Grand Pas

Песня к главе: Би-2 — Вечная призрачная встречная

Кто придумал назвать это дачей? За десять лет работы менеджером по продажам «умных домов» Максим повидал клиентов разного достатка. По мере роста компании CosySmart менялись и заказчики, но такие дворянские угодья Максиму еще не встречались. С дворянскими угодьями шли к более элитным подрядчикам, чем контора в Обухово, поэтому от внезапно заплывшей в сеть крупной рыбы генерального директора слегка накрыло. — Сделаешь все в лучшем виде! — Отчитываешься лично мне по каждому шагу! — Это Марат, сука, Цепакин! Ты вообще понимаешь, кто это?! — орал он то ли Максиму, то ли на Максима после того, как они с почестями проводили из офиса жеманного мужика по имени Олег Либерман. Максим понимал, кто такой Марат Цепакин, но хотел выяснить о нем как можно больше. Тем же вечером он позвонил Либерману и наплел с три короба о том, что работа по их проекту начнется только после того, как он лично осмотрит дачу. В качестве менеджера по продажам он должен был оценить технические возможности объекта и попытаться навязать максимально много «критически важных» услуг. Но он ехал на дачу не только в качестве менеджера по продажам. Он собирался встретиться с Цепакиным и наконец расставить все точки над i. Боялся ли он этой встречи? Нет. Даже хотя он ехал один куда-то под Павловск, на чужую территорию, обнесенную трехметровым забором, он чувствовал себя уверенно. Дело было не в обещании, которое взял с Цепакина Артем. Максим в цепакинские обещания верил с большой натяжкой. Если бы Марат хотел причинить ему вред, он бы это уже сделал. Он знает, в каких отношениях Максим состоит с Артемом, знает, где они живут. Какая бы история ни связывала Артема и самого Цепакина, будь он в роли разъяренного отца или отвергнутого любовника, он бы сразу бросился мстить. Но он не бросился. Он позволил Артему спать с другим мужчиной, а значит, конфликт будет решать миром. Дача, с позволения сказать, занимала семь гектаров земли, и на нее можно было попасть по суше, воде и воздуху: помимо трех автомобильных въездов с воротами, на которых дежурили по два охранника, дача была оборудована причалом на реке и вертолетной площадкой. Заехав через западные ворота, Максим добирался до главного здания по навигатору, потому что не ориентировался в лесу и лабиринте внутренних дорог. Интересно, много человек Марат здесь уже закопал? А то площадь позволяет. Пиздец, да откуда у этой мрази столько бабла?! На месте его «дачи» можно устроить летний лагерь для детей, санаторий или целый коттеджный поселок. Что он делает со всем этим ебучим лесом?! Грибы собирает?! Какой же все-таки наивный их генеральный директор, святая простота. Разумеется, Марат Цепакин обратился в CosySmart за умными лампочками по совету своего соседа Таноса. В центре принадлежавшего Марату лесного массива располагался собственно участок с домом, садом и бытовыми постройками, обнесенный еще одним ограждением, правда уже не бронебойным трехметровым забором, а декоративной, хитроумно сплетенной из арматурных прутьев решеткой, прямо как в императорских резиденциях. За автоматическими воротами находилась гостевая парковка. Там Максим и оставил свой «Солярис», неприкаянно сиротский в компании кроваво-красной спортивной «Мазератти» и белого, как подвенечное платье, «Ягуара» какой-то нездоровой длины. По планам, которые принес в офис Олег Либерман, Максим выяснил, что здесь есть и подземная «хозяйская» парковка на десять машин. Ну, если предположить, что Артем привык видеть у Марата по десять разных тачек, покупка «Крузака» Филиппу на День рождения перестает казаться вычурной, свалившейся с потолка идеей. Искать вход в громадное угловатое трехэтажное конструктивистское нечто, называемое «коттеджем», Максиму не пришлось. На парковке его ждал управляющий. Управляющий, сука. — Добрый день, Максим Викторович, — управляющий расплылся в угодливой улыбке. — Давайте без отчества, — поздоровался Максим, нисколько не удивленный, что его отчество тут уже знают. — Прошу, — управляющий блаженно повернул в сторону дома. — Как прошла дорога? Могу я предложить вам чай, кофе или прохладительные напитки? — А Марат где? — Максиму не хотелось играть в светские приемы. Он приехал сюда по делу. Управляющего невоспитанность гостя возмутила до глубины души, но, как и положено обслуживающему персоналу высокого уровня, он не подал виду. — Марат Евгеньевич отсутствует, — любезно сообщил управляющий. — Вас ожидает его помощник Олег. Он проведет экскурсию по дому. Вот так работал мир Марата Цепакина: вместо прямого контакта общение через заместителя, который даже не может встретить гостя на парковке, потому что для этого у них есть отдельный человек. — В смысле отсутствует? — Максим остановился посреди мощеной дорожки. — Мне сказали, он будет. Управляющему пришлось остановиться вместе с ним. — Не волнуйтесь, — произнес он с радушным умиротворением. — Олег сможет ответить на все ваши вопросы. Вот уж вряд ли, фыркнул про себя Максим. Теплый управляющий начинал его бесить. Обсуждая с Либерманом визит на дачу, Максим подчеркнул, что должен увидеться с Маратом. Должен. Обязан. Без этого никак. «Да-да-да-да, — сыпал бусины Олег. — Он с вами встретится». И что? Зассал? Не подготовился к спонтанным гостям? Не ожидал, что Максим вот так сразу сюда заявится? Какой был план? Он уже пошел наперекосяк или пока нормально? Или прятки — это тоже часть плана? Чопорный Олег ждал Максима в главном холле. Тоже предложив чай и кофе, он легким кивком отпустил управляющего и повел Максима через бесконечные двери, арки и проемы. — В центральной гостиной, где Марат Евгеньевич проводит время с друзьями и партнерами по бизнесу, нужно организовать комфортное пространство с регуляцией освещения, температуры и влажности, — вещал по пути Олег. — Также для нас важно подобрать сценарии прибытия и отбытия. Хотелось бы, чтобы автоматика постепенно включалась, пока Марат Евгеньевич едет к коттеджу от внешних ворот, и дом встречал его уже с освещением и фоновой музыкой. Как видите, здесь достаточно просторно, и в вечернее время мы хотим создать эффект присутствия в комнатах рядом с теми, где находится Марат Евгеньевич. Я имею в виду легкую подсветку, контроль штор и прочие стандартные функции. Обязательно нужны сценарии для домашнего кинотеатра, винотеки и бассейна. Мы туда скоро дойдем. Как «ведущий специалист» при исполнении своих служебных обязанностей Максим должен был запоминать, записывать и переспрашивать все, что Олег с таким увлечением пиздит, но Максима занимали только два вопроса. Ладно, три. Где Марат? Почему бы просто не поставить на эту дачу весь каталог услуг CosySmart и успокоиться? И главное: нахера Олегу декоративная трость? Честное слово, этот щеголь расхаживал по дому в лакированных бордовых лоферах и с настоящей джентльменской тростью, которую использовал в качестве указки. Максим впервые видел живого современного человека с таким странным аксессуаром. — Олег, извините, можно задать вам вопрос? — наконец не выдержав, прервал его монолог Максим. ­— Там на парковке ваш белый «Ягуар»? — Да, мой, ­— несколько удивленно подтвердил Либерман. Это многое объясняло. После сдержанно роскошных «парадных» комнат первого этажа с лаунжами, столовой и винотекой площадью как вся квартира Максима в Девяткино Олег повел его на второй этаж в хозяйские «покои», продолжая рассказывать, что и где распрекрасный Марат Евгеньевич хотел бы автоматизировать. Вряд ли помощник Цепакина действовал по своей инициативе, пуская постороннего в личные комнаты. Очевидно, что Марат это все согласовал. И очевидно, что не просто так. Лестница поднималась в холл, и первым, что Максим в этом холле увидел, была огромная фотография Артема в рамке на стене. Максим застыл на верхней ступеньке как вкопанный. Своими россказнями о сценариях «умного дома» Либерман так запудрил ему мозги, что фокус реальности сместился, и Максим потерял нить, которая связывала рабочий проект с самым главным. На фото Артем танцевал. В белоснежном атласном пиджаке, расшитом золотыми бисеринами, обласканный сиянием софитов, счастливый, одухотворенный, невесомый, он попался на миг в объектив фотографа, чтобы тотчас опять упорхнуть. Контраст между костюмом цвета первого снега и приглушенно размытым темным фоном подчеркивал изумительные линии его вытянутой, как струнка мандолины, позы: одна ножка отставлена назад, противоположная ей рука поднята, но не резким прямым указанием, а нежной певучестью, что дрожала последней нотой на кончиках пальцев. Поэтичная и воздушная, фотография словно лучилась светом, осыпая его вокруг себя мягкими хлопьями. — Это Артем, сын Марата Евгеньевича, он танцовщик балета, — деликатно пояснил Олег, проследив за направлением взгляда Максима. — Пойдемте дальше. — В смысле сын?.. — оторопел Максим. Ему захотелось немедленно снять фотографию со стены, обернуть парусиной, чтобы спрятать от хищных взглядов, и забрать подальше с праздника чванства. Любой, кто поднимается на второй этаж дачи Марата, попадает в беззащитно распахнутую душу Артема. Они этого недостойны. Это нужно заслужить. Артем не статуэтка, которую можно вот так выставлять напоказ для хвастовства. — У Марата Евгеньевича есть приемный сын, — произнес Олег таким невозмутимым тоном, словно Максим действительно узнавал о существовании Артема впервые. Может, Олег не в курсе, что менеджер по продажам не совсем менеджер по продажам? Может, Марат не посвятил его в суть дела, чтобы спектакль выглядел правдоподобней? Олег повел Максима по жилым комнатам второго этажа. Удивительно, но царящая здесь атмосфера казалась уютной. В отличие от хай-тековских пространств внизу, предназначенных для работы, встреч с гостями и вечеринок, верхняя часть дома была выполнена в «икеевском» стиле хюгге: аккуратные светлые тона, декоративные пледы и подушки, свечи, лампочки Эдисона, стабилизированные цветы в прозрачных вазах тонкого стекла. Извините, а это точно дом криминального авторитета? Здесь ничто, ну вообще ничто не намекало на бандитские похождения Цепакина, на опасность общения с ним или на жестокость по отношению к Артему. Хозяин такого дома просто не мог хватать пацанов за руку в больничном крыле и с пеной у рта требовать адреса квартир, не говоря уж о том, чтобы запугивать своих «приемных сыновей» до нервного тика от телефонного звонка. Это был дом добропорядочного мужчины, который любит комфорт и свою семью. Присутствие Артема чувствовалось везде. Чем дольше Максим ходил по спальням, ванным и гостиным, тем больше склонялся к тому, что Артем был здесь совсем недавно. Кругом попадались забытые им вещи: его ремешок от часов на каминной полке, его потрепанные белые кеды торчат из-под кровати, его рюкзак брошен на подоконник, балетный коврик, один из сотни у него, прислонен к гардеробу, в шкафчике ванной знакомый баллончик дезодоранта и парфюм нишевой марки, который пахнет солнцем. Фотографии Артема стояли на всех свободных поверхностях. Вот Артем лет в семнадцать сидит по-турецки на траве и, прищурившись в камеру, пытается уложить пятерней всклокоченные от ветра кудри, а за спиной у него высится Эйфелева башня. Вот Артему четырнадцать, он стоит у станка в балетном классе и, сосредоточенно сжав губы, поднимает ногу назад так же, как пятеро других мальчишек по обе стороны от него. Вот Артем совсем малыш, лет семи, не больше, крепко держит за лапу Микки Мауса в настоящем американском Диснейленде и лыбится во весь щербатый рот. Вот он пятнадцатилетний стоит в обнимку с Маратом на фоне Невы и Петропавловской крепости: селфи на борту частного катера. А вот они сидят рядом на званом ужине в костюмах с иголочки, и Артем уже такой взрослый, как будто это было вчера… Все в этом доме говорило об одном. Его место здесь. — Если у вас остались вопросы, задавайте, — Олег повернул в обратном направлении. — Хотите чай или кофе? Да как они заебали со своими чаями. А можно просто уехать? Марата все равно нет. После личных вещей и фотографий у Максима кошки скребли на душе. Он не получил подтверждений своих омерзительных догадок о связи Артема с Цепакиным, но крепкие семейные узы ему продемонстрировали очень доходчиво. На сегодня хватит. Нужно срочно увидеть Тёму и восстановить правдивую картину. Какой бы любовью и добротой ни веяло от жилых комнат дачи, Артем отсюда сбежал, и это факт. Максим догнал Олега на главной лестнице: ­— Спасибо за экскурсию, в общих чертах мне все ясно. Накидаю пару вариантов, составлю бриф и свяжусь с вами в ближайшее время. — А что, уже уходите, Максим Викторович? — донесся насмешливый голос снизу. У подножия лестницы стоял Марат Цепакин собственной персоной. Максим много раз представлял свою первую встречу с ним. В памяти засела мартовская ночь после «Лебединого озера», когда он листал инстаграм Eliart и одну за другой проглатывал статьи о Вячеславе Елисееве, Инессе Витгенштейн, их приятеле Марате Цепакине с погонялом Мавр и талантливом юноше Артеме, которого этой семье не удалось сломать. Тогда Максиму казалось невозможным однажды пообщаться с Артемом Елисеевым с глазу на глаз, вместе посидеть в баре, посмеяться над общей шуткой. Это было наивной зыбкой мечтой. Ну разве можно представить, чтобы Максим шагнул внутрь того мира, о котором узнал из «Гугла»? Чтобы выпил кофе с неземным созданием по имени Артем? Чтобы читал адресованные ему письма от Вячеслава Елисеева? Чтобы познакомился с криминальным авторитетом Цепакиным?.. — Раз вы здесь, то я, пожалуй, задержусь, — Максим смело шагнул со ступеньки навстречу Марату. Тот фыркнул от смеха. Максим велел себе сохранять холодный рассудок, не поддаваясь ни тревоге, ни злости, но этот смешок его зацепил. — Что-то не так? — с вызовом спросил Максим. — Марат Евгеньевич? Но дерзость не то что не отрезвила Марата. Она даже не задела его. — Слушай, мне нравится этот настрой, — прокомментировал Марат для Олега, который продолжал стоять на лестнице. — Я думал, на «Солярисах» одни мямли ездят, — весело прищуренные белесо-голубые глаза вернулись к Максиму. — Я этих ваших продажников, скажу честно, не люблю. Слизкие они. Угодливые. Работа у них такая — жопы лизать. Олежек, — Марат коротко кивнул, и Либерман ретировался из главного холла. Максим с Цепакиным остались вдвоем. Максим отдавал себе отчет, что они находятся в разных возрастных и весовых категориях, но одно дело картинки из «Гугла» и мимолетное столкновение взглядов возле караоке и совсем другое — немая пауза на расстоянии вытянутой руки. Двухметровый, размашистый, монументальный, Марат скалой вырастал над Максимом, чуть ли не тень на него отбрасывал с высоты лысой вершины. На таком фоне Максим со своим среднестатистическим ростом терял всякую внушительность. Вдобавок Марат продолжал снисходительно усмехаться ему сверху вниз, будто умудренный опытом взрослый малолетке, и, честное слово, не почувствовать себя малолеткой было сложно. Максим уже и забыл это ощущение. Давно к нему не относились как к подростку. Не считая, конечно, матери и Светы, но это уже другая история. Марат был старше Максима на пятнадцать лет, и каждый этот год давил чугунной плитой авторитета. Однако одет Марат был довольно моложаво: в светлые джинсы с белой футболкой-поло и удобные кроссовки. На пальце у него болтался брелок от машины. Казалось, он сгонял в продуктовый за хлебом и теперь готов пообщаться о своей будущей «умной даче». Внешний вид Марата можно было даже назвать незатейливым, но на поло у него красовался логотип Ralph Lauren, а на кроссовках Alexander McQueen. — Посмотрели дом? Понравилось? Есть, над чем поработать? ­— все так же издевательски иронично спросил у Максима Марат. ­— Надеюсь, Олежек ничего не пропустил. Вас так хвалили, так настаивали, что лучше вас и на свете нет. Вы уж меня не подведите, ладно? Максиму хватило сообразительности, чтобы разглядеть в этой фразе двойное дно. Марат имел в виду совсем не дачу, и в глазах у него посверкивали стальные иголки. Он ни на секунду не забывал, кто перед ним и что их связывает. У Максима была секундная пауза для выбора стратегии. С одной стороны, он мог пресечь игры разума и вывести Марата на чистую воду, начав прямой разговор прямо здесь, у подножия лестницы. Сказать что-нибудь в духе: «Я понимаю, вы беспокоитесь об Артеме. Он в порядке. Мы встречаемся почти полгода. Он скрывал это от вас, потому что боялся вашей реакции. Я люблю вашего сына и забочусь о нем. Вы можете мне доверять». С другой стороны, высокомерие Марата бесило Максима до невозможности. Он врезал взгляд в торосы глаз напротив и криво улыбнулся: — Я в своем деле профессионал. Ключи, которые Марат крутил на пальце, тут же перестали звякать друг о друга. Спесивая самоуверенность посыпалась с кирпичного лица. Желваки напряглись, и раскаленный воздух встопорщил крылья носа на мощном выдохе. На долю секунды Марат впал в прострацию, тоже без труда поняв, что Максим имеет в виду. У Марата была секундная пауза для выбора стратегии. — Давайте-ка обсудим наш проект, — возобладав над эмоциями, Марат указал в сторону столовой. ­­— Хочу задать вам пару вопросов. — Без проблем, — кивнул Максим. — Я для того сюда и приехал. Поговорить о проекте. И хотя терпение Марата не лопнуло и имя Артема не прозвучало, Максим порадовался, что пошатнул цепакинское самодовольство. Радость, впрочем, длилась недолго. В столовой, куда Максим вошел с гордо поднятой головой, оказалось еще пятеро человек: помощник Марата Олег Либерман и четыре пуленепробиваемых шкафа. — Проходите, Максим Викторович, не стесняйтесь, — любезно пригласил Марат, уловив замешательство на пороге. Один из шкафов протопал к Максиму и, бесстрастно закрыв за ним дверь, встал поперек нее со скрещенными внизу руками. Так. — Это кто, и зачем они здесь? — спросил Максим, пытаясь сохранять решимость. Решимости у него, мягко говоря, поубавилось. Марат и Олег сидели за обеденным столом, а три шкафа, не караулившие дверь, рассредоточились: один встал у окна, другой присел на диван в отдалении, третий вписался в ближайший к Максиму угол. — Это мои люди, не обращайте на них внимания, — с добродушной усмешкой пояснил Марат. — Я, Максим Викторович, человек серьезный, вон Олежек не даст соврать. А серьезные люди и к делам подходят серьезно. — Замечательно, но я хочу поговорить без посторонних, ­— перспектива сидеть в закрытой столовой с Маратом и «его людьми» Максиму крайне не нравилась. — Мы планируем обсуждать конфиденциальную информацию компании CosySmart. — Нет, ты погляди на него, Олежек! — от души расхохотался Марат. — Мы с этим парнем сработаемся. Впервые вижу такой нахальный обслуживающий персонал. — Я не обслуживающий персонал, — Максим уверенным движением сел за стол напротив Марата. Так он мог показать, что не боится, и заодно больше не стоять на ослабших ногах. — Мне важно, чтобы вы понимали разницу. Обслуживающий персонал — это ваши люди в этой комнате. Я представитель подрядчика, которого вы нанимаете на работы. Олег Либерман поднес к губам фарфоровую чашку, и Максим заметил, как он прячет в ней улыбку. — Может, вам чего-нибудь плеснуть? — предложил Марат. — У меня есть отличный односолодовый виски. Тридцать лет выдержки. Уверен, вы такой никогда не пробовали. — Я на работе и за рулем. — А, да, — разочарованно махнул рукой Марат. — Видел на парковке ваше… средство. С минуту в столовой висело молчание. Где-то невдалеке заливалась лаем собака. Шкафы мониторили обстановку. Максим чувствовал, что пора уезжать, и чем скорее, тем лучше. Уверенность в том, что Марат не причинит вреда близким Артема, и домашний уют дачи затмили самое важное, если не единственное важное но. Марат Цепакин бандит. Буквально. — Давайте так, Марат Евгеньевич… — У меня, Максим, есть сын, — перебил Марат. Тон его голоса разительно переменился от прежнего ехидства. — Он мне неродной. Даже не приемный. У него двое живых здоровых родителей. Но вырастил его я, и все об этом знают. Переход был очень внезапный, но в любом случае Максим повременил с инициативами и обратился в слух. — Мой сын единственный наследник всего, что я имею, — продолжил Марат. — Когда меня не станет, весь мой бизнес и активы перейдут ему. Так же, как бизнес и активы его родного отца. Это огромная корпорация, и я давно прошу его относиться к ней посерьезней. Он не будет танцевать всю жизнь. Карьера танцовщика короткая. По молодости он об этом не задумывается, но лет в тридцать пять он уйдет со сцены и возглавит семейные дела. Он должен быть готов. Максим смотрел на Марата через стол и даже моргать старался реже, чтобы ничего не пропустить. Картинка начинала вырисовываться. Твою же мать… Вот что Артем скрывает с таким маниакальным усердием. Вот почему избегает Марата и прерывает разговоры о своей семье. Этот ебаный клан Сопрано планирует передать ему криминальную империю. Максим едва не начал себя щипать, чтобы проснуться. Как выйти отсюда обратно в нормальную реальность? Марат Цепакин переживает, что Артему не нравится быть бандитским преемником. Если бы не четверо шкафов, Максим бы точно решил, что его разыгрывают. — Вся эта дача, Максим, принадлежит моему сыну, — Марат обвел рукой пространство столовой. — Здесь живу я, но по бумагам это его дом. Вы находитесь в доме наследника международной корпорации. А у наследника международной корпорации должны работать лучшие подрядчики. Вы же понимаете, о чем я говорю? Максим еще как понимал. — Любой, кто приближается к моему сыну ближе, чем на пушечный выстрел, должен что-то из себя представлять, — голос Марата был леденяще спокоен. — Мой сын привык к хорошей жизни. Это та жизнь, которой он достоин. Ему не подходит ширпотреб. К нему не приезжают на «Солярисах». — Марат Евгеньевич, — «Вы фантастически плохо знаете своего сына», — едва не выпалил Максим. — Вашему сыну совершенно не о чем беспокоиться. Так же, как и вам. Возможно, с первого взгляда я не внушил вам доверия. Это нормально. Так бывает. Вы осторожный человек, вы волнуетесь о своем единственном сыне. Я могу долго и многословно себя расхваливать, но вас это не переубедит. Я предлагаю просто начать работать. Я буду на связи, я буду с вами честен и открыт, мы сможем поддерживать диалог, в котором примет участие и ваш сын, — Максим не знал, что помогло ему сейчас собраться: десятилетний опыт продаж, страх за себя или любовь к Артему. — Я посмотрел вашу дачу, оценил возможности. Давайте созвонимся на днях и встретимся где-нибудь в Питере. Нужно уезжать. Немедленно. — На днях, — усмехнулся Марат. — А до этого вы чем будете заниматься? — Я составлю для вас бриф, — Максим догадался, что значил вопрос Марата, но не подал виду. — Вы раньше не слышали о CosySmart, и вам не на что опереться, кроме рекомендаций близкого вам человека. Вашего соседа Татоса, — для безопасности добавил Максим. — Просто поработайте с нами. Мы убедим вас, что нам можно доверять. Я лично сделаю все, чтобы вашему сыну было комфортно. По лицу Марата пробежала черная тень, и Максим успел осознать, что последняя фраза была лишней, как вдруг столовую накрыло остервенелым грохотом. Было похоже на самый настоящий взрыв. Стекла задребезжали, стол содрогнулся, Максим рефлекторно пригнул голову. Остальные не шелохнулись. — Олежек, что там такое? — флегматично поинтересовался Марат. Пока Максим приходил в себя от шока, Либерман с профессиональной невозмутимостью поднялся со стула и проплыл к окну, вынудив стоявшего там шкафа посторониться. — Ого, — он подцепил пальцем край штор. — Взгляни-ка. Поначалу Максим решил, что обращаются к нему. Не Марату же Олег тыкнул. Однако это Марат встал из-за стола вслед за своим помощником и отправился поглядеть в окно. — Надо же… — удивленно протянул Марат. — Максим Викторович, можно вас? Максим оставался за столом последним, и для обзора ему было достаточно развернуться. Но слова Марата, словно сжавшиеся на горле пальцы, заставили его подчиниться и тоже шагнуть к окну. В этот момент Либерман дернул штору в сторону, и панорама поплыла у Максима перед глазами. Качнувшись вбок, он уперся рукой в стену, чтобы не упасть. Окно выходило на парковку, и прямо перед собой Максим увидел, как горит его «Солярис». Этот сон зашел слишком далеко. Нужно проснуться. Нужно срочно проснуться. Почему он не может проснуться?! Пламя лизало пузырящийся остов машины, лезло в проемы, где недавно стояли стекла, жрало сиденья, плавило аудиосистему. Кузов так искорежило, что «Солярис» в нем почти не узнавался, но защитная реакция искажала восприятие Максима, и для него крылья машины упрямо горели своей родной блестящей рыжей краской. Это не огонь. Какой еще нахуй огонь?! Не может так быть. Ну сделайте что-нибудь! Но машину никто не тушил. Ей ничем нельзя было помочь. — Мда… — сочувственно протянул Марат. — Накупят себе всякого говна, а оно потом вот так ебнет. Хорошо, что вы, Максим, уехать не успели. Нет-нет-нет… Это был новый «Солярис» в прекрасном состоянии. Максим даже не успел выплатить за него кредит. Там ничего не могло, сука, взорваться посреди парковки. Само по себе. Максим отшатнулся от окна. Только сейчас он заметил, что белый «Ягуар» и красная «Мазератти», рядом с которыми он припарковался, исчезли. «Солярис» стоял один, и пламя с него никуда не могло перекинуться. — Жалко, конечно, — вздохнул Марат. — Ну, придется нам, видимо, вас подвезти. Он повернулся к Максиму, и губы его расплылись в ядовитой улыбке превосходства. За его спиной догорал «Солярис», и Максим уже все понимал. Не надо было ехать на дачу криминального авторитета. В окружении четырех бронебойных шкафов Марат и Олег вывели Максима из дома, но не на парковку, а на просторный задний двор, который использовался для подъезда служебных автомобилей. Здесь их ждали уже знакомый Максиму «Кадиллак Эскалейд», а еще два «Хаммера» и шестеро человек: трое водителей и трое новых шкафов. Один из них держал на цепи черного питбуля. Итого двенадцать бандитов, три внедорожника и бойцовский пес. Класс. Марат хотел выдержать драматичную паузу и насладиться произведенным эффектом, но сцена не задалась: едва только Максим ступил в центр образовавшегося круга, как бойцовский пес залился лаем и рванулся у шкафа с цепи. Тот не успел среагировать, запоздало хватанул цепь, и пес, подлетев к побелевшему от паники Максиму, вдруг со счастливым визгом уперся ему в ноги передними лапами. Такой поворот в план Марата явно не вписывался. — Привет, — Максим наклонился к неожиданно дружелюбному питбулю и потрепал его за ухом. Пес пришел в неистовый восторг и плюхнулся на спину, чтобы Максим почесал ему пузо. — Так, уберите отсюда Цербера, — недовольно велел Марат. ­— Самая бестолковая собака на свете. — Извините, Марат Евгеньевич, — прибитым басом прогнусавил шкаф, оттаскивая питбуля от Максима. Еще минута потребовалась на то, чтобы запереть пса в доме и восстановить на заднем дворе положенную атмосферу бандитской расправы. Максиму же эта минута помогла воспрянуть духом. — Такой внушительный кортеж для меня одного, Марат Евгеньевич? — он повернулся к Цепакину. — Прямо даже неловко. Вы всех гостей так провожаете? — Только особенных, — Марат с усмешкой кивнул на Максима Либерману. ­— Олежек. Тот среагировал мгновенно и, шагнув к Максиму, прохлопал его по карманам, рукавам и джинсам. Команду «Олежек» он знал на ура. Службы безопасности аэропортов и пропускных пунктов ему в подметки не годились. За считанные секунды он пробежался по Максиму с головы до ног, спасибо хоть член не потрогал, и вернулся к Марату с уловом: финским ножом и железным кастетом, которые Максим прятал во внутренних карманах блейзера. — Доверяй, но проверяй, — с иронией крякнул Марат. — Вы у нас, Максим Викторович, тоже подготовились. Похвально. — Гляди какой, — Либерман, будто хвастаясь, показал Марату кастет. — На заказ делали, под тонкие пальцы. Женский, что ли? Нормальная вещь, не бутафория. — Да и финочка красотка, ­­— Марат положил нож поперек оттопыренного указательного пальца. — Зацени баланс, Олежек. Отличная финка. На сувениры такие не берут. Тут знать надо. Максим у нас, похоже, спец по холодному оружию. И они с Либерманом дружно расхохотались. Максим больше не вступал с ними в диалог, но это и не требовалось: спектакль продолжался сам по себе. Один из шкафов открыл заднюю дверь «Эскалейда» и любезно подождал, пока Максим сядет внутрь. На пару секунд Максим оказался наедине с водителем и допустил безумную мысль о том, чтобы заблокировать изнутри двери, отобрать руль и дать по газам. Даже если Марат и его банда начнут стрелять, стекла в «Эскалейде» наверняка пуленепробиваемые. Был бы Максим чуть опытнее в общении с криминальными группировками, он бы, наверное, успел среагировать. А так идея в жизнь не воплотилась, и на соседнее кресло грациозным бальным па опустился Олег Либерман. Максима тотчас овеяло цитрусовой легкостью его парфюма, которая странным образом подействовала успокаивающе. Запах духов прозвучал как весточка из нормального мира, продолжавшего существовать где-то за пределами дачи. Максим должен был вернуться в тот мир, несмотря ни на что. Тем временем Марат занял переднее пассажирское сиденье и коротко кивнул водителю. «Эскалейд» тронулся с места и встроился в цепочку между «Хаммерами», где транспортировались шкафы. Это ж как надо было выдрессировать людей, чтобы теперь раздавать им указания кивками и силой мысли. Кортеж из трех автомобилей обогнул дом, и Максим в последний раз увидел то, что осталось от его «Соляриса». Догорающий остов наконец тушили: откуда ни возьмись на парковке появились рабочие с пожарным шлангом. Марат все просчитал заранее. Взорвать «Солярис» он собирался с самого начала. Поэтому он принял Максима не в гостиной, что было бы логично, а в столовой, из которой открывался лучший вид на парковку. Мразь. ОПГ из двенадцати человек увозила Максима черт знает куда, а у него сердце щемило от скорби. Надо же, он и не подозревал, что успел полюбить «Солярис». Он покупал его как временный вариант и планировал однажды заменить чем-то более презентабельным. Но вот, оказывается, он все-таки привязался к простенькому рыжему «Солярису» и уже ассоциировал его с важными моментами своей жизни: в «Солярисе» он собирался с духом зайти в кофейню, чтобы познакомиться с Артемом, в «Солярисе» были их первые робкие поцелуи после вечерних свиданий в кино, в «Солярисе» Максим слушал вместе с Филиппом Лободу на мощной аудиосистеме. Еще пару часов назад обугленная груда металла была прекрасной машиной. Все так глупо и внезапно закончилось. Прощай, дружок. У Марата были гектары леса, и выезжать на разборки за пределы дачи не имело смысла, но Максим уже понял, что из рук вон плохо разбирается в бандитском мышлении. Передний «Хаммер», за которым следовал «Кадиллак Эскалейд», докатился до внешних ворот, а после них уверенно повернул в сторону, противоположную Павловску, куда-то дальше по трассе в леса и частные территории. Кто бы сомневался. Несмотря на гротеск ситуации и весь ужас, который сконцентрировался внутри тяжелым комом, готовым в любой момент накрыть Максима взрывной волной, голова у него была ясной. Доступные ресурсы разума работали сейчас на то, чтобы выбраться живым и по возможности невредимым. Максим не знал, как далеко готов зайти Марат. Любой маломальский здравый смысл указывал на то, что Марат не может причинить ему вреда. Артем этого не простит. В своем воспитаннике Марат видел чуть ли не главный смысл жизни. Он переписал на Артема дачу, планировал передать ему свое состояние, финансировал Театр русского балета и требовал уволить педагога, по вине которого Артем получил травму. При всей извращенности подхода Марату было не все равно. Но даже если чаша весов склонилась в другую сторону и Марату стало важнее отомстить, чем поберечь чувства воспитанника, были и другие сдерживающие факторы. Например, в CosySmart знали, что Максим поехал на дачу заказчика. Если он оттуда не вернется, к Марату первому придут с вопросами, тем более с его-то репутацией. На трассе из Питера и Павловска стоят камеры, по которым можно проследить путь «Соляриса». У армянского бизнесмена Татоса Хатламаджияна, соседа Марата, камеры стоят по всему периметру территории. Максим сам их ставил. И сейчас под ними проехали дважды: сначала «Солярис» к Марату, а через некоторое время три внедорожника в обратную сторону. Как-то подозрительно. И куда Марат денет сгоревшую машину? Он ведь должен это все предусмотреть. Даже Максим построил цепочку рассуждений за пять минут, а Марат двадцать с лишним лет бандюжит. Логика работала в пользу Максима. Но как и в случае с визитом на треклятую дачу, логика не учитывала одного простого факта. Марат ебнутый. Плевал он на логику. Пока они ехали где-то посреди полей, Марат, не поворачивая головы, вытянул руку между сидений: — Телефон. Он бросил это с такой свинцовой властью, что Максим рефлекторно дернулся к карману и лишь затем себя остановил. Тёмка, милый, как ты все это выдержал… — С какой еще стати? Я свой телефон не отдам, — отрезал Максим. — Просто отдай и все, — приглушенно и неожиданно миролюбиво попросил сидевший рядом Олег, но конец его фразы потонул в утомленном выдохе Марата: — Мальчик, либо ты достаешь телефон из кармана, либо мы достаем из карманов то, что тебе не понравится. Олежек, почему он улыбается? — Мне тридцать два года, и мальчиком меня давно не называли, — несмотря на вполне понятную угрозу, выбранное Маратом обращение позабавило Максима. Марат хотел прозвучать внушительно и поставить сопляка на место, а для мужика под пятьдесят Максим и был сопляком, но в контексте остальной ситуации это уже выглядело наигранно. Марат, впрочем, думал иначе. — Олежек, наш гость не совсем понимает, что происходит, — без тени веселья произнес он. — Попроси у него еще раз трубочку. Либерман неохотно достал из кармана пиджака кастет, который сам же забрал у Максима, и надел на правую руку. — Только поаккуратней, Олежек, не пачкай мне сиденья. — Блять, вы реально больные, — Максим вытащил телефон и злобно сунул его Марату. Олег с облегчением вернул кастет на место. Его порадовало, что не придется напрягаться. Вместо того чтобы разблокировать телефон и углубиться в личные данные, Марат первым делом снял чехол и заднюю панель, подцепив ее ногтем, и перебрал все детали, доступные внешнему осмотру: батарею, сим-карту и прочее мелкое железо. Сделал он это молниеносно, профессионально и бесстрастно. Только потом он повернул телефон и, откинувшись на спинку сиденья, включил его. — Пароль, — телефон вылез между креслами. Максиму пришлось набрать пин-код. С минуту в салоне «Эскалейда» было тихо: Марат исследовал трофей. — Твою мать… — вдруг протянул он с оторопью и призвуком восхищения. — Олежек, тут слежка стоит, прикинь. — Слежка? — Либерман с удивлением покосился на Максима. — Ага, по геолокации, — Марат высунул телефон, чтобы показать Олегу приложение. — Ну и кто ваш диспетчер, Максим Викторович? Кто вас караулит на другом конце провода? Не Артем, надеюсь? — Артем не знает, что я здесь, — сухо ответил Максим. — Конечно, не знает, — Марат усмехнулся, возвращаясь к телефону. — Он всегда был против нашей встречи. — И похоже, не зря. — Ох, Максим, — с непритворным сочувствием вздохнул Марат. — Ты бы его послушал. Он ведь у меня неглупый. Геройство вещь похвальная, но когда оно в меру. Ну вот зачем тебя понесло ко мне на дачу? Ты совсем дебил, что ли? Не догадывался, чем все закончится? — Я не догадывался, что ты отбитый на голову, — Максим тоже решил оставить идиотские приличия. — Артем тебя боится, и я теперь понимаю, почему. — Он не боится, а уважает. — Да нихера подобного. Марат на это не ответил. Он вдруг замер с пальцем посреди экрана, чем вызвал заметное напряжение со стороны Олега, и, резко выключив телефон, швырнул его в бардачок. — Вот поэтому я и приехал. Я хотел поговорить про Артема и про свое участие в его жизни, — медленно произнес Максим. В отличие от Олега, он знал, на что Марат так среагировал. — Ты, сука… — зашипел Марат, но тут же осекся от захлестнувших его эмоций. Максиму было сложно поставить себя на место родителя, который только что увидел соблазнительно обнаженные фото своего девятнадцатилетнего сына в чужом телефоне, но все мысли по этому поводу отражались у Марата на лице. — Давай поговорим, — еще раз попытался Максим, даже подавшись немного вперед, к Марату. — Ты на взводе. Я для тебя главный враг. Это понятно. Но я не желаю Артему зла. Все в точности до наоборот. Ты меня не знаешь, вот в чем проблема. Просто поговори со мной. Я могу быть откровенным при твоих людях? — Отъебись от меня, — в голосе Марата прозвенели мелкие осколки. — Чтоб ты сдох, сволочь. С учетом обстоятельств это пожелание заставило Максима похолодеть. Миновав группу невзрачных, видавших виды бараков с веселой вывеской «Овощебаза», передний «Хаммер» вдруг свернул на грунтовую дорогу, ведущую в лес. Максим сполз по спинке кресла, стараясь сдержать свою бомбу паники от детонации. Развитие событий очевидным образом оставляло все меньше пространства для уверенности в том, что Марат не тронет близких Артема. Нужно срочно что-то придумать. Срочно значит в ближайшую минуту. — Слушай, Марат… — Заткнись. С ним нужно было разговаривать. От словесного воздействия он давал слабину. Максим успел это почувствовать в тот момент, когда заикнулся про Артема. Снимки в телефоне ударили по фундаменту гангстерского образа, и Марат, пусть на миг, но обратился в живого человека, который был обижен, уязвлен и несчастен. Если надавить на отцовскую любовь, чаша весов склонится обратно, и Марат вспомнит про свое обещание Артему. Для Максима это был реальный и, наверное, единственный шанс спастись. — Ты уверен в том, что делаешь? Это поможет тебе добиться цели? — с нажимом спросил Максим. — Артем тебя не простит. Ты потеряешь его навсегда. Ты готов потерять самого важного тебе человека, чтобы пару минут потешить ненависть? Это правда того стоит? Марат промолчал, а вот Олег Либерман коротко усмехнулся в сторону, так чтобы хозяин не заметил, и покосился на Максима с чем-то смутно похожим на уважение. Он на правильном пути. — Ты уже все доказал, — с новыми силами начал Максим. — Ты спалил мою машину. Ты можешь меня самого стереть в порошок. Ты мне не по зубам. Это всегда было ясно. Я не ворочал дела в девяностых, я простой чувак. Бороться со мной для тебя даже мелко. Я сам приехал к тебе в руки. Разве это твой уровень? Разве ты будешь чувствовать удовлетворение, расправившись со мной вот так? Ты правда надеешься сохранить общение с Артемом после этого? Вместо того, чтобы решать проблемы по-взрослому, чтобы обсудить их и найти компромисс, ты подаешь сыну вот такой пример. Везешь проблемы в лес. Хочешь, чтобы Артем знал тебя таким? Чтобы он это о тебе запомнил? Он уже тебя боится, а после такого ты ни за что не вернешь его доверие. Он будет избегать тебя как только может, чтобы не оказаться в этом лесу следующим. «Эскалейд» затормозил где-то посреди чащобы. Оба «Хаммера» встали от него по разным сторонам и начали выплевывать из себя шкафов. Водитель разблокировал двери. — Приехали, — отсек Марат. Он решил не комментировать пламенную речь Максима, но заметно напрягся после нее. Исчезли смешки, самоуверенная леность и надменность. Слова Максима заставили Марата призадуматься. При всей несопоставимости сил Марат чувствовал, что его противник прав, а значит победа в конечном счете будет за ним. Максим продолжал надеяться на чудо убеждения. Он должен достучаться до Марата. Других вариантов нет. Один из шкафов открыл заднюю дверь «Эскалейда», и Максим увидел перед собой вырытую в земле яму длиной в человеческий рост. — Да вы, блять, издеваетесь… Это перебор. Серьезно. Это слишком. Стоя возле ямы, Марат с компанией апатично ждали, пока Максим выберется из машины. Ну нихуя, он и шагу… По спине пробежались легкие пальцы: — Вперед. Это был Либерман. Отчаянно стараясь сохранять присутствие духа, Максим ступил на плотный грунт в проплешинах чахлой травы. Поляну окружал безнадежный частокол стволов. Лес был везде, куда ни кинь взгляд. Лес шуршал кронами, подмигивал солнцем в прорехах между листвой, пах охмуряющей свежестью, катал под ногами ветки. Лес проживал обычный июльский день, не зная, что творится в глухих чащобах и ничем не желая помочь. Максим с трудом мог определить, откуда машины заехали на поляну, не говоря уж о том, как найти путь обратно к трассе. Следы от шин были едва различимы на сухой земле. По ним не сориентируешься. Либерман и трое шкафов переместились Максиму за спину, чтобы оттеснить его от «Эскалейда» поближе к Марату. До сих пор никто из банды и пальцем Максима не тронул, не считая обыска, однако это не ослабляло накал. Особенно на фоне ебучей, сука, могилы. Когда все действующие лица выгрузились из машин и заняли свои места в пространстве, ближайший к Марату шкаф подал ему сложенный пополам листок формата А4. — Так-так… — Марат неспешно развернул листок и вчитался в строчки, которые со стороны Максима просвечивали черными нитями. — Громов Максим Викторович. Тридцать два года. Родился в Ленинграде, Московский район, улица Бассейная. Закончил школу с серебряной медалью. Учился в ФИНЭКе. По образованию экономист. Барабанщик в рок-группе. Служил в ракетных войсках. Про тебя вроде написано, да? — он с издевательской ухмылкой глянул на Максима. — Мать Лидия Семеновна Громова, работала в метро, сейчас на пенсии. Сестра Светлана, бла-бла-бла… отец Громов Виктор Валерьевич, — в этот момент Марат осекся, и веселье вдруг поползло с его лица, как тающий воск. — Погиб в феврале девяносто пятого года при штурме Грозного. Он опустил руку, в которой держал листок, и отвернул от Максима голову таким резким защитным движением, словно смотреть на него ему стало невыносимо. Новость выбила Марата из колеи, и план, каким бы он ни был, посыпался. Неужели Артем был прав, и Цепакин способен на человечность? Даже к врагу? С минуту над поляной раздавались лишь заливистые птичьи трели. Марат молчал, погруженный в раздумья. Шкафы сливались с пейзажем. Только Олег Либерман скучая переминался с ноги на ногу у Максима за спиной: тот затылком ощущал вибрации воздуха. Наконец Марат собрался с духом и сунул листок обратно шкафу: — У меня там в Грозном брат погиб. Настала очередь Максима растеряться. Такого поворота он уж точно не ожидал. Внутри схлестнулись шквалы чувств, и усмирить их сходу Максим не смог. Так и стоял столбом. — Старший. Айдар. Командовал взводом, — сдавленным голосом произнес Марат. Все его самодовольство как ветром сдуло. Он посмотрел на Максима через поляну, и скорбное смирение в выражении его лица, не отболевшее и за двадцать с лишним лет, нашло такой же отклик где-то очень глубоко в душе Максима. — Штурм под Новый год, тридцатого декабря, — сказал Марат. — Твой отец позже. — Второго февраля на Минутке, — ответил Максим. Марат кивнул. Пояснения не требовались. — Проводы до сих пор перед глазами стоят, — бесцветно выговорил Марат, листая зернистую пленку воспоминаний. — Всей семьей сидим, смеемся, пьем, Айдар живой. Потом три недели и все. Двухсотый. — Тебе повезло, что ты помнишь, — отозвался Максим. — Я был ребенком и уже забываю, как выглядел отец. — Надо помнить, — Марат качнул головой, а после оглядел свой выводок одновременно с надеждой и обреченностью так, словно ждал от шкафов сочувствия, но в то же время понимал, как глуп и неуместен его порыв. — Пойдем-ка, Максим, прогуляемся. Вдвоем. Перекурите, Олежек. Отказаться Максим не мог, да и неизвестно, какая альтернатива была хуже: остаться наедине с Маратом без свидетелей где-то в глубине леса или продолжать разговор на поляне в окружении свиты рядом со свежевырытой ямой. По-прежнему задумчивый, Марат стал удаляться прямиком по нехоженой траве между вязов, и Максиму волей-неволей пришлось последовать за ним. Несмотря на объявленный «перерыв», шкафы не шелохнулись, пока Олег Либерман не послал им небрежный знак рукой. Этот жест привлек внимание Максима, потому что после него шкафы в секунду расслабились. Кто-то стал разминаться, кто-то вытащил из заднего кармана пачку сигарет, кто-то уткнулся в телефон, а кто-то начал переговариваться с соседом, посмеиваясь над чем-то своим, бандитским. Либерман, как волшебной палочкой, расколдовал шкафов в людей. Интересно, что они получали указания от него, а не Марата. Не то чтобы Максим собирался хоть когда-нибудь в своей жизни разобраться в иерархии преступных группировок, но, судя по всему, Марат взаимодействовал исключительно с Олегом, который дальше выдавал конкретные команды. Услышав пространное распоряжение Марата, банда ничего не делала, пока Олег не подтверждал им то же самое в понятной форме. Максим не знал, может ли ему пригодиться этот инсайд, и просто был начеку. Марат ушел от поляны на такое расстояние, чтобы за деревьями ее больше не было видно и слышно. Только тогда он притормозил и подождал Максима. — Мы найдем дорогу обратно? — где-то на краю разума Максим осознал, насколько абсурдно сейчас прозвучала его озабоченность по поводу возвращения к бандитам и могиле, но заблудиться хотелось еще меньше. У Марата связь с реальностью начала перемыкать. Он вполне мог завести Максима в чащу и лишь потом опомниться. — Матери твоей помогу, — вдруг произнес Марат, безо всяких вступлений продолжив прерванный на поляне разговор. — Не надо, не отказывайся. Я ведь знаю, — он медленно пошел вперед, приминая низкорослую траву. — У Айдара жена осталась с двумя дочками. Мои племянницы. Лала и Динара. Твои примерно ровесницы. Я их на ноги ставил. Сейчас в Москве живут. Лала пару лет назад вышла замуж, я ей вместо отца на свадьбе был. А Гуля после Айдара так и живет одна. Как твоя мать. — Я не думаю, что моя мать примет чужую помощь двадцать с лишним лет спустя, — растерянно выговорил Максим. Его мать приняла бы помощь. Он был более чем уверен. — Да не гордись ты, — отмахнулся Марат. — Нельзя так. Помнишь ведь, каким у тебя было детство. Несладким, небось. Сколько тебе было, семь? С семи лет в доме за главного. Мать одна вас двоих тащила. Не могу я так. Я видел, как это, и я так не могу. Даже хотя Максим, в отличие от Марата, куда лучше скрывал эмоции, затронутая тема была слишком болезненной, чтобы ее развивать. Максим не был готов вот так внезапно, где-то посреди леса, оставив за спиной толпу бандитов, обсуждать с Маратом свое детство, потерю отца и бесконечное сосущее чувство пустоты и безысходности, которое с годами притупилось, но никуда не исчезло. Поэтому он просто сказал ему: — Спасибо. Они прошлись в тишине, и Максим стал понемногу успокаиваться. Настроение закапывать людей у Марата рассеялось. Можно было выдыхать. ­— Я не выношу, когда страдают дети, — продолжил откровения Марат. — Ты, наверное, гадаешь, кто я такой, какое отношение имею к Артему, почему воспитываю его, почему считаю своим и называю сыном. Вот поэтому. У Максима сердце трепыхнулось. Неужели он сейчас узнает правду?.. — Слава с Инессой не были хорошей парой, — Марат потянулся к ягодам на росшем поблизости кусту, оценил их навскидку, но брать не стал. — Начиналось у них как интрижка. Он не хотел ничего серьезного, она тоже. У него бизнес в гору, телок этих как грязи. У нее карьера на пике. Она же моделью была в девяностых, ты знал? Максим побоялся прервать спонтанно начавшийся монолог своими комментариями. Что бы ни напало на Марата, нужно пользоваться моментом. — Потом как-то одно, другое, молодость, страсть, — рассказывал Марат. — Сложные у них были отношения. Кипучие. Это их и держало вместе. Славка, он такой… — Марат поискал слово. — Холодный. Не сухарь, нет. Он просто не умеет объяснить, что на душе. Не приучен. Прячет все. Он головой живет, не сердцем. Инесса наоборот. Бешеная баба. Непредсказуемая. Они как схлестнутся, так все. В общем, интересно им было друг с другом. Влюбились. Поженились. Ребенка сразу родили. Ну а ребенок многое меняет, сам понимаешь. Невероятно, но общая трагедия так пробрала Марата, что он решил открыться любовнику своего воспитанника. Максим слушал затаив дыхание. — Слава не был готов к ребенку, — вспоминал тем временем Марат. — Он хотел сына, но не понимал, что это значит. Он весь дом, где они тогда жили, переколотил к рождению Артема, счет на его имя завел, но так и не нашел к нему подход. Это надо было весь уклад жизни менять. Менять общение с Инессой, которая стала матерью. Проявлять любовь, заботу, привязанность, воспитывать. Не, Славка это и сейчас не умеет, а уж в молодости и подавно. Они уходили все дальше в лес, но Максим уже не обращал внимания. Он и сам успел соприкоснуться с феноменом под именем Вячеслав Елисеев и не понаслышке знал, что Марат имеет в виду. Дальнейшее развитие событий только подтвердило мысли Максима на счет отца Артема. — Поначалу Слава пытался участвовать, честно пытался, — Марат как будто оправдывал друга. ­— Но быстро понял, что у него не получается. Он себя с ребенком чувствовал глупо, а глупо себя чувствовать Слава не любит. Он стал отдаляться от них с Инессой. Чаще был со мной, чем с ними. Я это не одобрял, но не лез. Куда мне, сами разберутся. Их сын, их семья. Я-то тут при чем? И все же каким-то загадочным образом Марат стал более чем «при чем». Как назло, он в этот момент решил прерваться и молча побродить в своих воспоминаниях. — Вячеслав ушел от жены и сына? — попробовал вернуть его Максим. — Да, ушел, хоть и не развелся, ­— кивнул Марат. Рассказ продолжился. — Тёме был год. Он остался на Инессе. Это ее и подкосило. — Подкосило? — Нельзя было бросать ее одну с ребенком, — Марат издал долгий безнадежный вздох. — Она больная. Неуравновешенная. То носится как угорелая, куча энергии, идей, всех любит, все может. Славка в нее такую и влюбился. Потом лежит пластом. Трубки не берет, не встает, не ест, чуть не под себя ссытся. Такой он ее не любил. Максим не решился озвучивать это вслух, но описание Марата напоминало биполярное расстройство. И в любом случае показывало, что мать Артема не вполне адекватна. — Представь ее такую с годовалым сыном, — невесело усмехнулся Марат. — Она Тёмку любит. И хотела быть хорошей матерью. Когда Слава ушел, она Тёме все силы отдала. Таскала его за собой, покупала горы игрушек, целый штат нянь завела, от себя не отпускала. Он у нее весь был заласканный, зацелованный. Но... Максим уже знал, что последует за этим «но». — Но потом наступал спад, и она про него забывала. Запиралась с ним в квартире, не пускала нянь, кормила раз в день, не гуляла с ним, а если и выходила куда, то не следила, что с ним происходит. Он однажды на дорогу выполз под машины. — Что?! — ошалел Максим. — Ей водитель его вернул. Она и не поняла даже, что случилось. ­— Господи боже… Максим представил на секунду, что оказался бы другом семьи, где отец самоустранился, а мать психически больна. Он бы продолжил наблюдать или сделал что-то для ребенка? Конечно, сделал. Хотя бы попытался. — Я не мог на это смотреть, это было невыносимо, — даже по прошествии стольких лет Марата топило в отчаянии и безысходности. — Я боялся за безопасность мальчика. За его жизнь. Слава иногда навещал их, пытался договориться с Инессой, нанимал каких-то спецов, чтобы они за ней следили. Толку-то. Ей надо было с собой разобраться, а потом уже сына воспитывать. — И ты забрал у нее Артема, — подвел итог Максим. — Забрал, — кивнул Марат. — Она снова не открывала няне, няня позвонила мне. С Инессой постоянно были проблемы, Слава не успевал их решать и перекинул на меня. Я приехал, стучал, звонил, в итоге дверь просто вышиб. Инесса дрыхла с каким-то укурком, даже от грохота не проснулась. У них окно было нараспашку, четвертый этаж, потолки трехметровые. Ребенок без присмотра, возился рядом под столом. Я как это все увидел, понял, что дальше терпеть не стану. В этот момент Максим, вопреки всему контексту ситуации, вдруг ощутил прилив искреннего уважения к Марату и подумал, что он не такой плохой герой, каким его рисуют. — Я пытался оформить официальное опекунство, пытался лишить их родительских прав, давал всем вокруг взятки, да что я только, сука, ни делал! — в сердцах воскликнул Марат. ­— Не вышло. Инесса сначала в истерике билась, но потом поняла, что без ребенка ей живется проще, и перестала требовать его обратно. С тех пор и она, и Слава то появляются, то исчезают. Все как-то набегами. Да оно и к лучшему, наверное. Артема вырастил я. И мне он больше сын, чем им обоим. Рассказанная Маратом история произвела на Максима колоссальное впечатление. Он с самого начала осознавал, что атмосфера в семье Елисеевых была ненормальной, ведь в здравом уме Инесса и Вячеслав не отдали бы сына постороннему, тем более Марату, пусть даже он и был для них преданным другом. Но реальность превзошла ожидания. Елисеев-старший оказался той еще мразью. Бросить психически нездоровую жену с годовалым ребенком и периодически «навещать» их — это, конечно, сильно. И похоже, за прошедшие двадцать лет Елисеев не изменился, как бы Марат ни выгораживал его, называя бездушность неумением выражать эмоции. Инесса тоже была ярким персонажем. Теперь ее насыщенная биография, о которой Максим читал в Сети, все эти солнечные будни в Австралии, круизы с арабами и в конце концов восхождение на гору, о котором упоминал в письме Артему Елисеев-старший, уже не казались чем-то спонтанным и необъяснимым. У Инессы не было тормозов, и без внешнего контроля она мчалась по жизни, пока ее не догонял приступ депрессии. Биполярное расстройство передается по наследству, но Максим, к счастью, ни разу не замечал за Артемом его признаков. Хотя бы в этом ему повезло. Артем избегал разговоров о родителях не потому, что они вместе с Маратом планировали передать ему «бизнес». Просто у Артема не было родителей. Они отсутствовали и физически, и эмоционально. Неудивительно, что Артем так отчаянно цеплялся за свою детскую привязанность к Марату. Марат был единственным, на кого он вообще мог опереться. Из всех трех взрослых вокруг Артема Марат оказался самым вменяемым. — Артему от родителей досталось лучшее, — в голос Марата, прежде нагруженный мрачностью, прокралась неожиданная застенчивость. — Доброта и бескорыстность от Инессы, вдумчивость от Славы. Эти двое впадают в крайности, а у Артема все в идеальной гармонии. Их брак был несчастным, но в браке они создали что-то прекрасное. Диссонанс между матерым внешним видом Марата и вселенской любовью, с которой он отозвался об Артеме, был столь велик, что Максим впал в ступор. Марат питал к своему воспитаннику самые светлые чувства, это стало понятно по одной-единственной его ремарке. Вспомнив об Артеме, он примолк и тихо улыбнулся сам с собой. Весь лес будто зашелестел чуть мягче. С ума сойти. — Я Тёму вырастил с пеленок, — с прежней нежностью произнес Марат. — Каждый шажок с ним вместе делал, никогда его не покидал. Хоть и мотался по командировкам, но всегда к нему возвращался. Отдать его в балет решила Инесса, но это я был рядом и на вступительных, и на выпускном. Он взрослел на моих глазах, я делил с ним моменты его детства, и, хоть я по бумагам был ему никем, это счастье у меня никто не мог отнять. До Артема жизнь была пустой и бестолковой. Он помог мне найти смысл, открыл во мне добрые чувства, о которых я раньше не знал. Он самое главное, самое важное и святое, что у меня есть, — в этот момент Марат впервые за долгое время перевел на Максима глаза, и в глубине их полыхнуло ледяное пламя. — Я, сука, руки вырву любому, кто хоть пальцем его тронет. Максим запнулся на ровном месте. Твою мать. Какой же он кретин. Идет тут, уши развесил. Да как его так обнесло, что он зауважал Марата и потерял бдительность?! Он, который громче всех кричал, что Марат опасен! Как Цепакин это провернул?! Это что за магия вне Хогвартса?! Искру нужно было затушить, пока она не разгорелась. Марат и Максим были одни черт знает где между осин и кустов волчьей ягоды, и, пусть «Олежек» со шкафами не могли прийти на помощь, Марат бы запросто устранил противника сам. Максим вспомнил про свою прежнюю тактику убеждения: — Я понимаю твое отцовское негодование, но давай ты просто меня выслушаешь… Но Марат не хотел его слушать и жестко перебил: — Артем всегда был моим. Он мой. Точка. — Давай не будем заводиться, — для большего эффекта Максим дополнил призыв усмиряющим жестом, точь-в-точь как дрессировщик в цирке. — Давай просто… — Я берег его для себя. Максим задохнулся: — Ты что?.. Неизвестно, случайно это вырвалось или входило в план Марата, но выглядел он свирепо. — Повтори, что ты сказал, — тихо и без малейшего призвука компромисса процедил Максим. Ему вдруг стало плевать, где они и что они. — Я растил его, как цветок в оранжерее, пылинки с него сдувал, — Марат не обратил внимания на резкую перемену в Максиме. Его волновала своя боль. — Он для меня был идолом, я на него дышать боялся. Ждал, пока ему исполнится шестнадцать, чтобы хоть просто до него дотронуться. Лес качнулся у Максима перед глазами, и веселая зелень листвы полыхнула багряной осенью. — Он был таким недотрогой, таким невинным и чистым, — сокрушался Марат. — Я его боготворил. Я на седьмом небе был, что он меня любит, что я у него первый. Что он меня первого в своей жизни целует. Что он меня к себе подпускает. Разрешает. Что я могу весь мир к его ногам положить. Бешенство раскатилось у Максима по венам, колючей солью оседая в кулаках. Это неправда. Это не может быть правдой. Что угодно, только не это. — Я никого не любил так по-идиотски наивно, как его, — голос у Марата вздрагивал от приливов горечи и злости. — Такого себе навоображал. Думал, мы с ним до гроба вместе. Думал, останусь первым и единственным. На руках его носил. Всю жизнь ему отдал. Боялся слово лишнее сказать. Ждал, не наседал, молчал, любил… — эмоции захватили Марата, и он осекся перевести дух. А после зашипел: — Дрянь такая. Я на цыпочках вокруг него ходил, а он трахался с мужиками у меня за спиной. Крыса поганая. Тварь. Максим сунул кулак в карман блейзера. Его так трясло, что он едва себя контролировал. — Я столько сил в него вложил, так им гордился, хвастался его балетом перед всеми, а он оказался подстилкой! — Марат пнул ближайшую ветку. — Я не знаю, когда это началось. Не знаю, какой ты у него по счету. Может, он спит со своим Филиппом, такой же потаскухой. Может, у него десяток мужиков. Может, он жопой торгует. Сволочь! Предатель! В глубине кармана Максим нашарил прореху и, скользнув в нее пальцами, ощутил металлический холод по коже. — Ты уверен, что дыра в подкладке — это хорошая идея? — Если они станут тебя обыскивать, то сперва найдут нож и кастет. Это отвлечет их внимание и глубже в ткань они не полезут. Я сделал надрез, там лежит второй кастет. Проверь. Чувствуешь? — Если карман пустой, то вес ощущается и в принципе можно нашарить дыру на дне. — Вот именно. Но если в кармане уже лежат кастет и нож, они этот вес спишут на них. Снаружи подкладка не прощупается. Они не заметят второй кастет. — А если они взбесятся, что я приволок оружие, и с ним же на меня нападут? Давай положим для веса что-нибудь попроще. — Я безоружного тебя к ним не пущу. Второй кастет – это просто подстраховка, если начнут шарить по карманам. А так у тебя должна быть возможность быстро себя защитить. — Ладно, может, хотя бы взять не кастет, а перцовый баллончик? — Ты че, баба? Марат в остервенении въехал кулаком по ближайшему стволу, содрав с него часть коры, а заодно кожу с костяшек. Только это немного привело его в чувства. Он прошагал вокруг себя широким кругом, свирепо дыша, как боксер на ринге, и наконец остановился возле Максима. Тот ничего ему не говорил, даже не шевелился, только, повернув кастет внутри подкладки, незаметно надевал его на пальцы. — Я тебя, Максим, не трону, — неожиданно спокойно произнес Марат. — Не знаю, что вы там все про меня думаете, но я не изверг и не дикий зверь. Я посмотреть на тебя хотел. Понять, ради кого он меня предал, что ты из себя представляешь. Я все ему дал, все, а он трахается с шавкой на «Солярисе»! — Марата снова накрыло, и он с трудом над собой возобладал. — Я уйду и заберу людей. А ты побудь наедине с собой, подумай, куда лезешь. В тишине и одиночестве лучше думается. Дорогу обратно сам найдешь, а как вернешься, перестанешь отираться вокруг Артема. Я думаю, это понятно. В следующий раз я таким добрым не буду. — Эффективней всего пробивать в лицо: сломать ему нос или нижнюю челюсть и отправить в нокаут. Но если у тебя не поставлен удар, силы может не хватить, и он не вырубится, а отберет у тебя кастет, и тебе пиздец. Если ударишь нормально, но попадешь в висок, ты его убьешь на месте. Если ты не готов к таким рискам, бей по корпусу. Вот сюда. Нижние ребра. Дальше добивай его или беги. Решить это надо быстро, пока он не очухался. ­­Марат стал отдаляться от Максима, и тот вдруг понял, что все это время они не блуждали бездумно между деревьев: Марат знал лес как свои пять пальцев и отлично ориентировался на местности. — Я долго щадил чувства Артема, — тон его голоса потяжелел ожесточением. — Я был деликатным, терпеливым и бережным. Пока я ждал разрешений, он трахался с другими. Я больше не вижу смысла быть добрым. Я просто поеду к нему и возьму то, что мое по праву. Возьму так, как хочу. Столько раз, сколько хочу. И пусть эта шлюха молит меня о пощаде. В корпус так в корпус. Удар оказался таким мощным, что Марата сложило пополам, и он взвыл, распугав с веток птиц. Никуда ты, паскуда, не поедешь. Ты его, сука, не тронешь. Вот тебе за поганые слова о нем. За его слезы. За его страх. За ужас, в который ты превратил его жизнь. Максиму не приходилось драться со студенческих лет, но аффект пробудил в нем силы. Пользуясь преимуществом, он ударил Марата еще несколько раз: слепо и беспорядочно, все лишь бы не дать ему разогнуться и вступить в бой. Марат не выйдет из леса. Если придется, они оба останутся здесь. Эта тварь не обидит Артема. Никто его не обидит. Больше никогда. Никогда. Никогда. Максим запоздало услышал шум за деревьями и опомнился, лишь когда невдалеке прозвучали три одиночных хлопка. Кулак застыл в полете. Лес завибрировал голосами. Секундного промедления хватило, чтобы Марат, стоявший на коленях, пришел в себя и с ревом бросился на противника. К счастью, Максим успел отскочить. Преимущество все еще было за ним. Он не мог допустить, чтобы Марат исполнил свою угрозу и навредил Артему. Добивай или беги. У него не было выбора, кроме как добить. Голоса звучали все ближе. Стреляли, похоже, в воздух. Предупреждали. Марат корчился на земле, чертыхался, сплевывал кровь и размазывал ее по разбитому лицу. Он был повержен, слаб, Максим мог бить ему в скулу, в челюсть. В висок. Но аффект уже отступал, разум уже включался, и Максим понимал, что не может. Это не он. Он не такой. Он не бьет людей в лесу до полусмерти. Даже таких говнюков, как Марат. Голоса приближались. Он был один. Их было двенадцать. Добивай или беги. И он побежал. Вокруг был лес, лес, лес. Тупик и лабиринт одновременно. Максим швырнул на куст свой блейзер, слишком заметный издалека, и рванул от него. Пусть это собьет их с толку. Он не знал, куда бежать. Он вообще не понимал, что происходит. Ему нужно было выбраться к трассе. В лесу фонило эхо. Они искали его, а он даже не мог разобраться, с какой они стороны. Кажется, справа. Он бросился влево. Нет, теперь что-то там, за деревьями. Повернул обратно. Вдруг наткнулся на свой же блейзер и, подскочив, как заяц, ринулся прочь со всех ног. Что там было на трассе? Овощебаза? Плевать. Сойдет любая дорога. Дорога ведет к людям. Он выберется из этого леса. Он выберется. Он… Его схватили сзади так резко, что чуть не вывихнули оба плеча разом. Суки, откуда?! Откуда они взялись?! С деревьев спрыгнули?! Максим дернулся, но без толку. Шкафы держали намертво. Они волокли его спиной вперед, пока он боролся и брыкался. Это был его последний шанс спастись. Их было двенадцать. Он был один. Если он не соскочит, они его закопают. Он не выйдет к трассе, не доберется домой, не опередит Марата, чтобы спасти от него Артема. Пейзаж стал узнаваемым. Проплешины чахлой травы, «Эскалейд» и могила. Они вернулись к началу. Сука, не смей его трогать, гнида! Максим понял, что проорал это вслух, уже когда рухнул под градом ударов и мир сузился до рыков, стонов, хруста и вспышек черной боли. — Если их будет много, они тебя повалят, и ты поймешь, что не можешь выбраться, не сопротивляйся. В одиночку против толпы не выстоять, особенно когда ты уже на земле. Это не про мужество. Это про здравый смысл. Сгруппируйся, пригни голову и закройся руками. Все. Без сопротивления их надолго не хватит. Они остынут и отвалят, потому что будут уже не героями, а мразями, которые бьют лежачего. Он сгруппировался, пригнул голову и закрылся руками. Все. Неизвестно, сколько это длилось. Может, пару минут. Может, сутки. Максим очень скоро перестал различать реальность. Вся реальность утекла нефтяным пятном, и в этом пятне он, размазанный по краям, пытался выжить. — Иди сюда, сучонок… — голос Марата накрыл его свинцовым саркофагом, и такая же тяжеленная рука сграбастала за воротник рубашки, как котенка. Марат поволок его прямо по земле, и Максим очнулся у края ямы. — Я с тобой знаешь что могу сделать, ублюдок? — Марат шипящей змеей вполз ему в ухо. — Я тебя тут, суку, на дереве вздерну, через месяц грибник найдет, скажут, самоубился. Ты че, падла, думаешь, первый на меня полез? Кишка тонка. Да если б не Артем, я бы тебя порешал. Все церемонюсь с вами, сволочами. Максим хрипел, пытаясь отдышаться, и сфокусировался, лишь когда Марат перекинул его правую руку так, что половина предплечья и кисть высунулись над ямой. — Скажи-ка мне, Максим Викторович, — на предплечье опустился белый кроссовок Alexander McQueen в грязно-красных разводах. Опустился и слегка нажал. — Бывают однорукие барабанщики? На задворках разума зачем-то нашелся ответ: «Рик Аллен», прежде чем Максима накрыло нечеловеческой болью и все вокруг рухнуло в белую муть. Он, наверное, потерял сознание. И очнулся, наверное, от своего же крика. Ямы больше не было. Он лежал в метре от нее. Рядом заводились двигатели, воняло выхлопными газами. Над поляной разносился чей-то вой. Правую руку Максим не чувствовал. Трава вокруг была перемазана кровью. Он кое-как повернул голову и, словно со стороны, словно все это не с ним, увидел, что из предплечья у него торчит обломок кости. Удаляясь в лес, Марат вопил и рыдал, как обреченное на смерть животное. Пылили шаги. По земле шуршали шины. — Олег! — билось эхо между стволов. — Забери меня, Олег! Забери! Не могу! Максим увидел возле себя бликующие лакировкой бордовые лоферы. Тонкая рука с перстнем на мизинце положила рядом нож, два кастета, а еще телефон, который Марат забрал у Максима в «Эскалейде». На экране светился скриншот карты с координатами. Голос торопливо прошептал: — Это локация. Отправь, кому нужно. — Олег!!! Лоферы умчались последним призвуком оконченной сцены. Лес снова превратился в лес. Максим услышал птичьи трели, мягкий шелест ветра где-то высоко в листве. Это значило, что он еще здесь. Он жив. Он может бороться. Его накрывало слабостью, в глазах темнело, дышать было больно, и первые минуты он старался просто не отключиться. Разум понемногу возвращался. Максим перевел глаза на правую руку. Она по-прежнему была сломана. Из раны по-прежнему шла кровь. Нужно было наложить жгут. Этим Максим и занялся. Тело еле слушалось. Любое подергивание давалось через боль. Левой рукой Максим расстегнул ремень на джинсах и попытался его вытащить, но это не получилось. То ли он так обессилел, то ли ремень застрял. О том, чтобы встать на ноги, да хоть на четвереньки, не шло и речи. Помучившись с ремнем, Максим взял нож Василя и прямо по себе отрезал рукав от рубашки. Это было лучшее, что он придумал. Скрутив рукав в подобие жгута, Максим с грехом пополам затянул его на плече. Помогло, нет? Максим не понимал. Голова была мутной, соображать становилось тяжелей. Не смей отрубаться. Держись. Максим потянулся за телефоном, и тут его повело. Очнулся он носом в экран. Нет-нет-нет. Давай. Значки и буквы плыли, и он тыкал куда-то по памяти, оставляя за собой красные мазки. Нужно позвать на помощь. Нужно отправить скриншот. Он ведь наложил жгут. Почему так плохо? Где эта картинка? Помогите кто-нибудь, ну же. Эта тварь едет к Артему. Да как тут… В глазах снова начало чернеть. Да ни хрена. Ни за что. Я не сдохну в лесу.