Три луны Татуина

      Праздник Огней в семье Наберри ждали в этом году особенно, с надеждой, что Падме вырвется от своих обязанностей сенатора и все же заедет домой. Но если нет, то возможно удастся ее обнять на празднике. Они всей семьей собирались выезжать, девочки бегали, предвкушая встречу с любимой тетей, но тут поступил звонок от взволнованной Падме, которая неуверенно просила остаться на праздник дома. По напряжению, что просматривалось в словах, в том, как она себя держала и бросала взгляд поверх галопередачика, словно ведя с кем-то молчаливый разговор, стало понятно, что данной просьбой не стоило пренебрегать. Это насторожило Руви и Дарреда и они начали засыпать ее вопросами, а Джобель, крепилась, чтобы не податься волнению. Падме отвечала на все вопросы уклончиво, пока не бросила более долгий взгляд на кого-то, кто мельком прошелся по комнате, размытым пятном джедайской мантии попадая под захват галопередачика, что было для матери последней каплей ее волнения.       — Все настолько серьезно? Что тебе снова потребовалась защита джедаев?       Падме не знала, что ответить, не раскрывая всей миссии, она и так позволила себе предупредить семью, пользуясь своим положением, чего не имели все остальные зрители, что придут на праздник и могут оказаться под ударом сепаратистов. Но тут послышалось эхо голоса, и женщина кивнула, чуть подвигаясь, оставляя место для захвата галотранслятором, в который тут же вошла высокая в темном плаще фигура. Не смотря на волнение, все Наберри не сдержали легкой улыбки, видя знакомое лицо. Конечно, он уже был далеко не тем милым стесняющимся мальчиком, в котором уже тогда начинал проявляться его сильный, непреклонный и даже жесткий характер, еще приправленный налетом неуверенности в своем праве и возможностях. Тот мальчик исчез под звуки войны, и уже в галоновостях он представал генералом, рыцарем без страха, но даже в этих галографиях Наберри видели юношу, что улыбался им самой ослепительной улыбкой, смущено краснея и отводя взгляд, он незаметно стал для них таким близким и родным. Сейчас же он с почтением, легкой утонченностью кивнул в приветствии, излучая всем своим видом силу и достоинство, что рядом с ним Падме, вдруг показалась такой маленькой, несмотря на свое вычурное платье.       — Господин и госпожа Наберри, я понимаю ваше волнение и не буду говорить, что оно безосновательно, но могу заверить я не допущу, чтобы с вашей дочерью что-либо случилось.       Руви и Джобель сдержано улыбнулись, пока Сола и Дарред, бросали заинтересованные взгляды на Падме.       — Спасибо, рыцарь Скайуокер, — проговорила Джобель, с трудом примеряя, имя «Эни!» которым встречали Риу и Пуджи каждый таблоид, где изображался их друг Энакин, на этого мужчину.       — Падме, нам пора, канцлер ждет, — сказал Энакин и, поклонившись Наберри вышел из трансляции. Падме вздохнув и увидев удивление в глазах семьи и угрозу расспросов выключила связь и поспешила за мужем.       Наберри расположились вокруг домашнего галотранслятора, который транслировал празднества. Они видели Падме, что стояла с канцлером и королевой, видели Энакина, что замер в напряжении чуть в отдалении, поэтому не пропустили и мгновение, когда все пришло в быстрое паническое движение, и раздался взрыв, разрывая трансляцию. Джобель не сдержала вскрика, вцепившись в руку мужа, девочки непонимающе смотрели на взрослых уловив, что произошло что-то плохое, но еще не поняв, как реагировать, когда Сола торопливо увела их в детскую. О том, что первые лица Республики и Набу не пострадали, они узнали из новостей, а вот звонок от Падме пришел только утром, когда она неуверенно и взволновано, что на нее было не похоже, говорила, что остается на Набу и приедет домой на пару дней. О причине волнения стало понятно в конце разговора, когда она сдавленным голосом и, отведя взгляд, говорила, что будет не одна. Джобель нежно улыбнулась, впервые видя дочь такой смущенной и радуясь, что Корусант и политика не смогли уничтожить ее чувственность и чистосердечность и она все еще их маленькая девочка.       — Мы будем рады встречи с Энакином, — улыбнулась Джобель, видя, как дочка вскинула голову, и даже синяя передача связи захватила блеск ее глаз, смущено улыбаясь. Руви с улыбкой снисходительно помотал головой.       — Да, — подтвердила Падме. — И еще один мой очень хороший друг, который остался на Набу на короткий отпуск.       — Мы рады твоим друзьям. Конечно, мы будем рады их принять, — Руви был рад, что в этом жестоком мире политики у Падме была поддержка друзей, в которых она была столь уверена, что не боялась познакомить с родителями.       В доме Наберри стояла атмосфера радости от встречи с дочкой. А в легком спидере, управляемом дроидом, что медленно летел по улочкам Тида, скрытом от любопытных глаз пологом висела напряженность трех человек и благодаря связям, что они делили друг с другом, и нервозность была общая. Энакин всем своим видом показывал, что он просто рад отпуску и доволен предстоящей встречей, Оби-Ван незаметно выбрасывал в Силу один поток раздражения и паники за другим, а Падме сосредоточено смотрела вперед. Все утро они делали вид, что все хорошо и они рады началу отпуска, Энакин и Оби-Ван спокойно обсудили моменты организации отпуска и даже провели совещание с адмиралом Юлареном. Но Падме все еще ощущала корочку льда на их отношениях, исчезла прежняя легкость и понимание. Оба бросали друг на друга настороженные взгляды, каждый их жест был не уверен, вопрошал — что дальше? Когда же прошло пол дня, и они ни разу к друг другу не прикоснулись, это подняло в душе женщины беспокойство, ведь обычно Энакину постоянно требовался телесный контакт, особенно теперь, когда он мог на всех правах его получить. Это стало уже привычным, когда парень, будучи не на людях, клал голову на плечо, не навязчиво начинал поглаживать руку, а утро неизменно всегда начиналось с поцелуя и объятий. Теперь же они вроде были рядом, общались, улыбались, окутывали ее нежностью и вниманием, но не друг друга. Женщина давно привыкла, что в отношении Энакина и Оби-Вана всегда присутствовала серьезная сдержанность, их любовь проявлялась во взглядах, в тонких улыбках, мимолетных прикосновениях, когда как именно она получала от своих мужчин двойную заботу и опеку, окруженная коконом защиты. Возможно на их отношения наложилась и укоренилась необходимость сдерживать проявление чувств, чтобы не выдать глубину своей привязанности, возможно нежелание показать себя слабым и уязвимым. Но даже от одного их совместного присутствия в комнате без чужих глаз веяло любовью, говоря, что большую часть чувств они передают на более необъяснимом тонком уровне их связи. Сейчас же то что она видела начинало пугать, а ей оставалось только стиснуть зубы и набраться терпения, повторяя себе, что все наладиться, они сами разберутся и ее вмешательство сейчас может все только ухудшить.       Все что могла она уже сделала, она задавила свою боль и обиду, за эти недели переборов свое горе и вернувшись в мир где ее любимые живы, избавив своих мужчин от ее собственных упреков и став для них неизменной константой любви, понимания, заставив себя забыть о тех днях горя, она добилась несколько недель спокойствия для них и возможности нормальной жизни, чтобы у них было время пережить это и разобраться. Она не знала, что могла еще сделать, а поэтому ей оставалась только вера в их любовь. Тем более, что к тревоге за отношения Энакина и Оби-Вана добавилось переживание посещения дома родителей. Которое немного встряхнуло джедаев и заставило их отложить свои разногласия, давая Падме надежду, что они о них и не вспомнят за всеми событиями, что должны были произойти. Волнения волной накрыли обоих мужчин, когда Падме объявила, что перед Озерным краем им необходимо заехать к ней домой. Первая реакция Энакина была радость, первая реакция Оби-Вана был ужас, а после они обменялись взглядом и посмотрев на Падме выразили решимость и согласие коротким уверенным кивком. Понимая, каким бы коротким не был этот визит для них он будет иметь самое официальное и важное значение. Поэтому несмотря на то, что в спидере джедаи сели разделенные ею и в них еще читалась обида, раздражение и вина, но теперь это было, пусть хотя бы на время приглушено беспокойством от сегодняшней встречи.       Падме понимала, что дома их встретят с радостью и окружат заботой, но все же… В прошлый раз Энакин был милым другом, симпатичным, будоражащим не знакомые ранние чувства, но другом, который так и должен был остаться другом. Его звание джедая было как защитный барьер, который говорил, что между ними ничего не будет, кроме невысказанного напряжения и все останется только ее мечтой, но теперь он ее муж. Мало того, что брак тайный и заключен без благословения семьи, так и муж — джедай, что является высшей степенью безумства, безрассудства и игнорированием всех норм приличия и правил. Мысли же об отношениях с Оби-Ваном отражались трепетом и зудом в животе и казались еще более запретными, чем брак с Энакином, его статус магистра делал все более недопустимым, опасным и нереальным. Но она соврала, если бы глубоко в своих мыслях не призналась, что во всем этом есть черты будоражащие сознание, иногда от этой тайны она уставала, а иногда понимание, что в нее влюблены два джедая — сильнейшие, светлейшие создания Вселенной, легонько щекотало ее тщеславие. В прочем она была больше чем уверена, что она в этом не была одна, что и Оби-Ван и Энакин, грешили налетом самодовольства от их отношений. Что ж они имели право гордиться своей любовью и отношениями, что получилось выстроить, Падме не видела в этом ничего зазорного. Гордость своими возлюбленными, мнение, что они самые лучшие, есть одна из составляющих любви, и они не планировали отказываться ни от одной из ее частей.       Падме чувствовала с двух сторон столь знакомы ткани, грубые жесткие, но согревающие ее: хлопок робы Оби-Вана и холодящую, гладкую кожу накидки Энакина. Мантии в такой жаре они предпочли скинуть. Ей вдруг захотелось снова оказаться в их крепких объятиях, в коконе их тепла, защищенной огражденной от всего мира. Падме ели сдержала судорожный вздох, когда сознание взорвало понимание, что она не отделяет Энакина и Оби-Вана их отношение к ней, то место что они занимают в ее сердце и, то как видят их, ее глаза. Оби-Ван уже давно стал для нее больше чем просто любовник или возлюбленный ее мужа. Защита, сила, любовь которыми он окутал ее, то спокойствие и кротость, что она испытывала рядом с ним, та забота, которой она желала его окружить, все это у нее уже было в отношении к Энакину и родилось в Озерном краю, когда она, стоя в белых кружевах, не могла заставить себя поднять на него глаза, а он не сводил с нее сильного, уверенного и восторженного взгляда. Тогда, когда родились в их сознании муж и жена. Оби-Ван то же стал опорой для нее, как и Энакин, он уже давно пусть и не имея официального статуса, все же стал ей мужем. Падме видела, боковым зрением, что Энакин повернул к ней взгляд, и только надеялась, что он не прочитал ее мысли, только объяснений с ним ей, только что открывшей эти изменения, и не хватало, но мужчина только усмехнулся и вернулся к созерцанию мелькающих мимо домов и садов.       А Падме, подавшись возникшему зуду желания, не сдержалась и посмотрела на Оби-Вана, он сидел ровно и, казалось, что абсолютно спокойный, его лишенное привычной бороды и волос лицо открыло молодость и только начавшие появляться морщинки. Прежний вид был привычным, но именно эти кардинальные изменения показали, что ее отношения к Оби-Вану гораздо глубже влюбленности и желания, она не видела этих изменений она видела любимого ею человека, она видела глубже, она любила сильнее, она уже была связана с ним молчаливыми клятвами, что давно, не замечая, дало ее сердце. Но был только вопрос, чувствует ли он тоже самое? Оби-Ван почувствовал пристальный взгляд и повернул голову встречаясь с глазами Падме, улыбаясь ей и получая ответную, небольшую улыбку. Плюс того, что не было бороды, Падме могла наконец-то насладиться не чем не скрытой улыбкой Оби-Вана. Но сейчас она больше настораживала, так как была скованной и сдержанной, показывая волнение.       Оби-Ван понимал, что их отношения так и останутся тайной, что семья Падме не сможет узнать всей правды, и они с Энакином как были для них хорошими друзьями их дочери, так и останутся, но он не хотел им лгать, самым близким для Падме людям. Родители Падме были важной частью ее жизни, чего не было у Оби-Вана и чего теперь был лишен Энакин. Нестерпимое желание сказать ее родителям, какая Падме удивительная, как он ее любит и готов оберегать, зудело под коркой. А еще он очень хотел, что бы они приняли его, как когда-то приняли Энакина. Пусть ни как любовь своей дочери, но хотя бы как друга. Но все же он нервничал.       Падме уже корила себя за это опасное желание представить своих мужчин родителям, она была уверена, что ее прозорливые родители и сестра, как бы они не пытались скрыть отношения, все равно увидят те тонности, что скажут о значимости мужчин в ее жизни. Это было практически неизбежно и это понимали, как и Падме, так и джедаи. Именно по этому волнение нарастало, не из-за страха раскрытия своей тайны, в семье Наберри она была в безопасности, не из-за их особых отношениях втроем, свобода личной жизни почиталась в ее семье, а счастье дочери было намного важнее любопытных взглядов и любителей сплетен, которых публичным лицам было бы не избежать, несмотря на разнообразие культур и взглядов в Галактике, если бы их отношения стали известны, а потому что мечтали об одобрении выбора Падме, быть в глазах ее семьи достойными столь замечательной женщиной, быть достойными войти в их семью. Раз других родственников ни у Оби-Вана ни у Энакина не было. Семья Наберри становилась единственной и для них.       И пусть даже иррациональная тревога, все равно оставалась тревогой, из-за которой сохли губы, и сердце отбивало ускоренный ритм. Заставляя джедаев отложить свои собственные переживания и недоговоренности, под тяжестью значимости события.       — Может, сразу поедем в Озерный край, — не выдержав, предложил Оби-Ван и Энакин бросил на него благодарный взгляд, так как именно эта мысль крутилась у него в голове, несмотря на то, что понимал, стоило им с Оби-Ваном снова оказаться в отдалении от иных проблем, как всплывут те, что затаились внутри.       — Да, конечно, можем, — сказала Падме, в начале ухватившись за эту идею, но джедаи не успели облегченно выдохнуть, как она обречено продолжила. — Но тогда уже нам придется принимать во Варыкино шумящую толпу гостей, во главе с моей разгневанной матерью. Поверьте вы не знаете насколько она может быть упрямой и добиваться того что хочет, а если я на Набу, она хочет видеть свою дочь дома, — Падме говорила с нежностью, и с улыбкой смотря, как дом ее детства показывается из поворота.       Энакин пробормотал, что представить они могут, перед ними есть прекрасный образец женщины из семьи Наберри, и вышел из спидера, подавая Падме руку, пока Оби-Ван вышел следом. Трипио выйдя из спидера растерянно оглядывался, а Ардва покатился вперед издавая предвкушающую трель, Энакин не успел ему сказать вести себя по тише, как в доме Наберри раздался восторженный крик и из двери выбежали две девочки радостно бросаясь по ступеням вниз. Падме присела, обнимая и целуя пухлые щечки племянниц, пока Пуджа не увидела источник звука, который и сообщил о прибытии долгожданных гостей. Девочка с возгласом подбежала к дроиду, неловко обнимая его корпус и слушая его радостные переливы пиликанья, сопровождающиеся легкими переступываниями с одного бока на другой. Пока Трипио не заговорил о недостойном поведении друга и о нарушении правил приветствия. Пуджа задрала голову смотря на сверкающего на свету золотого дроида, смотря на него со смесью восторга и настороженности.       — Здравствуйте, а вы кто? — проговорила девочка, когда в прошлый раз Падме приезжала с Трипио девочки были в школе и не встретились тогда не с тетей, не с дроидом.       — Разрешите представиться, я C-3PO, связующий между людьми и киборгами, протокольный дроид Сенатора Амидалы, чем могу быть полезен?       — Очень приятно познакомиться, я Пуджа, — девочка сделала маленький реверанс, которому ее учили в школе при Королевском дворе. — Приветствую вас на Набу.       Трипио был покорен, начиная лепетать о невероятно изысканных манерах и о том, что его платы сбоят от восторга.       — Ардва, это ваш друг? — перевела взгляд на астромеханика Пуджа, услышав требовательное и обиженное пиликанье, Ардва, развернулся и закружил вокруг Пуджи, ограждая ее от Трипио.       — Думаю уже нет, — засмеялся Энакин, что вместе с Оби-Ваном, с одинаковыми нежными улыбками наблюдали за встречей тети с племянницами. Риу так еще и осталась в объятиях Падме, немного насторожено смотря на Энакина. Она помнила, как было с ним весело, но с их встречи прошли годы, он изменился, и она уже знала о необходимости сдерживать свои порывы и усмирять необузданный характер, а в школе рассказывали кто такие джедаи, и это добавило к восторгу от встречи смущение. Но оно было сметено, когда Пужда услышав голос, с непосредственностью свойственной окруженным любовью детям, с криком «Эни!» бросилась к джедаю, подхваченная его рукой, сажая на изгиб локтя, и раскинутой в приглашении второй рукой, в которую тут же влетела Риу. Смеясь, поднимаясь на высоту гигантского роста Энакина, размещаясь на изгибе другого локтя.       Падме и Оби-Ван не прекращали улыбаться, глядя, как Риу забыв все наставления о правилах поведения на перебой с Пуджой засыпали Энакина вопросами, на которые он не успевал даже продумать ответ. Пока через очень шумное и счастливое мгновение девочки одновременно не замолкли, смотря на Оби-Вана к которому подошла Падме и проговорила:       — Девочки, позвольте вам представить, мой очень хороший и близкий друг Оби-Ван.       Мужчина кивнул и девочки серьезно все еще сидя на руках Энакина, кивнули в ответ.       — Такой же хороший и близкий, как и Энакин? — спросила Риу, которая, пыталась в своем представлении мира, найти место, которое займет, этот новый человек. Ожидая ответа и не понимая, почему ее тетя вдруг растерялась, а Эни переглядывается с этим загадочным новым знакомым, коротко усмехнувшись и кивает:       — Конечно, такой же.       А Падме улыбнулась в ответ и подошла к племяннице, коротко обнимая и ставя на землю, подтверждая ранее сказанное.       — Да, Риу, совсем такой же как Энакин, — проговорила Падме, смотря на джедаев, не для нее, не для джедаев в этой фразе не было ни крупицы лжи. Они услышали в этой фразе гораздо больше, чем то, что предназначалось ее племянницам, и это согревало. Та правда, что останется неизменной, не смотря на все разногласия, которые они преодолеют, как и происходит в любящей семье. Единение нарушил сигнал дроида-водителя спидера, который, все еще стоял рядом, ожидая оплату.       — Вы пока идите, я рассчитаюсь с дроидом, — сказал Энакин, направляясь к сидеру, видя укоризненный взгляд Оби-Вана, что прочитал явное желание Энакина оттянуть встречу с семьей Падме, под благовидным предлогом отправляя его первым.       Но делать было нечего Падме и Оби-Ван поднялись по лестнице, пока Риу и Пуджа под присмотром Энакина снова вернули свое внимание к дроидам, не скрывая громких эмоций, когда узнали, что этого дроида собрал сам Эни.       — Кажется, Энакину не чего переживать, — улыбнулась Падме, смотря как Энакин вместе с девочками, что крутятся у его ног, расплачивается с дроидом, по пути рассказывая им о Трипио.       — О чем? — удивился Оби-Ван.       — Ты наверно даже не в курсе, но знаешь у вас с Энакином соперничество за звание лучший дядюшка. Энакин его придумал и сам же записал себя в победители, — Падме говорила об этом, смеясь, этой глупости, пока не увидела хитрый вызов, сверкнувший в глазах Оби-Вана, и пожалела о своих словах.       — Значит так, — Оби-Ван по привычке потер пока еще гладкий подбородок. — Думаю, рыцарю Скайуокеру не повредит поучиться смирению, особенно смирению от проигрыша.       И усмехнулся, смотря на растерянную и укоризненную их ребячеством Падме, но он впервые за много лет был в отпуске и не собирался сдерживать свои порывы, кроме разве нестерпимого желания поцеловать свою женщину, что только что практически назвала его своим мужем, и своего парня, который, хоть сейчас и ощущался как колючий клубок, все же подтвердил их почти семейную связь. Именно в таком настроении они зашли в дом, где их уже ждали члены семьи Наберри.       Падме тут же оказалась в объятиях родителей и сестры, после чего повернулась к нежно улыбающемуся Оби-Вану. На которого смотрели с интересом, явно видя знакомые черты и джедайскую одежду, но не понимая кто перед ними.       — Мама, папа, Сола, разрешите представить Оби-Ван Кеноби, мой друг, — теперь после приветствия с племянницами это название, приняло для них троих более глубокий смысл и звучало более свободно и без неловкости недосказанности.       Падме специально назвала только имя, стараясь показать, что он здесь как близкий человек, а не магистр Ордена, но этого и не требовалось, стоило только прозвучать имени, как все взгляды были направлены на того кого Падме назвала другом. Их дочь, конечно, упоминала в разговорах Оби-Вана, они знали о том, что он был учителем Энакина и именно он выслеживал убийцу, что угрожал их дочери. Но также для них до этого мгновения он был одним из главных военных генералов, магистром Ордена джедаев и тем, кого они видели только в новостных сводках. Хотя удивляться его присутствию было странно, рядом с именем Скайуокер, которое выхватывали глаза всей семьи Наберри, всегда шло имя Кеноби.       — Господин Руви, госпожа Джобель, прошу прощение за беспокойство. Сенатор Амидала пригласила нас провести короткий отпуск, после миссии, на Набу.       — Падме, — тихо поправила женщина, что еще раз подтвердило для семьи звание друга, для могущественного магистра джедаев, что было несколько неловко, но это была их необычная, уникальная дочь, и странности в ее жизни были нормой.       — Магистр это большая честь принимать вас в нашем доме, — выступил как глава семьи Руви Наберри.       — Я не официально. Прошу — Оби-Ван, — улыбнулся мужчина и протянул руку, для пожатия. И именно в этот момент в дом влетели девочки, за которым вкатился со свистом Ардва и засеменил Трипио, Падме только и успевала представлять семье:       — Это Ардва, как вы уже знаете. Это Трипио, я уже приезжала вместе с ним, а это Энакин.       — С ним ты тоже приезжала, и его мы тоже знаем, — усмехнулась Сола, смотря, как в дом входит Энакин, улыбаясь самой яркой и счастливой улыбкой. Оби-Ван почувствовал, как свет заполнил дом с его появлением, как он принес расслабленность и радость, пока шумно приветствовал семью Наберри, после чего ни о каком официальном и неловком разговоре не могло идти речи. Джобель хотела показать джедаям подготовленные комнаты, чтоб они отдохнули перед обедом, но ее опередила Падме, что тихо уточнила какие именно комнаты и вызвалась сама, провести по дому, что было очень необычно для дочери, только Сола обменялась с матерью быстрыми улыбками. Удивление только усилилось, когда через пару минут, Падме вернулась, сообщив, что Оби-Ван и Энакин благодарят за прекрасные комнаты, и они хорошо разместились, но главное неловко, словно прося прощение, что не так хорошо знает дом, поинтересовалась у матери, где они хранят дополнительные одеяла и ночники. Забирая из хранилища, нужные вещи, поспешно поясняя, что Энакин обычно мерзнет, а Оби-Ван любит допоздна читать. Сола и Джобель только улыбнулись, и не удивительно было, что как только Падме осталась одна в своей комнате и начала распаковывать вещи, к ней зашла сестра с ходу спрашивая:       — Ну что, Энакин или Оби-Ван?       — Что Энакин или Оби-Ван? — Падме сделала вид, что заинтересована своим платьем.       — Кто из них твой парень?       — Сола, — почти простонала Падме и хотела уже продолжить, но сестра ее опередила.       — И не надо эту вечную песню, что они джедаи и им не положено, что ты сенатор, что это скандал. Легкий роман еще ни кому не повредил.       — Хорошо, не буду, тогда другой аргумент. Сейчас война и не время строить отношения и планы. Республика нуждается в защите, а не в сенаторе, который будет бегать на свидания, — зло процедила Падме, прекрасно понимая свою правоту и то, что сама не следует этому аргументу, хотя все же на свидания она не бегает, хотя и хотелось бы, ее мечты о прекрасном свидании, прервал голос сестры.       — Именно, что самое время. Нельзя поставить жизнь на паузу, тем более, когда не знаем, что будет завтра.       Падме до боли вцепилась в свое платье, что только что повесила в гардероб, как Сола была права. Она только что озвучила самый главный страх Падме, что завтра от их отношений может остаться только боль, все уничтожающая и разрушающая, боль от потери. Она уже знала, какого это и не желала повторения, но это их жизнь их судьба и они выбрали путь борьбы, оставалось радоваться, что они идут по нему не одни. Падме почувствовала, что страх отступает, вместе с волной тепла, что поднялась из живота, распространяясь по телу, с легкой щекоткой в голове, именно так для нее ощущалась связь, когда джедаи посылали ей свою любовь и спокойствие. К сестре она уже повернулась с улыбкой, переводя разговор на племянниц.       А позже, после того как на первом этаже раздались приветственные крики девочек и мужской голос Дарреда Наберри, что пришел на обед с работы, их позвали за стол, где Сола с интересом наблюдала за изменившейся сестрой. Сестрой, которая нежно улыбается и прячет глаза, которая стала менее категоричной в своих высказываниях, мягче, деликатнее и прежде чем ответить на надежду матери, что они побудут у них хотя бы пару дней, поглядывает на джедаев, отвечая, только, когда дожидается их кивка. Сестрой, которая убегает на кухню, чтобы помочь матери, и накрыть на стол, которая излучает заботу и такт, бросая искрящиеся взгляды на джедаев и сама светиться, видя оживленный разговор который начали Оби-Ван и Руви о его прежнем участии в Движении помощи беженцам, с которым сотрудничал один из корпусов джедаев. Энакин же больше расспрашивал о новых архитектурных проектах Дарреда, пока к подаче десерта не позволили присоединится за стол взрослых Риу и Пудже, что вели себя, как и полагалось сдержано и насторожено, до тех пор, пока Энакин не усмехнулся, подмигивая и не вовлекая их в восторженный разговор о их новом кумире — Трипио. Под добрые и гордые улыбки Дарреда и его веселые комментарии.       Сола сидела за столом, легко подперев рукой голову, внимательно разглядывая сидящих напротив нее джедаев и Падме уже сто раз пожалела в именно такой рассадке, потому что ее беспардонная сестра не прекращала ухмыляться и поглядывать на мужчин. Оби-Ван был сама невозмутимость, а вот Энакин, во всю играл с Солой в переглядки, отзеркаливая ее ухмылку. В конце концов женщина не выдержала и когда Падме принесла поднос с напитками, ставя перед Энакином, как и всем кафф, который тот принял с благодарной улыбкой, а вот Оби-Вану передавая чай с определенным количеством кусочков сахара и не известно где найденной мятой, она встала из-за стола и пошла за Падме:       — Падме, я помогу тебе с посудой.       — Что? — девушка замерла, испугано смотря на приближающуюся сестру и бросая через нее взгляд на джедаев, которые с интересом наблюдали за разыгрывающейся картиной, в прочем как и остальные мужчины семьи, что начинали похихикивать. — Что ты Сола? Отдыхай, мы с мамой справимся.       — Даже не надейся, — и через улыбку уже звучали угрожающие нотки. — За эти дни тебе все равно не сбежать от меня, и не сейчас, так потом я найду какой-нибудь укромный уголочек, и даже твои джедаи тебя не защитят от меня. Так что смирись.       — Сола, поверь мы даже не будем пытаться, — улыбнулся Энакин и на вопросительный взгляд Оби-Вана пояснил. — Влезать в разборки между сестрами, нет, на такое геройство я не способен.       Падме угрожающе прошипела «предатель», утаскиваемая Солой на кухню, а в столовой уже звучал добродушный смех мужской части семьи Наббери и подмигивание Дарреда, что уже засобирался опять на строительную площадку до вечера.       Все это уже было, она, Соло и мама стояли на кухне, убирая обеденные тарелки, так же в саду, что был виден из окна, прогуливался ее отец с джедаем, только вот джедай был Оби-Ван, а не Энакин, а сам Энакин, был оккупирован смеющимися девочками, которым он неосторожно несколько минут назад пообещал показать как собирают дроида. И Сола как и тогда пристально смотрела за лицом сестры, которое выражало умиротворение и счастливую улыбку и не намека на то смущение и борьбу, что вела ее сестра когда в первый раз познакомила их с Энакином.       — Тааак, — потянула Сола и Падме поняла, началось. –Значит все-таки Оби-Ван, а не Энакин. Рассказывай.       — Что рассказывать? — излишне равнодушно проговорила Падме. — Оби-Ван, мой друг.       — Такой же друг как Энакин, — засмеялась Сола и Падме чуть не расхохоталась сама, дочери Солы были ее копией.       — Знаешь ты сейчас на уровне своей семилетней дочери, которая задает такие же детские вопросы, только ей это еще дозволительно, но ты ведешь себя как ребенок. И ответ будет такой же как и Риу — Да Оби-Ван друг, как и Энакин. Оби-Ван и Энакин, вместе командуют третьей системной армией, мы не единожды оказывались на совместных миссиях. И не единожды они спасали меня.       На это Джобель, что разбирала посуду за спиной своих дочерей, нахмурилась, но потом улыбнулась, она не могла обезопасить дочь, которая была в центре войны, не могла запереть ее дома, но теперь она была более спокойна, зная, что за ней присматривают, что она не одна. Сола же услышала другое.       — Да, — протянула Сола. — Мы видели вас в новостных лентах, о ваших миссиях, кажется бал на Протобранче. Что ж хорошо смотритесь вместе.       Падме поперхнулась, нет, она конечно знала, что они смотрелись на той галографии прекрасно она спрятана в ее датпаде и видела ее же у Оби-Вана, но неужели все так очевидно. И тут она разозлилась, чего это она сенатор Амидала тушуется собственной острой на язычок сестры, но ответить не успела, мысленно поблагодарив маму, которая попыталась перевести тему, но не очень удачно.       — Рада видеть Ардва, мы по нему скучали, сколько мы его уже не видели, Сола? Около двух лет? — проговорила Джобель.       — Да, подтвердила женщина, как только началась война. Риу и Пужди даже начали беспокоится, что с ним могло что-то случиться. А вот нет. Все такой же болтливый и даже кажется более активный и дерзкий.       — У него есть в кого, — прошептала Падме и нежно улыбнулась, но улыбка спала, когда она поняла, что от нее ждут ответа.       — Ну, — Падме отложила полотенце. — Я не летаю на истребителях, зачем мне астромеханик.       — Но он был практически твоим другом, другом нашей семьи, — удивилась мама, зная, как ее младшая дочь трепетно относилась к Ардва и не могла просто так передать его незнакомому человеку, если только. Джобель бросила взгляд в окно, где Ардва крутился вокруг девочек или вернее сказать вокруг Энакина.       — Да, конечно, так и есть, он замечательный, но он сейчас больше нужен в бою, чем мне, — Падме попыталась сказать следующую фразу более равнодушно и как ничего не значащую, но даже ее ели слышный шепот прозвучал громко. — Он летает с Энакином.       — Девочки сказали, что твоего протокольного дроида собрал Энакин.       — Да, еще ребенком на Татуине. Джедаям не нужны дроиды-секретари, а у меня он при деле, — Падме усиленно вытирала очередную тарелку.       Сола улыбнулась и уже хотела задать следующий вопрос, но ее остановило короткое прикосновение матери к руке, которая печально помотала головой. А Падме бездумно вытирала одну тарелку за другой, смотря в окно. Когда она закончила и вышла в сад греясь в лучах теплого солнца, Оби-Ван и Руви скрылись в тени дерева и с ними сидела Пуджа, что внимательно слушала разговор постепенно перемещаясь с рук дедушки, ближе к джедаю пока не оказалась у него на руках, плавно переводя тему их разговора на свои вопросы, переключая их внимание на себя. Только через несколько минут Оби-Ван заметил, что разговор с Руви сменился на разговор с Пуджой и вот он уже рассказывает не о гуманитарных обстановках на той или иной планете, а выуживает из памяти среди битв описания встречающихся зверюшек и цветов, на которые казалось, что и не обращал внимание.       — Вся в тетю, — улыбнулся Оби-Ван смотря на смущенную, но довольную Падме. — Явно будущий политик. Твои оппоненты и не заметят, как уже будут подписывать соглашение.       Пуджа не совсем поняла, что это значит, но то что ее сравнили с тетей это уловила и гордо улыбнулась, смотря восхищенными глазами на джедая, что сделал ей лучший комплимент, под добродушное мотание головой ее дедушки. А через сад пробежала восторженная и довольная Риу, что забежала в дом с криком:       — Он согласился!       Чтобы через минуту выбежать обратно, таща в руках две палки. На что именно согласился Энакин стало понятно через мгновение, когда из-за кустов послышались странные звуки шипения, свиста, издаваемые на разные лады двумя голосами. Когда заинтересованные Падме, Руви и Оби-Ван с Пуджой на руках вышли на поляну, то замерли, смотря на самую сюрреалистическую в мире джедаев картину. Маленькая девочка, путаясь в платье, размахивала палкой, что была игрушечным световым мечом, со слабым голубоватым свечением, нападала на настоящего рыцаря джедая, что отступал, отбивая такой же игрушкой удары, что смотрелась в его огромной ладони больше небольшим кинжалом, чем полноценным мечом. Они оба издавали звуки, отдаленно напоминающие треск световых мечей, что перемешивался с раскатистым смехом. Падме на мгновение напряглась, бросив взгляд на Оби-Вана, не зная, как он отреагирует на такую вольную интерпретацию джедайского боя, зная, как серьезно и ответственно джедаи относятся к мечам, Силе и учению. Оби-Ван же был переполнен любовью и не мог оторвать взгляда от такого свободного, веселого, задорного Энакина, что веселился и давно не выглядел таким открыто счастливым, не ограниченный требованиями к поведению, сбросив давление последних недель, заглушив боль радостью ребенка. Энакин всегда больше всего любил именно бои на мечах, он отдавался ему, словно уходя в медитацию, но юнлингам и падаванам всегда твердили, что световые мечи это оружие, опасное и беспощадное, что не прощает даже малейшей ошибки и отсутствия концентрации. Никто никогда не думал повеселиться даже с простой имитацией боя, все были серьезны и сосредоточены. Только иногда в начале тренировочных боев Оби-Ван видел предвкушающую улыбку Энакина, но потом и она пропадала, исчезая от сосредоточенности. Но здесь этого не было, это была игра ради звонкого смеха ребенка, и Энакин купался в этих потоках радости, окружая ими и израненную связь с Оби-Ваном. Кеноби не заметил, как улыбается, смотря на самую лучшую за последнее время картину, и Падме расслабившись, тоже заулыбалась.       — Хочешь присоединиться? — спросил Оби-Ван сидящую, у него на руках Пуджу, но та только помотала головой по крепче прижимаясь к джедаю. Падме отвела взгляд и усмехнулась, кажется Пуджа нашла себе любимого дядюшку.       — Риу, давай наступай! — засмеялся Оби-Ван. — Покажи кто лучше!       Риу подбодренная поддержкой, пошла вперед, когда Энакин бросил на Оби-Вана взгляд полный восторга и благодарности, что не прервал их веселье, чем согрел сердце любимого. Пуджа начала хлопать, подбадривая сестру. За этим игривым боем было занимательно наблюдать. Оби-Ван видел, что Энакину довольно тяжело вести бой, он не обращался к Силе, да и сдерживал свои удары, что приходилось делать невероятно низкими, мечи были из легкого материала и не удобные, но это не мешало парню пару раз прокручивать игрушечный меч в руке, под восторги Риу, но именно это желание покрасоваться сыграло плохую шутку. Настроенная на победу, хоть уже запыхавшаяся, но счастливая девочка сделала выпад вперед. Кеноби видел, что Энакин мог успеть отбить удар, он явно заметил выпад, но замедлился ровно на столько, чтобы пропустить удар, но чтобы это для всех остальных казалось бы настоящей победой.       — Оби-Ван! — восторженно вскричал Энакин, сверкая глазами и улыбаясь, обращаясь к единственному, кто из присутствующих мог понять его восторг. — Ты смотри! Какой удар! Настоящий мастер!       Солнечный свет, пение птиц и запах цветов, что заполняли сад делали прошедшие недели далекими и нереальными и Энакин был благодарен за передышку, что получило его растерзанное сердце. Пужда же громкими овациями и криками поздравляла сестру. Руви улыбался широкой улыбкой, что окрасила его глаза лучиками морщинок. Риу засмущалась, но все же улыбнулась и как видела на одной из голограмм склонилась в непривычном, но с идеально прямой спиной и достойном полоне, Энакин довольно улыбнулся и поклонился классическим поклоном джедая, поблагодарив за отличный бой. Риу счастливо подняла глаза:       — Эни, а ты покажешь, как делаешь? — Риу попыталась крутануть меч в ладошке, но он выпал.       — Хорошо, — кивнул рыцарь, и они с присоединившейся к ним Пуджой отошли в тень дерева, где присев на корточки, Энакин терпеливо на игровом мече начал показывать положение руки и способ перебирания пальцами. Через пару часов и Риу, и Пуджа уже вырисовывали мечами круги, под ворчание бабушки, что никаких выкрутасов в доме, что у нее и так осталось мало ваз. Завершала она это укоризненное предложение со смешинками в глазах, посматривая на Энакина, что стыдливо опустил взгляд, но это никак не вязалось с его хитрой и счастливой улыбкой. Джобель с улыбкой помотала головой. Энакин горделиво посматривал на девочек, что теперь устроили игровую битву между собой, останавливая бой, чтобы продемонстрировать выученные приемы. Они были больше видовые, чем практичные, джедаи ими практически не пользовались, но Энакин любил покрасоваться и с их помощью разминать кисть перед боем, демонстрируя ловкость.       — Из тебя вышел отличный учитель, — проговорил с улыбкой Оби-Ван, подойдя к Энакину, что приглядывал за своими случайными учениками. Скайуокер повернул голову на мужчину, он сразу увидел в его глазах задумчивость и намек, что уже давно читался во взгляде Оби-Вана.       — Не начинай, — полу стоном проговорил Энакин, словно прося его не разрушать момент забвения и счастья. — Я не возьму падавана.       — Я об этом не намекал.       — Словно я не знаю, — в голосе Энакина снова проскользнули нотки напряжения, разговор с Оби-Ваном всколыхнули недавние события. Напоминая о долге джедая и о том, что сам Кеноби этот долг поставил выше чувств его любимых.       — Это неизбежно, тебе все равно придется взять ученика.       — Я буду оттягивать этот момент сколько смогу, — Энакин начал закипать и Оби-Ван знал, когда ему стоит отступить, особенно теперь, пока еще свежи и не залечены были нанесенные им самим раны. Сейчас было не время, чтобы сообщать, что Йода настаивает, и ему все труднее держать натиск Совета, что твердят о долге джедая в обучении нового поколения и что это давление идет не только на Энакина, ему тоже уже намекают, что пора взять нового ученика. И все же Оби-Ван был в растерянности, все время Кеноби думал, что Энакин не очень ладит с детьми, что он их недолюбливает. Но теперь, то как он тянется к Риу и Пужде, как они тянутся к нему, какой он тактичный и терпеливый с ними, сколько счастья клубиться вокруг них, путало Оби-Вана и он не мог этого объяснить.       Шумный, насыщенный и счастливый день закончился, когда Дарред вернулся со строительной площадки, забирая жену и уставших, но невероятно довольных детей, которые взахлеб рассказывали отцу, о том, что они теперь умеют и что Риу победила джедая.       Когда Падме и джедаи расходились по своим комнатам, что были рядом, она легко поцеловала обоих, пожелав спокойно ночи, но перед тем как скрыться за дверью оглянулась тяжело вздохнув. Энакин и Оби-Ван хоть и улыбнулись друг другу и даже легко поцеловались, расходясь по комнатам, она чувствовала между ними напряженность. Она незримо висела над ними весь день, даже когда они смеялись, разговаривали друг с другом, в какой-то момент она отпускала, словно присутствие других сглаживало углы, но потом снова накатывало, как воспоминание о боли и о ранах, что несла в себе связь. Падме надеялась, что время, любовь, общение в спокойной обстановке залечит их.       Энакин был вымотан. Он чувствовал себя опустошенным. Несколько часов назад, он был абсолютно, невероятно счастлив, но теперь в наступившей тишине и тьме ночи в одиночестве комнаты. Накатила волна тоски. Но не злился на Оби-Вана, он понимал причины его поступка и даже то, что не он был инициатором всего этого жестокого плана. Но внутри стояла все еще стена, не связи, связь снова была открыта, эта стена была незрима, что не давала броситься в объятия, не давала вернуть ту легкость отношений. От той холодности с которой они только что расстались, хотелось выть, будто ночь уже никогда не кончится и от этого становилось горько, что в глазах начинало щипать от слез и страха, что теперь всегда так будет и ничего уже не вернуть. Любовь, щемящая и всепоглощающая осталась, но исчезло чувство спокойствия и защиты. Энакин зло скинул с себя одежду и забрался под одеяло уставившись в стену, за которой должно быть спокойно засыпал Оби-Ван.       Оби-Ван боялся. Боялся, что Энакин все еще злится на него, боялся, что всей вечности не хватит, что бы смахнуть пепел с их отношений, что он ради Ордена и Республики уничтожил самое лучшее, что было в его жизни. Оби-Ван конечно понимал, что Энакин любит его, он это чувствовал в каждом мгновении и верил, что их отношения все также прочны, но на них набежала туча, что скрыла тот свет, которым сверкала и переливалась их связь. То понимание и единение, когда достаточно было взгляда, чтобы ощутить поддержку растворилось в недоверии. Им всегда приходилось скрывать свои чувства, быть сдержанными и это наложило свой отпечаток. Они редко говорили словами, что любят друг друга, обычно это была прерогатива Падме говорить нежные слова, ласкать. Все это время ему и Энакину было достаточно взглядов, дружеских прикосновений к плечу, чтобы сердце воспылало от осознания, что они любимы. Но сейчас взгляды были лишены тепла, а прикосновения были только прикосновением. И Оби-Вану оставалось наедятся, что со временем Энакин, как и Падме примет случившееся и сможет это перешагнуть и идти вместе с ними дальше. Но Энакин не Падме, Энакин который всегда ставил друзей и любимых превыше всего, никогда не сможет понять, почему другие поступают не так. От этих мыслей по телу пробежала дрожь холода, и рука вытянулась вперед, словно стараясь дотянуться до того, кто был через стенку. Так близко и все же так далеко.       Оби-Ван зажмурился и вскочил с кровати, не давая себе передумать, не давая засомневаться или испугаться быть отвергнутым. Он вышел из своей комнаты и тихо зашел в соседнюю дверь. Энакин лежал на боку, отвернувшись к стене, сжавшийся под двумя одеялами и дрожащий. Оби-Ван скользнул в слишком жаркую для него постель и повторил позу Энакина, полностью соединяясь с ним изгибами колен, спиной, утыкаясь носом в его волосы и перекинув руку отчаянно прижимая его к себе нащупав ладонью биение сердца и замерев, ожидая, что его в любой момент могут оттолкнуть. Но Энакин только оцепенел, в объятиях чувствуя спиной сильное рваное сердцебиение Оби-Вана и схватив его руку прижимаясь еще ближе еще крепче, ища тепло, что, наконец, сможет прогнать холод, разливающийся внутри. Не заметно они потянулись к связи, погружаясь в Силу, ища друг друга, стараясь найти то, что потеряли, то, что у них так грубо забрал долг. В порыве отчаяния Оби-Ван сделал, то чего не делал никогда, смел все барьеры в своей голове, впервые демонстрируя себя и свои чувства, на раскрытой ладони отдавая их Энакину. Поток чувств, эмоций, муки, любви, сожаления вырвался в силу, но вместо того чтобы раствориться в ней был перехвачен Энакином, что жадно впитывал их, принимал и сохранял в себе, как величайшее сокровище. Оби-Ван не сразу понял, что то, что он испытывает так похожие на его эмоции, та же любовь, тоже страдание это не его. Энакин раскрыл и свое сознание, полностью отдавая себя Оби-Вану. Они так были похожи, так едины, что не трудно было потеряться, где заканчивается поток чувств одного и начинаются чувства другого. Этот водоворот смешивался, закручивался вокруг их, и уже было не важно, чья это любовь или боль они стали едиными. Где-то в глубине своей сути они ощущали всполохи ярости, сомнений, страха, таких запретных для джедая чувств, но это уже было не важно, эти эмоции они тоже были в них одинаковыми, да и они затмевались светом любви, разгорающимся костром радости, окутывались спокойствием. Во всей этой какофонии света и эмоций, они не обратили внимание, как связь, которая была четким канатом вдруг начала светиться, размывая четкие линии, превращаясь в сплошной поток света и эмоций, переставая быть осязаемой, становясь тем, что уже нельзя было разорвать, текущим потоком Силы, все, что они чувствовали, вся их суть была связью, что оплетала их.       Энакин вынырнул из потока связи не замечая, что его тело уже сотрясает не внутренний холод, а тихие, беззвучные слезы, что лились на подушку. Слезы боли, горя, обиды, слезы любви и радости, слезы, что несли облегчение. Оби-Ван сам не сразу понял, что и по его щекам стекают мокрые дорожки, слезы, что залечивали те прорехи, что были в связи, что вымывали из нее налет, принимая ее новое сияние.