Grand Pas

*Консильери - в итальянской мафии советник, правая рука босса*

Песню к главе ищите и слушайте в конце ;)

Немая сцена длилась минут пятнадцать, но по ощущениям Артема все полчаса. За это время никто не проронил ни слова и даже не сдвинулся с места. Если закрыть глаза, и не подумаешь, что на кухне девять человек. В воздухе струилась дымчатая горечь: справа от сидевшего на табуретке Артема, забравшись прямо на подоконник, курил Василь. Рядом пристроилась Ксюша. Они вдвоем весили столько, что подоконник даже не скрипнул, выдержав обоих. Обычно бойкая и беззаботная, Ксюша выглядела необычно строгой, и, чтобы не перечеркивать свои попытки бодриться, Артем как мог избегал ее утомленного выражения лица. Хорошо, что с другой стороны был Филипп. Заняв еще одну табуретку и привалившись спиной к разделочному столу, он не выпускал ладонь друга из своей. Теплое пожатие успокаивало Артема. Он, конечно, все равно чувствовал себя брошенным в океан, но благодаря Филиппу хотя бы не барахтался в водах, а плыл по волнам на крепкой лодке. Он с трудом представлял, что бы делал без Филиппа минувший месяц, пока Максим лежал в больнице. Филипп окружил его заботой, как поролоном. Защищая друга от внешних потрясений и разгоняя тучи у него в голове, Филипп даже жертвовал встречами с Василем. Когда Василь перестал появляться на Гривцова, Артем всерьез испугался, что это из-за него. Как ребенок, родители которого в ссоре, Артем не понимал ничего, но винил себя во всем. К счастью, вскоре проблемы отступили, Филипп с Василем помирились, а сам Артем перебрался с Гривцова, где они с Филиппом по очереди утешали друг друга чуть не каждый вечер, к Максиму в «Медору». Сегодня Максима наконец выписали, и он вернулся домой. Домой… От этого слова по всему телу Артема побежали мурашки. Сидя напротив за обеденным столом, Максим неспешно пил чай с бергамотом из кружки, которая вмещала в себя, наверное, целых пол-литра. Гипс с правой руки пока не сняли, обещали вот-вот, но Максиму это не мешало: он шутил, что за прошедший месяц стал амбидекстром. У него не получалось разве что писать. Со всем остальным он справлялся одной левой. Хотя аппетит восстановился, лечащий врач, а вслед за ним и Артем беспокоились, что Максим не может набрать здоровый вес и остается таким же худым, как и в первое время после операции. Сам Максим по этому поводу не переживал. Ему сухощавость даже нравилась. Артему она тоже поначалу нравилась, и он то и дело зачарованно водил подушечками больших пальцев по непривычно острым скулам Максима — ровно до того дня, когда Максим в шутку примерил его джинсы и они оказались впору. Максим пил чай на торце стола, а вдоль длинной стороны, спиной к Артему, сидели Паша и Богдан. Паша с интересом мучил струны гитары, которую ему подарили после одного «Дон Кихота» и которую Василь зачем-то настроил. Играть Паша не умел, но откуда-то помнил пару аккордов и теперь пытался их повторить, чем неистово бесил Василя. Когда напряжение со стороны подоконника достигало критической точки, Пашину гитару забирал Богдан и, показав простой перебор, снова утыкался в экран телефона. Артем чуть не физически ощущал, как Василь хочет, чтобы Богдан отнял гитару совсем, но Богдан был занят. Судя по сложному выражению лица, он в телефоне либо решал рабочие вопросы, либо проходил тест, какая он рыба. Второй торец стола тоже не пустовал. Его занимал человек, оказавшийся на Гривцова впервые. Паше он так понравился, что Паша аж сел поближе. Василь, наоборот, ощетинился и шипел с подоконника. У Филиппа, похоже, взыграла конкуренция: он изучал его неспешно и скрупулезно, придирчиво сканировал от уложенных гелем волос до белоснежных носков Adidas, какие он и сам обычно выбирал, и с особенной ревностью задерживался взглядом на красивых обнаженных предплечьях, которые по ровности загара и соблазнительности как бы невзначай проступающих вен могли соперничать разве что с его собственными. Одно из этих предплечий, ко всему прочему, еще и опоясывала татуировка в виде двух колец. Филипп долго бурлил, но в итоге не выдержал и, прервав всеобщее молчание, скептически поинтересовался у Артема, достаточно громко, чтобы услышал истинный адресат: — Как думаешь, он выжмет сотку? Олег Либерман поднял недовольный взгляд поверх макбука: — Выжму. — Ты-то тут при чем? — Филипп насмешливо фыркнул. — Ты на меня смотришь уже пятнадцать минут. Твой парень сейчас заревнует. — Нет, — сообщил Василь. — Мечтай, ты не в моем вкусе, — подтвердил Филипп. — Я вообще-то Богданчика имел в виду. — Тебе доебаться не до кого? — утомленно вздохнул Богдан. Максим спрятал улыбку в кружке чая. После этого на кухне вновь наступила тишина. Она нарушалась лишь шуршанием пакета печенья, куда Максим запускал здоровую левую руку, бренчанием гитарных струн и шипением сковородок, в которых Рома готовил бефстроганов на девять человек. Когда час назад, оценив величину собравшейся на Гривцова компании, он принялся за готовку, Олег рискнул поинтересоваться, почему бы просто не заказать еду и не избавить себя от страданий у плиты. Его тут же смерили такими взглядами, что любой бы ощутил себя чужим и неуместным. Впрочем, Артем давно знал, что такого человека, как Олег Либерман, смутить трудно. Он надеялся, что Олег отстанет хотя бы в день выписки, даст Максиму провести время с близкими и не будет напоминать своим присутствием и вообще существованием о проблемах. Не тут-то было. Артем уже сообщил в общем чате, что они с Максом выезжают из «Медоры», и попросил всех приготовиться к праздничной встрече, как договаривались, но Либерман нарисовался у дверей палаты в самый последний момент, бесцеремонно и равнодушно заявив, что тоже поучаствует в общем веселье на Гривцова. Артем аж в осадок выпал от его наглости. И мгновенно закипел. — Во-первых, на Гривцова мы не останемся, у нас другие планы, — он резко направил на Олега указательный палец, чуть не проболтавшись, что в качестве сюрприза для Максима забронировал кораблик на всю компанию. — Во-вторых, тебя никто не приглашал. — Тём… — вздохнул Максим, собираясь это как-то разруливать. — Во-первых, — спокойно отозвался Олег. Ему не надо было помогать. — Вы сегодня остаетесь на Гривцова, и это не обсуждается. Во-вторых, я от вас не отойду до завтрашнего утра. И это тоже не обсуждается. Артем вскинул взгляд на Максима: — Да какого?!.. — Это опасно, — пояснил Олег. — Ты знаешь Марата. Если его взъебнет, то в первые сутки после выписки, пока он еще не взял эмоции под контроль. Я понимаю, что тебе хочется нормальной вечеринки на корабле, но безопасность все-таки важнее. — На каком корабле? — непонимающе переспросил Максим. Артем закатил глаза: — Блин, Олег. — А, это был сюрприз, — Либерман пожал плечами. — Простите. Такси тоже пришлось отменить. Олег повез их сам, правда не на белом «Ягуаре», как ожидали Артем с Максимом, а на самом простецком «Форд Фокусе», словно только что сошедшем прямиком с помойки. — Проблемы? — Олег открыл водительскую дверь и уставился на изумленно замершего Максима. — Ты хочешь, чтобы я машиной на весь город посветил? На этом ведре никто не обратит на нас внимания. Садитесь уже. — Ты правда считаешь, что такая конспирация необходима? — нахмурился Максим без особой надежды договориться. Олег легким движением опустился за руль: — Да. Господи, какой же он мерзкий. Сколько Артем его знал, он всегда таким был. Чтобы не ввязаться в конфликт, не выбеситься и не испортить окончательно выписку Максима, Артему пришлось всю дорогу молчать. Надо было сообщить на Гривцова о форс-мажоре, но в общий чат Артем писать не стал. Вместо этого он написал только Филиппу. «Че за Олег? — не понял Филипп. — Погоди. Олег в смысле Олег? Твой Олег?» «Он не мой, — Артем брезгливо покосился в сторону водительского места. — Кораблик отменяется, остаемся на Гривцова» «Так…» «Я тебе потом все объясню» «Вы с Максом в порядке? — Филипп заволновался, что человек Марата сопровождает их не просто так. — Помощь нужна?» «Олег и есть помощь, — Артем снова на него глянул. — Типа» «???» «Фил, давай потом» «В смысле блять потом?! — сорвался Филипп. — Ты мне ни слова про него не говорил, я вообще думал, что он в штатах. Когда вы приедете?» «Минут через двадцать» «Двадцать?! Пиздец. Я шесть лет собирался ему все высказать и щас у меня есть двадцать минут, чтобы подготовиться. Охуенно, Тёма, спасибо» «Ты меня тоже не посвящаешь в то, что между вами происходит», — парировал Артем. «Потому что ты маленький в такое посвящаться, — Филипп огрызнулся, но после все же взял себя в руки. — Там не во что посвящать» «И проблема, я так понимаю, как раз в этом» «Я не люблю, когда мне отказывают» От приступа отвращения Артем едва не вышвырнул телефон в окно. «Так, ладно, я ничего не хочу об этом знать, — быстро настрочил он в ответ. — У тебя сейчас есть Василь» «Блин, Тём, точно, спасибо, что напомнил, — не остался в долгу Филипп. — А то бы я на Либермана с порога прыгнул» «Перестань», — Артем скривился. Его не покидало гадкое ощущение, что он узнает интимные подробности о близком родственнике. Причем это был не Фил. «То, что у меня есть Василь, не отменяет того, что твой Олег меня однажды сильно разочаровал, — добавил Филипп. — И что мы теперь вряд ли подружимся» «Он не мой», — повторил Артем. Филипп это проигнорировал: «Приводи его, если хочешь. Он все равно про меня давно забыл» «Он помнит», — Артем не знал этого наверняка, но странно, если бы Олег, вхожий в семью Марата, вдруг забыл о лучшем друге его воспитанника. Вот и Филипп согласился: «Естественно он сука помнит! Так, Василю ни слова, ты понял?» «Понял» «Я серьезно, Тёма. Он его прибьет нахрен» «Ты так говоришь, будто я с Василем незнаком» Впрочем, знакомству с Олегом Василь бы и так не обрадовался. Он знал о нем, знал, что именно Олег в том лесу, рискуя своей безопасностью, оставил Максиму телефон с геолокацией, знал, что Олег предложил Максиму помощь и что Максим эту помощь принял, знал, что Олег отдал Богдану жизненно важный видеорегистратор, запись с которого могла отправить Марата за решетку. Он все это знал. Но это не влияло на жгучую ненависть, которую он испытывал к Марату и его людям. До самой выписки из «Медоры» Максим не позволял Василю встречаться с Олегом лицом к лицу, разводя их таким образом, чтобы они даже на секунду не пересекались в больничных коридорах. Артем не считал это паранойей. Он тоже не представлял, чего ждать от Василя при столкновении с главным союзником Марата. На этаж поднимались медленно. Любые физические нагрузки, в том числе ступеньки, давались Максиму непросто. Артем из-за травмы голеностопа тоже проявлял осторожность. Глядя, как они пытаются помочь друг другу, останавливаются и постоянно спрашивают, все ли хорошо, Олег хотел убежать наверх, но Максим попросил его повременить и зайти в квартиру последним. И не зря. Максима на Гривцова встречали всей толпой. Артем едва успел вынуть ключ из замочной скважины, как дверь прямо-таки отлетела в сторону от приветственных воплей. Громче всех вопил почему-то Паша. Артем и не задумывался раньше, что у Паши такой зычный и громкий голос. Фил, Рома, Ксюша с Богданом — все хлопали в ладоши и кричали поздравления. Молчал только Василь, который подпирал плечом стену и буравил Максима взглядом, в глубоких вспышках которого бликовало счастье. Он был бы похож на тень всеобщего веселья, если бы оделся в привычное черное. Однако вместо угрожающего монохрома на нем были светлые варенки Филиппа и фланелевая рубашка в бело-серую клетку, свободная и уютная даже на вид. Новые оттенки в одежде Василя вместе с красными волосами все еще выбивали Артема из колеи. Несколько отвыкнув от такого количества людей и производимого ими шума, Максим поначалу растерялся. Он переступил порог скромно и нерешительно, будто сомневался, не спит ли, действительно ли возвращается домой, а после, осознав, что «Медора» и правда осталась позади, радостно со всеми обнялся: и по очереди, и толпой. Артем специально задержался в стороне, щелкая камерой айфона, и постарался быстрее сморгнуть влагу с глаз, чтобы она не застилала вид и не мешала делать трогательные фото. А после Максим повернулся к Василю, который единственный его не обнял, и протянул здоровую руку: — Отдай мне, пожалуйста, ножи. Он произнес это совершенно спокойно, ничуть не задетый Васиным игнором. — Не понимаю, о чем ты, — так же спокойно ответил Василь. Максим кивнул. Он был к этому готов. — Тебе здесь ничего не угрожает. И ты тоже нападать не будешь, — мягко проговорил Максим. — Нет ничего страшного в том, чтобы отдать мне ножи. Я их верну, когда пойдешь домой. Хорошо? Противостояние бы продолжилось, но в него вклинился Филипп: — Так, я правильно слышу слово ножи во множественном числе?! — Вася, — чуть нажал Максим. — Какого хрена вообще происходит?! — всплеснул руками Филипп. — Ты же понимаешь, что я не отстану, да? Василь недовольно поджал губы. — Вася, — еще раз позвал Максим. — Ножи. — Да пошел ты, — выплюнул Василь, признавая свое поражение. Рука его скользнула в задний карман джинсов, скрытый под рубашкой, и выудила складной нож. — Спасибо, — Максим аккуратно переложил нож в спортивную сумку, привезенную из «Медоры». — Теперь второй. — Так, блять, я в этом не участвую, — Филипп пропихнулся между ними и скрылся под аркой, ведущей на кухню. — Второго нет, только этот, — Василь кивнул на сумку. Максим в ответ недоверчиво сощурился и стоял так, пока Василь не смирился: — Ладно. Раздраженно оттолкнувшись от стены, он дотянулся до висевшей на крючке ветровки и достал из ее кармана еще один складной нож. — Ну е-мое, Вась, — прокомментировал Паша то ли возмущенно, то ли восхищенно. — Нет, с чего ты вообще взял, что он может кому-то навредить, а?! — смерч по имени Филипп вылетел с кухни обратно в прихожую. — Ты с ним как с маньяком разговариваешь. Это даже мне оскорбительно. Если ты ему не доверяешь, тут вон вообще-то мент стоит. Ты думаешь, он при менте будет на людей с ножами прыгать или что? — Ребят, побудьте с ним, — пропустив гнев Филиппа мимо ушей, Максим посмотрел по очереди на Богдана и Пашу, а после наконец шагнул к входной двери, за которой все еще скучал Олег, и жестом пригласил его внутрь. Артем посторонился, забеспокоившись. — В общем, — Максим встал рядом с гостем и шумно выдохнул, собираясь с мыслями. — Если кто не знает, это Олег Либерман. Он раньше работал на Марата, но… — Я и сейчас на него работаю, — поправил Олег. — Ты мне не помогаешь, — буркнул Максим. — Извини. — Короче, Олегу тоже не нравится все, что происходит, и он хочет остановить Марата, — снова увеличил громкость Максим. — Я понимаю, что ситуация сложная, но я бы хотел, чтобы мы как-то… Чтобы мы попробовали быть дружелюбными. При этих словах даже Артем, стоявший на удалении от Василя, почувствовал, как тот заполыхал. Богдан в наивной надежде остудить пыл положил на его плечо ладонь, которую Василь тут же яростно сбросил. Это привлекло внимание Олега. Василь сделал шаг вперед: — Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен сейчас взять зонт, выдрать из него спицу и всадить тебе, сука, в глаз. Артем поймал выразительный взгляд Филиппа, в котором без труда прочитал: «Вот именно это я и имел в виду». — Тебе только что назвали причину, — ответил Василю Олег. ­— Я хочу вам помочь. — Где ты был со своей помощью, когда Максима избивали впятером? Стоявший рядом с Василем Богдан страдальчески провел руками по лицу. — Ну а кто говорил, что будет легко? — вздохнул Максим. — Нам с Ромашей вообще кто-нибудь что-нибудь объяснит внятно в этой жизни? — взмолилась Ксюша. — Вась? — вдруг послышался робкий голос нового и крайне неожиданного участника сцены. Это Рома осторожно подобрался к самому жерлу вулкана. — Вась… Филипп с Артемом обеспокоенно подались вперед: первый, чтобы усмирить Василя, второй, чтобы заслонить Рому. Под горячую руку всякое может произойти. Но к счастью, обошлось. Пожар в глазах Василя приглушился, когда он перевел их с Олега на Рому: — Что? — Мне нужна твоя помощь, — так же бережно продолжил Рома. — Я тут… В общем… Помнишь, ты мне писал насчет… — он покосился на остолбенелую публику. — Пойдем, я лучше на кухне расскажу. Он знал, что касаться Василя нельзя, поэтому просто поманил его за собой, и Василь — о чудо — последовал. — Это когда он ему писал? — хлопнул глазами Филипп. — Василь хочет научиться готовить что-нибудь сложное, — объяснил Артем. Он сам узнал это на днях от Ромы, который так поразился внезапным инициативам, что потом переслал другу весь диалог. — Блин, может, это был секрет, и он хотел тебя впечатлить, — спохватившись, прикусил язык Артем. — Он меня уже впечатлил сегодня, слов нет, ­— Филипп вновь взвился в сторону арки, но напоследок успел царапнуть холодным взглядом по Олегу. Вот так они и собрались в конце концов на кухне. Максим да и остальные тоже всерьез переживали насчет нахождения в одном пространстве Василя, Олега и десятка ножей, которые уже никуда не спрятать, но Роме удалось изящно спасти мир. Он сразу же увлек Василя к разделочному столу и, не давая опомниться, зачирикал про бефстроганов. Филипп в этот момент крайне скептически покосился на Артема, однако через несколько минут выражение его лица принялось переплавляться в изумление. Василь убежал в комнату, переоделся в домашний трикотаж, который не жалко испачкать, а, вернувшись, без колебаний пришел Роме на помощь. Они будто бы забыли, что на кухне есть другие люди. Рома что-то объяснял Василю, тот слушал, кивал и переспрашивал, а иногда и сам делился кулинарными познаниями. За это время у Филиппа челюсть уже до первого этажа упала. Пока Артем умилялся над всей развернувшейся сценой, Максим попросил Василя вскипятить заодно воды, после чего Василь не только вскипятил воду, но и заварил Максиму огромную кружку чая с бергамотом. Он знал, что Максим такой любит. Готовка успокаивала Василя, и постепенно его бешенство рассеялось, за что все послали безмятежно воркующему над плитой Роме благодарные взгляды. Помощь больше, кажется, не требовалась, так что Василь забрался на подоконник, подальше от Олега. Тот в свою очередь тоже не скучал: заняв место на торце стола, вытащил макбук и уткнулся в экран. Из всех присутствующих его одного ничто не беспокоило. Вообще. И если остальных поначалу отвлекали кулинарные манипуляции Ромы и Василя, то после их завершения коллективные онемение и напряг скрывать было уже нечем. В конечном счете Олег все же заметил, что другие восемь человек просто молча на него таращатся. Ну, Максим еще пил чай, а Рома периодически проверял сковородки. — Вы можете заниматься своими делами, меня здесь нет, — Олег поднял руки, ни на что не претендуя, и демонстративно пододвинул макбук ближе. — Но ты тут есть, — резонно возразила с подоконника Ксюша. — Хочешь, чтобы мы тебя игнорили? — Мне все равно, — Олег сказал это без высокомерия, скорее попросту равнодушно, и на Ксюшу обернуться даже не подумал. Он не ставил цель знакомиться или веселиться, так что и не тратил на это лишний ресурс. Артем единственный воспринимал его холодность без удивления. Он знал Олега полжизни. — Макс, — в отчаянии обратилась Ксюша, — че происходит-то? Хотел бы Максим дать внятный ответ на этот вопрос. Он не планировал принимать помощь Либермана и вообще не собирался с ним связываться. Мало того что Олег был настоящим бандитом, опасным, непредсказуемым, расчетливым и далеко не глупым, его интриги против Марата говорили о беспринципности. Если он предал Марата, который дал ему все, то предать Максима ему и вовсе ничего не стоит. Какой бы ни была выгода Либермана, ветер может перемениться в любой момент. Нельзя доверять бандиту. Да это даже звучит абсурдно. Тут и рассуждать не о чем. Но Максим рассуждал. После первого визита Либермана в «Медору» крутил его чертову визитку с изображением пионов до глубокой ночи, сопоставляя за и против. Аргументы против были очевидны. И хотя противостоял им лишь один аргумент за, его тяжесть перевешивала: без Либермана им с таким врагом, как Марат Цепакин, не справиться. Логикой Максим понимал, что принять предложение Олега придется. Но здравый смысл вместе с инстинктом самосохранения в голос верещали о том, что принимать ничего ни в коем случае нельзя и кончится все очень плохо. Максим не знал, что делать, да и вообще ничего не хотел решать. Он задолбался принимать решения. На следующий день ему позвонил Богдан. — Макс, привет, — голос в трубке прозвучал изможденно и мрачно. — В общем… — по дальнейшему неподъемному вздоху Максим молниеносно понял все, что Богдан сейчас скажет. Сердце засвистело вниз. — Я нашел у себя на столе регистратор. С одной из машин. Посмотрел запись. Буквально только что. Это… — Давай к делу, — хрипло перебил Максим. Он не хотел ни кособоких обсуждений, ни хромой жалости. — Я там вижу лет пять-семь. Не больше. К сожалению. От разочарования, наждачкой проскоблившего нутро, Максим не удержал болезненного стона и, прикрыв глаза, медленно осел в кресло у окна палаты. Богдан подтвердил то, что говорил ранее Олег. Марата можно арестовать прямо сейчас и, предъявив запись с регистратора, посадить за тяжкие телесные. Но тогда он выйдет раньше, чем Артему исполнится хотя бы тридцать, и все начнется заново, только на более высоком уровне сложности. Вряд ли Марат в тюрьме подобреет и отпустит всех с миром. — У тебя есть предложения? — после небольшой паузы спросил Богдана Максим. — Ты сам знаешь. Максим знал, но теперь, когда его прижали к стенке, соглашаться хотелось еще меньше. — И мы никак не справимся сами? — с призрачной надеждой уточнил Максим. Богдан остался непреклонен: — Он нам нужен. Прости. Если бы Максим мог повторно швырнуть куда-то вазу с пионами, которые подарил Либерман, он бы обязательно так и сделал. Но сердобольная медсестра, спасшая пионы из осколков вазы, поставила их далеко, аж на другой конец палаты. Пока дотащишься, уже перегоришь. — Я тебя понял. Сделаю, что должен, — вздохнул в трубку Максим. Но решиться сделать и сделать фактически — разные вещи. Можно смириться с присутствием Олега, но раздражение к нему не выключишь по щелчку пальцев. Даже звонить этому человеку Максиму было неприятно. Он вновь покрутил в пальцах визитку с номером телефона и скрепя сердце написал сообщение: «Приходи завтра к 6 вечера». В шесть вечера у Артема был прием врача. Олег не ответил, но на следующий день явился в «Медору» в белом пиджаке с лепестком пиона в петлице. Причем вместо шести явился только в половину восьмого. Максим недовольно покосился на открывшуюся дверь: — Я же попросил… — Не надо ставить мне условия, — поздоровался Либерман. На первых порах их общение на восемьдесят процентов состояло из пререканий, а на двадцать из молчания, во время которого Максиму хотелось прибить Олега, чтобы больше не видеть его надменную рожу. Либерман мог хоть тысячу раз повторить байку о благих намерениях и еще тысячу раз объяснить, как устроен клан Цепакина и как под него копать, Максим не верил и в каждом слове выискивал подвох. Олегу и Богдану требовалось передавать друг другу информацию, но делать этого напрямую они не могли, поэтому нуждались в Максиме как посреднике. Прикрытие было подходящим: Богдан встречался с подругой Максима и был басистом в его группе, а Олег так вообще сам предложил Марату приглядывать за соперником. Однако сопротивление Максима и Олегу, и участию во всей этой детективной схеме было настолько явным, что в итоге Либерман не выдержал и прибег к радикальным мерам. В очередной раз навещая Максима в «Медоре», он не стал отдавать ему сообщения или бумаги для Богдана, а коршуном спикировал напротив за стол: — Хочу рассказать тебе кое-что интересное. Ты давно пообедал? — Чего?.. — Максим вообще не понял, как связаны эти два предложения. Олег поставил на колени кожаный портфель, вытащил из него чью-то фотографию и шлепнул перед Максимом на стол: — Припоминаешь человечка? Максим всмотрелся в снимок и еще прежде всякого осознания ощутил стрекочущий под сердцем холодок. Хмурый мужчина на фото был водителем одной из тех машин. Перед глазами вновь, как и не исчезала никуда, возникла глухая лесная поляна, которая тут же принялась наполняться деталями: свежевырытая могила, «Эскалейд», два «Хаммера», двенадцать человек, готовых закопать его живьем. Максим хватанул ртом воздух, выбираясь на поверхность. Ну уж нет, эта картина и без того отравляет каждую ночь его сны. Днем у нее не должно быть власти. — Ну так что? — подбодрил Либерман. Максим бы никогда не подумал, что запомнит лица пособников Марата. У них у всех, кроме Олега, были одинаковые кирпично-бандитские морды. Олег бы если и оделся в такую же черную водолазку, заправленную под ремень грубых черных джинсов, то сохранил бы индивидуальность и красоту. Чертов Либерман с его модельной внешностью. — Да, помню его, — кивнул Максим. — Хочешь посмотреть на него сейчас? — Олег достал еще одну фотографию, и вот уже от нее Максима накрыло в секунду. Он отпихнулся назад вместе со стулом, в осатанелом ужасе таращась на то, что еще недавно было живым человеком, и едва удержался, чтобы не блевануть в мусорное ведро. — Впечатляет, да? — безжалостно прошипел Олег. — Ты, блять, больной, что ли? — дрожащим шепотом откликнулся Максим. Он хотел, чтобы Либерман убрал это нахер со стола, и притом не мог отвести от жуткого фото взгляд. Но Олег и не думал ничего убирать. Он медленно подался через стол к Максиму: — Ваш драгоценный регистратор стоял на его машине. Если Марат узнает правду, то я, как ты понимаешь, следующий. — Во что ты меня втягиваешь… — Ни во что, — Олег прибил фото пальцем к столу. — Я охуенно рискую, помогая тебе. Если этого недостаточно, чтобы ты начал мне доверять, я не знаю, что еще делать. — Господи боже, — Максим провел по лицу трясущейся рукой. — Ладно, окей, я верю тебе. Только успокойся. — Я спокоен. — И убери это, — Максим быстро кивнул на снимок. — Пожалуйста. Добившись, чего хотел, Олег закончил с психологическим насилием и спрятал фото обратно в портфель. — Давай договоримся раз и навсегда, — без сцен расчлененки голос у Максима стал понемногу крепнуть. — Ни я, ни, тем более, Артем ничего не будем знать о ваших бандитских разборках. Я уверен, что Марат, каким бы он ни был зверем, оберегал его от этой части своей жизни. Не смей ему такое показывать. Даже ради того, чтобы он возненавидел Марата. — Ты не думаешь, что я бы уже давно все ему показал и рассказал, если бы хотел? — ядовито переспросил Олег. — За кого ты меня принимаешь? Я не монстр какой-нибудь. — Ладно, извини. — Это было для тебя и для наглядности. — Я понял, — кивнул Максим. — Но это пиздец. Олег согласился с ним коротким молчанием, а после перевел тему: — Мы можем теперь начать нормально работать? Максим тяжело вздохнул: — Можем, но учти, что мы вряд ли подружимся. Это было грубо, но Максиму нарочно хотелось как-нибудь задеть Олега после его жестоких методов переубеждения. Олег непонимающе нахмурился: — Для чего мне твоя дружба? В общем, задело в итоге Максима. Артем, конечно, всей этой затее с Олегом не обрадовался. Подготовиться к их встрече Максим не успел, потому что встреча эта случилась тут же: Олег с Артемом столкнулись в дверях, когда первый уходил восвояси, а второй возвращался от врача. Артем будто ошпарился: — Какого?!.. Ты что здесь делаешь?! — Объясни ему все, ладно? — небрежно попросил Либерман Максима. — До завтра. — Макс, ты в порядке?! Он тебя не тронул?! — Артем метнулся в палату как шальной, и Максим, заволновавшись о его больном голеностопе, встрепенулся: — Я в порядке, все хорошо, не бойся. — Почему ты такой бледный? Позвать кого-нибудь? — тревожно предложил Артем, падая на тот же стул, где минутой ранее сидел Олег. — Да это просто свет такой от лампы, — отмахнулся Максим. — Забей. Свет от лампы и фотки мертвых бандитов, ага. — Зачем он приходил? Что ему было нужно? — немедленно потребовал Артем. — Если Марат решил еще как-то тебя запугать, я ему башку откручу. Он выпалил это с таким яростным воинственным запалом, встряхнув растрепанными кудрями, что Максим не сдержался от смешка, одновременно нервного и умиленного. После Олега с его кровавыми инсайдами и хитросплетенной паутиной тайных планов Тёмкино бесстрашие выглядело прелестно. — Я знаю, это прозвучит дико, — собрался с духом Максим. — Но Олег хочет нам помочь. Он думал, Артем от такой новости вскочит, или расширит глаза, или потрясенно вскрикнет. В общем, как-то выразит удивление от неожиданного поворота событий. — Макс, послушай меня, — Артем решительно перегнулся к нему через стол и стиснул левую руку в своей. — Что бы он тебе ни наплел, забудь. Он изворотливая тварь, и он точно что-то задумал. Я его знаю очень давно. Этот человек весь гнилой насквозь. Он всегда преследует собственные интересы. Ему насрать на других, и слово помощь ему незнакомо. Я могу договариваться с Маратом, могу влиять на него, я понимаю, как он мыслит и что им движет. Олег ­— это машина без чувств. Такая же, как мой отец. Марат потому и отправил его в Штаты. Они там отлично поладили. Мы не сможем контролировать то, что делает Олег. Он больной на голову. Я тебя очень прошу. Если ты хочешь оградить нас от Марата, связаться с Олегом — самое худшее, самое кошмарное решение, какое только можно придумать. Дождавшись окончания пулеметной очереди, Максим издал безнадежный вздох: — Так… Ну насколько могу судить, вы с Олегом не то чтобы друзья. — Макс, пожалуйста, — взмолился Артем. Максим сам не поверил, что произносит это вслух: — У меня есть основания ему верить. — Боже… — Артем отдернул руку и откинулся на спинку стула. — Да он был с Маратом в том лесу! Он участвовал в твоем похищении! — А еще он оставил мне телефон с геолокацией, по которой меня нашли, и занимается всем этим, — Максим обвел глазами палату, умолчав о видеорегистраторе. — Чем этим? — не понял Артем. — Моим лечением. — Этим занимается Марат. — По бумагам да, — не стал спорить Максим. — Но фактически те люксовые удобства, в которых я здесь живу, заслуга Олега. — Это и моя заслуга тоже, — обиженно бросил Артем. Шпилька попала в цель: Максима кольнуло. — Конечно твоя, — он примирительно потянулся к Артему через стол и ласково пригладил один из выбившихся вихров. — Мне без тебя и бороться незачем. — Перестань, — брыкнулся Артем, но к счастью, уже не так гневно. Максим незаметно перевел дыхание. — Ты прав, Олег помогает нам не по доброте душевной. У него есть свои цели, — Максим поднялся из-за стола после своего чересчур затянувшегося чаепития и, сделав пару шагов, опустился перед Артемом на корточки. — Но благодаря Олегу мы посадим Марата. А это все, что для меня сейчас важно. От этих слов лицо Артема на секунду исказилось смертным ужасом. Он и раньше так реагировал на совместные упоминания Марата и тюрьмы, однако лишь в этот момент до Максима наконец дошло, что главная сложность задуманного — это не отсутствие улик, не авторитет Марата и даже не угроза жизни. Главной сложностью был и останется Артем. Несмотря на то что Артем прекрасно осознавал тяжесть вины Цепакина и перед Максимом, и перед ним самим, не говоря уже о махинациях и прочих криминальных делах, которые тот проворачивал за спиной своего воспитанника, слово «тюрьма» вгоняло Артема в панику. Он не хотел быть причастным к расследованию и, что гораздо хуже, продолжал жалеть Марата. Артем по-прежнему настаивал на переговорах, уверенный в уступчивости опекуна, ведь вместо того, чтобы окончательно растоптать соперника, Марат раскаялся в причиненном ему вреде, был готов возместить ущерб, оплачивал лечение и даже согласился купить машину взамен «Соляриса». — Ну да, ага, — только и фыркнул на это предложение Максим. Цепакинская логика никогда не укладывалась у него в голове, так что он уже плюнул на попытки в ней разобраться. Взорвать машину, чтобы теперь купить новую? Ну, достаточно биполярно. — Я знаю, что принять его помощь тебе не позволяет гордость, — деликатно произнес Артем. — Но давай посмотрим по-другому. У тебя была машина, за которую ты выплатил кредит… — Я его еще не выплатил, — с горечью поправил Максим. Артем кивнул: — Выплатил. — В смысле?! — Представь, если бы ты утром вышел из дома и увидел, что кто-то протаранил твой «Солярис», — Артем напрочь проигнорировал возглас Максима по поводу кредита. — Ты бы потребовал компенсировать ремонт и все такое? Максим издал вымученный вздох. Когда-нибудь у него получится поймать Артема за руку при очередной попытке за него расплатиться. — Я понимаю, к чему ты клонишь, и благодарен, что ты пытаешься мне помочь, — все еще сидя перед Артемом на корточках, Максим ласково провел ладонью по его щеке. Артем хотел отпрянуть, чтобы не потерять свой строгий образ, но не смог и вместо этого коротко прижался к ладони Максима щекой. — Это ты попросил Марата купить мне машину? — мягко поинтересовался Максим. — Неважно, — буркнул Артем, как будто за ним стояла еще целая очередь жаждущих. — Это банальная компенсация за испорченное имущество. Марат лишил тебя автомобиля. Пусть покупает новый. Принять эту машину не слабость. Он ее тебе должен. — Все, что он мне должен за машину, он уже потратил на мое лечение. — Нифига подобного, это отдельно, — пригвоздил Артем. — Ты прирожденный бизнесмен. — Макс, я серьезно. Почему ты такой упертый? — Потому что мне ничего не нужно от Марата Цепакина. Даже по справедливости, — прибавил Максим, прежде чем Артем успел запротестовать. — Можем считать, что я простил ему «Солярис». Хотя не простил, конечно. Но никакие его мирные предложения меня не переубедят. Он ответит за все, что сделал. — Макс… — в отчаянии воззвал к нему Артем. — Ты все еще не понимаешь, что это за человек и почему с ним лучше договориться по-хорошему, когда есть такая возможность. — Я прекрасно понимаю, что это за человек, Тёма, — возразил Максим. — Именно поэтому никаких договоренностей у меня с ним не будет. Артему пришлось отступить, но он не успокоился, как не успокоился и Цепакин. Следующий ход Марат сделал незадолго до выписки Максима. И это было не нападение, не отравление, не угрозы поставить на счетчик — ничего из способов давления, к которым Максим был готов с самого начала своего лечения в «Медоре». Вместо этого Марат прибег к еще одной стратегии, которой владел в совершенстве: манипуляциям. Максиму ни с того ни с сего посреди дня позвонила мать и заплетающимся от шока языком сообщила, что с ней связались представители какого-то петербуржского бизнесмена по фамилии Цепакин, который назвал себя другом ее сына, и предложили встретиться в «изумительном», как она выразилась, ресторане. Максим впился в телефон с такой силой, что едва не сложил его пополам. Само собой, мать явилась в изумительный ресторан на Петроградской стороне безо всякой задней мысли. Ладно хоть Свету догадалась захватить. Хотя нет, не ладно. Неизвестно, что их там обеих ждало. Сам Марат на встречу, к счастью, не пришел. От его лица вещал, по описанию матери, «симпатичный приятный воспитанный молодой человек, хотя и еврей». Это Максима немного успокоило. Симпатичный еврей рассказал матери, что Марат Евгеньевич и Максим когда-то вместе работали над «умным домом», что Марат Евгеньевич распереживался из-за жуткой аварии, в которую попал его добрый товарищ, и что Марат Евгеньевич прямо-таки места себе не находит, желая помочь. О Максиме в «Медоре» хорошо позаботились, его вот-вот выпишут домой, но кто-нибудь подумал о матери, о том, что ей довелось пережить? Марат Евгеньевич вот подумал. И хотя он крайне занятой человек, все равно нашел время для подарка, соразмерного и своим возможностям, и величине материнского горя. — Нет, ты представляешь, он мне подарил квартиру! Настоящую! С ремонтом! Просто так! Живут же люди! — воскликнула мать. Максим и не знал, что его больше выбесило: необъятная Цепакинская подлость или материн восторг. Она без колебаний приняла ключи, расписалась во всех документах и съездила с людьми Марата в новый дом премиум-класса за Парком Победы, где с сегодняшнего дня владела просторной двушкой. — Господи, мам, ну ты совсем уже? — Максим хлопнул себя по лбу. — А если бы это были мошенники? Ты неизвестно с кем встретилась, неизвестно за что расписалась, ну как так можно-то?! — Да он столько про тебя рассказывал, ты что! — простодушно отмахнулась мать. — Я же знаю, что у тебя есть богатые заказчики. Ну вот захотел человек сделать доброе дело, мешать ему, что ли? От таких не убудет. Действительно, только и ахнул Максим. Общаться с матерью о чем-то предметном было бессмысленно. Квартира затмила ей разум. На заднем плане Света передавала Максиму привет, смеялся Денис, хлопали дверцы шкафов. Родня осваивалась на новой территории. Поздравив мать с внезапно свалившимся ей на голову счастьем, Максим попрощался, завершил звонок и в ту же секунду набрал долбанного симпатичного еврея, чтобы он объяснил, какого хрена вообще происходит. — По поводу квартиры не волнуйся, там все чисто, проблем не возникнет. Это подарок от Марата, — беспечно произнес Олег. Судя по фоновому шуршанию и клаксонам, он был за рулем. — Извини, что не сказал раньше, но тебя бы разъебало, а мне это не нужно. — Что он хочет за эту квартиру? — Ничего, я же сказал. Это подарок. — Да прям щас. Это не букет цветов. Уловив отсылку, Олег издал одобрительный смешок. — Я должен расстаться с Артемом и заключить с Цепакиным мир, или он выгонит мать из квартиры, так? — утвердительно спросил Максим. — Ты такой негативный, пиздец. — У меня есть причины быть негативным. — Давай при личной встрече все обсудим, мне сейчас неудобно. — И когда ваше величество соблаговолит меня посетить? — Минут через десять, когда запаркуюсь, — сообщил Олег. Зная, какое впечатление произведет на Максима новость о квартире, он поехал в «Медору» практически сразу после торжественной передачи ключей. Максим с порога набросился на Либермана с расспросами. Поначалу Олег пытался что-то объяснять, но довольно быстро сдался: Максим все равно не слушал. Охваченный паникой, он был убежден, что общением с матерью Марат предупреждает его не лезть куда не надо и что квартира — это рычаг давления, поэтому в лучшем случае Марат выгонит мать на улицу, если Максим его разозлит, а в худшем сможет заявиться с толпой головорезов для расправы. — Тебе явно хватит смотреть сериалы про девяностые, — вздохнул Олег, после чего протянул Максиму свой айфон. Максим насторожился: — Это что? — Просто заткнись и прочитай скриншот, — закатил глаза Олег. — Только никуда там не тыкай, пожалуйста. — Я на дебила, по-твоему, похож? Олег оставил вопрос без комментариев. Это был скриншот переписки, вот только в ее оформлении Максим не узнал ни одно из популярных приложений. Видимо, Цепакин и его приближенные пользовались каким-то своим мессенджером — наверняка бандитским. Еще не прочитав название диалога, Максим догадался, что он с Маратом. Экран был сверху донизу забит входящими сообщениями, которые завершались одним-единственным от Олега: «Я тебя понял». Вот что Марат писал своему помощнику: «Олежек, я так не могу, не по людски это» «Позвони Рафику, пусть он пробьет варианты. Только район обязательно тот же» «Я сам знаю, как тяжело менять район, когда прожил в нем всю жизнь» «Скажи, что двушка нужна» «Со мной только потом согласуйте» «Мне сегодня всю ночь снилось, будто я хожу по двушке с видом на парк. Очень яркий сон, с подробностями. Кухня, цвет стен, гардеробная опять же встроенная. Все было. Вот такую найди мне квартиру» — Так, подожди, он попросил тебя найти квартиру из своего сна?.. — притормозил Максим. Олег развел руками: — Ты думал, я просто так не хочу с ним больше работать? «Много должно быть света, пространства. Сто квадратов минимум» «Понял меня? Сто квадратов» «Она горя хлебнула, не могу я так ее оставить, места не нахожу себе» «Муж у нее в Чечне погиб. Максима отец. Ты знаешь» «Я ради брата моего Айдара не могу их оставить» «Она сына одна подняла. И девочку еще, Свету» «Найди ей хорошую квартиру, Олежек» По выражению лица Максима, где ухмылка медленно сменилась болезненной гримасой, Олег догадался, что он дочитал скриншот до конца. — Твоя мать единственный владелец квартиры. Марат передал ей собственность и не сможет ничего забрать. Это безвозмездный подарок, — спокойно пояснил Олег. — Если не веришь, поменяйте замки или продайте эту квартиру и купите такую, где он вас не достанет. Максим молча таращился на экран айфона до тех пор, пока он не погас. — Марат может сводить счеты с тобой, но никогда — с твоей матерью, — с этими словами Олег мягко выудил айфон из оцепеневших пальцев Максима. Так вот как это работает. Вот что он делает. Вот что чувствует всю свою жизнь Артем. Едва ты обретаешь опору, Марат ее вышибает. Максим ходил по «Медоре» как в тумане. Света присылала фотографии интерьеров двушки, звонила, чтобы поблагодарить щедрого бизнесмена Цепакина, продумывала вместе с матерью переезд с Бассейной и строила планы на их старую квартиру в сталинском доме. Семья была на седьмом небе. Максим услышал от них столько добрых слов в адрес Марата, сколько не слышал плохих от всех остальных вместе взятых. Марат Цепакин стал для семьи Громовых настоящим героем. Стремление Максима посадить Марата в тюрьму трещало, как ворота средневековой крепости под таранами иноземцев, а сомнения расползались по груди очагами плесени. Максиму было стыдно за себя, за то, что он так сразу увидел в подарке Марата угрозу. Цепакин оставался монстром, однако этот монстр обладал благородством и, ненавидя Максима, признавал их общее горе. Теперь Максим лучше понимал, почему Марат раскаялся, оплачивает лечение и даже готов купить машину. Он делал все это ради матери Максима, ощущая вину перед той, которая и без него вынесла слишком много боли. В какой-то момент Максим едва не сдал назад, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и решить, точно ли хочет столь радикальных мер, как тюрьма, с учетом внезапно открывшейся сострадательности Марата. Неужели тюрьма — это правда единственный способ обезопасить себя от Цепакина? Себя? Или все-таки Артема? Ведь его Марат никогда не оставит в покое. Никогда. И надломить решительность Максима у него тоже не выйдет. Стряхнув владевшее им наваждение, Максим даже разрешил себе погордиться. Черт подери, Цепакину почти удалось обвести его вокруг пальца. Еще немного, и он бы реально прогнулся. Ну уж нет. Он доведет начатое до конца. Марат сядет. Во что бы то ни стало. Однако настоящую проверку на прочность намерения Максима прошли позже, когда он рассказал про квартиру Артему. До выписки оставалась пара дней, и Артем по такому случаю притащил в палату целое ведро мороженого. Тайком, конечно. Он был в прекрасном настроении, хотел посмотреть вместе фильм и собирался остаться на ночь. — Ты знал об этой квартире? — спросил его Максим. — Понятия не имел, — растерянно откликнулся Артем. Они сидели друг напротив друга поперек кровати в одинаковых домашних штанах и одинаковых белых футболках. Артему не нравилось, что Максим так сильно похудел, но покупать два комплекта одежды все-таки нравилось. Выждав небольшую паузу, Артем заговорил именно теми словами, которые Максим уже произнес за него у себя в голове: — Макс, ну ты же видишь, что происходит. Он хочет решить все миром. Он прямо кричит тебе об этом. Почему ты не сделаешь шаг навстречу? Зачем ты так жесток к нему? — Я жесток? — переспросил Максим. Артем осекся, заметив, что начинает путаться, где объективная реальность, а где реальность, внушенная ему Маратом. Впрочем, это не помешало ему повторить прошлые аргументы в защиту опекуна: — Он болен, Макс. И физически, и на голову. Ему никак нельзя в тюрьму. Тем более я ему больше не нужен. Мы ведь это обсуждали с тобой, помнишь? — Помню, — кивнул Максим. — Я не согласен. — Если ты хотел оградить меня от него, нужно было действовать раньше. Сейчас уже смысла нет, — не отступал Артем. — Я не к тому, чтобы тебя в чем-то обвинить. Я понимаю, что раньше ты не мог… что я сам… что… — Тёма, — Максим бережно накрыл своей его безвольную руку. — Я знаю, что это больно. Знаю. Но мы пройдем через это вместе. Я с тобой. — Он нас примет, Макс. Он почти готов, — дрогнувшим голосом пролепетал Артем. Взгляд его был устремлен в покрывало. — Он меняется. Он понял, что между ним и мной все кончено, но как отец он хочет, чтобы я был счастлив. Ему нужно еще немного остыть. Мы не можем отвернуться от него сейчас. Только не в этот раз. Нам нужно поддержать его. Мы должны дать ему этот шанс. — Ты давал ему тысячу шансов, и он проебал все до единого. — Да какой же ты упертый! — вдруг вскрикнул Артем, дернув от Максима свою руку. Тот отпрянул: и порыв, и злость Артема оказались слишком внезапными. — Окей, я тебя услышал, — Максим почувствовал, как раздражение, давно зудевшее внутри, начинает накаляться, грозясь взбурлить настоящим гневом. ­— Если хочешь, можешь прямо сейчас поехать к Цепакину и сдать нас всех. Давай, вперед. Так ты его спасешь. Он будет предупрежден, проявит бдительность и сможет защититься от полиции. Неизвестно, что он сделает после этого со мной и Богданом. Олега он убьет. И это не метафора. Он дал себе слово не упоминать при Артеме о криминальной части жизни Марата, но ему просто не оставили выбора. — Я знаю… — в безутешном выдохе Артема не было ни единого призвука удивления. От понимания, что это означает, у Максима застонало сердце. Острые плечи поникли, и, обхватив их руками, будто стремясь опереться сам на себя, Артем сжался в комочек. — Я ему ничего не скажу. Делайте то, что должны. — Тём… ­— Максим потянулся к нему и, боясь проявлять настойчивость, осторожно тронул по ладони. Артем вздрогнул. — Родной, прости меня. Я все понимаю. — Не понимаешь. — Иди ко мне, — придвинувшись ближе, Максим наконец сделал то, чего очень хотел: привлек Артема в свои объятия. Поначалу жесткий и хрупкий, как статуэтка, через минуту-другую Артем обмяк и, зажмурившись, тихонько задышал у Максима на груди. — Можно я не буду в этом участвовать? — слабым голосом попросил Артем. — Я не хочу ничего знать. Можно мне делать вид, что ничего не происходит? Пожалуйста. Иначе я просто не выдержу. — Конечно, — Максим коснулся губами волос у него на макушке: мягких, задорно пушистых, пахнущих медом, теплой пшеницей и обманчивой беспечностью. — Я тоже хочу оградить тебя от лишних подробностей. — Только скажи мне, когда… Когда вы… Когда все будет решено. — Хорошо, — пообещал Максим. — Тёма, я рядом. Всегда. Я с тобой. Если нужно поговорить, если хочешь о чем-то спросить, поделиться, я здесь. Я готов тебя слушать. — Спасибо, — чуть слышно шепнул Артем. — Ты лучше всех. Напряженное собрание на кухне в честь возвращения Максима из «Медоры» завершилось точь-в-точь вместе с ужином. Несмотря на просьбу Олега игнорировать его присутствие, это так никому и не удалось. Рома настойчиво предлагал ему бефстроганов, пока Олег не сдался. Артем то и дело контролировал старого знакомого взглядом. Ксюша придирчиво изучала чужака, пытаясь разобраться, с какой стороны к нему подступиться. Максим с Богданом примолкли, чувствуя личную ответственность за все происходящее. Паша пытался наладить коммуникацию вопросами типа: — Ты прям реально настоящий бандит? Или: — Почему ты решил подсидеть своего босса? Сперва Олег тактично переводил тему, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания и не провоцировать конфликты, но, когда ему надоело, прямым текстом заявил, что работает и, к сожалению, общаться обо всяком бреде не может. Паша так обалдел, что даже правильно поставил аккорд на гитаре. По-настоящему Олега избегали только Филипп и Василь, причем оба с подчеркнутой демонстративностью. Заявив сразу после ужина, что им нечего делать в такой компании, они поблагодарили Рому за бефстроганов и первыми отправились к себе в комнату. Рома едва успел пожелать вдогонку доброй ночи и напомнить, что спасибо предназначается и Василю тоже. Следом потянулись и остальные. Ксюша утащила Богдана, а потом и Паша, обиженно фыркнув на Олега за его безответность, увлек за собой Рому. Кухня стремительно опустела. Они остались втроем. — Ты здесь всю ночь собрался сидеть? — нахмурил брови Максим. Либерман не поднял от ноутбука головы: — Всю ночь. — Зачем? — Я уже объяснял. — Макс, пойдем, пусть делает что хочет, — Артем поднялся с табуретки и, немного размяв затекший голеностоп, аккуратно двинулся в сторону кухонной арки. — Я все равно не понимаю… — пробормотал Максим, когда Артем потянул его за край футболки. Олег терпеливо вздохнул: — Считай, что у меня дежурство. Спокойной ночи. — Завали, — попрощался Артем. Квартиру накрыло абсолютное беззвучие. Ни от кого не доносилось ни шороха. Даже у Филиппа за стенкой повисла суровая тишина. Максим с Артемом легли в постель молча. Не так Максим, конечно, представлял свое возвращение, ну да ладно. Как только они разберутся с Маратом, все ночи будут их. — Ты в порядке? — шепотом спросил у Артема Максим. Крапчатый сумрак втекал в комнату сквозь трехчастное окно и, мягко гладя Артема по щеке, обволакивал его силуэт золотистой накидкой. — В порядке, — выдохнул Артем. Вот только выражение его лица сообщало прямо противоположное. — Если хочешь, я попрошу его уйти, — предложил Максим. — Настойчиво попрошу. — Не надо. — Точно? Я могу Василя позвать для убедительности. На губах Артема мелькнула улыбка: — Все нормально. Он правильно поступил. Неизвестно чего ждать от Марата в первый твой день за пределами больницы. — Я не боюсь Марата, ты же знаешь. — Знаю, — Артем очертил его лицо кончиками пальцев, произнеся так же ласково и невесомо: — Наконец-то ты здесь. Целый месяц прошел с тех пор, как они лежали вот так в этой постели, прильнув поближе и касаясь друг друга с осторожной влюбленной неспешностью. Максим чувствовал, как в душе его теплится счастье просто оттого, что он может вновь обнимать Артема в уюте их дома. На деле этому, правда, мешал гипс, так что Артем сам проскользнул рукой Максиму за спину и, пододвинувшись вплотную, тихонько вздохнул в безопасности. Говорить не хотелось. Любые слова казались пустыми. Измотанный стрессом, Артем наконец-то расслабился, и Максим, понимая, что сегодня больше ничего не надо, положил подбородок ему на макушку. Артем в ответ ткнулся теплым кончиком носа в ямочку между его ключиц, а вскоре задремал. Максиму же не спалось. В последний месяц это было нормально. После дачи Марата он несколько подзабыл, что такое здоровый сон. Из-за постоянных кошмаров ему прописали снотворные и кучу других препаратов, но он их не пил. Не видел необходимости. Конечно, он пережил травмирующий опыт, но все постепенно придет в норму. Не надо впадать в крайности. Истории о таблетках и психотерапевтах уж точно не про него. У него никогда не было проблем по этой части. Сейчас тоже просто временные трудности. Пролежав в компании временных трудностей до половины третьего ночи, Максим решил развеяться. Сна не было ни в одном глазу, а тело уже онемело: Максим боялся лишний раз ворочаться, чтобы не разбудить Артема. От бессонницы ему иногда помогал травяной чай. Все оставшиеся пакетики он забрал из «Медоры», и теперь они лежали где-то в сумке в прихожей. Максим начал аккуратно отодвигаться от Артема. — Макс?.. — сразу встрепенулся тот. — Все хорошо, спи. — Что-то случилось? — Артем сонно потер глаза. — Опять началось? — Ничего не началось. Я сейчас приду, засыпай, — ласково повторил Максим, поцеловав Артема у краешка губ. Трогательная Тёмкина забота заставляла сердце сжиматься от любви и неловкости. Максим ждал, когда наконец перестанет задыхаться во сне, подрываться с криками и обливаться холодным потом оттого, что его зарывают в землю живьем. Эти чудовищно яркие картины приходили к нему почти каждую ночь и всегда как впервые. Хорошо хоть Артем понемногу привык. Поначалу он очень пугался. Но теперь, если Максима мучили кошмары, он мужественно брал на себя заботу о нем, убаюкивал, обнимал изо всех сил, шептал, что это все неправда, что ямы в лесу больше нет, что это лишь страшный сон, который никогда не воплотится в жизни, и Максима отпускало. Он так привык, что, проснувшись среди ночи, можно от всего на свете спрятаться в Тёмкиной нежности, что без него, наверное, и смысла ложиться больше не видел. Именно Артем уговорил Максима рассказать о проблеме врачам. Сам Максим был уверен, что врачи ни к чему и проблема решится временем. Он был уверен в этом, когда в его толстенной медицинской карте появился новый диагноз: «Посттравматическое стрессовое расстройство». Он был уверен в этом и сейчас. Никакие таблетки он пить не станет. И к психологу уж точно не пойдет. «Медора», может быть, и люксовая клиника, но врачи там работают такие же кретины, что везде. ПТСР ставят ветеранам войн и выжившим при терактах. Случай Максима тут даже не близко. Поэтому не надо драматизировать, превращать его в жертву и пихать в него таблетки, как конфеты. С ним все в порядке. Да, ему снятся кошмары. Пройдут. Он не боится Марата. В квартире было по-прежнему тихо. Лишь с кухни доносилось легкое шуршание и перестук клавиш. Надо же. Он все еще там. Запаливать лампу Максиму не хотелось, так что он прошел под арку прямо в темноту. На секунду Олег отвлекся от макбука, глянул бегло, исподлобья и вновь углубился в работу. Экран очерчивал его лицо приглушенным светом. Боже правый, на такие скулы должен быть налог. — Пожалуйста, не говори, что ты пришел жалеть меня и предлагать поспать, — безразлично произнес Олег. Максим ничего и не сказал. Подошел к плите, щелкнул кнопкой на вытяжке, окрасив шкафчики матово рыжим, и полез в посудный: — Давай хоть чаю тебе налью. — Лучше кофе. Если есть, — прозвучал вежливый ответ. Так, кофе… Максим открыл соседнюю дверцу. На Гривцова было два вида кофе: в зернах и молотый. Максим видел, как Василь и все остальные варят его в турке, потом что-то еще с ним делают, кидают в него всякие палки и ветки… — Я не против чая, — улыбнулся ему в спину Олег. Максим вскипятил в полумраке чайник и заварил два пакетика: себе травяной, Олегу нормальный черный. Отнес ему первому своей единственной левой рукой. Гость все-таки. — Спасибо, — Олег сдвинул макбук в сторону. — Тебе не стоило, я бы сам мог. — Сиди уж. Заняв место на противоположном торце стола, Максим попробовал чай. Кипяток пока не остыл, надо было немного подождать. — Бессонница, да? — поинтересовался Олег. На дремлющей ночной кухне его голос звучал гораздо мягче и дружелюбней, чем обычно. А может, горячий чай давал такой эффект. — Бессонница, да, — повторил Максим, зачем-то снова берясь за кружку. Ну не остыло же еще. — Это из-за того, что сделал Марат? — напрямик спросил Олег. — И ты тоже, — напомнил Максим. Олега претензия не задела: — Ты знаешь, что я был против. И что именно поэтому я здесь. — Ты давно на него работаешь? — Десять лет. — Неплохо, — оценил Максим. — Почти как я в «умных домах». — Ты ставил автоматику в моей квартире год назад, — внезапно объявил Олег. У Максима чуть кружка со стола не полетела: — Серьезно?! — Ага, — Олег подтянул поближе свою. — Но я так понимаю, что потерялся в толпе твоих заказчиков. — Ну уж нет, такой, как ты, не потеряется, — Максим свел к переносице брови, напрягая память. — Что там у тебя было? Либерман небрежно махнул рукой: ­— Расслабься, мы не пересекались. Вы делали всю эту хренотень, пока я жил в Штатах. Я купил квартиру на этапе стройки и занимался ей удаленно, чтобы приехать в готовую. — Удался твой план? — Максим сделал вид, что не заметил, как его работу назвали хренотенью. Олег взял кружку чая: — Ну видишь, приходится пока по чужим кухням ночевать. Он сказал это с такой станиславской правдивостью, что Максим на секунду поверил. Олег бегло глянул на него поверх кружки, проверяя реакцию, и с улыбкой отпил чай. Этот простой жест вдруг отбросил Максима обратно на дачу Марата. Пока он пререкался с Цепакиным в столовой перед взрывом «Соляриса», Олег так же прятал в чашке улыбку. Тогда она показалась Максиму насмешливой. Сейчас он понял, что это была поддержка. — Как ты познакомился с Маратом? — спросил Максим. — Меня с ним познакомили, — Олег поставил кружку на стол. Кажется, он собирался ограничиться этим ответом, однако увидев, что Максим ждет продолжения, решил добавить подробностей. — Я тогда жил в Москве. Учился на юридическом. Параллельно работал. Ну так, по мелочи, — в этом расслабленном «по мелочи» Максим уловил призвук чего-то не слишком законного. — Вышел на одного из людей Марата. Тогда я еще не знал, что это его человек. И не знал, что у него есть люди и в Москве, и в Питере. — У него в Москве живет семья, — зачем-то вспомнил Максим. Олег кивнул, будто это имело отношение к делу. — В общем, я стал работать с тем человеком, — продолжил рассказ Олег. — Работал какое-то время, а потом про меня узнал Марат. Я делал неплохие успехи, и он мной заинтересовался. Даже лично приехал в Москву познакомиться. Я уже выяснил, кто он такой. Для меня это была большая честь, — Олег издал саркастичный смешок. — По итогу нашего знакомства Марат предложил мне переехать в Питер и работать напрямую с ним. Я мог остаться в Москве и, по сути, возглавить московскую ячейку, но тщеславие ударило мне в голову, и вот я здесь. Максим старался избавиться от ощущения, что слушает пересказ фильма. Получалось не очень. Да и как поддержать подобную тему, чтобы не выглядеть дебилом, он тоже плохо себе представлял. — Выходит, ты фактически провел возле Марата всю сознательную жизнь, — наконец прокомментировал он. — Ну типа того, — Олег дернул плечом. — Не считая пары-тройки лет, когда работал в Штатах с Елисеевым. Со Славой. С Вячеславом. С отцом Артема. Короче, я не знаю, как ты его зовешь, для меня он просто Слава. — Какой он? — полюбопытствовал Максим. — Кто, Слава? Вменяемый, — Олег был лаконичен, но Максим прекрасно понял, что он имеет в виду. Хотелось разузнать что-нибудь еще, пользуясь моментом, но Максим не мог сходу сообразить правильные точные вопросы. Поэтому перевел тему в более понятное ему русло: — Слушай, насчет ребят… Ты на них не обижайся, ладно? Они не всегда такие грубые. Просто сам понимаешь, кем они тебя считают. Им надо немного времени и все. По лицу Олега пробежала тень удивления: — Да без проблем. Мне, если честно, плевать. Пусть думают что хотят. — У тебя есть друзья? — неожиданно спросил Максим. Интерес подобного рода застал Олега врасплох. Он хлопнул глазами и даже слегка поерзал на стуле. — Какое отношение это имеет к нашему делу? Максим качнул головой: — Никакого. Он уже понял, что попал в Ахиллесову пяту, но Олег еще с минуту пытался вернуть себе невозмутимость, отстраненность и деловитость, то прикладываясь к кружке чая, то проверяя макбук. Максим его не торопил и тоже молчал. — Слушай, — наконец сдался Олег. В его голосе пробились новые нотки, грустные. — Специфика моей работы, как можно догадаться, довольно опасная. Она не оставляет мне возможности заводить друзей. Тяжело заниматься тем, чем я занимаюсь, когда в любой момент можешь потерять дорогого человека. Или когда он может потерять тебя. Внутри у Максима что-то царапнулось. Он вспомнил жуткое фото, которое показывал ему Олег. — Я давным-давно живу на вулкане и каждый свой день считаю последним, — Олег вскинул ладонь, прервав Максима на полуслове. — Не надо, пожалуйста. Это мой выбор. Все нормально. Просто незачем втягивать в это других людей. Максим хотел поинтересоваться, не потому ли Олег стремится занять место Марата и сделать его бизнес безопасней, но в этот момент под аркой внезапно возник новый участник сцены: Богдан. — Так, парни, хорошо, что вы оба здесь, — он подтащил к столу табуретку и плюхнулся между Максимом и Олегом с такой непосредственностью, будто они давно запланировали сходку на кухне в три ночи. — Думаю, здесь нам и надо встречаться. — Богдан, — вкрадчиво обратился к нему Максим. — Ты вообще как? — В смысле? — не понял Богдан. Он был весь взбудораженный, всклокоченный и по каким-то феноменальным необъяснимым причинам в футболке Филиппа. — Как твои дела? — перефразировал Максим. Богдан бросил растерянный взгляд на Олега, будто тот мог помочь: — Нормально. Максиму так не казалось. Он давно заметил, что расследование эмоционально выматывает Богдана не меньше, чем его самого. Только в отличие от Максима и, наверное, большинства людей, у Богдана усталость выражалась почему-то не апатией, а, наоборот, гиперактивностью. Его начинало колбасить, как ломаную стиральную машину на отжиме. Пока Максим лечился в «Медоре», ему не раз приходилось тормозить Богдана, если во время разговоров он себя разгонял и наводил ненужную суету. — Ты еще не пожалел, что связался с нами всеми? — спросил Максим, нарочно замедляя темп голоса, чтобы и Богдан успокоился. Тот издал шумный выдох, на секунду задумавшись. — Отношения с Ксюшей, конечно, самые интересные в моей жизни. Это факт. Но оно того стоит. — Ого, — Максим не удержался от улыбки. — Все серьезно, да? — Ну… — смутившись, Богдан провел рукой по волосам. Кажется, его отпустило. — Еще рано так говорить, мы с Ксюшей совсем недавно вместе. Но она мне нравится. Да. Очень. Она меня спрашивала, готов ли я к ее бешеному балетному расписанию, объяснила, как там что. Я же не в теме, мы познакомились, когда балетный сезон почти кончился. Короче, я понял, что готов. — Ты не готов, — Максим дружески потрепал его по плечу. — Но постепенно ты въедешь. — Так, ладно, — Богдан хлопнул себя ладонями по бедрам, собираясь с мыслями. — Я тут не сплетни пришел с вами перебирать. — Я вообще молчу, — устранился Олег. — Что там с бумагами, о которых мы вчера говорили? — повернулся к нему Богдан. — А что с бумагами? Вот занимаюсь сижу, — Олег кивнул на макбук. — Пока в процессе. — Ну ты давай как-то скорее. Я в ГУЭБ уже удочку кинул, они там долго ждать не станут. — Так надо было со мной сперва выяснить сроки, а потом кидать свои удочки, — невозмутимо парировал Олег. — Когда будет, тогда будет. Максим тоже решил поучаствовать: — Что такое ГУЭБ?.. Богдан хотел пояснить, но не успел: в глубине квартиры послышался шорох. На кухню шел кто-то еще. — Вы здесь вообще спите, нет? — риторически поинтересовался Олег, после чего под аркой появился тот, кого Максим бы точно не хотел сейчас увидеть. Не проронив ни единого слова, остроугольный призрак проплыл зловещей тенью в пятно света у плиты и материализовался там в Василя. Шикнула дверца посудного шкафа. Василь вытащил радужную кружку Филиппа и налил себе из кувшина воды. Максима не было целый месяц, но он помнил, что Василь так поступает практически каждую ночь. Похоже, привычки обитателей квартиры на Гривцова выучил не он один. — Почему бы вам с Филиппом не поставить в комнате собственный кувшин? Это было бы удобней, чем ходить каждый раз на кухню, — простодушно предложил Богдан. Максим обратил к нему встревоженный взгляд и вроде как даже шепнул: «Не надо». Лопатки Василя воинственно встопорщились под футболкой. — Я тебе мешаю или что? — Да нет, просто… Кружка звякнула дном о столешницу, не дав Богдану закончить. Дальше все могло развиваться по двум сценариям. Максим надеялся, что Василь не задержится на кухне и, одарив их на прощание испепеляющим взглядом, так же гордо удалится к Филиппу. Но Василь мог направиться к подоконнику, на котором лежали его сигареты и зажигалка. Вот только в этот раз он решил не делать ни того, ни другого. Понимая, что за ним наблюдают, он выразительно выдвинул ящик со столовыми приборами и взял оттуда длинный нож. — Вася, — предупреждающе напомнил Максим. Василь не отреагировал. Вслед за ножом он достал точильный камень и с любовной неспешностью провел по нему лезвием. — Я так понимаю, это для меня перфоманс, — хмыкнул себе под нос Олег. Максим жестом велел ему заткнуться, хотя очевидно, что Василь услышал сарказм. Василь слышал все в радиусе долбанного километра. Максим переглянулся с Богданом, и тот незаметно кивнул, подтверждая, что готов прийти на помощь в случае чего. Ополоснув нож, Василь наконец повернулся к сидящим за столом. Олег не удостоил его вниманием. Богдан притворился, что все в порядке, сам готовый применить навыки полицейского по назначению. Максим просто ждал, чем закончится вся эта дичь. Каждого из них Василь по очереди обварил в смоле своих глаз, а после вдруг схватил из Роминой фруктовницы яблоко и оседлал табуретку между Богданом и Олегом: — О чем шушукаетесь? Резкие движения выбили Максима из колеи, и от выходки Василя внутри взвилась бесконтрольная паника. Чтобы ничем себя не выдать, пришлось схватиться за край стола и сделать несколько глубоких вдохов. Василь тем временем принялся аккуратно срезать с яблока кожуру в ожидании ответа. Первым не выдержал Богдан: — Вась, давай мы утром перетрем. Василь и ухом не повел. Взгляд, который выжигал людей насквозь, замер на Олеге, пока руки привычно и умело орудовали ножом. Василь продолжал ждать ответа, и даже Максиму наконец стало не по себе. Олегу же было фантастически пофиг. Вернувшись к работе, он не замечал в своем личном пространстве ни Василя, ни его агрессии. Василь провоцировал и так, и эдак, но все зря. — Вась, иди спать, — мягко попросил его Максим, намекая, что обычные методы не пробьют выдержку человека из криминальной среды. Василь крутанулся на табуретке и направил на Максима кончик лезвия: — Я тебя с ним не оставлю. — Вася… — устало вздохнул Максим. От чересчур горячего неравнодушия ему стало неловко перед сидящим рядом Богданом. С другой стороны, рыцарские порывы Василя задевали его за живое, пусть даже он и не нуждался в защите. Угроза Василя позаботиться о Максиме неожиданно привлекла внимание Олега. Он поднял заинтересованный взгляд поверх макбука и слегка улыбнулся, будто что-то понял. А после обратился к Василю как ни в чем не бывало: — Так это ты у нас, значит, специалист по кастетам? Василь немедленно переключился на него. Максим с Богданом напряглись. — Ты, наверное, знаешь, что я должен был обыскать Максима на даче, — продолжил Олег. — Один кастет я так и не нашел. Он был красиво спрятан. Василь ничего не ответил, свирепо буравя его глазами. — Я немного разбираюсь в холодном оружии. У меня дома есть коллекция. Ну так, баловство. Ножи, пара стилетов, рапира семнадцатого века, — повествовал тем временем Олег. — Мне нравится холодное оружие. Оно дает тебе чувство защищенности и правоты. С ножом ты всегда благородней, чем с пистолетом. Василь по-прежнему молчал, но, кажется, начал прислушиваться. — Финский нож, который я нашел у Максима, выдает в тебе мастера. У позеров не бывает таких ножей, — Олег усмехнулся. — Сколько раз ты участвовал в драках? — Много, — с вызовом бросил Василь. — И сколько раз тебя резали? — Ни одного. Олег кивнул, возвращая взгляд на экран макбука: — Это все, что я хотел узнать. Кухня погрузилась во взрывоопасную тишину. Максим схватил кружку и залпом выпил свой успокоительный травяной чай. — Ты поможешь нам посадить Марата за решетку? — потребовал у Олега Василь. — Да. — Как? — А я могу тебе доверять? Сомневаюсь, — качнул головой Олег. Василь швырнул на стол нож и яблоко: — Еще раз спизданешь такое, и нож в тебя полетит. — Статья сто девятнадцать УК РФ, — между делом предупредил Богдан. Выпад не произвел на Олега впечатления. — Чтобы я доверял тебе, ты должен доверять мне, — бесстрастно произнес он. — Сначала заслужи мое доверие. — Так, все! — не выдержал Максим. — Пока эта кухня не лопнула, я прошу вас обоих сбавить обороты. Василь, мы работаем над тем, чтобы посадить Марата. Это сложный процесс. Мы хотим одновременно предъявить ему несколько обвинений по разным статьям Уголовного кодекса. Чтобы это получилось, нужны сильные улики и согласованная работа кучи людей. Я не хочу, чтобы ты в это погружался. Когда у меня будет важная информация, я ей поделюсь. Ты можешь не верить Олегу, но, пожалуйста, доверься мне. На этом разговор окончен. Короткий гневный рык и разъяренный взгляд, ударивший Максима по лицу, так не считали. Понимая, что Василь не угомонится, Богдан аккуратно подтянул к себе поближе нож. Олег, судя по одобрительной усмешке, храбрость Максима оценил, но в успех ее не поверил и теперь с интересом ждал развития сцены. Максиму было плевать на всех. Он знал, что делает, поэтому продолжал смотреть на Василя молча и строго. Прошла, наверное, минута, прежде чем Василь наконец шелохнулся и с жаром выдохнул, будто пойманный на аркан дракон: — Ладно. — Спасибо, — кивнул Максим. С противоположного торца стола заструились флюиды уважения. Выигранная битва, однако, не означала, что Василь ретируется с поля боя. Он не шутил, заявляя, что не оставит Максима с Олегом наедине. Богдану он в этом плане не доверял, и Максим мог лишь гадать, связано ли это конкретно с Богданом или с отношением Василя к полиции вообще. В любом случае уходить с кухни Василь не собирался. Вместо этого он взял с подоконника сигареты и, вернувшись за стол, закурил. Табачный дым неспешно вплетался в густой полумрак. Обсуждения Марата были закрыты, но ни Максим, ни Богдан не торопились к себе в комнаты, понимая, кого тут действительно нельзя оставлять друг с другом наедине. — Где вы сейчас репетируете? — спросил Максим у Василя и Богдана. Оба удивились внезапности смены темы. А Василь, в отличие от Богдана, так и не догадался, с чего у Максима так резко проснулся интерес к делам группы. Богдан начал рассказывать: — Мы за месяц перебрали три или четыре точки... — Пять, — поправил Василь. — Да, пять. Поняв, что Богдан ошибся специально и тем самым переключил внимание Василя, Максим направил ему благодарный взгляд. — Как перевалочные пункты места нормальные, — Богдан кивнул Максиму в ответ. — Но на постоянку нам нужно что-то другое. — Я поговорил с чуваками, нас ждут в «Красном треугольнике», — выпалил Василь, словно испугался, что Богдан объявит новость раньше него. А новость была действительно громкой. Максим потрясенно ахнул: — В «Красном треугольнике»? Вы серьезно? Территория бывшего завода «Красный треугольник» на Обводном канале была священным местом для музыкантов. В заброшенной промзоне бурлила жизнь. По соседству с осколками былого производства, потерявшимися в пространстве офисами, хипстерскими мастерскими, барами и фотозонами под прицелом пустых оконных глазниц здесь работало около пятидесяти репточек. В «Красном треугольнике» когда угодно можно было встретить музыкантов, барабаны стучали из каждого угла, и бешеная какофония стилей взвивала по закопченным кирпичным стенам дух свободного творчества. Любая группа, претендующая на трушность, мечтала собираться в «Красном треугольнике». Репетиции здесь были хорошим тоном и показывали, что группа настроена решительно. Максим сотню раз представлял, как постучит в «Красном треугольнике», но сделать этого в реальности ему так и не удалось. — Там много предложений по аренде, забронить точку можно без проблем, — умерил шок Максима Богдан, после чего искоса глянул на Василя. — Но мы, конечно, не ищем легких путей. Пыхнув сигаретой, Василь возбужденно перегнулся через стол к Максиму: — Короче, Макс, у меня есть знакомый чувак, его зовут Рассел. Он один из владельцев «Дыры». Ну, не владельцев, а каких-то там менеджеров, я не ебу. Рассел держит репточку в «Красном треугольнике». Мы недавно с ним встретились на одном канце, я как-то между делом брякнул, что собрал группу, ему эта идея зашла. Он готов пустить нас к себе бесплатно при условии, что в середине октября мы выступим в «Дыре» на фесте, который он организует. Мы так подумали… — Так! Тихо! Стоп! Погоди! Полегче! — Максим вскинул единственную руку. — Какой еще фест в середине октября? У нас нет ни одной песни. — Там выступление на пятнадцать-двадцать минут, — отмахнулся Василь. — Ну так это пять треков вообще-то. — Можно спеть три своих и пару каверов. — Ну все равно, Вась, три больше, чем ноль. Василь раздраженно цокнул языком: — Мы что, не родим три песни за полтора месяца? — У него еще гипс, кстати, — ни к кому не обращаясь, заметил из-за макбука Олег. — Кстати, да, — кивнул Максим. — У нас нет ни песен, ни ритм-гитариста, а барабанщик однорукий. На каком фесте ты собрался выступать через полтора месяца? Но Василь не сдавался: — Гипс тебе скоро снимут, гитариста найдем и песни напишем. Макс, ты не врубаешь, что это за предложение. Нам бесплатно дают репточку и еще приглашают на фест. — Это очень щедрое предложение, не спорю, но мы не готовы его принять, — вновь попытался усмирить Василя Максим. — Мы физически не готовы, Вася. Василь стрельнул бычком в пепельницу: — Так и скажи, что ссышь выступать. — Воу, давай без грубостей, — осадил Богдан. — Извини, — буркнул Василь. Максим заверил его, что все в порядке, однако идею о фесте Василь не оставил: — Если мы откажемся, нам уже не предложат бесплатную репточку в «Красном треугольнике». Максим с Богданом переглянулись, решая, кто должен озвучить возникшую у обоих мысль. В итоге ответственность взял на себя Богдан: — Вась, я думаю, мы сможем заплатить за аренду репточки, особенно если скинемся втроем, а то и вчетвером с будущим гитаристом. Обсуждать финансовые моменты было неловко, и Богдан постарался звучать деликатней, чтобы не задеть Василя случайным намеком на разный уровень доходов. К счастью, никаких подобных намеков Василь не уловил. — При чем здесь это? — зло выплюнул он и отпрянул от товарищей по группе вместе с табуреткой. — Тогда мы тебя вообще не понимаем, — капитулировал Максим. — Дело не в деньгах, а в принципах, — с прежней отстраненностью пояснил Олег, не отрываясь от макбука. На этом моменте дала сбой даже профессиональная полицейская выдержка. — Слушай, если ты такой умный, то хватит подпиздывать и скажи по-нормальному, — наехал на Олега Богдан. Когда тот остановил руку над клавиатурой и вместо того, чтобы напечатать следующий знак, утомленно прикрыл крышку макбука, никто не стал ему мешать, даже Василь. — Какая цель у вашей группы? — поинтересовался Олег. — У самурая нет цели, только путь, — процитировал в ответ Богдан. Олег не оценил его остроумие и перевел глаза к Максиму, предлагая ему следующему попробовать дать ответ. — У нас еще нет группы как таковой, мы даже не придумали название, — принялся объяснять Максим. — Мы буквально один раз играли втроем, прежде чем… — он не стал договаривать, зная, что Олег и так все поймет. — В общем, мы только начинаем. — Хорошо, — кивнул Олег. — Какая цель у вашей группы? Зачем вы собрались? Глухо выдохнув что-то нецензурно-нечленораздельное, Василь потянулся за второй сигаретой. — Мы собрались затем, что хотим играть музыку, — терпеливо ответил Максим. — Играть музыку можно хоть здесь, «Красный треугольник» для этого не нужен, — отщелкнул Олег. — Зачем вам группа? — Это сеанс психотерапии или что? — с сигаретой в зубах съязвил Василь. Олег его проигнорировал. — Зачем тебе коллекция оружия, Олег? — перевел стрелки Максим. — Ты можешь ответить на мой вопрос? — Сначала ты ответь на мой. — Вы издеваетесь?! — простонал Богдан. — Олег, мы не знаем, какая у нас великая глобальная цель. Мы хотим играть музыку, которую любим, и выступать для тех, кто любит такую же музыку. От этого жизнь будет казаться нам менее дерьмовой. Вот наша цель. Порыв искренности неожиданно удовлетворил Олега. Получив искомое, он взял рабочий блокнот, который лежал возле макбука, вырвал оттуда листок и написал вверху «КЭ 1. Выступление». Василь сидел ближе всех, поэтому увидел первым и спросил: — Че за «кэ э»? — Ключевой этап, — вздохнул с другого торца стола Максим. — Олег, это творчество. Это не проект. — Почему нет? — Либерман пожал плечами и продолжил черкать по листку, попутно объясняя логику. — Ваша первая цель, насколько я понимаю, выступление перед публикой в качестве группы. Предположим, что вы идете на свой фест. — Мы не идем, — отрезал Максим. Олег элегантно взмахнул в ответ ручкой, выражая недовольство, и обратился к Василю: — Когда он запланирован? Василь мотнул головой: — Точной даты пока нет. Середина месяца. — Значит возьмем пятнадцатое в качестве дедлайна, — Олег вывел число на листке. — Чтобы выступить на фесте, вам нужно выполнить ряд подзадач. — Господи… — Максим изможденно стукнулся лбом о стол. — У вас нет песен и гитариста, а барабанщик на больничном, — Олег продолжал расчерчивать лист, и Максиму пришлось отлепиться от стола, чтобы не слушать еще и вибрации. Судя по выражению лица Богдана, он тоже пожалел, что втянул Олега в разговор. Зато Василь, подтянув к себе колено, начал глядеть на менеджера проектов с чем-то смутно похожим на любопытство. Ну нет... — Сколько нужно времени, чтобы отрепетировать выступление вчетвером? Минимум, — попросил данные Олег. Василь прикинул варианты. — Ну если все вменяемые, пары-тройки дней достаточно. — Пара-тройка — это что? — Дней, — подсказал Богдан. Олег медленно поднял на него глаза: — Просто помолчи. Пожалуйста. — Тебе нужна конкретная цифра? — уточнил Василь. — Окей, три дня. — Двенадцатого октября вы должны начать репетировать вчетвером, — сделал пометку Олег. ­— К этой дате вы должны, первое, найти гитариста, второе, вернуть в строй барабанщика, третье, написать песни. Он вырвал еще один листок и расчертил его на три колонки, которые озаглавил П, Г, Б. — Вам нужно написать три песни за шесть недель. По две недели на песню. Первая условно к пятнадцатому сентября. Вторая к двадцать девятому. Третья максимум к двенадцатому октября. Дальше смотрим возможности. Имеющиеся наработки, занятость тех, кто пишет песни, другие факторы, которые влияют на процесс. Я не музыкант, я этого не знаю, — Олег поставил в колонке три точки. — Теперь гитарист. Проводим брейншторм, где взять гитариста на выступление. Именно на выступление пятнадцатого октября. Это ваш ключевой этап. Если будет постоянный гитарист, прекрасно. Если разовый или как это называется… — Сессионный, — Василь выдохнул дым и затушил сигарету. — Спасибо. В общем, любые идеи, — Олег проставил в колонке несколько тире, обозначая список. — Отсюда берем самую жизнеспособную идею и решаем, получится ли найти гитариста к началу репетиций двенадцатого числа. Последнее. Барабанщик. — Олег, мы все поняли, — попробовал остановить его Максим, пусть и знал, что это бесполезно. Не хотелось чувствовать себя еще одной подзадачей. Либерман, разумеется, не обратил на Максима внимания. — Гипс снимают в субботу, — он обозначил в колонке дату. — Дальше начинается реабилитация. Массаж, восстановление мелкой моторики, физиотерапия. В субботу нужно уточнить у врача, сколько это продлится и когда на руку можно давать физические нагрузки. Если Максим не восстановится полностью к двенадцатому октября, у вас два варианта: либо не выступать, либо выйти с другим барабанщиком. — Мы не будем выступать без Максима, — отрезал Василь. — Он еще может играть одной рукой, например, — предложил Богдан. Максим не понял, шутит он или всерьез, а потому на всякий случай прояснил: — Не может. — Значит, вот это все, — Олег обвел в круг колонки П и Г, — зависит от субботы. — У меня только один вопрос, — подал голос Максим. Олег наконец-то направил взгляд в его сторону. — Откуда ты знаешь про субботу? Безупречность пропорций лица Либермана, которая обычно подчеркивалась статикой скуки, под воздействием обсуждений дрогнула оживленностью, и вместо фигуры из Музея мадам Тюссо Максим увидел реального человека. Задорный блеск в его голубых глазах не смог заглушить даже вязкий размазанный свет кухонной вытяжки. — Ты разве не говорил про субботу? — удивился Олег. Максим качнул головой: — Я обсуждал это только с врачом, Артемом и матерью. — Наверное, я услышал от кого-то из них, — Олег сложил губы в наигранной улыбке, которой сам же сообщил Максиму о своем вранье. Отступать Максим не собирался и продолжил буравить Олега взглядом в ожидании ответа. Он сам не знал, на что надеется. Вряд ли Либерман при свидетелях сбросит маску неуязвимости и признается, что листает медицинскую карту Максима из чувства вины и даже, быть может, сострадания. — Ты случайно не хочешь быть нашим менеджером? — предложил Олегу Богдан, кивнув на листок. Олег усмехнулся: — Нет, спасибо. — У тебя неплохо получается вся эта организаторская хрень. Комплимент Олега не впечатлил: — Я в курсе. — А на гитаре ты случайно не играешь? — Нет! — вскинулся Василь. Олег пододвинул листок к Богдану: — Только на треугольнике. После этого разговор сам по себе угас. Олег вернулся за работу. Богдан уткнулся в его конспекты, видимо занявшись брейнштормом в одиночку. Василь скрестил руки на груди и о чем-то задумался. Раздиравшее кухню напряжение спало. Можно было выдыхать. Максим даже засобирался обратно к Артему, как вдруг Василь задал в тишину вопрос: — А какая у нас действительно цель? И прежде, чем все взвоют, пояснил: — Что мы будем делать дальше, после того, как выполним свой, — он глянул на Олега, — кэ э один? Я бы потом записал альбом. Максим так далеко не думал. Богдан, который всегда «лабал» с друзьями, и подавно. — Ого, прям альбом? — присвистнул он. — Ну а что? — Василь обнадеженно улыбнулся. — Прикиньте мы придем на студию, будем писать треки, потом сводить их, потом куда-нибудь выложим… — Создадим соцсети, чтобы фанатки там общались, — подхватил Богдан. — Этот сразу про фанаток, — наворчал на него Максим. — Потом, когда наш альбом раскрутится, мы бросим свою работу и станем заниматься только музыкой. — Нас будут приглашать на всякие подкасты… — мечтательно протянул Богдан. — Вместо «Дыры» начнем выступать в А2, — развил мысль Василь. — И поедем с гастролями в Москву, — хмыкнул Максим. Передавая друг другу эстафетную палочку, они стали воображать группу в будущем: выступления, запись песен, знакомство с известными музыкантами, туры по городам, стадионные сольники. Чем более несбыточным звучало предположение, тем слаще и теплей становилось у Максима на душе. Плевать, что они вряд ли добьются таких заоблачных высот в реальности. Они придумывали их в предрассветной дымке кухни на Гривцова, и у каждого из них горели глаза. В какой-то момент Василь вспомнил, что здесь должна быть алкогольная заначка, и полез по шкафам ее искать. Добыть удалось три бутылки белого вина неизвестно чьей принадлежности. С бокалами оказалось сложнее. Видимо, их хранили у кого-то в комнате. Тут собравшаяся компания осознала, что никто из них на Гривцова постоянно не живет. Пришлось разливать вино по кружкам. — Так, я не буду, отстаньте от меня, — запротестовал Олег. — Я за рулем. И на работе. — Да ты заебал со своей работой, — цыкнул на него Богдан, попутно засовывая в бутылку штопор. ­— Все, конец смены. Я тебя отпускаю. — Ты мне не начальник. — Дай-ка мне его кружку, — велел Богдан Василю. — Макс из больницы откинулся, а ты с пацанами даже принять не хочешь по поводу. В итоге Олегу налили. С вином разговор стал активней, а мечты о будущем смелей. Теперь уже не они выступали на разогреве «Сплина», а Васильев выступал на их разогреве. Потом они отправлялись в мировое турне, отжигали на Rock am Ring, про них снимали документалку, следом художественный фильм, за который они, само собой, получат Оскар, и каждый их альбом становился платиновым. — Как вы вообще занялись музыкой? — поинтересовался Олег. Максим, Василь и Богдан обменялись хитрыми взглядами, по которым стало ясно, что с этой кухни никто не выйдет еще неделю. Они начали с самого начала: кто на каком инструменте играет, каким путем каждый из них пришел к музыке, где они все встретились. Удивительно, но Олег впервые казался по-настоящему вовлеченным. Он не только поддерживал разговор одобрительными кивками, улыбками и даже дружелюбным смехом, но и задавал вопросы по делу, например, сильно ли влияет на выступление качество инструментов, как всем играть слаженно и у кого музыканты бронируют место на улице, чтобы не пересекаться и не занимать чужие территории. Поскольку Василь был самым опытным, на вопросы в основном отвечал он. Многие факты Максим и сам слушал с любопытством. Постепенно разговор перешел на забавные случаи с концертов Василя у метро, и он так ярко и живописно рисовал сценки, что лежали все. Максим его не узнавал. Василь напрочь забыл о нелюдимости и угрюмости, как и о том, что остальные здесь на десять лет его старше. Он чувствовал себя совершенно свободно и был душой компании. — Че тут у вас происходит вообще? — внезапно раздался заспанный женский голос. — Ржете как гиены. При появлении Ксюши все разом примолкли, будто пятиклассники, которым сейчас влетит от мамы одного из них. Ксюша тем временем оглядывала натюрморт. Богдан, Максим, Василь и этот бандюган распивали Ромино шардоне из кружек и заедали его яблоками прям с ножа. Подойдя поближе к Богдану, Ксюша проверила, есть ли у него что-то в кружке. Вина оставалось на донышке. Ксюша допила залпом и стукнула кружкой о стол: — Спать. Богдан пикнул: — Но… — Спать, блин! — Кажется, мы его теряем, — усмехнулся Олег. — Ксюш, ну ты чего, не заводись, мы просто общаемся, — миролюбиво обратился к ней Максим. После месячного перерыва ему хватило пары глотков, чтобы захмелеть. Ксюша потянула Богдана за воротник футболки: — Ты сюда ко мне приехал или к ним? — Так Макса же из больницы… Ну все-все, Ксюнь, сейчас, подожди, я только яблочко… — Богдан отправил в рот последнюю дольку и покорно поднялся с табуретки. Его проводили пожеланиями доброй ночи и напоминаниями о том, что он каблук. — Так нечестно! Я-то вас каблуками называть не могу! — успел крикнуть Богдан из глубины квартиры, прежде чем там хлопнула дверь. Сразу после открылась следующая, и до кухни донесся леденяще спокойный голос Филиппа: — Я жду ровно одну минуту. — Ладно, до завтра, — засобирался Василь. Через минуту его и след простыл. Максим с Олегом вновь остались вдвоем на разных торцах стола. Устало подперев голову рукой, Максим пригрозил Либерману: — Если ты сейчас возьмешь ноут, я тебе им въебу. — Тогда не буду, ноут недешевый, — Олег поднял за горлышко одну из бутылок, поболтал ей и, убедившись, что она окончательно и бесповоротно пуста, разочарованно поставил на место. Максиму тоже было пора уходить, но он отчего-то не двигался с места. — Слушай… — вздохнул он. Олег послал ему выразительный взгляд, подтверждая, что слушает. — Может, ты поедешь домой поспать? Я тебя не выгоняю, не в этом смысле. У нас просто спать негде. Разве что на полу. Сам видишь, что все в порядке. Марат вряд ли сюда заявится. Тебе незачем меня караулить. Я вообще сам могу за себя постоять. — Да, я видел, — хмыкнул Олег. — Короче, мне будет спокойней, если ты поедешь домой, отдохнешь и поспишь, — завершил речь Максим. — С чего бы тебе обо мне беспокоиться? — С того, что я не Марат и не все остальные, с кем ты привык общаться. Олег поджал губы, будто собирался ответить, но в последний момент себе это запретил. Ему потребовалось немного времени, чтобы восстановить контроль. — Спасибо за заботу, но я, пожалуй, побуду здесь, — наконец произнес он. ­— Вдруг ты меня потом завтраком накормишь. — Я отвратительно готовлю. — А я не завтракаю. Препираться с ним дальше у Максима желания не было. Он утомленно поднялся из-за стола, размял затекшие ноги и, пожелав Либерману доброй ночи, отправился к Артему. В квартире было тихо целых два часа. В шесть сработал первый будильник, а в шесть пятнадцать, завершив обычные ритуалы по растяжке и медитации, из своей комнаты выпорхнул Филипп. Перед балетным сезоном каждый его день начинался в тренажерном зале. Он хотел не только привести себя в форму, но и улучшить ее, чтобы в театре никто в его сторону даже не пикнул. Обнаружив за кухонным столом Олега, Филипп нисколько не удивился. Он этого барана знал. Какую бы хренотень Либерман ни придумал, он всегда доводил ее до конца. Переубедить его было невозможно, он чхать хотел на чужие мнения, и слушал он только себя любимого. Он себя обожал. Он был сам для себя кумир. Он и дрочил на себя же, Филипп давно это уже выяснил. Смерив Олега снисходительным взглядом, Филипп молча прошел в глубину кухни, вытащил блендер и занялся протеиновым коктейлем, который собирался взять с собой в зал. Либерман, козлина, его взглядом вообще не удостоил. Так и влипал в свой макбук, будто Филипп пустое место. А, да, для него же все места пустые, точно. Да как он таким уродился-то?! Может, он продал душу дьяволу за идеальное тело, кучу бабла и везучесть? Филипп не знал других причин, почему никто в среде Марата до сих пор не придушил этого надменного говнюка. Агрессивно готовя коктейль, Филипп заметил, что Либерман, похоже, готов сваливать. Он закрыл и убрал вездесущий макбук и теперь переписывался с кем-то на одном телефоне, попутно листая экран на другом. Да, у него было два телефона, и Филипп даже не сомневался, что это не весь его ассортимент. Похоже, Олег связался с Маратом, убедился, что тот жив-здоров и что все остальные вокруг него тоже живы-здоровы, поэтому мог с чувством выполненного долга отправляться домой, к боссу, эскортникам или где он там обычно проводит время. Нет, серьезно. Он же сейчас уйдет. Филипп повернулся от разделочного стола к обеденному: — Что, даже не спросишь, как у меня дела? Либерман поднял глаза от телефона. Он будто удивился, что Филипп с ним заговорил. Спасибо, что в выражении его лица хотя бы читалось узнавание. Если бы Филипп понял, что Олег его попросту забыл, пришлось бы вправлять ему мозги стаканом блендера. Привалившись к столешнице, Филипп медленно скрестил руки на груди и принял самую высокомерную позу, на какую был способен в шесть утра. Либерман в ответ отложил телефон и с послушной вежливостью поинтересовался: — Как твои дела? — Лучше всех, — бросил Филипп. Олег слегка улыбнулся: — Я так и думал. — Меня повысили до первого солиста, и я встречаюсь с самым пиздатым парнем на свете. — Парень у тебя пиздатый, это факт, — подтвердил Олег. Подобных заявлений Филипп от него уж точно не ожидал, а потому с сарказмом поднял бровь: — Ты прикалываешься? Олег пожал плечами: — С чего бы? — Ты в курсе, что Максим отобрал у него два ножа, прежде чем пустить тебя в квартиру? — Он защищает тех, кто ему дорог. Я бы поступил так же. — Ага, если бы ты хоть кем-то дорожил, — съязвил Филипп. Либерман сощурил глаза: — Грубо. — Тебе это вроде нравилось. — Я не говорю, что мне это сейчас не нравится. — Ты ко мне подкатываешь или что? — Меня за такое ножом проткнут, — усмешка на губах Олега постепенно затухла, и, рассеянно повозив телефоном по столу, он обратился к Филиппу с далеко не веселым вздохом. — Мне кажется, ты до сих пор на меня обижен и я должен тебе объяснение. — Тебе не кажется. — Давай поговорим, если хочешь. — Хочу. — Окей, — согласился Олег. Вот только задержавшуюся откровенную беседу он решил начать откуда-то издалека. — Ты сильно изменился за эти шесть лет, возмужал, выглядишь уверенным и взрослым. Я по-хорошему завидую Василю. Ему повезло. — Боже, почему ты вечно общаешься со мной, как с сыном? — закатил глаза Филипп. — Ты меня старше лет на пять. — Я просто привык к тому, что вы с Артемом подростки, и никак не могу привыкнуть, что вы выросли. — М-м, ясно, — Филипп промокнул нижнюю губу кончиком языка. — В приватной комнате ЦС у тебя с этим вроде проблем не было. Олег устало откинулся на спинку стула: — Филипп… — О, ты помнишь, как меня зовут! — Перестань. Я никогда не хотел тебя ранить. — Ну тогда, может, хотя бы сейчас объяснишь, почему два с лишним месяца флиртовал со мной, присылал мне всякие добрые утры, букеты цветов и нежные голосовые, а когда я сделал первый шаг, ты меня отпихнул, свалил и больше ни разу не вышел со мной на связь, а?! — выпалив все это на одном дыхании, Филипп даже запыхался. Ого, он и не подозревал, что его настолько не отпустило. Он не привык получать отказы. В восемнадцать это был не просто удар по самолюбию. Олег ухаживал за ним, водил по ресторанам, звонил с вопросами типа «Как ты добрался?» и «Устал, наверное, после репетиции?», дарил ему подарки и казался влюбленным по уши. Больше двух месяцев он по нему воздыхал, не смея даже пальцем прикоснуться. Это казалось Филиппу милым, хотя он не понимал, что делать дальше. С одной стороны, глубоких чувств к Олегу он не испытывал да и вообще сомневался, что готов к отношениям. С другой стороны, трахаться тоже хотелось. Олег был умным, успешным, богатым и бессовестно сексуальным, так что Филипп честно хранил ему верность все два месяца в ожидании развития событий. Только развитие все никак не наступало, и в итоге Филипп, психанув, позвал Олега в «Центральную станцию», немножко напоил и увел в приватную комнату, которую подготовили специально для них. И вроде как поначалу все было хорошо, да и не поначалу тоже. Филипп был почти полностью обнажен, когда Олега шибануло каким-то явлением свыше, и он, больно отпихнув его от себя, ушел. Причем навсегда. — Я не мог объяснить тебе этого тогда, но сейчас скрывать смысла нет, — произнес Олег. — Мне нельзя привязываться к людям. Это может кончиться очень плохо. В двадцать три года я еще барахтался и верил в невозможное. Потому и дал тебе ложную надежду. Прости. — Во-первых, — Филипп направил палец в его сторону, — она не была ложной. Я тебе охуенно нравился. — Ну да, — признал Олег. — Во-вторых, я не просил тебя ко мне привязываться. Я вообще не хотел отношений и чего-то серьезного. Мои первые серьезные отношения — это сейчас с Василем. Олег от таких внезапных откровений по-настоящему удивился. — Если бы ты просто поговорил со мной, Олежек… — Не называй меня так, — спокойно попросил тот. — Ты бы выяснил, — не обратил внимания Филипп, — что меня устроят отношения без обязательств, свободные отношения, открытые отношения. Короче, все, что связано с сексом и не связано ни с чем другим. — То есть ты хотел со мной просто трахаться, так? — Да. — Ну… — Олег задумчиво повел плечами. Филипп уж было решил, что его задело. Нифига. — Это бы у нас тоже не вышло. — С чего вдруг? — фыркнул Филипп. — Как я сказал, в двадцать три года я не до конца в себе разобрался, поэтому был, — Олег поискал слово, — беспорядочен. — Беспорядочен?! — ахнул Филипп. — Ты, сука, за мной два месяца бегал! — Ты был очень юным, тебе едва исполнилось восемнадцать, я думал, так надо, — мягко и немного снисходительно объяснил Олег. — Позже, уже после тебя, я понял, что мне нужно другое. Ты для меня и сейчас слишком юный, Филипп. Мне нравятся постарше. Филипп ухмыльнулся и протянул едва ли не с торжеством: — Ах вот оно что… — Что? — не понял Олег. — Я чувствую издевку. — Вот почему ты трешься возле Марата. Ясно. Постарше ему нравятся, — Филипп крутанулся обратно к своему протеиновому коктейлю. — Я думал, тайна поинтересней будет. — Нет никакой тайны, — сказал ему в спину Олег. — Марат действительно нравился мне поначалу, но за десять лет это не просто умерло, а уже разложилось и мхом поросло. — Он знает, что нравился тебе? — Какая разница? — с презрением отозвался Олег. — Главное, что мне больше не нравятся биполярные истерички. Мы прояснили все, что ты хотел? Но Филипп не успел ответить. В глубине квартиры послышались робкие осторожные шаги. Это Рома встал по будильнику в половину седьмого и теперь подкрадывался готовить завтрак, не решаясь заглянуть на занятую кухню. Он еще не знал, что минувшей ночью свой бренный путь на земле завершили три бутылки его шардоне. Впрочем, сильно Рома не расстроился. Будущим вечером курьер доставил на Гривцова целый ящик элитного шардоне с приложенной запиской: «Это лучше, попробуйте». — Ну конечно, лучше! Одна бутылка десять косарей, — проворчал Филипп, для подтверждения показав собравшейся компании цену на экране айфона. В субботу Максиму сняли гипс. Присутствовать при этом событии хотели абсолютно все, но Максим позвал с собой лишь Артема. Даже Свете запретил приезжать. Особенно Свете. У него никогда прежде не было переломов, но он догадывался, что испытает. После обретения долгожданной свободы хотелось лечь плашмя на пол и выть от беспомощности и боли еще приблизительно месяц. Максим и не думал спрашивать, восстановится ли к какому-то там октября. Очевидно, что он никогда уже не восстановится. Рука была чужой, поролоновой и бесполезной. Максим не мог шевельнуть ей ни на миллиметр. Врач вела себя так, будто все нормально: говорила про положительную динамику, поздравляла Максима с пройденным тяжелым этапом, назначала больничные процедуры и тысячу упражнений, которые он должен выполнять дома. Он слушал все это через оглушительное шипение боли и, стиснув зубы, не проронил ни слова до тех самых пор, пока они с Артемом не сели в такси. — Тём, что если я… — Ты сможешь играть, — перебил Артем. Он чувствовал страхи Максима. Ладонь его дотронулась, словно теплым дыханием, до безжизненных пальцев на правой руке и, бережно накрыв их, согрела. Максим не ответил, лишь дернул кистью, чтобы показать взаимность, но ощущение заботы и нежности, которого так не хватало в прошедший месяц под жестким больничным гипсом, заструилось вверх, вдоль шрама на предплечье, до плеча и дальше вглубь по венам до самого нутра, до сердца. Максим прикрыл глаза. Стало чуть легче. Тёма рядом, а значит они со всем справятся. На работу его с больничного пока не выпустили, причем, как выяснилось, психотерапевт, которого Максим вообще не воспринимал всерьез, зато никто не мешал ему встречаться с Василем и Богданом для репетиций. Как в пресловутой шутке о губах, которые нельзя целовать, Максиму было больно смотреть на барабаны и не играть на них, но он все равно заставлял себя приходить то на одну репточку, то на другую. Ему было нужно вернуться к музыке, вновь погрузиться в творческую атмосферу, вспомнить, каково это: дышать полной грудью, отпускать себя, жить. Это была часть его восстановления, такая же важная, как упражнения на мелкую моторику. Пусть и такая же мучительная. Максим не мог сесть за установку, но постукивал парням левой рукой на пэде. Это помогало ощущать свою причастность к репетициям и группе. На самом деле, за прошедший месяц Василь с Богданом так хорошо сыгрались, что Максим, впервые услышав их вместе, даже расстроился, будто пропустил первые шаги сына. Да и общаться парни стали гораздо свободней, перестав ждать друг от друга подвоха. Максим был рад переменам и хотел поскорее влиться в струю. Василь использовал репетиции, чтобы задавать Богдану и Максиму вопросы насчет Марата. Заверения в том, что ему сообщат все необходимое, когда придет время, было мало. Василя не отпускало. Он хотел знать подробности, но ни Богдан, ни Максим их ему не давали. Многие сведения не подлежали разглашению. Но по большей части рассказывать было попросту нечего. Дела продвигались небыстро. Чтобы не засветиться, Олегу приходилось проявлять крайнюю осторожность, сливать данные по чуть-чуть и придумывать трехэтажные планы работы двойного агента. Богдан со своей стороны вел расследование фактически в одиночку. Ему уже дали понять, что имя Марата Цепакина лучше не упоминать в полицейских кругах, поэтому Богдан действовал самостоятельно и так же, как Олег, старался лишний раз не отсвечивать. При этом их коммуникация проходила через Максима, что тоже замедляло процесс. И даже хотя все трое постоянно чем-то занимались по «общему делу», со стороны казалось, что дело заглохло. Василь был в этом совершенно убежден, и никакие разъяснения Максима не могли изменить его мнение. Поначалу он просто задавал вопросы, затем требовал посвятить его в суть происходящего, после уже чуть ли не бил кулаками по стене, чтобы хоть кого-то растормошить. Ситуация становилась все очевидней. Несмотря на помощь полиции и даже ближайшего сторонника Марата, никто ничего не делал. Тварь по-прежнему как ни в чем не бывало разгуливала на свободе. Василь постучался к каждому, и все лишь пожали плечами. Оставалось только одно. Действовать самому. Он знал, как должен поступить. Он знал это с самого первого дня, с той секунды, когда фельдшеры вытащили едва живого Максима из «Киа Рио», с той секунды, когда он увидел свою Музу в крови. Марат Цепакин, кем бы он ни был, чем бы ни занимался, каким бы могуществом ни обладал, посягнул на главное, что было у Василя: его близких. Он перешел черту, и Василь такое не прощал. После операции Максима, убедившись, что он выжил и поправится, Василь написал приятелю Толстому. У них было две точки соприкосновения: хардкор-концерты и работа. До того сообщения из больницы. В течение всего месяца, пока Максим лечился, Василь с помощью друзей из тусовки выяснял про Марата все, что мог: где живет, где работает, куда ездит по вечерам, во сколько выходит из дома, что покупает на обед, с кем общается и спит. Толстый знал, кто их враг. Люди Марата давно отжимали рынок у него и таких же, как он, парней. Толстый был в первых рядах желающих избавиться от Цепакина. Какие бы причины его к этому ни привели, Василя устраивало, что Толстый готов помогать. К моменту выписки Максима из больницы Василь знал все маршруты Марата. Он сопровождал его тенью на пеших прогулках вдоль Лахтинского Разлива, наблюдал за ним от барной стойки «Малевича», ждал его в холле бизнес-центра, провожал от дома до открытых дверей «Эскалейда». Он целый месяц был его сталкером, он знал, как остановить монстра. Василь мог действовать, но повременил, понадеявшись на Либермана и чертову полицию. Он думал, что у Максима все под контролем. Но Максим ничего не решал. Он был жертвой, и его нужно было спасать. Василь помнил кость, торчавшую из его предплечья, дорожку крови от парковки до дверей больницы, суровые лица врачей, которые не давали прогнозов, будет ли Максим жить. Он помнил крики его сестры, ощущал на себе дрожь Артема, слышал рыдания и вдыхал хлористый запах признаний: «Все началось, когда мне было четырнадцать…». Он этого никогда, ни за что не простит. Был поздний вечер. Марат вышел из бизнес-центра, который занимал один из филиалов его компании. Стояла мягкая, по-августовски теплая погода, прощальный аккорд перед грядущей осенней тоской. Если Марат проводил в офисе больше четырех часов подряд, как сегодня, то не отказывал себе в удовольствии размять ноги и прогуляться квартал-другой. За руль «Эскалейда» сел водитель. Он должен был перегнать машину в конечную точку, чтобы после вечернего променада босс с комфортом вернулся домой. Кивнув водителю, Марат обогнул бизнес-центр и стал удаляться от оживленного Лиговского проспекта в переплетенье крошечных безлюдных улиц. Маршрут у него всегда был одинаковым: по Растанной до одноименного сквера, оттуда, не доходя до кладбища, поворот на Днепропетровскую и Прилукскую, а после прямо по Тамбовской до набережной Обводного канала. Улицы были непарадными, невзрачными, нечистыми — та самая изнанка Петербурга, о которой принято помалкивать и заявлять во всеуслышание. Подворотни успокаивали Марата. Здесь, забурившись в глубину городского центра, он чувствовал себя в безопасности. Василь ждал его в арке. Темнота растворяла, как в кислоте, фигуру, с головы до ног покрытую черным. На Василе была толстовка с капюшоном, спортивные штаны, кроссовки и перчатки. Лицо он спрятал под тканевой маской, оставив видными лишь глаза, которые и так, без защиты, всегда не отражали, а втягивали свет. Василь ждал, заземляясь лопатками о граффити. Финский нож лежал в руке привычно, удобно. Этот нож Марат отобрал у Максима на даче, прежде чем вывезти в лес и избить. Он спустил на него пятерых своих псов. Он смотрел, как они его мучают, и упивался своим торжеством. Он сломал руку музыканту, и в его червивой душе ничего не дрогнуло. Василь с силой сжал нож. Он знал, куда бить. Стычки в тусовке по поводу и без происходили постоянно. Частыми были и драки. То здесь, то там вспыхивали конфликты, которые перерастали в потасовки. Куда реже забивали стрелы, но если это случалось и доходило до дела, о стреле потом слагали легенды. Василь постоянно с кем-нибудь схлестывался. Часто дрался. В потасовки тоже влезал. И несколько раз вписывался за друзей на стрелах. А без ножа на стрелу лучше не приходить. Марат был выше и гораздо крупнее Василя, но это не имело значения. Нож войдет под углом. Удар снизу, резкий и точный. У сволочи будет ровно столько времени, сколько нужно, чтобы осознать финал. Шаги шуршали по тротуару все ближе. Василь не ощущал ни страха, ни волнения. Перед глазами расстилалась лесная поляна, где Цепакин бросил свою жертву умирать. Оставалось несколько метров, и Василь крепче перехватил нож. Он был уверен в себе. Он не промахнется. Рука налилась яростью за все, что Василь пережил, и все, что пережил Максим, как вдруг откуда-то издалека, из глубины дворов-колодцев донеслась музыка. Василь тряхнул головой, чтобы ее прогнать. Не до музыки сейчас, нужна тишина. Но мелодия возвращалась, становилась громче, ширилась, росла, пока Василь ее не узнал. Это был «Лунный свет» Дебюсси. Словно из рупора граммофона, музыка перетекла из глубины арки внутрь Василя и заполнила черепную коробку. Ноты обволакивали мысли, выплетая из них образы. Сквозь белесый туман Василь различил очертания фортепиано. Старый «Красный Октябрь». Полукомната в коммуналке. Двое тех, ради кого нужно жить, слушают не дыша, и на глазах у них слезы. Музыка влекла Василя к себе, распутывала узлы его бешенства, вычищала копоть и кровь. Василь не мог прогнать музыку. Он не хотел. Сквозь музыку он видел Филиппа, и Филипп ему улыбался. Краем глаза Василь заметил движение возле арки и резко вскинул нож. Позже, глубокой ночью, когда покой и безмятежность накрыли сонным пологом квартиру на Гривцова, в дверь комнаты Артема раздался стук. Максим встрепенулся в секунду и первым, пока лохматая макушка выныривала из объятий одеяла, увидел на пороге силуэт Филиппа. — Тём? Тём, ты спишь? — позвал Филипп. Голос его подрагивал. Артем потянулся к настольной лампе, включил ее и сощурился в сторону друга: — Что-то случилось? — Я не… — Филипп сжимал в руках айфон. — Я не могу дозвониться до Васи. Он с самого утра не заходил в Сеть. Не отвечает на сообщения. Не берет трубку. Это на него не похоже. Он всегда предупреждает о планах. Он знает, что я буду волноваться, — и Филипп действительно волновался. Обычная самоуверенность растаяла без следа. Филипп выглядел растерянным и напуганным. — Я боюсь, что с ним… что он… — в этот момент Филипп перевел глаза с Артема на Максима, и в серебристом отражении света ночника Максим увидел собственные страхи. — Я боюсь, он что-то натворил, — шепнул Филипп. Максим рывком откинул одеяло. Дальше все развивалось стремительно. Некогда было думать. Сценарий, о котором Максим всегда подозревал, вылетел с задворок разума в реальность. Артем наскоро надел пижамные штаны с футболкой и осторожно повел Филиппа вглубь комнаты, приговаривая: — Все нормально… Может, у него просто сел телефон… Скорей всего, так и есть… Это же Василь… Ты же его знаешь… Садись со мной… Вот так… Ничего не случилось… Там точно какая-то ерунда… Максим в это время вышел на кухню, врубил свет и набрал Либермана. — Привет, что такое? — ответил ему хриплый спросонья голос. — Привет, — Максим невидяще смотрел сквозь кухонное окно. — Извини, что среди ночи. У нас проблемы. — Говори. — В общем, Василь, — Максим осекся, не зная, как это все сформулировать. Мысли разбегались. — Помнишь Василя? — Того, который хотел меня пырнуть? Кажется, припоминаю, — сарказм проснулся, так что и Олег скоро должен был. — Он пропал, не отвечает на звонки, и я боюсь, что он мог как-то выйти на Марата, — произнеся это вслух, Максим похолодел. — Ты его видел, это не пустые подозрения. Он с самого начала вел себя так, будто может что-то замышлять. Я просил его ничего не делать за моей спиной, но сомневаюсь, что он послушал. Мы должны срочно его найти. Если ты можешь как-то, я не знаю, по своим каналам спросить или выяснить что-нибудь... Вдруг он действительно попал к Марату… — Максим уперся лбом в стекло. — Это пиздец. Его начинало потряхивать, как Филиппа. В трубке несколько секунд висела тишина, после чего Максим услышал совсем другой, чем прежде, тон: — Я разберусь. Через полчаса Олег приехал на Гривцова. К этому времени на кухне собрались все. Филипп звонил Василю не переставая. Остальные пытались оказать посильную помощь: Рома заварил для Филиппа сладкий чай, Артем, сидя рядом с другом, бережно поглаживал его по плечу, Паша пытался придумать, что делать. Он уже подсказал набрать Василя с телефона Артема. Василь мог не отвечать Филиппу и Максиму по каким-нибудь личным причинам, но Артем выступал в качестве «нейтрального» друга, и игнорировать его Василю было незачем. Не сработало. Артем тоже получил в ответ лишь длинные гудки. Дальше Паша предложил написать смс, что Филипп в беде и Василь ему срочно нужен. Именно смс на случай, если Василь без интернета. От этой идеи пока отказались. Филипп был против ее жестокости. Максим беспокойно мерил кухню шагами и даже считал их, лишь бы выкинуть из головы все мысли. Он и открыл Олегу, когда тот позвонил в дверь. — Так, в общем, — с порога начал Либерман, — я поднял людей, пробиваем, чем Марат занимался и с кем. Никто вашего пацана пока не видел. Он прошел на кухню и, ни с кем не поздоровавшись, сразу обратился к Филиппу: — Мне нужны все места, где он бывает, и контакты всех людей, с которыми общается, — тут у него завибрировал телефон. — Срочно, Филипп. Да, алло. Дернув к себе свободную табуретку, Олег сел возле окна. Вскоре после в дверь снова позвонили, и Максим как шальной подорвался в прихожую. На кухне все разом замолкли. Филипп перестал жать на вызов, устремив к арке взгляд, полный отчаянной надежды. Но это был не Василь. Увидев на пороге полицейского, Максим едва не брякнул: «Вы уже и ментов, что ли, вызвали?!». К счастью, мозг вовремя заблокировал язык. — Привет, — кивнул Богдан, шагая в прихожую. Он был при полном параде: в темной форме с капитанскими погонами и вдобавок с кобурой на поясе. Самой настоящей кобурой, в которой лежал самый настоящий пистолет. Максим так привык к Богдану в мальчишеских бомберах, джинсах с порезами, широких фланелевых рубашках и с басухой наперевес, что от нынешнего вида растерялся. — Давай еще раз по порядку, — попросил Богдан, проходя внутрь квартиры. — Только спокойно. Кто с ним последний общался? Привет, ребят. — Привет… — донесся с кухни нестройный обалделый хор. Максим начал пересказывать Богдану все, что узнал раньше от Филиппа: вчера Василь ночевал на Гривцова, все было как обычно, утром он пошел домой, чтобы провести время с бабушкой, и с тех пор от него никаких новостей. Самого Филиппа сейчас лучше было не трогать. Услышав голос Богдана, из своей комнаты выглянула Ксюша, бледная как мел, с припухшими от слез глазами. Исчезновение Василя и паника Филиппа, особенно на фоне недавнего соприкосновения с криминальным миром, подкосили ее, и находиться вместе со всеми на кухне она не могла. Продолжая слушать Максима, Богдан протянул к Ксюше руку, и она нырнула в складки полицейской формы, как щуплый воробей в гнездо. — Я тебя понял, Макс, дай мне минутку, — Богдан переключил внимание на Ксюшу, которую нужно было успокоить. Решив не смущать влюбленных своим присутствием, Максим вернулся на кухню. Там все было по-прежнему. Артем утешал Филиппа, который бездумно пил десятую кружку чая. Ромаша пытались быть полезными. У Олега звонили три телефона одновременно. — Ну что? ­— спросил его Максим. Не открываясь от разговора, Олег отрицательно мотнул головой. Вскоре на кухне появился и Богдан. Ксюшу он отправил спать, но все понимали, что спать она там в одиночестве не сможет. Не прошло и пяти минут, как Ксюша, завернутая в покрывало, вплыла на кухню безжизненным призраком и примостилась у Богдана на коленях: больше было негде. — У нас нет оснований заводить дело, пока не пройдет трое суток. И Василя с Цепакиным ничего не связывает, — рассуждал Богдан. — Я сейчас буду думать, как подбить это задним числом. Позвоню кое-кому. Фил, посмотри на меня. Мы его найдем. Филипп смотрел на него лишь потому, что он был суровый полицейский, на коленях которого ютилась Ксюша в покрывале. На них все сейчас смотрели. В этот момент Олег подскочил с табуретки: — Он что?! На него обернулось семеро человек. — Что… — эхом выдохнул Филипп. Артем стиснул его плечо крепче. Сосредоточенный до предела, Олег принялся шагать по кухне, иногда вставляя в монолог телефонного собеседника «Да», «Хорошо» и «Я понял». Чем дальше, чем жестче становилось выражение его лица, и на секунду Максим представил его стоящим с этим непроницаемым лицом над вырытой в лесу могилой. Олег провел рукой по волосам, опустошенно выдохнул и привалился к разделочному столу: — Твою мать… На том конце повесили трубку. Медленно опустив руку с телефоном, Олег обвел собравшихся напряженным взглядом. Никто, кажется, даже не дышал. — Что он сделал? — прорезал тишину вопрос Филиппа. Либерман не отвечал. — Олег, что он сделал? Филипп был на грани. Максим понимал: еще немного, и его накроет Истерика. — У Марата сожгли машину, — наконец произнес Олег, и слова его, отлетев от стен, врезались в общий потрясенный возглас. — Марата в машине не было, он спал дома, — Олег бегло глянул на побледневшего Артема. — Это сделал Василь, да? — все так же бесцветно спросил Филипп. Встрепенувшись, Артем обнял друга, шепнул: «Фил, держись», но Филипп не отреагировал. Он будто вовсе не замечал Артема, продолжая буравить Олега стальным взглядом. — Это он? — Скорей всего, — неохотно протянул Олег. Максим уловил в его тоне юридическую любовь к доказательствам. — Пока это только домыслы. Никто не видел, как все произошло. Сработано отлично. И тут выключатель Филиппа все-таки щелкнул. — Отлично, блять?! — он подорвался со стула, вспугнув Артема. — Ты считаешь, что это отлично?! — Фил… — осторожно позвал его Паша. Либерман и бровью не повел: — «Эскалейд» выгорел дотла, по камерам ничего, кроме фигуры в черном. Да, я считаю, что это отличная работа, — он перевел взгляд на Максима. — Ваш Василь всегда такой дикий? — Он вшил мне кастет в подкладку пиджака, — напомнил Максим. Олег посчитал ответ исчерпывающим и, опустившись обратно на табуретку, покрутил в руке телефон: — Пацан либо сядет рано или поздно, либо будет работать на меня. — Либо станет известным музыкантом, — отрезал Максим. Олег пожал плечами: — Одно другому не мешает. У него снова зазвонил телефон, но уже другой, лежавший на подоконнике. По заиндевевшему выражению лица и дальнейшему отыгрышу удивления, который тянул на Оскар, все догадались, что на другом конце Марат. Максим тревожно покосился на Артема, но тот был слишком занят Филиппом. Бедный Филипп. На него было страшно взглянуть. — Мне приехать? Ты уверен? — спрашивал тем временем Олег. Он звучал так надежно и невозмутимо, будто приводил в чувства супругу после скандала. — Понял, да. Буду утром. Мы его ищем, не беспокойся. Когда Либерман повесил трубку, все на кухне смотрели на него с одинаковым вопросом в глазах. — Что? — не понял Олег. — Я должен найти его для вас быстрее, чем я найду его для Марата. Филипп, я просил дать мне контакты людей, с которыми он общается. — Отстань от него, ты не видишь, в каком он состоянии?! — налетел на Олега Артем. Но Олег действительно не видел. Он понимал, что Филипп расстроен, но приоритеты в своей голове расставлял по-другому. — А как я должен его искать без зацепок? — он вернул Артему раздраженный тон. — Мы не можем бегать по городу кругами. Нам нужно от чего-то оттолкнуться. Если бы я знал Василя, я бы никого не допрашивал. Но я его практически не знаю. И если люди Марата найдут его раньше, чем мои люди, нам всем пиздец. — Олег, притормози, — вклинился Максим. — Мы сейчас проведем твой любимый брейншторм и выясним, где Василь обычно бывает. — Я же вообще не в курсе про его друзей из андеграунда, — неожиданно выговорил Филипп, обратив потухший взгляд к Артему. — Я понятия не имею, с кем он там дружит, чем они занимаются. Я не знаю ни одного имени. Я ни разу не был в «Дыре». Артем тут же сжал его плечи: — Фил, это ничего, нестрашно… — Я никогда не интересовался. Мне было насрать, — Филипп откинулся на спинку стула и закрыл ладонями лицо. — Фил… — Я такая тварь. На столе вдруг ожил телефон, и Филипп схватил его как безумный в надежде, что это Василь. Все рефлекторно подались навстречу. Но это был не Василь. Филипп фатально выдохнул «Блять…» и, глотнув чая, притворился настолько спокойным, насколько мог: — Нина Георгиевна, здравствуйте! «Ох твою…», — пронеслось у Максима в голове. — Нет-нет-нет, вы что! — Филипп выскочил из-за стола через Артема и принялся нервно шагать туда-сюда по кухне, сжимая телефон. — Вы меня не разбудили. Все в порядке. Мы с ним виделись вчера. Сегодня он… — Филиппу очень хотелось соврать, что Василь с ним, но это было чревато последствиями, если Василь не объявится в ближайшее время или если с ним, не дай бог, что-то случилось. К тому же, бабушка могла попросить передать ему трубку, и Филиппу бы пришлось сочинять новую ложь. — А что он вам сказал, когда уходил? — спросил Филипп у Нины Георгиевны. — Ага, я понял. Это в его духе, да. Я уверен, что он там. Скорей всего, у него просто сел телефон. Так поступать, конечно, нельзя. Он вас очень любит и будет очень сожалеть, что не нашел способ вам позвонить. Ниночка Георгиевна, вы только не волнуйтесь, ладно? Все будет хорошо. Хотите, я к вам приеду? Подождем его вместе. Нет, нисколько! Я теперь и сам спать не смогу. Ага, да. Хорошо. Филипп повесил трубку, и голос его вновь налился бетоном: — Я поехал к Нине Георгиевне, а то она там с ума сойдет. — Может, мне с тобой? — предложил Артем. — Она меня знает, мы виделись. — Не надо, — Филипп мотнул головой и со странной задумчивостью посмотрел в сторону Максима. — Он ей сказал, что пойдет на концерт в какой-то «Черный куб» и вернется поздно. Может быть, он ей наврал, я не знаю. От новой информации внезапно оживился Богдан: — Дайте мне во что-нибудь переодеться. Поеду в этот «Куб», поспрашиваю. — Я с тобой, — вызвался Максим. Такие планы не понравились ни Артему, ни сидевшей у Богдана на коленях Ксюше. — Никуда вы не поедете! — чуть ли не в голос запротестовали оба. На Максима тревога Артема подействовала. Василь пропал без вести, Филипп собирался в Пески на грани нервного срыва, Марат мог погибнуть — Артем явно нуждался в поддержке любимого человека. Вместо того, чтобы броситься на поиски Василя, Максим пересел на стул Филиппа и ласково привлек Тёму к себе, шепнув: «Я тебя не оставлю, не бойся». А вот Богдана переубедить не удалось. — Ксюш, я при исполнении и все равно должен быть в городе, — завершив аргумент коротким поцелуем, он отправился в комнату Филиппа отжимать у него что-нибудь еще кроме прошлой футболки. Время после того, как они оба уехали, было тяжелым. Ничего не происходило, и каждую минуту все ждали хоть каких-то новостей. Ксюша, завернувшись в покрывало, вернулась к себе комнату. Рома от переживаний всплакнул и теперь приютился у Паши под боком, зажевывая волнение шоколадкой. Артем тоже прильнул к Максиму, хотя и не спешил открыто проявлять чувства, как будто стеснялся сидевшего у окна Олега. Но Олегу было не до того: он разослал по городу людей и теперь агрессивно торопил их с поисками. — Я тебе еще раз повторяю, — с ледяной ненавистью выговорил он очередному подчиненному. — Если вы не найдете пацана в ближайшие полчаса, тебе завтра будет нечем передо мной оправдываться, ты меня понял? Он швырнул телефон на разделочный стол и глянул на Максима с Артемом и Ромашу, которые таращились на него в немом шоке. — Рабочие моменты, — отмахнулся Олег. Никто не поверил. — Да не стану я отрезать ему язык, вы что, совсем больные? Было около пяти утра, когда на телефон Максима позвонил Богдан. Максим ответил мгновенно: — Ну что там? — В общем, я поговорил с чуваками в «Черном кубе», это в районе Думской, — начал Богдан. В этот момент Олег тоже в очередной раз снял трубку и отошел к окну. — Василь действительно здесь был, его видели, — сообщил тем временем Богдан. — Говорят, часа в три ночи, то есть, насколько понимаю, уже после… — он сделал многозначительную паузу, из-за которой Максим услышал фоновый голос Олега: «Да, диктуй, записываю». — Потом человек пятнадцать поехали из «Куба» на вписку, Василь был с ними, — продолжил Богдан. — Но к кому именно они поехали, я пока не выяснил. Мне назвали несколько имен из компании, надо пробивать адреса, я займусь этим, Макс. Короче, скорей всего, он у кого-то на хате и все в порядке. — Я тебя понял, спасибо, — новости были хорошими, но долгожданного облегчения Максим не испытал. Ему было нужно увидеть Василя живым и невредимым. — Позвоните Филу, успокойте их, ладно? — попросил Богдан. — До связи. — Да, хорошо, до связи, — Максим повесил трубку. В этот момент к нему подошел Олег и двумя пальцами протянул салфетку, на которой был нацарапан адрес квартиры: — Он здесь. — Что, как?!.. ­— Артем схватил салфетку. — Ты уверен? — на автомате переспросил Максим, хотя это не требовалось. Триумф читался у Олега на лице. Теперь, когда неизвестность и опасность миновали, он вновь ощутил себя королем мира. — Ваш Василь преспокойно дрыхнет на съемной квартире вместе с десятью панками. Ему там ничего не угрожает, кроме передоза. — Рот закрой, — процедил Артем. — На районе дежурят мои люди. Людей Марата я отозвал. — Спасибо, — отрешенно шепнул Максим, глядя на адрес. — Можете ложиться спать, шоу окончено, — подвел итог Олег. Потом сосредоточился на Максиме и оценил ответное выражение его лица. — Либо я могу отвезти тебя туда сейчас. — Этот вариант лучше, — кивнул Максим. Отпускать его не пойми куда, тем более в компании Олега, Артем, конечно, тоже не хотел, но теперь Максиму пришлось проявить настойчивость. Он не собирался оставлять Василя без присмотра. Пускай Олег строит из себя какое угодно могущество, в открытой схватке Марат по-прежнему сильней него. Василя надо забрать домой. Поэтому Максим сообщил новости Богдану, попросил Артема связаться с Филиппом, а сам, наскоро переодевшись, уже через пятнадцать минут сидел в белом «Ягуаре» невменяемой длины. Дом находился в Гавани, но к счастью, Дворцовый мост уже свели, так что путь от Гривцова до Васильевского острова занял считанные минуты. Школу вождения Либерман явно проходил вместе с Филиппом: руль вальяжно придерживал то одной рукой, то другой, в зеркала посматривал только мельком и рассекал через город так нахально, словно весь этот город принадлежал ему. Вот только, в отличие от заездов с Филиппом, Максим не ощущал тревоги. Олег держался за рулем рискованно, но внушал такую уверенность и самоконтроль, что хотелось просто забить на все и довериться. К тому же, мощный «Ягуар» был куда лучше приспособлен для дерзостей, чем «Рено Каптуры», на которых гонял Филипп. Максим нет-нет да и стрелял глазами по салону, чувствуя, как под ребрами царапается пошлая банальная зависть. Он со своим «Солярисом» в кредит на таких машинах, как «Ягуар», катался лишь пару раз: заказчики подвозили. В лаконично элитарной белизне просторного салона было столько сенсоров, панелей, кнопок, разъемов и переключателей, что Максим затруднялся определить назначение доброй половины из них и периодически проверял сквозь окно, не взлетают ли они там еще. — Ну машина у тебя, конечно, секс, — цокнул языком Максим. Олег усмехнулся: — Я и сам секс. Хорошо, когда у человека все в порядке с самооценкой. Воспользовавшись паузой в адреналиновой суете, на Максима понемногу наползала слабость. После месячного лечения скакать на панике всю ночь ему было тяжеловато. Тем не менее, он бодрился как мог и заставлял себя собраться, думая о Василе и о том, что должен забрать его домой. — Спасибо, что помог нам, — от чистого сердца поблагодарил он Олега. — Я помогаю тебе, — поправил тот, добавив: — И себе. Василь бы выдал нас Марату. Такое решительное заявление кольнуло Максима, и он счел нужным вступиться: — Василь бы ему ничего не сказал. Он честный парень, и он предан друзьям. В ответ Олег покосился на него с легкой насмешкой: — Твоя наивность очаровательна. — А твой цинизм омерзителен, — огрызнулся Максим. Ему порядком надоели ужимки, ухмылки и высокомерие. — Это и есть твоя жизнь? — Что ты имеешь в виду? — Звонки от Марата среди ночи, покупка квартир чужим матерям, люди, которым ты угрожаешь отрезать язык. — Я не… — Могилы в лесу, расправы и вечный страх, что ты следующий. Ответ, который должен был приструнить Максима, так и не сорвался с губ Олега, сложив их в полуулыбку одобрения. — У меня для тебя кое-что есть, — произнес Либерман. — Посмотри в бардачке. — Не уходи от темы. Олег свернул по навигатору и устремил взгляд на проезжую часть, демонстрируя тем самым, что не ответит. Выразительно закатив глаза, Максим рывком открыл бардачок. Там лежала толстая папка бумаг. — Это? — Да. — Что это такое? — Можешь взять и посмотреть. Максим сдернул папку на колени и в этот момент заметил за ней, в глубине бардачка, не что иное, как пистолет. Рука рефлекторно щелкнула откидную крышку на место. — Ты, блять, серьезно?.. — Это ответ на твой предыдущий вопрос, — невозмутимо отозвался Олег. — Боже, да что с тобой не так? — Максим гневно распахнул папку в середине. — Ты хоть когда-нибудь бываешь нормальным? — Прямо сейчас. Максиму оставалось лишь покачать головой и заняться разоблачением интриги. Хотя какая там могла быть интрига? Их с Олегом ничего не связывало, кроме Марата. Очевидно, что в папке новая информация по общему делу, которую нужно передать Богдану: отчет о расходах компании, которые не бьются с доходами, или фиксация ввоза оружия из стран ближнего зарубежья. Обычно там было что-то такое. Обычно, но не сейчас. «Анализ рынка ударных установок», «Сводный перечень оборудования», «Маркетинговая стратегия», «Сметная стоимость концерта на Площадке 1» — Это что… что это такое? — просевшим голосом спросил Максим. Он пролистнул назад. Бумаги начинались с определения рок-группы, ее состава и направлений творчества и постановки задач по достижению конечной цели: «Сольный концерт на Площадке 4: Ледовый дворец». Максим открыл наугад еще несколько разделов. Там были графики, пояснения, формулы, сводные таблицы, порядок действий и расчеты. В итоге все действительно кончалось «Площадкой 4»: от вместимости Ледового дворца до сметы концерта и ожидаемой прибыли. Максим медленно поднял на Олега обалделый взгляд. — То, что я вам накидал там на кухне, это так, ерунда, — небрежно отмахнулся Либерман. — Было три ночи, я устал и плохо въехал в суть. Переделал по-нормальному. — По… нормальному? — ахнул Максим. — Это бизнес-план на триста страниц. Олег пожал плечами: — Мне было скучно. — Господи… — Максим отрешенно перебрал листы. — Ты как это все… как это вообще… Это охуеть сколько работы. Ты где взял данные? — Данные приближенные. Пока в качестве примера. Я указал в колонтитуле, что это редакция ноль. — Олег… — Нужно скорректировать по вашим данным, и редакция один в принципе уже будет жизнеспособна. — Ты просто больной. — В хорошем смысле, я надеюсь? — подмигнул Либерман. Максим закрыл папку, отчего-то очень бережно, и откинулся на спинку кресла: — Я вообще ничего про тебя не понимаю. Машину Олег припарковал среди полуобморочных дворов-колодцев в километре от нужного дома: не рискнул светить лишний раз «Ягуаром». Пришлось немного прогуляться по невзрачной части Васильевского острова, зловещей в дымчатом утреннем безлюдье, сквозь которое, как грибы в перелеске, возникали загадочные личности то на скамейке, то под аркой, то у входа в продуктовый магазин, то за рулем ничем не примечательной «Лады Приоры». Олег предлагал сходить за Василем вместе, но Максим попросил ждать в машине. Он был уверен, что справится сам, к тому же Василь Олегу точно бы не обрадовался. Это, однако, не помешало Либерману проконтролировать процесс через своих людей. Сказать, что Максим на всем пути ощущал себя персонажем «Бандитского Петербурга» под слежкой — ничего не сказать. Поднимаясь по лестнице на четвертый этаж, Максим все не мог выкинуть из головы бизнес-план развития группы. Образованность и трудоспособность Олега, безусловно, поражали воображение, но Максим до встречи с ним и не представлял, что музыку можно свести к такой бездушности. Музыка — это не проект, ключевые этапы, сметы или дедлайны. Музыка призвана избавлять от подобных оков. Творческий процесс ничем не должен ограничиваться. Даже не вчитываясь в бизнес-план, Максим был уверен, что он рабочий и что скрупулезные грамотные стратегии действительно могут привести их к сольнику в Ледовом дворце. Но будет ли он им нужен? Максима куда больше тянуло к андеграундным концертам, где народ самовыражался безо всяких границ и перспектив, чем к продуманной коммерческой музыке. Музыку нельзя превращать в бизнес. Это убьет ее. Максим не удивился, что входная дверь в квартиру приоткрыта. Осторожно потянув ее на себя, он по длинному желобу скрипа мгновенно съехал в облако табачных паров, алкогольной кислятины и характерного травяного шлейфа. Ни голосов, ни каких-либо других человеческих звуков, кроме храпа. Пять утра, вписка кончилась, все завалились спать. Максим хотел было посчитать обувь в прихожей, но бросил эту затею: считать там надо было десятками. Переступая через бутылки, грязь и мусор, Максим брезгливо двинулся внутрь квартиры. Здесь было три комнаты, убитые в хлам. Квартира напоминала самый настоящий притон, а может быть, им и являлась. Народ спал на всех возможных поверхностях, в основном на полу или чехлах от музыкальных инструментов, потому что мебели тут практически не было. Максим переступал через дрыхнущие туши, с каждым шагом ощущая все большее отвращение. Пьяные, неопрятные, им было нормально обниматься во сне с коробкой пиццы или накрываться оторванной шторкой от ванны. Мало того что они не закрыли входную дверь, некоторые еще и заснули с сигаретами. Хорошо, что обошлось без происшествий. Максим всерьез решил, что Олег все напутал и Василь не может находиться в таком месте, пока своими глазами не увидел торчащую из груды тел красную макушку. Василь спал, свернувшись калачиком в углу замызганного дивана. Вокруг развалились приятели по андеграундной тусовке. Удивительно, но в то время, как они лежали друг на друге, Василя никто не касался. Мусора вокруг него тоже не было. Он будто отвоевал клочок пространства и охранял его чистоту. Он и сам выглядел не так, как остальные. Создавалось впечатление, что вписка не расслабила его, а, наоборот, вымотала. Он казался измученным, заблудившимся и очень хрупким, и у Максима от такой картины попросту разбилось сердце. Василю не место в этой среде. Он не про панкуху, не про блевотные вписки, не про трэш. В нем благородства больше, чем в двадцати других тут вместе взятых. Этап саморазрушения в его жизни закончился, это очевидно. Стихийные тусовки и самопальные концерты — не его уровень и уж точно не его потолок. Он рожден, чтобы музыка стала лучше. Он достоин признания и популярности. Он достоин сольника в Ледовом дворце. Максим опустился на корточки и ласково тронул его по плечу: — Вась… Дернувшись от касания, Василь приоткрыл глаза, вжался в угол и ощетинился. — Это я, все хорошо, — так же мягко, полушепотом произнес Максим. Василь смотрел на него потерянно и отрешенно. Не ожидая подобной встречи, он был уверен, что все еще спит. Максим протянул к нему руку: — Пойдем домой. Он не собирался ни осуждать его, ни расспрашивать. Василь и сам все понимал. Он, как фигурка из обожженной глины, разбился на части под тяжестью мира, который пытался в себя вместить. Понемногу возвращаясь в реальность, Василь начал отличать ее от сна. В его глазах, как на штормовом ночном небе, молниями полыхнула боль. — Пойдем, — повторил Максим, и Василь несмело обхватил его за предплечье. Он осторожно вывел его из квартиры, придерживая под локоть, потому что Василь едва стоял на ногах, и, пока они спускались по ступенькам, написал Олегу раздобыть воды. Через пять минут у выхода со двора их поджидал смурной мужик с бутылкой минералки из ближайшего круглосуточного продуктового. Василь незнакомца не заметил: просто принял воду у Максима из рук и начал пить. До машины Олега добрели как в тумане. Василь не обращал внимания ни на что и безучастно следовал туда, куда вел Максим. Прежде чем сесть в «Ягуар», он повременил в сторонке и похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Олег наблюдал за Василем, навалившись на капот, и, хвала всем богам, молчал. Максим тоже с пониманием ждал, пока Василь покурит. Утро было по-осеннему промозглым, Василь ежился в своей толстовке, и Олег достал ему из машины свою дорожную ветровку. — Держи, — он протянул ветровку Максиму. Осторожно приблизившись к Василю, тот накинул ее на осколки плеч неуклюжей левой рукой. Василь машинально пришел на помощь и покрепче закутался в тепло. Когда наконец отъехали, Олег первым нарушил тишину: — На Гривцова? — Пятая Советская, я покажу, — торопливо отозвался Максим, словно боясь, что напоминание о доме разрушит Василя до основания. К сожалению, было уже поздно. Максим увидел в зеркало заднего вида безутешные смоляные глаза. Василь шепнул: — Бабушка…­ — Все в порядке, с ней Филипп. Дать тебе телефон позвонить им? — Максим выглянул между креслами. Василь с мучительным стоном уронил лицо в ладони. Прикасаться к нему Максим не решился, но мягко позвал: — Вась… — Лучше сбросьте меня нахуй в Неву. — Не драматизируй, — сказал Олег. Цинизма в его голосе не было. Было сочувствие. Максим хотел как-то подбодрить Василя, заверить, что Филипп не в обиде и что дома ему будут рады, но, если честно, он не знал этого наверняка. — Включишь мне Джареда Лето? — внезапно обратился к Олегу Василь. — Включишь? — Олег переадресовал вопрос Максиму. — Я в этом не разбираюсь. — Ну вот не говори, что ты не знаешь Джареда Лето, — не удержался от комментария Максим. Олег равнодушно отмахнулся: — Это вроде актер из «Реквиема по мечте»? — и стрельнул в Максима глазами. — Боже, ты бы видел свое лицо. Да знаю я, кто такой Джаред Лето, успокойся. Максим запустил 30 Seconds To Mars, и от звука, который разлился по салону, едва не взвыл. Аудиосистема у Олега стояла шикарная. Впрочем, странно было ожидать от «Ягуара» меньшего. Песней, включившейся наугад, была Hurricane. Василю она, кажется, подошла. Во всяком случае другой он не попросил, а вместо этого лег на сиденье и свернулся в клубочек. Олег растерянно поглядел на него в зеркало заднего вида, потом на Максима боковым зрением, услышал: «Только попробуй» и покорно промолчал. Пока играла песня, никто не проронил ни слова, хотя Максиму все эти бесконечные шесть минут хотелось перелезть назад и просто-напросто обнять мальчишку, который сам себя так сильно измучил. Василь будто нарочно причинял себе страдания. Песня была душераздирающей и в динамиках «Ягуара» звучала невыносимо объемно. Максим, который очень редко включал такие треки, в итоге сам начал чувствовать, как на сердце тяжелеет печаль. Даже Олег загрузился. Он слышал Hurricane впервые, но запомнил слова припева и к концу отстраненно подпевал сам с собой по-английски: — Tell me would you kill to save a life… Tell me would you kill to prove you're right… — Точно не хочешь быть нашим менеджером? — хмыкнул Максим, когда затихли последние ноты. Олег обернулся: — Почему я должен этого хотеть? Вместо ответа Максим недвусмысленно кивнул на бардачок, где лежал бизнес-план, и на сенсорный дисплей с музыкой. — Не хочу, — со сталью в голосе отказал Олег, и Василь сзади шепнул: — Неправда. Потом играли другие песни 30 Seconds To Mars, уже не такие мучительные, и Василь слушал их, привалившись виском к стеклу. Максим же получил совершенно непрошеную возможность оценить звук в «Ягуаре» во всей красе и так же во всей красе ему позавидовать. Нет, серьезно, что Олег слушает? Кальянный рэп? Что обычно слушают Олеги? Мощные басы ему тут к месту, но ведь для таких, как он, музыка всегда играет фоном. Они не способны ее прочувствовать, им это не надо. Музыка у них не проводник к душе, если душа там в принципе присутствует. Столь качественная акустическая система должна стоять у людей, которые оценят ее по достоинству. Максим невольно вспомнил свой бедный «Солярис», звук в котором стоил как половина самой машины. Музыка оживляла «Солярис», превращала его в доброго друга, с которым проживаешь самые прекрасные или, напротив, чудовищные эмоции. У «Соляриса» был голос, который Максим никогда уже не услышит. Зато у Олега все супер: роскошная тачка с идеальной системой. Он будет слушать ерунду и даже не замечать ее, пока Максим тоскует о Музыке. — Знаешь что? — бросил он Либерману. Внешняя перемена настроения оказалась чересчур внезапной. Олег поглядел в сторону Максима со смесью недоумения и настороженности. — Вы вообще-то должны мне машину. Олег сразу понял, о чем речь, и без дальнейших выяснений кивнул, возвращая внимание на проезжую часть: — Без проблем. — И еще вы должны мне за моральный вред, так что это будет не «Солярис», — пригвоздил Максим. Губы Олега начали расплываться в улыбке. — Я позже выберу машину и сообщу тебе. Олег хмыкнул: — Для тебя все, что угодно. — Это во-первых. Во-вторых, — Максим строго глянул на Василя в зеркало заднего вида. — Я хочу знать подробности про твой фест. Если он адекватный, мы на нем выступим. Василь изумленно вытянулся на сиденье: — Но… А рука… — С рукой разберемся, — закрыл вопрос Максим. — Сегодня отдыхай, завтра все мне расскажешь. — Ладно… — растерянно протянул Василь. Во дворе дома на Пятой Советской их ждал Филипп — одинокая фигурка посреди немых желтокаменных стен. Чтобы защититься от утреннего холода, Филипп закутался в черную парку Василя, а на голову надел его рыжую шапку. Если бы не разное телосложение, Максим бы решил, что от Василя откололась тень. Завидев под аркой «Ягуар», Филипп дернулся с места, но застыл, не сделав и пары шагов, потому что Василь распахнул дверь и выскочил из машины к нему навстречу прямо на ходу. — Да твою мать! — Олег вдавил педаль тормоза в пол. — Нахера он такой ебанутый?! У Василя словно открылось второе дыхание: от прежней слабости не осталось и следа. Он пролетел через весь двор к Филиппу, но в считанных сантиметрах от него вдруг замер, словно напоролся на шипы. Филипп не раскрыл для него объятий и, обхватив себя руками, спасался от ветра и чужаков. — Ты надел мою шапку, — зачем-то озвучил очевидное Василь. Филипп нисколько не удивился. — Надел, — кивнул он. В серебряных глазах осенним листопадом осыпалась тихая печаль. У Филиппа не было сил на эмоции. Минувшая ночь его опустошила. — Как бабушка? — спросил Василь тише, чем ветер шелестел в дворе-колодце. — Все хорошо, я сказал ей, что ты у друзей, — бесцветно откликнулся Филипп. Василь хотел схватить его за плечи и встряхнуть, как встряхивают снежный шар, чтобы осевшие хлопья, вспорхнув, вновь принялись кружиться в танце, но он не смел до него дотронуться; хотел все ему объяснить, восстановить пережитое, но слова сыпались по горлу стеклянной крошкой и разрезали сердце в лоскуты. Василь стоял перед Филиппом как деревянный истукан и с немым ужасом смотрел на то, что сотворил, безумный, со своей Музой. — Тебе так идет рыжий цвет. Он отражается в твоих глазах, — наконец, с трудом собравшись, выговорил Василь. — Ты просто знай это, прежде чем бросишь меня сейчас. Ничего в лице Филиппа не дрогнуло. Он мог развернуться и молча уйти. Василь бы это принял. Он бы принял любое его наказание. Филипп высвободил руку и протянул ее к Василю: — Иди сюда. И в следующий миг прижал его к себе так крепко, словно хотел раздробить им обоим ребра. — Филипп… — Василь схватился за свою же парку, задыхаясь без опоры, которая, подломившись, разлетелась внутри с оглушительным звоном. — Филипп… Он повторил его имя, наверное, тысячу раз. Он заменял его именем каждое слово, которое так и не отважился произнести. Все, что он чувствовал с той самой секунды, когда увидел его в крови возле больницы, до нынешнего мгновения, сошлось в его имени. Уткнувшись в плечо, и сильное, и надежное, и беззащитное, Василь звал своего Филиппа так долго и отчаянно, словно тот был уже недостижимо далеко. — Я хотел его убить, — в конце концов сознался Василь. Филипп обронил в ответ: — Я знаю. — Я не смог этого сделать. Занес нож и опустил. Филипп должен был оттолкнуть его, но Филипп сцепил руки у него за спиной в замок, закрывая собой от ветра. — Это ты меня остановил. Ты и бабушка. По телу Филиппа пронеслась дрожь. Он медленно приблизил губы к уху Василя, коснулся поцелуем и прошептал так тепло, что хотелось зажмуриться: — Ты отомстил достаточно и больше не должен делать это один. Василь вжался в Филиппа теснее. Он усвоил урок, один из самых болезненных в жизни. Сколько бы ему ни твердили, сколько бы он сам себя ни убеждал, только теперь он прочувствовал всем нутром: он не один. Не один. Другие люди волнуются о нем и любят его, и он не хочет причинять им боль. Он не знает весь мир, он не может тащить его на себе, он и не должен. У него есть семья, готовая делить с ним эту ношу. Он перестанет строить планы у Максима за спиной. Он никогда не принесет Филиппа в жертву справедливости. Он будет частью своей семьи. Олег наблюдал из «Ягуара» за Филиппом и Василем все то время, что они обнимали друг друга и обменивались тихими поцелуями посреди пустого двора. Лишь когда Филипп, с нежностью приобняв Василя за плечи, осторожно увел его в дом, Олег обратился к сидящему рядом Максиму сдавленным голосом, который они оба не узнали: — Во что ты меня втягиваешь…

Песня к главе: Краски — Он не знает ничего