Три луны Татуина

      Новость, что пришла канцлеру, была шокирующей, сенатор Мина Бонтери - убита, и Дуку обвинил в ее убийстве силы Республики, мирное предложение Конфедерации отозвано. Энакин понимал, что миру не дадут наступить, понимал, что все очень зыбко, но все же не мог не надеяться, а теперь еще и столь подлые обвинения в сторону Республики. Энакин был зол, сжимал губы, а плечи были напряжены. Как они посмели! Обвинить в заказе убийства Бонтери Республику и лично канцлера. Он не скрывал волны гнева, что источала его Сила, благо вокруг не было никого, кто мог их заметить.       - Не могу в это поверить, - тихо проговорил канцлер, что его услышал только идущий рядом Энакин, и сокрушенно покачал головой. – Это такая трагедия, наверно единственный голос разума среди Конфедерации. А ведь мир был так близко. Мальчик мой, снова битвы. Все надежды теперь только на тебя, только военная победа сможет остановить это безумие.       - Не сомневайтесь, Ваше Превосходительство, я не подведу вас. Мы сокрушим их на поле боя. Если понадобится вырвем победу, любой ценой, - горячо проговорил Энакин, излучая гордость, решительность и направленную на сепаратистов ярость.       Палпатин остановился, за ним остановились все его сопровождающие, и внимательно посмотрел на рыцаря, что весь состоял из огня жажды битвы. Канцлер положил свою руку на его плечо и улыбнулся, стараясь скрыть свое довольство и радость от того какое прекрасное наследие ситхов, он сейчас видел перед собой, сделав улыбку более печальной и смягчив ее словами:       - Сынок, я так тобой горжусь. Такие рыцари, как ты, гордость не только Ордена, но и всей Республики. И все же мое сердце болит, когда ты подвергаешь себя опасности. Береги себя ради будущего Галактики.       - Не беспокойтесь за меня, Ваше Превосходительство, вам достаточно волнений о благополучии Республики. Я справлюсь.       Палпатин улыбнулся и снова продолжил путь к лифту, все еще сокрушаясь:       -Завтра должно было быть голосование о мирной инициативе. Такая работа проделана комитетом лоялистов, наконец-то они смогли убедить сенаторов, что мир возможен. Ты знал, Бонтери была учителем сенатора Амидалы? Обе столь чисты в своих стремлениях, жаль Мина попала под влияние Дуку, а когда захотела вернуться, ей не позволили. Великая потеря. Как жестоко.       Энакин нахмурился, наверняка до Падме новости тоже уже дошли, он старался не представлять, что сейчас переживает жена, но сердце сжалось. Он нужен ей. Палпатин словно прочитав мысли, поблагодарил за компанию, и был рад, что именно Энакин оказался с ним рядом в столь печальное мгновение и выслушал его, понял его боль. После чего Энакин поспешно удалился, стремясь домой. А Палпатин улыбаясь смотрел ему в след, вспоминая столь сладкие потоки ярости, что источал его будущий ученик, сколь прекрасна Тьма в нем, а уж слезы сенатора Амидалы по подруге, только подогреют его.              Амидала была в шоке, Амидала была в гневе, Амидала была в работе. Но не проронила не слезинки. Энакин даже не рисковал вмешиваться, стоя опираясь о косяк входа в кабинет и смотря как Падме носиться из стороны в сторону, у нее в руке транслировалась столь же возмущенная фигура Органы, что сыпал вариантами дальнейших событий и возможности нивелировать эскалацию. Он говорил, что-то о том, чтобы показать Конфедерации, что Республика все еще готова к миру, а значит не она стоит за убийством Бонтери. Энакин на это не очень надеялся, но Падме ухватилась за эту идею и уже начала обговаривать с Бейлом новый проект, когда Энакин почувствовал приближение и рядом с ним возник Оби-Ван.       - Как она?       Энакин только махнул рукой на комнату.       - Вижу, - усмехнулся Оби-Ван. – Я боялся застать горе и слезы.       - Думаю это хуже, - вздохнул Энакин и Оби-Ван с ним был согласен.       Это личное, это объявление вендетты сенатора Амидалы, лично убийцам подруги, это была месть, теми способами, которыми она могла использовать, теми в которых она была лучшей. Оби-Ван и Энакин закрыли дверь кабинета и ушли, здесь они не могли ей помочь. Только ночью, когда Падме лежала с закрытыми глазами, но так и не могла заснуть, Энакин не выдержал и, повернувшись к ней, подперев рукой голову, спросил:       - О чем ты думаешь?       - Разрешаю, можешь сам прочесть.       Джедай усмехнулся:       - Ты же знаешь, что не буду. Так о чем?       - Обо всем, - тихо произнесла девушка и, только открыв глаза, призналась. – О Квай-Гоне.       Энакин не сдержал удивления, а Оби-Ван даже привстал, выражая высшее недоумение.       - Почему?       Падме вздохнула и села в кровати, облокачиваясь о подушки.       - Сведения, которые предоставили Органе, все говорят, что Мину убили по указанию Дуку.       Энакин закатил глаза:       - Кто-то в этом еще сомневается?       - Скорей всего, - произнес Оби-Ван, он все еще не понимал, куда идет это разговор.       - Вот скажите мне, как? – почти воскликнула девушка, в голосе проступили надрывные нотки, которые она тут же подавила. – Как? Такой монстр как Дуку, что не ценит ничьи жизни, и только сеет разрушение, мог выучить такого как Квай-Гон?       Энакин молчал, он не знал, что ответить на этот вопрос, честно он старался даже не думать об этом, что где-то там в его родословной есть строчка с именем Дуку. Ответил Оби-Ван, печально улыбнувшись, и легко обняв жену, постепенно, снова укладывая ее, накрывая теплом одеяла и успокаивая своим мелодичным голосом:       - Все люди разные, у вех есть стремления и желания, о которых знают только они. Дело не в том, кто кого учил, а в том, как джедай воспользовался этим учением. Ведь Дуку учил Йода, а уж в его мастерстве сомневаться не приходится. У Квай-Гона тоже были свои демоны и недостатки, но он подчинил их себе, он сумел побороть их, а Дуку оказался слабее, и они подчинили его. Вот и все.       Падме кивнула и расслабилась в теплых объятиях мужей, засыпая. Энакин еще думал о словах Оби-Вана, что у каждого есть недостатки и важно, только идешь ли ты у них на поводу или побеждаешь их, но вскоре сон завладел им, а Оби-Ван еще долго лежал без сна. Упоминание его учителя встряхнуло пыль с воспоминаний. Воскрешая то, в котором молодой мужчина с горящими глазами ситха зло кричал на них с учителем, перед тем как убить себя, на их глазах, как боль пронзала Квай-Гона, смотря на него. Ксанатос – ученик Квай-Гона, чье падение во Тьму висело над Оби-Ваном на протяжении всего обучения. Тот из-за кого Квай-Гон держал дистанцию со своим следующим учеником, тот из-за кого бывал холоден с ним, отталкивал, да и не хотел брать в падаваны, чтобы снова не познать разочарование и провал. Тот, кто стал самым страшным кошмаром Оби-Вана, что все силы приложил, доказывая Квай-Гону, что он не Ксанатос, что он будет идеальным джедаем, только чтобы не увидеть разочарованный взгляд. Это было так давно, а тень падшего ученика Квай-Гона все еще довлела над ним, не давая осознать, кто он без этих рамок страха.              Следующее утро в квартире в Сенаторском центре было непривычно тихим. Падме даже за завтраком не отрывала взгляд от деки и джедаи были не уверены, что она их вообще замечает. Сейчас, когда голосование о мирной инициативе не прошло, когда сепаратисты отозвали свое предложение, Амидала погрузилась в борьбу с новым проектом, который если пройдет голосование поставит Республику на грань банкротства. Женщина не могла допустить, что бы средства забрали из социальной сферы, и повесили ярмо кредита в Банковском клане. Поэтому всеми силами старалась уменьшить финансирование войны, надеясь, что это заставит вернуться к дипломатии. Единственное, что Падме спросила у мужей, что из ее окружения могли ответить ей честно: «Можно ли выиграть войну без еще 5000 созданных клонов?», пока Энакин издавал мычание, пытаясь подобрать слова, Оби-Ван сжав губы, кивнул, надеясь хотя бы словами не лгать, а кивок, что ж это просто кивок. Падме его было достаточно, и она снова погрузилась в строки законодательства, поспешно скрываясь в кабинете. Оставляя генералов вздыхать и обмениваться взглядом, они так и не решились, видя состояние жены после новости о гибели подруги, постараться объяснить, что урезая финансирование, она урезает снабжение и третьей армии своих собственных мужей.       - Думаю о новом транспортнике, можно забыть, - пробормотал Энакин.       - Ну, либо транспортник, либо протеиновые батончики на завтрак, обед и ужин, без даже намека на мясо, - спокойно проговорил Оби-Ван, уже прикидывая какие статьи расходов ему придется урезать.       Джедаи понимали о необходимости поддержания социальной сферы Республики, понимали,что уменьшение финансирования, возможно,сработает, но до этого им придется вести войну старым оружием и без новобранцев. А еще они понимали, что их жена на грани, старается ухватиться хотя бы за единственную возможность приблизить мир.       - Либо надо скорее покончить с Дуку и Гривусом, - зло парировал Энакин.       - Думаешь, тот кому служит Дуку, так легко остановит войну, даже если потеряет своих генералов? – слова Оби-Вана сочились сарказмом.       - Тогда нужно покончить и с ним. Делов-то, - рыцарь нашел в себе силы даже усмехнуться.       - Ну да делов-то, найти скрывающегося Лорда ситхов и сразиться с ним. Явно это будет не сегодня, - произнес Оби-Ван, набрасывая мантию.       - Ты куда? – нахмурился Энакин.       - В Храм. Мне необходимо сегодня посетить Залы заключения.       - Снова? – спросила, тоже готовая к выходу, наверняка в Сенат, Падме, ни сколько не удивившись тем, куда идет Оби-Ван, в отличие от Энакина, который не успел спросить, как муж пояснил.       - Шонн Вольта, та наемница. Мне поручен ее допрос, раз я ее и поймал. Я уже несколько раз ее допрашивал. Она все еще не заговорила. Сегодня завершающая попытка, сегодня вечером я должен ее увозить.       Энакин нахмурился, в его голосе не было ни капли жалости:       - У нас достаточно методов вытянуть у человека правду.       - Энакин! – воскликнула Падме, но парень только жестко ответил.       - Она чуть не убила тебя, ранила Оби-Вана, а мы получается, не знаем, кто ее послал. Оби-Ван, я иду с тобой, хватит мямлить, пора действовать.       Оби-Ван хоть и не был согласен с методами Энакина, но запрещать ему участвовать в допросе не видел причины, тем более они будут там вдвоем, он не позволит Энакину злоупотреблять. Поэтому кивнул, тут же услышав:       - Тогда и я с вами, - Падме уперто вздернула голову и сложила руки на груди.       - Что?! – возмутился Энакин, чуть нагнувшись, чтобы их лица были напротив друг друга, сверля огненными глазами.       - Она меня пыталась убить я хочу знать, что она скажет. Только предупрежу сенатора Органу, что задержусь.       - Ни за что! Не чего тебе делать в тюрьме Храма! – не отступал Энакин, повернувшись к Оби-Вану. – А ты что молчишь?       Оби-Ван не ожидая, что его приплетут в этот спор, вздрогнул от двух пар пылающих глаз, что были направлены на него, ожидая вердикта.       Оби-Вану хотелось категорично запретить Падме идти с ними, они бы с Энакином справились, но после всего случившегося, вариант, что если женщина хочет действовать и быть в центре событий, то пусть это будет рядом с ними и под присмотром и если это ей так необходимо, что ж…       - Это может спровоцировать наемницу, она может эмоционально выйти из себя и тогда нам будет легче воздействовать на нее.       Энакин зло выдохнул, признавая, что пусть ему и не нравилось, это могло сработать, а Падме гордо светилась.              Камера наемницы находилась в нижнем отсеке Храма. В сопровождении магистра и рыцаря, сенатора пропустили без вопросов. Наемницу приковали специальными наручниками, прежде чем посетители вошли к ней. Падме не произвольно вздрогнула, осматривая каменный мешок, когда Республиканские тюрьмы проходили модификации, тюрьмы Храма, же не менялись тысячелетиями, основанные на подавлении силы. Они расселись перед Шонн Вольта, которая только зло усмехнулась, увидев свою несостоявшуюся жертву, что Энакин непроизвольно придвинулся поближе к Падме, отодвигая ее от стола. Допрос вел Оби-Ван, но все шло, также как и предыдущие разы, наемница молчала, а Энакин начинал выходить из себя. Сама же Вольта не отрываясь буравила взглядом Падме, девушка старалась не придавать этому значение, но все же чувствовала столь пристальный взгляд, который проходился по всем ее нервам. Что бы сбить напряжение и возможно показать исполнителю убийства, что она не держит на нее зла она посмотрела на нее мягким взглядом и сочувственно немного улыбнулась. И эта жалость от сенатора стала для наемницы кнутом, что прошелся по ее спине, она скривилась, рот исказил оскал, и она впервые за эти дни зарычала, отвечая на главный вопрос, что как раз повторил Оби-Ван:       - Ты! Никто мне не заказывал убийство! Ты должна была ответить за все, что сделала! Я вынесла тебе приговор! Ты должна была умереть!       Джедаи замерли, осознание, что перед ними не исполнитель, наемник, который просто выполняет работу, а тот человек, которые сам пылает такой ненавистью к их жене, что готов был убить, прошло молнией. Энакин и Оби-Ван переглянулись, и Оби-Ван повернулся к Падме.       - Мы все услышали, пошли, - и легко поднял Падме за локоть, Энакин моментально встал следом. Парень понимал, что это не все, позже они вернуться и продолжат допрос, но уже без Падме, и Оби-Ван не сможет запретить ему выяснить все его методами, она желала убить их жену, такое Энакин не прощает. А пока главное было увести Падме, от того, кто сам не за деньги, а из всесжигающего чувства мести пошел на убийство их Ангела. Джедаи не хотели, что бы девушка была со своей несостоявшейся убийцей в одной комнате. Если наемница не исполнив заказ, может отступить, то человек, жаждущий сам убить, может пойти на все, даже в камере, даже скованный наручниками.       Пока они вставали и направлялись к выходу,Оби-Ван чувствовал, как собирается, как начинает кипеть злость Вольты, как она на грани и как горят ее глаза, наручники сверкали, поглощая выбросы Силы, если бы не они их давно бы разметало по стенке. Ее гнев, словно вырывающаяся лава из-под корки вздувала, поднимала твердь, оставалось сделать небольшой надрез, чтобы вулкан был взорван. Оби-Ван подумывал позже по возвращению чуть усилить ее эмоции, но тут с боку раздался мягкий, непонимающий, с нотками обиженного недоумения голос Падме, что почти у выхода развернулась и посмотрела на девушку, видя ее глаза пропитанные злобой, и не понимала, чем она заслужила такое:       - Что я тебе сделала? За что ты хотела меня убить?       И сразу вулкан ярости замер, казалось, что он сейчас успокоится и потухнет, но это было всего лишь мгновение перед взрывом. Девушка резко подалась вперед и заорала, выплевывая слова, вонзая их в сознание как кинжалы:       - За что?! Что ты сделала?! Это все из-за тебя! Это ты во всем виновата! Это война из-за тебя! Зачем ты полетела на этот проклятый Джеонозис! Ведь это тебя вытаскивали от туда клоны, начав войну! Ну конечно благородную, великолепную сенатора Амидалу. А то, что это Амидала не законно проникла на планету, никого не волнует. Лучше бы ты сгинула там, проблем бы не было. И войны бы не было. Если бы не твой конфликт, если бы не Набу. Это ты, ты во всем виновата! Это из-за тебя вся эта война, из-за тебя все страдают! А ты живешь припеваючи в безопасности на Корусанте и тебе наплевать. Война из-за тебя! Знаешь как я жила, у меня была прекрасная семья любящие родители, замечательная планета. Мирная планета, ни с кем не конфликтовали. А потом пришли вы, благородные и добрые республиканцы, с лозунгами о мире, равенстве и процветании. А знаете, что мы получили? Войну, голод и смерть, разрушенный мир. И все, потому что Республике нужны были ресурсы, что обнаружены на планете, ресурсы о которых мы даже не знали! Но Республике они были нужны для великой цели – для победы! И ради этого моего доброго отца убили клоны, потому что он не желал отдать им корабль, он им видели те очень был нужен для каких-то высших целей. Каких? Конечно для войны!Клоны его убили, а корабль похитили, как простые разбойники и пираты, так о какой защите вы говорите!       Из горящих глаз наемницы полились слезы, что выжигали ее глаза, ее рот походил на оскал. Злые слезы ослепляли ее, она уже не видела в шоке замерших перед ней людей не зная остановить ее или нет, не понимая обвинения, что она бросала, но ей не нужно было их видеть, ей не нужно было их понимание. Перед ее глазами вставали картины из прошлого, перед ней были призраки, что преследовали ее.       - Мой отец не хотел отдавать то, что было его, этот корабль был его частью, этот корабль кормил нашу семью. То без чего мы были бы разорены. Кому я это говорю, богатенькой девочке, которая просыпаясь утром, решает какой именно звездолет ей выбрать, и какой подходит сегодня под ее платьишко! Что не думает каждый день, чем прокормить свою семью! Вы принесли на мою планету голод, и я видела, как он медленно забирал мою мать, как она угасала на моих глазах, прося меня, не голодать и съедать те жалкие крохи, которые могли продлить жизнь ей, спасая свою любимую дочь! Уговаривая со слезами, чтобы я ела, умаляя меня выжить! И я ела, рыдала и ела, понимая, что убиваю свою мать, а она улыбалась, гладя меня и убеждая, что все хорошо, мечтая, что хотя бы я выживу. И я выжила в счет жизни своей милой, доброй, невинной матери. Я выжила! Но она нет! И я старалась жить дальше по ее заветам, не держа зла, снова учиться радоваться и дышать, в память о них! Но знаешь, я всегда понимала, если бы не ты ничего из этого не было бы. Ты не знаешь жизни обычных существ, ты милая богатая девочка, изнеженная всеми, что ты знаешь о боли и лишениях, о голоде и смерти? Знаешь, каково это держать на руках умирающего жениха, который только несколько минут, как стал твоим мужем? Знаешь, как выглядит кровь любимого на белом подвенечном платье? Знаешь, каково понимать, что твой любимый отдал за тебя свою жизнь, закрывая от взрыва? Видеть как среди дыма и пепла проступают клоны, и что делают вид, что хотят помочь? Если бы хотели помочь, то не начинали бы бой рядом с местом, где шла свадьба! Моя свадьба! И все это было из-за войны! Которую принесла на мою планету Республика! Которую начала ты! Все мои попытки жить дальше умерли с последним дыханием моего мужа! И его тоже убила ты!       Слезы прекратились резко, и она зло с безумием посмотрела на стоящих перед ней, она раскачивалась, не контролируя, мотая головой, ее голос стал ровным и каким-то отращенным:       - И ради чего все это было? Ради чего была разрушена моя жизнь? Ради свободы и демократии скажите вы. О! Я знаю, эта пресловутая демократия, которой вы прикрываете как маской свои истинно уродливые лица. Но вам не интересны жизнь существ, вам не интересно наше счастье вам интересны только ресурсы, что мы можем вам дать, вам и вашей Республике. А когда мы больше вам ничего не сможем вам дать, Республика выбросит нас, как отработанный материал. Вы говорите, что все ради свободы и ради прав, что есть законы, но эти права для вас ничего не значат, законы перестают действовать, когда они начинают мешать вашей Республике обогащаться.       - Но мы защищаем вас! Конфедерация, к которой примкнули ваши власти, она забирает вашу свободу! – не выдержала Падме и Оби-Ван, и Энакин вздрогнули, они никогда не слышали у женщины такого надломленного голоса, в нем был ужас и паника, он дрожал.       - Конфедерация давала нам то, что мы хотим, не прикрываясь красивыми речами, они не лгут нам, скрывая свои намерения, за ширмой заботы. Они говорят нам правду, какой бы она не была. Они давали нам стабильность, защиту, дали сильную власть, которая не будет мямлить, разглагольствуя на бесконечных дебатах, когда мы будем в опасности. То чего желали наши люди - жить в стабильности, безопасности, без страха, что детей вырвут из рук своих рыдающих родителей, похищая.       Шонн хищно усмехнулась, заметив, как вздрогнули джедаи и расхохоталась.       - А как еще вы называете, то, что делаете по всей Республике? Наверняка придумали красивое название, что скрывает неприглядную правду. Маскирует то, что джедаи похищают детей, вырывают их маленькие тельца из рук матерей. О, я немного знаю о ваших способностях наверняка затуманиваете разум родителям, что их сердца не разрываются, когда пустеют их руки. Интересно, а они вообще своих детей помнят или вы им память стираете? Или вы думаете, что любящих родителей можно удержать вдали от детей?       Оби-Ван нахмурился и уже собирался ответить, но наемница закричала, что во рту начала пениться слюна, когда она выплескивала свою боль.       - И не говорите, что я ничего об этом не знаю! Мне повезло, что я родилась не в медицинском центре, мою кровь не проверили сразу при рождении, обрекая на участь лишиться семьи. Я десять лет, десять лет своей жизни прожила в трюме звездолета своих родителей, пока не выросла достаточно, чтобы перестать быть вам, джедаи интересна. И знаете почему, потому что родители меня любили, потому что они понимали, что меня могут забрать, если найдут. Десять лет мои родители прожили в страхе, лишиться своего единственного дитя. Или вы хотите сказать, что деток с силой, если родители не отдают, отпускают на все стороны, и свободно лишаются еще одного ресурса? Не смешите! Вы знаете, что людей владеющих вашей пресловутой силой, если они не джедаи и их не забрали в ваш храм, стоит им только вырасти и начать пользоваться тем, чем они наделены с рождения, как вы джедаи называете их отступниками, пользователями темной стороны, врагами, говорите, что они опасны, и их уничтожают. Да даже те, кто покидают ваш храм, стоит им только начать практиковать, как за ним посылают, или возвращают в Храм, или уничтожают. У тех, кто не становится одним из вас только два пути или сидеть и не высовываться, не пользуясь тем, что является твоей сутью или быть убитым. Поэтому родители, рыдая, отдают детей иначе, когда те вырастут, их убьют джедаи, которые не терпят других пользователей силы. Я это знаю, я встречала тех, кто скрывается от вас, только потому, что научился сам пользоваться силой, ни кому не вредит, но вам и это не нравится. Вы не терпите никакого инакомыслия, кто не подходит под ваши взгляды, подлежит уничтожению. Вы считаете себя самыми правыми, вы эгоистичны и высокомерны. Ваши лозунги и красивые речи о добре, но ради того чему вы дали название «добро» вы не видите сколько боли и зла причиняете вокруг. Для вас это ничего не значит, всего лишь сопутствующий ущерб, ради великой цели, но это жизни, жизни такие как моя, разрушенные жизни! А ваша великая цель всего лишь обогащение, может и не ваша, а Республики, но всего лишь обогащение. Ведь Республика не борется и игнорирует планеты, которые ничего не могут дать, планетам у которого ничего нет не предлагают защиту, на них не обращают внимание и возможно этим они самые счастливые. А вы джедаи цепные псы Республики, которых она спускает, указывая на планету, которая нужна. Хранители мира! – захохотала Шонн. – Вы псы войны! Несущие смерть и разрушение! Я вас ненавижу! Тысячи, миллионы вас ненавидят! Вы должны были хранить мир в Галактике, но скажите когда вам было не наплевать на те планеты, которые не входят в Республику, вы действуете только по указке Республики, вы ее слуги, вы обречены починяться ей! Даже у вас нет свободы! Вы рабы, как и те планеты, которые ради вашей пресловутой защиты пожертвовали своей свободой, надев ярмо Республики. Ваша демократия кровава.       Оби-Ван вздрогнул, он чувствовал, как рядом с ним поднимается ураган, что готовился обрушиться на наемницу. Энакин был на взводе всей речи. Оби-Ван видел, как сжимается кулак металлической руки и даже слышал, как скрипит металл, вторая рука не могла сжаться, потому что за нее ища поддержку, цеплялась Падме. Стараясь удержать свои эмоции. И тут она посмела назвать джедаев, а значит и его рабами. Это был ее приговор и Оби-Ван это понимал, но прежде чем он успел среагировать. Падме, что не произнесла больше не слова, развернулась и выбежала из камеры. От того, какая какофония чувств клубилась в жене Энакину и Оби-Вану стало плохо, сжав в тисках сердце. Это очистило сознание парня, и он выбрал то, что было важнее немедленного утоления своей ярости. Энакин поспешно вышел из камеры. Оби-Ван же напротив, рванул к столу, облокотившись на него руками, почти вплотную, приблизив свое лицо к заключенной зашипев:       - Ты ошибаешься. И у тебя будет достаточно времени в одиночестве, в камере, чтобы осознать свою ошибку. Но когда осознаешь, уже будет поздно.       Вольта смотрела на него прямо абсолютно золотыми глазами и усмехнулась.       - Вы поймете свою ошибку, но для всей Галактики это уже будет поздно.       Оби-Ван вылетел из камеры, на ходу отдав приказ о подготовке заключенной к переводу. Падме и Энакина он нашел стоящими у стены за поворотом. Девушка облокотилась о стену, и ее почти не было видно за широкой спиной Энакина, что жарко ей говорил. Оби-Ван услышал только завершающие слова: «Не бери во внимание, она просто озлоблена на весь свет», на что Падме мотала головой, она не плакала, но это было еще хуже, внутри у нее все ломалось и прокручивая каждое услышанное от убийцы слово. Падме была в агонии. Оби-Ван хотел обнять ее, по тому, как наклонился вперед Энакин почти нависая над женой, тот тоже боролся с необходимостью тактильно передать свою поддержку, но они не могли не вызывая подозрения, находясь под камерами Храма. Единственный способ утешения, которое они могли принести были слова.       - Энакин прав, она не понимает, о чем говорит. Ее эмоции застелили ее разум. Этим и опасны адепты те, что уже вкусили Темной стороны Силы, они больше не могут жить без ярости и гнева. Они специально подпитывают свою ненависть, чтобы ощущать Силу, потому что в покое уже не получается.       Произнес Оби-Ван, стараясь не замечать, как Энакин скептически поднимает бровь. Это помогло, Падме глубоко вздохнула и постаралась успокоить себя, выпрямляясь и с заботой смотря на джедаев.       - Вы-то как? – спросила Падме, понимая, что слова сказанные Вольтой били в цель не только ее убеждений.       - Нормально, - пожал плечами Энакин, но отвел взгляд, чтобы не встретиться взглядом с Оби-Ваном, что точно знал, что в то одно мгновение Энакин был готов убить наемницу.       Они не были в порядке. Оби-Ван понимал, что многие дети были отданы в Храм без какого-либо давления. Быть джедаем было престижно, это означало возможности, для кого-то из родителей это была надежда на лучшую жизнь для своего ребенка, для кого-то избавиться от того чего они не понимают. Но что делали с теми родителями, что не готовы были расстаться со своим ребенком, те для кого любовь была выше пресловутого престижа. Джедаи этого не понимали для них любовь, родителей, когда они не соглашались расстаться с детьми, была эгоистичной любовью, это был запретный страх, родители не должны были бояться за своих детей и расставаться с ними ради высшей цели с благодарностью. Оби-Ван видел однажды, когда несколько лет назад магистр Пло Кун во время их совместной миссии наткнулся на чувствительную к силе девочку-тогруту, она была совсем младенцем, и тогда Пло успокоил ее мать, тем, что он не сейчас заберет малышку, а через несколько лет и говорил это все нежно, мягко, добро, но совсем обыденно, а вот мать все крепче прижимала сверток к себе. Тогда Оби-Ван тоже не видел ничего странного в этой фразе, но сейчас он задумался какого матери растить свою крошку, зная, что ее у них заберут. Ни один джедай не видел ничего страшного в том, что они забирали детей, так как сами никогда не испытывали привязанностей и не могли понять всего ужаса. Но родители будущих джедаев были всего лишь существами с эмоциями и безграничной любовью. Как тогда поступали джедаи? Оби-Вана уже не было рядом, когда Пло все же забрал ту малышку, кажется, он пару раз видел ее в яслях. Сильная, волевая и счастливая, но что стало с ее матерью. Оби-Ван даже будучи магистром, не задавался этим вопросом. Сейчас же этот вопрос бил набатом, чтобы сделал он если бы к нему пришли забирать того кого он любит, отпустил бы он?       Падме уже спешила в Сенат, готовиться к голосованию, Энакин и Оби-Ван не возражали, понимая, что девушке нужно погрузиться в работу, доказать себе, что все не напрасно, что она может. Ей нужно было забыть эти горькие слова убийцы, ей нужен был мир. Кеноби же отправлялся в центр этапированния в Республиканской тюрьме, чтобы взять корабль и пригнать его в Храм. Энакин на это подозрительно нахмурился, он не знал, куда Орден отправляет плененных наделенных Силой, а Оби-Ван ему не рассказывал, но сейчас он был в слишком большой растерянности, что бы начинать очередной спор на тему доверия. Сам же он собирался идти с Падме, возможно, зайти к канцлеру, ему тоже нужно было забыться, нужно было поговорить с тем, кто сможет разрушить только что услышанные слова, кто своим видом напоминал о незыблемости Республики, потому что Оби-Ван, к которому он все чаще обращался за советом, сейчас сам находился в смятении. Но его остановил голос Оби-Вана:       - Ты куда?       - Пошатаюсь по Сенату, потом найду кого-нибудь для спайринга, раз ты улетаешь.       Оби-Ван с легкой грустью улыбнулся, еще вчера ему это казалось замечательной идеей, сейчас же он бы лучше попросил Энакина присмотреть за Падме, но решение принято Советом и он сам настаивал на нем, так что никаких попятных быть не могло.       - Ты летишь со мной.       Энакин приоткрыл рот и непонимающе нахмурился, пока губы не нарисовали довольную улыбку, кажется разговор о «доверии» теряет свою актуальность, но улыбка немного потухла, когда он посмотрел на Падме, что только махнула рукой и заверила, что до голосования она все равно будет полностью занята сбором коалиции сторонников.              О боли от слов Вольты временно было забыто, как только джедаи и сенатор погрузились в водоворот дел. Но все же когда они остались одни без Падме, Энакин не выдержал и высказал, все, что думает по поводу заключенной, надеясь, что он ее не увидит, за все время этапирования. Оби-Ван только тяжело вздохнул и произнес:       - Вечная дилемма зла и добра. Для разных существ, оказавшихся по разные стороны одно и тоже событие может выглядеть, как и высшим добром, так и тем, что несет зло для других.       - И как же определить, что есть добро? – Энакин был в недоумении.       - Слушай свои убеждения, сердце и ощущения они подскажут. Пытайся познать глубину и суть и ты найдешь истину, - проговорил Оби-Ван, понимая, что сам уже не знает на что опереться, его мир становился какофонией с единственным островком стабильности и спокойствия – его семьей.       Генералы заканчивали оформление документов для специального корабля, куда позже будет погружена камера с Вольтой, когда Энакин заметил у входа в крыло допросов знакомую фигуру. Орсон Кренник с разрешения канцлера шел допрашивать Погля Меньшего. Энакин на это коварно усмехнулся и посоветовал, что если допрашиваемый начнет артачиться, то напомнить ему о тесном знакомстве с неким рыцарем джедая. Кренник на это искренне рассмеялся и сердечно поблагодарил, радуясь их случайной встрече.       О том, куда они направляются и что такое «Призма» Оби-Ван рассказал Энакину, только когда они вошли в гиперпространство. Магистр сам ввел координаты, планировалось шесть гиперпрыжков, но посмотрев на их траекторию, Энакин заметил их хаотичность, когда обычно все прыжки старались выстроить по прямой. Заканчивались прыжки где-то в системе Диаб, до которой с их гиперприводом было лететь четыре дня. Но сама конечная точка была ни у какой-то планеты, а в пустоте космоса.       Увидев заинтересованность, Оби-Ван пояснил:       - Столько прыжков нужно, чтобы за нами не уследили, а до самой станции мы будем добираться на тяговых двигателях. Рядом с ней никакие датчики или сенсоры не работают, только тот, кто слышит Силу может до нее добраться.       - В отличие от «Цитадели», - задумался Энакин, как бы не была хороша планировка и защита той тюрьмы для джедаев, в нее могли попасть не только форсюзеры, они же смогли организовать из «Цитадели» побег и он надеялся, что «Призма» на порядок неприступнее. - Кто ее охраняет?       Продолжил задавать вопросы Энакин. Он не задавал вопросов, почему этих заключенных держат там без суда, почему Республика о них не знает. Оби-Ван рассказал достаточно, чтобы Энакин сделал для себя вывод главное - не то, как они туда попали, а то чтобы они оттуда не сбежали, тем более что с половиной заключенных он был знаком лично и сам надевал на них наручники. Оби-Ван, когда же ему рассказали о тюрьме, больше интересовался, как они потом будут объяснять задержание преступников без суда Сенату.       - Один джедай, - проговорил Оби-Ван и замолчал.       - И? – потребовал продолжения Скайуокер.       - Что? И?       - Один джедай и..?       - Просто один джедай и сотня дроидов, - и увидев неверие и недоумение на лице мужа, усмехнулся. – Этого достаточно, не переживай, она не преступна. Сам увидишь.       - А если на нее нападут сепаратисты?       - Именно поэтому о ней никто не знает кроме Совета и нескольких джедаев, теперь включая тебя. Даже Сенат и канцлер не должен знать.       Энакин кивнул и не сдержал довольной улыбки, пусть он не в Совете, но теперь он имеет доступ к их библиотеке и знает, хоть одну их тайну. И все это благодаря Оби-Вану и его доверию. И парень очень хотел оправдать это доверие.       - И все же один? Совсем один,- Энакин присвистнул. – А я думал, что назначение воспитателем в ясли - это скука.       - Вообще-то для джедая одиночество не должно быть проблемой, - наиграно назидательно проговорил Оби-Ван и усмехнулся, видя, как сморщилось лицо Энакина. – Ведь Сила всегда с нами.       - Не начинай, - простонал парень.       О том, что быть охранником при этапировании, на маленьком корабле, где только и есть, что рулевая, машинный отсек и камера, тоже скучно Энакин понял на третий день, когда от безделья начинал лезть на стены, не имея возможность покинуть рулевую рубку, засыпая по очереди на узкой кровати раскладушке тут же. Даже смотреть за арестованной не требовалось, она была надежно заперта, в неприступном кубе, без окон, ее кормежка и содержание было автоматизировано. Но признаться, что он лучше остался бы на Корусанте, Энакину не позволяла гордость, ведь он сам этого желал. А Оби-Ван хитро посматривал на парня, надеясь, что тот наконец поймет, что быть магистром это, больше ответственности и гораздо меньше веселья. Оби-Ван чаще медитировал или читал сидя на единственном мягком кресле в рулевой, что стоял напротив раскладушки, на которой развалился Энакин, что только за этот час уже несколько раз встал проверить показатели приборов, что оставались неизменными. Оби-Ван даже перестал обращать внимание на эти метания, пока Энакин не плюхнулся ему на колени, поджав ноги, обхватив в кольцо рук и зарывшись лицом в область шеи, в мгновение сжимая свое почти двухметровое тело, в позу эмбриона. Оби-Ван только обхватил его одной рукой, прижимая к себе, вторую, в которой была дека отодвинул, и только спокойно дочитав, освободил руку, полностью обхватывая Энакина в объятия, мягко прошептав:       - Ну, ты чего?       Энакин не ответил, только сипел в области шеи, опаляя дыханием. Оби-Ван прижал его к себе. В глубоком детстве маленький Энакин позволял себе забираться к нему на колени и точно также сжиматься, ища тепла объятий, но очень скоро падаван посчитал себя взрослым и это прекратилось. Оби-Ван старался убедить себя, что не скучает по объятиям, по легкой тяжести его маленького тела в своих руках, где джедай точно знал, что его падаван в безопасности и спокоен. Постепенно эта милая особенность забылась, пока после начала их отношений в перерыве между битвами, придя грязные и уставшие в каюту, Оби-Ван не повалился в кресло, а Энакин упал на него, скрутившись на коленях и тут же засыпая. Кеноби тогда был в шоке, но уже через мгновение счастливо улыбался, прижимая свою величайшую ценность к себе и встречая его недоуменное пробуждение счастливой улыбкой. С тех пор у Энакина этот жест стал обыденным, но каждый раз Оби-Ван таял, от того каким знаком доверия это было.       - У тебя седина на висках, - пробормотал Энакин и носом потерся о волосы, где обнаружил седину, не желая размыкать сцепленные за спиной руки. На расстоянии ее было не видно, спасибо светлым волосам.       Оби-Ван только хмыкнул, весело проговорив:       - Давай, подумаем, чья это заслуга.       Кеноби почувствовал своей шеей, как растягиваются губы Энакина в улыбке, наверняка шкодливой и довольной.       - Не только, - улыбался голос парня. – Вот этот серебристый пучок, явно заслуга Падме.       На это можно было только развести руками, но руки были заняты:       - Соглашусь, это достижение Падме.       После этого наступило четверть часа тишины. Оби-Ван хорошо знал, если Энакин не заснет в таком положении, то скоро… Губы коснулись кожи шеи в поцелуе и Оби-Ван, ожидавший этого, с готовностью нагнул голову, подставляя шею для ласки, которая набирала интенсивность и настойчивость. В такие моменты Энакин становился требовательным, не спрашивая, а просто беря, что ему надо, а Оби-Ван был слишком слаб в своих желаниях, чтобы отказать ему, воззвать к разуму и указать, что они все-таки на звездолете, где ведется пусть и частичная запись, где в соседнем отсеке опасный заключенный. Но Энакин диктовал свои условия, утоляя потребности тела и страсти. Молодой джедай извернулся на не слишком широком кресле оседлав колени мужа, зажав его бедра по бокам своими ногами набрасываясь поцелуями на губы, чувствуя, как по его спине гуляет уверенная хватка ладоней.       Энакин напирал, хватаясь за спинку кресла, и Оби-Ван мельком порадовался, что кресло прикручено к полу, а не то они давно бы уже опрокинулись. Хотя в таком состоянии навряд ли бы это хоть что-то изменило. Поцелуи становились рваными и жадными, а хриплое дыхание у уха превратилось в надрывный шепот:       - Как бы я хотел оказаться сейчас на твоем таком широком и наверняка как раз удобном для двоих кресле.       Оби-Ван слышал голос мужа, но слова не проникали разум, чтобы понять суть, так как руки уже нетерпеливо освобождали друг друга от поясов, пока Энакин горячо, опаляющее продолжал шептать.       - Ты не представляешь,как это не выносимо, стоять там в центре зала, говорить о столь банальных и скучных вещах, когда ты прямо передо мной, в своей излюбленной такой открытой, уверенной и вызывающей позе. Раскрытый для меня. Как сложно побороть желание, чтобы не подойти к тебе и не взять тебя прям там среди зала, на глазах у ошарашенных магистров.       Только последние слова наконец добрались до осознания Оби-Вана, но вместо того чтобы остановить его, сказать, что Зал Советов не место для фантазий и насколько это для них опасно Оби-Ван закрыл глаза вырисовывая в мыслях самые пикантные картины, изогнулся и застонал. Пока голову наполняли картины, как Энакин хищно медленно, обжигая его своим взглядом желания, приближается, опускается на колени и разводит и так раскрытые закинутые нога на ногу ноги, чтобы разместиться между коленей, сдергивая штаны и опускает голову к паху.       - Хммм, - послышалось над ухом Оби-Вана, когда широкая ладонь уже обхватывала оба их члена, натирая, лаская, прижимая их друг к другу. – Если хочешь, я не против это осуществить и сейчас.       Проурчал Энакин и Оби-Ван понял, что транслирует свою фантазию на них обоих.       - Нет, - возможно слишком поспешно проговорил Оби-Ван, но не желая даже, чтобы на мгновение Энакин отстранялся сейчас от него, чтобы руки уходили с жаждущей продолжения плоти.       Парень усмехнулся, прочитав желания мужа, на мгновение поднимая ладонь и перед полыхающим взором Оби-Вана тщательно облизав ее, добавляя влажности в ласку. Пока в голове шли картины, его поднятого вверх взгляда, ладони запутавшейся в волосах, что направляла голову вниз. И мужья не понимали чьи именно фантазии они видят, передавая их через связь. А вокруг них уже была не кабина звездолета, а Зал Совета, и на них смотрели, и Энакин из фантазий уже поднялся с пола и вот, как и сейчас уже оседлал колени своего мастера и каждое движение вызывало похвалу, как и положено прилежному ученику. Рука Энакина ходила все быстрее, руки Оби-Вана прижимали все ближе, а их открытые напротив друг друга рты выталкивали с криком дыхание, что становилось неконтролируемым, чтобы в одно мгновение взорваться блаженным экстазом, и Энакин навалился на Оби-Вана в умиротворении.              Через день они уже прибыли к «Призме». Энакин смотрел на нее с ужасом, даже не зная, что это за станция, она выглядела жутко острые шпили разрезали небо, очерченные синим светом сгорающего топлива, черная, непреступная как натыканные лезвия ножей. Сила вокруг нее молчала. Тишина. Это пугало гораздо больше чем что либо. Энакин иногда попадался в силовые наручники, когда становишься, словно глухим и слепым, даже мир делается чужим и хочется кричать, чтобы хоть как-то заполнить эту пустоту. Оби-Ван уловил состояние Энакина.       - Может, останешься? – осторожно спросил Кеноби, но Энакин только помотал головой и первый поднялся с кресла пилота, выходя из звездолета на взлетную площадку.       Тяжесть что излучала эта станция ее негатив, прибил его сильнейшей гравитацией, что ноги с трудом удавалось переставлять.       - Может, все же останешься на корабле, - попробовал еще раз Оби-Ван. – Здесь и правда тяжеловато, она веками была закрыта, только в начале войны ее пришлось снова открыть, как замену «Цитедели». Сила здесь… - Оби-Ван пытался подобрать слова.       - Гниющая, - проговорил Энакин и Оби-Ван согласился, определение было очень четкое.       - Как джедай-охранник не сходит здесь с ума? – удивился Энакин они планировали пробыть здесь не больше пары часов, но он уже мысленно их окрестил худшими в своей жизни.       - На охране «Призмы» трое и они меняют друг друга, по полгода. А так медитация. И в охранники назначают джедаев количество медихлориан которых меньше 10000. Так что с твоими 27000, сам понимаешь.       Энакин хмуро повел плечами, а им навстречу уже бежал сияющий и улыбающийся мужчина. «Мастер Скейн», - шепнул Энакину его имя Оби-Ван.       Он тут же узнал посетителей и был рад поговорить, так рад, что не замолкал ни на минуту. На что Энакин скептически поднял бровь и посмотрел на Оби-Вана: «Ну да, ну да, конечно же тут не сходят с ума и довольствуются одной медитацией», магистр не услышал мысленное ворчание Энакина, какой бы сильной не была их связь здесь и она давала сбой, но красноречивый взгляд мужа сказал все без слов. В «Призме» они пробыли не так долго, как хотелось бы мастеру Скейну, хотя и составили ему несколько часов компании за беседой о последних новостях, и слишком долго, по мнению Энакина. Которому, стоило только подняться на корабль, как он со стоном рухнул на кровать. Проснулся Энакин, когда они уходили в гиперпространсво подальше от этого чудовищного места. И Оби-Ван сообщил, что пока была возможность, он просмотрел новости Корусанта. В Сенате начались серьезные дебаты и вопрос, поставленный на голосование звучал не только об уменьшении финансирования армии, но и о снятии контроля над банками. Наверно впервые политические взгляды всех троих совпали, и мысли Падме, чье выступление в записи они посмотрели и Оби-Вана, озвучил Энакин, прорычав об «обнаглевших торгашах и денежных мешках» поливая красочными эпитетами Торговую Федерацию и Банковский клан. А Сенат постепенно превращался в поле боя. Основной период переживаний за Падме Оби-Ван и Энакин прошли за четырехдневный путь до Корусанта, когда выходя из гиперпрыжка, получали сведения об очередном нападении на сенатора. Пока новый виток волнений не настиг их при перезарядке двигателей, на шестой завершающий гиперпрыжок. Энакин листал голосеть, когда наткнулся на новость, что сопровождалась голозаписью. Прочитав новость, Энакин подавился протеиновым батончиком, что лениво пережевывал, а когда поднял взгляд, Оби-Ван уже начинал бледнеть:       - Что там?       - Падме угнала спидер, устроила гонки по улицам Корусанта. И ее арестовали.       Оби-Ван на мгновение закрыл глаза и молча развернулся к дисплею только что решив, что двигатель зарядился достаточно и готов к гиперпрыжку, при чем на самых высоких скоростях. Корабль ушел в гиперпрастранство, а Энакин и Оби-Ван уже в третий раз пересматривали сохраненные записи с камер патрульных дроидов, которые со всех ракурсов засняли, как сенатор Амилада, нарушает с десяток правил, ныряя с одного транспортного потока в другой, делая резкие развороты и виражи. И как ее окружают, беря под стражу. Оби-Ван чувствовал, как у него седеет еще пара волос, за то Энакин неожиданно хмыкнул, поясняя под удивленным взглядом мужа свое веселье.       - Уверенно ведет, четкие повороты, хорошо чувствует спидер. Видишь не только я в нашей семье гонщик, - в словах Энакина проскользнули довольные нотки, уже зная, что Падме жива, и задумчиво произнес, игнорируя укоризненный взгляд мужа. – Надо будет научить ее, как избегать патруль. Меня ведь еще ни разу не арестовывали.       - О да, тебя не арестовывали, только вот в Храме есть отдельный архив, что называется «Штрафы Скайуокера», на все нарушения приходят представления в Орден и магистры обязаны отвечать на каждое из них, объясняя, почему произошло то или иное нарушение, а так как…       - А так как я твой бывший падаван, а ты так удачно стал магистром на тебя спихнули все мои нарушения, и отвечаешь на них, ты, - лениво протянул Скайуокер.       - Да, и у меня скоро закончится фантазия их объяснять. Не говорить же что ты патологически не можешь ездить меньше чем на сверхзвуковой. И что очередное превышение скорости было, только потому, что ты спешил к Дексу на обед, а не за опасным преступником.       Энакин усмехнулся, но улыбка исчезла, когда они снова включили запись.       - Идиоты, - пробормотал Энакин, когда на записи Падме пыталась объяснить патрульным, что она отрывалась от погони наемников. Джедай перемотал запись и зафиксировал кадры, где засветились нападавшие, перебрасывая их на свой датпад.       - Не делай глупости, - проговорил Оби-Ван, прекрасно зная, что парень планирует заняться их поисками. – Хотя бы не делай их в одиночку.       Энакин самодовольно усмехнулся, все, этим горе разбойникам уже вынесен приговор, и гнить им в глухом каменном мешке в Республиканской тюрьме или как теперь знает Энакин, возможно, где похуже.       Когда они раньше предполагаемого времени вышли из гиперпространства у Корусанта, то новости пришли еще более неутешительные, нападению наемников подвергся Бейл Органа, попав в больницу. Оби-Ван и Энакин рвались к Падме и на поиски нападавших, но для начала должны были отчитаться. В зал Совета они зашли вдвоем, Энакин остался стоять посередине, а Оби-Ван прошел на свое место, под пытливым взглядом Энакина в последний момент, остановившись от закидывания ноги на ногу. Укоризненно посмотрев в ответ. Отчет был не долгим, и больше заключался в лекции от магистров о важности сохранения «Призмы» в тайне и объяснении рыцарю Скайуокеру великого доверия, что оказано ему.       Они как раз выходили из Храма, когда услышали голос Падме, что звучал над всем Корусантом. Они замерли, смотря на ее горящий взор, слова, которые не могли не откликнуться в сердцах. Даже клоны, что были на побывке на планете останавливались, задирая на ее изображение головы и восторженным шепотом говоря: «Вы слышали, она говорила о нас, о нас как жителях Республики». Энакин не всегда поддерживал идеи Падме, и чаще считал, что сепаратистов нужно подавливать на поле боя, а потом думать о переговорах, но тут и он задумался, а стоит ли оно того. Возможно, правду ему мешал увидеть его собственный страх, страх о том, что он не знал кто он вне войны, кто он не на поле боя. Но Падме смелая, Падме что не побоялась убийц, бросилась в атаку и победила. Хватит бояться, думал, Энакин легко касаясь своим плечом плеча Оби-Вана, что тоже замер, задрав голову на экран, с улыбкой наблюдая за женой, которой рукоплескал весь Сенат. Кстати на счет убийц, Энакин чуть нахмурился, когда камера облетела, вокруг Падме и показала ссадину на щеке, которая была не видна в той маленькой голозаписи погони, на мгновение дыхание Оби-Вана сбилось.       - Она молодец, но думаю, нам снова предстоит очень долгий и нервный для нас разговор, - проговорил Энакин.       - Эни, - пробормотал Оби-Ван. – Сдержанней.       Домой они не попали, их поставили на патрулирование улиц, и они воспользовались им, чтобы к утру притащить пару неудачливых разбойников, что уже в голос проклинали идею связаться с Дуку и одним конкретным сенатором, а Падме задержалась в Сенате, окрыленная успехом, ожидая завтрашнее голосование с великой надеждой.              Все началось на следующий день, когда прошло голосование по закону о снятии ограничений с банков и новом кредите, ради блокировки которого и работала Падме, ради которого и было ее выступление. Энакин и Оби-Ван в этот момент спаринговали в зале и когда их всегда спокойная и еле уловимая связь с Падме натянулась и пошла волной. Их мечи соскользнули, чуть не задев друг друга, и они ошарашено замерли.       - Что это было? – спросил Оби-Ван, бросив взгляд на свой комлинк, сдерживаясь, чтобы не набрать Падме.       - Она в Сенате на голосовании, - Энакин поднял свой датпад просматривая пустые беседы с Падме, она не писала. Энакин помотал головой Оби-Вану, что все тихо. Пока не глянул новости. – Она расстроена голосование прошло не удачно.       - Так сильно? – удивился Оби-Ван, прислушиваясь к связи Падме, она снова замолкла, Энакин пожал плечами. Сила молчала, а значит сейчас Падме ничего не угрожало.       Волнение пришло чуть позже, когда на заданный в переписке вопрос «Как ты?» пришло лаконичное «Позже».       - Они наверняка сейчас разбирают голосование. И в присутствии других сенаторов не может говорить.       - Ага, - хмуро кивнул Энакин.       К вечеру пришло «Не приходите. Сегодня буду занята. Люблю вас.»       Энакин был на взводе, но Оби-Ван верил, что Падме нужно оставлять свободное пространство и если она хочет побыть наедине со своими мыслями, то они должны дать такую возможность. Тем более один день в Храме будет им с Энакином только на пользу. Поэтому потащил кипящего Энакина медитировать. И вот тут стало понятно, что не все так просто Сила рябила, ходила волнами, и казалось, что сейчас их мир рухнет. Оби-Ван и Энакин одновременно распахнули глаза, выходя из медитации и не произнеся не слова, бросились к спидеру. Такое явное предупреждение силы они не могли игнорировать. Энакин неся, нарушая все правила, а Оби-Ван даже не делал замечания. Первое что бросилось в глаза окна их квартиры были темными, второе, что Трипио стоял у входа выключенный, третье в квартире звучал плачь. Они замерли у входа в комнату, понимая, что никакого врага, что нужно уничтожить нет, но от этого становилось только хуже. В комнате было темно, закрыты жалюзи, освещение проникало только через щели, в середине комнаты у дивана выделялось чуть светлое пятно белого домашнего платья. Падме сидела на полу, обхватив колени руками и спрятав в них голову, а ее плечи сотрясала мелкая дрожь. Это так было не похоже на их жену, решительную оптимистку, что своим огнем могла зажечь пол мира, что на мгновение джедаи замерли в нерешительности и осторожно сделали пару шагов. Оби-Ван остановил Энакина на расстоянии от Падме и проговорил, чтобы предупредить о своем приходе:       - Падме это мы.       Девушка вздрогнула и подняла голову, поспешно теряя глаза, и жадно глотая воздух, надеясь, успокоится.       - Я же просила не приходить, - пыталась зло проговорить Падме, но прозвучало как мольба.       - Когда тебе плохо? – Энакин тихо приблизился и осторожно присел напротив девушки, протянув руки, но, не решаясь притронуться, не зная, какая реакция будет на прикосновение.       От движения в комнате включился свет.       - Приглушить свет, - скомандовал программе Оби-Ван и присоединился к Энакину на полу, обходя разваленные в комнате предметы, вроде деки.       - Помнишь? Перед лицом всех опасностей и любого горя, - Оби-Ван повторил строчки их брачной клятвы.       И это подействовало, Падме осторожно подняла лицо, слезы лились из уже покрасневших глаз, волосы прилипли, девушка, поняв, как она выглядит, заплакала еще сильнее и попыталась спрятаться, но Энакин не позволил, легко взяв лицо в ладонь, нежно смахивая слезинки с ее щек, пока Оби-Ван пристраивался сзади, заключая Падме в объятия. Так они и сидели, обнявшись, пока тело девушки сотрясал плачь.Энакин мягко гладил по волосам, Оби-Ван мурлыкал в ухо, укачивая в объятиях, но эта доброта, заставляла ее еще больше выплескивать свою боль. Она не могла остановиться, стоило слезам хоть немного утихнуть, как происходил очередной надрыв и рыдания возобновлялись. Постепенно слезы выматывали, и она расслабилась в руках, тихонько икая при вздохе, хрипло вздыхая ртом. Энакин осторожно убрал с лица волосы, стер мокрые дорожки и с нежностью улыбнулся, когда позволил Падме высморкаться в рукав мантии. Она выглядела мило, если не считать той адской боли, что терзала ее.       - Мы слышали твою речь, она была прекрасна, - осторожно боясь спровоцировать новую истерику, проговори Энакин, но всеже им было необходимо узнать, что произошло и в чем причина. Как оказалось, направление было выбрано правильное.       - И что она дала? – надрывно просипела девушка. - Ничего. Мне поаплодировали, и все. Ничего не изменится. Все были со мной согласны, но голосование провалилось. Словно что-то мешает людям увидеть истину или они не хотят ее видеть. Все напрасно, все напрасно. Ничего уже не изменить, не остановить, маятник запущен, и он отсчитывает конец, когда уже все будет бессмысленно.       Энакин и Оби-Ван вздрогнули, этот гулкий, обреченный, пустой голос, был не похож на звонкий голосок их жены, а Падме снова всхлипнула и, сжавшись, обхватив руку Оби-Вана, заплакала тихим стенанием. Энакин вздрагивал вместе в Падме при каждом всхлипе, Оби-Ван поглаживал ее спину, пока не выдержал и мрачно не проговорил:       - Тогда мы не будем его останавливать, мы уничтожим этот маятник и создадим что-нибудь новое.       Энакин посмотрел на мужа и тяжело сглотнул, Падме еще пару раз всхлипнула и замолкла, когда в ее сознании проступили сказанные слова.       - Это не конец, госпожа. Не наш.       Оби-Ван был не уверен, что Падме, хорошо его слышит, что понимает и что запомнит его слова, она все еще была во власти своей боли и разочарования, но вот расширенные глаза Энакина, его задержанное дыхание говорило, что он услышал все и все запомнил. Оби-Ван сам не до конца понял, что сказал, но это подействовало, и Падме начала успокаиваться, а то что от этих слов у самого Оби-Вана прошелся холод по спине было уже не столь важным. Мгновение тишины длилось долго, окна отрезали от шума Корусанта и его разорвал только голос Энаикна, который случайно облокотился на одну из дек.       - Что это? – Энакин обвел разбросанные вокруг Падме деки.       - Это? – девушка истерично хмыкнула. – А это мои неудачи. – Она обвела взглядом десятки дек.       - Проекты, планы, мечты, которым не суждено было сбыться. Меня считают в Сенате идеалисткой, но мой идеализм похоронен под вот этой кучей, - Падме улыбалась, а из ее глаз лились уже тихие, спокойные слезы вымывая из ее души горе.       - Я отнесу ее в спальню, - Оби-Ван мягко подхватил девушку, и она сразу прильнула к его плечу.       - Приберу здесь и присоединюсь к вам.       Оби-Ван скрылся в спальне, а Энакин начал складывать деки на стол. Каждая дека, каждый проект и его название врезалось в сердце Энакина, каким бы прекрасным был мир, если бы Падме позволили его изменить. Энакин грустно улыбнулся, его милая Падме. Джедаи восхваляют светлую сторону Силы, проповедуя отрешение, бескорыстье, не замечая, что самый светлый, бескорыстный, добрый человек, бьется за мир, не обладая знаниями джедая, но ее голос слишком слаб, чтобы услышали, мир так погряз, что свет ее голоса тухнет под натиском тьмы. Энакин поднял с пола очередную деку и замер пораженный силой написанных первых строк. «Проект королевы Набу Амидалы. Создание тайного отдела по борьбе с рабством за пределами Республики. С частичным выкупом рабов.» Дека выпала из рук и стукнулась о мягкий ковер, сам Энакин, ослабев упал на диван, он уставился на свои руки. Дата Проекта была поставлена 969 исчисления с Руусанской реформы, на следующий год после того как Энакина приняли в Орден. Она помнила о нем. Энакин зажмурил глаза, сдерживая подступающие слезы. Конечно, он знал, что все эти годы Падме помнила о нем, вырезанный им кулон, который она до сих пор носит, пряча под одеждой, говорил красноречивее всех слов. Но это еще раз напомнило, как дорог он Падме, она боролась с тем, что так ненавистно было Энакину, она пыталась помочь, но Республика эта прогнившая насквозь система не позволила. Сенат отклонил. Энакин поднял деку, пробегая по строчкам и начиная хмуриться. Как королева Набу, а не Сенатор она предоставила проект не через Сенат, а через канцлера и… Энакин не верил своим глазам, внизу проекта была подпись «Не одобрено к рассмотрению в Сенате. Палпатин.» Голос зашептал, у него были причины, это не было в компетенции Республики, это Внешнее кольцо права Республики на него не распространяются, но все громче его звучал другой, что это подпись одна из многих, что является причиной слез его Ангела.       Как только Оби-Ван положил Падме на мягкие простыни, она сжалась на кровати в маленький комочек, слезы уже не лились, она затихла, смотря в одну точку. Джедай лег со спины, прижав ее к своему телу, и окутывая теплом, Энакин появился через мгновение, бесшумно подойдя к кровати и пристраиваясь спереди. Он провел по ее волосам и сжал ладошки, осторожно целуя их и согревая своим дыханием. Падме инстинктивно потянулась к нему, и он лег, чтобы ей было удобнее его обнять. Они замерли, согревая ее своим теплом и окутывая Силой, надеясь, что она почувствует их защиту и любовь. Сколько прошло времени, никто не знал, но явно уже была глубокая ночь. Голос, раздавшийся в темноте и тишине, казался инородным и чужим, Падме никогда не говорила так безжизненно и тускло. Джедаи вздрогнули, когда в комнате раздалось тихий голос.       - Я должна быть сильной, вам труднее, там, на поле боя. Сенат единственное, где я могу помочь вам вернуться домой, а я не справилась. Проиграла в единственной битве. Так бесполезна.       Энакин уже встрепенулся переубеждать ее, но поймал легкий моток головы Оби-Вана, что сейчас не время, и снова затих, слушая и делая мысленные заметки, чтоб позже жарко переубедить Падме.       - Ощущение, что я мечусь как рыбка в аквариуме, бьющаяся о стены, а они все сдвигаются и сдвигаются, оставляя, так мало места и когда-нибудь раздавят. Это тяжесть, она не дает вздохнуть, она наползает, забирая надежду, - Оби-Ван задумчиво нахмурился, это сравнение было странно ему знакомо.       - Мир был так близок, так близок, а нас снова сталкивают. Мы актеры, что разыгрывают чью-то пьесу. Я уверенна есть третья сторона, что не хочет мира и это она играет нами как пешками, переставляет как ей хочется и смеется. Я словно слышу этот надрывный, жуткий, старческий смех.       Оби-Ван и Энакин переглянулись, Падме не могла знать, они не говорили ей о ситхах. Единственное, что она знает, что Дуку стал падшим джедаем, что он перешел на Темную сторону Силы, но о его владыке, они не упоминали. Оби-Ван молчал о тех намеках, что Дуку ему делал. Ситхи были тайной Ордена, которую даже Энакин не думал нарушать, это их проблема и им решать. Оби-Ван легко прижался губами к волосам девушки в немой поддержке, а Энакин крепче сжал ладошку.       - Возможно Дуку… - осторожно прошептал Энакин, как ответ на переглядки с Оби-Ваном, но Падме услышала.       - Не Дуку, докладывает сепаратистам, о взятых пленниках, не Дуку, не дает достоверную информацию, не Дуку направляет войска в ловушку, не Дуку, давит на Сенат. Мы подходим к миру, а у нас снова вырывают победу из рук. Стороны не видят, что никто не выиграет в этой войне. Только Торговая Федерация, Банки и Камино, что высасывают из Республики все соки, я только и слышу деньги, деньги, только деньги.       Падме замотала резко головой и вскочила, вырываясь из объятий, садясь на кровати. Ее мужья одновременно потянулись за ней, обнимая и кладя головы ей на плечи, прижимая щека к щеке, ей нельзя было сейчас чувствовать себя одной. От этой нежности, которой ее окружили, Падме снова горько заплакала и в конце вымотанная слезами погрузилась в беспокойный сон.              Уже было далеко за полдень, из соседней комнаты раздавался приглушенный голос Оби-Вана, что отдавал распоряжения флоту и связывался с Советом, придумывая очередное оправдание отсутствия его и Энакина хотя бы на день. Утром заглянула Дорме, но увидев в квартире джедаев, поклонилась и также тихо ушла, когда Энакин попросил ее сообщить всем, что сенатор сегодня не принимает. Оби-Ван вернулся в гостиную, где Энакин стоял у стола, просматривая все деки с проектами, и хмурился, видя под каждым проектом одну и ту же подпись.       - Знаешь, я все думаю о том, что сказала Падме ночью, - Энакин отложил деки и повернулся к Оби-Вану.       - Конкретнее, она много чего сказала, о чем стоит подумать.       - О том, что у нас вырывают победу из рук. Сколько раз мы могли прогнать сепаратистов с той или другой планеты, как приходит приказ о перегруппировании, не спорю иногда это полезно, но… сколько раз у нас в руках был ключ к победе, важные пленные, как приходит приказ об обмене, как их освобождают, причем предатели наши же, в которых раньше не сомневался. Кто-то сдает всех нас и Республику Конфедерации и это должен быть кто-то очень влиятельный уровня Бейла Органа не меньше.       Оби-Ван задумчиво погладил бороду, он много, что про это мог сказать, но что из того, что он знает правда?       - Помнишь на Джеонозисе я был в плену у Дуку? – начал из далека Оби-Ван и дождавшись, когда Энакин кивнул, продолжил. – Он сказал, что Ситхи имеют огромное влияние на Сенат.       Энакин нахмурился, такой подробностью Оби-Ван с ним еще не делился.       - Хочешь сказать, что тот, кого Погль Меньший назвал как Владыка, тот кто скорей всего является учителем Дуку и лордом Ситхов, влияет на Сенат?       - Он назвал его Дарт Сидиус. Когда Дуку, мне об этом сказал, никто из Совета не поверил. Ситхи любят сеять ложь и сомнения. Что бы мы перестали доверять Сенату и Республике, в самый сложный для нее период. Да и как можно скрыть мощь Темной стороны у нас под носом? – и Энакин был с ним в этом согласен. – Но все же было решено присматривать за Сенатом.       - У вас есть подозреваемые? – Энакин был предельно серьезен и сосредоточен.       - Много и в тоже время никого.       - Мы все валим на Темную сторону Силы, но не ситхи сидят в Сенате, не они голосуют против мира. - Энакин махнул рукой в сторону спальни.       - Вот именно, может все намного страшнее и Дарт Сидиус не оказывает влияние на Сенат, может он сам в Сенате, - пробормотал Оби-Ван.       Энакин нахмурился, одно дело иметь влияние на Сенат с помощью коррупционных рычагов и другое быть одним из тех, кто должен нести свободу и справедливость, а Оби-Ван продолжал.       - Ты слышал, как Падме описала. Тяжесть, что давит и наползает, что закрывает свет.       - Похоже на описание Темной стороны, наверняка она стала ощущать ее после Мортиса, но ты же знаешь я Темную сторону ощущаю не так как ты, да и то только когда Дуку и его компания рядом. Кстати почему?       Оби-Ван пожал плечами.       - Никто не знает. Это проблема всех молодых джедаев.       Энакин фыркнул.       - Я имею ввиду тех, кто твой ровесник или младше. Магистр Винду предполагает, что, так как вы начали ощущать Силу, когда Тьма уже набирала обороты и заполняла пространство Силы вы не знаете другого, вам не с чем сравнивать. А я помню насколько светлой была медитация до, покой, умиротворение, эмоции ярости и страха текли ручьем не задерживаясь иногда казалось, что их невозможно удержать, сейчас же их приходится выталкивать из себя, чтобы они не укоренились. Казалось, потянись к Силе, и она откроет свои объятия. Тьма была, но она словно оттеняла свет, делая его еще ярче.       - Красиво. И что случилось, - учительский тон Оби-Вана всегда приводил Энакина в легкое раздражение.       - Мне было примерно двенадцать, не самый лучший для меня период, я был высокомерным, несдержанным и был все еще юнлингом, это задевало и злило, меня никто не брал в падаваны, потому что я слишком подавался эмоциям. И вот тогда Тьма начала нарастать, не сразу, медленно, а потом произошел всплеск, вся Сила будто бы была наполнена ею, это было страшно, а потом Тьма отступила, прояснилось, но сероватая пленка осталась. Равновесие было нарушено. Свет попытался восстановить равновесие, но полностью вернуть, то, что было «до» не получилось. Квай-Гон считал, что именно тогда родился Избранный.       Энакин поднял голову, направив на Оби-Вана вопросительный взгляд. Оби-Ван тяжело вздохнул.       - Ответ на твой вопрос - да. Это был год твоего рождения.       Взгляд Энакина стал задумчивым и он нахмурился, когда бросил взгляд на спальню, Оби-Ван же печально смотрел на любимого, все навалилось сразу, и казалось, что просвета не видать, все накалялось, и он не знал, сколько осталось времени, чтобы земля начала уходить у них всех из под ног. Даже сильнейшие из них уже не выдерживают.       - Думаю, Падме чувствует Тьму отголоском силы Дочери. Ведь Сила что прошла через нее была мощнейшей в мироздании, не думаю, что она просто исчезла, наверняка осталось эхо того чистого Света. Думаю она все еще чувствует связь с нами, просто не акцентируется на ней. А значит и сильнейшую Тьму может почувствовать, на подсознании, эхом. Ее надо будет научить закрываться от нее. Постараюсь объяснить ей когда она хоть немного придет в себя.       - Дело не только в Силе Дочери, а в самой Падме, она словно соткана из Света, - печально улыбнулся Энакин и Оби-Ван был согласен, ее Свет был всепоглощающим. – Бескорыстье, альтруизм, эмпатия. Знаешь, какое у меня сейчас непреодолимое желание?       - Знаю. У меня тоже. Взять ее, посадить в звездолет и улететь, затеряться в космосе, спасая. Но мы не можем, а она не позволит.       Энакин опустил взгляд, подавив желание в немой злобе сжать кулаки.       - По крайней мере, пока, - добавил через мгновение Оби-Ван, и Энакин поднял на него заинтересованный взгляд.       Падме встала и вроде как небывало принялась за обычные дела, даже одев свой стандартный сенаторский наряд, очень удивившись, что ее расписание оказалось полностью очищенным на сегодняшней день, но не стала выяснять этот факт. Единственное она почти не поднимала взгляд, а когда ее мужья все же заставили, она прошептала, что ей стыдно за свою слабость, получив поддержку и убеждение, что в этом нет ничего, чего можно стыдиться. Девушка натянуто улыбнулась и на стандартный вопрос заверила, что она в порядке и пойдет, поработает. Оби-Ван и Энакин проводили ее настороженным взглядом, когда она скрылась в кабинете. Падме дышала, Падме двигалась, но не жила, тот огонь, что горел в ее глазах был потушен, а в эмоциях, которые осторожно прощупали джедаи была пустота и тяжесть, что не давала вздохнуть, не давала выпрямить плечи. Новый виток беспокойства закрутился, когда через несколько часов тишины, что стояла за закрытыми дверьми кабинета, Оби-Ван и Энакин осторожно заглянули внутрь. Падме даже не почувствовала их присутствия, она сидела за своим столом, опустив голову на руки и бездумно катала стилус по поверхности. Паника поднялась в душах ее мужей. Энакин настаивал, что ее нужно вытащить на улицу, заставить ее выйти, снова окунуться в жизнь, если надо на время увести с Корусанта, Оби-Ван же наоборот говорил, что ей нужно дать немного время, подумать, успокоить свои мысли, хотя бы этот день, а потом уже принимать столь радикальные методы, сейчас она все равно будет отторгать любые намеки на действия. В разгар их спора раздался звонок, и кажется он звонил уже довольно долго прежде чем спорящие мужчины обратили на него внимание. Энакин помотал головой, чтобы даже не пытался открывать. Они никого не ждали, все встречи были отменены и Оби-Ван был с ним согласен, но тут за дверью раздался звучный знакомый голос Бейла Органы:       - Кеноби, открывай, я знаю, что ты там.       Оби-Ван вздохнул и пошел открывать, по пути бегло посмотрев на Энакина, что только обреченно развел руками.       - Ты бы еще громче прокричал, - ворчливо поприветствовал друга магистр, впуская в квартиру.       Но Бейл сделал вид, что не услышал:       - Как она?       Энакин и Оби-Ван молчали, не зная, как помягче описать состояние Падме, Бейл понял их не решительность, что они хотят скрыть случившееся, поэтому проговорил:       - Я видел, в каком виде она уходила из Сената. И видел вас, забыли, что я вроде как тоже здесь живу. Так как?       - Была истерика, сейчас апатия, - проговорил Оби-Ван.       - Скорее депрессия, - Энакин потер виски, чувствуя, что его голову стягивает обруч.       - А вы не можете? – Бейл указал на них рукой.       - Можем, - кивнул Оби-Ван. – Но эффект будет кратковременный, а потом, когда он спадет, будет еще хуже.       - Тогда единственный вариант, это работа, что поможет снова поверить в свои силы, только, по той ситуации, что складывается в Сенате это с каждым разом все сложнее и сложнее. В любом случае ей нужно снова найти цель и это она сможет сделать только в Сенате. Мне это помогло встать на ноги, - Органа сокрушенно помотал головой.       - Тебе? – удивился Энакин, бросив подозрительный взгляд на Бейла, Оби-Ван тоже ждал ответа.       Сенатор Органа тяжело вздохнул и с ощутимым нежеланием проговорил:       - Многие прошли через депрессию, когда кажется, что воюешь с ураганными ветрами, а ты всего лишь лист, который бросает из стороны в сторону.       - И как ты выбрался? – заинтересовался Кеноби.       - Падме это не подойдет, - усмехнулся Бейл. – Я месяц беспробудно пил, забывая даже свое имя. Дошел до черты, после которой уже ничего не было, и только тогда понял, что теряю все, включая жену. Вернулся к работе и один проект за другим вернул себя. Но этот месяц оказался хорошей встряской, с тех пор не пью ничего крепче легкого альдераанского вина, хватило того месяца, чтобы выработать отвращение.       Энакин и Оби-Ван понимающе усмехнулись.       - Да, не наш вариант, - кивнул Энакин.       - Поэтому ей как можно скорей нужно вернуться к работе. Сегодня представили в Сенат новый проект. Уговорите ее прийти в Сенат, там как раз начинаются обсуждения?       - Сенат и заседания последнее, что сейчас ей нужно, - прорычал Энакин, у которого было непреодолимое желание стереть весь Сенат в пыль, раз он привел его жену в такое состояние, она больше и близко не подойдет к тому, что ее так расстраивает, Оби-Ван был менее категоричен.       - Только если тот проект, о котором ты говоришь выгорит и будет победным, - уточнил Оби-Ван. – В ином случае я согласен с Энакином это только навредит.       - Победный? Таких проектов уже нет, побеждают только те, что усиливают власть канцлера или вносят очередную поправку.       Оби-Ван поморщился, не стоило об этом говорить при Энакине и насторожено бросил взгляд на мужа, но тот, словно ничего не услышал, хмурил переносицу и потирал лоб.       - Тогда может, чтобы выиграть нужно перестать бороться, - протянул Энакин, вспоминая слова канцлера сказанные когда-то годы назад, и улыбнулся, подняв взгляд на Оби-Вана и Бейла, что непонимающе на него смотрели. – Чтобы победить встаньте на сторону, что выиграет.       Выражение лица Бейла выражало чистейший ужас.       - Никогда! – взгляд сенатора был полон отвращения, и он ели сдержался, чтобы не отшатнуться от этой мысли и того, кто ее произнес, а Энакин как ничего не бывало ухмылялся.       Оби-Ван тоже не понимал, что нашло на Энакина, ни какое общение с канцлером, не могло изменить его понимание взглядов Падме, но присмотревшись получше он увидел тот знакомый блеск в глазах, который появляется, когда Энакин придумывал очередной гениальный план, от которого потом все хватались за голову.       - Вы, лоялисты, идете на пролом. Всегда ставите себя в противовес всем изменениям. Есть проект об армии, вы категорически против, есть проект об увеличении финансировании, вы бьете на отмажь - никакого финансирования. Разве это политика? Я всегда думал, что политики должны быть более гибкими, - Бейл все еще прибывал в шоке, и поэтому не перебил этого зазнавшегося мальчишку. - Представляют проект и вместо того, чтобы на каждом углу кричать – «Мы против», почему бы не сказать: «О какой прекрасный проект, он поможет Республике развиваться, меняться в связи с тем как меняется мир, а не оставаться статичными. Но знаете, мы можем предложить более лучший вариант изменений, давайте добавим в этот проект вот эти вот пункты, они сделают этот закон более эффективным». И включить в этот проект пункты, которые ослабят его, перефразировать положения так, что можно будет читать между строк, оставить лазейку. Зачем бороться с ураганом, постройте корабль и научитесь летать.       Бейл подался вперед и медленно повернул голову в сторону Оби-Вана, что еле сдерживал гордую улыбку.       - Не смотри на меня, у меня нет ответа, - веселился Оби-Ван. Энакин, что был на столько далек от политики, на сколько может быть далек человек женатый на сенаторе, только что выдал аксиому, прочитав лекцию влиятельному сенатору Республиканского Сената, поставив того в ступор.       «Кто ты? И где мой муж, что ненавидел политику?» - раздались в голове Скайуокера восхищенные мысли Оби-Вана и Энакин подбочился гордо усмехнувшись.       - Просто я слушаю, что мне говорят и делаю выводы.       И Оби-Ван, и Бейл понимали, что слушал он именно слова Палпатина, поэтому недоверие, что все еще плескалось во взгляде Органы, было объяснимо, но Энакин на это только махнул рукой:       - Делайте, что сочтете нужным, обещаю, эта маленькая уловка будет нашей тайной и я не стану намекать канцлеру, чтобы он внимательней вчитывался в текст. Главное, чтобы Падме такой победы было бы достаточно.       Глаза Бейла уже зажглись и он, не скрывая улыбки махнул рукой, в сторону, где был кабинет Падме:       - Я могу с ней поговорить?       Оби-Ван жестом, предложил проходить, и Бейл тут же скрылся в дверях кабинета, от куда послышался тихий разговор и вскоре из кабинета осторожно вышла Падме. Она все еще излучала равнодушие, но понимание своей должности и долга заставляла ее идти, передвигать ноги и думать, как помочь Республике, хотя бы попытаться. Ее глаза все еще напоминали глаза зверька, что сжался от боли и просил больше его не бить, но теперь в них появился тусклый огонек надежды, что возможно следующее прикосновение будет не ударом, а лаской. Сердце джедаев снова сжалось от вида все еще розоватых белков ее прекрасных глаз, но теперь они уже не были такими безжизненными как ночью, и в них уже был отголосок ее прошлой решительности, мыслей, действий. Падме подошла к Энакину и неуверенно улыбнулась       - Бейл, сказал, что это была твоя идея.       Энакин не определенно пожал плечами.       - Это хорошая идея, может сработать, но будет сложно, наши противники, могут понять, если резко мы переменимся, - осторожно проговорила Падме.       - Разве ты когда-нибудь боялась трудностей, - нежно улыбнулся Энакин, получив легкую, неуверенную ответную улыбку и признательный поцелуй, Оби-Ван не отводил от них нежной улыбки, когда как Бейл, нашел очень интересным лампу, что стояла на столе, особенно, что после Падме порхнула в объятия Оби-Вана и только после этого направилась к выходу с Бейлом, что с облегчением поспешил следом.              Следующие недели выдались тяжелыми. В Сенате шли бурные обсуждения, так еще поступили тревожные сведения об угрозе безопасности Корусанта. Жители планеты были взбудоражены, волнение достигло пика. И как бы канцлер не пытался успокоить население, каждое его выступление, только поднимало градус напряжения и уже казалось, что Корусант взорвется изнутри. Именно поэтому канцлер настоял на присутствии в столице генерала Скайуокера, заметив, что его появление в голоновостях хоть на время усмиряло беспокойство. Совет джедаев неуверенно согласился, хоть и предлагал более именитых джедаев, недовольные, что такое внимание, подпитывает чрезмерное тщеславие Скайуокера. А Энакин бушевал, что Оби-Ван без него отправляется на фронт, успокоенный только словами мужа, что сейчас Падме оставлять одну было чревато, и он рад, что за ней присмотрят. Только вот присматривать за Падме никак не получалось, она полностью погрузилась в очередные обсуждения Сената о проекте усиления безопасности Корусанта и наделения канцлера очередным пакетом полномочий, тут же забыв об увещеваниях Энакина, как прочитала текст закона. В ней с новой силой воспылало не примирение и полное отрицание попрания свободы и демократии. Энакин радовался, что Падме снова стала собой, но только до тех пор, пока каждая их редкая встреча за эти недели не заканчивалась спором, так как сам Энакин в данном вопросе придерживался стороны канцлера, считая, что если его жена на Корусанте, то планета должна стать неприступной крепостью и безопасность жены была важнее пресловутых свобод.       Сам Энакин не появлялся не в их квартире, не в Храме став тенью канцлера на каждой встрече, на каждом выступлении, он научился спать в приемной, медитировать в лифтах, перекусывать в Сенаторском кафетерии, где ежедневным рационом стали литры каффа и бутерброды и украдкой переданные женой контейнеры от Декса, так как она сама перешла на питание в Сенате, забыв о домашних изысках. Если в первые дни на Скайуокера, что регулярно попадался в коридорах Сената еще удивленно и насторожено огладывались, то вскоре Энакин дремлющий за столом в кафетерии стал привычным явлением, что вскоре он даже стал перебрасываться с некоторыми сенаторами парой фраз, узнавая их лично, другие же пытались через него пробить встречу с канцлером или даже обсудить политические вопросы, надеясь, что он донесет их взгляд канцлеру. Падме, видя, как Энакина обступили помощники сенаторов с просьбой передвинуть их прошения чуть выше по стопке, которую ежедневно передавали Палпатину, даже посмеивалась на то выражение нестерпимой муки, что выражало лицо джедая. Пару раз у них получилось пообедать, перебрасываясь взглядами через плечо сенатора Органа, сидя за столиками напротив. Но чаще всего они видели друг друга на заседаниях Сената, где Энакин теперь находился на платформе канцлера. Энакин не стонал, стойко выдерживая все сенаторские тяготы, повторяя, что канцлеру гораздо сложнее и чем мог старался облегчить его ношу.       Не лучше было и у Оби-Вана, он прилетал пару раз на Корусант, но им даже не удавалось увидеться, а Рекс осторожно поинтересовался у генерала Скайуокера, когда он вернется на фронт, что было очень настораживающее. Только спустя время, Энакин понял, что Оби-Ван сам, будучи на взводе от закручивающегося спиралью предчувствия, получая одно сообщение о готовящемся на Корусанте теракте, за другим, видя все чаще Энакина стоящим за правым плечом Палпатина, начал терять контроль. И когда медитация перестала помогать, начало доставаться клонам, впервые услышавшие, как генерал Кеноби может ругаться и кричать, что даже их адмиралы, старались лишний раз не попадаться Высшему генералу под горячую руку, удивляясь и в тайне желая возвращения на фронт генерала Скайуокера. И взрыв произошел при встрече Оби-Вана и Энакина, когда радость встречи перешла в обсуждение наделения канцлера новыми полномочиями и самой личности Палпатина, где они занимали кардинально противоположные позиции. Все закончилось вылетевшим из комнаты в Храме Энакином и ударом кулака Оби-Вана в стену, оставляя в покрытии трещинки.       Энакин направился в Концертный зал, где сейчас на вручении наград был канцлер и должна быть Падме. Он мог не ходить, но теперь это было единственное место, где он хотел быть, где ему будут рады. Мысленно Энакин рычал, зная о возвращении в столицу Оби-Вана, Энакин попросил Палпатина освободить его от обязанностей. Канцлер был столь великодушен, что дал ему полноценный выходной, только посетовал, как же за эти недели вымотал Энакина, переживал и беспокоился о состоянии его юного друга. А Оби-Ван все также не доверяет такому сердечному человеку, который успевает заботиться и о Республике и о гражданах и быть столь внимательным к своим друзьям. И не желает слышать никаких аргументов.       Палпатин уже закончил вручать награды, когда уловил столь приятную волну ярости, огонь гнева согрел ситха и он не сдержал улыбки, смотря на вход, куда ворвался, неся поток зарождающейся Тьмы Скайуокер. Канцлеру уже было не важно, что привело его будущего ученика в такое состояние, он просто позволил себе порадоваться и наслаждался остервенелой злобой, что окутала его, когда Энакин приблизился и поклонился. Палпатин встретил его милой улыбкой и пытливым взглядом, что вглядывался в глаза рыцаря, надеясь увидеть хотя бы намек желтизны. Вечер не мог стать еще более прекрасным, канцлер просто излучал воодушевление и доброту. Смотря на Энакина, он уже ощущал вкус победы и свершившейся мести, к которой ситхи готовились тысячелетие. Ради столь долгожданного и приближающего триумфа и рисковал всю жизнь Палпатин, прорабатывая самые рискованные планы, которые могли в любой момент сорваться, но словно сама Сила была на его стороне, вела его, желала его победы. А то, каким становился Энакин, заставило Палпатина задуматься не только о своей власти и мощи, но и о наследии. Палпатин не был дураком и понимал, как бы Энакин не был привязан сейчас к Палпатину в будущем, как и положено истинному ситху, он восстанет против него. Возможно, проиграет и станет всего лишь вехой перед истинной целью Палпатина - вечной жизнью, но возможно Сидиус создаст себе достойного противника и продолжения линии Бейна. Но сейчас ощущая волны, что излучал Скайуокер, упиваясь ими, Лорда ситхов устраивал и такой вариант. Если его ученик будет достоин победы, то значит дело ситхов, его Сидиуса дело по истинной победе Тьмы будет в надежных руках.       Падме же напротив все настороженней бросала взгляд на мужа, зная о прибытии Оби-Вана и надеясь на первый за эти недели тихий спокойный семейный вечер, что таяла с каждым горящим взором, не имея возможность, даже узнать причину, потому что Энакин если не ходил за Палпатином, то был увлечен в разговор с Таркиным или Айсардом – начальником разведки. Либо был в компании будущего состава комиссии по защите Республики с которыми Падме не хотела пересекаться, так как все еще была надежда, что закон не пройдет голосование.       Только через несколько часов злость начала отпускать Энакина, и вместе с этим пришли сожаление и вина, подпитанные щемящим чувством любви. Он столько недель мечтал о встрече, а теперь из-за обычного расхождения в вопросе, который от их мнения даже не зависит, он лишен столь долгожданных объятий из-за своей несдержанности. Они постоянно не сходятся во мнениях, но впервые это закончилось катастрофой. Энакин уже не слышал, что ему лениво говорил Сим Алу, бокал вина все также был не допит, а взгляд устремлялся в пустоту. Прокручивая мысленно каждое обидное слово каждый жест и все больше чувствуя именно себя виноватым, почему-то именно сейчас он перестал спокойно реагировать на критику Палпатина. Несколько лет назад, они спокойно могли обсуждать с Оби-Ваном политические несовершенства канцлера, но теперь любой отмеченный недостаток главы Республики приводил Скайуокера в ярость. И Энакин боялся дать ответ на столь важный вопрос – почему? Ответ был бы болезненным, и он боялся его. Потому что Энакин знал Оби-Ван возможно прав, но он не хотел, что бы это была правда, не хотел признавать правоту и поэтому злился. Оби-Ван этого не заслужил. В мгновение Энакин не выдержал и, прервав разговор, поспешно вышел из зала, скрываясь в тени алькова и доставая переносной голотранслятор.       Сигнал шел долго, что уже было странным, обычно Оби-Ван отвечал моментально, значит все еще обижен. Энакин сдержал разочарование и продолжил ждать, пока на звонок все же не ответили.       - Кеноби, - послышался строгий ответ и Энакин поморщился от столь официального приветствия. Оби-Ван не мог не знать, кто ему звонит по этой линии связи, а значит, он так ответил специально. Внутри вскипело негодование, но парень сдержал его, он звонил не за тем, чтобы снова сориться, поэтому прежде чем передумать выпалил.       - Я люблю тебя.       И только увидев, как голоизображение мужа удивлено, как глаза расширяются, и Оби-Ван насторожено озирается по сторонам, дал себе мысленную затрещину, он понятия не имел, где сейчас Оби-Ван и кто рядом с ним.       - Прости, я…       Оби-Ван остановил его жестом и Энакин увидел, как голограмма начала двигаться и остановилась, ожидая. Энакин вздохнул и опустил плечи.       - Я просто хотел сказать, что люблю тебя.       - Я это знаю, - спокойно ответил Оби-Ван и вздохнул. – Прости, я не должен был срываться. Это конечно не оправдание, но это были тяжелые недели.       Энакин мотал головой.       - Ты имел полное право, - Оби-Ван вздохнул, чтобы возразить, но Энакин сдержано ухмыльнулся, уже зная почти слетевшую с губ мужа реплику. – Ты имел право сорваться и не важно джедай ты или нет, так что не говори, что ты не имеешь права. Мне так стыдно. Прости. Я не должен был кричать на тебя. Я…, - Энакин не мог признать правоту Оби-Вана, но он должен был знать, что Энакину жаль.       Ответом была улыбка:       - Эни… - Проговорил Оби-Ван. – Мы можем не соглашаться, у нас могут быть разные взгляды. Не хочу расстраивать, но мы еще не раз будем спорить и сориться. Этого не избежать.       Энакин тяжело вздохнул, опустив взгляд.       - Но это не изменит, нашей любви. Мы можем любить и спорить. Главное никогда не забывать об этом, даже в пылу ссоры. И я всегда буду любить тебя. Ты ведь знаешь это?       Энакин кивнул:       - Да, я это знаю. И я никогда не перестану тебя любить.       После чего счастливо улыбнулся:       - Значит мир?       Оби-Ван рассмеялся, и облокотился о стену, рядом с которой стоял, именно так спрашивал маленький Энакин, когда нарывался на очередную нотацию.       - Мир, - улыбнулся мужчина.       - Прием скоро закончится, Падме собралась домой, я тоже. Встретимся там, - предложил Энакин и нахмурился, когда увидел, как Оби-Ван замялся. – В чем дело?       - Мне нужно было проветриться, и я вызвался на патруль.       - Один? – Энакин встревожился.       - Не переживай, я выбрал самый спокойный маршрут в Административном секторе, ты же знаешь как его охраняют. Здесь самая главная проблема не заснуть от скуки.       - Хорошо, - Энакин был согласен, это был самая охраняемая часть Корусанта прилегающая к Сенату, где располагались суды и офисы сенаторов, недалеко от квартиры Падме.       - Вы езжайте домой, я закончу, и когда вы проснетесь, я буду с вами.       Энакин снова заулыбался.       - Такая перспектива мне нравиться.       - Тогда до утра. Да прибудет с тобой Сила, Энакин.       - Да прибудет с тобой Сила.       И они отключили голотранслятор, чтобы в следующее мгновение в тень алькова скользнула Падме.       - Эни? – ее голос был встревожен и Энакин осторожно ее приобнял.       - Все хорошо. Оби-Ван сказал, что утром будет дома.       На это девушка заулыбалась.       - Прекрасная новость.       Энакин оглядел свой укромный уголок, докуда даже ели долетали голоса и посмотрел на жену.       - Как ты нашла меня?       Падме хитро потупила взгляд, а Энакин счастливо заулыбался.       - Так и знал, что ты все еще чувствуешь связь!       - Всего лишь эхо, но да если сосредоточиться, то тебя и Оби-Вана могу почувствовать, это как легкий ветерок, что идет потоком.       - Интересно, - проговорил Энакин, сравнивая описание Падме, со своими ощущениями связи.       Падме еще хотела сказать, что это еще и полезно, но тут разряд пронзил ее голову, она поморщилась, мотнула головой прогоняя кратковременную боль и открыла глаза, как раз, чтобы увидеть, как Энакин хватаясь за голову, оседает на пол простонав:       - Оби-Ван.