Великолепный лжец

      Комната, в которой его оставили ждать милиционера, сильно отличалась от допросных из сериалов по телевизору — слишком светлая, с мягким диванчиком у стены, большим окном и нелепыми растениями, расставленными по периметру.       Единственным невписывающимся в интерьер объектом здесь был он сам, что приносило урчащее удовольствие.       Под наручниками — настоящими! — кожа стала ярко-красной ещё тогда, когда его грубо тащили из УАЗика через весь этаж, и хмурые морды провожали его глазами, как будто он по меньшей мере маньяк, а не неудачник, не заметивший камеру в торце дома напротив. В результате его невнимательности месячный вояж по дачным поселкам Подмосковья пришлось прервать, и теперь он смиренно ожидал своей участи, забросив ногу на ногу.       Сам он был уверен, что они это специально: в одном из американских фильмов преступников тоже оставляли одних в допросной, чтобы те прониклись ситуацией и как следует промариновались. К слову, страх он не испытывал абсолютно. За четырнадцать лет с ним случались вещи гораздо хуже, чем протирание штанов в мягком кресле для посетителей.       За дверью послышались шаркающие шаги, и через секунду в кабинет вошел мужчина, жутко смахивающий на тех амбалов, которые охраняют вход элитных заведений от такой шушары, как он. Высокий, выше него самого сантиметров на тридцать, мощный как шкаф, подтягивающий за собой левую ногу, он грузно увалился в кресло напротив, с ног до головы оглядев подобравшегося Влада.       Ни свежевыбритый череп, ни старый кровоподтек на челюсти, кажется, совершенно не производили на него должного впечатления. — Это я на задании под пулю попал.       Опешивший Влад поспешил закрыть рот и убрать с лица дебильное выражение, кричавшее на весь мир, что он впечатлен. — Я ничего не спрашивал. — Да? Обычно все интересуются, — кресло под все пытающимся усладиться поудобнее мужиком жалобно скрипело, — Заплатил за лишнюю звезду, так сказать.       Немного подумав, Влад решил, что он про один из двух значков, украшающих мундир.       Наконец усевшийся, дядька как-то тоскливо выдохнул. — Где твой друг ты мне не скажешь, верно?       Влад отрицательно качнул головой из стороны в сторону. Ломать комедию решительно не имело смысла, слишком легко считывались следы пребывания двух человек в загородном доме, который они позаимствовали у какого-то богача. Можно было расчитывать только на удачу и надеяться, что Толик спрятался достаточно хорошо.       Поначалу одноклассники должны были держать их в курсе происходящего, пока Влад не понял, что они вполне могут крысячничать по обе стороны баррикад, и не порвал с ними все ниточки общения, съехав с живописного домика в Балашихе. Потом они на пару прокуковали ещё две недели, обходя стороной центральные улицы и сетевые магазины, пока менты их не накрыли. Хорошо, что Толик решил проветриться как раз вовремя, и застали они только Влада, видящего десятый сон в хозяйской спальне.       Задумчиво постучав пальцами по столешнице в одному ему понятном ритме, мужчина продолжил: — Мы обшарили всё за этот месяц, но следов вашего пребывания так и не обнаружили. А мы старались, знаешь ли, — лицо его посуровело, — У меня старший твой ровесник. Я бы его за такое… — Ну вы бы заметили, если бы он вдруг не появлялся дома, не так ли? — не выдержал Череватый, впрочем, тут же кляня себя за вспыльчивость. Видимо, сытая безопасность, обретенная в чужом жилище заставила его ослабить поводья.       Он привык к непониманию и ровесников, и их родителей — никто из них не знал, каково жить бок о бок с монстрами.       Так уж вышло, что людей, из-за которых Влад появился на свет, назвать иначе он не мог.       Целый месяц он не знал ни побоев, ни поднимающих со дна детскую плаксивость унижений. Социального школьного педагога, сообщившего участковому, что он не ходит в школу, он теперь искренне ненавидел. Чертова дура по рассказам даже попробовала сначала заявиться к нему домой. По всему выходило, что отец как назло оказался трезв: в ином случае у него был шанс, что мудак не соберется и не сможет под конвоем дойти до отделения. — Прости, дядь, — заставил он себя сказать, — Мои родители здесь? Меня задержат?       Он был готов скрестить пальцы под столом за это. Слишком взрослый, он бы спокойно пережил колонию для несовершеннолетних, зная, как занять свое место.       Будто сканируя его, мужчина расстроенно покачал головой: — Нет. И нет. У человека, в чей дом вы проникли, нет претензий. Ну или он не хочет сгубить вам жизнь.       Всё внутри сжалось. Будь его воля, он бы с радостью провел следующие четыре года до совершеннолетия хоть в самой настоящей тюрьме, не обращая внимания на то, что этим навсегда подпортит себе свою репутацию. Может, если он в следующий раз наберется смелости и украдет чей-нибудь кошелек, у него есть все шансы? — Хотя исправительные работы тебе не помешают. Я назначу тебе часы после школы, будешь приходить в отделение. Ты понял меня, Влад?       Может, это было и неплохо — быть под постоянным наблюдением кого-то сильнее, чем его папаша. Несколько увеличивало шансы перетерпеть время. — Влад? — Влад!       Воспоминание рассеялось дымкой, а он будто ещё видел выгоревшую от времени картинку перед глазами.       Николай Иванович уселся на узенькую софу в курилке рядом с ним, выставив больную ногу вперед. — Ты последнее время витаешь в облаках. — Это было незаконно, верно? — увидев недопонимание со стороны начальника, он добавил, — Мои исправительные работы, помните? Я тогда не знал, но они назначаются по решению суда.       И уж точно малолетних преступников не подвозят домой на служебном бобике, подумал он.       У его наказания не было ни четких инструкций, ни установленных часов — практически ежедневно вплоть до конца девятого класса он приходил в отделение, смотрел как работают другие, а затем поступил в колледж при школе милиции уже исключительно по собственному желанию, потащив за собой Толика. — За тобой нужен был присмотр. Скажи, что я поступил неправильно. — Правильно. И незаконно.       Иваныч устало откинулся головой к стене.       Себе Влад с легкостью признавался в том, что сам он не раз закрывал глаза на подобные мелочи, но жгучее чувство обиды заставляло уколоть побольнее. Выбрали не его. Выбрали этого никому не известного парня с грустными глазами и скелетами в шкафу.       Забыв обо всем, Влад вылетел из кабинета и первым делом направился к проходной, заставив тупого увальня Игоря показать ему базу всех сотрудников, обязанных проходить в здание по обезличенным внешне пропускам.       Фото психолога, смотрящего исподлобья, он спустя полчаса обнаружил, а вот фамилии под выбитыми буквами имени нет, и не приходилось сомневаться чьими руками это было сделано. — Закон — не мера правильности. Не всегда. — Этим можно оправдать какую угодно херню. Что сделал этот ваш Олег? Чем заслужил покрывательство подполковника полиции? Будь я проклят, если он белый и пушистый, — продолжал гнуть свою линию Череватый, сам не веря в то, что говорит. Парень злил его ужасно, но был, скорее, похож на жертву, чем на преступника.       Сквозь пелену раздражения Влад видел с десяток признаков, роднивших его со всеми бедолагами, принесших заявления на различной степени уродов, но было что-то ещё.       Что-то от тех, кто упирается ногами и руками ради того, чтобы этих самых уродов покрыть. — Дай мне слово, Влад, что этот разговор останется между нами. — Нет. Даже ради вас нет. Если всплывет его вина — он заплатит, как все. — Он уже заплатил.       Влад с сомнением оглядел собеседника. Этот вариант он не рассматривал, а ведь вполне могло случиться так, что начальник пожалел бывшего заключенного, протащив того у всех под носом. — И по какой статье он сидел? — Господи, нет. Ты видел его?       Влад пожал плечами. А что, парень вполне подходил на роль откинувшегося только что зека, несправляющегося с жизнью после приключений за решеткой. И лицо у него было подходящее для всех тягот и невзгод, которые с ним там могли произойти — красивое, обрамленное длинными волосами.       Начальник продолжил: — Нет. Он проходил по делу, но его оправдали по всем пунктам. — Как я слышал, закон — не мера правильности.       Иваныч задохнулся, кажется, от этого подлого приема, а затем засмеялся во все легкие. На душе у Череватого поселилось что-то вроде умиротворения пополам с раздражением, когда он снова стал свидетелем этого звука, дозволенного слышать не всем. — Ты тот ещё прохвост, — морщинистая тяжелая рука легла ему на плечо, — Этот парень и ты дороги мне почти также, как мои сыновья. Сделай это для меня: не руби с плеча. Все, кого он знал, уже не забыли кинуть в него камень. Ты знаешь, каково это.       Чертово воспоминание снова появилось перед глазами, притянув за собой остальные.       Дело было ведь не только в родителях. Взрослые состоявшиеся люди не упускали возможность ткнуть его побольней, обещая, что он проведет свои дни в канаве или в заключении, как будто у него не было ни единого шанса пойти другой дорожкой. Может, он поэтому и выкарабкался, изо дня в день желая только того, чтобы с чужих сытых и довольных лиц ушла эта уверенность.       А может, этого бы не хватило, останься он рядом с папашей.       Отделение и человек, хромающий на левую ногу, открыли для него дверь куда-то получше, чем тюрьма или притон. — Вы уверены, что суд правильно оправдал его? — сдался он. — Я знаю Олега с детства, и не было более доброго мальчишки, чем он. Он оступился, но он не виноват в том, что произошло. Чтобы не думали остальные, и что бы не думал он сам. А вот его брат, — Иваныч покачал головой, — Не знаю, когда все пошло не так. И как дошло до того, что в итоге произошло.       Череватый понятливо кивнул: такое часто случалось, что преступники тянули в банду членов семьи. Закон ко всем участникам был одинаково суров, но чисто по-человечески тех, кто пошел за родителями, братьями и детьми и при этом не запачкал руки кровью было жаль. — Брат — это упомянутый всуе Саша? — почти что утвердительно спросил он. Как пить дать, старший, вляпавшийся в какое-нибудь беспросветное дерьмо, и утянувший за собой младшего. Может, свинтивший куда-нибудь подальше от системы правосудия, судя по ужасу в серых глазах. — О да, — ответили ему, — Разбивший миллионы сердец медиум, эзотерик и просто известный мошенник Александр Шепс. Тот, кого нашли повешенным в своей квартире ровно четыре года назад.