку участие в цепакинской ОПГ. Что за буйные фантазии? Но все же питбуль на фотографии принадлежал Марату. «В начале сентября мы с Церей побывали на ежегодном фестивале “Добропарк”, который помогает животным из приютов обрести новый дом. Спасибо организаторам! Ваш труд очень важен. За два дня почти пятьдесят животных нашли семью. Потрясающий результат. Ну а Церя, похоже, нашел столько же новых друзей ;) Листайте фото» Лучше бы Максим не листал. Это было выше его сил. Цербер, или Церя, как нежно звал его Олег, был самым дружелюбным псом на свете. На всех снимках он резвился, или играл с другими собаками, или пытался запрыгнуть Олегу на руки, или бежал к нему через полосу препятствий, или скакал рядом, пока Олег с гордостью демонстрировал фотографу завоеванную псом медаль. Вместо символа власти Цербер являл собой воплощение любви, и эта любовь преображала Олега: он казался душевным, открытым и жизнерадостным, он свободно общался с другими участниками фестиваля и гладил их собак, он весь сиял — он был счастлив, и Максим не мог отвести от него глаз. Да что ты такое, Олег Либерман?.. Наверное, Максим бы так и листал снимки в посте до бесконечности: туда-сюда, туда-сюда… Но в какой-то момент телефон вдруг ожил, чирикнув и дернувшись от вибрации, и Максим встрепенулся. На экране висело уведомление Инстаграма. В директ пришло сообщение от пользователя O.Liebermann. «Привет)» — вот и все, что там было написано, но Максим прочитал иначе: «Хватит прятаться, я тебя вижу» В этот раз он разобрался с настройками быстро. Пришлось задержать дыхание всего на несколько секунд, прежде чем O.Liebermann лишился возможности писать ему новые сообщения. Подняв от телефона голову, Максим не сразу сориентировался в пространстве и еще какое-то время рассеянно таращился на пруд Юсуповского сада. Как он сюда вообще попал?.. Блокировать человека — наверное, самое подлое, что можно придумать, но Максим не был готов к общению. Так же, как не был готов продолжать радикальные меры: блокировать Олега во всех мессенджерах, удалять его номер, вносить в черный список — вычеркивать напрочь из жизни. Во-первых, оно так не работает. Если надо, Олег свяжется с ним через других людей или попросту приедет лично. А во-вторых, рука не поднялась. Он же сам постучался к Олегу в душу, предложил участие, принял подарок, а теперь струсил и вот так по-свински отворачивается. Олег гордый. Он его не простит. И никаких общих дел у них, пожалуй, больше не будет. Оно и к лучшему. Олег разберется с Маратом без Максима, тем более теперь, когда сотрудничает с Богданом и МВД. Максим в их цепочке всего лишь посредник, его легко заменить. Да и сам Максим устал от криминальных разборок и конспирации. У него в «общем деле» другая задача. Он останется рядом с Артемом, который очень нуждается в поддержке, и позаботится о его душевном состоянии. Ну и о себе немного. После всего пережитого они заслужили покой. Вечером Максим ждал Артема на скамейке у служебного выхода Театра русского балета. Репетицию с Василем пришлось отменить, качалку с Филиппом тоже. От такого изменения планов Артем испытал невероятное облегчение. Он терпеть не мог силовые упражнения, хоть и понимал их важность для танцевальной формы. Максим тоже понимал, но был рад в последнюю минуту украсть принца из лап огнедышащего дракона, который всю дорогу через дворы-колодцы разорялся, что на одном пилатесе далеко не уедешь. Плана у них не было, денег тоже, поэтому Максим, закинув на плечо спортивную сумку Артема, бодро предложил гулять куда глаза глядят. Сумка, кстати, весила тонну, но и Максим был джентльменом упрямым, так что, сколько Тёма ни порывался забрать свои вещи обратно, Максим ему этого не позволял. — Ты и так весь день трудился, — аргументировал он. — Я тружусь вполноги и вместо репетиций торчу в реабилитационном крыле, — ворчал Артем. — У тебя рука больная, тебе нельзя носить тяжести. — Это другая рука. — Блин… — Артем пристыженно запинался. — Ну все равно. — Я хочу за тобой поухаживать. Можно? Против этого Артем был бессилен и, очаровательно смущаясь, приглушал голос: — Можно. Максим бы и его понес с радостью. Прогулка по вечернему городу получилась не похожей на прежние, когда Максим учился преодолевать расстояния длиннее километра и однажды увел Артема из Театра аж до самой Петропавловской крепости. Они совсем недолго шли по Моховой, как вдруг Артем коснулся рукава Максима и потянул обратно во дворы. — Ты что это задумал? — спросил Максим с заинтригованной улыбкой. Артем шепнул в ответ: — Доверься мне. Конечно, Максим верил, ныряя за Артемом под неведомую арку. Фоновый шум резко стих. Огни фонарей растворились во мраке. Легонько толкнув незапертую калитку кованых ворот, Артем поманил Максима за собой и юркнул в колодец между высоких сумрачно сизых стен. Максим догадывался, что здесь, через сраставшиеся арками дворы, проложен быстрый путь от Моховой, но пока не мог сообразить, куда. — Пойдем, — Артем крепко взял его за руку. Покинув витрины улиц, было нечего больше бояться. Они остались одни, защищенные равнодушием окружающих их сонных окон. В отличие от Максима, который с интересом оглядывался по сторонам, Артем хорошо ориентировался в паутине зданий и, шагая вперед, без колебаний выбирал нужную арку на развилках. — Не знал, что здесь целая сеть открытых дворов, — восхитился Максим. — Как ты ее нашел? — Это Паша нашел, — поправил Артем, не желая забирать себе чужие лавры. — И вы так дорогу до работы срезаете? — Иногда, — Артем кивнул. — Если решаем прогуляться. Но обычно все на машинах, и я хожу тут один. Ходил. Раньше, — голос его вдруг съехал с ритма, и следующая фраза вырвалась словно против воли: — Я тут прятался. — Тём… — Сердце у Максима резко сжалось. — Сюда нельзя заехать, и, если Марат караулил меня возле Театра, я мог таким образом его задержать, — печально объяснил Артем. — Ему тогда приходилось вылезать из «Эскалейда», тащиться за мной, искать, а я в это время бегал, как заяц. Здесь можно сворачивать в разные арки и выходить на разные улицы. Я все варианты выучил. Марат так и не смог. Пока он пытался разобраться, куда идти, я уже оказывался на Невском, или Литейном, или еще где-нибудь и сливался с толпой. Чувствовал себя как во снах, где ты бесконечно бежишь, а тебя бесконечно преследуют. Максим остановился прямо в центре очередного бетонного пятачка: — Иди ко мне. Будто только того и ждал, Артем с готовностью к нему прильнул и, потянувшись навстречу, позволил себя поцеловать. Никто не мог их здесь увидеть, кроме разве что жителей, которым взбредет в голову полюбоваться из окна двором-колодцем на закате. О них Максим не беспокоился, и руки его надежно обхватили юношеское тело, трепещущее от ледяных воспоминаний. — Это в прошлом, — шепнул Максим между поцелуями. — Все хорошо. Я с тобой. — Я так тебя люблю. — И я тебя. — Я просто… — Артем шмыгнул носом и издал разочарованный вздох. — Прости, что превращаю свидание в какую-то херню. — Ну ты чего? — усмехнулся Максим, клюнув его кончиком носа. — Меня тошнит от этих дворов, и я хотел пройти через них с тобой, чтобы все мерзкое переписать хорошим. — Я так сразу и понял, — уверенно соврал Максим. — Я не планировал тут реветь, если что. — А ты ревешь? — Нет. — Вот и я не заметил. Артем слабо улыбнулся, пряча глаза, и решил еще кое в чем сознаться: — Мне по-прежнему тяжело рассказывать. О том. Особенно тебе. Я вроде головой все понимаю, но внутри какой-то блок стоит. Я постараюсь его преодолеть. — Ты молодец, Тём, — Максим бережно преклонил его голову к своему плечу. — Ты самый сильный из всех, кого я знаю. Честно. Я так говорю не потому, что люблю тебя. Поэтому тоже, конечно. Ну я имею в виду… В общем… — Все, молчи, — засмеялся Артем. — Молчу. Они обнимали друг друга под осыпающимся, словно снег, свечением лампочек парадных еще несколько минут, пока Максим не почувствовал, что Артем стоит на ногах ровнее, и не отважился его отпустить. — Значит, так, — скомандовал он, нежно убирая за ухо Артема встопорщенный локон. — Ты меня сейчас проведешь таинственным маршрутом до неизвестной улицы, а я оттуда заберу тебя в кино. — В кино? — удивился Артем. — Какое? — Ближайшее. Артема план устроил. Через полчаса они сидели на галерке «Авроры», целуясь под сопровождение фестивальной французской драмы. «Аврора» на Невском проспекте, это был старейший и один из самых атмосферных кинотеатров Петербурга, проникнутый неповторимым флером, романтикой старины и живописностью. Вместо распиаренных блокбастеров здесь показывали камерное авторское кино и вдохновляли зрителей на размышления. Но все это прошло мимо Артема с Максимом. Они не заметили ни барельефов в холле, ни изысканной лестницы, ни стилизованного под старину буфета, проигнорировали необычную планировку зрительного зала и даже не прочли описание фильма. Здесь были только они и пара девушек, которые, кажется, тоже пришли на свидание. Все полтора часа, пока на экране неспешно менялись статичные кадры, пару раз дополнившись музыкой и диалогами, Артем с Максимом занимались на заднем ряду друг другом, точно школьники. — Макс! — перепугано шикал Артем, когда горячая рука опускалась на его бедро с вполне понятными намерениями. — М-м?.. — мурлыкал в ответ Максим. — Я себя неприлично веду? — Очень! — Мне перестать? Одно твое слово, и я перестану. Артем пыхтел смущенно и невнятно, заставляя Максима таять от удовольствия, и ерзал под его рукой, как бы отстраняясь, хотя в итоге после всех телодвижений рука оказывалась ровно там, где и планировала. Максим обожал его такого. К концу фильма от печали Артема не осталось и следа. Максиму так хорошо удалось переключить настроение, что, не зажгись в зале свет, Артем бы повалил его прямо за кресла. Как добрались потом до дома, Максим не запомнил. Помнил только, что не задернули шторы, суетясь в полумраке. Помнил, как покрывало полетело на пол и мягко спружинил матрас. Помнил цокот расстегнутого ремня, шуршание ящика тумбочки, тепло у себя в груди, когда Артем проворчал: «Да где, блин, она…», и взвившееся от одного его взгляда желание. Они были так близко той ночью, дыша в унисон, и не размыкали объятий. Артем скрестил ноги у Максима за спиной и двигался с ним в один ритм, то запрокидывая голову с длинным стоном, то возвращаясь, чтобы смотреть безотрывно в глаза. Их любовь была упрямой лодчонкой, сорвавшейся из гавани в открытый океан. Позже они лежали, распластавшись по кровати, и смеялись от накативших эмоций. Их придавило к матрасу. Сил не было даже до душа дойти. — Будто нарыв в груди лопнул, — вдруг сознался Артем. Максим повернул к нему голову: — Ты про что? — Про те дворы у Театра, — Артем взлохматил кудри, вольно рассыпавшиеся по голове. — Теперь, когда ты знаешь, все это и правда потеряло свой зловещий смысл. В окно, переплетаясь с жидким золотом, струился серебристый лунный свет, и даже шторы, которые Максим все же задернул перед сном, не могли заглушить его полностью. Артем уснул почти сразу, как вернулся из душа: приютился у Максима под боком и засопел. Из-за стенки звучала умиротворяющая гитарная мелодия, и Максим, рассматривая потолок, известный до мельчайших трещин, слушал ее с упоением. Мысли его наконец были ясными. Утром он поехал за кое-какими вещами в Девяткино. Ощущения накатывали странные, волнительные, даже, пожалуй, неоднозначные. После случившегося на даче Марата Максим возвращался в свою квартиру впервые и готовился увидеть застывший во времени памятник того, что осталось по другую сторону разлома его жизни. Артем об этом ничего не знал. Он бы запретил Максиму ехать. В представлении Артема Мурино кишело бандитами — ну, не сказать, чтобы он уж совсем заблуждался ­— а вокруг дома Максима дежурили головорезы с кинжалами в зубах. Саму квартиру держали на прицеле снайперы, каждый угол был заминирован, а если и это не поможет, все предметы обработали ядом. Короче, идею съездить в Девяткино Артем не приветствовал. Максим, со своей стороны, Марата не боялся. У Марата была тысяча возможностей незаметно добить его в больнице, и он ни одной не воспользовался. Более того, компенсировал причиненный на даче вред. Надо быть совсем отбитым, чтобы после этого устроить разборки в ипотечной однушке. И все же возвращение в Девяткино Максим откладывал до последнего: чувствовал, что оно разобьет ему сердце. Квартира, которую он покупал, надеясь однажды разделить с любимым, почти стала для них с Артемом домом. Здесь они проводили счастливые вечера, здесь случилась их первая близость. Артем был готов сюда переехать, прежде чем Марат уничтожил все планы. Квартиру в Девяткино, как и бедный «Солярис», Максим хотел бы поменять на что-то более солидное, но все равно при этом полюбил. Он впервые сыграл здесь дуэтом с Василем и поверил в будущее их группы. Здесь до сих пор стояли барабаны. И сколько Максим ни настраивал себя на встречу с ними, она далась ему трудней всего. Каким он был кретином, что не ценил возможность беспрепятственно играть! Он кучу времени потерял, растратил на идиотские страхи, чужие ожидания и борьбу с собой. Он мог заняться музыкой сразу после армии и стучал бы уже целых десять лет, а не каких-то полгода. Десять лет псу под хвост. Боже. Максим измучено присел на край дивана. Электронные барабаны ждали его в центре комнаты. Запылились за два месяца, загрустили. Он по ним тоже соскучился. Рука еще не до конца восстановилась, и врач запретила ударные инструменты как минимум до следующей недели. В качестве компромисса можно было стучать по тренировочному пэду — аккуратно и с частым отдыхом. Максим так и делал, но от тренировочного пэда его уже тошнило. Ладно, надо их хотя бы протереть. Сердце ноет от их заброшенного вида. Совсем немного, и все вернется на круги своя. Главное, что рука заживает без осложнений. Максим прошел огромный путь восстановления, преодолел десятки жутких процедур, заставил свою руку вновь функционировать и теперь, в самом конце, ни за что не сдастся: дотерпит, завершит курс лечения и вернется за барабанную установку с новыми силами, благодарный за каждую минуту, которую может посвятить творчеству. Он достал из-под ванны чистую тряпку, прошел, намочив ее, обратно в комнату, присел на корточки возле барабанов, но почти сразу услышал из прихожей трель входящего. Ну вот ни раньше ни позже. Пришлось оставить тряпку и топать за телефоном. Что-то зачастила мать звонить. Переживает, видимо, после случившегося. Да и тоскливо ей там одной в этой новой квартире. Она, конечно, рада, ощущает себя царицей, но все же царство это для нее чужое. Квартира на Бассейной досталась ей по наследству, они обустроили ее с отцом в конце восьмидесятых как смогли. Потом отца не стало, потом Максим со Светкой выросли, но в родном гнезде мать себя не чувствовала одинокой. К тому же, комнату Максима она с недавних пор сдавала студентам и вроде как даже с ними общалась. А теперь у нее что? Сто квадратных метров нелюбви и неуюта. Надо бы заехать к ней на днях, проведать. Максим стряхнул влажную после тряпки руку и взял телефон со столика для ключей и барахла. Звонила не мама. На экране светилось «Олег Л». Телефон грохнулся обратно, снесенный ледяной лавиной. Максим отпрянул. Перед глазами поплыло. Он правда думал, что его отпустит за день? Механически развернувшись, Максим прошагал обратно в комнату, согнул шарниры коленей и продолжил водить тряпкой по барабанам. Телефон за спиной звонил еще какое-то время и наконец затих. Максим коротко выдохнул. Через минуту все повторилось. Так. Надо что-то делать. Прятаться от телефона до конца своих дней не получится. Вариантов два, и оба потрясающе очевидны: снять трубку или блокировать следующий после Инстаграма канал связи. Я готов с тобой разговаривать / Я не готов с тобой разговаривать. Давай, Макс. Это несложно. Да или нет. Решай. Решить получилось, когда Олег звонил уже пятый раз. Бросив на пол тряпку, Максим уверенно прошел в прихожую, схватил с тумбочки надрывавшийся рингтоном телефон и со всей силы выключил звук. Да, из двух вариантов он выбрал третий: самоустраниться. Туман, застлавший мысли, был столь плотным, что голова раскалывалась, а в висках мучительно давило. Да не может он его заблокировать. Это жестоко. Он так с ним не поступит. Они поговорят, когда хаос в башке хоть немного уляжется. Господи, Либерман, ну дай ты время. Барабаны сияли идеальной чистотой, но Максим упрямо натирал их, пока не понял, что ему, в отличие от установки, это не помогает. Всплеска адреналина хватило бы прибрать весь дом, с первого этажа до последнего, двадцать четвертого. Тряпкой тут не отделаешься. Нужно что-то посерьезней. Сидя на корточках, он посмотрел на барабаны снизу вверх. Они его ждали. На табуретке приглашающе лежали палочки. Надо дотерпеть еще неделю. Неделей раньше, неделей позже. Какая, нахер, разница? Максим вскочил на ноги и выдернул из стойки рядом первую попавшуюся пластинку. Это были Scorpions. Сойдет. Он знает большинство их песен. Руки невротически дрожали. Максим торопился, поднимая крышку винилового проигрывателя, будто врач уже мчалась сюда из «Медоры» выдавать ему пизды. Так, ладно. Надо успокоиться. Все хорошо. Все хорошо. Он просто попробует, вспомнит ощущения. Он не делает ничего криминального. Пару минут постучит и поедет на Гривцова. Он, черт побери, барабанщик. Что они от него хотят?! Он не стал выводить барабаны в новые наушники, которые Артем подарил на День рождения. Решил просто играть под плюс на выключенной установке. Пусть это будет своеобразным компромиссом. Пластинка неторопливо закрутилась, и из колонок донеслось вступление к The Future Never Dies. Ну надо же. Именно эту песню он настукивал незадолго до дачи. Какое удивительное, ни на что не намекающее совпадение. Максим уселся поудобней, поставил ногу на педаль, дождался завершения интро на рояле и, прокатав меж пальцев палочку, ударил по хай-хэту. Тот отозвался стуком, невзрачным, глухим и резиновым, который тут же растворился в ярком звоне из колонок. Максим подхватил партию и последовал за Джеймсом Коттаком. От счастья захотелось разрыдаться. Он не думал о том, хорошо стучит или плохо, попадает в ритм или мажет — он просто играл, и этого было достаточно. Мотив песни один за другим выдавливал прутья клетки, в которую заперли сердце. Музыка освобождала. Она звучала эпохально. Максим провалился в нее и, отбивая по лишенным голоса томам, воображал себя на сцене. Это он высекает звук. Это он там на записи, он, а не Коттак. Он ведет песню за собой. Он насыпает латунный шелест. Он создает музыку, он обрамляет ее, он ее начало и продолжение. Как же сильно ее не хватало. Несмотря на спокойный ритм, к концу песни рука у Максима онемела, и палочка унизительно выпала на ковер. Пришлось поставить пластинку на паузу, чтобы размяться. Это оказалось больно. Пальцы задубели, ослабли, не слушались, запястье кололи иглы, и Максим заставлял себя шевелиться, стиснув зубы. Но куда хуже физической боли ощущалось другое: беспомощность. Она была попросту невыносимой. Максим не знал, куда от нее спрятаться, и машинально схватился за лежавший на диване телефон. В окне WhatsApp висело сообщение: «Я догадываюсь, почему ты мне не отвечаешь. В определенном плане это даже мило. Тем не менее у нас остались нерешенные рабочие задачи. У тебя есть сутки, чтобы назначить место и время встречи. Дальше мой тон изменится» Максим отбросил телефон обратно. Все, пиздец. Он разозлил бандита. Какая на пластинке следующая песня? Рука продолжала ныть, и Максим, поняв, что не продержится долго, достал с верхней полки шкафа коробку из-под кроссовок, переродившуюся аптечкой. Там на дне неизвестно с каких времен и по какому поводу валялся эластичный бинт. Орудуя левой рукой, Максим кое-как замотал его вокруг правого запястья. С фиксацией стало полегче. Максим вернулся за барабаны, взял палочки, покрутил их на пробу, покачал, легонько пробежался по томам и тарелкам и, стряхнув правую руку, включил проигрыватель. Он планировал провести в Девяткино полчаса, а провел в итоге восемь. Следующие сутки, пожалованные на то, чтобы назначить рандеву, Максим активно игнорировал телефон. Он придумывал любые занятия и отвлекался куда угодно, лишь бы не вспоминать, что Олег ожидает ответа. Поначалу он пытался сочинить оправдание: «Привет! Извини, что пропал. Я сейчас не готов разговаривать, давай свяжемся позже», «Мне очень жаль, но я хочу притормозить в общении», «Я понял, что не подхожу для нашего общего дела. Прости», но с каждым новым вариантом их убожество прогрессировало, поэтому в итоге Максим решил молчать, а по истечении двадцати четырех часов приготовился к изменению тона, что бы это ни значило. Впрочем, интрига была недолгой. «Что у вас происходит с Либерманом?» — тем же вечером без лишних отступлений потребовал Богдан, и Максим на панике отбросил: «Ничего» Если бы Богдана это устроило, Максим бы и сам не понял. Вместо дальнейших расспросов Богдан переслал Максиму сообщение из другого своего чата: «В ближайшем времени нам потребуется новое контактное лицо. Нынешнее перестало выполнять возложенные на него обязательства и ведет себя неадекватным, непрофессиональным образом. Я закрываю последнюю оставшуюся по нему задачу и ожидаю предложений. Мне жаль, что мы впустую потратили время» Ох, твою ж ты мать. Неплохое изменение тона. «Ведет себя непрофессиональным образом», «Закрываю по нему задачу», «Впустую потратили время». Пиздец. Каким же он бывает бессердечным. Максим со вздохом занес пальцы над экраном и напечатал: «Наверное, он прав» «Нет, не прав, — так же лаконично заявил Богдан. — Без тебя все по пизде пойдет» У Максима не было толковых аргументов, да и разжевывать Богдану, что происходит, он совершенно не хотел, поэтому свою позицию укрепил иначе: «Прости, брат. Это не для меня» Обращение «брат», насколько Максим понимал логику гетеросексуалов, должно было передать Богдану всю драматичность ситуации. И в самом деле, немного помолчав, Богдан принялся ожесточенно печатать. Сейчас, видимо, тоже изменит тон. Спустя несколько минут на экран выпало сообщение: «Макс, блять» Ну, допустим. Богдан имеет право быть не в духе. И тут он выдал: «Не впутывайте меня в свои гей драмы» Че, нахуй?! У Максима так и челюсть рухнула. Хорошо, что они общались письменно. «Какие еще гей драмы?!» — он заколотил по клавишам, рискуя пробить экран, раз уж нельзя пробить табло Богдану. «Я ничего не хочу знать о ваших сложных отношениях. Пожалуйста», — накинул тем временем Богдан. «У нас не сложные отношения. У нас вообще нет отношений», — раздраженно ответил Максим. «Называйте это как хотите, — с потрясающим упорством стоял на своем Богдан, — только не бросай меня с ним одного. Это очень тяжелый человек. Я не понимаю, как с ним взаимодействовать. А у тебя вроде что-то получается. Разберись с ним» Этот внезапный крик о помощи и доверие к коммуникативным навыкам друга, конечно, тронули за живое, но Максим не прогнулся: «Я не хочу принимать участие в ваших схемах, а он не хочет со мной работать» «Вот с этим и разберись» Разговор был, получается, окончен. «Ладно, блять. Ладно. Я разберусь, — настраивал себя Максим наутро по пути в «Медору». ­— Давай встретимся. Давай поговорим. Давай сделаем это ради Богдана. Все проясним и разойдемся с миром. Позвоню тебе через полтора часа, когда закончится прием врача. Хрен знает что я тебе скажу. Придумаю по ходу дела. Поебать». Травматолог по достоинству оценила припухлость правого запястья и болезненные вздохи, которые ее дурной пациент издавал от малейшего прикосновения. Перегруженная рука начала ныть задолго до того, как Максим поехал из Девяткино обратно на Гривцова, но в тот момент он был на подъеме и старался не обращать внимания. Рука шевелилась, он ее чувствовал — ну и нормально. Эти проблемы не могли заглушить восторг от воссоединения с барабанами. Максим надеялся, что оно там как-нибудь само рассосется, но на всякий случай помазал руку перед сном разогревающей мазью Артема. — Давайте делать снимок, — обреченно вздохнула врач. Не рассосалось, в общем. К счастью, ситуация прояснилась быстрее, чем Максим испугался последствий своего музыкального затмения. Снимок был в порядке — врач этому как будто даже удивилась — и Максим всего лишь потянул запястье. Ему выписали специальную мазь, строго-настрого запретили стучать по барабанам, кастрюлям, головам товарищей и всему, что он еще придумает, и велели явиться через неделю. Он достал телефон из кармана куртки, когда спускался в лифте в холл первого этажа. Плана по-прежнему не было. С чего начать разговор? К чему вести? Слушай, я начал чувствовать к тебе какие-то странные чувства, и они сбивают меня с толку. Я люблю другого человека, мне стыдно думать о тебе, но главное, я не могу представить себя в твоем мире. Твой мир не для меня. Ты сам не для меня. Я не знаю, что ты ко мне испытываешь, и, может быть, мои слова звучат смешно, но вот причина, по которой я не мог ответить на твои звонки и сообщения. Я в себе не разобрался. И я не знаю, что мы с тобой такое. Максим вышел на крыльцо «Медоры», сжимая в пальцах телефон. Там, прямиком у здания, нахально перегородив ступеньки, стояла ослепительная «Бентли» представительского класса, а рядом с ней такой же ослепительный — собственной персоной ждал Олег. В отблесках туманного солнца, зарешеченного облаками, черный глянец автомобиля переливался чистым благородством. Олег был тоже в черном, вернее, total black: костюм с изящной полоской галстука, элегантный приталенный плащ, кожаные перчатки на скрещенных перед грудью руках и, несмотря на пасмурность, непроницаемые стильные очки. Он был бессовестно роскошен, и все цвета вокруг померкли, потому что их вобрало в себя его сияние. Он молча достал из кармана плаща пистолет и выстрелил Максиму прямо в сердце. Во всяком случае, именно так ощутил себя от его присутствия Максим. Осторожно шагнув навстречу по ступенькам, он понадеялся, что великолепная скульптура оживет, но Олег даже не шелохнулся. «Ну я понял, что ты обижен», — ворчливо подумал Максим, чтобы хоть как-то сбавить градус восхищения. Приближаться было жутковато, поэтому Максим остановился на предпоследней ступеньке, неуклюже переступил с ноги на ногу и обронил: — Привет? — Через полчаса нас ждут в салоне на оформление авто, — холодно бросил Олег. Максим едва не хлопнул себя по лбу. Твою мать! Вот какую «последнюю задачу» Олег упомянул в переписке с Богданом. Из-за подростковых страданий у Максима совершенно вылетело из головы, что сегодня они должны забрать машину взамен «Соляриса». Хорошо хоть паспорт с собой. А то бы совсем как кретин. Олег тем временем обошел капот «Бентли» и, к полнейшему потрясению Максима, открыл пассажирскую дверь. Двери Максиму еще не открывали. Тем более бандиты. Было, конечно, капец как неловко, но Максим решил не перечить и не бесить Олега еще сильнее. Оглядевшись по сторонам, не видит ли кто его грехопадения, Максим воровато обогнул «Бентли» и, словно с вышки, нырнул в салон, разве что не зажмурился. Дверь за ним аккуратно прихлопнулась на место. — Пристегнись, — велел Олег, когда, взмахнув полами плаща, опустился за руль. Происходящее казалось нереальным. Не потому, что Олег появился из ниоткуда: о, в это верилось без труда. Упрямство перед обязательствами — вот что не укладывалось у Максима в голове. К таким машинам, как «Бентли», Максим никогда и не приближался, а теперь, оказавшись внутри, ощущал себя нарушителем, осквернившим королевскую карету. Машина была безупречной. Даже воздух здесь пах богатством. Максим думал, что Олега украшает «Ягуар», но нет. Его уровнем была эта «Бентли» — возвышенный символ неприступности. Даже тронувшись с места, Олег остался в перчатках и солнечных очках. Весь его вид источал ледяную надменность. На лице не двигался ни один мускул. И все равно — все равно! — он был здесь. Он смертельно обиделся, но это не отменяло обещаний, которые он дал Максиму. — Получается, «Ягуар» у тебя не единственный, — Максим улыбнулся в надежде чуть-чуть разрядить обстановку. — Это служебная, — сухо ответил Олег. — А-а-а, ясно, — подмигнул Максим. — Служебный роман, да? Олег проигнорировал иронию. Ладно, первый блин комом. Поездка продолжилась в гробовом молчании. Максим не знал, о чем говорить. На Олега рассчитывать тоже не стоило. Было очевидно, что Олег проявит инициативу только в автосалоне и только по делу, а, когда все дела завершатся, гордо сядет за руль своей служебной машины и уедет по-английски. Что ж. Максим с тяжелым вздохом перевел глаза на промозглый асфальтовый мир за пределами золотой клетки. Везет им. Идут там под дождем куда хотят, а могли бы ехать в «Бентли» за машиной, которую им подарили бандиты. Единственным, что хоть как-то разбавляло тишину, были комментарии навигатора, само присутствие которого выбивало Максима из колеи. Казалось странным и почему-то даже неправильным, что у Олега в «Бентли» работает такой же навигатор, как раньше у Максима в «Солярисе». Вежливый женский голос вдыхал в салон автомобиля жизнь, спускал с небес на землю и заставлял придерживаться маршрута по привычным питерским улицам в потоке «Нив» и «Тойот». Максим никак не мог все это осознать. На его памяти «Бентли» водил только Джеймс Бонд, а он не пользовался навигатором. Приложение тем временем настойчиво предупреждало о пробке впереди и рисовало ее всеми цветами светофора, рекомендуя свернуть. Не заметить это было невозможно, но Олег продолжал уверенно ехать прямо. Говорить ему под руку Максим не рискнул. Это же Олег в конце концов. Он всегда все знает. Видимо, машины благоговейно расступятся, чтобы пропустить «Бентли». Или они обогнут пробку сбоку. Или там есть секретный съезд. Или их подхватит вертолет на тросах. Или они сиганут с моста, и машина превратится в корабль. В общем, они встали в пробку. Удивительно, но Олег, похоже, не расстроился. Точнее, он никак не изменился: все та же напряженная поза, скулы острые, как кромка льда, и лишь на коже перчаток наметились складки, когда руки расслабились на руле. Максим заметил, что вместо привычного цитрусового парфюма на Олеге такой же мрачный аромат, как черный костюм и обида: горький перец, древесные ноты и меланхолия. Захотелось извиниться, что из-за пробки придется провести друг с другом лишнее время, даже хотя это был косяк Олега. Машины медленно продвигались вперед. По расчетам навигатора, с учетом пробки до автосалона оставалось минут сорок, а значит, они точно опоздают. Как Олег мог пропустить все предупреждения? Это на него совершенно не похоже. Собранный, предусмотрительный, внимательный, он не витал бы в облаках, тем более за рулем «Бентли», тем более не своей. И главное, он не позволил бы себе так проебаться перед Максимом после шикарного появления у «Медоры». А значит… Максим глянул на него украдкой. Наконец захотелось ему что-то сказать. «Ты открыл для меня пассажирскую дверь, чтобы я не сел на заднее сиденье, ведь разговаривать оттуда будет неудобно. И ты специально поехал через пробку, чтобы у нас появилось время наедине» — Олег, — негромко позвал Максим. Тот не отреагировал. — Мое поведение было уебанским. Я прошу прощения. Этого, конечно, было недостаточно, и Олег в ответ лишь фыркнул, но Максим воодушевился. Оно живое. — Слушай… — Максим поерзал под ремнем безопасности и взлохматил волосы, даже не пытаясь скрыть, что нервничает. — Мне не стоило игнорировать твои звонки и сообщения. Прости меня. Это было неправильно. Я поступил так не потому, что мне наплевать. Мне не наплевать. Совсем. В этот момент пришлось прерваться, чтобы перевести дыхание, и через звон тишины Максим услышал, как скрипнула кожа перчаток. — Я скажу как есть, ладно? — собрался с духом Максим. — После встречи на мой День рождения наше общение перестало быть сугубо рабочим. Это неплохо. Я не против этого, — тут же пояснил он. — Но мне слегка не по себе. Ты непростой человек с непростой судьбой, и я пока не могу сориентироваться. Это не значит, что я не хочу. Я хочу. Правда. Мне лишь нужно чуть больше времени, чтобы во всем разобраться. Я повел себя грубо и глупо. Я понимаю. Прости. На секунду Максим испугался, что это не подтопило лед — до того невозмутимо Олег дернул «Бентли» вслед за серым «Ленд Ровером». Но когда машина остановилась, Олег впервые от нее отвлекся и медленным движением снял солнцезащитные очки. К Максиму он при этом не повернулся, однако тот ощутил предчувствие победы. — Больше всего бесит, — глухо выговорил Олег, — что мне не посрать. Они стояли в пробке еще минут пятнадцать и не сказали больше ничего, но атмосфера в салоне стала полегче. Долгожданную свободу после перекрестка, когда Олег разогнал «Бентли» аж до шестидесяти километров в час, Максим счел сигналом закрепить успех, поэтому предпринял новую попытку разговора: — Я заходил к тебе в Инстаграм. Скрывать это не имело смысла. Притворяться, что личная жизнь Олега неинтересна и не оставляет никаких вопросов, тем более. — Я видел, — следя за дорогой, кивнул Олег. — Я тебе даже написал. Максим знал, что он так ответит, но все равно смутился. Как будто его поймали прямо у замочной скважины. — Ты… — Максим бестолково запнулся. Ну куда вот разлетелись все адекватные комментарии?! — Ты хорошо получаешься на фото. Олег скосил к нему взгляд: — У тебя ужасные комплименты. — Это не то чтобы… — Максим кашлянул. Так, все, заткнись. И не смей выкладывать в общий доступ слова без фильтров. Надо было как-то съехать с неловкой темы, желательно аккуратно и безболезненно. — Ты очень активно занимаешься благотворительностью, — наконец-то взяв себя в руки, сформулировал мысль Максим. — Артем тоже занимается благотворительностью, — напомнил Олег. — Да, но пока в меньшем объеме, — уточнил Максим, не вполне понимая, к чему это сравнение. — Артем сильно зависит от отца с Маратом, не участвует в мероприятиях и не имеет такого статуса в обществе, как ты. Я не хочу уменьшать значимость того, что делает Артем. Он молодец. Но сейчас я говорю о тебе. И о твоих заслугах. Твои благотворительные проекты вызывают уважение. Они действительно важные. А ты хороший человек. Олег ответил на все это: — Ага. А у самого руль в другую сторону дернулся. — Ты, оказываешься, еще и в шахматы играешь? — улыбнулся Максим, почувствовав себя уверенней. — Так, немного, — Олег включил поворотник и плавно свернул с главного проспекта на корявую улочку шириной с «Бентли», которая вела к промзоне, базам и автосалонам. — У меня разряд КМС. — Чего?! — ахнул Максим. — Твою мать, Либерман, сколько у тебя еще секретов?! Он испугался, что, забывшись, брякнул лишнее, но Олег только хмыкнул: — Спасибо детству без гаджетов. Уголки его губ чуть смягчились: то ли благодаря теплым воспоминаниям, то ли потому что больше не надо было притворяться раздраженной стервой в «Лагерфельде» с головы до ног. — Я начал играть в шахматы с семи лет. Они у нас пылились. Мне стало интересно, — Олег впервые проявил инициативу, и Максим повернулся к нему, тем самым подбадривая. — Я рос отстраненным и замкнутым ребенком. Сейчас меня бы отправили проверяться на РАС. Но в девяностые в Таштаголе, сам понимаешь, — пожал плечами Олег. — Занят там чем-то весь день, да и хрен с ним. Максим грустно усмехнулся. — Шахматы давали возможность спрятаться от мира, в котором творился полный пиздец, и я использовал эту возможность, — продолжал Олег. — Со мной играли взрослые. У некоторых был приличный уровень, они многому меня научили. Как человеку того же поколения Максиму не надо было пояснять, что такое «полный пиздец» девяностых, хотя он и родился не в глубине Кузбасса. — Поскольку я был толковым и делал успехи, меня стали отправлять на соревнования. Ну и вот так я стал гордостью Таштагола, — равнодушно объяснил Олег. — Потом Кузбасса. Потом дорос до КМС. — Круто, — поддержал Максим. — Получается, ты посвятил шахматам сколько?.. — Ну я бы не назвал это «посвятил», — педантично поправил Олег. — Я хотел, чтобы взрослые от меня отъебались. А они хотели на мне ездить, пока могут. Получать внимание, грамоты, финансирование. Я подыгрывал им из жалости. И тщеславия. И немножко любви. После упоминания тщеславия Максим собирался отпустить колкость, но в последний момент прикусил язык. Теплый ветерок пролетел по ребрам. — Я бросил шахматы, когда жил в Москве. Стало не до того, — будто спохватившись, завершил историю Олег. — Благотворительный турнир, на который меня уломала команда ресторана, по сути, был первым за десять лет. — Ого, — вырвалось у Максима. Он все еще переваривал, что сидит рядом с кандидатом в мастера спорта. — А как в ресторане узнали, что ты играешь в шахматы? — Из Гугла, конечно, — фыркнул Олег. — Они у меня те еще сыщики. И не дав Максиму ответить, ткнул пальцем в сенсорный экран: — Музыку включу. Что за унылая улица вообще. Стремительность его действий не оставила Максиму возможности не только прокомментировать, но даже обдумать историю с шахматами. В салоне раздался бодрый женский голос: — Capítulo Siete. Олег с прежним раздражением нажал на кнопку. Заиграл следующий трек, вернее, дрогнула всего лишь пара нот, прежде чем Олег мотнул дальше, а Максим так и подпрыгнул: — Нет, верни! Пары нот ему хватило, чтобы узнать песню. И вот этот момент личной жизни Олега он не собирался пропускать. — Верни, — вмиг позабыв о робости, скомандовал Максим. Олег нахмурился: — Отстань. В машине тем временем заиграло нечто еще более унылое, чем выцветшие трущобы за окном. Максим бросил взгляд на экран: Lana Del Rey. О, ладно, с этой исполнительницей лучше не шутить. Он как-то имел неосторожность ляпнуть при Артеме, что подобный стиль музыки даже для похорон слишком заунывный, и получил в ответ получасовой разнос от оскорбленного фаната Ланы. — Не вернешь, значит? — Максим дал Олегу последний шанс сознаться по-хорошему. Тот не отреагировал, и Максим кивнул: — Окей. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. И прямо поверх тягучего мотива песни Максим застучал по коленям ритм: — Я пытался уйти от любви… Олег страдальчески вздохнул. — Я брал острую бритву… — Прекрати. — … и правил себя… — Ты отвратительно поешь, ты знаешь? Максим засмеялся. Конечно, он знал. В этом и был весь смысл. — Я укрылся в подвале, я резал… — Ты наизусть ее, что ли, выучил? Максим набрал в грудь воздуха и заорал: — Кожаные ремни! — Больной, блять, — не дожидаясь, пока Максим оттарабанит сбивку по коленям или, еще хлеще, приборной панели, Олег нажал на кнопку, и по салону затрубило вступление культовой песни «Наутилуса». Никакие навороты «Бентли» не смогли бы произвести на Максима большего впечатления. Благоговейный восторг ощущался на физическом уровне и, выйдя из сердечных берегов, затапливал все тело теплым половодьем. Максим блаженно откинулся на спинку сиденья и усмехнулся: — Так вот какую музыку слушают Олеги. — Чего?.. Было так странно и, напротив, закономерно, что в его машине играет не русский рэп, не drum & bass, не «Грустный дэнс», а родной «Наутилус». Где-то в глубине души Максим допускал подобный поворот событий, но не смел на него надеяться. Это было бы слишком хорошо, почти сказочно. — Ты и правда настоящий музыкант, — неожиданно сказал Олег с легчайшей тенью удивления, будто ни смелые мечты о популярности рок-группы под шардоне на кухне, ни даже циничный перелом руки в подарок от Марата не убедили его в серьезности занятий Максима. Именно это заставило Максима уточнить: — Потому что «Наутилуса» узнал с двух нот? Олег в ответ не растерялся: — Потому что в полоток таращишься и лыбишься, как кретин. А, да, спохватился Максим, выравниваясь на сиденье. Наверное, поэтому. — Здесь отличный звук, и ты слушаешь правильные песни, — Максим скорее перевел стрелки, чтобы не успеть залиться краской. — Знал, что ты оценишь. — Зачем тогда переключил? — Ну… — Олег неопределенно повел плечом. В ожидании дальнейших пояснений Максим вопросительно приподнял бровь, однако на этом красноречие Олега иссякло, и он лишь прибавил громкость, предоставив слово Бутусову: — Я хочу быть с тобой… Боже, как хорошо было слушать эту песню здесь. Максим старался вести себя прилично, оставаясь взрослым воспитанным человеком, которым он себя вообще-то и считал, но, черт побери, как же мощно вбивались ударные! Как их здорово обрамляла гитара! Когда еще услышишь «Наутилуса» в таком шикарном качестве. И сколько Максим себя ни вразумлял, чувства все же взяли над ним верх. К концу второго куплета он перестал сдерживаться: — Я! Хочу быть с тобой! — Пиздец… — безнадежно качнул головой Олег. — Я так хочу быть с тобой! — Я тебя сейчас высажу. — Так мы приехали уже, — засмеялся Максим. Они действительно добрались наконец до пункта назначения и стояли на парковке у автосалона, вот только Олег, вопреки своему недовольству, отчего-то не глушил мотор, не выключал музыку и не выходил из машины. Пока Максим прыгал по сиденью, подпевая «Наутилусу», он лишь отворачивался и прикрывал ладонью глаза. Наверное, надеялся, что спрячет их веселый блеск. — Давай вместе, — подбодрил его Максим. — В комнате с белым потолком… Ну че ты? Ты ж ее знаешь. Олег протестующе взмахнул рукой и нахмурился. — Ну не ломайся, — расплывшись в коварной улыбке, Максим потянулся к нему, чтобы легонько пихнуть локтем в бок, но Олег в ту же секунду отпрянул и вжался в свою водительскую дверь, как будто брезговал, смутился или даже испугался. Неожиданная реакция быстро отрезвила пыл Максима. — Ладно-ладно, — он отодвинулся подальше. — Прости. Стало до того неловко, что к щекам прилила кровь, и Максиму пришлось отвернуться. Что он творит вообще? Это, блин, Олег Либерман. С ним нельзя вести себя как придурок. Они банально не в тех отношениях. Они не друзья. И не факт, что ими станут. Едва подумав это, Максим вдруг услышал сзади тихое: — Я ломал стекло, как шоколад, в руке… Если бы здесь был Василь, он бы свалился в обморок, потому что Олег хоть и несмело, и почти речитативом, но попал во все ноты. Максима ноты не волновали. Он крутанулся обратно, не думая о том, что на его лице сейчас написано примерно все, и подхватил: — Я резал эти пальцы за то, что они не могут прикоснуться к тебе! Олег засмеялся. Кажется, так было впервые за все время с момента знакомства. Со следующими строчками их голоса становились уверенней, позы расслаблялись, а взгляды переставали смущенно бегать по салону, и заключительный припев они, дружно набрав в грудь воздуха, завопили хором: — Я хочу быть с тобой! Парковка пустовала, но с асфальта возле «Бентли» перепугано вспорхнула ворона. Олег указал на нее пальцем, и Максим, кивнув, что тоже заметил, нарочно прибавил громкость. — Я хочу быть с тобой… — в последний раз спел Бутусов. — И я буду с тобой! — проорали вместе с ним Максим и Олег. Пока песня затихала, оба пытались прийти в себя и восстановить прежнюю атмосферу нейтральности, хотя и понимали, что это бесполезно. — Я, кажется, охрип, — Олег откашлялся. От прилива эмоций он чуть покраснел и выглядел очаровательно. — Ты, кстати, в курсе, что у тебя есть слух? Вокалом никогда не занимался? — полюбопытствовал Максим. — Это очередная попытка заманить меня в твою группу? Максим махнул рукой: — Не, вы с Василем тембрами не сойдетесь. — И не только тембрами, — многозначительно изогнув бровь, добавил Олег, после чего глянул сквозь боковое стекло на вывеску автосалона Hyundai, которая, точно свет маяка, рассекала дождевую дымку, и без особой надежды уточнил: — Ты уверен, что из всех машин на свете хочешь, — он мрачно вздохнул, — «Сонату»? — Уверен, — кивнул Максим. Этот вопрос они уже подробно обсудили на этапе согласования модели, и возвращаться к нему не хотелось, особенно когда горло все еще слегка саднило после вокальных экспериментов. — Я знаю, ты против, ­— примирительным тоном добавил Максим, видя, что вместо дверной ручки пальцы Олега продолжают лежать на руле. — Но я уже объяснял, почему считаю эту машину лучшим компромиссом. — Да, объяснял, и да, я против, — Олег открыл водительскую дверь. — Ладно, это твой выбор. Максим только руками развел. Нормально же песни пели, какого хрена опять? Слегка раздраженный, он отстегнул ремень безопасности и потянулся к дверной ручке, чтобы выйти из «Бентли» в мир нормальных людей, но Олег оказался проворней. — Можно без этого всего, — неловко пробормотал Максим, когда Олег раскрыл роскошный черный зонт, какие обычно держат над президентами, и, галантно дождавшись своего спутника, прихлопнул за ним дверь на место. Со стороны это все, конечно, интересно смотрелось: на парковке останавливается люксовый автомобиль, из него выходит красивый водитель в черном плаще, молча открывает дверь пассажиру и держит над ним зонт. Ничем не примечательный автосалон Hyundai в глубине Выборгского района не был готов к таким перфомансам. Шагая рядом с Олегом к центральному входу, Максим заметил, что все сотрудники высыпали к панорамным окнам и рассредоточились вдоль них, как на витрине. Они впервые видели человека, который приехал на Bentley Continental с личным водителем покупать себе «Сонату». Впрочем, Олег довольно быстро дал понять, кто главный. Зайдя вместе с Максимом внутрь через раздвижные двери, он элегантно уронил закрытый зонт прямо в руки оторопевшего консультанта и так же царственно сбросил плащ с перчатками стоявшему рядом администратору: — Добрый день. — Д-добрый… — пискнули оба, скосив глаза к Максиму. Тот дружелюбно улыбнулся, чем, кажется, еще сильнее их напугал. План был такой: Олег как человек, который платит, уточнит с менеджером условия договора купли-продажи, а Максим как человек, который водит, проверит в это время состояние и внешний вид авто. Если все в порядке, Максим согласует подготовленный договор, подпишет его и получит «Сонату». Мысленно пожелав удачи бедолаге менеджеру, который, белый как альпийский снег повел Олега в офис, Максим отправился на встречу со своим новым автомобилем. С одной стороны, он предвкушал возможность вернуться за руль, не говоря уже о том, что торжество справедливости приятно грело ему душу. С другой стороны, тревожила неподготовленность. Когда Олег распределял обязанности, Максим не решился сознаться, что плохо разбирается в технических состояниях машин. «Солярис» он покупал с зятем Серегой, который научился определять дефекты автомобилей еще, наверное, в яслях, и каким-то таким же Серегиным другом. Максим, в свою очередь, мог оценить, что машина присутствует, заводится и едет. В общем, оставалось лишь надеяться, что сотрудники автосалона догадаются не подсовывать перекрашенную или отремонтированную машину такому клиенту, как Олег Либерман. Но Олег, мать его, Либерман предусмотрел и это. Возле «Сонаты» Максима и сопровождавшего его консультанта встретил невысокий пружинистый мужичок, который звонко пожал обоим руки, представился Азаматом, объяснил, что он механик от «Маратевгенича» и тут же вытащил из-под кожаной куртки планшет с ручкой. — Не суетись, щас все сделаем, — заверил Максима Азамат, хотя только он и суетился. Пока Азамат От-Марат-Евгенича лазил под капотом с лупой, крутил боковые зеркала, промерял специальным прибором толщину покрытия и, закидывая консультанта вопросами, помечал пункты бесконечного чек-листа, задача Максима состояла в том, чтобы любоваться своей красавицей «Сонатой». Сколько бы Олег ни фыркал, сидя в «Бентли», новая «Соната» в полной комплектации вытянула больше, чем на миллион — немыслимые для Максима деньги и достойная замена «Солярису». Олег предлагал «Инфинити», разные «Лексусы» и даже BMW серии Х, но Максим не представлял себя за рулем таких автомобилей. Перед кем ему понтоваться? Да и зачем? Он совсем не про это. «Соната» продолжала «Солярис» логичным и понятным для Максима образом: более мощная, просторная, элегантная, но при этом без лишних выебонов. В такой машине он мог поехать и на работу, и к Артему на спектакль, и на шашлыки с семьей, и в «Дыру» — да куда угодно, он бы везде себя чувствовал комфортно. «Соната» была лучшей преемницей «Соляриса», поэтому на этапе согласования Максим попросил для нее такую же акустическую систему и такой же рыжий цвет. Он бы мог получить машину раньше, но из-за редкого для «Сонаты» оттенка ее, единственную и неповторимую, искали по всей стране. И нашли. Она стояла перед ним после кропотливого осмотра, и рыжие крылья ее блестели гордостью: прошла проверку без единого замечания. Хотелось прыгнуть за руль и сорваться с места, но сотрудникам автосалона и без того нужно было пережить общение с Олегом, так что неадекватность второго клиента они бы уже не потянули. Дождавшись паузы в пулеметной очереди вопросов механика Азамата, Максим уточнил, нужна ли какая-то помощь, и когда Азамат махнул рукой, мол, не мешай, с чистой совестью отправился в офис на второй этаж мешать Олегу. Зайдя внутрь через стеклянные двери, Максим застал следующую картину: менеджер сидел за рабочим столом, к этому времени сменив цветовую гамму лица с белоснежной на землистую, и в тихом ужасе наблюдал за Олегом, который, заняв стул напротив, тщательно изучал договор. Все бы ничего, да и выглядел Олег миролюбиво, вот только на столе перед ним вместе с привычным взгляду стаканчиком кофе из автомата стояло чайное блюдце с аккуратно нарезанным камамбером, который Олег не глядя нанизывал на шпажку и отправлял в рот, словно на светском фуршете. Вряд ли в салоне имелись запасы камамбера. Очевидно, кто-то из сотрудников сбегал в магазин, чтобы удовлетворить неожиданные запросы клиента. — У вас тут все нормально? — с порога поинтересовался Максим. Менеджер бросил на него панический взгляд: «Беги!» — Все супер, — не отрываясь от бумаг, сказал Олег. — Ты уже осмотрел машину? — Ну, она похожа на «Сонату», меня устраивает цвет, она заводится, и в ней отличная аудиосистема, — Максим подтащил от стены стул и уселся рядом с Олегом. Тот на секунду поднял глаза над краем листа, а менеджер издал вздох облегчения. — Почему ты не предупредил меня о человеке Марата? — спросил Максим. — Нет, я не против, Азамат толковый мужик и понимает явно больше меня. Просто хотелось бы знать о таком заранее. — Ты бы знал о таком заранее, если бы отвечал на мои звонки, — хладнокровно отозвался Олег. Максим прикусил язык. — Пункт семь два, второй абзац, — Олег насадил на шпажку камамбер и окунул его в крохотную ванночку меда. — Это на основании чего? — Н-на основании… — менеджер откашлялся. — Какой пункт? — Семь два. Второй абзац. — Я… — менеджер вперился в свой экземпляр, судорожно ища нужный фрагмент текста. — Это стандартный договор, кхм, на основании правил купли-продажи, принятых… — Глава тридцатая ГК РФ, — перебил Олег. — Давайте с этого начнем. — Я сейчас найду, — воодушевился менеджер. Бедняжка, у него даже руки тряслись. Вспомнил, наверное, времена универа. — У вас тут есть юрист? — безысходный тон прозрачно намекнул, что Олег порядком утомился от некомпетентности менеджера. — Договор составлен на коленке, и предлагать его в таком позорном виде просто оскорбительно. Я даже не хочу вдаваться в подробности вопиющего маразма, который вы пытаетесь навязать своим клиентам, это займет слишком много времени. Мне нужен юрист, с которым я могу согласовать форму и условия договора купли-продажи в том виде, в котором подписывать его будет не стыдно. — Олег, бога ради, осади, — вступился за менеджера Максим, пока тот не умер от инфаркта. — Я уверен, что все решается проще. Давай я посмотрю. Менеджер ухватился за это предложение и, в отчаянии посмотрев на Максима, едва не разрыдался. — Не нужно, все в порядке, — отказался Олег, даже не заметив, как распутывается колючая проволока его голоса. Максим зато заметил. И порадовался, что под рукавами блейзера не заметны мурашки. — Олег, — еще раз обратился он, аккуратно приглушая голос и так же аккуратно, очень аккуратно подтягивая к себе лежащие на столе листы. — Позволь мне поучаствовать. Просьба, очевидно, показалась Олегу неожиданной, потому что идеально ухоженные брови сошлись к переносице в недоумении, и он буркнул: — Ты и так участвуешь. — Правда? — с прежней осторожностью переспросил Максим. — Ты пригласил механика, который проверяет мою машину. Ты согласовываешь мой договор. От меня нужна только подпись и хорошее настроение. Последнее позабавило Олега, и он усмехнулся над бумагами. — Я хочу помочь, — плавно нажал Максим, продолжая раскачивать равновесие либермановской невозмутимости. Он видел, что это получается. Олег упрямо отгораживался договором и молчал, как бы в ожидании ответа менеджера на заданный ранее вопрос, но шпажка в его пальцах вместо того, чтобы накалывать кусочки камамбера, хаотично ерзала в одном из них. Олег начал сомневаться. Тем не менее Максиму он сказал: — Я все сделаю, не переживай. Еще чуть-чуть, и Максим бы ему врезал. Честное слово, после десяти лет работы в продажах, тридцати с лишним лет общения со своей семьей и знакомства с Филиппом он не думал, что встретит человека сложнее. Как бы, блять, не так. — Я не переживаю, — стоически терпеливо произнес Максим. — Я благодарен тебе за неравнодушие. Правда. Ты не обязан мне помогать, и я не рассчитывал даже, что ты мне поможешь. Взгляд Олега, поверхностно скользивший по строкам договора, наконец-таки замер. — Подбирай сейчас слова, пожалуйста, — вполголоса попросил Олег, покосившись на менеджера. Он понял, что Максим имеет в виду куда больше, чем покупку машины, а Максим понял, что благодарности его смущают. — Я не привык к пассивной роли, — озвучив мысль, которая куда внушительней звучала в голове, Максим провалил задание подбирать слова примерно сразу и полностью. Да ну почему из всех формулировок он ляпнул именно эту?! Так, ну вот не надо тут про Фрейдов всяких. Максим стрельнул глазами по кабинету в поисках шкафа, где можно сгореть со стыда, но к счастью, неуклюжая фраза помогла разрядить обстановку. Олег слегка посветлел. Даже менеджер ожил. — Ладно, я тебя понял, — Олег протянул Максиму страницу договора, которую мучил все это время. — Извини, если наседаю. У меня бывает. — Я… Да, спасибо, — крякнул Максим. — Можно посидеть рядом, пока ты решаешь вопросы? — в смягчившемся тоне Олега промелькнула улыбка. — Нужно, — Максим собрал бумаги в стопку. — Я не настолько хорошо в этом шарю, как юристы с красными дипломами МГУ и десятью магистратурами. — С чего ты взял, что у меня десять магистратур? — А это не так? Олег весело хмыкнул и обратился к менеджеру: — Принесите нам чай, будьте любезны. Того как ветром сдуло. Через некоторое время он вернулся не только с чаем, но еще и с подкреплением. — Добрый день! Мария из кредитного отдела, — миловидная девушка с объемными прыгучими кудрями раздвинула губы в ослепительной улыбке и решительно протянула руку Олегу, еще не зная, что для него оскорбительно само слово «кредит». Впрочем, хотя Максим и напрягся, дело вчетвером у них пошло быстрее. Менеджер Александр, который только сейчас отважился назвать свое имя, и более подкованная в юридических тонкостях Мария читали вместе с Максимом договор и разъясняли непонятные моменты. Договор действительно был типовым, а ребята отвечали на вопросы уверенно и дружелюбно. Наблюдая, как Максим общается с представителями автосалона, Олег честно старался не вмешиваться и лишь иногда, попивая чай, подсказывал: — Это противоречит ГК РФ. Или: — Это условие является дополнительным, и мы не обязаны с ним соглашаться. Он бы еще очень много чего сказал — Максим аж чувствовал, как у него подгорает — но он дал слово, и это слово было закон. Потрясающее качество. Жаль, что Олег развил его в мафии. Максим изучал положения договора предельно внимательно, да и Олег бы все равно, если что, его подстраховал, но «вопиющего маразма» там не было и в помине. Юридической педантичностью договор, конечно, тоже не отличался, но ни один пункт не выбивался из стандартной практики и не мешал подписанию. Максим часто заключал с заказчиками договоры на «умные дома», и, не считая специфики, они не особо отличались от этого. Дело было, похоже, в уровне и стоимости договоров, к которым привык Олег. Максиму невольно вспомнилась та сцена, вернее, сценка из ресторана, когда Олег размашисто подписывал бумаги на поставку бутилированной воды. Теперь-то Максим понимал, какие муки пережил поставщик, прежде чем генеральный директор О.Я. Либерман освятил его воду своим согласием. В результате переговоров, которые длились почти три часа, Максиму удалось решить все споры между Олегом и автосалоном. Пару моментов вычеркнули, пару добавили, кое-где дотошно расписали, что имеется в виду под «другое», и поправили особо бесящие Олега мелочи. После этого все спустились из офиса на повторный осмотр машины, получили отчет и расписку от механика Азамата, Максим пять раз перепроверил номер ПТС, пока Азамат пытался поймать Олега, чтобы пожать ему руку, и наконец, спустя вечность, Максим стал полноправным обладателем рыжей «Сонаты». Даже не верилось как-то. На момент согласования модели сломанная рука не позволяла провести тест-драйв, и Максим, принимая решение, ориентировался по тому, как выбирал «Солярис» и заодно катался на других «Хендаях». Он знал, что проблем с «Сонатой» не возникнет, но садиться за руль все равно было страшновато. После длительного перерыва Максиму казалось, что он в принципе разучился водить. Конечно, это было не так. Он не разучился водить, как и не разучился играть на барабанах. Ему просто требовалось немного времени, чтобы вернуться в форму. — Все нормально? — поинтересовался Олег, когда Максим, проехавшись туда-сюда по парковке, заглушил двигатель и вышел из «Сонаты». — Хочешь, договорюсь с инструктором потренировать змейку и параллельную парковку? — Не знаю, прикалываешься ты или всерьез, но на всякий случай отвали, — съязвил Максим, привалившись к машине. Олег закатил глаза: — И это называется благодарность. — Я благодарен. Очень, — оставил сарказм Максим. — Мне надо это все переварить. Они стояли друг напротив друга, один у «Сонаты», другой у «Бентли». Оба понимали, что «последняя задача» завершена и настало время ехать в разные стороны, но оба отчего-то медлили. — Про учет в ГИБДД не забудь, — подсказал Олег. Максим обреченно развел руками: — Ну я кретин, что ли, по-твоему? — Вдруг забудешь от счастья, — Олег усмехнулся и дернул плечом, отводя от Максима глаза. Так странно, совсем недавно у «Медоры» он был всадником апокалипсиса, который явился покарать свою жертву, а сейчас все в том же черном плаще, в тех же перчатках и на люксовой «Бентли», бликующей роскошью даже в серой невзрачности приближающегося заката, выглядел всего лишь потерянным одиночкой, станцевавшим танго для никого. — Ладно, — Олег изящно оттолкнулся от капота и глянул на часы. — Мне еще в суд нужно заехать. — Какой суд?.. — остолбенел Максим. Ему будто кирпич на голову свалился. Он тут же во всех красках представил Олега на скамье подсудимых, в наручниках, уверенно, но тщетно доказывающего свою невиновность. Все же было в порядке. Богдан бы знал. Максим бы знал. У Олега все было под контролем. Какой еще, нахер, суд?! — Боже, ты бы видел свое лицо, — с потрясающей беспечностью засмеялся Олег. — Я польщен, что ты беспокоишься, но, к сожалению, это скучный арбитражный процесс. Я предприниматель, Максим, у меня сейчас идет три суда. Я же тебе говорил, что моя жизнь не вертится вокруг Марата. Удивительно, но эта информация успокаивала. — Окей, — кивнул Максим, растерянно наблюдая, как Олег открывает водительскую дверь. — Так ты… позвонишь? Он не хотел, чтобы прозвучало так взволнованно, но оно, похоже, прозвучало. И все равно было лучше неопределенности, с которой его оставлял Олег. Еще вчера Максим собирался разорвать всякое общение с этим человеком, а сейчас не мог отпустить, пока не выяснит, увидит ли снова. Задержавшись у открытой двери «Бентли», Олег неторопливо обвел глазами пустую парковку. Кажется, он догадался, что сообщение, предназначавшееся Богдану, ушло не только к нему. — Надеюсь, ты не опоздаешь на следующую встречу, — меланхолично произнес он, и взгляд его, закончив путешествие, опустился на запястье Максима. — Сложно ориентироваться без часов. С этими словами он сел за руль и бесшумно тронулся с места. В отличие от Олега, который считал «Сонату» посредственной машиной, обитатели Гривцова пришли от нее в восторг, во многом потому, что она стала для них полной неожиданностью. До этого Максим лишь вскользь упоминал, что люди Марата оформляют автомобиль в качестве компенсации за «Солярис», но точную дату покупки не знал даже Артем. Максим хотел обернуть свою рассеянность в плюс и устроить сюрприз, приехав на «Сонате» в Театр, но волокита в автосалоне протянулась слишком долго, и Артем уже был в студии танца на Крестовском острове вместе с Ромой, откуда их должен был забрать Паша. Максим не смог придумать убедительную легенду, чтобы отвадить Пашу и не раскрыть свой секрет, поэтому решил действовать иначе. — Да иди ты! — завопил Паша, пулей вылетев из «Киа Рио» во дворе на Гривцова, где Максим как будто невзначай прогуливался вдоль огненно-рыжей машины. Жаль, что Паша не присутствовал во время покупки: ему бы понравился этот процесс, и он бы наверняка подружился с механиком Азаматом. Максим даже опомниться не успел, как Паша завалил его вопросами о технических характеристиках и полез внутрь салона с инспекцией, попутно делясь личной болью о том, как в свое время наслушался советов и купил «Киа Рио», хотя рассматривал «Сонату». — Привет, Макс, — улыбнулся подошедший Рома, ласково поглядывая на Пашу. — Поздравляю, машина очень красивая. Остался верен «Хендаю», да? — Да, я подумал, что… — Почему ты мне не сказал?! — Артем врезался Максиму в бок и пихнул шутливо, обхватывая рукой за шею. — Ты это специально, да?! — Предположим, — уклончиво отозвался Максим, привлекая его ближе. Рома сделал деликатный шаг в сторону, чтобы не мешать друзьям, а заодно проверить, нет ли во дворе кого лишнего, однако на Максима посмотрел не без лукавства, сразу все разгадав. — Она такая… такая… — Артем обежал вокруг «Сонаты», подбирая эпитет. Он был взволнован, машина ему нравилась, и, хотя он знал заранее о выбранной модели и даже видел ее фотки у Максима в телефоне, его радость не приглушилась. Он аккуратно проводил рукой по крыльям, будто боялся поцарапать, и с удовольствием рассматривал дизайн габаритных огней. — Стильная, — наконец заключил он. — Она тебе очень подходит. И Максим, наблюдая за ним, все сильнее влюблялся в машину. Таким был его Артем. Так легко высекал он искры в его сердце. Днем «Соната» казалась надежной, удобной, комфортной, но стоило Артему к ней притронуться, как все рациональные доводы ушли на второй план и машина просто-напросто стала лучшей. Неожиданно лицо Артема приобрело тревожное выражение. — Там Марата случайно не было?.. — Нет, только Олег, — Максим постарался проигнорировать всплеск адреналина от звука этого имени и зачем-то добавил: — Мы были вдвоем. Артем с облегчением кивнул, не ожидая и потому не уловив интонаций раскаяния, как тут из салона донесся разочарованный Пашин стон: — Ну блин, почему вы меня не позвали?! Максим переглянулся с Ромой, и тот сочувственно вздохнул. Минут через десять под арку двора с визгом ворвался «Рено Каптур» каршеринга, и Филипп, едва заглушив двигатель, потребовал у всех присутствующих: — Где она? Не то чтобы кто-то пытался скрыть от него машину. Мнение Филиппа Максиму было интересно, хотя, конечно, оно ни на что не влияло. Если бы Филипп раскритиковал «Сонату» в пух и прах и заявил, как Олег, что надо было пользоваться ситуацией и покупать спортивный «Порш», Максим бы только посмеялся. Артему все понравилось, это главное. — Паш, съеби уже, а, — Филипп вытолкал его из салона, забрался на водительское место, внимательно проверил приборную панель, поиграл с подсветкой, посмотрелся в зеркало заднего вида, потребовал у Максима ключи, проехался по двору и вынес вердикт: — Тачка огонь. Седаны я не очень люблю, но «Соната» объективно шикарная. — Ну слава богу, — Максим сделал вид, что вытирает пот со лба. — Так, а Вася где? — внезапно опомнился Филипп. — В смысле? Он с тобой был, что ли? — оторопел Паша. Сложно было не заметить человека во дворе-колодце, тем более освещенном и фонарями, и фарами, но с минуту все оглядывались по сторонам, пытаясь понять, куда делся Василь, который, по утверждению Филиппа, приехал с ним вместе. К счастью, пропажа нашлась быстрее, чем Филипп занервничал по-настоящему: устроившись на заднем сиденье «Рено Каптура», Василь целеустремленно писал стих. Когда Филипп, Максим, Артем и Ромаша заглянули к нему через все двери, он даже не поднял головы от блокнота. — Придется тебе так машину сдавать, — усмехнулся Максим. Филипп изможденно закатил глаза. Поскольку Василь не реагировал на внешние раздражители, а прикасаться к нему было строго-настрого запрещено, компании пришлось дождаться, пока витающая в облаках душа опять соединится с телом и Василь вернется в реальность. — Привет, ребят, — пробормотал он, с трудом выбираясь из «Каптура» минут через пятнадцать. Лохматый и растерянный, он словно очнулся после зимней спячки. От слабости его даже слегка повело, и он оперся о капот, чтобы не упасть. — Ты в порядке? — забеспокоился Рома, но Василь проигнорировал заботу, потому что внимание его уже переключилось на другой объект. — У тебя новая машина?.. — он так искренне изумился, словно не сидел в «Ягуаре», когда Максим впервые о ней заикнулся. — Ничего себе. Он обошел «Сонату» так же, как Артем, и даже опустился возле бампера на корточки, разглядывая собственное отражение в искаженных бликах фонарей, но, в отличие от Паши, который проверил технические характеристики, Филиппа, который оценил эргономику, и Артема, одобрившего дизайн «Сонаты», Василь в этом совершенно не разбирался и это не было для него важным. Пока все терпеливо ждали его комментариев, он не знал, что сказать — его просто радовало, что машине рад Максим. — Вась, — он осторожно позвал его, выводя из транса так, чтобы не испугать. — Залезай на пассажирское. — Зачем? — нахмурился Василь. — Покажу кое-что, — Максим открыл водительскую дверь и, прежде чем сесть внутрь, поймал на себе растроганный взгляд разгадавшего замысел Артема. Едва Василь остался в салоне наедине с Максимом, тот без лишних слов включил аудиосистему. Было неважно, что заиграет, но вступление к What I’ve Done, пролетев по коже, как нельзя лучше подошло для создания атмосферы. Василь пораженно ахнул. — На полную нельзя, уже поздно, и соседи повсюду, — оправдался Максим. — Потом послушаем басы на репточке. — Макс, это пиздец, — Василь задохнулся от восхищения. — Это лучше, чем было. — Серьезно? — удивился Максим. — Я просил поставить ту же систему и вроде как… — Нет-нет-нет, — перебил Василь, вслушиваясь в набирающие силу волны куплета. — Это другая система, она в разы чище и мощнее. Макс… — он обернулся к нему, и в полумраке салона его лицо осветилось восторгом. — Я хочу слушать здесь все песни мира. Эта машина охуенная. — Я рад, что тебе нравится, — улыбнулся Максим, слегка прибавляя громкость перед припевом. Вот что значит правильная подача. Василь оживился, глаза его заблестели, он жадно вслушивался в песню, сравнивая новые ощущения с привычными. Качественный звук в автомобиле имел для Максима особую, едва ли не сакральную важность, и никто никогда не мог прочувствовать этого так, как мальчишка, который, благоговейно прикрыв глаза, чтобы не отвлекаться, подпевал: «What I’ve done… I’ll face myself…» Артем, Филипп и Ромаша ждали снаружи, но Максим не хотел обрывать Васину эйфорию. Наблюдая за ним, он узнавал себя, ведь он сам несколько часов назад точно так же кайфовал от музыки на пассажирском. Музыка наполняла его силами, разгоняла по телу кровь, срывала замки условностей — когда играла музыка, он жил. Но еще важнее, чем сама музыка, было ощущение единства с теми, кто слышит музыку душой. Максим вдруг поймал себя на мысли, что до сих пор к этому не привык. Он не привык к тому, что есть Василь и что сердца их бьются в одном ритме, и ни за что на свете не хотел к этому привыкать. Потом они вновь собрались всей толпой у машины: Василь объяснял Филиппу, почему он должен немедленно послушать в «Сонате» свои самые любимые песни, Паша позвонил по видео Ксюше, чтобы они с Богданом бросили романтический ужин или чем они там заняты и срочно оценили автомобиль, Рома извинялся за Пашину бесцеремонность и вместе с Ксюшей смеялся над их с Богданом завистливым оханьем. А Тёма в это время, проникнув под куртку Максима теплой ладонью, шептал ему ласково, что он сейчас самый красивый, потому что счастлив. — Моя семья здесь, — ответил Максим, незаметно сжимая руку Артема в своей. — Конечно, я счастлив. Кухонные празднования растянулись до трех часов ночи, и местный круглосуточный продуктовый лишился, наверное, всего своего алкоголя. Болтали наперебой, делились новостями про выходку Василя с партитурой для «Жизели», хвастались предстоящим дебютом Филиппа в «Дон Кихоте», Артем описывал впечатления от опыта преподавания в студии танца на Крестовском острове, смущался своей неопытности, Рома подбадривал его, уверял, что для новичка у него все отлично получается, Филипп поддерживал Рому, не сомневаясь, что у Артема все будет в порядке, Василь фоном подбирал на гитаре танец тореадора, потому что Паша в красках описывал свои выступления в «Кармен», потом Ксюша с Богданом приехали, привезли ночную свежесть, шампанское и почему-то ананасы, Рома всех учил резать ананасы, правда безуспешно, Артем клал дольки ананаса Максиму в рот и краснея смеялся, когда Максим предлагал передавать их друг другу в поцелуе, Филипп, как обычно, отбирал у Василя бокал, а Василь, как обычно, возражал, что он тут самый трезвый, и закусывал ананасы колбасой, Богдан параллельно рассказывал Максиму, каково ходить на балет каждую неделю, а Максим сочувственно поддакивал, нежно перебирая кудри Артема осмелевшими пальцами правой руки. Одного лишь только не хватало. Виновника торжества.