Три луны Татуина

      Энакин продолжил заниматься с падаванами, но теперь встречая в Храме стайку юнлингов не произвольно искал в толпе свою знакомую, что неизменно, стараясь не попасться воспитателям, корчила ему в ответ рожицы или подмигивала, получая такой же дурашливый ответ. Но с загруженностью по преподаванию, которую на него возложил Совет, исполнить свое обещание пока еще не представлялась возможность. Сегодня урок был прерван волнением, ворвавшимся в Храм, что само по себе было странным, но то, что оно появилось в Храме вместе с ощущением присутствия его жены, было еще и тревожным. Рыцарь прервал рассказ и посмотрел на дверь, словно ожидая увидеть на пороге Падме, но она не появилась, зато пришел сигнал явится в Совет, что незамедлительно рыцарь и сделал. Понимая, что обстоятельства заставившие сенатора лично прийти в Храм катастрофические, так как Падме была окружена всей своей свитой, всеми представителями Набу на Корусанте, включая представителя Бингса, который излучал вину, растерянность и был невероятно молчалив, только на мгновение, оживившись, увидев своего дорогого друга Эни. То, что сообщили Энакину на Совете, повергло его в шок. Война снова угрожает прийти на Набу, на их прекрасную Набу и от того, от кого никто не ждал. В тревожные сведения, что гунганы готовы заключить союз с сепаратистами и готовятся к войне с Тидом, было невозможно поверить. Представитель Бинкс, даже не мог точно объяснить, что произошло, эта новость о готовящейся войне была абсолютной неожиданностью для всех, без каких-либо предпосылок. Падме была встревожена, Падме была обеспокоена и не скрывала это. Набу просило помощи, организовать переговоры с гунганами и естественно не было лучших кандидатов среди джедаев, кто пользовался большим уважением среди всех жителей Набу, чем джедаи Кеноби и Скайуокер. Только вот на данный момент на Корусанте был только Энакин, а Оби-Ван, даже не появился на Совете голограммой. Хоть Энакин видел, что их жена, как и он сам украдкой бросали взгляд на пустующее кресло. Совет даже не сомневался в принимаемом решении и генерал Скайуокер вместе с представителями Набу немедленно вылетал на Набу.       Они с Падме сидели в одной комнате, когда Энакин старался хотя бы словами успокоить ее, что они не допустят новой войны на их планете. Падме впервые за время, как он увидел ее в Зале Совета улыбнулась, услышав «Наша планета» и Энакин в поддержке сжал ее руку под столом, когда она, стыдясь, призналась, что рада, что Энакин не улетел с Оби-Ваном, она бы не знала, что делать одной. Падме была так обеспокоена и нуждалась в поддержке, что Энакин не мог оставаться далеко от нее. И, заручившись поддержкой Дорме, что отвлекла охранников, как только пришло время сна, пробрался в комнату жены. Убеждая ее, что все под контролем, и они не попадутся. Падме не сильно и сопротивлялась, довольно и спокойно засыпая в объятиях мужа, что повторял этот фокус с возникновением у нее в комнате, каждый день полета.             

* * *

      Что что-то не так Оби-Ван понял, еще до того как получил срочный вызов на Совет для экстренного совещания. Сила скукожилась и закричала. Оби-Ван неся по коридорам своего флагманав сторону Зала совещания на «Бдительном», куда он вернулся несколько часов назад, наконец-то завершив не самую из приятных миссий, а в голове било набатом «Энакин!». Но то, что он услышал от магистров, разорвало его мир в клочья, и Оби-Ван уже не знал, стоит ли пытаться его склеить. О ситуации и угрозе войны, что нависла над Набу ему было рассказано парой слов, а потом сообщено главное – генерал Гривус был схвачен властями Набу и Оби-Вану, как тому, кому набуанцы и гунганы доверяют больше всего, предстояло привести его на Корусант. Но когда это говорилось магистры прятали глаза, Оби-Ван закипал, ни разу за разговор не был упомянут Энакин, а Оби-Ван знал точно, если Набу в опасности Энакин будет рядом с Падме там, спасая, свой самый дорогой мир. Кеноби сказал только одно слово:       - Энакин.       И магистры потупили взор, пока Винду равнодушным голосом, сообщал, что генерал Скайуокер был схвачен сепаратистами, а точнее Дуку, что они, конечно, организуют спасательную операцию, по вызволеннию рыцаря, но пока главная цель доставить Гривуса на Корусант, допросить и наконец-то узнать, кто главный лидер сепаратистов, кто Лорд ситхов и остановить войну. На резонный вопрос, неужели сепаратисты не захотели вызволить своего генерала, ответ был лаконичен: «Их предложение не приемлемо. Набу их королева и сенатор обязаны подчиниться решению по передачи Гривуса джедаям». Оби-Ван понял, что именно ему не договорили, цена свободы Энакина был Гривус, и решение Советом было приято однозначно.       - Вы знаете, какими методами действует Дуку, и мы оставим Энакина ему?       - Он джедай и выдержит выпавшие ему испытания. Любой джедай желает завершения войны и рыцарь Скайуокер не исключение. Чтобы не случилось с ним в плену. Наши целители справятся с этим.       Холод пробил Оби-Вана от безэмоциональных слов магистра Винду. Они прекрасно знали, что Дуку специалист по слому сознания, конечно, они спасут Энакина, но возможно к тому времени от Энакина останется только оболочка с уничтоженной личностью. И самое страшное магистры не видели в этом ничего плохого, как осторожно и мягко попытался сказать Пло Кун, Энакин все равно выживет и сохранит звание рыцаря, останется джедаем, чтобы не случилась Сила будет с ним, он сможет продолжать служить Республике, не это ли высшая цель любого джедая. Никакие пытки это не изменят. Ему просто нужно подождать, а пока нельзя упускать возможность остановить войну. Оби-Вану стало плохо и затошнило, от понимания им главное, сохранить мощь Энакина в Ордене, но им не важно, что он потеряет себя. А некоторые как Винду даже были бы рады, если бы то, что делает Энакина Энакином, было стерто и они бы с чистого листа создали идеального адепта Силы без воспоминаний, без чувств. Только Йода молчал, словно сомневался в правильности решения, но оно было принято и отмене не подлежало. Оби-Ван не помнил, как он отключил голограмму связи и вышел из Зала, в голове было пусто, а в душе ледяная пустошь. Но ему некогда было анализировать и подаваться эмоциям, ему надо было вытаскивать Энакина, а до Набу с места дислокации «Бдительного» было еще два дня пути на максимальной скорости гиперпрыжков. А Сила уже начала дрожать, связь трепетала, передавая боль и крики Энакина, словно он кричал в самой голове мужа. Оби-Ван сжал кулаки. К ситхам Совет, к ситхам самих ситхов, к ситхам всю Республику и возможность окончания войны, он летит спасать Энакина, и если нужна будет сделка, в бездну всех, он готов скрепить ее даже с самим Темным Лордом, но Энакин будет освобожден.              Сознание приходило медленно с болью и туманом в голове. Энакин закашлялся, чувствуя, как дыхание рвет горло. Слыша фоном вдалеке слащавый, тянущий и ленивый голос Дуку, наконец вспоминая, как он глупо оказался в плену, бросившись преследовать Ришу Лу – манипулятора, который управлял сознанием лидера гунганов, по указке Дуку, и что именно он заманил его в ловушку. Энакин злился на себя, он снова оказался слабее Дуку, снова проиграл ему и уже этот проигрыш мог и правда оказаться фатальным. И теперь он был в лапах ситха, что развлекался, оттачивая на нем, все способы пыток. Перемешивая разряд молний Силы с кошмарами, которые были гораздо страшнее любой пытки, потому что Сила знает, что кошмаров у Энакина было больше чем предостаточно. Его глаза, с которых стекали слезы говорили, что он уже на грани, он больше не выдержит смотреть на гибель своей семьи, на уничтожение Галактики и как взрываются целые планеты. За туманом горя и страха Энакин не сильно различал, что ему говорил ситх, чувствуя, как вязкая соленная струйка крови стекает из его рта, кажется он прикусил щеку, пытаясь сдержать крик и пережить очередной раунд. Он сейчас бы уже валялся на земле в пыли, если бы цепи не держали его привязанными к потолку за руки, передавливая кисть левой руки, которую он уже переставал чувствовать. Парень повис головой к земле, раскачиваясь на цепях видя пыль, плиты и камни, а фоном шел голос Дуку, чьи волны Силы начали пробираться к его разуму. Снова. Энакин глубоко задышал, насыщая мозг кислородом, пробуждая себя и свое сознание, сосредотачиваясь и выталкивая графа, не подпуская его к своему разуму, чувствуя, как волны отступают, чтобы вернуться разрядами молний. Энакин стискивал зубы, позволяя себе только болезненные стоны, не желая радовать ситха своим криком. Молча выгибаясь на цепях, перебирая ногами по полу. Еще несколько таких раундов и он сам попросит Дуку залезть к нему в голову, сам выдаст ему все. Сам добровольно отдастся во власть безумия и сломанного разума, только бы больше не чувствовать, как поджаривается его тело. Разряд прекратился, а Дуку готовился к самому чудовищному испытанию на прочность разума Энакина. Джедай чувствовал холод, что подбирался к нему, чувствовал, как осколки начинают врезаться в голову, доставляя ужасающую боль. С ужасом понимая, из прочитанного недавно, что на нем собирается испытать Дуку и не был уверен, что сможет это выдержать. Дуку собирается сломать его, уничтожить его сознание, его суть, собирается превратить его в оболочку от себя прежнего. Энакин закричал от бессилия, взрывая криком Силу, стараясь сбросить иглы, что протыкали голову насквозь, разрывая линии воспоминаний и сознания, начиная их разрушать. И ему почти удалось вытолкнуть их, как все резко прекратилось, снова подавая разряд молний. После чего Дуку изменил тактику, резко отступая, заменяя ментальную пытку, на пытку молнии, и снова все повторяя, не давая переключиться, защищать себя от физической боли или боли сознания. Энакин опять повис на цепях, а перед его взором мельтешили камни, камни, камни. Мозг постоянно повторял только одно «Камень», словно уже безумие накрывало его. Пока во время проникновения в разум очередного осколка, Энакин не различил второе эхо крика, среди своего. Крик, который выдернул из пучины. Где-то далеко вместе с ним кричал от боли Оби-Ван, взывая к любимому. И наконец-то крупица сознания прояснилась, позволяя осознать, о каком камне повторял Оби-Ван. Единственный его подарок, тот, что он вручил ему на тринадцатилетние, стандартный подарок, что все учителя делают своим падаванам. Его ровесники тогда получили новые рукояти меча, кто-то новые мантии или даже ценнейшие исцеляющие кристаллы. А Оби-Ван вручил ему камень, гладкий обтесанный водами реки. Учитель выжидающе смотрел на Энакина, тогда ожидая любую реакцию, любую, кроме той которую выдал его молодой падаван. Энакин разглядывал камень, его разводы и переливы, а потом прошептал:       - Красивый, - и прижал к груди искренне проговорив. – Спасибо.       Оби-Ван был польщен, потому что его реакция на этот подарок от Квай-Гона на свое тринадцатилетние, была совсем противоположной. Он только стал падаваном и думал, что так учитель еще раз показывает свое пренебрежение к нему, что он Квай-Гону не нужен, как и этот простой речной камень. До тех пор, пока этот камень не спас его, когда защитил разум и воспоминания падавана Кеноби попавшего в передрягу на миссии. Камень был напитан Силой, камень сам был соткан из Силы и Энакин сразу увидел те потоки что оплетали камень, почувствовал его обволакивающее ощущение, стоило ему взять его в руки, поразившись ценностью подарка. А Оби-Ван присел перед юношей, зажав камень в его ладошке, и сразу не делая тайны, в отличие от своего учителя, рассказал, о том, что это за камень, как получил его от Квай-Гона, давая мальчику еще одну ниточку, что связывала его с тем, кого тот считал отцом, с тем, кого хранил в своих мыслях. Несколько дней потом, Энакин засыпал, зажимая этот камень в ладони, а теперь он лежал в специальном кармашке туники у сердца, как когда-то у Оби-Вана. Оставалось только сосредоточиться, представить как Сила камня, перетекает в него, как его силовая завеса окутывает голову и главное держаться, держаться, Оби-Ван уже в пути, он спасет. Мысли прервал очередной разряд молнии, Энакин застонал, снова прикусил губу до крови, чувствуя ее солоноватый вкус, но теперь молнии не сжигали до костей, теперь он осознавал каждую молнию в отдельности, пропуская их через себя, слыша в отдалении мягкий голос «Нет боли – есть только Сила». Энакин бы усмехнулся, если бы мышцы не сводило судорогой, и возразил, потому что боль была и была не выносимой, но и Сила была с ним, она текла, она обволакивала, она защищала. Дуку ранил, но уничтожить уже не мог.       Энакин потерял счет времени, когда наконец-то боль и попытки наслать на него морок прекратились, его тащили, его пинали, пока не бросили и он не почувствовал щекой мягкость травы, нежные руки, что обхватили его. Он только и успел прошептать:       - Падме, прости.       И добавив: «Только не к джедаям, только не медотсек. Иначе все узнают, мой разум слаб. Они не смогут спасти. Только Оби-Ван.» - потерял сознание, а Падме знала только одно место, где их всегда примут и ждут.              Когда Оби-Ван вышел на орбите Набу, в Силе наступила опасная, тревожная тишина. Он знал, что Энакин пережил за эти дни, он был с ним каждое мгновение, и он знал, что нужно спешить, даже с защитой камня, счет шел на часы, и чем дольше Энакин остается в плену, тем больше от его сути сможет уничтожить Дуку. Но тут его датпад и комлинк, запестрил пропущенными вызовами от Падме, которые не могли дойти, пока он был в гиперпространстве и они вселили надежду. Либо решение о запрете обмена не дошло до сенатора Амидалы и королевы, что не были в Тиде несколько дней, толи Падме просто его проигнорировала, но сделка была совершена. Энакин был возвращен, а значит… надежда завладела его существом. Оби-Ван резко направил звездолет к Тиду, и меньше чем через полчаса, спешно вбегал по лестнице, стучась в столь знакомую дверь, которая моментально была открыта встревоженным Руви.       - Где они? – прохрипел Оби-Ван и, увидев кивок наверх, взлетел на второй этаж, краем глаза замечая, что в гостиной сидит вся семья Солы, успев только крикнуть, чтобы увели девочек, уже не видя, как Дарред торопливо выводит Пуджу и Риу, что ошарашено оглядывались, из дома. Оби-Ван чувствовал Падме и слава Силе он все еще чувствовал шепот от присутствия Энакина, врываясь в комнату. В которой бесполезно, не зная, что делать, суетилась Джобель и Сола, а Падме на коленях стояла перед кроватью, сжимая ладонь мужа, покрывая ее поцелуями, стараясь сдержать слезы, что норовили хлынуть из глаз. На подсознании чувствуя, что все плохо. Бормоча тихое: "О, великая, Ширайя, защити! Молю, тебя Лунная богиня! Сила, сбереги, своего сына!". И Оби-Вану потребовался только один взгляд на Энакина, чтобы понять, все действительно плохо. Физически тело мужчины не пострадало, но вот сознание постепенно угасая и ускользая, сжималось от боли ментальных осколков, что еще пронзали голову. И только шепот любимой жены и хватка за связь не давала полностью ему уйти в небытие. Падме подняла на мужа глаза полные надежды, и Оби-Ван бросился к ней, поднимая с пола и, несмотря на легкое сопротивление, немного грубо, от торопливости, выталкивая из комнаты, бормоча:       - Ты молодец, ты удержала его, ты спасла его. Теперь дай мне, - Падме не понимая, растерянно начала сопротивляться, когда Оби-Ван, все же передал ее в объятия матери и сестры за дверь, проговорив жесткое. - Тебе не надо это видеть, Падме.       Через мгновение Падме поняла, что имел ввиду Оби-Ван, когда из закрытой двери раздался душераздирающий крик, она в безумии уставилась на дверь, сжимаясь в родных руках, что настойчиво уводили ее дальше вниз. Когда они спустились вниз, Руви уже торопливо устанавливал на дом заглушение звуков, сам вздрагивая и, испугано, смотря наверх. Где начинался новый протяжный крик.       Оби-Ван стиснул зубы, отключил эмоции и погрузился в сознание Энакина, скользя по их связи, погружаясь в самую суть любимого, который словно ждал его, полностью открываясь ему навстречу, не сопротивляясь, не выталкивая, позволяя прикоснуться к самому хрупкому, что есть у человека к его сознанию, к его личности. Оби-Ван растворился в Силе, в их связи и потянул осколок, что терзал сознание Энакина, радуясь, что камень все-таки сработал и осколок засел не глубоко, но даже так он выходил с трудом, цепляясь, запутываясь в линиях памяти и сознания, рискуя разрезать их порвать, уничтожая часть того, что своим переплетением, рисовало узор Энакина Кеноби-Скайуокера. Оби-Ван действовал медленно, ювелирно, сохраняя каждую черту, каждую сторону своего любимого. Стараясь игнорировать, то как Энакин орал, как изгибался на кровати цепляясь за простыни разрывая их, словно рвал душу мужа, но занозу всегда больно вытаскивать, но это необходимо иначе загниет. И Оби-Ван продолжал методично, не останавливаясь.       Ночь в доме Наберри прошла под звуки криков, и всхлипы Падме, что уткнулась в объятия матери, пряча лицо на ее груди, чего не делала с глубокого детства, чувствуя, как сестра, сжимает ее плечи, а отец, держит за руку. Так в символе единой поддержки и застало их утро, наступившая оглушительная тишина и спустившийся, придерживаясь за поручни, Оби-Ван. Он был осунувшийся, бледный, морщился от боли, что начинала покалывать голову, но в глазах плескалась осторожная надежда, Падме стоило только его увидеть, как еще до слов, что «Энакин будет жить», она поняла, что страшное миновало, и бросилась в объятия мужа, что с облегчением прижал ее, к себе. Уже не пытаясь скрыться от трех понимающих пар глаз, поглаживал ее по волосам, спине, шепча успокаивающие слова и извинения, что вчера был слишком груб, но Падме только мотала головой и сама несла своему любимому спокойствие. Эти объятия были нужны Оби-Вану, потому что это была ночь кошмара, потому что самое страшное он все же умолчал, он не знал, какая часть воспоминаний пострадала, какую часть личности повредили осколки. Но главное Энакин был жив, и большая его часть была спасена, а все остальное они смогут пережить, восстановить, если придется, собрать по кусочкам. После Оби-Ван предложил подняться к Энакину, с чем Падме тут же радостно согласилась. Но перед тем как последовать за женой, Оби-Ван посмотрел на улыбающуюся семью Наберри, что тоже были рады прекрасным новостям, и проговорил: «Спасибо».       Сола понимающе улыбнулась и помотала головой:       - Семья не требует благодарности.       Получив в ответ усталую, но признательную улыбку.       Когда Оби-Ван и Падме скрылись на втором этаже, глава семьи посмотрел на свою старшую дочь и жену. Вздохнул и сощурив взгляд, что на кончиках глаз проступили лучики, хитро проговорил:       - Ну, что девочки, ничего не хотите мне рассказать? Так, чтобы я уж точно убрал все сомнения.              Стоило Оби-Вану опустится в мягкое кресло, что стояло рядом с кроватью Энакина, как он устало закрыл глаза и погрузился в беспокойный сон, которого был лишен больше недели. Через пару часов он проснулся, и первая мысль об Энакине кольнула в груди, он не знал каким будет муж после пробуждения, и раньше времени беспокоить Падме не хотел. Тем более, что чувствовал ее легкое волнение и тихое счастье, что они снова вместе. Оби-Ван все еще не открывал глаза, прислушиваясь к странному напеву, что звучал в комнате, что так хорошо его убаюкивал, пока он был в дремоте. Мужчина открыл глаза. Падме сидела рядом с Энакином, на его кровати, мягко перебирая пряди его волос, и именно оттуда исходила мелодия ели различимых слов. Оби-Ван не сдержал улыбки.       - Ты умеешь петь?       Падме сразу подняла взгляд, и песня замолкла.       - Не прекращай, - попросил Оби-Ван и Падме, улыбнувшись, снова запела, уже чуть громче       Голос был насыщенным и глубоким, обволакивающим, он качал на волнах истории, что заключалась в плавных словах, вырисовывая сказочный сюжет. Оби-Ван почувствовал, как волнение постепенно уходит, уносясь на словах песни, наполняя душу легкостью и надеждой. Оби-Ван все еще не знал на сколько сильны повреждения Энакина, об этом можно было сказать, только после его пробуждения, но он позволил себе надеяться. Песня закончилась и Падме уже испытующе смотрела на него.       - Как твоя миссия? – спросила женщина, и Оби-Ван не произвольно потянулся к своей шее, потерев ее.       - Нормально.       Падме тяжело вздохнула и встав с кровати приблизилась к мужу, присев рядом с ним на корточки и взяв его ладони в свои.       - Скажем, так. По тем вопросам, что поднимались среди сенаторов и потому, что ты категорически был против участия в ней Энакина, я предполагаю, куда именно была твоя миссия и с чем она была связана. Поэтому спрошу еще раз. Как ты?       Оби-Ван понимающе посмотрел на жену, и легонько сжал ее ладошки.       - Оказалась тяжелей, чем планировалась. Но теперь все хорошо, а будет еще лучше, когда Энакин проснется.       Падме улыбнулась, кивнув, и привстав нырнула в объятия Оби-Вана, что привычным жестом поцеловал ее руку, прошептав «Госпожа». Пока Падме располагалась у него на коленях, обхватывая голову и прижимая к себе, легонько поглаживая и начиная новую песню. Они смотрели на ровный подъем груди их мужа, говорящий, что сон его спокоен. Ни Падме и уже тем более Энакин никогда не узнают, что Оби-Ван до сих пор ощущает отголосок того мгновения беспомощности, когда из-за тебя страдают другие, как из-за этого те, кого ты хочешь спасти и защитить, начинают тебя ненавидеть, шарахаются тебя и бояться. А попытки помочь, только вредят, возможно он познал беспомощность, но смирение – никогда. Именно неугасаемая борьба, упрямство помогли ему выбраться и спасти других, ну и то, что зайгеррианцы сглупили и, на радость Оби-Вана и Коди, не надели на него подавители Силы. Но он понял, как легко доброта и милосердие может стать для жителей Галактики ненавистна и признаком твоей слабости. Легкие поглаживания Падме, ее мелодичный голос, убаюкивали, стирая тяжелые мысли, и Оби-Ван чувствовал, что сам может сейчас снова заснуть, но все же до этого нужно решить один вопрос.       - Падме, - обратился он к жене, и женщина отстранилась, ожидая продолжение. – Расскажи, что здесь произошло.       Падме кивнула и вполголоса, пересказала события этих дней, пока не дошла до предложения, поступившего от Дуку об обмене Энакина на Гривуса. Оби-Ван задумался и прервал ее:       - Скажи, кто принял решение об обмене?       - Я, - четко и без сомнений проговорила женщина, в ее голосе все еще звучал вызов тех минут, когда она приняла решение и руководствовалась она тогда далеко не долгом, но, если бы кто-то посмел ее осудить, она не жалела не мгновения.       - Тебе или королеве не приходили никакие указания с Корусанта?       Оби-Ван был задумчив, а Падме нахмурилась.       - Нет. Уже после обмена я сообщила о ситуации в Сенат, и лично канцлеру. Он выглядел встревоженным и спросил как Энакин, думаю, он даже не знал о случившемся, пока я ему не сказала, и он полностью поддержал мое решение.       - То есть Совет узнал раньше канцлера и не сообщил ему, решив послать меня за Гривусом, не поставив в известность о решении Сенат, - тихо протянул Оби-Ван.       - О чем ты? – Падме не совсем поняла, и Оби-Ван вздрогнул, улыбнувшись и прижав к себе жену, возвращая им спокойствие.       - Так, просто мысли вслух. Внутренние дела Ордена.       Сам же Оби-Ван разрывался на части, Совет узнал о Гривусе, но вместо того, чтобы сообщить в Сенат и канцлеру, отправили его на Набу, за пленным. Это было личное решение Совета, это не было решение Сената. Такая секретность и не доверие Сенату, показало, что Совет начал серьезней относится к возможности влияния ситхов на органы правления Республикой и решили перестраховаться, не докладывая о Гривусе. Все это было понятно, Совет действовал согласно своим принципам, они были верны кодексу, а не состоящим в Ордене джедаев, если ради мира и спасения Республики нужно было пожертвовать одним джедаем они обязаны были пожертвовать им, так, как и сами готовы были в любой момент принести себя в жертву ради мира. Оби-Ван сам не так давно даже не задумался бы о правильности решения. Он сам в любой момент готов был пожертвовать собой, но пожертвовать Энакином или Падме, Оби-Ван зажмурил глаза, даже боясь представить такой расклад, честно признавая, ими он не был готов жертвовать ни сейчас ни даже годы назад. Оби-Ван понял, что начал перенимать взгляды Энакина становясь верным людям, а не принципам и правилам, и как и Энакин начинал требовать такой же преданности от окружающих, забывая, что это не путь джедая. Как бы не объяснял Оби-Ван решение Совета, он никак не мог принять, какой бы высшей цели это не служило. Червячок чувства, что их с Энакином могут в любой момент предать, медленно прогрызал себе путь, но тут со стороны кровати послышалось шевеление и стон.       Падме соскочила с колен и подбежала к мужу, беря его за руку, пока он мотал головой и пытался привстать, и только получив согласный кивок от Оби-Вана, что это не навредит, приподняла подушки, пока сам Оби-Ван подтягивал Энакина, помогая сесть, оперевшись о спинку кровати. Энакин застонал, прикоснулся рукой к голове и с трудом открыл глаза. Он оглядел комнату, Оби-Вана и Падме, с первого мгновения понимая, где он и почему. Прекрасно понимая, что произошло и каков результат. Снова облажался, снова был слаб, снова, валяется в кровати в беспомощности. Энакин ненавидел такое состояние, приправленное еще и волнением его супругов. Первая мысль была их разыграть, разбавляя напряжение в комнате, но у Оби-Вана был слишком настороженный и пытливый взгляд, а Падме прижимала в волнении руки к груди.       - Ой, да ладно вам, все со мной в порядке, - проворчал Энакин, устраиваясь поудобнее на мягких подушках.       - Что ты помнишь? – строго спросил Оби-Ван, пока Падме с тревогой переводила взгляд с одного мужа на другого, только сейчас поняв, что явно о всех возможных осложнениях ей не сказали.       - Не начинай, старик, все я помню.       Оби-Ван только требовательно поднял брови, сложив руки на груди, и Энакин тяжело вздохнув проговорил:       - Мы на Набу, была проблема с гунганами, я оплошал и попал в плен к Дуку, что, если честно, было не очень приятно. И все мои воспоминания при мне, даже те которые я вроде как и не против был бы забыть, - Оби-Ван уже выдохнул, а Падме на привычно-ворчащего Энакина, который не любил чувствовать себя больным и ослабшим, начала нежно улыбаться, пока Энакин хитро усмехнулся. – Меня зовут Энакин Кеноби-Скайуокер, и я люблю вас.       После этого Падме засмеялась и бросилась в объятия мужа, что на мгновение прикрыл глаза, ощущая ее тепло и щелк волос под ладонью, чтобы после направить взгляд и уже более серьезно посмотреть на мужа, что все еще довольно сдержано улыбался. Энакин точно знал, если бы не Оби-Ван все могло закончится намного страшнее, чем любая смерть.       Они все еще разговаривали и смеялись, когда в дверь постучались, и зашла, передвигая перед собой парящий поднос, Джобель, которая не так давно услышала разговор и смех за дверью комнаты дочери. Женщина оценила обстановку с нежной улыбкой, пожурив:       - Счастье, конечно, окрыляет, но им сыт не будешь. А вы наверняка давно уже настоящей еды не видели, - женщина с нежностью посмотрела на Энакина и Оби-Вана, что благодарно улыбнулись в ответ.       Падме стыдливо потупила взор, на радостях она совсем забыла о банальных потребностях. Джобель прошла в комнату и поставила перед Энакином постельный столик с дымящимися тарелками, приговаривая:       - Давай кушай, поправляйся, набирайся сил.       Энакин улыбнулся и прищурился как довольный лот-кот, который готов был заурчать. А Джобель уже отставляла пару тарелок на столик рядом с кроватью.       - Это же касается и вас двоих, знаю на кухню вас сейчас не заманить, так что будете есть здесь. Чтобы, когда пришла, тарелки были пустыми.       - Спасибо, Джобель, - проговорил Оби-Ван, обменявшись с матерью Падме улыбками.       - Да, мам, спасибо, - голос Падме, был чуть виноватый, но госпожа Наберри только улыбаясь помотала головой, оставляя их снова наедине.              На следующее утро Оби-Ван и Падме проснулись раньше, оставляя Энакина, что всю ночь грелся в тесных и крепких из-за маленькой кровати, двойных объятиях, нежится в мягкой постели. Падме пошла искать на кухне завтрак, а Оби-Ван добрался до освежителя, где были настоящие потоки воды, а не осточертевшее ультразвуковое очищение. Мужчина подставил тело под поток воды, наконец-то смывая напряжение прошедших дней, возвращая своему сознанию покой и ясность. Дверь приоткрылась и голос Падме, сообщил, что она пока заберет туники и мантию для очищения, Оби-Ван поблагодарил, а сам пока постарался привести в порядок отросшую бороду, обмотав себя полотенцем, стоя у зеркала. Через непродолжительное время в отражение он увидел, как открылась дверь и зашла жена, кладя на столик стопку очищенной одежды, но вместо того чтобы уйти, она вдруг замерла и медленно приблизилась. Оби-Ван на это не обратил внимание, пока она неуверенно не протянула руку и не притронулась к спине, джедай зашипел и вздрогнул, он совсем забыл о полосах, что сейчас расчерчивали его спину. Девушка вздрогнула вместе с ним и глаза расширились в ужасе. Оби-Ван тяжело вздохнул и отложил бритвенный станок, разворачиваясь и присаживаясь на бордюр ванны, обхватывая руками бедра жены, в успокоительном объятии. Падме не требовалось объяснений, что это, откуда, она знала, где был ее муж эти недели, поэтому Оби-Ван только прося посмотрел на нее.       - Энакин не должен знать.       - Он все равно узнает, где ты был.       - Но их видеть не должен, - мужчина кивнул за свою спину.       - И не увидит если ты позволишь мне их обработать бактой.       Оби-Ван кивнул и повернулся, пока Падме доставала из шкафа, коробку с медицинскими приспособлениями, намачивая вату бактой и осторожно проводя ей по царапинам, стараясь не делать больно. Оби-Ван уже начал их лечение медитацией, но процесс затягивался, а бакту использовать не мог, не дотягивался до спины. Теперь же чувствуя успокаивающий холодок бакты, были все основания полагать, что скоро от этих напоминаний не останется и следа. Падме прикусывала губу, сосредоточившись на легких движениях по царапинам стараясь причинять как можно меньше боли, что бы не позволить себе проявить слабость от того как сжималось ее сердце, от понимания, что пережил ее любимый. И от осознания своей беспомощности, что-либо изменить, и бесполезность своего сочувствия, которое уж точно не приблизит окончание войны. А ее слезы только расстроят Оби-Вана, ему нужна опора и надёжный тыл, а не стенания над ранениями. Поэтому Падме постаралась побыстрее закончить с обработкой ран, чтобы не затягивать довольно болезненный процесс.              Когда Энакин проснулся в комнате уже никого не было, Сила подсказала, что Падме на первом этаже, а Оби-Ван через мгновение зашел в комнату, задумчиво смотря в пустоту, не замечая пробуждение мужа, напряженно потирая шею, в руке он сжимал голопередадчик. Энакин хотел спросить с кем разговаривал, но тут рука Оби-Вана, прошлась по влажным волосам и оттянула воротник и рыцаря пробил холодный пот, который тут же превратился во все испепеляющий огонь. Парень вскочил с кровати и подлетел к мужу, Оби-Ван даже не успел его остановить, чтобы он был осторожнее, а Энакин уже убирал руки мужа и оттягивая воротник, где четко прослеживался окольцованный след на шее, который спутать было невозможно – след от рабского ошейника. Энакин отшатнулся, почувствовав слабость не то от резкого вставания, не то от осознания.       - Твоя миссия. Где ты был?       Оби-Ван тяжело вздохнул на свой прокол, надежда еще пару дней держать Энакина в неведенье растаяла, а отпираться и сочинять не было смысла.       - Зайгеррия.       Энакин вздрогнул как от удара хлыста, прошипев:       - Зайгеррианские мрази, - сжимая кулак, на столе лопнул стакан, и вода полилась на пол.       - Энакин, - устало предупредил Оби-Ван, но Энакин его не слышал.       - Один? Без меня?       - Да, один, - жестко, непреклонно ответил джедай, точно так же как он ответил магистрам на Совете, когда они решали отправить на эту миссию Энакина, от чего Оби-Ван чуть не заорал от идиотизма этой идеи. - Я не позволил бы тебе оказаться рядом с работорговцами.       - Опять мое прошлое влияет на то, как меня воспринимают. Я уже давно не раб. Ты так не веришь в мою сдержанность и зрелость решений, по отношению к работорговцам. Все же я джедай и чувство долга мне не чуждо, - Энакин отвернулся, в нем не было разочарования и обиды, он устал испытывать эти эмоции, он просто устал.       На это Оби-Ван резко схватил мужа за руку и разворачивая к себе, его взгляд горел:       - Если бы ты решил их уничтожить или чтобы ты не решил я бы даже не отвернулся, принимая приговор, что бы ты им не вынес. Если тебе это было бы нужно. Но я никогда не позволил бы им смотреть на тебя с желанием обладать, не позволил бы смотреть как на вещь. Потому что тогда уже моему терпению пришел бы конец. Ты гораздо больше, чем что-либо в этом мире и не каким-то зайгеррианцам решать обратное.       Энакин на мгновение замер впитывая каждое сказанное слово, прежде чем устало улыбнуться.       - Страшные слова для джедая? - усмехнулся Оби-Ван.       - Возможно, но прекрасные для мужа.       - Что ж это примеряет меня с ними, - нежно и печально улыбнулся Оби-Ван, более серьезно добавляя. - Я должен, я хочу тебя защищать.       - Как и я, Оби-Ван, я тоже хочу знать, что ты в безопасности. Или ты забыл? Просто позволь и мне защищать тебя.       Оби-Ван кивнул с легкой улыбкой, обнимая мужа, пока Падме не принесла поднос с завтраком. Который Энакин категорически уже отказался есть в кровати, снова возвращаясь к своему обычному нетерпеливому и деятельному состоянию, рассаживаясь все трое за столом в комнате.       - С кем ты разговаривал? – спустя некоторое время спросил Энакин, вспоминая напряжение, которое почувствовал от Оби-Вана, когда тот зашел в комнату.       - С Советом, - с легким недовольством проговорил Оби-Ван.       Что-что, а сообщать Энакину о том, что магистры готовы были променять его на Гривуса, Оби-Ван не планировал, он не собирался еще больше укоренять недоверие Энакина к Совету. Разочарования от того, что Гривус ускользнул от них у Совета не было, джедаи не испытывают таких чувств, но все же они сказали, раз миссия на Набу закончилась, то они ждут Кеноби и Скайуокера в Храме, что приравнивалось к фразе «Вылетайте немедленно». Даже сообщение, о том, что Энакин подвергся ментальным пыткам, не смягчило магистров, а наоборот, потребовали доставить его в Залы исцеления, чтобы проанализировать урон его сознанию. Все же Совет не терял надежды, о большем контроле Энакина и не поддерживал слишком эмоциональное решение сенатора Амидалы и считали ненужным нахождение Энакина рядом с ней. Оби-Ван улыбнулся, к ситхам то, что думает Совет:       - Нам дали несколько дней отдыха, а потом полетим на Корусант.       - Прекрасно, я за эти дни тоже улажу все дела в Тиде, обговорим новые пункты нового соглашение с гунганами, и полечу с вами, подписать это соглашение королева может и без моего присутствия,- проговорила счастливая Падме.       - Отлично! – засиял Энакин.       Падме поспешила к королеве, где нужно было обсудить минувший кризис в отношении с гунганами, и связаться с Сенатом. Дома в это утро оставалась только Джобель и, убедив ее, что Энакину будет полезно выйти из дома, джедаи разместились в саду, настраиваясь на медитацию. Оби-Ван и Энакин сидели напротив друг друга уже несколько минут, дыхание было равномерным и идентичным, но они все никак не могли заставить себя закрыть глаза и погрузиться в Силу. Только медитация могла дать полную оценку повреждений Энакина, и чтобы парень не говорил, что он в порядке, все равно было страшно понять, что твоя личность изменена. Не потому что ты сам этого захотел, не потому что твои мысли привели тебя к этим изменениям развития, как и любое разумное существо во Вселенной, а насильно, не спрашивая, не желая, перекроить саму суть. Энакин боялся. Потерять часть своего характера, своей сути, было страшнее, чем потерять руку, но он был не один.       - Ты готов? – спросил Энакин Оби-Вана, но скорей задавая этот вопрос самому себе.       Мужчина кивнул и протянул руки ладонями вверх, предлагая поддержку. Энакин только благодарно посмотрел на мужа и вложил свои ладони в его. Они закрыли глаза, отрезая себя от окружающего мира и открываясь друг другу, Оби-Ван сразу почувствовал Энакина, его присутствие в Силе из-за их невероятно крепкой связи, уже давно стало всеобъемлющим, он был везде и был всем. Любая медитация Оби-Вана проходила с ощущением присутствия Энакина, он уже и забыл когда было по другому.       Их потоки Силы были переплетены, там погруженный в Силу Оби-Ван научился улавливать то, что чувствовал и сам Энакин его восприятие Силы, то как он видит мир. Когда Энакин впервые на столько раскрылся во время медитации, это было ошеломляюще, это были не просто эмоции джедая, которыми он начал делиться, это было его восприятие мира, то, как Сила легко обволакивает его, как присутствует в его дыхании, как она шепчет ему, как наполняет каждую клеточку, чувствуя мощь, бегущую по венам. В тот момент Оби-Ван был в ужасе и восторге упоения, впервые вкусив того могущества, что постоянно ощущает в себе Энакин. Это могло бы испугать, если бы первозданная мощь не смотрела на тебя сияющими глазами цвета неба и не улыбалась самой задорной и чистой улыбкой. Оби-Ван тогда несколько дней был в прострации, приходя в себя, они все были идиотами, ни кто никогда не мог до конца понять избранного, не ощутив того, что ощущает он. Энакин мог все, у его Силы не было границ, и он об этом знал, ему об этом уже рассказали, тот, кто был еще одним учителем рыцаря, тот, кто всегда был рядом, кто подсказывал, предупреждал и направлял, и с этим учителем Оби-Вану было не тягаться. Учителем Энакина была сама Сила, что вела его.       После такой их первой медитации, Оби-Ван ничего не сказал, он не знал, что говорить ему было страшно за Энакина, за Галактику, за понимание, что Сила могла создать столь могущественное существо. Оби-Ван тогда посмотрел на Энакина и по тому, как тот печально и нежно улыбался, смотря на него, понял, Энакин знает о том, чем он обладает, на что способен, всегда знал. Сила ему это уже подсказала – избранный. И он сам был этому не рад, отдавая всего себя, того, кто он есть на суд любимого. И Оби-Ван тогда понял, что среди шока и страха есть еще одно - надежда, потому что тот, кто был наделен Силой получить все что хочет, хотел только быть счастливым, смеяться с друзьями, любить и быть любимым, сидеть на диване смотря голофильм и не замолкая комментировать каждое показанное событие, тут же делясь мыслями и эмоциями. Энакин ни когда не жаждал могущества, только лишь признания его, как личности и любви. Оби-Ван тогда улыбнулся, передавая Энакину свою надежду и получая в ответ открытую и счастливую улыбку мужа. Его муж прекрасный человек, многогранный и живой, с эмоциями и чертами, что делали его самим собой. Возможно не совсем идеальный джедай, но невероятно прекрасный человек и Оби-Ван любил каждую его часть, даже когда он злился или действовал импульсивно.       Оби-Ван осторожно проник в личность Энакина, мягко просматривая каждый закоулок его сознания. Видя небольшие пятна, что оставили ментальные осколки, но к облегчению Оби-Вана они начинали светлеть, а кардинальных разрывов не было. Драгоценная и неоднозначная личность любимого была сохранена. Энакин дрожал, все же нервничая, также прощупывая все свое сознание, и перебирая воспоминания о себе до пыток, сравнивая и сопоставляя, с каждым мгновением все больше испытывая облегчения. Он это он, и Дуку этого не изменил. Энакин был немного напряжен, чувствуя прикосновения Оби-Вана к своей личности, осторожные и благоговейные, он понимал Оби-Ван не навредит, и даже приветствовал его в своих потоках Силы, но подсознание все равно стремилось защитить себя от вторжения и Энакину приходилось сосредотачиваться, чтобы оставаться открытым и не зажиматься. Оби-Ван был благодарен, что не вылетел из сознания Энакина, ударом Силы и как только все было проверенно, поспешил покинуть его суть, снова оказываясь в пространстве потоков Силы.       Оби-Ван уже хотел выходить из медитации, но Энакин его удержал. Погружаясь в их связь, и прильнул к его почерку Силы, что был как мягкое теплое одеяло, которое дарило спокойствие и уверенность. Сейчас, когда беспокойство о последствиях пыток улеглось, Энакину нужно было почувствовать это успокоение Силы мужа. Оби-Ван встретил его в объятия, принося умиротворение. Если Сила Энакина бурлила огненным ураганом, несясь вперед, расстилаясь и сжигая все, готовая взорваться, будучи постоянно в движении, то Сила Оби-Вана была незыблемым столпом, уверенным и спокойным, Сила Оби-Вана укачивала на своих водах, глубоких и ровных как штиль. И Энакин нырнул в нее, усмиряя свой ураган, что в покое Оби-Вана находил точку опоры, того гигантского исполина, за которого можно было ухватиться, чтобы не быть унесенным на ветрах мощного тайфуна. Сила Оби-Вана казалась Энакину безбрежным, безмятежным океаном. Все это то, что было на поверхности, успокаивающие волны, легкий бриз, солнечные блики, скрывало суть, и стоило только посмотреть в синеву глубины этого спокойствия в его безбрежную даль и ужаснуться, как велик этот океан, как он бесконечен и какая мощь исходит от его вод.       Через год падаванства, Энакин уже сложил свое впечатление об учителе. Мастер Кеноби был спокойным, заботливым, неконфликтным, тихим и слабым. Именно так считал юный Скайуокер. Он любил своего учителя, не отводил от него взгляда, впитывая каждое его слово и жест, но также Энакин понял, что его учитель нуждается в защите, иначе его тоже убьют как и Квай-Гона. То что Оби-Ван смог победить ситха для Энакина мало значило, да и сами ситхи были чем-то странным и непонятным для юного падавана. Энакин боялся потерять учителя, остаться в одиночестве, а поэтому решил защищать теперь единственного дорогого для него человека, что был рядом. Когда Оби-Ван сидел с книгой или датпадом, Энакин отрабатывал фехтование, когда Оби-Ван практиковал целительство, Энакин налегал на телекинез, потому что понимал, его учитель нуждается в его защите, и старался стать хорошим ему защитником.       Но были и другие юнлинги и падаваны, с которыми он сталкивался на уроках, их мастера демонстрировали свою силу и мощь, их мастера побеждают в битвах, ездили на задания, о которых потом рассказывали падаванам, а над Оби-Ваном снисходительно улыбались, шепчась, что ему самое место в аграрном корпусе и что с таким учителем и Энакин будет высаживать цветочки всю оставшуюся жизнь. Оби-Ван доброжелательно улыбался на это и не обращал внимание, а Энакин злился, потому что в глубине души понимал, его ровесники правы и еще сильней налегал на тренировки, чтобы хоть кто-то в их тендеме был воином и смог бы защитить их обоих. Уже потом он узнал, что Оби-Ван несколько лет не выезжал из Храма и не брал ни одной миссии, только потому, что Энакин был слишком мал, чтобы брать его с собой, а оставлять его одного, как делали остальные мастера с падаванами, юный рыцарь Кеноби не хотел. Но тогда Оби-Ван ему казался нерешительным тихоней и слабохарактерным, что и способен только на лекции и философские рассуждения.       А потом была миссия, на которую Оби-Ван отказался брать почти двенадцатилетнего Энакина, ну и что, что до двенадцати было каких-то восемь месяцев. Но Оби-Вана надо было защищать, это Энакин знал точно, он боялся, что его учитель может не вернуться. Тогда Энакин разработал план, а Оби-Ван улетел, так и не найдя в Храме своего падавана, чтобы попрощаться перед отлетом. О том, куда запропастился падаван, его мастер узнал только когда исследуя джунгли в поисках пропавшей экспедиции, почувствовал как заныла их связь с Энакином и услышал крик, недалеко от себя, увидев мальчика прижавшегося к скале, атакуемого потревоженным и выбравшимся из темной пещеры доашимом, чудовищем полным ртом клыков, рогами и красными как лава глазами. Вот тогда Энакин увидел то, что не мог забыть даже спустя почти десятилетие. Как в одно мгновение спокойный океан поднимал всю тяжесть вод, взметая вверх всю мощь, и повинуясь Силе Оби-Вана, превращалось в цунами, что неслось на врага, сметая все на пути, неся неотвратимый конец. Спокойствие океана Силы Оби-Вана было обманчиво и это умиротворение не стоило нарушать, не стоило баламутить эти спокойные воды, потому что то, что находилось под ними не нужно было поднимать на поверхность. А через миг после победы воды Силы снова успокоились, в облегчении разглядывая напуганного, но не пострадавшего падавана, что тайком пробрался на звездолет своего учителя, полетев с ним. Теперь и Энакин на все перешептывания юнлингов и падаванов только снисходительно улыбался, посматривая с восхищением на своего учителя. Оби-Вану не нужно было демонстрировать свою мощь, он не кичился своими способностями, ему не нужно было никому ничего доказывать, ведь он и так знал кто он и каковы его возможности. А вот Энакин начал стараться доказать, что достоин такого великого учителя.       Сейчас Энакин снова ощущал эти убаюкивающие покачивания на волнах, читая тихую радость мужа. Оби-Ван был готов к любому результату проверки сознания, но все же испытал облегчение, а Энакин упивался осознанием, что его муж боялся потерять даже те его черты, которые любой джедай посчитал бы опасными. Они вышли из медитации плавно и одновременно, понимая, что сами не заметили, как максимально приблизились друг к другу, соприкасаясь не только руками, но и коленями и лбами, чувствуя потребность не только ментального единения, но и телесного контакта. Они ничего не говорили, просто были счастливы, что выразили в легком, но протяжном поцелуе. О том, что Падме вернулась, они почувствовали за мгновение как она вышла в сад, они встали и направились к ней, излучая радость, поэтому на тот вопрос, что крутился у нее в голове «Как прошла медитация?», она уже знала ответ. И все же уходя из сада они не могли не бросить взгляд на их высаженные цветы, что все также цвели, как и в день высадки.       - Жаль, что мы не можем сказать о браке, - проговорил Энакин, но все же не переставая улыбаться, смотря на цветочную композицию и наслаждаясь присутствием своих мужа и жены.       - Но ведь мы можем намекнуть, как и тогда, - задумчиво и неуверенно проговорила Падме, после чего она и Энакин посмотрели на Оби-Вана, что не сразу заметил их взгляд, залюбовавшись цветами.       - Что? – удивился он. – Опять я? О нет, даже не думайте.       - Но у тебя лучше всего выходят намеки, - хитро и мило улыбнулась Падме, повиснув на руке мужа, Оби-Ван засмеялся.       - Ладно, есть у меня одна идея. Но мы скажем только твоей маме, если остальные поймут хорошо, но обсуждать наш статус за семейным ужином мы не будем, это чревато. Если часто обсуждать даже в кругу семьи, кто-нибудь может услышать, а потом это может стать обыденностью и может случайно проговориться. Даже не намерено, просто потому что в мыслях наш статус будет уже чем-то обычным. Особенно девочки.       - Хорошо, - поспешно согласился Энакин и заулыбался, Падме тоже была согласна и счастлива.       Обед прошел весело, но после него Падме снова уехала во дворец, а Оби-Ван набросив мантию, сказал, что ему нужно по делам в город, вскоре Энакин остался один, только Дарред чуть задержался, разговаривая с подрядчиком проекта, по голосвязи. Как только разговор был закончен в комнату зашел Энакин.       - Дарред, будет минутка?       Мужчина кивнул.       - Да, конечно.       - Слушай, ты не знаешь кого-нибудь в Тиде или вообще на Набу, кто сдает в аренду строительных дроидов, с функцией полной конфиденциальности.       Дарред задумчиво нахмурился.       - Ты имеешь ввиду дроидов, кому стирают память после работ.       Энакин кивнул.       - У меня есть контакты очень хороших подрядчиков, они работают с дроидами, разной функциональности, я поспрашиваю. Через кого им держать связь? – Дарред чуть прищурил глаза, понимая, что навряд ли сам Энакин будет связываться с подрядчиком.       Энакин достал коммуникатор, протягивая:       - Вот, он настроен на дроида, - через мгновение добавляя. - На Трипио, у того все заложено в программу, он обладает всеми необходимыми знаниями.       Именно Трипио был тем прикрытием, которое использовал Энакин при общении с одним художником, родом с Набу, которого нашел на Корусанте. Сам Энакин с ним встречался только раз, случайно на вручении художественной награды, но тот в любом случае не знал, с кем разговаривает. Дарред кивнул и взял коммуникатор, обмениваясь понимающими улыбками.       На несколько часов в доме наступила тишина, Энакин занялся прошивкой Трипио и Ардва, до чего со всеми проблемами и суетой не доходили руки. Давно хотел усложнить их программу. Он видел в открытую дверь гаража, как Джобель напевая суетилась в саду, обрезая разросшиеся цветы и кусты. Оби-Ван вернулся, через пару часов, практически одновременно с Падме и сразу направился в сад к Джобель. Женщина с удивлением наблюдала, как мужчина, улыбаясь, ставит перед ней довольно просторный горшок с растением, чуть меньше метра, что было легко обмотано тряпкой, скрывая крону и ствол. Женщина неуверенно приблизилась все еще к улыбающемуся Оби-Вану, с которого не сводила вопрошающий взгляд. Она недоверчиво остановилась у стола и осторожно, протянула руку к растению.       - Это вам, Джобель. Дополнение в ваш сад, от нас, - Оби-Ван бросил взгляд, где чуть в отдалении, у крыльца, ведущего из сада в дом, стояли счастливые Энакин и Падме, легко соприкасаясь ладонями.       - Спасибо, - сдавленно пробормотала женщина, и Оби-Ван отошел к супругам, что смотрели как Джобель, осторожно отцепила край тряпочки, снимая ее, открывая спрятанный под ней саженец дерева, крона которого была густой и насыщено темно-зеленой, стремящейся вверх, украшающей длинный вытянутый ствол. И именно ствол был тем, что заставило Джобель ахнуть и прижать руку к груди, переведя взгляд полный счастья на улыбающуюся дочь, что кивнула, соединив свои ладони с ладонями своих мужей. Ствол дерева, стоял из трех, что переплелись друг с другом, в едином порыве тянувшиеся вверх. Здесь не нужны были слова, само растение, говорило о союзе, что был заключен. Джобель смахнула слезу счастья и улыбнулась, а джедаи и Падме,тихо вернулись в дом, ожидая с минуты на минуту прибытия со школы Пуджи и Риу. Джобель еще некоторое время провела в саду, а вечером выгнала всех из кухни, не принимая, даже помощь дочерей. Пополнение в саду сложно было не заметить, поэтому весь вечер семья Наберри смеялась и шутила. Сола и Дарред отбрасывали в сторону новых членов семьи и Падме шутки, на которые девушка краснела, кидая на сестру угрожающие взгляды, а Энакин и Оби-Ван парировали ответами и посмеивались. Только девочки настороженно посматривали на свою семью, веселящихся родителей и снисходительно улыбающегося дедушку, что бросал счастливый взгляд на тетю Падме. А потом был вкуснейший пирог, который приготовила Джобель, улыбки и объятия. Шепот Падме, что объясняла значение этого пирога и что по традиции Набу матери выпекают его в честь свадьбы дочери. За праздничный ужин не было и слова сказано о свадьбе, но в центре все равно оказалась счастливая троица, что, смеясь, разрезали пирог, а тосты, сказанные за столом, были невероятно двусмысленные, с бросаемыми на виновников праздника взглядами. Девочки мало, что поняли, просто были рады веселью и вкусным блюдам, но все же в один момент вечера, когда после застолья все перебрались в гостиную, Риу, будучи старше и более понимающей в делах взрослых, обведя взглядом свою семью, задержав его на тете и джедаях, вдруг подошла к Энакину и Оби-Вану и поманила, прося наклониться, что они и сделали. А девочка сложила ручки рупором и зашептала им в уши:       - Все это значит, что теперь вы наши дядя Энакин и дядя Оби-Ван?       Возможно джедаям надо было напугаться такой прозорливости теперь уже и своей племянницы, убедить ее в ошибке. Возможно это было бы правильно, но они были во власти веселья, радости и семейного тепла, поэтому обменявшись беглыми взглядами коротко кивнули, смотря как девочка расцветает в улыбке, пока Оби-Ван также шепотом добавлял:       - Только это тайна. Сохранишь?       Риу яростно закивала и бросилась вперед, обнимая за шею своих новоиспеченных дядюшек, под умилительные вздохи и улыбки их семьи. А после этого и нескольких бокалов вина, получив ответом на немой вопрос столь же разомлевшие улыбки мужей, Падме утащила маму и сестру в комнату, куда закатился Ардва, чтобы через полчаса они оттуда вышли, вытирая слезы счастья, шепотом обсуждая невероятно красивую церемонию.       Ночью они снова разместились в комнате Падме, и хоть кровать в ней была шире, чем в гостевых, пришлось повозиться, пока они смогли, как и прошлую ночь, устроиться. Падме легла на бок лицом к лицу с Оби-Ваном, что все еще не прекращал довольно улыбаться, чувствуя, как за спиной вертясь, укладывается Энакин, прижимая ее спину к себе. Они уже выравнивали дыхания, что опаляло лицо и затылок женщины, когда Падме уставшая от шумного вечера, но счастливая, прошептала:       - Спасибо, за возможность этого вечера, я даже не мечтала.       Она так хотела разделить свою свадьбу с семьей, но оба раза не получалось, а теперь этот день исполнил ее заветную мечту, ее мужья исполнили ее мечту.       - Мы не могли лишить нашу семью возможности разделить нашу радость. К каким бы последствиям это не привело, будем разбираться потом. А пока они счастливы, мы счастливы. И это прекрасно, - пробормотал Энакин в мягкую копну волос жены, чуть сильнее прижимая ее к себе, левой рукой, что в объятии покоилась на ее животе.       - Соглашусь, - проговорил Оби-Ван, приподнимая руку и в легкой ласке, проведя по волосам жены. – Намеки нам очень удаются.       Падме довольно прикрыла глаза и замурлыкала, в следующее мгновение, резко распахнув веки, глаза ее горели, блестя даже в полумраке ночной комнаты. Сегодня был их праздник, сегодня был их вечер, а она так давно не была с ними двумя, что ночь тоже должна принадлежать им, тем более, что рука Энакина на ее животе, чуть сильнее смяла ткань сорочки, а ладонь Оби-Вана так и осталась на ее щеке. Падме хитро усмехнулась.       - Намеки, говорите, о да намеки нам хорошо удаются, - проговорила девушка, вдавливая и потеревшись попой в пах мужа, а туловищем подаваясь вперед накрывая улыбающиеся губы Оби-Вана поцелуем. Энакин нетерпеливо отвечал на трение своим изгибом, стоном, заглушенным ее волосами и торопливым поднятием к талии ткани сорочки, пока Оби-Ван углублял поцелуй, стаскивая бретели, оголяя грудь. Стоило Оби-Вану переместить поцелуи ниже к груди, как из горла Падме попытался вырваться протяжный стон, заглушенный ладонью Энакина, и его хриплым полу стоном, полу шепотом:       - Тише, родная, ты же не хочешь, чтобы твои родители нас услышали.       От чего Падме пришлось сдерживать более протяжный стон. Она улыбнулась в ладонь мужа и открыв рот втянула в него пару пальцев, что уже Энакина заставило ухватиться за ее белоснежное плечо губами сдерживая звуки, что стремились вырваться наружу, сообщая о его сильнейшем возбуждении. Оби-Ван же в это время наслаждался мягкостью грудей, что всегда так идеально помещались в его ладонь, когда вторая подвергалась лаской поцелуев и языка. Пока свободная рука, помогала торопливо избавиться от пижамных штанов. А за спиной Падме изгибался Энакин, избавляя себя от одежды. Следом уже Падме извернулась, скользнув ладонями вдоль кубиков прессов, обхватывая своими ладонями жаждущие плоти своих мужей, лаская их под сдавленные стоны мужчин, и ощущая их попеременные поцелуи на своем теле и губах. Она чувствовала их тела, плотно прижавшиеся к ней, их положение на кровати было столь будоражащим, что в один момент Падме изогнулась, направляя член Энакина между двух мягких щечек попы, движениями трения доставляя удовольствие и намекая на желанное продолжение. Энакин стиснул зубы, откидывая в порыве наслаждения голову уже сам не сдерживаясь, скользя в ложбинке. После чего привстал на локте, заглядывая в глаза жены найдя в их блеске, в раскрытых блестящих в ночном свете от влаги слюны губах согласие и подтверждение ее желания. Пока Оби-Ван шептал ей в ухо:       - Хочешь нас обоих? Хочешь почувствовать нас внутри?       Падме изогнулась, иногда ей казалось, она может кончить только от мягкого сжигающего баритона своих мужей, что шепчут ей слова желания и страсти.       - Да, - простонала женщина.       И Энакин с Оби-Ваном обменялись взглядом, встречаясь над ней в своем поцелуе, прижимаясь, утоляя этим мгновением жажду друг к другу, прежде чем снова опуститься на кровать, зажимая ее между своими телами. Падме горела от самого ощущения прикосновения кожа к коже. Пока Энакин призывал смазку и начинал уже довольно привычно разрабатывать ее дырочку, а Оби-Ван согнул в колене ее верхнюю ногу, приподнимая, открывая им доступ к центру наслаждения. Падме с силой прикусила губу, тихо застонав, от осознания столь раскрепощенной и пошлой позы, в которой она оказалась. Такая раскрытая для своих мужей, податливая и жаждущая. Женщина, почувствовав как ее нутро в нетерпении сжимается, разгораясь, зудя, от одного только предвкушения. Падме изогнулась, лбом прижимаясь к груди Оби-Вана, а рукой, что закинула за спину, сжимая бедро Энакина, в нетерпении подталкивая его вперед, стремясь наконец-то облегчить свой огонь желания.       - Какая нетерпеливая, - довольно улыбаясь, прошептал Энакин, подаваясь вперед и гладко преодолевая сопротивление мышц, погружаясь в знакомое и приветливое для него нутро. Зашипев, сдерживая поток ругательств, и прижав жену к себе, давая мгновение чтобы привыкнуть к разрядам и делая пару движений, пока Оби-Ван касался влажного входа лишь головкой своего члена, дразня, распаляя жар, пока Падме чьи губы он мял в поцелуе не прикусила его губу, чуть оттягивая в требовании. Мужчина застонал, и пока язычок жены, заглаживал укус, Падме почувствовала, как он толкнулся вперед, ощущая его все глубже и глубже. В облегчении выдохнув. Ее стеночки дрожали, и через них чувствовалось, как Оби-Ван медленно входит, скользя не только внутри Падме, но и посылая разряды по всей длине члена мужа, усиливая трение. Падме жадно глотала воздух, ее мозг плавился от вожделения, от чувства наполненности, от чувства единения. Наконец-то они оба обладали ею, это понимание будоражило кровь всех троих, до одури распаляя жажду, заставляя начать двигаться, сначала медленно, но вскоре повинуясь стремлению к наслаждению набирая темп, мужья сводили ее с ума, меняя ритм, входя в нее резко одновременно, чередуя. Падме стенала от огня, что овладевал ее телом, неистовство завладело ими, стирая любые мысли и границы разумности, оставив только дикую жажду обладать и принадлежать, желание удовольствия.       Падме не могла видеть Энакина, только чувствовать, как он заполняет ее своими сильными толчками, чувствовать его напряженное дыхание, тонущее в копне ее волос, но вот Оби-Ван был полностью в ее распоряжении, его губы, его язык, и женщина упивалась ими, глуша свои стоны в поцелуях мужа. Мужчинам пришлось согнуться, чтобы подстроиться под рост жены, но при очередном толчке, когда заряд молний, прошелся по каждой нервной клетке, взрываясь в мозгу. Они вытянулись, практически сжимая жену между собой, под ее протяжный, заглушенный укусом плеча Оби-Вана стон, пока он сам ели сдерживался, чтобы контролировать силу и не сдавить в хватке, все еще поддерживаемую рукой ногу. Оказавшись лицом к лицу, мужья впились друг другу в губы яростно, выпивая стоны, переплетая языки, стукаясь в неистовстве зубами. Энакин же переместил свою ладонь с груди жены, что мял, обхватив ее тело, на более жесткий бицепс мужа, чувствуя под кожей и тонкой тканью ночной рубашки, жесткие движения мышц и их силу, как отражение силы толчков, что сейчас испытывала их жена. Толчки становились все сильнее, мужчины чувствовали, как дрожат и сжимаются стеночки нежного нутра. Это было безумием чувствовать жену и движения друг друга внутри нее. Падме дрожала между ними, одну руку закинув назад и в муке сладострастья впиваясь пальцами в бедро Энакина, оставляя полукруглые следы от ногтей, пока ее губы и язык покрывали грудь, и шею Оби-Вана, в разрезе расстегнутой, с парой оторванных нетерпеливой женой пуговиц шелковой ночной рубашки.       Стоны ее мужей, которые она слышала у себя над головой, становились все чаще, дыхание все громче, не в силах больше глушить стоны поцелуями, мужчины просто прижались друг к другу лбами, жадно глотая воздух. Пока рука Энакина протиснулась между Оби-Ваном и ею, спускаясь все ниже, доставая центр всего жара, что только ждало, чтобы его распространили в уничтожающем порыве по всему телу. Энакин легко погладил его, словно спуская курок. Падме изогнулась, сколько позволяли прижатые тела мужчин, шея вытянулась в напряжении, а глаза расширились в изумлении и шоке, пока рот раскрылся в немом крике. Горло перехватила дрожь, что крупной судорогой прошлась по телу, что отступая, подарила чувство невесомости и расслабления. Падме замерла, ощущая, как оказалась в центре взрыва, когда мужчины одновременно сжали свои мышцы и утробно, приглушенно зарычали, выпуская в нее поток семени. Падме чувствовала, как мужья расслабляются, как вытягиваются вдоль нее, как выравнивают дыхание. Она все это чувствовала, но не могла осознать, ее голова была пуста, она словно была вне своего тела паря среди звезд, тело не слушалось, а конечности были тяжелыми и такими легкими. Это было на грани страха, что-то за пределом, всего, что она, когда-либо ощущала. Ее сил хватало только на то, чтобы дышать, медленно приходя в себя. Но мысли так и не хотели возвращаться. Оби-Ван перевел дыхание и повернулся к Падме, проведя рукой по лицу, в нежной ласке, что так разнилась c его резкими, яростными движениями пару мгновений назад.       - Родная, ты как? – хрипло спросил он, с трудом заставляя выталкиваемое изо рта дыхание обличаться в слова, вспоминая, о том, как на периферии своего удовольствия ухватил отголосок взрыва, что сотряс тело любимой и, вспоминая, как испытал тоже самое в их первую совместную ночь, и примерно представляя, что сейчас испытывает женщина.       Энакин зашевелился за спиной, приподнимаясь и легко обнимая ее, заглядывая в лицо и легко прикасаясь губами к виску.       Падме не знала, как описать свое состояние, как можно описать чистейший экстаз, и сил было только на легкую улыбку и одно слово:       - Невероятно.       Мужья заулыбались и зашевелились, приводя себя и жену в порядок, и укладываясь, пока Падме возвращала контроль своему телу и разуму. Ее хватило только на то, чтобы снова натянуть на плечи бретели сорочки, прежде чем заснуть в объятиях мужей.